Недоуменные вопросы и ответы на них

«Некоторые иереи, – пишет отец И.К., – читают каждое Евангелие над головой больного, а другие – на приуготовленном столе». Это разнообразие в пастырской практике и послужило поводом для отца И.К. обратиться в редакцию «Руководства для сельских пастырей» за разрешением упомянутого вопроса. Хотя отец И.К. и не объясняет, почему некоторые иереи каждое Евангелие читают над головой больного, но можно предполагать, что они поступают так, руководствуясь следующими соображениями.

1) При чтении Евангелия на какой-либо службе православные христиане из чувства благоговения обыкновенно выслушивают его с наклоненной головой; но так как больные большей частью не могут приподняться с одра болезни и наклонением головы выразить свое благоговение к Евангельскому чтению, то, вероятно, ввиду этого, некоторые иереи находят нужным читать каждое Евангелие над самой головой больного;

2) Православные христиане должны выслушивать с особенным вниманием Евангельское чтение на той или другой службе; чтобы и больные могли с таким же вниманием выслушать спасительные и утешительные для них Евангельские словеса, некоторые иереи находят более целесообразным каждое Евангелие читать над головой помазуемых елеем. Как бы то ни было, но в чтении некоторыми иереями каждого Евангелия над головой больного, особенно тяжко больного, нельзя видеть что-либо странное и необычайное в нашей церковной практике. В самом деле, все приходские священники читают Евангелие на так называемых частных молебнах, обратившись лицом к молящимся и держа святое Евангелие над их преклоненными главами. Почему бы то же Евангелие подобным образом не прочитать и над головой больного, особенно по вышеизложенным соображениям? Само собою разумеется, что всякий раз, как только читается Евангелие над головой больного, не следует возлагать саму святую книгу на голову больного, так как, по указанию Требника, святое Евангелие должно быть только один раз возлагаемо на голову больного (письменами вниз) – в конце помазания елеем, когда полагается читать молитву: «Царю Святый, Благоутробне и Многомилостиве Господи Иисусе Христе». («Руководство для сельских пастырей», 1887 г.).

«Некоторые иереи, – пишет вопрошающий (о. И.К.), – на слова больного: «Благословите, отцы святии, простите мя грешнаго» отвечают так: «Христос истинный Бог наш да простит ти, чадо, и я недостойный прощаю», и затем дают больному целовать святой крест, другие же иереи, когда больной скажет: «Благословите, отцы святии, простите мя грешнаго», только осеняют его крестом без всякой молитвы и преподают ему лишь краткое нравственное наставление». Ввиду такого разнообразия, допускаемого в пастырской практике, вопрошающий не знает, примеру каких иереев следовать. По мнению «Руководства для сельских пастырей», чтобы избежать какого-либо недоумения и разнообразия в означенном случае, лучше придерживаться наставления, изложенного в Требнике Петра Могилы, в котором сказано, что после того, как больной испросит у совершителей Таинства благословения и прощения себе словами: «Благословите, отцы святии, и простите мя грешнаго», «начальствуяй иерей и все прочии с ним глаголют: «Бог Всемилостивый да простит вся согрешения твоя, и да благословит и помилует тя щедротами Своими, и воздвигнет тя от одра болезни твоея и здрава тя да сотворит, Сый благословен во веки. Аминь» (Большой Требник Петра Могилы. Изд. 1646 г., л. 607–608; средний Требник Львовск. Изд. 1675 г., л. 211); по получении же больным благословения и прощения от совершителей Таинства Елеосвящения: «начальствуяй иерей, или един от них, вкратце да сотворит слово наказательное (т.е. назидательное) к больному».

Отвечая на этот вопрос, «Руководство для сельских пастырей» замечает, что вопрошающий сам же и отвечает словами Петра Могилы, митрополита Киевского, который в своем Большом Требнике («О тайне Елеосвящения», с. 448) заметил, что «в едином и томжде недузе Тайна сия да не повторится, разве аще надолзе болезновав и к здравию пришед, паки в беду смертную впаднет».

По словам вопрошающего (о. И.К.), «помазуемые святым елеем части тела у больного стираются уже в конце елеопомазания – при чтении разрешительной молитвы». Но такой образ действий при совершении Таинства Елеосвящения, замечает «Руководство для сельских пастырей», мы не можем признать правильным как не имеющий для себя никакого основания. В существующих Требниках даже и намека нет на то, чтобы помазуемые святым елеем части тела у больного были отираемы уже в конце елеопомазания – при чтении разрешительной молитвы; в древнерусских же Требниках (см., например, Большой Требник Петра Могилы, 1646 г., с. 468; срав. Требник Львовск. Изд. 1875 г., л. 183 на обор.) определенно и точно предписывалось отирать помазуемые части тела у больного не в конце елеопомазания – при чтении разрешительной молитвы, а тотчас же после помазания и прочтения совершительной молитвы «Отче Святый, Врачу душ и телес».

О первом помазании святым елеем больного в Требнике Петра Могилы между прочим замечено: «Помазующу же первому иерею, диакон, или другой иерей, бумагою абие (тотчас) истирает пома-занныя части тела, и отер вся, полагает первый клубок бумажный или мягких пачешок на блюде, седмь бо сих клубков и истиранию помазанных частей, яже по совершении Елеосвящения в церкви сожигаются, пепел же их под олтарь вкопан или в умывальное место всыпан да будет» (стр. 468). То же самое сказано и в Требнике Львовск. Изд. 1675 г., л. 185 на обор.). Таким образом, лучше следовать точным и определенным наставлениям древних Требников – отирать помазуе-мые части тела у больного тотчас после помазания и прочтения совершительной молитвы, а не делать это перед чтением каждого последующего Евангелия или в конце Елеосвящения – при чтении разрешительной молитвы, не имея на то никакого оправдания ни в существующих, ни в древнерусских Требниках. («Руководство для сельских пастырей», 1887 г., № 40 и 42).

Начинать следует, само собою разумеется, с «Христос воскресе», которое в сем случае должно заменять «Святый Боже». Затем, поскольку начало Елеосвящения по составу сходствует с началом молебнов вообще, то всего лучше и дальнейшее продолжение этого начала приспособлять к порядку «Како поется молебен на святую Пасху», излагаемому в Триоди Цветной. А здесь прямо говорится, что, совершая молебен, иерей глаголет: «Благословен Бог наш», а мы: «Аминь». Та же иерей: «Христос воскресе» (трижды). И далее – «якоже предызъявися» в начале утрени. Вслед за сим, по чину Елеосвящения, диакон должен произносить ектению: «Паки и паки миром Господу помолимся» и т.д. Далее в том же чине полагаются: «Аллилуиа» (трижды) и тропари: «Помилуй нас, Господи, помилуй нас». Поскольку же известно, что и «Аллилуиа» в том смысле, как оно полагается в чинопоследовании Елеосвящения вслед за малой ектенией, т.е. как преддверие к тропарям «Помилуй нас, Господи, помилуй нас», совершенно не употребляется на Светлой неделе, то вместо его («Аллилуиа»), следуя вышеуказанному Уставу молебна в неделю Пасхи, лучше после ектений пропеть «Предварившия утро, яже о Марии», а затем: «Помилуй нас, Господи, помилуй нас» и т.д. Что же касается канона, то изменять его в пользу канона пасхального в данном случае нет надобности. В особенности это нужно сказать о тропарях этого канона, столь трогательных по своему содержанию и столь близко соответствующих самому существу Таинства и его значению для болящего. Необходимо только эти тропари читать внятно для больного, а не произносить их полуголосом, как это иногда делают большей частью, к сожалению, при совершении Елеосвящения. Ирмосы же «Моря чермную пучину» можно, пожалуй, заменить ирмосами канона пасхального, тем более, что ирмосы эти, как и ирмосы канона пасхального, особенного специального отношения к Таинству Елеосвящения не имеют.

Не может ни под каким условием:

1) потому что святой апостол Иаков, в Послании которого заключается основное учение о Таинстве Елеосвящения, положительно говорит: «Болит ли кто в вас, да призовет пресвитеры церковныя и да молитву сотворят над ним, помазавше его елеем во имя Господне». Как замечает Преосвященный Макарий в своем «Православно-догматическом богословии», вся «целительная сила» этого Таинства, по учению святого Апостола, «приписывается им не одному елею, но преимущественно молитве священнослужителей: «да молитву сотворят над ним, помазавше его елеем во имя Господне» (т. II, § 230). Как же сам священник может призывать себя и молиться о себе вместо других и помазывать себя елеем, когда все это возлагается на других, которых и надо и только можно призывать и т.д.

Притом же:

2) одно из существенных условий для действенности великого Таинства, по учению нашей Церкви, составляет то, чтобы как совершители Таинств, так и приемлющие их совершали и принимали не иначе, как «по Богопреданному чину» (Православное Исповедание, ч. I, отв. на вопр. 100). А о Таинстве Елеосвящения в нашей Церкви положительно говорится, что «совершителями оного апостол прямо называет пресвитеров: да призовет пресвитеры церковныя» («Православно-догматическое богословие», т. II, с. 231). Ясно, что если бы священник дерзнул совершить Елеосвящение сам над собою, то этим отступил бы от богоучрежденного чина и таким образом не совершил бы самого Таинства, так как «тогда только Таинство и будет Таинством, и будет благодатно действовать на человека, когда будет совершено согласно с его установлением, по воле Господней» (там же, § 245).

3) Наконец, если бы священникам возможно было совершать Елеосвящение над самими собою, то также можно было бы им и исповедовать себя, и венчать себя, и проч. Но как невозможно ничто подобное, так невозможно и совершение Елеосвящения в указанном виде, а потому, собственно, о Елеосвящении подобного рода не должно быть и речи. («Руководство для сельских пастырей», 1886 г.).

Саратовская Духовная консистория в разрешении сего вопроса, возбужденного одним из священников тамошней епархии, дала знать духовенству Саратовской епархии, что поскольку 9-м пунктом формы брачного обыска требуется совершение бракосочетания при посторонних свидетелях, а по 10-му пункту той же формы под обыском должна быть подпись поручителей, а не поручительниц, то очевидно, что поручителями при женихах и невестах не могут быть не только родители, но и близкие родственники, а равно и женщины. («Саратовские епархиальные ведомости», 1873 г.)

Но такое отрицательное решение вопроса идет вразрез с практикой, установившейся в некоторых епархиях и вызывает возражения. Вятский протоиерей отец Кибардин, обращаясь к редакции газеты «Современность» за разъяснением этого вопроса, находит, что распоряжение Саратовской консистории, с одной стороны, не имеет твердого основания в действующем законоположении, с другой – почти неудобоисполнимо в практическом отношении. В Уложении о наказаниях, между прочим, замечает отец Кибардин, нигде не говорится о взыскании с виновных в допущении родственников брачующихся быть поручителями при венчании последних. А если это обстоятельство не предусмотрено и не запрещено законом, то оно и не должно быть вменяемо кому бы то ни было в вину. Далее, если родственников брачующихся лиц лишить права быть поручителями при женихе и невесте, то это, по словам отца Кибардина, поставит в большое затруднение сельских священников, что может помешать своевременному совершению брака. Дело в том, что поручителями при браках бывают обыкновенно так называемые «поезжане», в состав которых входят преимущественно родственники новобрачных.

Вполне соглашаясь с мнением своего корреспондента, редакция, в свою очередь, полагает, что Саратовская Духовная консистория не совсем верно толкует смысл 9-го пункта формы брачного обыска. По ее мнению, закон, требуя, чтобы при совершении брака были посторонние свидетели, дает право разуметь под именем посторонних вообще всех, в том числе и родственников, не участвующих в самом акте совершения брака. По смыслу Кормчей, брак признается недействительным, если совершается тайно без свидетелей, т.е. если бы акт совершения брака удостоверяли только те, которые венчали и которых венчали (причт и новобрачные). Но если при совершении известного брака присутствовали, например, родители и другие близкие родственники новобрачных, хотя бы при этом не было ни одного чужого человека, то и в таком случае не имеется основания колебать церковно-юридическое значение такого брака («Современность», 1878 г., стр. 87).

В наших русских православных трудах по догматике, пользующихся общей известностью, в учении о браке сказано: видимую сторону Таинства брака, между прочим, составляет торжественное благословение брачного союза священником, когда он, возлагая венец на главу жениха, возглашает: «венчается раб Божий... рабе Божией... во Имя Отца и Сына и Святаго Духа»; потом, возлагая венец на главу невесты, повторяет: «венчается раба Божия... рабу Божию... во Имя Отца и Сына и Святаго Духа», и, наконец, произносит краткую молитву к Богу: «Господи Боже наш, славою и честию венчай я».

В исследовании о двоебрачных (или второбрачных) сказано: «и взем (священник) венцы, венчает жениха, глаголя: «венчается раб Божий... рабе Божией... во Имя Отца и Сына и Святаго Духа». Подобие венчает и невесту, глаголя: «венчается раба Божия... рабу Божию... во Имя Отца и Сына и Святаго Духа».

В большом же Требнике, перед исследованием о двоебрачных, печатается главизна патриарха Константинопольского Никифора о двоебрачных, о епитимии им. В главе о епитимиях сказано: «двоеженец не венчается», то есть на него, при вступлении во второй брак, не полагается венец. Но в «Пособии к изучению устава богослужения Православной Церкви» сказано, что обычай этот не соблюдается, как заметил это митрополит Ираклийский Никита в ответе епископу Константинопольскому, и венцы полагаются на двоебрачных. Что же сказать после всего этого? То, что Православная Церковь, допуская вступление во второй и третий брак, хотя и определяет вступающим в сии браки епитимию для очищения совести, хотя и чин совершения Таинства брака над двоебрачными и троебрачными совершается иной, нежели над вступающими в первый брак, но сии браки должны быть совершены вполне согласно чинопоследованию о второбрачных и троебрачных, то есть с возложением венцов, так как это не противно и догматическому учению о браке и каноническим постановлениям.

Прибавим и этому: если один из брачующихся вступает в первый брак, то совершается так называемое исследование великого венчания («Руководство для сельских пастырей», 1889 г.).

Обыкновенно дают возжженные свечи и сочетающимся вторым и третьим браками, так как на это нет прямого запрещения ни в церковных канонах, ни в чине венчания, изложенном в Требнике. Если же в «Новой Скрижали» и говорится, что «второбрачным, как уже недевственным, при сочетании их, в наследовании о второбрачных, подавать свечей не повелено» (см.: ч. IV, гл. 10, § 5), то это замечание в книге, не имеющей церковно-канонического значения, не должно смущать собою тех, которые держатся обычая, ныне почти повсеместно утвердившегося в практике Русской Церкви. Притом возжженные свечи в данном случае означают не одну только чистоту жизни брачующихся, но и «свет благодати совершаемого Таинства» (см.: «Пособие к изучению устава богослужения Православной Церкви», изд. 4, стр. 684), а равно чистоту и теплоту молитвенного чувства брачующихся («Церковный вестник», 1889 г.).

По замечанию «Церковного вестника», нет основания, при обручении, снимать имеющиеся на руках у жениха и невесты другие перстни и кольца, кроме обручальных, так как эти перстни и кольца в данном случае имеют значение только простых украшений.

По вопросу же о том могут ли быть употребляемы для обручения перстни с печатями, «Церковный вестник» ограничивается указанием на то, что запрещения на это не имеется.

Венцы так же, как и перстни, должно полагать на престоле и оттуда брать их самому священнику, когда наступит время венчания. Так и у нас делалось в старину, так делать указывалось и древними греческими и славяно-русскими чинопоследованиями обручения и венчания. Например, в уставе обручения и чине венчания, списанном с греческих книг митрополитом Киприаном, замечено: «стоит же на святой трапезе... венци, потирец стьклян и исполнен вина». То же замечание относительно брачных венцов можно встретить и в других чипах обручения и венчания, относящихся к более позднему времени – XVI веку (см.: «Богослужение в Русской Церкви в 16 веке». А. Дмитриевского. Часть I, стр. 389 и 392. Казань, 1884 г.). Полагать венцы на престоле и брать оттуда самому священнику, как бы из рук Самого Господа, требуется общим смыслом молитв, входящих в существующий чин венчания («Руководство для сельских пастырей»).

Новобрачные у нас не носят венцов в продолжение семи дней – венцы снимаются с них в указанное время еще до окончания венчания. Тем не менее по окончании венчания следует прочитывать молитву «на разрешение венцов в осьмый день», подобно тому, как и новопросвещенные у нас не ходят в белых крещальных одеждах или не носят этих одежд в продолжение семи дней и в восьмой день по Крещении не приходят или не приносят в храм для снятия при посредстве священника белых одежд, данных им при Крещении, но положенные молитвы «на разрешение пояса и пелен и на омовение миропомазанных частей в осьмый день по крещении» все-таки прочитываются тотчас же по Крещении. К тому же нужно заметить, новобрачные иногда сопровождаются в венцах из церкви до своего дома, и венцы остаются затем в их доме в продолжение семи дней; в восьмой же день после венчания новобрачные (или родители их) приглашают священника прочитать положенную молитву «на разрешение венцов в осьмый день». Понятно, что чтение этой молитвы бывает тогда как нельзя более уместным и вполне сообразным с древнехристианским православным обычаем (о значении молитвы «на разрешение венцов в осьмый день» после бракосочетания см.: в «Новой Скрижали», часть IV, гл. 22, § I).

По вопросу о том, можно ли провожать новобрачных в венцах в дома их, Таврическая Духовная консистория выразила такие соображения: в последовании венчания, после троекратного обхождения вокруг стола с пением: «Исайя, ликуй», сказано: «взем венец жениха, глаголет: возвеличися, женише и проч. И внегда взяти венец невесты, глаголет: «и ты, невесто, возвеличися и проч.». Очевидно, брачные церковные венцы снимаются до отпуста, а потому возлагать их вновь по окончании венчания и сопровождать новобрачных в дом нет оснований. Очевидно, это обычай местный, введенный ради торжественности, а может быть, ради прибыльности, так как при этом неизбежно предполагается особенное вознаграждение за излишний, кроме венчания, труд, соединенный при этом с особенной церемонией. А потому рекомендовать через «Епархиальные ведомости» духовенству не вводить такой обычай, где его не было, а где он существует с давних пор – стараться постепенно искоренять его мерами убеждения и разъяснения.

Вопрос этот возбужден был в Кишиневской епархии по следующему поводу: один благочинный, вследствие поступившего к нему прошения от одной жительницы г. Измаила о недопущении «Бутриенко к бракосочетанию с другим лицом, пока не последует судебное решение по жалобе ее на Бутриенко за обольщение ее», предписал духовенству Измаильских церквей не венчать Бутриенко с другим лицом, пока он не примирится с просительницею или не представит судебного акта об оправдании его, о каковом распоряжении благочинный и донес Преосвященному, который на этом донесении положил такую резолюцию: «Циркулярно дать знать всему духовенству, что если будут представляться браки, подобные настоящему, то священники должны прочитать родителям или опекунам невесты, равно и самой невесте 1531 ст. Уложения о наказаниях, изд. 1866 года, если, несмотря на ожидаемые последствия обвинения жениха в обольщении, невеста и ее родители будут настаивать на браке, то венчать брак. Отступление от сего правила поощряло бы разврат и давало бы повод бесчестным женщинам часто совершенно недобросовестным обвинением приостанавливать и затем совершенно расстраивать браки». Ст. 1531 Уложения о наказаниях гласит: «за обольщение не состоящей в замужестве торжественным обещанием на ней жениться, виновный, если он не исполнит своего обещания, подвергается лишению некоторых, по ст. 50 сего Уложения, особенных прав и преимуществ и заключению в смирительном доме на время от одного года и четырех месяцев до двух лет». 

1. Брачные обыски – это документы, которые составлялись до заключения брака.

Священник церковного прихода, где собиралась венчаться молодая пара, заполнял следующий документ: «Церковнослужители производили обыск желающих вступить в брак и оказалось следующее...» – далее перечислялась информация о сословной принадлежности жениха и невесты, их месте жительства, роде занятий, возрасте, не находятся ли они в родстве и т.д. Подписывался такой документ поручителями. При составлении брачных обысков использовались метрические выписки, паспорта, послужные списки, справки и другие документы личного характера.

Один крестьянин обратился к местному причту с просьбой о венчании его с избранною невестою, но причт, ввиду заявления посторонней девицы об обольщении ее женихом обещанием на ней жениться, оставил просьбу его без удовлетворения. Сопоставив это обстоятельство с законом, консистория нашла, что лица православного исповедания, без различия состояния, имеют полное право вступать в брак при указанных в законе условиях. К таким условиям относится свободное и непринужденное согласие лиц, вступающих в брак, вследствие чего брачное сопряжение, совершенное по насилию одного или обоих брачующихся, признается незаконным и недействительным. Обольщение, соединенное с торжественным обещанием жениться, хотя и признается законом за проступок уголовного характера, но не влечет за собою ограничения в праве вступать в брак по своему выбору, так как наказание за такой поступок ограничивается заключением от одного года и четырех месяцев до двух лет и лишением некоторых особенных прав и преимуществ, а именно: для дворян – запрещением вступать в государственную или общественную службу, участвовать в выборах и быть выбираемыми в какие-либо должности, даже в опекуны по назначению дворянской опеки»; для священнослужителей – «потерею духовного сана навсегда»; для церковно-служителей – «исключением из духовного звания»; для почетных граждан и купцов – «запрещением участвовать в городских выборах и быть избираемыми в почетные или соединенные с властью городские должности»; для людей всех прочих состояний – также «потерею права участвовать в выборах и быть избираемыми в почетные и соединенные с властью должности». Посему священнослужители имеют полное право венчать таковых лиц, несмотря на заявление обольщенной о торжественном обещании жениха вступить с ней в брак. Но так как на обольстителе лежит нравственная обязанность дать удовлетворение обольщенной им девице и в случае примирения обольщенной с обольстителем положенное в законе наказание за проступок не налагается, а наложенное уже судом отменяется, то в соответствии с сим консистория определила и его Преосвященство утвердил: через «Епархиальные ведомости» объявить к руководству и исполнению местному духовенству, что в случае заявления кем-либо об обольщении лицом, вступающим в брак, следует прочитать лицу, обвиняемому в обольщении, статью Уложения о наказаниях и предложить ему совершенно добровольно загладить свой грех женитьбой на обольщенной, и если только согласия не последует – венчать его, с кем он пожелает вступить в брак, предоставив обольщенной разбираться с ним судом гражданским.

Саратовское епархиальное начальство указом от 2 ноября 1884 года за № 13179 сделало следующее распоряжение: «При венчании браков раскольников, обращающихся в Православие, руководствоваться существующими на то общими узаконениями; при этом, если браки бывших раскольников не записаны в выдаваемые гражданским начальством метрические книги местному полицейскому или волостным правлениям, без чего самовольные их сопряжения не признаются законными браками ни гражданскими, ни церковными законами, и если обратившиеся в Православие намерены вступить в браки с православными лицами, то браки их во всяком случае должны быть совершаемы в церкви по чиноположению Православной Церкви». Из распоряжения начальства следует, что можно и самому священнику венчать обратившегося раскольнического супруга с лицом православным, когда раскольничий брак его с прежним раскольником-супругом не записан в гражданские метрики, только нужно соблюсти при сем узаконения – о летах, о родстве, о публикации и о прочем – по пунктам брачного обыска.

В таком случае, хотя бы оставляемый раскольнический супруг мог заявить согласие на принятие Православия, с тем чтобы остаться в супружестве с прежним супругом, но если оставляющий его супруг не согласен оставаться в прежнем супружестве, священник на основании несогласия последнего лица, каковое несогласие заявится ему и при венчании, мог бы, конечно, повенчать его с другим избранным лицом. Но так как раскольнический брак его с оставляемым лицом констатирован был гражданским законом, то нужно священнику на церковный сей брак испросить архипастырское благословение. Таковое благословение на расторжение гражданского брака следует спрашивать на новый брак в церкви раскольническому супругу и в том случае, когда прежний его раскольнический супруг не изъявит желания принять Православие («Саратовские епархиальные ведомости»).

По поводу того, что один причт, не дождавшись решения епархиального начальства о расторжении брака по безвестному отсутствию одного из супругов, повенчал оставшегося супруга вторым браком на основании частных сведений, что другой супруг находится в безвестном отсутствии более пяти лет и что, следовательно, со стороны епархиального начальства не может быть никаких препятствий к расторжению этого брака, Оренбургская консистория, в предупреждение таких случаев на будущее время, разъяснила всем причтам через «Епархиальные ведомости», что «до формального расторжения брака епархиальным начальством и до утверждения сего в известных случаях Святейшим Правительствующим Синодом они не вправе венчать лиц, супруги коих находятся в безвестной отлучке или лишены всех прав состояния». («Оренбургские епархиальные ведомости»).

В «Руководстве для сельских пастырей» (1887 г., № 45) решается вопрос о браке между детьми сводных сестер, но решается неверно. «Руководство» полагает, что этот брак возможен: требуется только разрешение Преосвященного, по согласованию со Святейшим Синодом. Но ни Святейший Синод, ни епархиальный епископ не разрешит брака между детьми сводных сестер. Брак с сестрою жены брата положительно воспрещен 54-м правилом VI Вселенского Собора. На этом основании, по крайней мере в настоящее время, Святейший Синод не разрешает браков между всеми лицами, состоящими в таких степенях свойства, в каких находится к данному лицу сестра жены или свояченица его брата. Так, по сообщению «Подольских епархиальных ведомостей» за 1885 год, разновременными указами Святейшего Синода дано знать Подольскому Преосвященному, что оставлены без последствий прошения о дозволении вступить в брак следующих лиц: а) отставного унтер-офицера Авраама Резункова – с двоюродной сестрой его умершей жены, б) крестьянина Гавриила Коротана – со вдовой его двоюродного брата, в) крестьянина Иакова Игнатьева – с племянницей мачехи его, г) отставного солдата Ивана Костенка – с племянницей отчима. В 1886 году Святейший Синод, рассмотрев представленное Уфимским Преосвященным дело о вступлении белебеевского купеческого сына Н. Белова в брак с девицей – сестрой его зятя (мужа сестры) Е. Бочинской, определил признать означенный брак незаконным и недействительным и утвердил решение епархиального начальства о сообщении относительно противозаконного вступления в брак Белова с Бочинской уфимскому губернскому прокурору и о том, чтобы Белов и Бочинская были подвергнуты церковному наказанию. Что касается числа степеней между детьми сводных сестер и тождественными с ними свойственниками, их насчитывают некоторые не четыре (как следовало бы) а пять, полагая раздельную степень между мужем и женою по отношению к родственникам с той и другой стороны. Но такой способ вычисления не имеет основания ни в церковных правилах, ни в наших действующих законоположениях. По смыслу тех и других, муж и жена составляют одно как для исходящего от них потомства, так и по отношению к их родственникам по восходящей и боковым линиям. Святой Василий Великий в 87-м своем правиле, между прочим, говорит: «Аще кто, будучи одержим страстию нечистоты, впадает в безчинное совокупление с двумя сестрами, то и браком сие не почитается, и в церковное собрание таковые приемлются не прежде, как по разлучению друг от друга. Ибо как не может он взяти матерь жены своея, ниже дщерь ея (свою падчерицу), потому что не может взяти свою матерь, ниже дщерь свою, такожде не может взяти сестру жены своея, потому что не может взяти сестру свою». Таким образом, святой Василий Великий совершенно отождествляет родственников мужа с соответствующими родственниками жены, так что, например, сестра моей жены должна считаться в такой же родственной близости ко мне, как и кровная сестра; мать моей жены столь же близка ко мне, как родная мать: права родства общие для обоих, то есть как для мужа, так и для жены. Точно так же Кормчая принимает мужа и жену во всех случаях за одну степень.

На рапорте благочинного о совершении одним из священников города Мценска Таинства Брака соборно, в сослужении с двумя другими священниками, Его Преосвященство 26 марта 1888 г. положил следующую резолюцию: «1) Хотя в канонических постановлениях и чинопоследованиях церковных ничего не говорится относительно соборного совершения Таинства Брака, но если не говорится, то нет оснований утверждать, что и дозволяется, напротив, в чинопоследованиях церковных, например, в чинопоследовании Святого елея (в Требнике) и в Типиконе, там, где упоминается о соборном совершении богослужений, с точностью определяется и круг и порядок действия священнослужителей, участвующих в соборном совершении священнослужения; в чинопоследовании же венчания везде говорится об одном священнике и одном диаконе. 2) Ссылка священников, венчавших соборно брак, на книгу священника Воронежской епархии Сильченкова, кроме того, что неточна, говорит против действий сих священников; ибо а) у Сильченкова на странице 101-й не сказано, – как пишут священники в объяснении своем, что «по аналогии с соборным венчанием Особ Царской фамилии допускается возможность совершения браков соборне священниками», – напротив, в подстрочном замечании сказано так: при венчании Особ Царской фамилии совершает Таинство один протопресвитер, архиерей же и другие духовные лица стоят в облачении по правую и левую сторону престола в алтаре; так, например, было при совершении брака Наследника Цесаревича, – тогда как священники, венчавшие брак в Мценске, стояли не в алтаре, а по сторонам первенствующего священника, как пишут в своем объяснении; б) в книге Сильченкова сказано: «совершать Таинство Брака в сем случае должен один предстоятель»; между тем, из донесения благочинного видно, что из участвовавших в соборном венчании священников один принимал участие в обмене брачующимися кольцами, а другой – в сообщении брачующимся чаши соединения, а через такое действие расширяется смысл того основания, на которое ссылаются желающие доказывать якобы основательность своего действия, и поступок становится уже произвольным. 3) Ссылка священников на будто бы соборное венчание учителя Нетесина в 1871 г. опровергнута прилагаемым при деле отзывом протоиерея Декапольского, который совершал сей брак; но если бы даже и допустить случай сей, то это случай уже забытый; по сему-то в феврале сего года совершенный соборно тремя священниками брак и возбудил заявление о соблазне. 4) Нужды в совершении брака соборно в объяснении священников никакой не указывается. А если они говорят, что действовали по просьбе благотворителей, то есть лиц состоятельных, и для них допустили исключение, то сим самым подтверждают только заявление о нарекании их в потворстве людям богатым и в отказе прочим бедным прихожанам относительно принятия участия священнослужителей в соборной молитве о счастье и благополучии жизни брачующихся. Допускать же для всех соборное венчание значило бы вводить то, для чего нет основания в чинопоследованиях церковных, значило бы давать широту произвольному обычаю, значило бы дозволять несообразности, например, при венчании второ- и даже третьебрачных, когда какая бы то ни было торжественность неуместна. 5) Указание священников на двухклирные причты, которыми, будто бы обыкновенно, венчаются браки соборно, не заслуживает основательного уважения; так как ничем сие не подтверждается; а если и известно что-либо о сем священникам венчавшим, то на это нужно смотреть как на допущение подобного же рассматриваемому произвольного деяния; притом двух- и трехклирные приходские причты в существовании своем имеют совсем иное основание, а не для соборных служений определяются. Посему за допущенное священниками венчание брака соборно сделать им замечание и в предупреждение повторения соблазна и нарекания на духовенство в корыстных целях совершения Таинства Брака предписать (и предписано) духовенству Мценских церквей воздерживаться от соборного совершения Таинства Брака; причем разъяснить: если бы усердствующие к храму Божию прихожане стали обращаться к священнослужителям с просьбою принести соборную молитву священнослужителей о счастье и благополучии брачующихся, то по окончании совершения венчания (непременно одним священником и одним диаконом) могут священники отправить Господу Богу молебствие соборное по образцу соборных торжественных молебствий, совершаемых при крестных ходах или в местных соборных храмах в дни высокоторжественные, избегая, впрочем, торжественности при венчании второ- и третьебрачных. А так как венчавшие соборно священники указывают в своем объяснении на существующие будто бы примеры соборного венчания браков и в других городах Орловской епархии, то по настоящему делу разъяснение сделать чрез «Орловские епархиальные ведомости» известным духовенству Орловской епархии к сведению и руководству». («Орловские епархиальные ведомости», № 10).

По словам вопрошающего отца П. С-ва, некоторые иереи в Забайкалье венчают за один раз несколько браков, причем допускают следующую, довольно странную оригинальность в самом порядке венчания: венцы возлагаются сначала на первую пару брачующихся, затем те же самые венцы возлагаются на вторую пару брачующихся и т.д. По снятии венцов с первой пары брачующихся и при возложении тех же венцов на вторую пару брачующихся, над головами первой пары поставляются и поддерживаются иконы, а по снятии венцов со второй пары и при возложении их на третью пару, над головами второй пары также ставятся и поддерживаются святые иконы и т.д. Таким образом, венцы попеременно возлагаются на головы брачующихся и притом только на тот момент, когда произносятся известные слова: «Венчается раб Божий...» и так далее, а затем вместо венцов поставляются и поддерживаются над головами брачующихся святые иконы до окончания венчания. Очевидно, при одновременном венчании нескольких браков в Забайкалье венцы заменяются иконами по недостаточному количеству первых в бедных церквах, и через то привносится в чин венчания особенность, не имеющая надлежащего смысла и значения. Как бы то ни было, одновременное венчание нескольких браков (и без привнесения в чин венчания каких-либо местных особенностей) воспрещается (см. определение Святейшего Синода от 3 июля 1733 г.). («Руководство для сельских пастырей», 1887 г.).

Каждый православный христианин нравственно обязывается особенным образом почтить день своего Ангела как день праздничный и весьма важный в его жизни. Посему нужно посоветовать жениху и невесте, чтобы они из благоговейного отношения к дню своего Ангела не вступали в брачный союз накануне этого дня, выставив им на вид, что вступление в брак обыкновенно сопровождается у нас такими пиршествами и увеселениями, которые неизбежно воспрепятствуют им по-христиански встретить и проводить день своего Ангела. Но, если и после таких внушений и советов жених и невеста или родители их все-таки будут желать, чтобы брак был заключен накануне дня Ангела жениха или невесты, то священник не вправе откладывать венчание до другого времени, так как у нас нет правила, возбраняющего венчать накануне дня Ангела кого-либо из брачующихся. («Руководство для сельских пастырей», 1887 г.).

По правилам Вселенской и Русской Церкви, самоубийцы могут быть погребаемы по христианскому обряду или лишаемы христианского погребения, смотря по тому, в каком душевном состоянии совершили самоубийство. Если совершили самоубийство в здоровом уме и свободно, хотя бы и под влиянием побуждающих обстоятельств, то лишаются христианского погребения. Напротив, лишившие себя жизни в бессознательном и несвободном состоянии погребаются по христианскому обряду. Святитель Тимофей, епископ Александрийский (бывший на Втором Вселенском Соборе), на вопрос подчиненных ему епископов: «Аще кто, будучи вне себя, подымает на себя руки, за таковаго должно ли быти приношение или нет», дал такой ответ: «Аще кто, будучи вне себя, поднял на себя руки, о таковом священнослужитель должен дознать, подлинно ли он был вне ума. Ибо, если он делал это по страху человеческому, по какому-либо малодушию и проч., то за него как за самоубийцу не должно быть приношения». Под приношением здесь разумеются все молитвословия по умершим, а именно: погребение, панихиды и поминовения на Литургии. Всего этого, по правилу Тимофея Александрийского, лишаются убивающие себя «в уме», или в здравом сознании, также «по страху человеческому, по какому-либо малодушию». Напротив, поднявшие на себя руки «вне ума» сподобляются молитв Святой Церкви. Из древних правил нашей отечественной Церкви мы можем привести одно близкое к данному случаю правило, помещенное в Требнике Петра Могилы. Недостойны христианского погребения «сами себе убивающия от отчаяния и гнева, разве аще прежде смерти знамения покаяния показаша. Но убо сии от изступления ума сие соделовающи, сии бо сподобляются, яко неведущия, что творят» (о чинном погребении). Так же, как и по правилу Тимофея Александрийского, лишаются христианского погребения убивающие себя от отчаяния и гнева «не от изступления ума», или не в сумасшествии и безумии. Напротив, убивающие себя от исступления ума удостаиваются христианского погребения. Сюда же относятся те из самоубийц, по приведенному правилу, которые умирают от насилия над самими собою, но после насилия до смерти проживают некоторое время и каются в покушении на самоубийство. «Лишивший себя жизни с намерением и не в безумии, сумасшествии, или временном, от каких-либо болезненных припадков, беспамятстве, если принадлежит к одному из христианских вероисповеданий, то он лишается христианского погребения (2021 ст. Уложения о наказаниях. Т. 15 Свода Законов, изд. 1857 г.). («Курские епархиальные ведомости», 1872 г.).

В марте-месяце 1875 года бывший священник Донской Троицкой церкви Гниловской станицы Николай Куреннов уклонился от погребения человека, умершего скоропостижно от чрезмерного употребления спиртных напитков, на том основании, что звание, а главное – вероисповедание умершего ему, Куреннову было неизвестно. По сему случаю, вследствие сообщения Таганрогского отделения Харьковского жандармского полицейского управления железных дорог, в Донской консистории возникло дело, при рассмотрении которого консистория, имея в виду, что подобные прискорбные случаи, к сожалению, могут произойти с каждым приходским священником и что в подобных случаях священники, за отсутствием распоряжения ближайшей власти, могут руководствоваться помещаемыми в повременных изданиях указаниями по сему предмету, несогласными с законом и определениями Святейшего Синода, вошла в подробное рассмотрение вопроса относительно погребения умерших от чрезмерного употребления спиртных напитков (опившихся), с целью дать духовенству руководственное указание по сему предмету вполне согласное «с каноническими правилами и законами гражданскими», и постановила следующее, утвержденное местным архиепископом определение: I) вопрос о способе погребения умерших вследствие чрезмерного употребления спиртных напитков был неоднократно обсуждаем Святейшим Синодом, как видно из присланной канцелярией оного копии с протокола, от 26 января 1848 года, за № 84. Так: а) 30 декабря 1839 г. Святейший Синод положил: есть случаи, в которых можно признать самоубийцами тех, которые лишаются жизни от чрезмерного употребления горячих напитков; а потому, если местное подлежащее начальство, по исследовании о каком-либо случае внезапной смерти и по законном рассмотрении, сообщит духовенству, что случай смерти произошел прямо от самоубийства, то духовенство, получив такое удостоверение, не может приступать к погребению указанного лица; б) В марте 1841 года Святейший Синод определил: относительно умерших от апоплексического удара, последовавшего от употребления горячих напитков, постановить, чтобы они не были лишаемы церковного погребения, если они при жизни своей прибегали к Таинству покаяния, и если местное начальство, которое по закону обязано исследовать случай смерти, удостоверит местного священника, что смерть приключилась не вследствие закоснелого и отчаянного пьянства; в) В декабре того же года Святейшим Синодом постановлено дать знать, чтобы священники лишали погребения только тех умерших от излишнего употребления горячих напитков, о которых местное начальство удостоверит, что смерть их произошла от закоснелого пьянства, а потому может быть признана за самоубийство; г) За сим уже в 1848 году, 9 января, в Святейшем Синоде состоялось по этому вопросу следующее заключение: принимая в соображение, что при составлении уложения о наказаниях происходило особое рассмотрение о случаях смерти, происходящих от излишнего употребления горячих напитков, что при таком рассмотрении, по началам и выводам юридическим, признано, с одной стороны, сомнительным относить сии случаи к самоубийству, а с другой – невозможным удостоверяться в оных, действительно ли смерть произошла от закоснелого пьянства, и что по сим основаниям оставлен в своей силе прежней порядок, по которому одни намеренные самоубийцы лишаются погребения, – Святейший Синод находит, что за сим, с изданием Уложения о наказаниях, предмет сей получил уже разрешение, и местные начальства, как духовные, так и гражданские, должны действовать на точном основании Уложения. 2) О лишении же христианского погребения умерших от употребления горячих напитков в Уложении совсем не говорится. В статье 1472 Уложения сказано: лишивший себя жизни «с намерением» и не в безумии, сумасшествии или временном от каких-либо болезненных припадков беспамятстве... лишается христианского погребения. Кроме этой статьи Уложения, в своде законов есть еще статья, имеющая отношение к данному вопросу, в которой говорится: тело «умышленного» самоубийцы надлежит палачу в бесчестное место оттащить и там закопать. 3) Что же касается канонических постановлений Церкви, то в этом случае можно указать только одно церковное правило, касающееся вообще самоубийц: если кто будучи «вне себя», поднял на себя руки, о таковом священнослужитель должен дознать, подлинно ли он был вне ума. Ибо если он сделал по страху человеческому, по какому-либо малодушию и проч., то за него как самоубийцу не должно быть приношения (14-е правило Тимофея Александрийского.). Таким образом, запрещается погребать по православному обряду только тела лиц, лишивших себя жизни сознательно и намеренно. Опившегося к этому разряду самоубийц можно причислить только тогда, если положительно будет дознано, что он пил именно с тем, чтобы лишить себя жизни и что мысль о самоубийстве у него родилась и созрела еще в трезвом состоянии. Но и в этом случае, по мнению консистории, нельзя сравнивать вину самоубийцы-опойцы с виною всякого другого умышленного самоубийцы, ибо смерти от перепоя предшествует помрачение рассудка, чего не бывает при употреблении других средств к самоубийству, например, выстрела, ножа и проч., а отсутствие сознания в минуту смерти у преступника, хотя бы пред тем и задумавшего лишить себя жизни, является обстоятельством, лишающим такого рода самоубийство преступного характера. Если же продолжить, что мысль о самоубийстве у опившегося явилась в состоянии опьянения, под влиянием его, то такого самоубийцу должно, очевидно, считать «поднявшим на себя руки вне себя, вне ума» (Тимофей Александрийский), «во временном беспамятстве» (Уложение о наказаниях, ст. 1472). Если же нет основания вовсе лишать погребения опившихся, так как по отношению к умершим Церковь не допускает различных степеней наказания, а или удостаивает их всей полноты своих молитв, или совершенно лишает оных, опившиеся, как умершие, хотя неестественной смертью, но не самовольно лишившие себя жизни, должны быть сподобляемы христианского погребения, тем более, что по светскому закону, когда тело неестественно или скоропостижно умершего будет признано членами судебно-медицинского осмотра достойным христианского погребения (а таковым обыкновенно признается тело всякого умершего, о котором с несомненной положительностью не дознано, что он лишил себя жизни умышленно) и когда священник получит об этом удостоверение, отношение или ведение от судебного следователя, врача или полицейского чиновника, он не может уклоняться от погребения, иначе подвергнется за это наказанию. 4) Когда священника будут просить о погребении умершего человека, коего вероисповедание никому из местных жителей неизвестно, то он должен предавать его земле с пением «Святый Боже», как христиан инославного исповедания, ибо удостаивать такого человека погребения по православному чиноположению, причем вносить тело его в храм и читать над ним разрешительную молитву, не подобает, из опасения совершить православный обряд над таким человеком, который не только никогда не был сыном Православной Церкви, но, может быть, даже презирал и хулил ее уставы и заповеди; отказывать же вовсе умершему, коего вероисповедание неизвестно, в участии Церкви при погребении его было бы как несогласно с христианскою любвеобильностью, так и несправедливо, потому что он мог быть не только христианином, но и православным. («Донские епархиальные ведомости», 1877 г.).

Для решения сего вопроса ссылаются на статью 922 (Свод Законов Российской империи, изд. 1857 г., т. ХШ), в которой говорится: «А буде кто из таковых чиновников (т.е. иноверцев) католической, реформатской и лютеранской религии преставится, желая погребен быть от священника Греко-Российского исповедания, а пастора упомянутых религий не будет, в таком случае, как они Евангельское учение содержат и надежду полагают на Христе Спасителе мира, и притом определили себя на защищение нашего православного отечества, священникам полковым тела их провожать с места до кладбища в ризах и епитрахили и опускать в землю с пением стиха «Святый Боже...» Так как в приведенном постановлении не говорится ни о пении заупокойной литии, которой обыкновенно начинается вынос тела, ни о возглашении «вечной памяти», то, по букве закона, участие священника в погребении иноверца должно ограничить следующими действиями: пришед в дом иноверца, он должен облачиться в священные одежды (епитрахиль и ризу) и начинать вынос прямо с пения «Святый Боже...»; с пением Трисвятого проводить тело до могилы и опустить в могилу без возглашения «вечной памяти». («Ярославские епархиальные ведомости», № 19, 1873 г.).

Доводы, убеждающие в правильности поименного поминовения усопших, обстоятельно изложены отцом Флегматовым в виде ответа на возражения неизвестного автора, напечатанные в «Домашней беседе» и направленные против его заметки (в «Саратовских епархиальных ведомостях», № 18, 1875 г.) о поименном поминовении усопших на литургийной ектении. Вот эта отповедь. Мы не по своей выдумке, говорит отец Флегматов, молимся поименно за усопших, а по уставу Святой Церкви, которая во всех, старых и новых, Служебниках ясно указывает нам: «Аще будет о усопших приношение, диакон или священник глаголет ектению сию: «Помилуй нас, Боже» и: «Еще молимся о упокоении душ усопших рабов Божиих (имя рек)». Все опровержения, направленные автором против этого нашего утверждения, кажутся нам неудовлетворительными – не по какому-либо нашему упорству, а истинно по убеждению нашей совести.

Автор думает поколебать это наше утверждение тем, что заупокойная ектения в Служебнике заключена в скобки, и потому она – несущественная часть Литургии; он свободно опускает ее при торжественном Богослужении. Что из этого следует? Если эта ектения, хоть бы она была и несущественная, положена на Литургии после существенной ектении сугубой – «о всех прежде отшедших отцех и братиях, зде лежащих и повсюду православных», – то для чего она тут положена? Очевидно, для перечисления поименно усопших, о которых нарочито просят молиться; иначе бы она, по произнесении общей ектении, не должна была произноситься как лишняя.

Автор исполнение заупокойной ектении с множественным «имя рек» думает объяснить так: диакон или священник должен произносить ее без перечисления имен, а при этом пусть каждый из предстоящих сам поминает своих покойников по тетрадке или наизусть. С чего взято такое объяснение? Ведь в Служебнике нет указания на то, чтобы миряне, когда диакон или священник произнесет «о упокоении рабов Божиих», сами перечисляли имена покойников.

Впрочем, автор дальше, кажется, уже соглашается с тем, чтобы диакон или священник в заупокойной ектений на Литургии именовали усопших, но только одних новопреставленных. Нам думается, что в этом смысле он говорит: «Мы знаем, что новопреставленных поминали по именам, но прежде отшедших отцев и братии решительно нет, как делают и в Иерусалиме и на Афоне – на нарочито заказанной ектений о новопреставльшихся». Почему же автор дает здесь место только новопреставленным, а прежде отшедшим решительно отказывает? А вот почему: прежде отшедших невозможно перечислить. Но главным образом автор не допускает на этой ектений поименного поминовения прежде отшедших, как видно, потому, что они уже поминаются на общей ектений о почивших: зачем еще поминать их на заочной или особой ектений? Это, считает он, не нужно и бесполезно. Как же это на проскомидии допускается, что хоть священник и молится вообще о всех усопших отцех и братиях, однако тут же читаются и диптихи и поминанья, значит, перечисляются по именам и давно преставившиеся с новопреставленными? Равно и по совершении Святых Даров, хоть священник тоже произносит общую молитву о всех усопших, однако тут же прилагается особая молитва о тех, имена коих он желает воспомянуть; значит, здесь перечисляются прежде отшедшие вместе с новопреставленными. Почему же будто не нужно и бесполезно делать то же самое на заупокойной ектений?! Правда, эта ектения – нарочито заказная; но нарочито заказываться она может не для одних новопреставленных, но и для прежде отшедших. Притом, и это главное, в нашем Служебнике не сказано, чтобы эта нарочитая ектения положена была только для новопреставленных; нет, там без различия указано на усопших: «аще будет о усопших приношение», и: «о упокоении душ усопших рабов Божиих (имярек)».

Опровергая наши слова о том, что Русская Церковь приняла чин литургий с заупокойной поименной ектенией от Церкви Греческой, руководившейся древнецерковной дисциплиной, автор говорит, что древняя церковная практика об этом и знать не знала. Между тем, сам же признает, что в древних греческих Служебниках заупокойная ектения приводилась – только в скобках и без «имяреков». Поскольку эта ектения следовала, как и в нашем славянском Служебнике, за общей, сугубой ектенией о всех прежде почивших, то, без сомнения, на ней также произносились имена нарочито поминаемых, несмотря на то, что при ней не обозначены были «имяреки». Из-за того, что заупокойная ектения, стоявшая в греческих Служебниках в скобках, была, дескать, несущественной частью Литургии и могла свободно опускаться, автор утверждает, будто ее не было в составе первоначальной Литургии Иоанна Златоуста, употребляемой теперь в Православной Церкви. Но это еще открытый вопрос. Впрочем, пусть бы эта ектения и не с самого начала вошла в состав Литургии Иоанна Златоуста, но раз она была уже в древних греческих служебниках, то из них, конечно, внесена и в наш славянский Служебник; или же внесена, хотя бы и после, в чин греческой Литургии Иоанна Златоуста, который был переведен затем и на славянский язык.

Дальше автор приводит из Литургии святого апостола Иакова молитву о усопших, в которой будто бы нет перечисления их по именам; однако из следующих слов этой молитвы: «Их же мы помянули православных» едва ли не следует заключить с вероятностью, что усопшие перечислялись тут по именам.

Ссылается также автор на некоторых святых писателей Православной Церкви, у которых не находится свидетельств о поименном поминовении усопших на литургийной ектении. Да и не мудрено, потому что, кроме упомянутого автором святого Иоанна Златоуста, ни один из упоминаемых им писателей не составлял чина Литургии с заупокойной ектенией. Поэтому нечего и ссылаться на них, как и мы не думали на них ссылаться в своей заметке.

Заканчивая изложение своих доводов, отец протоиерей высказывает такое суждение: так как почтенный автор не смог опровергнуть положение о чтении на Литургии ектении с поименным поминовением усопших и не сумел доказать, будто мы, следуя такому ясному указанию Святой нашей Церкви, поступаем нелепо, то мы не колеблемся оставаться при своем мнении. Одни мы могли бы и ошибиться, не понимая значения ектении с «имяреками», но нам известно, что так она понимается и исполняется не в России только, но и на Востоке. («Саратовские епархиальные ведомости», №23, 1875 г.).

В «Церковно-общественном вестнике» упоминается следующий случай, вызвавший пререкания. К петербургскому священнику отцу Перетерскому явилась дама, слезно умолявшая отслужить панихиду по умершей родственнице-лютеранке. Принимая во внимание, что предстоящее молитвословие – не Таинство и что оно предназначается не для умершей лютеранки, а для ее православных родных, отец Перетерский счел за лучшее исполнить эту просьбу, чтобы своим отказом не принудить православную семью молиться по-лютерански. Некоторым основанием для такой решимости могли служить аналогичные случаи поминовения лютеран-наставников при совершении торжественных панихид в учебных заведениях, один известный случай погребения, с разрешения епархиального начальства, лютеранина (генерала Розенкампфа) по православному обряду, на православном Смоленском кладбище (в 1871 г.). Между тем, нашлись строгие порицатели такой снисходительности отца Перетерскаго, и его поступок в доносе отца Алексеева трактуется как «соблазнительный для православных прихожан, постыдный для всего православного духовенства» и «вызывающий нарекание на православную кафолическую веру».

В обширном письме, с подробным изложением только что приведенных нами обстоятельств дела, на обсуждение редакции «Церковно-общественного вестника» был предложен вопрос о правильности поступка отца Перетерского. Ответ редакции мы приводим почти дословно.

Затронутый вопрос весьма интересен с точки зрения как чисто церковной, так и общественной, вследствие весьма нередких случаев родственных связей русских иноверцев с православными. Но решить его положительно далеко не так легко, как представляется нашему корреспонденту. Дело в том, что в церковных законах нет прямо относящихся к таким случаям постановлений. Только по аналогии можно делать некоторые заключения относительно того, как смотрит на этот предмет Православная Церковь.

Прежде всего, нельзя не принять во внимание того обстоятельства, что на ектениях, возглашаемых при различных богослужениях, Церковь молится об «отцех и братиях, зде лежащих и повсюду православных». Ясно, что умершие иноверцы исключены из молитв Православной Церкви. Затем в законе сказано, что, за неимением иноверного священника, православному священнику дозволяется сопровождать от дома до могилы покойника-иноверца, но с одним только пением «Святый Боже…»; ни о каких других молитвословиях, дозволенных к произношению при подобных случаях, в законе не упоминается. Наконец, если смотреть на Церковь как представительницу известной вероисповедной истины, то нельзя не заключить, что она может молиться только за своих как на истинно верующих, а не за чужих, отвергающих проповедуемую ею истину или по крайней мере признающих за истину то, что Православной Церковью признается заблуждением.

Так, однако, можно рассуждать, только стоя на чисто легальной почве, строго придерживаясь буквы закона и понимая Церковь как вероисповедную единицу. Но есть другая точка зрения, более широкая и нисколько не противоречащая духу действующего в Православной Церкви законодательства. Прежде всего, мы не можем смотреть на Церковь только как на вероисповедную единицу: ее значение и сила простирается на весь мир, на все человечество. Церковь заключает в недрах своих Божественную истину; но из этого вовсе не следует, чтобы те, которые суть не от двора сего, были ей совершенно чужды. Вот почему Церковь и молится о мире всего мира и о соединении святых Божиих Церквей. С этой точки зрения Церковь может молиться и о тех, кто не принадлежал к ее лону, как она молится о собственных своих сынах, пребывающих или умерших в заблуждении.

Корреспондент наш указывает на многочисленные факты молитв православных священников за умерших иноверцев. Указание это весьма важно: приведенные факты доказывают, что взгляд епархиальных начальств совпадает с высказанным нами мнением, – иначе они прямо воспрещали бы такие молитвы как незаконные. Вопрос, следовательно, сводится к чисто формальной стороне. Отец Перетерский, по нашему мнению, поступил вполне соответственно с духом Православной Церкви, но он нарушил форму: так как прямых постановлений о молитвах за умерших иноверцев нет в законе, а все дело шло о разъяснении формальной стороны, то ему следовало, прежде нежели приступить к молитвословию за умершего лютеранина, обратиться за разъяснением к епархиальному начальству, которое, вероятно, не отказало бы в своем разрешении совершить это молитвословие, но сам он этого сделать не мог: это именно дело архиерея как главного охранителя церковных законов во вверенной его попечению и наблюдению епархии, чем и объясняются всякого рода разъяснения, даваемые епархиальными начальствами по различным вопросам церковной практики. («Церковно-общественный вестник», 1873 г.).

Преосвященный Вениамин, епископ Черниговский, дал следующее предложение Черниговской консистории: «До сведения нашего дошло, что в некоторых местностях Черниговской епархии существует безобразный обычай, введенный неизвестно когда и состоящий в том, что в дни, которые Святая Церковь посвящает поминовению усопших родителей и родственников и преимущественно во вторник Фоминой недели, когда обыкновенно отправляются священнослужителями панихиды на могилах почивших, приносят местные жители на кладбище множество разных съестных припасов и еще большее количество горячих напитков и, лишь только оканчивается служение панихиды, начинают там шумные утешения, похожие, по словам очевидцев, на языческие тризны. Наблюдавшие этот обычай со скорбью уверяли, что священнослужителям, являющимся на кладбище для служения

панихид, приходилось совершать их среди кучи яств и множества кувшинов, наполненных водкою, словно на местах торжищ. Попойки и разгул, совершавшиеся в эти святые дни, доходили, по свидетельствам тех же очевидцев, до безобразия... Этот обычай, в высшей степени пагубный, не встречая со стороны священнослужителей противодействия, может повторяться ежегодно и породить самые гибельные последствия для нравственности держащихся оного. Почему, озабочиваясь о скорейшем и решительном прекращении оного как противного духу Церкви Христовой, повелевающей дни поминовения усопших проводить в одних святых молитвах и делах благотворения бедным и беспомощным, а не в пьянстве и срамословии, предлагаю консистории строжайше предписать благочинным епархии, чтобы они, в свою очередь, напоминали подведомственным их смотрению священно- и церковнослужителям не быть равнодушными зрителями в том случае, когда заметят в своих приходах существование указанного обычая. Они должны пастырским словом и увещанием разъяснять, и притом заблаговременно, таким прихожанам всю нелепость и гибельные последствия этого обычая, должны всячески убеждать их, что этот обычай, похожий на языческие тризны, совершенно омрачает святость дней, которые Святая Церковь определила на совершение молитв о упокоении душ, в вере и благочестии отшедших на вечный покой, что чрез него не только не получают усопшие милости Божией и оставления согрешений, а, напротив, теряют эту милость чрез столь грубое и в высшей степени оскорбительное для величия Божия препровождение оных в делах непотребных и крайне предосудительных. Пастырские свои увещания священнослужители могут высказывать за несколько дней до поминальных дней в храмах, а всего лучше на могилах покойников, перед исправлением литий и панихид» («Волынские Епархиальные ведомости», 1884 г., № 16).

В «Пастырском Собеседнике» за 1889 год (№№ 15, 16, 17) священник И. Кутепов поместил обширную статью под заглавием «Практические указания и разъяснения относительно служения Литургии соборне». Необходимость в таких указаниях и разъяснениях объясняется тем, что Служебник почти не дает толкования, как совершать Литургию нескольким священникам и диаконам. В нем есть только три кратких замечания на этот случай, именно – о возглашении ектении «Елицы оглашеннии, изыдите» при двух диаконах, о поминовении на великом входе при трех или четырех священниках и о взаимном целовании по возглашении: «Возлюбим друг друга»... С другой стороны, сельским священникам, особенно состоящим в одноштатных приходах, редко приходится совершать Литургию соборне. Отсюда у таких священников, естественно, могут возникать затруднения и недоумения, когда им случится участвовать в соборном служении.

Передадим порядок соборного совершения Литургии, как он представлен у отца И. Кутепова, с опущением лишь подробностей, касающихся совершения Литургии одним священником, и с некоторыми дополнительными примечаниями (подстрочными), какие сделаны в «Пензенских епархиальных ведомостях» при изложении означенной статьи отца И. Кутепова.

При чтении входных молитв перед царскими вратами соблюдается следующий порядок. Кто на какой стороне святого престола стоит, той он и выходит из алтаря и опять входит в него. По прочтении молитв и тропарей Спасителю и Богоматери все прикладываются к святым иконам. После молитвы, чтобы Господь укрепил на предстоящее служение: «Господи, низпосли руку Твою», которую читают, наклонив головы, все священники кланяются друг другу и предстоящему народу, испрашивая прощения. Вошедши в алтарь указанным порядком, настоятель становится перед престолом, прочие – по правую и левую его стороны, целуют Святое Евангелие, лежащее на престоле, и самый престол, затем отходят для облачения.

Проскомидию совершает один священник, и притом младший (Так говорится в «Пособии к изучению Устава богослужения Православной Церкви» священника Никольского и в «Руководстве.для сельских пастырей» (1880 г., № 8). Но в некоторых местах проскомидию совершает «чередной» священник, хотя бы старший.). Если на проскомидию подано будет много поминальных записок или книжек, то совершающему проскомидию помогают сослужащие священники, а в случае надобности и неслужащие, даже диаконы и псаломщики. Стоя у жертвенника, они прочитывают помянники, а служащий священник, говоря: «Помяни, Господи», вынимает частицы.

По совершении проскомидии и прочтении часов все священники становятся у престола по старшинству. Молитвы перед началом Литургии с воздеянием рук читает один предстоятель, прочие священники, вместе с ним, совершают только троекратное молитвенное поклонение перед святым престолом о ниспослании благодати Святого Духа и помощи при богослужении; предстоятель целует Святое Евангелие, а остальные священники и диакон целуют святой престол. Начальный возглас Литургии: «Благословено Царство» и возглас после великой ектении: «Яко подобает» произносятся предстоятелем; второй священник говорит: «Яко Твоя держава»; третий: «Яко благ и Человеколюбец Бог еси» (Молитвы, которые полагается читать тайно, должны быть вычитываемы всеми священниками). По произнесении своего возгласа каждый священник правой и левой стороны делает молитвенный поясной поклон перед престолом и кланяется предстоятелю (Чтобы не повторяться, заметим, что священники всегда делают поклон первенствующему при богослужении по произнесении возгласов или молитв).

Малый вход совершается так. Предстоятель, сделав три поклона пред престолом, целует Святое Евангелие и подает диакону. Затем вокруг престола с левой стороны подходит к предстоятелю второй священник, и оба, по целовании святого престола, отходят на правую сторону престола и идут за диаконом, несущим Святое Евангелие, вокруг святого престола, один за другим, северными дверями.

После того, как отойдут от престола первый и второй священники, в таком же порядке, по два в ряд, подходят к передней стороне престола остальные священники, которые также целуют престол и идут за первыми двумя священниками в те же северные двери (Сейчас священники целуют престол все одновременно, каждый на своем месте). Вышедши из алтаря, все занимают свои места, на которых стояли в алтаре: правые проходят сзади предстоятеля на правую сторону, а во многих местах малый вход при соборном служении совершается несколько иначе. Предстоятель, подав Евангелие диакону, тотчас (не дожидаясь второго священника) целует престол и идет за диаконом. Затем подходят к передней стороне престола второй и третий священники и, поцеловав его, идут за предстоятелем; за ними в таком же порядке следуют четвертый и пятый священники и т.д. Левые становятся на своей стороне, старшие – ближе к предстоятелю, младшие – к царским вратам. Предстоятель произносит: «Благословен вход святых Твоих», целует Святое Евангелие (сослужащие не делают этого) и, приложившись у царских врат к иконам Спасителя и Богоматери, входят в алтарь; затем входят и прочие священники, целуя – правые икону Спасителя на правой стороне царских врат, левые – икону Богоматери на левой стороне. Став на свои места, священники целуют престол и кланяются предстоятелю. Свещеносца благословляет предстоятель (Сейчас первыми входят младшие священники с обеих сторон, последним входит предстоятель, предварительно благословив свещеносца).

Возглас: «Яко свят еси, Боже наш» произносится также предстоятелем. При пении «Святый Боже» предстоятель по целовании святого престола (но не Евангелия), отходит на горнее место. В это время старшие священники обеих сторон, стоявшие ближе к предстоятелю, приложившись к престолу, переходят со своих мест и становятся от горнего места по обеим сторонам престола, каждый на своей стороне: – старшие ближе к горнему месту, а младшие – к царским дверям. Перед возглашением: «Мир всем» предстоятель, стоя на горнем месте лицом к народу, делает поклон на правую и левую сторону – священникам, стоящим у престола, и затем произносит: «Мир всем». Во время чтения Апостола священники садятся, каждый на своей стороне; предстоятель садится по правую сторону престола первым от горнего места (Садиться на горнем месте священнику воспрещено. Чин. Литургии св. Иоанна Златоуста. Изд. 1861 г., с. 54).

По прочтении Апостола «Мир ти» говорит предстоятель, затем второй священник, сделав поклон предстоятелю, отходит к передней стороне престола и, взяв с него Святое Евангелие, отдает диакону и становится на свое место (Во многих местах диакон, приняв Евангелие от второго священника, подносит его к предстоятелю для целования). По произнесении диаконом: «Благослови, владыко» предстоятель возглашает: «Бог молитвами…» Возглас: «Премудрость, прости...» произносит второй священник. «Мир всем» говорит предстоятель, «Вонмем» – третий священник. Если служат два диакона, «Премудрость, прости» и «Вонмем» говорит второй диакон. По прочтении Евангелия предстоятель со словами «Мир ти, благовествующему», приняв у диакона Евангелие, целует его и ставит на престоле (сослужащие священники Евангелие не целуют. В это время предстоятель становится у передней стороны престола, и все сослужащие священники переходят от горнего места к предстоятелю и становятся каждый на своем месте (Царские врата в это время затворяются обыкновенно третьим священником).

После чтения Евангелия и моления о Святейшем Синоде второй и третий священники открывают илитон и три стороны святого антиминса (две боковые и нижнюю). В то же время предстоятель целует святой антиминс (Едва ли не местный обычай). Возглас: «Яко милостив и Человеколюбец Бог», молитву за царя и возглас после заупокойной ектении (если она бывает) произносит предстоятель. В конце ектении об оглашенных перед возгласом четвертый и пятый священники открывают верхнюю сторону святого антиминса. Возглас: «Да и тии с нами славят» произносит четвертый священник; при этом возгласе предстоятель делает губою крест над святым антиминсом. Возглас: «Яко подобает» делает пятый священник. Возглас: «Яко да под державою Твоею» произносит предстоятель.

Перед великим входом предстоятель три раза читает Херувимскую песнь с воздетыми руками (чего прочие священники не делают). Каждый раз, по прочтении сей песни, все священники, вслед за предстоятелем, делают по одному земному поклону (Насколько нам известно, в означенные минуты священнослужителями делаются только поясные поклоны). Предстоятель, приложившись к антиминсу, и диакон – к престолу, отходят к жертвеннику, где предстоятель кадит Святые Дары, возлагает воздух на левое плечо диакона и, поцеловав святой дискос, передает его диакону, прочие священники в это время по два подходят к передней стороне престола, прикладываются к антиминсу и, поклонившись один другому, отходят к жертвеннику. Выход в северные двери совершается так: предстоятель с потиром идет вслед за диаконом, за ним следуют второй священник с крестом, третий – со лжицею, четвертый – с копьем, пятый – с губкою. Когда священники берут крест, лжицу копие и губку, то непременно целуют их и держат «при персех». Становятся на солее лицом к народу, первенствующий – рядом с диаконом, второй – рядом с первым и т.д. Диакон поминает Государя императора и Господина нашего, Преосвященнейшего (имярек) (Такой порядок предписывается и служебником, но во многих местах поминовение Святейшего Синода и местного Преосвященного возглашается непременно диаконом, сколько бы ни было служащих иереев. Так всегда делалось, например, в Киево-Братском монастыре, когда настоятелем его был ректор Духовной Академии архимандрит Филарет (впоследствии епископ Рижский и Митавский), который обыкновенно совершал Литургию с шестью священниками, а на Рождество и на Пасху – с десятью). Сослужащие священники ничего не говорят; но первый заканчивает: «Священство ваше и всех вас, православных христиан». При словах «священство ваше» все священники тихо отвечают: «Священство твое» (В Служебнике заключительное поминовение предписывается делать четвертому священнику, если служат не менее четырех священников. Но у нас повсеместно при всяком числе служащих иереев заканчивает поминовение предстоятель). За сим предстоятель и все священники входят в алтарь царскими вратами, и каждый становится на свое место. После Херувимской песни до заамвонной молитвы все возгласы произносит предстоятель.

По возглашении диакона: «Возлюбим друг друга» первенствующий, поцеловав (сверх покрова) дискос, потир и край престола, отходит с середины престола на правую его сторону. Второй священник, обойдя престол с правой стороны на левую и став на месте предстоятеля, прикладывается к Святым Дарам и престолу; затем подходит к предстоятелю, и оба целуют один другому правую руку при словах предстоятеля: «Христос посреде нас» и ответе второго священника: «И есть и будет». После этого второй священник идет направо вокруг предстоятеля и становится рядом с ним. Третий священник (первый нa левой стороне престола) подходит к Святым Дарам со своего места и, по целовании их, при тех же словах целуется в правую руку с предстоятелем и вторым священником и становится рядом с последним. В таком же порядке, непременно с одной левой стороны престола, а не с обеих сторон, должны подходить для целования Святых Даров и престола и все прочие священники, затем переходить непременно на одну только правую сторону престола, где по целовании друг у друга правой руки при словах старшего: «Христос посреде нас» и младшего: «И есть и будет» должны становиться, по старшинству, рядом, на одной правой стороне престола и дальше – вокруг престола от правой руки к левой. Если служат два или три диакона, то они целуют орарь (где крест), потом друг друга в плечо и говорят то же, что священники (При двух диаконах взаимного целования между ними не бывает; так как один из них стоит в это время на амвоне, долгой в алтаре). При пении Символа веры вместе с предстоятелем все священники веют воздухом над Святыми Дарами, после чего предстоятель (один) целует воздух, а младший священник, сложивши его, полагает на краю с левой стороны престола. Когда предстоятель будет произносить: «Приимите, ядите», «Пийте от нея вси», все священники должны тихо повторять за ним эти слова. Приступая к освящению Святых Даров, предстоятель, по прочтении молитвы «Еще приносим Ти», с воздеянием рук, а прочие священники без этого, и диакон трижды поклоняются до земли пред Святой Трапезой, «молящеся в себе», то есть так, что они только могут слышать один другого. Предстоятель трижды произносит: «Господи, Иже Пресвятаго Твоего Духа», а диакон – стихи: «Сердце чисто созижди во мне» и проч. Слова: «Твоя от Твоих», «Сотвори убо хлеб сей», «а еже в чаши сей», «преложив Духом Твоим Святым» должны говорить тихо, непременно в одно и то же время и в одно слово с предстоятелем, не отставая и не опережая его, и все сослужащие священники. Благословлять дискос и потир должно одному предстоятелю.

Причащение священников и диаконов совершается таким образом. По раздроблении Святого Агнца порядком, указанным в Служебнике, и после троекратного земного поклонения с молитвою: «Боже, очисти мя», предстоятель кланяется сослужащим и народу с словами: «Благословите, отцы святии», а также и сослужащие кланяются предстоятелю и между собою. Предстоятель преподает Святое Тело диакону по уставу. Потом со словами: «Се прихожду» делает земной поклон, целует край престола, принимает на правую руку святую частицу и отходит на правую сторону престола. Второй священник, обойдя престол с правой стороны на левую и, став на месте предстоятеля, принимает так же, как он, Божественное Тело и отходит непременно влево, проходит левой стороной около самого престола на правую сторону и становится на своем месте, рядом с предстоятелем.

В таком же порядке должны подходить к принятию Святого Тела по старшинству и все священники: непременно с одной, только левой стороны престола и отходить опять одною, только левою стороною его. Становиться должны: второй с первым, третий рядом со вторым и т.д. вокруг всего престола, и, прочитав молитву: «Верую, Господи», причащаться Тела Христова. По причащении всех священников предстоятель переходит на свое место. Для причащения Крови Христовой все священники по старшинству подходят с одной только правой стороны престола, делая поясной поклон и произнося: «Се прихожду». По причащении все священники (кроме предстоятеля) отходят к жертвеннику для принятия теплоты. Предстоятель же, после причащения, обойдя престол, становится с левой стороны его, ожидая, пока все священники причастятся Крови Христовой, после чего он причащает Святой Крови диакона [Причащает диакона на Литургии старший священник, так как при «соборном служении старшему священнику принадлежит преимущество чести – предстоятельство и ему, следовательно, более прилично, чем младшему священнику, причащать диакона. При архиерейском служении причащает диаконов не младший из иереев, сослужащих архиерею, а старший из лиц пресвитерского сана – протоиерей или архимандрит (Руководство для сельских пастырей)] и затем уже отходит к жертвеннику.

После обычных действий по причащении Святых Тайн, все священники становятся на свои места, диакон отверзает царские врата. Предстоятель, поцеловав потир, подает его диакону, который выносит его в царские врата, говоря: «Со страхом Божиим». Причащает причастников предстоятель, но если их много, сослужащие священники могут попеременно причащать их из одного и того же потира. Все последующие за тем действия совершает один предстоятель. Во время ектении: «Прости приимше» предстоятель, поцеловав святой антиминс и губу, слагает антиминс с сослужащими священниками так: сперва закрывает верхнюю сторону антиминса, потом нижнюю, далее следует закрывать непременно левую боковую сторону и, наконец, боковую правую; илитон должно свертывать в том же порядке. Сложенные таким образом антиминс и илитон удобнее открывать. Возглас: «Яко ты еси Освящение наше» и слова: «С миром изыдем» говорит предстоятель. Заамвонную молитву прочитывает самый младший священник, который, однако, по возвращении в алтарь, не подходит к жертвеннику для прочтения конечной молитвы: «Исполнение закона и пророков». Эту молитву читает предстоятель. Он же творит и отпуст. По окончании Литургии все священники и диакон целуют святой крест.

Литургия может быть совершаема «соборне» несколькими священниками и без диакона, что разрешено Святейшим Синодом в 1874 году в указе на имя Донского Преосвященного (ныне митрополита Киевского) Платона. Соборное совершение Литургии без диакона по различным указаниям представляется в следующем виде.

Входные молитвы читаются таким же порядком, как и при служении с диаконом. Начальные молитвы и молитвы «Помилуй нас, Господи»; «Господи, помилуй нас», которые положено читать диакону, читает без диакона первенствующий священник. Проскомидию и каждение пред Литургиею совершает третий священник, который предполагается последним.

Начинает Литургию и произносит великую ектению первенствующий.

Все ектении на Литургии священники должны произносить, стоя в алтаре, а не перед царскими дверями, как на других службах.

В некоторых местах, при совершении той или другой службы несколькими священниками без диакона, все ектении произносят младшие священники, а возгласы делает старший. Это неправильно, так как здесь младшие священники некоторым образом низводятся в разряд диаконов. В указе Святейшего Синода Донскому Преосвященному относительно такого служения замечено, что ектении и возгласы священники должны произносить по череде; следовательно, кто из священников произносит ектению, тот должен делать и возглас.

На малом входе первый священник несет святое Евангелие и произносит: «Премудрость, прости». Он же делает возглас «Яко свят еси Боже наш».

Перед чтением Апостола «Вонмем» произносит второй священник; «Мир всем» – первый; «Премудрость» – третий. По прокимне «Премудрость» и «Вонмем» возглашает второй священник. Каждение во время чтения Апостола (Апостол должен прочитываться, конечно, не священником – тем или другим, а псаломщиком. В книге отца Хойнацкого, в разделе «О причащении и Литургии», § 121, и в книге г. Нечаева каждение во время чтения Апостола предписывается совершать действительно старшему священнику. Но по таблице, приложенной к книге того же отца Хойнацкого, это каждение производит второй священник, что в данном случае кажется приличнее) совершает старший священник. Он же говорит: «Мир ти». Слова перед Евангелием «Премудрость, прости, услышим святаго Евангелия» говорит второй священник. Первенствующий произносит «Мир всем» и «От Матфея (или другого евангелиста) святаго Евангелия чтение». Третий священник говорит: «Вонмем». Первенствующий читает Евангелие, он же произносит сугубую ектению с возгласом и заупокойную ектению (если потребуется). Второй священник произносит ектению «Помолитеся, оглашеннии, Господеви» с возгласом «Да и тии». Третий священник говорит ектению «Елицы оглашеннии, изыдите» и возглас «Яко подобает». Последнюю ектению перед Херувимской песнью с возгласом «Яко да под державою Твоею» произносит первый священник.

Каждение перед великим входом совершает первый священник. Но затем, когда нужно переносить Святые Дары с жертвенника на престол, один первенствующий священник должен нести потир и дискос или же первый священник должен нести только потир, а дискос приличнее взять второму священнику. Этот вопрос решается различно. Протоиерей Хойнацкий и г. Нечаев полагают, что Святые Дары должны быть переносимы двумя старшими священниками, причем первый должен нести потир и поминать установленным порядком Государя и Государыню, а второй – нести дискос и поминать Государя Наследника и т.д. Высказано было и основание такого порядка. На Литургии Преждеосвященных Даров при архиерейском служении дискос несет первенствующий (после епископа), а потир – второй священник. По аналогии можно заключать, что и на полной Литургии, когда она совершается двумя или несколькими священниками без диакона, сосуды со Святыми Дарами должны быть переносимы двумя священниками, но первенствующий должен нести не дискос (как на Преждеосвященной Литургии при архиерейском служении), а потир, как положено на полной Литургии; дискос же должен взять второй священник и нести его обеими руками пред грудью, а не на голове. По мнению же «Церковного Вестника», выраженному в 1885 (в № 48) и повторенному в 1886 году (№ 8), Святые Дары должны быть переносимы одним первенствующим священником, который в правой руке должен иметь потир при «персех», а левою держать дискос на голове. Ввиду такого разноречия, отец Кутепов полагает, что в данном случае, впредь до решения вопроса высшею властью, от произволения предстоятеля зависит распорядиться – следовать тому или другому порядку. Чтобы не породить какого-либо соблазна введением нового способа перенесения Святых Даров, не лучше ли и при соборном служении переносить их так, как переносит один священник без диакона и как рекомендуется в «Церковном Вестнике» (Мнение это «Церковный Вестник» высказал в ответ священнику И. Раевскому, который полагал, что при соборном служении Литургии без диакона Святые Дары должны быть переносимы с жертвенника на престол двумя священниками, и притом первый должен нести не потир, как обычно, а дискос с святым Агнцем, а второй – потир. «Церковный Вестник» при этом положительно утверждает, что священник, неся потир в правой руке, дискос должен держать непременно на голове, а не на груди, потому что только в таком случае следующее затем снятие его с головы удержит свое символическое зна-менование снятия Тела Христа Спасителя с креста, на что прямо указывает произносимая при этом песнь «Благообразный Иосиф». Да так делалось и в древности. По мнению «Церковного Вестника», священник может переносить дискос в руках, а не на голове лишь в том случае, если его болезненное состояние не позволяет ему без всякой опасности поднять его на голову), тем более, что в древности в некоторых церквах, как видно из древних Литургий, Святые Дары переносились одним священником даже и при служении диакона.

Итак, первенствующий священник со Святыми Дарами поминает Государя Императора и Императрицу; второй священник берет святой крест и поминает Наследника и весь царствующий дом; третий берет лжицу и поминает Святейший Синод и местного архиерея, оканчивает поминовение, по обыкновению, первый священник; потом он ставит потир и дискос на престол, кадит и прочее. Затем третий священник затворяет царские двери и закрывает завесу.

После этого, так как все возгласы до конца Литургии полагается при соборном служении с диаконом делать первенствующему священнику, то и все ектении в отсутствие диакона должен произносить первенствующий, хотя, по книге отца Хойнацкого и по статье отца Кутепова, первую просительную ектению (после Херувимской песни): «Исполним молитву нашу Господеви» предписывается возносить второму священнику (без объяснения, кто должен делать возглас «Милостию и щедротами»), а вторую: «Вся святыя помянувше» – третьему, но возглашение: «И сподоби нас, Владыко» – первому. Ектению «Прости, приимше» с возгласом «Яко Ты еси Освящение наше» отцы Хойнацкий и Кутепов почему-то полагают исполнять второму священнику; слова «С миром изыдем» – произносить третьему.

Существенная часть Литургии – совершение самого Таинства Евхаристии и причащение священников – должна быть выполняема без диакона таким же порядком, как и при диаконе, с опущением только того, что относится к причащению диакона (по мнению «Пензенских епархиальных ведомостей», все то, что при соборном служении с диаконом исполняет первенствующий, он же должен исполнять и в отсутствии диакона. То же надобно сказать и о прочих священниках, которые и по указу Святейшего Синода от 13 сентября 1874 г. (на имя Донского Преосвященного), должны действовать в данном случае так, как обыкновенно поступают младшие священники в сослуже-нии со старшими).

Заамвонную молитву с предваряющим ее воззванием «Господу помолимся» должен читать, конечно, третий священник. За сим первый священник читает молитву «Исполнение закона пророков» и совершает отпуст.

Этот порядок служения Литургии для трех священников легко применить и к совершению ее двумя священниками без диакона. В этом случае то, что назначено для третьего священника, должен исполнять второй вместе с тем, что назначено для него самого.

Если бы понадобилось вместо трех служить пяти священникам, то в практическом руководстве протоиерея Хойнацкого указан следующий порядок. По «Святый Боже» пред прокимном «Вонмем» произносит четвертый, а «Премудрость» – пятый священник. Потом четвертый же священник произносит «Премудрость» и «Вонмем» перед Апостолом и совершает каждение во время чтения Апостола. Затем четвертый произносит ектению «Помолитеся, оглашеннии, Господеви», а пятый – ектению «Елицы оглашеннии, изыдите». На Херувимской песни пятый поминает Святейший Синод и местного архиерея и т.д.

Совершение Литургии в присутствии Преосвященного сопровождается следующими особенностями. При чтении часов, в конце их, вместо «Именем Господним благослови, отче» чтец говорит «Именем Господним, владыко, благослови»; священник вместо «Молитвами святых отец наших» возглашает «Молитвами святаго владыки нашего». После каждого возгласа священник делает поклон архиерею, обращаясь лицом к нему. Перед каждением диакон за благословением кадила обращается к Преосвященному. При каждении архиерея диакон становится за престолом, по правую сторону его и кадит в первый раз «трижды по трижды», а по окончании каждения только трижды. После каждения (первого) Преосвященного совершает оттуда же каждение на правую и левую сторону священников. При выходе из алтаря и по возвращении в него диакон каждый раз кланяется Преосвященному, а потом уже священникам. Равным образом, когда на Литургии совершает каждение священник, а не диакон, он сам кадила не благословляет, а испрашивает благословение Преосвященного.

После начального возгласа «Благословено Царство», равно как после всех возгласов за ектениями, предстоятель и каждый другой священник делают поклон Преосвященному. Перед малым входом предстоятель, прежде чем подать Евангелие диакону, приложившись к престолу, кланяется вместе с диаконом архиерею. Диакон, приняв Евангелие, подносит его Преосвященному для целования. Затем все священники, приложившись к престолу, также делают поклон архипастырю. Возвратившись в алтарь и заняв свои места, священники снова целуют престол и кланяются архиерею. Перед возглашением «Мир всем» настоятель делает поклон архиерею и потом говорит «Мир всем», обращаясь к народу и кланяясь, но благословения рукою не преподает, так как это благословение относилось бы и к Преосвященному, которого священник не может благословлять. Но говоря диакону «Мир ти, благовествующему» и псаломщику «Мир ти», священник благословляет их и в присутствии Преосвященного, потому что здесь благословляются только диакон и псаломщик.

На великом входе предстоятель после возглашения «Святейший Правительствующий Синод и Господина нашего Преосвященнейшаго...» входит в алтарь, становится у престола и, обратясъ к Преосвященному, возглашает «Архиерейство твое да помянет Господь Бог во Царствии Своем всегда, ныне и присно и во веки веков», потом опять становится на свое место на амвоне и заканчивает поминовение «Всех вас, православных христиан, да помянет Господь...»

По причащении священнослужителей, священник или диакон должен подать Преосвященному не одну только просфору, как делается для мирян, а антидор, просфору и теплоту; для чего на антидорной тарелке сверху просфоры должно положить антидор, а на другой тарелке подать ковш с теплотою. В конце Литургии по возглашении священником «Слава Тебе, Христе Боже…» надобно пропеть «Слава и ныне... Господи помилуй (трижды)... Владыко, благослови» («Пензенские епархиальные ведомости», 1880 г.).

Священник Н. Раевский предложил на разрешение редакции «Церковного Вестника» следующие недоуменные вопросы.

По упразднении диаконских вакансий при сельских церквах представился вопрос о том, должен ли священник на литургии Иоанна Златоуста и Василия Великаго, на великом входе, поднимать дискос на свою голову. Решение этого вопроса тем необходимее, что в церковных уставах и служебниках прямого ответа на него нет, а опыт своим разноречием только усиливает затруднение. Приходится видеть священников, износящих дискос и потир в обеих руках, держа равномерно; по сложившемуся же издавна обычаю, некоторые священники дискос поставляют на главу свою, придерживая его левою рукою. Которое действие правильнее? Откровенно должен сказать, что я держусь мнения и образа действия первых, и вот мои основания.

В служебнике сказано: «Священник, святый дискос прием, возлагает на главу диакона». Почему? Потому что сан диакона в церковной иерархии на целую степень ниже сана священника, потому что диакон есть только служитель при Таинствах, а не совершитель их, вследствие чего он даже целует руку у священника, сослужа ему при Таинствах. Замечательно, что диакон не сам и берет дискос на главу, а приемлет от священника. Значит, велико различие между священником и диаконом, а следовательно, что здесь обязательно для диакона, то необязательно для священника, и обычай возносить дискос на главу свою, вероятно, получил начало от священников старых времен, которые, только по одной наглядности, действия диакона приняли на себя, без всякой дальнейшей мысли.

Впрочем, священники, держащиеся этого обычая, кроме ссылки на давность, хотят доказать его правильность тем, будто дискос поставляется на главу диакона из предпочтения к этому виду Таинства, а в силу такого предпочтения и священник, когда служит без диакона, должен взимать дискос также на главу. Такое мнение, по моему разумению, более чем несправедливо. Если бы вид хлеба имел предпочтение пред видом вина, то, сообразно со степенями служащих, было бы указано в служебнике нести дискос священнику, а диакону – потир. Да и по какому предпочтению дискос опять возлагается на главу диакона в то время, когда и самый Агнец, и все части, по причащении, уже вложены в потир, при словах священника «Всегда, ныне и присно»? Допуская предпочтение хлеба до освящения, уже необходимо будет допустить такое предпочтение этого вида Таинства и по освящении, и таким образом единое существо святейшего Таинства Плоти и Крови Иисуса Христа, как и самую единую личность Его, делить на виды более или менее важные.

Святая Церковь знает и нас не оставила в неведении, когда и как почтить Святые Дары. В служебнике, в главе «Изъявление о некиих исправлениях в служении Преждеосвященныя литургии», сказано: «Святый дискос с Божественными Дарами священник приемлет десницею и поставляет на главу свою». При этом хотя бы и служил диакон, ему не дается ни дискоса, ни потира. Вот случай, указывающий время, когда священник обязуется принять дискос на главу свою, отрицающий обязанность поступать так на Литургиях Иоанна Златоуста и Василия Великого, о чем свидетельствует и самое молчание в чиноположениях их.

Нужно обратить внимание и на то, что Святейшим Синодом разрешено соборное служение Литургии несколькими священниками, без диакона, каковое по местам совершалось и совершается. Кто при таком соборном служении должен нести дискос с хлебом вместо диакона? Дискос с хлебом должен предшествовать, ибо а) таков устав Церкви, и б) в словах Спасителя к иудеям (Ин. 6, 53): Аще не снесте Плоти Сына Человеческаго, ни пиете Крове Его, живота не имате в себе – плоть предшествует крови; равно и на Тайной вечери, в беседе с учениками (Мф. 26, 26): Прием Иисус хлеб и благословив преломи, и даяше учеником, и рече: приимите, ядите: сие есть Тело Мое. И прием чашу и хвалу воздав, даде им, глаголя: пийте от нея вси: сия бо есть Кровь Моя Новаго Завета – хлеб предшествует чаше. По простому соображению можно думать, что дискос с хлебом должен взять первенствующий в соборном служении. Далее – как нести его? Если бы первенствующий поставил дискос на голову, то это или послужило бы действительно к уничтожению другого вида Таинства, заключающегося в потире (в утверждение предубеждения о предпочтении), или износящего таким образом вместо главенства в соборном служении поставило бы на степень диакона. Если бы, сохраняя свое положение, первенствующий взял потир, а дискос – с поднятием на главу – второй священник, не предшествующий первому, то этим разрушился бы весь строй церковный, в противоречие с приведенными местами из Священного Писания, и священник, кроме того, поставил бы себя ниже диакона, идущего впереди, а если бы второй священник с дискосом на главе пошел впереди, то или уронил бы свое священство, приравниваясь к диакону, или уронил бы значение первенствующего. Из этой дилеммы выход тот, что первенствующий в соборном служении должен обеими руками взять дискос, без возношения его на голову, второй священник – потир и так далее. Да и самое внешнее положение священника не говорит в защиту обычая возлагать дискос на главу. В положении священника, возложившего дискос на главу, видится какая-то ненормальность в теле, искривленность корпуса, особенно если он от природы или от болезни или от старости не имеет нужной гибкости в плече. А праздничные ризы, с оплечьями на упругой подклеенной подкладке, подпирая горло священника, давят его, душат и делают положение его затруднительным, даже опасным. Напротив, вид священника, износящаго дискос и потир в обеих руках, держа их равномерно, истовее выражает и вид креста, и образ Распятаго на нем, что вполне соответствует значению великого входа.

Другой недоуменный вопрос, требующий разрешения: должен ли священник без диакона кадить во время чтения Апостола, когда ему Уставом указано: «седети во стране горняго престола, из южныя страны»? Обычаем принято, оставляя сидение, кадить. Вопрос сводится к тому же, что сказано и о великом входе, именно: прилично ли первенствующему исправлять диаконскую должность каждения, когда меньшие будут восседать? Если же младший стал бы кадить, когда прочие восседают, то не унизил бы он себя до равенства с диаконом? То же должно сказать и о каждении во время Херувимской песни. В «Церковном вестнике» по поводу этих недоуменных вопросов дается такое разъяснение.

Относительно первого вопроса нужно заметить следующее: различие иерархических степеней – пресвитерской и диаконской, – на котором автор основывает решение этого вопроса, в действительности не имеет решающего значения. Церковная практика, следы которой обнаруживаются в древних литургиях, показывает, что в одних церквях потир и дискос переносились одним священником, даже и при сослужении диакона, в других – одним диаконом; в Церкви Армянской право перенесения усвояется преимущественно архидиакону, который при этом держит над головою как потир, так и дискос, а за отсутствием архидиакона то же самое делает священник. Само собой разумеется, что подобные примеры необязательны для Русской Церкви, но не нужно забывать, что в них отражается голос древней практики и дается прозрачный намек на то, почему у нас дискос поднимается диаконом на голову: это делалось в старину, во-первых для выражения почтения, во-вторых, для того, чтобы дискос видим был всеми верующими; требование это, как показывает пример Армянской Церкви, применимо было бы и к потиру, если бы его поднятие на голову не соединено было с неудобствами. Условия не изменяются – будет ли переносить дискос священник или диакон. Дискос должен быть возносим на главу священника, и в таком случае следующее затем снятие его с головы удержит свое символическое знаменование снятия Тела Христа Спасителя со креста, на что прямо указывает произносимая при этом песнь «Благообразный Иосиф». Между внешним действием и его символическим значением необходимо должно быть соответствие. Но, без сомнения, было бы странно видеть в поднятии дискоса на главу какое-либо предпочтение его чаше, и очень жаль, если действительно, как говорит наш автор, существует такое мнение, от которого очень недалеко до ереси. По нашим соображениям, священник может переносить дискос в руках, не на голове, лишь в том случае, если его болезненное состояние не позволяет ему без всякой опасности поднять его на голову. Что касается тяжелых оплечий риз и искривленности тела, то эти неудобства, как согласится, вероятно, и автор, не имеют особенной важности; ссылка на Прежде-освященную литургию также ничего не доказывает, и молчание не есть доказательство.

В решении второй половины вопроса о перенесении потира и дискоса, при служении нескольких священников, без диакона, мы также не согласны с автором. Если автор полагает, что «хлеб предшествует чаше» и потому дискос следует нести первому священнику, а чашу – второму, то это совсем не подтверждается Священным Писанием. Правда, в Евангелиях от Матфея и Иоанна сперва идет речь о хлебе, потом и о вине; но этот порядок не имеет обязательной силы по отношению к великому входу; а что и сами апостолы не соединяли с этим порядком особенного смысла, видно из того, что апостол Павел, в первом Послании к Коринфянам в одном месте говорит о хлебе, потом о чаше (1Кор. 11, 26), в другом же месте, наоборот, ставит впереди чашу (1Кор. 10, 16). Мы полагаем, что нельзя изменять древний обычай по личным соображениям, и если при сослужении диакона право несения потира издревле предоставлялось первому священнику, то право это принадлежит ему и при отсутствии диакона; он же вместе с тем должен нести и дискос на голове. При таком порядке сами собою решаются казуистические вопросы иерархического местничества и чинопочитания и устраняется необходимость введения в церковную практику новых порядков.

Второй из предложенных автором вопросов – о каждении – явился под влиянием той же неправильно истолкованной идеи о правах и преимуществах иерархических степеней. Если не унизительно для священника произносить, за отсутствием диакона, ектении, то не унизительно и кадить первому священнику, хотя бы остальные сидели. Сам архиерей, после малого входа, «кадит и сущия во алтари, стоя пред святою трапезою». При излишней ревности к преимуществам священника в вопросах практических придется, за отсутствием диакона, отказаться от Литургии. Около 600 лет тому назад подобные вопросы предложены были Саранским епископом Феогностом Константинопольскому Патриаршему Собору (1276 года), а именно: «аще подключит ся святителю служити литургию, а не будет диакона, а попов будет много, нельзя ли будет ему служити»? Ответ: «аще будет нужда, а не будет диакона, да поет с попы». Другой вопрос: «аще будут попове мнози вместе, а не будет диакона посреди их, достоит ли им служити?» Ответ: «достоит: един из них поп ектению молвит, во алтари стоя, а вон не выходя» (Русск. истор. библ. V1, 132–133). Итак, собор иерархов в Константинополе не считает унизительным для священника произношение ектений. Но спустя одно столетие митрополит Киприан в поучении новгородскому духовенству о церковных службах дает, по-видимому, противоположное решение, когда говорит: «а что есте вопросили, аще коли диакон не пригодится, а надобе многим попом пети вместе, чтобы от попов которому младшему диаконовати; несть в поповстве ни младости, ни старости... А коли бы то было, чтобы попу диаконовати, ино будет не поп, ни диакон, того для нельзя будет так быти; поп есть поп, а дьякон – дьякон, а коли не пригодится дьякона, и поп служит один» (там же, стр. 236–237). Эти два решения признавались иногда совершенно противоположными («Руководство для сельских пастырей», «Воронежские епархиальные ведомости», «Полтавские епархиальные ведомости», 1871 г., № 16, август, стр. 820, 821 и 622), но такое истолкование их едва ли верно. Иерархи Константинопольского Собора и митрополит Киприан решают разные вопросы. Первые говорят о возможности замены диакона священником, причем последний не превращается совершенно в диакона и произносит ектении не на амвоне, но в алтаре. Последний же отвечает на вопрос: может ли младший священник, хотя бы на некоторое время, например, для одной Литургии, стать диаконом, отказавшись от своих пресвитерских прав. Но полагать надо, что если бы митрополиту Киприану предложен был частный вопрос о произнесении священником ектений или о каждении, то он не ответил бы отрицательно. Обсуждая эти вопросы, мы обратились за дружеским советом к знатоку богослужебной практики отцу протоиерею К. Никольскому и получили от него следующие ответы. В практике церковной такой обычай: если два священника, без диакона, служат панихиду, то каждый из них вместо диакона произносит ектению и после нее возглас; но не бывает так, чтобы один священник произнес ектению, а другой после него возглас. Таким образом, хотя каждый священник служит за диакона, но так, что не исполняет для другого священника обязанности диакона. И если два священника служат Литургию, то дискос и потир должен нести один священник, как если бы он один служил без диакона, как носит на Преждеосвященной литургии. Дискос должен быть возносим на главу священника, и только соединенные с этим неудобства могут до известной степени оправдывать иную практику.

Преосвященный Дионисий, епископ Уфимский и Мензелинский, обратился к Уфимской Духовной консистории с предложением следующего содержания: «Замечено мною и в селах и в городах здешней епархии, что некоторые священники не только отступают от церковного устава в совершении вечерних и утренних священнослужений, но большинство священников, не исключая заслуженных и почетных, дозволяют себе совершать проскомидию без фелони. В чине священной и Божественной литургии изложены все подробности, как приступать в совершать проскомидию: сперва читаются обычные входные молитвы пред царскими вратами и бывает целование святых икон. По входе же в алтарь и целовании святого Евангелия и престола начинается облачение с чтением особой молитвы на каждую вещь; в заключение всего священник приемлет фелонь и, благословив, целует, глаголя сице: «священницы Твои, Господи...»; затем, умыв руки, он по прочтении молитвы приступает к проскомидии в полном облачении. Кто же и когда дал власть священникам совершать проскомидию без фелони? Нерадивые и ленивые священники сами изволили это искажение церковного чина, забывая, что проскомидия есть начальная часть Литургии и должна совершаться по предписанному в Служебнике чину без изменения. Не странно ли бы было видеть, если бы священник вышел без фелони на малом и большом выходе в Литургии? Не только странно, даже сочли бы такового не в здравом уме, если бы кто дерзнул отважиться на такой неразумный поступок. Таковыми же кажутся мне и те, которые дозволяют себе совершать проскомидию без фелони, не в полном облачении. Пусть каждый священник проверит себя в совести своей: правильно ли поступает он, совершая проскомидию без фелони? Для искоренения сего обычая считаю нужным дать знать всем протоиереям и священникам здешней епархии, чрез напечатание в «Епархиальных ведомостях», чтобы они совершали проскомидию по чину, изложенному в Служебнике, в полном облачении, а не без фелони, как многие дозволяли себе доселе; если же кто и после сего отважится отступать от положенного чина служения, то подвергнут будет строгой ответственности за нарушение правил святой Церкви».

В 5-м номере «Церковного вестника» 1888 г. на этот вопрос дается отрицательный ответ, так как в Служебнике прямо сказано, что «при соборном служении действо проскомидии один иерей токмо да творит и глаголет изображенная; прочие же служители ничтоже проскомидии особно да глаголют». Но в 31-м номере того же журнала помещена по данному предмету обширная заметка другого автора, который находит, что такое решение нельзя признать окончательным, не допускающим никаких возражений.

Вопрос заключается в том, может ли и имеет ли право и власть каждый из соборно служащих священников во время совершения одним из них проскомидии подойти к жертвеннику и, взяв просфору заздравную или заупокойную, вынимать из нее частицы, поминая, «их же хощет, живыя же и умершия»? Не спрашивается, может ли он самое «действо» проскомидии совершать и изображенная глаголать, а только может ли сам, своею властию, поминать, «их же хощет», и вынимать частицы за здравие и за упокой? Вопрос этот взят, без сомнения, из новой церковно-богослужебной практики и поставлен в число вопросов недоуменных именно потому, что в Служебнике иерейском находится правило, по-видимому, совершенно противоречащее этой практике. Правило гласит: «При соборном служении действо проскомидии един иерей токмо да творит и изображенная глаголет, прочие же служители ничтоже проскомидии особно да глаголют». А повсеместная и общепринятая практика наглядно указывает, что все соборно служащие или каждый порознь или один за всех (особенно при архиерейских богослужениях, во время часов, когда проскомисавший иерей находится на средине храма) поминают живых и умерших, вынимая частицы из просфор заздравной и заупокойной, а равно и из тех, которые в это время подаются на проскомидию усердствующими христианами. Откуда же могло возникнуть такое, во всяком случае, прискорбное, противоречие между существующим правилом и его исполнением, между теорией и практикой?

Очевидно, что противоречие это (имеется в виду вынимание частиц из заздравной или заупокойной просфоры соборно служащими священниками, вопреки правилу Служебника, запрещающему им такое священнодействие, кроме проскомисующего священника. – Ред.) возникло вследствие неодинакового понимания и толкования самого правила, находящегося в иерейском Служебнике; одни понимают и толкуют его так, а другие – иначе; предметом же недоразумений и пререканий между теми и другими служат главнейшим образом некоторые неточные и неопределенные выражения, находящиеся в самом правиле, именно: «Действо проскомидии един иерей токмо да творит и глаголет изображенная, прочии же служителе ничтоже проскомидии особно да глаголют». Что нужно разуметь под словами «действо проскомидии» и «глаголет изображенная»? Одни утверждают, что под «действом проскомидии» разумеется все совершение проскомидии без всяких исключений и изъятий, так что в совершении всех этих проскомидийных действ, до мельчайших подробностей, кроме совершающего их единого иерея, никто другой участвовать не может. А так как изъятие частиц о здравии и упокоении есть одно из действ проскомидийных, то совершать его может только один проскомисающий иерей и никто другой из служащих, а тем более не служащих архимандритов, протоиереев и иереев. Другие, напротив, допускают, что под словом «действо» разумеются только самые существенные части проскомидии, которые действительно может совершать один священник и которые повторить никто другой не может. Таковы: изъятие и прободение Агнца, благословение вина, вливаемого в потир, и все слова, произносимые при этих действиях; затем изъятие положенных частиц из просфоры Богородичной и девятичиновной и так же точно все слова, относящиеся к этим действиям; наконец, поставление звездицы над Агнцем, покрытие потира и дискоса покровцами и воздухом, каждение, молитва предложения и самый отпуст проскомидии и все слова, произносимые при этих действиях и «изображенные» (изложенные) в Служебнике. Одним словом, все это действо проскомидии, несомненно, может и должен совершать только один иерей, и было бы более, нежели странно, если бы все эти действия, один раз уже совершенные, и все слова при совершении этих действий, в Служебнике изображенные и раз уже проскомисавшим священником над просфорами Агнич-ною, Богородичною и девятичиновною произнесенные, снова и без всякой надобности были бы повторяемы кем-либо из сослужащих, а тем более всеми сослужащими священниками, так как каждая из этих просфор есть единственная в своем роде и двух просфор Агнич-ных, или Богородичных, или девятичиновных никогда и нигде не было и быть не может. Почему и сам архиерей, совершая во время Херувимской песни подобающее его сану проскомидийное действо, ничего не повторяет особо над этими просфорами, даже и не прикасается к ним, а прямо берет в свои руки просфоры заздравную и заупокойную и, вынимая из них частицы, полагает их на дискосе, поминая «их же хощет живыя и мертвыя». Если же так поступает архиерей – высший образец для всех сослужащих ему священников, то, несомненно, и все они должны поступать по его архипастырскому примеру: он ничего не повторяет особо из существенных частей действа проскомидийного, тем более никто из них не может этого делать; он, поминая «их же хощет живыя и мертвыя», не творит что-либо особо, а только продолжает то, что еще прежде его начато было проскомисавшим священником. Точно так и всякий сослужащий священник, вынимая частицы из просфор заздравной и заупокойной, не глаголет при этом ничтоже проскомидии особно, а только продолжает и восполняет то, чего нередко не в состоянии бывает исполнить проскомисавший священник – или из-за множества подаваемых мирянами просфор, или из-за своего отсутствия в алтаре, как это всегда бывает при архиерейских богослужениях, когда очередной, проскомисавший священник от начала чтения часов и самого малого входа находится на середине церкви около архиерейской кафедры.

При таком понимании и толковании вышеприведенного правила, находящегося в иерейском Служебнике, и поставленный вопрос должен быть решен не в том отрицательном духе, как это сделано автором статьи, помещенной в № 5 «Церковного вестника», а в положительном, то есть что всякий из соборно служащих священников, «ничтоже проскомидии особно творя и изображенная не глаголя», может и должен поминать живых и умерших, вынимая частицы из просфор заздравной и заупокойной, а также из просфор, приносимых на проскомидию усердствующими христианами.

Мало того, повсеместная практика церковная представляет нам еще более широкое понимание и решение этого вопроса. Она усвояет право поминать живых и умерших и вынимать за них частицы не только всякому из соборно служащих священников, но даже всякому вообще, хотя бы и не служащему, а только присутствующему в алтаре священнику, особенно в тех случаях, когда служащий и проскомисающий священник не в состоянии сам прочесть всех поминальных книжечек и записочек и вынуть частицы из всех просфор, подаваемых на проскомидию мирянами. Это бывает в особенности в тех монастырях и лаврах, куда в известное время года стекаются многотысячные массы богомольцев. Пишущему эти строки приходилось не раз участвовать в таком проскомидийном действе в воронежском Митрофановом монастыре во время наибольшего наплыва богомольцев. В это время, особенно за ранними обеднями (от 6 до 8 часов утра), когда бывает наибольшее число причастников, на проскомидию подается такая масса просфор, что очередному служащему иеромонаху нет никакой физической возможности вынуть из каждой просфоры хотя бы самомалейшую частицу и прочесть при этом подаваемые книжки и записочки. Ввиду такой необходимости в помощь ему назначаются еще два-три неслужащих иеромонаха, которые и участвуют сначала в проскомидийном действе – в поминовении живых и умерших, а потом и в причащении говевших богомольцев. И – несмотря на то, что проскомидия в такие дни начинается еще с середины утрени после песни «Бог Господь и явися нам», несмотря на то, что после прочтения часов отправляются десятки кратких молебнов и один общий с акафистом святителю Митрофану – все-таки проскомидийное поминовение продолжается до самого Великого входа. Служащий иеромонах действительно «един токмо» совершает действо проскомидии и «глаголет изображенная» в Служебнике над просфорами Агничною, Богородичною и девятичиновною, он и оканчивает проскомидию; а помогающие ему, не служащие собратья-иеромонахи совершают проскомидийное действо только над просфорами, приносимыми от усердствующих христиан – заздравными и заупокойными.

Точно так же поступают и во всех двухштатных приходских храмах, особенно в дни общественных поминовений, в так называемые «родительские» субботы. Очередной служащий священник «един токмо» начинает проскомидийное действо и «глаголет изображенная» в Служебнике над просфорами Агничною, Богородичною и девятичиновною, но когда он начинает вынимать частицы из просфоры заупокойной, то к нему приходит на помощь его собрат-священник, имея на себе епитрахиль (ныне – фелонь) и поручи, начинает читать поминальные книжки и вынимать частицы, полагая их сначала на лжицу (в монастырях на тарелочку), а потом на дискос. Служащий священник, по прочтении часов, оканчивает проскомидию и творит и глаголет все, изображенное в Служебнике, затем начинает Литургию, а не служащий собрат его продолжает поминать усопших, читая книжечки и вынимая из приносимых просфор частицы, что нередко продолжается до самого Великого входа. Спрашивается невольно: неужели таким именно образом совершения проскомидии нарушается якобы «точный смысл» находящегося в иерейском Служебнике правила, в котором говорится, что «прочии же служителе ничтоже проскомидии особно да глаголют»? Неужели всякий законно поставленный и в священнослужении не запрещенный священник не имеет права поминать на проскомидии живых и умерших, тогда как он имеет Богом данную ему через архиерейское рукоположение власть и право совершать святейшие Таинства Крещения, Миропомазания, Причащения, Покаяния, Брака и Елеосвящения? Разве проскомидийное поминовение живых и умерших важнее совершения этих великих и святейших Таинств? Каждый священник имеет Богом данную ему власть совершать все подобающие его сану богослужения в храме и требоисправления в домах, отчего же он не может совершать поминовений на проскомидии? Разве это не то же самое требоисправление, совершаемое в храме? И какая странность: всякий священник имеет власть и право совершать в храмах панихиды, отпевать усопших и при этом многократно поминать имена их пред Богом или в гласно произносимых ектениях или в тайной молитве. Отчего же тот самый священник и в том же храме и тех же самых усопших поминать и молиться за них на проскомидии не может? Представим себе такие случаи: огромное большинство одноштатных сельских, а такие и все полковые священники (кроме столичных), служат без диаконов и сами за Литургией произносят и ектении и возгласы, не имея возможности отойти от престола и остановить священнослужение до самой Херувимской песни и Великого входа. А между тем, в это самое время усердствующие христиане приносят множество просфор и поминальных книжек, прося помянуть и вынуть частицы за их родных, живых и умерших. Неужели будет грехом и нарушение «точного смысла» разбираемого нами правила Служебника, если тут же стоящий в алтаре, но не служащий священник, возложив на себя епитрахиль и поручи, с благоговением приблизится к жертвеннику и прочитает все принесенные книжечки и записочки и, вынув из каждой принесенной просфоры надлежащие частицы, положит их на лжицу, а потом на дискос? Что в подобном действии законопреступного? В чем тут нарушение правила Служебника по существу дела, а не по мертвящей букве? А если литургисающий без диакона священник или по усталости, или по слабости здоровья, или, наконец, потому только, чтобы не задерживать богослужения, не успеет прочесть всех поминаний и вынуть частиц из поданных на проскомидию просфор, или сделает то и другое небрежно, спеша, пятое через десятое, неужели это лучше?

Есть священники, которые поступают в данном случае последним из указанных способов, то есть идут к жертвеннику для Великого входа, «обходя престол кругом». Но на это нет основания ни в Уставе церковном, ни в практике Церкви. Напротив, в Служебнике прямо сказано: «И отходит (священник) в предложение, предходящу диакону, и кадит святая» и так далее. На этом основании, собственно, нельзя считать правильным даже тот обычай, практикуемый во многих церквах, что диакон, помолившись с чтением «Иже херувимы» со священником перед престолом, предоставляет священнику одному идти прямо к жертвеннику, а сам идет вокруг престола. Ибо и о нем ясно сказано, что он должен идти перед священником, следовательно по тому же пути, что и священник, «не обходя престола» («Руководство для сельских пастырей», 1886 г.).

Когда за Литургией, во время Великого входа, присутствуют не служащие иереи, должен ли служащий иерей поминать их словами, обращаясь к ним (иереям): «Священство ваше», или прямо, не упоминая этих слов, говорить: «И всех вас, православных христиан, да помянет Господь Бог во Царствии Своем»? Одни иереи утверждают, что не следует к не служащим иереям обращаться со словами «Священство ваше», так как, дескать, в Служебнике об этом ничего не сказано. Другие утверждают, что следует поминать и не служащих иереев словами «Священство ваше», чтобы отличить их от прочих молящихся, так как, дескать, священники по своему сану выше всех мирян в Церкви, и это, дескать, делается во многих местах. Чье мнение правильнее?

Во время Великого входа некоторые иереи, обращаясь к народу, говорят: «Вас и всех православных христиан да помянет Господь Бог во Царствии Своем...», а иные держатся буквального смысла Служебника, где говорится так: «И всех вас, православных христиан, да помянет Господь Бог...» Кто действует правильнее, и нет ли существенного различия в том и другом способе обращения?

В «Церковном вестнике» И.А. дает по этим вопросам следующие ответы:

1) Приветствование не служащих иереев совершается или до поминовения царской фамилии, пока идут от жертвенника к солее, или – в некоторых местах – по возвращении в алтарь, прежде чем Дары будут поставлены на престол. Впрочем, первый способ правильнее по отношению к священникам, а последним приветствуются не служащие архиереи.

2) Несомненно, что по смыслу Служебника разумеются в заключительном поминовении не только присутствующие в храме, но и все православные, так как последовательность поминовений соблюдается здесь та же, что и на ектениях. Поэтому не погрешит и тот священник, который по установившемуся всюду обычаю и по примеру лучших современных архипастырей будет передавать мысль Служебни- I ка в более выразительных словах: «Вас и всех православных христиан» и проч. («Церковный вестник», 1888 г.).

По мнению И.А., постоянного сотрудника «Церковного вестника», все ектений должно возглашать вне алтаря на солее, когда царские врата закрыты, то есть кроме двух заключительных ектений на бдениях или заутренях с великим славословием. Так делается всегда в хороших монастырях, да того же требует и польза прихожан, которые с трудом слышат батюшку произносящего ектению в алтаре. Изъятие можно допустить разве для малых ектений между кафизмами и между ирмосами канонов, да и то в больших соборах при спешной будничной службе, во избежание излишней беготни священника из обширного алтаря и обратно; в тех же целях некоторые священники после великой и просительной ектений на будничной вечерне и после просительной же ектений на утрени остаются на солее и не входят в алтарь, ожидая скоро наступающего времени произнесения следующей ектений (в первом случае – малой, а во втором и третьем – сугубой) («Церковный вестник»).

Один священник Вятской епархии обратился в редакцию «Руководства для сельских пастырей» с таким предложением: «Многие из прихожан просят отслужить Литургию о здравии недужных. Между тем в нашем Служебнике, кроме наставления об изъятии на Проскомидии частиц о здравии живых, не указано ни времени, ни способа возношения каких либо других молений о здравии живых. В болгарском Служебнике указано несколько прошений о здравии и время возношения их на Литургии. Почему бы и нам, пастырям Церкви Русской, не дать руководства по тому же предмету?»

По замечанию названной редакции, этот вопрос вполне решается на основании «Иерейского молитвослова», изданного в 1885 году С.-Петербургской Синодальной типографией с благословения Святейшего Синода. В молитвослове этом, между прочим, помещена «служба о недужных многих или о едином», состоящая из особой молитвы на Проскомидии, восьми прошений о недужных, – прошений, присоединяемых к великой ектении по начальном возгласе Литургии, тропаря и кондака по малом входе, апостольского чтения из соборного послания апостола Иакова (гл. 5, ст. 2), предваряемого особым прокимном Евангельского чтения от Матфея об исцелении Иисусом Христом слуги сотника, трех прошений, присоединяемых к сугубой ектений, и, наконец, особого «причастна». В том же «Иерейском молитвослове» помещена «служба на всякое прошение», в состав которой входят также несколько прошений «об избавлении от недугов и даровании здравия с долгоденствием» и проч.

Ввиду того, что иные диаконы, не приготовившиеся ко Святому Причащению, участвуют в совершении Литургии так же, как и приготовившиеся, «Руководство для сельских пастырей"» на запросы священников о том, не следует ли в этом случае отстранять диаконов от совершения некоторых литургийных действий, дает такое разъяснение: «Диакон, являясь в качестве сослужителя великого и страшного священнодействия – принесения Бескровной Жертвы, должен быть проникнут чувством глубочайшего смирения и с сознанием своего недостоинства предстоять Святой Трапезе Господней. Это чувство и это сознание в особенности должны быть присущи диакону, приступающему к Святой Трапезе без надлежащего приготовления. Вот почему у нас и без письменного закона, по долгу совести и по внушению чувства благоговения перед святыней, принято, что диакон, надлежащим образом не приготовившийся к участию в совершении Литургии, устраняется от некоторых литургийных действий, а именно:

1) он не выходит со священником перед Царскими вратами для чтения начинательных молитв перед Проскомидией;

2) перед «Благословенно царство» только тихо произносит: «Благослови, владыко» и, получив благословение у священника, целует его руку и отходит на амвон для возглашения «Благослови, владыко», произносит ектению и т.д.;

3) после Великого входа не обращается к священнику за молитвою о себе, равно и священник к нему, а только таким же образом, как и при начале Литургии, испрашивает благословение, говоря: «Благослови, владыко» и, получив простое благословение у священника, отходит на свое место для дальнейшего священнослужения;

4) при возгласе священника «Победную песнь» не поднимает звездицу вместо него это делает священник;

5) равным образом и при освящении Святых Даров не подходит к Святой Трапезе и не поднимает Святые Дары при возгласе «Твоя от Твоих», а только по освящении Святых Даров совершает каждение во время пения «Достойно есть»; он не подходит к Святой Трапезе и во время причастна и после причащения священника не собирает частицы в Святую Чашу. Кроме того, в некоторых местах диакон, служащий без приготовления, не выносит Святые Дары после причастна и не возглашает «Со страхом Божиим и верою приступите». От такого образа действия, установившегося у нас по требованию чувства благоговения к великому и страшному священнодействию, не следовало бы отступать никому из диаконов, без надлежащего приготовления участвующих в совершении Литургии» («Руководство для сельских пастырей», 1888 г.).

Священник И.В. просил редакцию «Церковного вестника» разрешить следующие недоуменные вопросы касательно совершения Евхаристии и причащения:

1) После возглашения «Святая святым» диакон, входя в алтарь, говорит священнику: «Раздроби, владыко, святый хлеб». Можно ли назвать святым хлебом Агнца, уже пресуществленного в истинное Тело Христово? По-моему, нельзя. Верно ли мое мнение?

2) Недавно мне пришлось служить собором; и перед причащением служащих первый священник раздробил не только часть Агнца «ХС», но и другие части – «НИ» и «КА», и мы, священники, таким образом, причащались частицами ХС, НИ и КА. Между тем в Служебнике ясно сказано, что священники причащаются только от частиц ХС; частицами же НИ и КА – только миряне; следовательно, мы поступили против слов Служебника.

Но, с другой стороны, по учению Святой Православной Церкви все, приобщающиеся Тела Христова, соединяются с Господом Христом, как бы ни была мала крупинка Святого Тела и к какой бы частице Святого Тела она ни принадлежала. Таким образом, священники, причастившись частиц НИ и КА, все одного же Тела Господня причастились. Спрашивается: для чего же существует в Служебнике такое положение, по которому священники должны приобщаться одними частицами, а миряне – другими? И можно ли приобщаться священникам частицами НИ и КА?

3) Когда приготовляются запасные Дары (для больных), следует ли раздроблять и разделять и частицы 1С и ХС? Если не следует, то в таком случае запасными Святыми Дарами нельзя приобщать священников и диаконов (что иногда бывает); если же раздроблять всего Агнца с частицами 1С и ХС, то не противно ли это будет словам Служебника: «ХС же, часть, раздробляй священником и диаконом. Тыя же две части святыя, еже, НИ, и еже, КА, причастником да раздробиши на части малыя, едино будет довольно по разсмотрению твоему».

По каждому вопросу редакция дала особые ответы следующего содержания:

1) Хотя некоторые диаконы, ввиду приведенных оснований, заменяют указанные в Служебнике слова на «Раздроби, владыко, святый Агнец», но, думается, без нужды, ибо название освященных уже Даров хлебом мы встречаем не однажды в святом Писании: «Да искушает себе человек и тако от хлеба да яст» и проч. Здесь, как и в словах Служебника, имеется в виду внешний вид хлеба, а не его существенное значение.

2) Служебник имеет в виду постоянных на каждой Литургии причастников мирских, что видно из всего состава молитвословий, особенно из слов: «Со страхом Божиим и верою приступите». В то же время отцы Церкви желали отличить служащих священников от мирян в принятии Таинства чрез распределение трех частиц Агнца. Но если частицы НИ и КА, из-за отсутствия или малочисленности мирских причастников, оставались бы для потребления Даров диаконом, то не лучше ли их употребить для самого причащения священнослужителям, чтобы, хотя и при соборном служении, не одна только, но три четверти Агнца достигали своего прямого предназначения?

3) Последний вопрос – праздный или основывающийся на слишком внешнем понимании дела. Неужели лишь определенные частицы святого Агнца могут соединять мирянина или иерея со Христом, а не весь Агнец? Всего естественнее, чтобы на Литургии 1С и ХС получили свое предназначение, а НИ и КА разделялись для запаса. («Церковный вестник», № 51, 1888 г.).

Высокоторжественные праздники отправляются в те числа, в какие они случаются, за исключением первой седмицы Великого поста, когда отправление их отлагается до Недели Православия, и Страстной седмицы и первого дня Пасхи, когда отправление это переносится на Светлый Понедельник (Указ Синода 1857 г. января 28 дня и Указ Синода 1861 г. марта 18 дня). Во все остальные дни года, хотя бы один из высокоторжественных праздников пришелся даже на среду и пяток Сырной недели или в один из дней святой Четыредесятницы, когда по уставу полной Литургии не полагается, каждый из них должен быть отправляем в свое время. Так как высокоторжественные дни приравниваются к великим церковным праздникам, то, стало быть, когда высокоторжественные дни случаются в среду и пятницу Сырной недели, тогда должны быть совершаемы всенощное бдение и Литургия святителя Иоанна Златоуста в свое время по обычаю, как это полагается для праздника Сретения Господня, случающегося в среду и пяток Сырной недели. (См. в Уставе о праздновании Сретения Господня). Когда же высокоторжественные праздники случаются в седмичные дни святой Четыредесятницы, за исключением первой недели Великого поста и Страстной недели, тогда должны быть совершаемы всенощное бдение и Литургия святителя Иоанна Златоуста по Марковым Благовещенским главам, то есть всенощное бдение должно быть соединяемо с великим повечерием, а Литургия с вечернею и так далее. Если те же празднества случатся собственно в воскресные дни 2-й, 3-й, 4-й и 5-й недели святой Четыредесятницы, то должна быть отправляема Литургия святого Василия Великого (Ср. в Уставе Марковы главы о праздновании Благовещения). В тех же случаях, когда празднование какого-либо высокоторжественного дня переносится на понедельник Светлой недели, то служение, относящееся к высокоторжественному дню, необходимо соединять со службою Светлого Понедельника, как и указывается для Георгиева дня, когда он бывает в Светлый Понедельник. (См. в Уставе о праздновании дня святого великомученика Георгия).

Священник К-ской епархии К-ского уезда отец В. К-ский, задавая этот и другие вопросы, обнаруживает недостаточное знакомство с церковным Уставом, в котором определенно и ясно указан порядок каждения при совершении разных молитвословий и священнодействий. По Уставу нашей Православной Церкви, каждение бывает иногда по всему храму и притом начиная с алтаря или с середины храма; иногда полагается каждение одного только алтаря и каждение перед иконостасом; иногда же каждение совершается перед одним только престолом или аналоем с иконой, крестом, Евангелием и так далее.

Каждение всей церкви, начиная с алтаря, по указанию 22-й главы Типикона, совершается в таком порядке: священник или диакон сперва кадит перед святым престолом со всех сторон крестовидно, потом кадит весь алтарь и жертвенник, затем выходит северными дверьми (в начале всенощного бдения и при пении полиелея иерей для каждения храма исходит из алтаря царскими вратами – см. Типикон, гл. 2, и Устав священнослужения в начале Служебника) из алтаря в среднюю часть храма. Здесь, став перед царскими вратами, делает перед ними крест кадилом и потом кадит перед иконами, находящимися в иконостасе с южной стороны, начиная с иконы Спасителя, а затем перед иконами, находящимися в иконостасе с северной стороны, начиная с иконы Богородицы. Совершив таким образом каждение перед иконами в иконостасе, он кадит правый и левый лики (клиросы) и всю братию (народ) в церкви. Далее кадит иконы всего храма, входит в притвор и в нем кадит иконы по обе стороны; обойдя притвор и, обратившись от красных врат к западу, кадит крестообразно. Возвратившись из притвора в среднюю часть храма и став пред царскими вратами, творит перед ними крест кадилом и кадит иконы Спасителя, Богородицы и икону, лежащую на аналое. После чего входит в алтарь южными дверьми, творит крест кадилом перед святым престолом (Типикон, гл. 22; ср. Пособие к изучению Устава богослужения Православной Церкви протоиерея Константина Никольского. Изд. 3-е. СПб. 1874, с. 89).

Такой порядок каждения полагается:

1) в начале всенощного бдения (Типикон, гл. 2 и 22; ср.: Устав священнослужения в начале Служебника) и

2) при пении «Господи, воззвах» (Типикон, гл. 9 и 22);

1) в начале утрени (Типикон, гл. 9 и 22);

2) при пении «Непорочных» (Типикон, гл. 22);

3) при пении полиелея (Типикон, гл. 15 и 22);

4) по 8-й песне канона во время пения «Честнейшую» (Типикон, гл. 2 и 22; срав. Устав священнослужения в начале Служебника).

Каждение всего храма, начиная с середины его, совершается таким образом: сначала кадят вокруг аналоя с иконой или со святым Евангелием, вокруг Плащаницы, находящейся среди храма; потом входят в алтарь и кадят там престол и проч. Далее кадят в храме вышесказанным порядком. По каждении храма приходят к царским вратами и кадят их и иконы Спасителя и Богородицы, и затем опять идут к аналою с иконой или Евангелием или к Плащанице и кадят их только спереди. После чего опять кадят священнослужителей, окружающих аналой или Плащаницу (Типикон, во 2 гл. последн. прим.; ср. Устав священнослужения, последн. прим. в Служебнике; Пособие к изучению Устава богослужения Православной Церкви протоиерея Константина Никольского, с. 92). Такое каждение полагается:

1) на праздничной утрене, при пении величания после полиелея. (Типикон, во 2-й гл. послед. прим.; Служебник, в Уставе священнослужения последн. прим.);

2) на утрене Страстной Субботы при пении «Непорочных» (Типикон, последование Страстной Субботы);

3) на утрене в Страстной Пяток, если Евангелие читается посреди храма (последование утрени в Великий Пяток);

4) на царских часах – 1-м и 9-м – перед Рождеством Христовым, Богоявлением и в Великий Пяток (последование 24 декабря и 5 января), а также на 3-м часе в Понедельник, Вторник и Среду Страстной седмицы (последование Понедельника Страстной седмицы).

Каждение одного алтаря и иконостаса как внешней стороны алтаря бывает таким образом: кадят престол со всех четырех сторон, затем жертвенник и весь алтарь; потом выходят перед царскими вратами, кадят перед ними и образами Спасителя и Богородицы, затем служащих иереев, далее клиросы и весь народ (Служебник, чинопоследование Литургии святителя Иоанна Златоуста и Литургии Преждеосвященных Даров).

Такое каждение полагается на Литургии:

1) по малом входе при архиерейском служении (Архиерейский Чиновник, Литургия святителя Иоанна Златоуста и Литургия Преждеосвященных Даров);

2) перед чтением Евангелия во время пения «Аллилуйя» (Служебник, чин Литургии святителя Иоанна Златоуста);

3) во время пения Херувимской (там же).

Каждение одного жертвенника или престола бывает на Литургии:

1) на проскомидии по возложении покровов над дискосом и потиром (см. Служебник, чин проскомидии);

2) перед великим входом (Архиерейский чиновник и Служебник, чин Литургии святителя Иоанна Златоуста);

3) по великом входе при поставлении Даров на престоле (там же);

4) при возгласе «Изрядно о Пресвятей» (там же) и

5) после возгласа «Спаси, Боже, люди Твоя» (там же).

На каждой вечерне при пении «Господи, воззвах» бывает каждение по всей церкви (Типикон, гл. 2, 9 и 32; ср. Устав священнослужения в начале Служебника). Это каждение совершается диаконом или священником, если служба отправляется без диакона: в последовании великой вечерни (Типикон, гл. 2, и Устав священнослужения в Служебнике) ясно сказано: «егда же начнут пети «Господи, воззвах», тогда кадит иерей или диакон, яко обычай есть»; в последовании седмичной вечерни или повседневной (Типикон, гл. 9) замечено, что каждение всей церкви во время пения «Господи, воззвах» совершается священником, а в особой главе Типикона (22) о чине каждения также говорится, чтобы на вечерне при пении «Господи, воззвах» совершал каждение иерей или диакон. Не менее ясны и определенны указания церковного Устава и относительно каждения священником или диаконом и на каждой утрене, после 8-й песни канона: в последовании всенощного бдения и утрени воскресной (Типикон, гл. 2, и Устав священнослужения в Служебнике) говорится, что по 8-й песне канона при пении «Честнейшую» иерей или диакон кадит святой алтарь и всю церковь и братию; в последовании повседневной утрени, отправляемой одним священником без диакона, объяснено, что по 8-й песне канона «иерей, возложив на себя епитрахиль, кадит святую трапезу, возглашая «Богородицу и Матерь Света» и кадит алтарь весь и церковь, и всю братию по чину»; в особой главе Типикона о чине каждения (22) также замечено, что священник совершает каждение и на утрени на 9-й песне.

В чине Литургии святителя Иоанна Златоуста замечено, что священнослужитель, совершая каждение всей церкви по отпусте проскомидии должен произносить 50-й псалом «Помилуй мя, Боже». Посему ничего не будет противного, если священнослужитель и в другое время, при каждении всего храма или одного алтаря с иконостасом будет читать тот же 50-й псалом. Так обыкновенно и делается у нас опытными и благоговейно настроенными при богослужении священнослужителями.

Одни священники при благословении хлебов указывают только правой рукой на означенные выше вещи, не складывая перстов ее имянословно, как они делают при благословении в других случаях; другие же при благословении хлебов не отступают от обычного порядка благословения и складывают пальцы руки имянословно. Может показаться, что первые священники точнее исполняют устав, так как в Служебнике сказано: «Иерей возмет один хлеб, знаменует им прочия хлебы, и глаголет молитву велегласно. Егда же глаголет: «Сам благослови», тогда десницею указует на предложеннии хлебы, пшеницу, вино и елей». Но такое благословение хлебов, при котором священник, держась буквы устава, только указует десницею, но не складывает перстов имянословно, едва ли можно признать правильным. Без сложения пальцев имянословно, как известно, благословляют католики и лютеране, а не православные священники. Последние кого бы и что бы ни благословляли, всегда складывают персты благословляющей руки имянословно: не нужно отступать от этого общего правила и при благословении хлебов, пшеницы, вина и елея. Тогда только рука священника не складывается имянословно при благословении или при изображении креста, когда он держит что-либо, например, потир со Святыми Тайнами, антиминсную губку, святой крест. Здесь уже нельзя и складывать руки имянословно, и притом в этих случаях благословляются вещи или лица уже не рукою, а тем предметом, который держит в руке благословляющий. Правда, в уставе при благословении хлебов сказано: «десницею указует», а не сказано, чтобы священник складывал персты имянословно; но едва ли где при наставлении благословлять кого-либо или что-либо в уставе говорится, что благословляющий должен складывать персты имянословно, – это разумеется само собою; в уставе не сказано и того, чтобы священник не складывал перстов имянословно, а благословлял хлебы рукой, протянув только пальцы («Пензенские епархиальные ведомости»).

В приходских церквах на всенощном бдении в молитве на благословение хлебов некоторые священники вместо: «Умножи сия во святой обители сей» читают: «Умножи сия во святем храме сем». По мнению «Руководства для сельских пастырей», это совершенно неправильно; так как умножение хлеба потребно не для храма, а для народа, принадлежащего к храму, все равно, как умножение это необходимо обители в смысле не церковно-молитвенного, а общежительного учреждения, нуждающегося в пище и питии. Поэтому вместо «во святей обители» следует читать: «во граде сем» или «в веси сей». А в домовых церквах, например, в церквах учебных заведений, можно даже просто читать: «во всечестнем доме сем».

При перенесении креста с жертвенника на престол, после малой вечерни, в Воздвижение Креста Господня, в Неделю крестопоклонную и 1 августа, ныне священники, по прочтении «Святый Боже», покадив крест на жертвеннике, при пении: «Спаси, Господи, люди Твоя» и «Вознесыйся на крест» берут крест и на

голове переносят его с жертвенника на престол в алтаре, не выходя из него; а другие для этого отворяют царские врата и при преднесении подсвечника, выходя северной дверью, входят в царские врата с крестом, как обыкновенно делают вход.

По поводу такого разнообразия на вопрос священника И. Жуковского «Церковный вестник» дает такое разъяснение. Церковный устав не определяет точно способа перенесения святого креста на престол. Под 14 сентября в уставе читаем: «И взимает иерей честный крест со блюдом на главу и вносит его во святый алтарь, предыдущим же пред ним со двема лампадома». Под 1 августа сделана ссылка на 14 сентября: «о кресте чина изношения на престол зри сего септемврия в 14 день». В уставе Недели третьей святых постов описание обряда так же кратко, как и 14 сентября. Ввиду этого для решения вопроса нужно обратиться к другим источникам. По древним уставам греческим, в праздник Воздвижения Креста Господня выносим был для поклонения особый крест (не напрестольный), который хранился в скевофилакии. А так как скевофилакий находился отдельно от церкви, то при перенесении креста в алтарь, после малой вечерни, нужно было проходить через церковь. Таким образом, прохождение через церковь не составляло такой церемонии, которая бы имела особое, высшее значение, но вызывалось простой необходимостью. В настоящее время такой необходимости нет, потому что из сосудохранительницы и от жертвенника можно прямо, не через церковь, пройти к престолу, и потому нет достаточных оснований придавать подготовительному обряду нарочито торжественный характер. («Церковный вестник», 1887, №31).

В Типиконе об этом обряде ничего не сказано, отсюда и разнообразие в самой практике. В одних храмах, например, плащаница выносится из алтаря прямо на середину храма и полагается на приготовленном месте для поклонения; в других же предварительно обносится вокруг храма один раз или три раза и проч. Не входя в рассуждения об историко-литургических причинах, которые могли дать повод совершать в Великий пяток обнесение Плащаницы вокруг храма, мы полагаем достаточным для решения этого вопроса сказать, что ни существующими пособиями к изучению церковного устава, ни практикою авторитетных церквей, каковы кафедральные храмы в некоторых старинных городах, например, в Новгороде, такое обнесение решительно не предполагается. Что же касается вопроса о том, какими вратами следует выносить Плащаницу из алтаря, то практика на этот счет действительно неодинакова и может вызывать недоумение. Если следовать указанию протоиерея. К. Никольского, то вынос должен происходить через Царские врата. (Пособие к изучению Устава богослужения Православной Церкви, с. 589). Подобный порядок указан и в книге «Чин священнослужения и обрядов, наблюдаемый в Большом Успенском соборе». В руководстве же священника Неаполитанского сказано, что «иерей поднимает Плащаницу на голову.., выносит ее из алтаря северными дверями». (Церковный устав в таблицах. Изд. 2.1879, с. 98). Принимая во внимание, что:

1) во многих древних храмах, по строго сохраняемому древнему обычаю, вынос совершается северными дверями даже при архиерейских служениях;

2) практика московского Успенского собора не может служить образцом по данному вопросу, так как здесь Плащаница выносится на середину храма еще до вечерни, а практика некоторых столичных храмов могла вызываться и может оправдываться исключительными условиями чисто местного свойства, например, теснотою северных врат для целого сонма священнослужащих, несущих Плащаницу, обычаем выносить Плащаницу из одного храма (теплого) в другой (холодный) и проч.;

3) сообразнее с наименованием этого обряда выносить Плащаницу не Царскими вратами, через которые она вносится на престол в Пасхальную ночь, а северными;

4) при отсутствии в нашем Типиконе указаний, прямо относящихся к этому обряду, там же мы встречаем определенные указания на аналогичный обряд выноса креста в праздник Воздвижения и в Неделю крестопоклонную, именно, северными вратами;

5) и главное – по уставу Церквей восточных, у которых нами заимствован этот обряд, полагается совершать вынос Плащаницы не через Царские, а через северные двери. И мы не можем не отдавать решительного преимущества этой последней практике. При этом условии отчасти разрешится и еще вопрос: может ли священник нести Плащаницу без Евангелия, так как для одного священника, что, конечно, бывает в большей части храмов, трудно в одно и то же время держать обеими руками Плащаницу и Евангелие?

Если вынос Плащаницы будет совершаться через северные двери, то священнику могут при этом помогать псаломщики или кто-либо из мирян, как и делается во многих храмах, и священнику не будет особенных побуждений отступать от древнего обычая – с Плащаницею нести и Евангелие. Желающим подробнее ознакомиться с вопросом о выносе Плащаницы в Великий пяток на вечерне, рекомендуем обстоятельную статью в «Руководстве для сельских пастырей», за 1885 г. № 9).

В «Тульских епархиальных ведомостях» протоиерей А. Никольский обсуждает несколько вопросов касательно пасхальных служб, давая, со своей стороны, и посильное разрешение возбуждаемых недоумений.

1. Должно ли служащему священнику читать во дни Пасхи молитвы, положенные на утрене во время шестопсалмия и на вечерне во время чтения или пения 103-го псалма?

Эти молитвы в обыкновенные богослужебные дни читаются священником: утренние – во время чтения шестопсалмия и после трех псалмов перед Царскими дверями, как бы перед заключенными, для падшего человека, райскими дверями; вечерние – на том же месте во время чтения или пения предначинательного псалма: «Благослови, душе моя, Господа». Но, по чину Пасхальной службы, как шестопсалмие, так и 133-й псалом опускаются; царские врата, в ознаменование открытия райских врат Воскресением Христовым, бывают отворены во всю Светлую неделю Пасхи; таким образом, не положено ни время, ни место для прочтения этих молитв. Однако, насколько нам известно, служащие священники прочитывать их стараются, хотя и не в свое время и не на том месте, какое указано в Служебнике, например, утренние – в алтаре в полунощницу или во время пения Пасхального канона, вечерние – там же за 9-м часом или во время пения воскресных стихир. Согласно ли это принесение «молений, прошений и исповеданий» с духом Пасхального богослужения и есть ли в нем неотложная нужда? Мы более склонны на этот вопрос дать ответ отрицательный, и вот на основании какого соображения: если Святая Церковь утренним богослужением на Пасху, в эту «воистину всепразднственную и светозарную нощь», желала составить как бы один хвалебный и торжественный гимн Воскресшему и, соответственно этому, и всех нас призывает в своих песнопениях «играюще воспеть Виновнаго»; равным образом и на вечерне отменила всякое чтение на клиросе, препятствующее духовно-восторженной настроенности, то не будет ли противоречием этому намерению Церкви усиленное вычитывание священником утренних и вечерних молитв, располагающих не к восторженности, а к покаянно-скорбному чувству? По крайней мере, на себе мы всегда испытывали какое-то не гармонирующее с Пасхальным богослужением настроение духа, когда читали эти молитвы. Впрочем, желательно было бы услышать мнение об этом вопросе и других священнослужителей, так как в богослужебных книгах не находится прямого указания к его разрешению.

2. Должен ли готовящийся к служению во дни Святой Пасхи священник прочитывать все вечернее правило?

По чинопоследованию Пасхального богослужения седмичные службы, посвященные на каждый день недели особым святым и священным воспоминаниям, не правятся, нет побуждения и готовящемуся священнику читать каноны святым Бесплотным Силам, Предтече Господню и проч., так как они назначены Церковью в соответствии с каждодневным богослужением. И «ничтоже сумняся за совесть» ему надлежит прочитать с вечера Пасхальный канон (вместо канона Иисусу Сладчайшему), канон ко святому Причащению и вечерние молитвы.

3. Нужно ли полагать земные поклоны во время служб Светлой седмицы Пасхи?

Коленопреклонением, как падшие и согрешившие, мы выражаем усиленный подвиг моления и сокрушения; посему Святая Церковь установила особенно частое положение земных поклонов в предшествовавшие дни поста и покаяния; с приближением же праздника Пасхи постепенно заповедует оставлять их. Так, «во Святую и Великую среду вечера» Страстной седмицы мы читаем в Уставе: на «Буди имя Господне» поклоны три. «И абие упраздняются совершенно в церкви бываемые поклоны. В келлиях же и до Великаго пятка совершаются». Отсюда видно, что последним днем для совершения земных поклонов Святой Церковью назначен Пяток Страстной седмицы. С Субботы же как предпразднственного дня, предшествующего Воскресению Христову, они совершенно «упраздняются», а тем более не должны быть полагаемы на самую Пасху как на «праздник праздников и торжество торжеств». Если бы приведенное нами место из церковного Устава кто-либо стал объяснять в том смысле, что оно относится к «упразднению» земных поклонов, только полагаемых с молитвою Ефрема Сирина, против такого толкования говорит 20-е правило Первого Вселенского Собора, повелевающее не только во дни Пасхи, но и от Пасхи до Пятидесятницы не преклонять колена при богослужении и молиться стоя, изображая Восставшего из мертвых.

4. Как должно начинать всенощную и Литургию от Пасхи до отдания?

В Уставе об этом есть определенное и ясное указание. Так, в Неделю Антипасхи, или воспоминания осязания апостола Фомы, на великой вечерне мы читаем: По внегда благословити иерею: «Христос воскресе» трижды. И абие поем предначинательный псалом: «Благослови, душе моя, Господа». Таким образом, на всенощном бдении после обычного начала: «Слава Святей, и Единосущней, и Животворящей, и Нераздельней Троице» должно петь в алтаре три раза «Христос воскресе». Далее о Литургии той же недели сказано: «Ведомо буди, яко от недели новыя и до отдания праздника Пасхи, начало Литургии сице бывает: по еже рещи диакону: «Благослови, владыко», и иерей: «Благословено Царство», и поет иерей: «Христос воскресе» трижды весь тропарь, кроме стихов: «Да воскреснет Бог». Здесь еще точнее указано, что в начале Литургии только в алтаре должно петь три раза весь тропарь: «Христос воскресе». Между тем, в некоторых церквах в это время как на всенощной, так и на Литургии поют его в алтаре только однажды, а остальные два раза – на клиросе. Почему это вошло в практику, неизвестно. В Уставе есть прямые указания, когда поют на клиросе «Христос воскресе», и в этом случае ничего не сказано.

5. Какой надобно говорить отпуст от Светлой недели Пасхи и до отдания?

Некоторые священники, руководствуясь тем правилом, что отпусты «Владычних праздников» произносятся до их отдания, и Пасхальный отпуст «Христос, воскресый из мертвых, смертию смерть поправый...» продолжают говорить до отдания Пасхи; но об этом отпусте в Служебнике прямо сказано, что он произносится только в неделю Пасхи и во всю Светлую седмицу. Следовательно, нет никакого основания произносить его до отдания. Другие же в простые седмичные дни произносят дневной отпуст «Христос истинный Бог наш», а в воскресные – «Воскресый из мертвых». Но если Святая Церковь богослужение и двунадесятых Господских праздников до самого их отдания отличила от рядовых дней особыми праздничными отпустами, согласно ли с этим установлением оканчивать седмичными отпустами церковные службы до отдания «праздника праздников и торжества торжеств»? Кроме того, такие отпусты не соответствуют чтению и пению этих служб, проникнутых духом продолжающегося празднования Пасхи. Мы думаем, что во все дни до отдания Пасхи надобно говорить отпуст «Воскресый из мертвых». Это мнение основываем на следующем указании церковного Устава: во вторник вечера отдания Пасхи в конце мы читаем: Ектению «Помилуй нас, Боже» и обычный отпуст глаголет иерей без креста: «Воскресый из мертвых». В среду отдания на утрене – «отпуст без креста». На Литургии – иерей творит отпуст Пасхи со крестом, и прочее все поем, конец Литургии, «отпуст без креста», «якоже указася на самую Пасху». Здесь воскресный отпуст называется обычным и потому предполагается произносимым в дни, предшествовавшие отданию Пасхи, а Пасхальный, как особенный, подобает только на Литургии этого дня. «И тако, – сказано, – отдается праздник Святаго и Живоноснаго Христова Воскресения».

Редакция «Тульских епархиальных ведомостей» по поводу тех же недоуменных вопросов высказывает следующие соображения.

Предложенное решение первого вопроса автор сам не считает окончательным и потому совершенно справедливо оставляет вопрос открытым. В пользу чтения молитв вечерних и утренних можно привести следующие соображения.

1) Отверстые Царские врата во все время Пасхи не препятствуют чтению этих молитв, так как и в другие праздники в начале всенощного бдения светильничные молитвы по Уставу положено читать, когда еще допевается 103-й псалом, следовательно, еще при отверстых Царских вратах.

2) Светильничные молитвы, а также утренние тайные молитвы приурочены не к 103-му псалму и не к шестопсалмию, а скорее, к великой ектений, так как и вообще все тайные молитвы приурочиваются к ектениям, и возглас, оканчивающий ектению, потому и называется возгласом, или возглашением, что произносится священником, в противоположность тайным молитвам, возгласно. Если нужно искать время для прочтения этих молитв, то приличнее всего – во время великой ектений.

3) Известно, что «светильничными», собственно, называются как 103-й псалом, так и вечерние молитвы; особенно же это название соответствует содержанию молитв. Псалом 103-й во дни Пасхи не читается и не поется, но вместо него поется «Христос воскресе» со стихами «Да воскреснет Бог». Тем не менее название «светильничного» удержано в церковном Уставе и для Пасхальной вечерни. Без светильничных молитв название это едва ли имело бы значение.

4) Что светильничные молитвы должны иметь связь не с псалмом 103-м, а с ектенией, видно из того, что на Литургии Преждеосвященных Даров три первые молитвы из числа светильничных явно имеют связь с тремя малыми ектениями и их возгласами.

5) То обстоятельство, что священник, служащий без диакона, сам должен читать и ектении, не должно служить препятствием к тому, чтобы прочитать и тайные молитвы: подобное обстоятельство встречается и при служении Литургии одним священником без диакона.

По поводу 5-го вопроса считаем нелишним обратить внимание на следующее замечание церковного Устава относительно отпуста на отдание Пасхи, во вторник вечера: «обычный отпуст глаголет иерей без креста: «Воскресый из мертвых», и святаго дне поминает»; в среду на утрене: «И святаго на отпусте поминает, его же будет день». О Литургии же сказано: «отпуст Пасхи со крестом; и прочее все поем.... якоже указася на самую Пасху»: о поминовении имени святого дня ничего не сказано. На этом основании можно думать, что на Пасхальном отпусте как во дни Пасхи, так и в конце Литургии на отдание имя святого дня не должно быть поминаемо.

Подобное замечание Устава: «На отпусте поминает иерей святаго, егоже есть день» мы находим также и на отдание праздника Пятидесятницы. Очевидно, что замечание это вызвано тем обстоятельством, что на отдание и Пасхи, и Пятидесятницы служба дневному святому отлагается, так же, как и на самые дни праздников. Если же о самих праздниках не сказано ничего насчет поминовения святого, а об отдании обоих праздников сказано, то ясно, что на самые праздники отпуст должно говорить без поминовения дневных святых. Хотя об отдании праздника Вознесения подобного замечания в Уставе не сделано, но нет сомнения, что праздник этот не составляет исключения относительно отпуста.

Здесь, кстати, мы ставим еще один вопрос, недавно нам предложенный, относительно праздничных отпустов Пасхи, Вознесения и Пятидесятницы. Следует ли на отпустах, начиная от недели Фоминой и до отдания Пятидесятницы, делать прибавления из отпустов, положенных на каждый день седмицы, например, в пяток: «Силою Честнаго и Животворящаго Креста»? Ни в Уставе, ни в Служебнике ничего об этом не сказано. Насколько нам известно, некоторые священники, за неимением указания Устава, делают эти прибавления, другие же не делают – на том основании, что во все означенные дни служба совершается без Октоиха, а следовательно, и без тех воспоминаний, которые по Октоиху усвояются каждому дню седмицы. Основание это нам кажется вполне достаточным. Потому что воспоминание на отпусте в понедельник, например, Бесплотных Сил или во вторник – Иоанна

Предтечи и так далее, не имело бы никакого смысла, когда в службе церковной о них нет ни слова. Служба дневного святого в день отдания поется на повечерии, как замечено в Уставе на отдание Вознесения. Но если таким образом принять за правило говорить один праздничный отпуст без прибавления из седмичных отпустов от Пасхи до отдания Пятидесятницы, то не следует ли распространить это правило и на другие праздники и даже предпразднства, когда по Уставу «Октоих не поется»? Не решая этого вопроса окончательно, мы, однако же, чтобы быть последовательными, склоняемся более на сторону положительного решения, нежели отрицательного, и в пользу первого приводим замечание Устава о дневных отпустах; говоря о прибавлении к отпусту слов «Силою Честнаго и Животворящаго Креста», Устав (в Служебнике) замечает, что этих слов не должно прибавлять к отпусту на вечерне в пяток под субботу, потому что на этой вечерне нет уже никакой службы Кресту.

Один священник обратился в редакцию «Тульских епархиальных ведомостей» за разрешением следующего вопроса:

Что же касается разнообразия в исполнении Устава, то оно никого не должно смущать в настоящем случае, и оно неизбежно, потому что не все церкви одинаково устроены, у большинства нет северной выходной двери; бывают и такие церкви, вокруг которых обхождение невозможно. В последнем случае даже при освящении храма хождение вокруг него, положенное в чине, отменяется.

На это редакция дает такое разъяснение. Из Устава не видно, что перед началом утрени на Пасху должно совершать крестный ход вокруг церкви. Сказано, что прежде всего затворят врата церковная, яже к западу. Потом исходит настоятель северными дверями в притвор, и, войдя в притвор, все прочие становятся лицом к западу, а настоятель, став пред церковными дверями, глядя на восток, знаменует «великия врата церкве (затворенная суща) кадилом крестообразно». В чине священнослужения, наблюдаемом в большом Успенском соборе (в Москве), сказано о том же предмете сходно с Уставом: «Архиерей идет из царских дверей (алтаря) в северныя двери (храма) и пришед к западным дверем... говорит: «Слава Святей...» Посем идет в церковь». О хождении вокруг всей церкви не говорится ни в Уставе, ни в чине. В чине, кроме того, не упоминается вовсе о притворе, вероятно, потому, что при северных дверях московского Успенского собора нет притвора. Умолчание Устава о круговом хождении дало утвердиться обычаю ходить на Пасху вокруг церкви, подобно тому, как в Великую субботу на утрени, хотя в Уставе ничего не сказано о хождении вокруг церкви с Плащаницей, но всеобщий обычай такого хождения давно уже обратился в правило, нигде не писанное, но всеми исполняемое. Согласно с этим обычаем и нисколько не противно Уставу действуют те другие священники, о которых говорится в предложенном вопросе. А так как большая часть храмов имеют одну только выходную дверь на западной стороне, то по необходимости исхождение на Пасху совершается в эту западную дверь, которая потом уже затворяется и, после кругового обхождения церкви, ход останавливается перед этой дверью для совершения начала Пасхальной утрени по Уставу. Поэтому и третьи священники также не противоречат Уставу. Отсутствие же северной двери у большей части храмов не должно считать нарушением Устава точно так же, как и отсутствие притвора при северной двери московского Успенского собора. Если буквально следовать указанию Типикона, то священнику, равно как и диакону, должно читать Евангелие за Литургией в первый день Святой Пасхи на славянском языке (см. Типикон, гл. 50). Но у нас, по примеру других Поместных Православных Церквей, принято читать Евангелие за Литургией в первый день Святой Пасхи на разных языках, когда эта Литургия отправляется несколькими священнослужителями. В основании этого обычая, находящего для себя оправдание в практике других Поместных Православных Церквей, лежит вполне рациональная цель – желание, чтобы никому из стоящих в храме не осталось непонятным Евангелие, читаемое на Литургии в первый день Святой Пасхи. Сообразно с такой целью в приходах с коренным православно-русским населением приличнее священнику читать Евангелие за Литургией в первый день Святой Пасхи на русском языке, в приходах же с инородческим населением (карелы, чуваши, мордва, черемисы и проч.) – на их языке. Чтение же Евангелия за Литургией в первый день Святой Пасхи на древнеклассических языках или на новейших иностранных языках, когда оно не вызывается никакой необходимостью, а тем более когда оно остается непонятным всем предстоящим в храме, обнаруживало бы в священнослужителе неосмысленное стремление заявить только свою ученость. И, насколько нам известно, в приходах с коренным русским населением священники, вместе с диаконами отправляющие Литургию в первый день Святой Пасхи, обыкновенно читают

Евангелие за этой Литургией на русском языке или – так же, как и диаконы, – на славянском языке.

По чинопоследованию Пасхального богослужения, седмичные службы, посвященные на каждый день недели особым святым и священным воспоминаниям, не правятся; посему и священнику нет побуждений читать каноны Бесплотным Силам, святому Иоанну Предтече и прочие каноны, назначенные Церковью в соответствии с каждодневным богослужением. По нашему мнению, священнику, готовящемуся к служению во дни Святой Пасхи, довольно прочитать с вечера Пасхальный канон вместо канона Иисусу Сладчайшему, канон к святому Причащению и вечерние молитвы. Было бы мало уместным и перед самой Литургией во дни Святой Пасхи вполне вычитывать обычные «входные молитвы». В числе обычных входных молитв первое место занимают покаянные тропари: «Помилуй нас, Господи» и проч. Естественно, что эти тропари благоприличнее заменять тропарями пасхальными, какие положены на часах Пасхальных, то есть после начального возгласа и троекратного «Христос воскресе из мертвых» читать: «Предварившия утро яже о Марии», «Аще и во гроб снизшел еси, Безсмертне» и проч., а затем из обычных «входных молитв» неотложно читать: «Пречистому Твоему Образу», «Милосердия сущи источник» и «Господи, низпосли руку Твою с высоты святаго жилища Твоего... да безкровное священнодействие совершу». Так, по крайней мере в монастырях, совершаются «входные молитвы» перед Литургией в Пасхальную седмицу («Руководство для сельских пастырей», 1888 г.).

Определенных правил на этот предмет нет, и практика не одинакова. В церквах столичных и при архиерейском служении чаще всего делят это Евангелие на три части: 1) от ст. 1 до 5 включительно, 2) от ст. 6 до 13 включительно и 3) от ст. 14 до конца, что вполне соответствует естественному течению мыслей в этом Евангелии («Церковный вестник»).

Устав не дает ответа на этот вопрос, а практика бывает различна: одни находят правильнее снимать с престола Плащаницу с вечера при начале праздничной службы, на малой вечерне, так как и положение Плащаницы на престоле совершается перед началом Пасхальной службы и пребывание Плащаницы на престоле, означающее пребывание Господа на земле, представляется несообразным с празднованием Вознесения Господня, когда прославляется Господь уже вознесшийся; другие находят правильнее снимать Плащаницу в самый праздник Вознесения в конце Литургии по отнесении Даров на жертвенник, когда именно этим действием изображается Вознесение Господне, тем более, что снятие ее накануне за малой вечерней наводило бы на мысль, будто Христос вознесся в 39-й, а не в 40-й день. По этому вопросу высказывается такое соображение: если относительно предмета, о котором идет речь, и нет прямых указаний, то всего целесообразнее поступает большинство священников, которые уносят Плащаницу вместе с прекращением Пасхальных песней, то есть на 9-м часе, а делать из снятия Плащаницы особенное символическое священнодействие будет произволом.

В Служебниках, изданных в осьмушку и меньшего формата, они читаются по первому чтению, которое вполне согласно с чтением их в Псалтири; в Служебниках же в четвертую долю листа они читаются по второму чтению. Казалось бы, правильнее следовать чтению Псалтири; но ведь в богослужении слова Священного Писания очень часто приводятся не буквально, а в измененном виде, как, например, и произносимые перед тем слова псалма (27, 9) «Спаси, Боже, люди Твоя». Которой же редакции следовать? По мнению И.А., нужно следовать первой редакции, каковая имеется и в русской и в славянской Библии, вторая же лишена молитвенного смысла, потому что не имеет сказуемого. Что касается до изменения слов псалма (27, 9), то ведь здесь изменяется не мысль, а вносится лишь пояснительное слово (Боже), подразумеваемое в самом псалме («Церковный вестник», 1889, № 10).

Певшийся до этого дня тропарь Вознесения Господня, очевидно, не подходит, потому что накануне праздновалось уже отдание Вознесения, а песнь: «Видехом Свет истинный, прияхом Духа Небеснаго» тоже не годится, потому что приятие Духа Святого только ожидается на следующий день, и по Уставу эту песнь нужно начинать петь только с праздника Пятидесятницы. Устав не дает никакого указания. На практике же одни, несмотря на указанную несообразность, поют: «Видехом Свет истинный», другие – заупокойный тропарь совершаемой тогда родительской субботы, не назначающийся, однако же, для пения в это время никакими замечаниями Устава, третьи ничего не поют. Как правильнее поступать? По мнению И.А., нет основания отменять песнь «Видехом Свет истинный», хотя она и входит в число стихир не наступившей еще Пятидесятницы. Ведь Пасхальные песнопения: «Во гробе плотски» и «Светися, светися» произносятся же иереем на Литургиях поста и на обеих Литургиях Василия Великого на Страстной неделе неотложно («Церковный вестник», 1889 г.).

Один из приходских священников Тверской епархии обратился в редакцию «Епархиальных ведомостей» с вопросом: «Следует ли на Святой Неделе во время совершения водоосвящения петь вместо «Святый Боже» «Елицы во Христа крестистеся»? и после двукратного пения «Спаси, Господи, люди Твоя», при погружении Животворящего Креста Господня, в третий раз «Христос воскресе»? Вопрошающий священник заявляет, что некоторые из его собратий по службе так делают и допускают еще иные изменения при водоосвящении в Пасху и тем вводят многих в недоумение и разномыслие.

Для решения первого вопроса: «Следует ли петь вместо «Святый Боже» «Елицы во Христа крестистеся»? – должно напомнить всякому те слова, которые поются при водоосвящении перед «Святый Боже». Слова эти следующие: «Пресвятая Богородице Дево, рук наших дела исправи, и прощение прегрешений наших испроси, внегда пети нам Ангельское пение». Ангельское пение, или Ангельская песнь, – это Трисвятое. По церковному преданию, эта песнь введена Церковью в богослужение при следующих обстоятельствах: в Константинополе во время одного землетрясения при императоре Феодосии XI христиане вместе с архиепископом своим Проклом выбежали в испуге за город и там стали молиться. Во время этого молебного пения один отрок в молитвенном восхищении слышал, как на небе Ангелы Божий пели: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный». Народ, узнав об этом откровении, тотчас же запел Ангельскую песнь в честь и славу Трисвятого Бога – с прибавлением смиренного моления «Помилуй нас», – и землетрясение прекратилось. И с той поры эта Ангельская песнь вошла в употребление во всей христианской Церкви под более известным именем Трисвятого. Ее-то и разумеет Православная Церковь, когда научает нас петь при водоосвящении: «Внегда пети нам Ангельское пение». Песнь «Христос воскресе» нигде не называется Ангельской песней. Поэтому совершенно напрасно некоторые священники заменяют во время освящения воды на Святой Неделе эту Ангельскую песнь словами Апостольскими: «Елицы во Христа крестистеся, во Христа облекостеся».

Но говорят: «На Литургии во всю пасхальную Неделю вместо Трисвятого поется «Елицы во Христа крестистеся». Что на Литургии в течение пасхальной недели Трисвятое заменяется словами Апостольскими, на это есть, или, вернее сказать, были свои уважительные причины. В древности накануне праздника Пасхи, а также накануне праздников Пятидесятницы, Рождества и Крещения Господня и в Лазареву субботу совершалось крещение оглашенных, которые во всю Святую Неделю, а равно и в праздники Пятидесятницы, Рождества и Крещения Господня и в Лазареву субботу приобщались вместе с верными Пречистых Тайн Христовых. Святая Церковь, разделяя с ними их высокую и чистую радость и вместе с тем научая их, какой великой милости они сподобились через Таинство Крещения, и узаконила петь в эти дни, вместо Трисвятого, или Ангельской песни, слова Апостола «Елицы во Христа крестистеся, во Христа облекостеся», – те самые слова, кои оглашенные слышали тотчас после своего крещения и миропомазания и которыми Святая Церковь тогда выражала их радость. При пасхальных водоосвящениях никого из оглашенных не бывает, да и напоминания о них тоже не бывает. Следовательно, нет ни малейшего повода заменять Ангельское пение, или Трисвятое, словами Апостольскими.

Касательно второго вопроса: «Можно ли во время погружения Животворящего Креста Господня при водоосвящении на пасхальной Неделе петь два раза «Спаси, Господи, люди Твоя», а в третий раз «Христос воскресе»? – отвечаем: при таком пении замечается, прежде всего, некоторая непоследовательность и нелогичность; почему два раза поется «Спаси, Господи, люди Твоя», а в третий, и именно в последний раз, «Христос воскресе»? Почему не все три раза «Христос воскресе»? Ответа на это можно ожидать такого, какой и действительно дают: «Ради праздника Воскресения Христова». Но почему же ради этого величайшего из всех праздников «Христос воскресе» поется только один раз, тогда как именно ради величия праздника следовало бы уже петь или все три раза, потому что при всяком другом случае «Христос воскресе» обыкновенно поется трижды или уж, по крайней мере, перед «Спаси, Господи, люди Твоя»? Вместо предполагаемого исповедания величия праздника Пасхи не делается ли тут уничижения и умаления его?

«Ну, хорошо, – скажут нам сторонники нововведений, – мы и станем петь три раза «Христос воскресе» вместо «Спаси, Господи, люди Твоя» или один раз сначала, а потом два раза «Спаси, Господи, люди Твоя» -- станем петь именно ради величия праздника.

Таким скорым охотникам изменять церковные уставы можно так ответить: если ради величия праздника Пасхи можно петь, при водоосвящении в Неделю Пасхи, вместо «Спаси, Господи, люди Твоя» «Христос воскресе» три раза или один раз вначале или потом, то на том же самом основании в праздник Рождества Христова можно петь вместо «Спаси, Господи, люди Твоя», при погружении Креста Господня во время водоосвящения, «Рождество Твое, Христе Боже наш»; в праздник Пятидесятницы – «Благословен еси, Христе Боже наш»; а потом дойдет и до того, что в праздник Благовещения будем петь ради величия праздника, при погружении Животворящего Креста Господня, «Днесь спасения нашего главизна», в праздник Успения – «В Рождестве девство сохранила еси» и т.д.,– конца не будет произвольным нашим отступлениям.

Таврическая Духовная консистория по вопросу о том, какие крестные ходы можно и какие нельзя совершать без разрешения высшего начальства, определением, утвержденным его Преосвященством, Преосвященнейшим Гурием, епископом Таврическим и Симферопольским, постановила: духовенству Таврической епархии через «Епархиальные ведомости» объяснить, что без разрешения высшего начальства не может быть дозволяемо совершение крестных ходов вновь, нарочито учреждаемых по случаю особенных каких-либо важных событий или происшествий в приходе. Что же касается обычных в среде православного народа крестных ходов, совершаемых по желанию прихожан: для освящения полей, или колодцев, во время засухи, бездождия или другого какого-либо всеобщего бедствия, то таковые ходы всегда могут быть совершаемы и без особого разрешения начальства, подобно тому, как совершаются крестные ходы во время освящения воды в день Богоявления, Преполовения Пятидесятницы и 1 августа, равно как и крестные ходы или процессии при погребении умерших, потому что в подобных случаях Церковью положено не только неотложно совершать крестные ходы, но и составлены на сии случаи ектений и молитвы; государственными же законами подобные крестные ходы не воспрещены. Но при подобных крестных ходах надлежит наперед уведомлять местную полицейскую власть для принятия должных мер к предупреждению беспорядков.

Настоятель с причтом приготовленного к освящению храма должен иметь ко дню освящения следующие вещи: медную маленькую кастрюльку для воскомастики, один фунт желтого воска и по десяти золотников: мастики, простого и росного ладана и алая из аптеки – толченых четыре камня, пять или более полотенец, две бутылки красного вина – одну к освящению, другую к Литургии, бутылку розовой воды, несколько пузырьков духов, шесть губок грецких – одну для потира, а остальные для освящения, один чистый столовый нож, шелковый или бумажный шнур от двадцати до тридцати аршин, смотря по величине престола, две антидорных тарелки, на коих можно было бы подать начальствующему все вещи при освящении престола, показанные выше, пятнадцать или двадцать свечей для священников (зажигаются на всенощном бдении, на освящении воды и при освящении храма в свое время), водосвятную чашу небольшого размера с кропилом. Все поименованные вещи должны быть помещены на столе за престолом, где позволит место. Кроме них, в самый день освящения на том же столе, в каком-либо сосуде, должна быть приготовлена и теплая вода. На другом, большом столе, обшитом белым полотном и поставленном среди церкви, должны быть размещены принадлежности жертвенника и престола в следующем порядке: на левой половине стола должны быть уложены поперек покрывало на жертвенник, на него одеяние и полотняная срачица на жертвенник, а на них напрестольный покров, одеяние и полотняная срачица, на них воздухи и илитон, а на другой половине стола: ковчег, Евангелие, крест, потир, дискос, звездица, копие, лжица, тарелочки, губки в антиминс и потир. И потом этот стол должен быть покрыт поверх вещей прозрачной белой материей, например, тюлем, сколько нужно по размерам стола. У этого стола ставят два аналоя, а на них кладут три уже освященные иконы – Спасителя, Божией Матери и храмовую в малом размере – и поставляют вокруг стола и аналоев семисвечник, если он есть, и выносные подсвечники числом два, четыре, шесть, восемь или сколько угодно, которые, впрочем, перед началом освящения храма должны быть убраны, а употреблены только во время всенощного бдения для большего света и благолепия в храме, так как перед местными иконами, еще не освященными, свечи не зажигаются, да и священнослужители всенощное бдение совершают не в алтаре, а среди храма за вышеупомянутым столом, при закрытых Царских вратах. Кроме сего, нужно приготовить: священнических и диаконских облачений, по числу служащих, примерно семь риз и восемь стихарей; священников при освящении может быть от трех до семи или даже до восьми. Так, например, при совершении крестного хода вокруг храма начальствующий несет святой антиминс, а следующая пара священников идет с ним и поддерживает его под руки; следующая за ними пара священников несет крест и Евангелие, а следующая за этою пара – иконы Спасителя и Божией Матери; кроме сих, должен быть еще священник, который идет впереди крестного хода и кропит храм и предыдущий народ. Совершать же Литургию можно втроем или впятером. Диаконов должно бы быть четыре: из них один с начальствующим, один держит воскомастику один – святую воду, и один подает все вещи к освящению; но в случае недостатка, для этой надобности могут быть приглашены и псаломщики; кроме сих, еще нужно трое стихарных: один должен подавать кадило, другой читать часы и третий держать книгу начальствующего при освящении; еще нужны и певцы. Нужны запоны (фартуки) для священников, по числу служащих, завеса в алтарь на Царские врата, и завеса близ западных дверей коленкоровая. Последнюю можно устроить на проволоке или шнуре в храме; в противном случае поступить так, как сказано в Требнике. Нужно приготовить несколько экземпляров Служебников для священников, а также весь круг богослужебных книг, два кадила, фонарь для крестного хода, две диаконских свечи, покровец, от трех до пяти стульев или табуреток. Кроме стола для благословения хлебов, который должен будет употребляться и во время освящения под святой антиминс, когда его принесут в храм и поставят там перед завесой, нужен еще столик или аналой под святой антиминс, когда он, во время совершения всенощного бдения, будет находиться в приготовленном к освящению храме у местной иконы Спасителя. Утром перед освящением воды, во время перезвона, святой антиминс переносится священником с диаконом в преднесении свечи в ближайший освященный храм, если таковой имеется, а если такового нет, то оставляется на том же месте, т.е. перед местной иконой Спасителя до крестного хода. Святой антиминс должен быть положен на дискос, накрыт сверху звездицей и покровцем; перед ним во всю ночь должна гореть лампада; срачицы на престол и жертвенник должны быть примерены заблаговременно; нужно при сем рассмотреть, нашиты ли на них кресты, по уставу ли сделан престол и есть ли на углах его для гвоздей и на боках доски для верви выемки, а равно – хорошо ли устроен жертвенник. Престол делается высотой в аршин шесть вершков, а ширина и длина бывает по размерам алтаря и Царских врат. Утром до звона приготовляется воскомастика. Для сего берут вышесказанное количество желтого воска, растопляют его на огне, потом влагают в него и прочие показанные выше толченые вещи, но кипеть всему этому составу много не дают, чтобы не полился из кастрюльки. В чине освящения храма, совершаемого не архиереем, о воскомастике, красном вине и благовонных жидкостях не упоминается; но так как эти вещи повсюду введены в употребление при этом священнодействии и приличны знаменованию престола как Гроба Христова (Мф. 26, 7–13; Мк. 14,3–9; Ин. 12,3–7) и Голгофы, орошенной кровью и водой из прободенного ребра Спасителя, то могут быть употреблены и при иерейском освящения храма.

1. Составлено применительно к чину, напечатанному в Большом Требнике, и к церковной практике. Было напечатано в первом и втором номере «Владимирских епархиальных ведомостей» за 1875 год.

Священнослужители (не менее трех) в полном облачении совершают на середине храма малое водоосвящение, держа в руках зажженные свечи; после сего они со святой водой, с иконами, стоявшими посреди храма, возвращаются в алтарь; начальствующий с крестом на блюде следует за ними. Дека снимается с нового престола и приставляется к восточной стороне храма. Священники надевают фартуки и снова выходят на середину храма; они берут стол с приготовленными к освящению вещами, вносят его царскими вратами в алтарь и ставят по правую сторону престола или где позволит место. Тогда же и прочие вещи с середины храма убирают на свои места. Священники становятся вокруг престола, молятся и кланяются друг другу. Диакон подает святую воду; начальствующий кропит ею столпы престола. Диакон подает в кастрюльке воскомастику начальствующему; начальствующий окропляет святой водой воскомастику и возливает ее крестообразно на верхние концы столпов престола, обходя вокруг него. Потом снова кропит столпы для того, чтобы воскомастика скорее застыла. После сего начальствующий возглашает: «Вознесу Тя, Боже мой, Царю мой» (Пс. 144). Певчие поют этот псалом весь до конца. В это время священники приносят деку; начальствующий окропляет сначала нижнюю сторону ее, а потом верхнюю, и она полагается на свое место. Диакон на антидорной тарелке подает гвозди и полагает на престол; начальствующий окропляет их и раздает сослужащим священникам, которые вкладывают их в назначенные места на углах престола. Потом подают камни; начальствующий кропит их и раздает прочим священникам, которые вбивают ими вложенные гвозди в столпы престола, после чего кладут сии камни под престол; вбитые гвозди заливаются воскомастикою и, когда она остынет, срезают ее, если окажется, что она выше уровня деки. По укреплении престола начальствующему подают: теплую воду, мыло, красное вино, розовую воду и духи на антидорных тарелках и поставляют на престоле. Когда певчие заканчивают пение 144-го псалма, диакон говорит в алтаре: «Господу помолимся». Певчие отвечают: «Господи, помилуй». Начальствующий тихо, преклонив главу, читает молитву: «Господи Боже наш, освятивый струи Иорданския спасительным Твоим явлением, Сам и ныне ниспосли благодать Святаго Твоего Духа и благослови воды сия и вино к освящению и совершению жертвенника Твоего сего, яко благословен еси во веки веков, аминь». После молитвы красное вино, розовая вода и духи снимаются с престола, а остаются на нем теплая вода, мыло и полотенце, которые окропляются святой водой. После сего и эти вещи снимаются с престола, кроме сосуда с теплой водой, из которого начальствующий возливает воду на престол крестообразно трижды, говоря: «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа, аминь», и возглашает псалом 22-й: «Господь пасет мя...» Певчие поют этот псалом. В это время священники омывают престол теплой водой, сначала просто растирая его руками, а потом немного и мылом; снова возливается вода, чтобы смыть мыло, и тогда уже вытирают престол полотенцами. Потом приносятся: красное вино, розовая вода и губки; начальствующий, по окроплении святой водой сих вещей, берет вино и воду, выливает их на одно антидорное блюдо или в какой другой сосуд, и из него возливает крестовидно на середине престола: священники вместе с ним руками растирают это смешение по престолу и отирают губками досуха. Потом подают духи и с ними поступают так же, как с вином, только не вытирают губками, а руками втирают в деку престола и так оставляют. Когда певчие заканчивают петь, начальствующий провозглашает: «Господь воцарися, в лепоту облечеся» (Пс. 92). Певчие поют этот псалом, а священники подают напрестольную срачицу для окропления и, по окроплении внутри и вне, надевают на престол: потом приносят вервь; начальствующий окропляет ее, отдает диакону, который и опоясывает ею престол трижды поверху (по выемке деки). Начальствующий же в это время держит конец верви в руке и, по окончании опоясывания, делает узел у правого столпа. После сего приносят одеяние на престол и, окроплении его внутри и вне, облачают престол. Потом второй из служащих священников и прочие священники идут к жертвеннику, окропляют его, срачицу и одеяние святой водой и одевают жертвенник. В это время начальствующий окропляет завесу, покров на престол и все прочие принадлежности престола и жертвенника, если они не освящены, и полагает на свои места. Устроив все это, священники снимают свои фартуки. По окончании пения 92-го псалма начальствующий, взяв кадило, настоятель храма или второй после начальствующего – кропило, а диаконы – первый необожженную свечу и без огня, а другой – святую воду, начинают каждение, при возгласе начальствующего: «Коль возлюблена селения Твоя, Господи сил» (Пс. 83). Певчие поют этот псалом, а начальствующий кадит престол, жертвенник, весь алтарь, иконостас и все иконы в храме, второй кропит их. По окончании сего, начальствующему подается необожженная запрестольная свеча, и он, зажегши ее от огня из кадила, поставляет ее на свое место; от этой свечи зажигаются начальствующим свечи и раздаются сослужащим священникам, которые зажигают свечи у икон и у народа. Потом священники берут крест, Евангелие, иконы, диаконы – кадила, свечи и святую воду, а прочие – запрестольные крест и икону, фонарь, хоругви и идут из алтаря за святым антиминсом, при возглашении от начальствующего тропаря: «Иже во всем мире мученик Твоих», повторяя его. Придя к святому антиминсу, начальствующий, покадив, делает с вошедшими в алтарь сослужащими земной поклон пред антиминсом. В алтарь, где находится святой антиминс, входят только начальствующий, следующая за ним пара священников и диакон с книгою, а прочие остаются у царских врат. Диакон в алтаре возглашает малую ектению: «Паки и паки миром...» По ектений – возглас: «Яко свят еси, Боже наш, иже на пострадавших по Тебе честных мученицех почиваеши, и Тебе славу возсылаем, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков». Певчие отвечают: «Аминь» и поют тропари: «Иже на камени веры создавый Церковь...», «Святии мученицы...» и «Слава Тебе, Христе Боже...» дважды и более, смотря по надобности. Начальствующий с теми же сослужащими вторично делает земной поклон и, возложив на главу дискос со святым антиминсом, идет с крестным ходом обратно к освящаемому храму. Впереди хода идет священник, за ним несут хоругви, фонарь, запрестольные крест и икону, за ними следуют певчие, потом священники с иконами, Евангелием и напрестольным крестом, за ними – два диакона с кадилами и свечами, потом – начальствующий со святым антиминсом, поддерживаемый двумя священниками и в сопровождении первенствующего диакона. Перед выходом крестного хода из освящаемого храма бывает перезвон, а по выходе – красный звон; по входе священнослужителей в другой храм за антиминсом опять бывает перезвон, а во время обратного хода к освящаемому храму опять звон. Когда приблизятся к освящаемому храму, не входят в него, а идут вокруг него, причем впереди идущий священник кропит стены храма со всех сторон, а равно и предыдущий народ. Потом, войдя в храм, священники остаются у завесы или в притворе храма, а певчие уходят внутрь храма. Священники с крестом, Евангелием и иконами и прочие становятся напротив начальствующего, изображая собою полукружие, за поставленным тут, во время хода, столом, на котором поставляется дискос со святым антиминсом. Начальствующий, взяв кадило, кадит и возглашает: «Благословен еси, Христе Боже наш, всегда, ныне и присно и во веки веков». Певчие отвечают: «Аминь». Потом, приподняв святой дискос, начальствующий возглашает: «Возмите врата князи ваша, и возмитеся врата вечная, и внидет Царь славы». Певчие поют: «Кто есть Сей Царь славы?» Диакон: «Господу помолимся». Певчие: «Господи, помилуй». Начальствующий читает молитву: «Боже и Отче Господа нашего Иисуса Христа, Иже Сый благословен во веки: Иже завесою плоти Его обновлей нам вход в Церковь первородных на небесех вписанных, идеже глас празднующих, и глас радости, Сам Человеколюбче Владыко, призри на ны грешныя и недостойныя рабы Твоя, обновление празднующия честнаго храма (имярек). Утверди его до скончания века непоколебима и прославлена Тобою: и сподоби нас в нем хвалы и славословия не зазорно приносити славе Твоей и Единородному Твоему Сыну, Господу нашему Иисусу Христу, и Святому Твоему Духу, в разуме и во всяком чувстве, и поклоняющимся Тебе, во страсе Твоем, Божественных щедрот достойным показатися: и благоприятным Твоей благости быти мольбам сим, яже о нас и всех людех Твоих, неизреченному Твоему благоутробию приносятся: молитвами Пречистыя Владычицы нашея Богородицы и Приснодевы Марии и всех святых, аминь». Начальствующий говорит: «Мир всем». Певчие: «И духови твоему». Диакон: «Главы ваша Господеви приклоните». Певчие: «Тебе, Господи». Приклонив голову, начальствующий читает молитву тайно: «Владыко, Господи Боже наш, уставивый на небесех чины и воинства Ангел и Архангел во служение Твоея славы: сотвори, со входом нашим, входу святых Твоих Ангелов быти, сослужащих нам и сославословящих Твою благость. Яко подобает Тебе всякая слава, честь и поклонение, Отцу и Сыну, и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков, аминь». Потом, взяв святой дискос, возглашает: «Господь сил, Той есть Царь славы». Певцы поют то же. Западная дверь или завеса открывается, и начальствующий, осенив святым антиминсом крестообразно вход, идет со всеми служащими в алтарь, а певчие поют в это время тропарь: «Якоже вышния тверди благолепие...» По входе в алтарь, святой антиминс полагается на престол, в него влагают губку, а на него, поцеловав, кладут Евангелие. Диакон: «Паки и паки, преклоньше колена, Господу помолимся». Певчие: «Господи, помилуй» (трижды). Начальствующий читает молитву пред престолом с коленопреклонением: «Господи Боже наш, Иже тварь единым словом создавый, и во еже быти приведый, неизреченными же образы различно сию украсивый, Иже Сыном Твоим нам заповедавый обнов итися нашему естеству, Святым Твоим Духом, Тебе молимся, и Тебе милися деем, Отцу Слова, Господу и Богу нашему: понеже неизреченным Твоим человеколюбием, и безмерною Твоею благостию и тварь и вся древний закон в Твоем Боговидении на Синайстей горе в купине оной дивной, в скинии свидения и в предобрейшем храме Соломона обновление прияли во образ Новаго Завета: милостивым оком призри на ны грешныя и недостойныя рабы Твоя, живущия в сем дому небоподобном, вселенныя похвале, жертвеннице истинном неизреченныя Твоея славы, и низпосли Пресвятаго Твоего Духа на ны, и на наследие Твое, и, по Божественному Давиду, обнови в сердцах наших дух правый, и духом владычним утверди нас: победы на видимыя и невидимыя враги даруй: нам же единомыслие и мир: сотворшим же здание сие и храма обновление по любви к Богу тщательно, оставление согрешений подаждь: даруй им вся яже ко спасению просимая; воздвигни я к деланию заповедей Твоих: да неосужденно поклонятся Тебе, единому истинному Богу, и Его же послал еси, Иисусу Христу, молитвами Богородицы и всех святых Твоих, аминь». Диакон: «Заступи, спаси, помилуй, возстави и сохрани нас, Боже, Твоею благодатию. Пресвятую, Пречистую, Преблагословенную» и проч. Начальствующий возглас: «Яко свят еси, Боже наш, и на святых, по Тебе пострадавших, честных мученицех почиваеши, и Тебе славу возсылаем, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков»; певчие поют: «Аминь». Потом, взяв святой крест и святую воду, идут все служащие на середину храма, где становятся как на молебне. Диакон: «Господу помолимся, рцем вси». Начальствующий осеняет крестом и кропит святой водой предстоящий народ на все стороны света. Затем диакон возглашает: «Премудрость». Начальствующий говорит отпуст. Диакон провозглашает многолетие. Потом читают часы, во время коих совершается проскомидия; и бывает Литургия, а по окончании Литургии – молебен храмовому святому, если заблагорассудит начальствующий.

На рапорте одного из благочинных Орловской епархии об освящении им храма и престола во имя Преподобного Сергия Радонежского, чудотворца, в день празднования памяти этого святого, Орловский Преосвященный положил такую резолюцию: «Благочинному сделать замечание, что он не должен был освящать храм в 25-й день сентября, то есть на день памяти Преподобного Сергия Радонежского, имени которого посвящен освященный храм, так как в главе 107-й Большого Требника сказано: «В той день на самый праздник, его же будет во имя храм посвящен, и того храма на свой праздник отнюдь не святити. А святити храм прежде своего праздника, а не в той день».

1. Если нет другого (освященного) храма, то крестный ход начинается от местной иконы Спасителя, пред которою оставался святой антиминс до самого хода, как сказано выше, и совершается по указанному порядку вокруг освящаемого храма.

2. Так как при этом, не часто совершающемся богослужении иногда бывают замешательства в действиях и остановки в пении, то советуется начальствующему, до начала богослужения, назначить каждому лицу, явившемуся на службу, известную обязанность при богослужении с объяснением, как ее исполнить, а также объявить певцам, чтобы они, во избежание беспорядков, в случае надобности, повторяли те тропари, стихи и песни, которые должны будут петь во время освящения, или прекращали, смотря по тому, как успешно дело идет у священнослужителей; а чтобы можно было видеть им порядок священнодействия во время пения, следует указать им место в алтаре или близ оного.

На рапорте настоятеля Ляданского монастыря о разрешении сдвинуть с места в монастырской церкви престол, по случаю починки пола в алтаре, последовала такая резолюция Минского Преосвященного от 4 апреля 1878 года:

1) Снять святой престол руками священнослужителей, с благоговением, разрешается.

2) Всегда, как только святой престол сдвигается с места, должно утверждение и освящение его вновь совершать по чину полного обновления и освящения храма.

3) Для предупреждения частого передвижения престола и охранения его от недостойного прикосновения, при устройстве престола поступать следующим образом: никогда не должно утверждать святой престол на полу и на балках, его поддерживающих. На месте, где имеет быть престол, возводится в виде основания для него каменный столб. В столбе вделываются в уровень с полом и даже несколько, на полвершка, выше его, из четырехугольных брусков, четырехугольная с перекрестьем рама. По углам рамы делаются четыре выемки для четырех ножек престола, а в середине перекрестья – выемка для креста со святыми мощами, на случай освящения храма архиереем. Пол церкви пригоняется к самой раме, но не имеет с нею никакой связи, так что при починках пола святой престол остается непоколебимым и неприкосновенным. Можно, пожалуй, обойтись и без рамы, сделав отверстие для утверждения ножек престола и креста в самом каменном основании.

4) Нынешний престол, если он совершенно прочен и не покоробился, может быть утвержден снова, без снятия верхней доски, но удобнее и благоприличнее устроить новый престол. В последнем случае прежний престол, если он не может быть материалом для нового, надо сжечь в церковной печке или, при необходимости, какой-либо иной.

Один из благочинных Минской епархии, сделав представление Преосвященному, что в церкви его ведомства при разоблачении во время починки престол оказался неопоясанным, просил разъяснить, как в данном случае поступить. Преосвященный по этому поводу положил следующую резолюцию: «Обвязывание вервием престола так, чтобы на всех его сторонах выходил крест, составляет, собственно, принадлежность архиерейского освящения храма. В последовании, как освящаются антиминсы, положенные в новосозданном храме, то есть в чине освящения, бываемого без архиерея, сказано: «Также кропится срачица святою водою и полагается на святую трапезу и обвязуется просто вервиею, на то устроенною и окропленною святою водою». В «Известии учительном», печатаемом при Служебнике, в разделе «Вещи пред служением и проч.», между прочим, сказано: «Сии же срачица и индития и литон да будут чисты, не раздраны и не диравы, и аще обветшают, переменити по повеленному чину с молитвословием». В дополнительном Требнике, изданном в Киево-Печерской Лавре, есть чин благословения индитий, или одежд и покровов божественных трапезы и жертвенника. Индитиями здесь названы все вообще одежды престола, в том числе и срачица. Посему учинить следующее:

1) Священник собственноручно снимает со святого престола срачицу, а святой престол тотчас покрывает верхнею индитиею или приличною пеленою. В таком виде святой престол должен быть до наступления времени освящения, когда сие временное прикрытие должно быть снято;

2) Если срачица совершенно цела, то помыть ее только; если же повреждена, раздрана, дирава, то приготовить на место ее новую;

3) Перед обновлением храма срачицу, индитию, литой и прочие принадлежности престола положить пред алтарем на отдельном столике;

4) Освящение воды по чину;

5) По погружении святого креста в воду и по пропетии трижды «Спаси, Господи...», служащий подходит к столику с одеждами, читает молитву на благословение индитий по дополнительному Требнику и кропит святою водою;

6) По окончании молитвы столик с одеждами вносится в алтарь, певцы поют псалом 92: «Господь воцарися...», а священники облачают престол. Если есть искусный из иереев, то дозволяется совершить обвязывание вервиею по срачице престола по образу, указанному в чине освящения архиерейского, так, как сие обычно делается во многих местах. Можно по указанию Требника совершить обвязывание просто, то есть обтянуть снурком трижды по углублении на верхней доске престола и конец завязать на правом углу престола;

7) По окончании облачения читать молитвы на обновление храма;

8) Затем каждение и окропление святою водою всего храма и икон, певцы поют псалом 25: «Суди ми, Господи...» Обычный отпуст».

Благочинный Новосильского уезда 1-го округа священник Николай Глаголев, обращаясь за разрешением этого вопроса в редакцию «Тульских епархиальных ведомостей», с своей стороны, сообщает, что в Московской епархии будто бы есть такой обычай: «Святой престол, предназначенный к уничтожению, сжигают на реке и не просто, а с некоторой церемонией, а именно: совершив в последний раз Литургию соборне на престоле, предназначенном к уничтожению, священники и диаконы, совершавшие Литургию, при благовесте к ходу, поднимают святые иконы и, наконец, престол и, при звоне, идут на реку с пением псалма 18-го «Небеса поведают славу Божию...» и пр. По приходе на назначенное место, где должен быть устроен предварительно плот и на плоту насыпана земля, священники с диаконами сокрушают здесь престол, сжигают его и пепел ссыпают в реку». «Но так ли это? – спрашивает священник. – На сие чиноположение нигде не указано».

В подобных случаях священнику обыкновенно приходится действовать или по своему разумению, или по принятому в какой-либо местности обычаю. В том и другом случае более правильным считается тот образ действия, который в основании своем имеет если не прямо относящиеся к данному случаю, то, по крайней мере, аналогические указания, заимствуемые из богослужебных или канонических уставов Церкви. Указанный обычай, существующий будто бы в Московской епархии, очевидно, основывается главным образом на высоком понятии об освящении, сообщаемом престолу. Обычай поэтому, конечно, требует не простого истребления ветхого престола огнем, но с торжественными обрядами и даже священнослужением. Истребление престола огнем и ссыпание оставшегося пепла в реку имеет в основании своем аналогичные правила относительно истребления некоторых священных предметов (см. в «Учительном известии» правила в случаях с Кровью Христовой). Неизвестно только, почему обычай указывал петь псалом 18. Вообще же мы ничего не сказали бы против этого обычая, если бы могли быть уверены, что он действительно принят в той или в другой епархии и одобрен местной епархиальной властью. Но в последнем есть причины усомниться. В одной из резолюций митрополита Московского Филарета, напечатанной в духовном журнале, сказано, что престол можно употребить на сожжение при печении просфор, без всякой торжественности. Один московский священник сообщил нам еще другую словесную резолюцию того же митрополита: при перестройке церкви нужно было заменять ветхий престол новым, но кипарисная доска на прежнем престоле была еще крепка; поэтому священник просил Преосвященного дозволить употребить доску на иконы для обновленной церкви, и это было дозволено; остальные же части престола были сожжены просто в церкви в затопленной печи. К этому мы прибавим еще одно соображение. Если некоторые части престола могут быть употреблены на иконы, то также могут быть употреблены и на материалы для нового престола, особенно же престольная дека, точно так же, как ничто не препятствует поставить в церкви и вновь освятить прежний престол, если он, при исправлении алтаря, был сдвинут с места или только поколеблен. (Указ Святейшего Синода от 1 августа 1743 г.). Здесь заметим, кстати: необходимость нового освящения для престола, сдвинутого с места, показывает, что он уже лишен своего прежнего освящения; тем не менее вещество, прежде причастное святыни, не может быть безразлично обращено на какое-либо мирское употребление. В Кормчей книге решается такой вопрос: не получают ли освящение те орудия (инструменты), которые употребляются для переделки попортившихся священных сосудов, и вопрос по отношению к орудиям решается отрицательно, именно в том смысле, что святость не переходит от одной вещи к другой; что же касается самих священных вещей, как-то: золотых или серебряных сосудов, то их святость представляется как будто сохранившейся даже и тогда, когда они уже подвергнуты переделке в руках мастера; и священные сосуды могут быть продаваемы только в одном случае – для выкупа пленных и притом не иначе, как в слитках.

Многие священники, особенно молодые, не знают, как следует встречать архипастыря, посещающего вверенные ему церкви. Это незнание порядков, наблюдаемых в упомянутом случае, вводит священника в суетливое беспокойство, неприятно бросающееся в глаза как Преосвященному архиерею, так и прихожанам, часто в большом количестве собирающимся для принятия благословения от своего архипастыря. Частые случаи замешательства, допускаемого неопытными священно- и церковно-служителями при встрече архиереев, побудили Московскую духовную консисторию в 1841 году опубликовать «Чин встречи Преосвященных архиереев при посещении ими церквей». Передаем этот чин с указанием особенностей, необходимых в практике настоящего времени.

«При приближении архиерея к церкви начинается звон, который прекращается уже по вступлении архиерея в церковь».

«Священник в полном облачении отверзает Царские врата и с крестом на блюде, покрытом воздухом, выходит к западным дверям в предшествии диакона (конечно, в облачении) с кадилом и причетников в стихарях (если посвящены) с подсвечниками».

Но на практике священник обыкновенно встречает архиерея не в полном облачении, а только в епитрахили и фелони; диакон (если есть) должен иметь в правой руке кадило, а в левой – возжженную свечу, один из причетников или служителей должен стоять со святою водою.

«Когда архиерей приложится ко кресту, священник предшествует ему и, внеся крест в алтарь, полагает его на престол без блюда, ожидая на стороне престола вступления архиерея в алтарь, после чего священник или диакон затворяет Царские двери».

На практике дело бывает иначе. После того как архиерей положит святой крест обратно на блюдо, священник с сим блюдом не входит в алтарь, а останавливается около амвона. В то время как архиерей идет от западных дверей к алтарю, поклоняется местным иконам и входит в самый алтарь, причетники поют тропарь храмовому святому или празднику; затем диакон, а если его нет, то священник, возглашает сокращенную сугубую ектению – ту самую, которая положена на вседневной утрени пред шестопсалмием, священник же совершает возглас и отпуст. Наконец, если архиерей потребует, диаконом или священником возглашается многолетие Августейшей фамилии, Святейшему Синоду, самому Преосвященному и пастве. И уже после многолетия, принявши крест от архиерея, священник вместе с ним входит в алтарь.

«Священник, развив на престоле святой антиминс, поставляет Святые Дары и миро в сосудах, в которых они хранятся.

После того как архиерей осмотрит Святые Дары и миро, священник ставит их на свое место и свивает антиминс».

Перед встречей архиерея священник должен освободить святой антиминс, поставив лежащее на нем Евангелие, как обыкновенно, между антиминсом и дарохранительницею. Но самого антиминса не следует раскрывать ранее, раскрывается он уже по входе архиерея или по его приказанию священником. Если Преосвященный пожелает осмотреть святые дары, священник вынимает их, конечно, не иначе, как предварительно надев поручи.

«Если архиерей посетит церковь во время утрени или вечерни, служба не прекращается».

«По выходе архиерея из церкви звон возобновляется».

Кроме того, ко времени посещения церкви епархиальным архиереем каждый приходский священник должен подготовить все церковные документы, собрать их все вместе и положить в ризнице или в алтаре на видном месте, чтобы можно было представить их на рассмотрение Преосвященного по первому его требованию. Наконец, в некоторых епархиях вместе с церковными документами приходские священники обязаны представлять Преосвященному записку о своей пастырской деятельности за минувший год, причем обыкновенно прилагаются все проповеди и поучения священника, сказанные им в своей приходской церкви в продолжение отчетного года. («Подольские епархиальные ведомости», № 5, 1877 г.). По получении предписания или сведения об имеющем быть обозрении церкви Его Преосвященством, в день прибытия его, лучшие священнослужебные сосуды полагаются на жертвеннике, а Евангелия и кресты на престоле. По приближении Его Преосвященства к селению начинается звон в большой колокол, в церкви зажигаются местные свечи, если можно, то и в паникадиле; при подъезде же к церкви производится трезвон; у церкви Его Преосвященство встречает благочинный; священник в это время, по развитии на престоле святого антиминса и отверзании Царских дверей, стоит в трапезе в ризе и епитрахили с крестом на блюде, покрытом воздухом, лицом на запад; впереди его ближе к двери постилается ковер. За священником стоит диакон со свечою и кадилом, а по сторонам стоят два причетника в стихарях с выносными подсвечниками. При входе Его Преосвященства в церковь причетники и диакон поют: «Ис полла эти деспота», а потом – тропарь храма. Священник подносит крест к правой руке Его Преосвященства и целует владычню десницу; принимая на блюдо крест, опять целует руку, и все, поклонившись Его Преосвященству, идут в храм. Впереди – священник с крестом на блюде, он становится у амвона напротив иконы Спасителя лицом на север, за ним – диакон, который, дойдя до амвона, отдает кадило и свечу и, встав напротив иконы Богоматери, читает краткую сугубую ектению, положенную в начале утрени; а перед Владыкой – причетники с подсвечниками. Поставив их у местных икон, оба встают на правый клирос и поют: «Господи, помилуй» и проч.; по конце ектений священник возглашает: «Яко милостив...» и проч.; диакон: «Премудрость». Священник: «Пресвятая Богородице...» и творит дневной отпуст; после сего подает крест Его Преосвященству и, поцеловав его десницу, встает на свое место; диакон же, встав за амвоном напротив левой половины Царских врат, возглашает три многолетия: одно – царской фамилии, краткое, после которого причетники поют: «Многая лета» девять раз; второе – Святейшему Правительствующему Всероссийскому Синоду и Господину нашему Преосвященнейшему (имярек), епископу Оренбургскому и Уральскому, со всею богохранимою его паствою; причетники: «Многая лета» трижды и третье – всему освященному причту и всем православным христианам, а в Оренбургском и Уральском войсках: всему освященному причту, христолюбивому воинству и всем православным христианам; причетники: «Многая лета» трижды; по осенении Его Преосвященством народа священник принимает крест на блюдо и целует десницу владыки и южными дверями входит в алтарь вместе со всем причтом, здесь принимает от Его Преосвященства благословение и подает записку о состоянии своей церкви и прихода, после сего представляет к благословению диакона и причетников.

По выходе Его Преосвященства из алтаря и осенении руками народа причетники поют: «Ис полла эти деспота»; народ допускается к принятию благословения у владыки. Священник провожает владыку без облачения.

По выходе Его Преосвященства из церкви начинается трезвон, который продолжается до исчезновения экипажа из вида.

В церквах двуштатных оба священника встречают Владыку в ризах, младший сначала стоит на правой стороне, а у амвона – напротив старшего.

Где нет диакона, навстречу выходят только священник с крестом и причетники с подсвечниками; ектению и многолетие возглашает священник, держа крест на блюде. («Оренбургские епархиальные ведомости»).

По указу Его Императорского Величества Святейший Правительствующий Синод слушал справку из дел Святейшего Синода относительно ношения священнослужителями черных скуфей при исполнении ими священно-служительских обязанностей на открытом воздухе. По справке оказалось:

1) В январе 1815 года священник Слободско-Украинской (Харьковской) епархии Петр Рогальский обратился в Святейший Синод с прошением «о дозволении ему носить обыкновенную скуфью при отправлении треб, совершаемых на открытом воздухе, как то бывает наипаче при погребении усопших, когда, по христианскому обряду, сопровождая тело усопшего, нередко случается немалое расстояние переходить ко гробу, а особливо в зимнее время при сильном холодном ветре и в непогоду с открытою головою». Святейший Синод 8 февраля того же года постановил: «Поскольку священникам, кои не получили установленных за отличную службу камилавок и скуфей, не было запрещения на употребление ими, по прежнему обыкновению, в вышеописанных случаях скуфей, для того Преосвященному Аполлосу, епископу Слободско-Украинскому, предписать указом, чтоб и означенному священнику Рогальскому в упоминаемых случаях, а не в церкви при священнослужении, употреблять скуфью черного бархату дозволять».

2) Вследствие ходатайства митрополита Московского Филарета о разрешении духовенству Московской епархии носить в некоторых случаях черные скуфьи, Святейший Синод в определении 14 декабря 1866 года изъяснил: «Разрешение употреблять в некоторых случаях черные скуфьи священникам Московской епархии предоставить непосредственному усмотрению Преосвященного Филарета, митрополита Московского».

3) В смысле последнего примера последовали определения Святейшего Синода по ходатайствам Преосвященных об употреблении духовенством черных скуфей: в 1862 г. – Ярославского; в 1867 г. – Орловского; в 1882 г. – Пензенского и в 1878 г. – главного священника армии и флота. Приказали: Об изложенном в справке дать знать епархиальным Преосвященным циркулярно, через «Церковный Вестник», с тем, чтобы Преосвященные по собственному усмотрению дозволяли подведомым им священнослужителям ношение черных скуфей при исполнении священнослужительских обязанностей на открытом воздухе, не испрашивая на это разрешения Святейшего Синода; для чего и сообщить в редакцию названного «Вестника» выписку из сего определения.

В церковном Уставе нашем, в особой статье под наименованием «Об откровении глав во время богослужения», между прочим, значится: «Надобно знать, что на Литургии открываем свои главы: на входе и на слушании Евангелия и на Херувимской песни Великого входа и при произнесении слов Христовых Примите, ядите и на Достойно есть и на Отче наш и при появлении Святых Тайн в конце обедни и на входе на вечерне» (Типикон, гл. XXIX). Но, как видно из того же Устава, это правило относится собственно к монахам и притом в тех случаях, когда они не служат Литургии, а только присутствуют на ней. Что же касается священников, имеющих скуфьи и камилавки, то в употреблении их при богослужении принято вообще наблюдать следующий порядок.

А) На Литургии. Священник входит в церковь в скуфье или камилавке и, придя в алтарь, снимает их на целование престола. Затем, надев снова, выходит перед царскими вратами для чтения предначинательных молитв и так стоит с покрытой головой до молитвы «Пречистому Твоему образу…», когда нужно снять скуфью или камилавку на целование икон Спасите ля и Божией Матери и для произнесения молитвы «Господи, низпосли руку Твою». После сего лучше тоже не надевать скуфью и камилавку до входа в алтарь, чтобы снова не снимать их на целование святого престола, тем более что тут же на пути принято прикладываться к изображению святого Архистратига Михаила или другого святого, что на южных вратах. Проскомидию одни из иереев совершают, надевая скуфьи и камилавки, а другие с непокрытой головой. Последнее вернее, так как вся проскомидия исполнена глубокого молитвенного характера. А главное, стоя у жертвенника, священник не имеет надобности в особом предстательстве, которое, в сущности, и выражается нашими скуфьями и камилавками, так как здесь его никто особенно не видит, от чего, между прочим, и сами архиереи, совершая поминовение живых и усопших и покрывая Святые Дары на Херувимской песни по чину проскомидии, тоже стоят «без шапки», то есть без митры. Тем более так подобает делать иереям. Скуфьи наши и камилавки хотя и суть подобие митры, но в низшей степени. По совершении проскомидии скуфьи и камилавки надеваются перед началом Литургии, и в таком виде священники должны стоять до чтения Евангелия, совершая и малый вход тоже с покрытою головой, по примеру архимандритов, совершающих этот вход в митрах. В таком же виде, то есть с покрытой головой, совершается малый вход, когда они служат с архиереем, а по тому обычай некоторых священников совершать означенный вход, сняв скуфью или камилавку, не имеет основания. На чтении Евангелия скуфья и камилавка снимаются, а потом опять надеваются, и таким образом священники стоят до начала пения Херувимской песни. Перед чтением молитвы «Никтоже достоин от связавшихся плотскими похотьми...» скуфьи и камилавки снимаются и уже не надеваются во все дальнейшее продолжение Литургии до возгласа «Всегда, ныне и присно...» в конце Литургии, при последнем явлении Святых Даров народу. Поставив Святые Дары на престоле, священник опять надевает скуфью или камилавку и в этом виде стоит до конца Литургии.

Б) На Литургии Преждеосвященных Даров. Священники снимают скуфьи и камилавки на целование святых икон во время пения «Во Царствии Твоем…», как и перед началом обыкновенной Литургии. Потом надевают их и стоят с покрытой головой до «Господи, воззвах» или до перенесения Святых Даров с престола на жертвенник. Окадив здесь, то есть у жертвенника, Святые Дары, по обычаю следует опять покрыть голову и в таком виде находиться до пения «Да исправится…» На «Да исправится…» скуфьи и камилавки опять должны быть снимаемы в знак выражения покаянного чувства, которое остальные молящиеся в то время выражают более усиленным образом, стоя на коленях. Начиная с сугубой ектении, скуфьи и камилавки могут быть надеваемы до «Ныне силы небесныя…» Затем, сняв их, не полагается надевать до «Да исполнятся уста…» и так далее, как и на обыкновенной Литургии.

Что касается прочих церковных служб, то у нас не принято стоять с покрытой головой на вечерне и утрене во время чтения так называемых светильничных и утренних молитв, при чтении акафистов и затем на всех службах при чтении Евангелия, молитв на молебнах и так далее.

Нечего и говорить, разумеется, что если наши скуфьи и камилавки суть известного рода подобие митр, как сказали мы выше и как действительно это само собою следует по существу, то, судя по тому, что митры не только архиерейские, но и архимандричьи всегда ставятся на престоле, не будет греха, если и священник сделает то же со своею скуфьей или камилавкой. Но рождается вопрос: зачем, собственно, делать это, когда и без того много места найдется для них в других местах алтаря? К тому же надо принять во внимание то, что, будучи подобием митры вообще, наши скуфьи и камилавки имеют то коренное отличие от нее, что последние носятся нами не только в церкви, но и вне ее, между тем как митра употребляется только в церкви при богослужении и потому во всей полноте имеет характер церковного облачения или одежды в собствен ном смысле этого слова, характер, дающий ей такое же полное право равно быть на голове и ставиться на престоле. Потому священникам, имеющим скуфьи и камилавки, вместо того, что бы спрашивать, можно ли их ставить или полагать на престоле, лучше бы позаботиться о том, чтобы побольше оказывать уважение к ним, да не ходить, надев ту или другую, без нужды по базарам и даже по улице и прочее и прочее. А то, согласитесь, в одной и той же «шапке» исправлять обыденные дела, а потом служить в церкви негоже. Тем более, где ж тут еще рассуждать о положении ее на престоле? («Руководство для сельских пастырей». 1887 г.).

«Руководство для сельских пастырей», разрешая этот вопрос, утверждает, что орденские отличия не должны иметь значения в иерархическом положении священнослужителей во храме Божием при богослужении. За сим остаются следующие условия для определения мест священникам при соборном служении:

1) условия иерархические, в силу которых простой иерей должен безусловно уступить место протоиерею; затем не имеющий набедренника должен уступить место священнику, награжденному набедренником, и так далее до скуфьи, камилавки, синодального наперсного креста, креста из кабинета Его Величества, и прочее и прочее;

2) условия служебные, в силу которых благочинные из священников уступают место только протоиереям, а в остальных случаях первенствуют даже в среде более заслуженных, но подчиненных им священников, и притом не только в церкви, во время богослужения, но и во всех других местах. Например, в инструкции благочинных сказано, что «священники и диаконы должны оказывать благочинному всякому почтение и послушание; по приезде его у церкви и без его дозволения пред ним не садиться и главы не накрывать» и прочее (§ 61). То же самое, разумеется, должно сказать и об окружных духовниках, которые, будучи избираемы самими же священниками, должны первенствовать пред ними, яко их духовные;

3) сюда же надобно отнести и те преимущества, какие искони в нашей Церкви дают священникам при богослужении отличия ученые, в силу которых священник или протоиерей из окончивших Академию или другое высшее учебное заведение всегда должен первенствовать – священник пред священниками или протоиерей пред протоиереями из простых семинаристов, хотя бы первые и не имели других отличий, кроме своего образования, а последние и награждены были набедренниками, скуфьями, камилавками и т.д.

Наконец, если случится служить вместе священникам или протоиереям равной степени иерархического или служебного или ученого положения, то вопрос о первенстве между ними должно решить:

1) время рукоположения их в священники или

2) время получения ими той или другой награды или

3) время производства в сан протоиерея и тому подобное.

Кто прежде рукоположен или прежде получил какую-либо награду или прежде произведен в сан протоиерея, тот пусть и первенствует, ничтоже сумняшеся, вo славу Божию. И другие должны уступать ему первенство с братской любовью, да не будет распри или свары между служителями Божиими.

В Костромской епархии один благочинный донес епархиальному начальству, что некоторые из священников неодноклирных церквей говорят: «Ныне настоятелей нет; следовательно, настоятельская инструкция потеряла всякое значение. А потому церковная печать должна храниться в церкви, а не у старшего священника, и каждый священник сам должен прикладывать ее к исходящим от его причта бумагам и нумеровать их по своей исходящей книге, без ведома старшего священника. Ключи церковные должны храниться у очередного священника, а не у старшего. Отпирать и запирать церковь и носить ключи к очередному священнику должен церковный сторож, а не псаломщик, тем более, что теперь у каждого священника по одному псаломщику и труда у псаломщиков немало без ключей».

Донося о сем, благочинный ходатайствовал о разрешении возникающих отсюда недоумений:

1) с отменой настоятельства имеет ли какое значение настоятельская инструкция;

2) кто должен наблюдать за временем и порядком богослужения: очередной или старший и по какой инструкции;

3) где должна храниться церковная печать: в церкви, у очередного или у старшего священника;

4) кто должен прикладывать церковную печать и нумеровать бумаги: всякий ли сам выдающий их священник или один старший, и по одной ли причтовой исходящей книге или каждый священ ник должен нумеровать сам по своей частной исходящей книге без ведома старшего священника;

5) у кого должны храниться церковные ключи – у очередного или у старшего священника – и

6) кто должен отпирать и запирать церковь и носить к священнику ключи: церковный сторож или псаломщик?

В разъяснение этих недоумений дано знать духовенству Костромской епархии к точному руководству и исполнению:

1) что 3-м пунктом указа Святейшего Синода от 4 марта 1885 года за № 3 отменено только разделение священников на настоятелей и помощников, но не уничтожено самое звание настоятелей или старших священников и права и обязанности, с этим званием соединенные, особенно в двухклирных и многоклирных церквах; посему первенство в священнослужении, главное заведование церковным имуществом, ближайшее наблюдение за поведением и исправностью по службе причта, за правильным ведением церковных книг и своевременным доставлением по церкви разного рода сведений, срочных ведомостей и отчетности должно лежать на настоятелях или старших священниках церквей, как на лицах, наиболее доверенных от епархиального начальства и ответственных, которые в своих действиях должны руководствоваться прежней инструкцией настоятелям двухклирных и многоклирных церквей, имеющейся при всех церквах Костромской епархии.

Согласно сей инструкции:

2) за временем и по рядком совершения церковного богослужения должен наблюдать, главным образом, настоятель церкви;

3) церковная печать должна находиться в церковном архиве, за ключом, хранящимся у настоятеля церкви;

4) прикладывать церковную печать и нумеровать церковные бумаги и документы должен сам выдающий их священник или через настоятеля церкви и выдавать бумаги и документы по исходящей книге, которая должна быть одна для всех причтов известной церкви;

5) церковные ключи должны храниться у очередного священника;

6) отпирать и запирать церковь должен очередной псаломщик при церковном стороже, и он же, псаломщик, должен носить ключи к очередному священнику.

Относительно Литургии, конечно, не может быть и речи о возможности совершать ее одному священнику без псаломщика. Литургия не допускает никаких изменений в своем чинопоследовании, которое непременно требует для совершения Литургии, кроме священника, участия, по крайней мере, чтеца и вместе певца; потому что на Литургии, кроме молитв и священных обрядов, исполняемых священником, частью вслед за ними, частью даже одновременно с ними, должны быть исполняемы положенные чтения и песнопения на клиросе. Вечерню же, утреню и другие повседневные службы, по словам «Руководства для сельских пастырей», священник может отправлять и без псаломщика, если совершать их наедине, у себя в доме, или хотя и в церкви, но без предстоящих. Одного только священник не может и не должен делать при этом, именно – произносить ектении, которыми священник (или диакон) приглашает предстоящих принимать участие в общей молитве. Если же священник совершает богослужение в присутствии других богомольцев, он должен служить вместе с псаломщиком, как следует по Уставу церковному; иначе служба будет носить характер молитвы частной, а не общественной.

По словам вопрошающего, многие священники в селах, местечках и даже в уездных городах Подольской епархии, имеющие в своем ведении по две церкви, допускают такой порядок: сами совершают службы в одной церкви, а отправлять службу в другой церкви поручают диакону или псаломщику. Диакон же в полном своем облачении или псаломщик без облачения в стихарь вычитывает и поет все положенное на утрени, вечерне и обеднице, представляя себе священника как бы присутствующим. Такой порядок будто бы допускается даже благочинным того округа, в котором жительствует анонимный вопрошающий. Заявляя об этом, он замечает, что находит отправление вечерни, утрени и обедницы диаконом или псаломщиком без священника несогласным с правилами и постановлениями Церкви и что даже прихожане с недоумением относятся к отправлению вечерни, утрени и обедницы одним диаконом или псаломщиком. «Слыша колокольный звон как призыв идти на службу Божию в храм, – говорит аноним, – прихожане приходят в церковь, постоят-постоят и, слыша только одного диакона или псаломщика, читающего и поющего, но не видя священника, спрашивают: будет ли сегодня служба?» «Много раз случается, – продолжает тот же вопрошающий, – что богомольцы, пришедши в церковь и узнав, что отправить службу в ней батюшка поручил диакону или псаломщику, спрашивают: можно ли одному диакону или псаломщику служить, когда батюшки нет? На такой вопрос мною может быть дан отрицательный ответ, так как диакону или псаломщику дозволительно прочитать что-либо в назидание собравшемуся в храме народу, но отнюдь не служить вечерню, утреню и обедницу так, как если бы эти службы отправлялись священником».

Как видно, аноним выражает не столько недоумение относительно того, может ли один диакон или псаломщик отправлять вечерню, утреню и обедницу, сколько жалуется на священников, дозволяющих диаконам и псаломщикам самим отправлять церковные службы. Не входя в оценку той формы, в которой анонимный вопрошающий нашел возможным изложить свою жалобу, считаем нужным сказать, что она вполне справедлива. Если церковный Устав в некоторые дни года дозволяет отправлять иные службы, например, повечерие, полунощницу и другие, келейно, то отсюда еще никак нельзя заключать, что диакон или псаломщик могут отправлять вечерню, утреню и обедницу в храме и притом так, как если бы эти службы отправлялись священником. Диакон как прислуживающий только при совершении богослужения священником не может без благословения и участия священника надеть на себя даже стихарь, не имеет права возглашать ектению, совершать каждение и прочее. Тем более псаломщику – служителю при совершении богослужения – ни под каким видом невозможно входить в роль отправителя той или другой церковной службы. Незаконное отправление диаконом или псаломщиком какой-либо церковной службы в храме может сопровождаться весьма печальными последствиями. В самом деле, если ту и другую церковную службу начинает править диакон или псаломщик без священника, то ведь отсюда один шаг к тому, чтобы и всякий мирянин-простец признал себя вправе отслужить в своем доме ту или другую церковную службу и собрал для этого богомольцев в свою хату. Не отсюда ли действительно возникают и распространяются семена штундизма? Что же удивительного в том, если православные, видя непорядки в практике православных священников, соблазняются этими непорядками и, под влиянием внушения со стороны врагов Церкви Православной, иногда совращаются в иноверие – в католицизм – и в раскол? («Руководство для сельских пастырей», 1888 г.).

Нам известно, что в некоторых епархиях юго-западной и северо-восточной России (например, в Киевской, Тверской и других) причетники, каждый отдельно, без священника ходят со «славою» по домам своих прихожан в дни праздника Рождества Христова. Но этого обычая нельзя одобрить, так как он сильно роняет служителей Церкви в глазах прихожан, низводит членов причта церковного на степень нищих – «побирушек». И в самом деле, причетник без священника, ходящий для «славления» по домам прихожан, чем отличается от нищего или уличного мальчика, бродящего из дома в дом со «славою» и ожидающего за то подачки от христолюбивых домохозяев и домохозяек? Не менее унизителен для духовенства обычай ходить причетникам, отдельно без священника, по домам прихожан в праздник Богоявления. В праздник Богоявления песнопения в домах прихожан должны сопровождаться окроплением жилищ святой водой. Но совершать окропление святой водой никто из низших членов причта не имеет права; по определению большого Московского Собора, даже диаконам запрещено кропить святой водой. Спрашивается: как же и для чего низшие чины причта, каждый отдельно, без священника могут ходить по домам прихожан в праздник Богоявления? Не для песнопений и совершения обрядового действия, установленного Церковью, а только для сбора подаяний? Нечего уже говорить о том, насколько неуместно хождение низших членов причта без священника по домам в дни Святой Пасхи. В Светлую седмицу отправляются в домах прихожан пасхальные молебны. Но никто из низших членов причта сам без священника не может отправить ни одного молебна. Стало быть, хождение причетников без священника по домам прихожан в Светлую седмицу опять сводится к одному сбору подаяний, к тому же нищенству. Да и с кем же, наконец, священник будет служить пасхальные и другие молебны в домах прихожан, если причетники его сами, каждый отдельно, будут ходить по домам прихожан за сбором подаяний? Вообще нужно сказать, что обычай причетников ходить без священника по домам прихожан в дни праздников Рождества Христова, Богоявления и Святой Пасхи как обычай, уничижающий духовенство и подрывающий уважение в народе к благочестивым обычаям нашей Православной Церкви (приносить духовную праздничную радость в дома верующих и освящать их жилища), должен быть оставлен, где он еще практикуется в видах корыстных. К тому же нужно сказать, что такой обычай прямо противозаконен: по смыслу параграфа 22 благочиннической инструкции, священнослужители вместе с церковнослужителями должны честно и благоговейно ходить по домам прихожан в праздник Рождества Христова, в Светлую седмицу и в праздники храмовые («Руководство для сельских пастырей», 1885).

Срачицу можно сжечь в печи церковной; новая срачица должна быть возложена с особым чином, как это указано в «Известии учительном». Чин же этот («на благословение индитий и покровов божественной трапезы и жертвенника») помещается в дополнительном требнике, изданном в Киево-Печерской Лавре («Церковный вестник», 1893, № 6).

Всякий престол, не только перенесенный из другой церкви, но и поколебленный или сдвинутый с места, должен быть освящен вновь (указ Святейшего Синода от 1 августа 1743 года). Как престол, так и другие части упраздненной церкви, в случае их годности, могут быть взяты в другую церковь, так как 61-й статьей «Устава духовных консисторий» прямо предписывается утварь из упраздненной за ветхостью церкви переносить в приходскую церковь («Церковный вестник», 1891, № 18).

Не может. Она не составляет принадлежности богослужебного облачения, а лишь принадлежность присвоенного духовному чину одеяния, почему не только на востоке, но и у нас в монастырях, а также в губернских и уездных городах она носится священниками и вне храма, на улице, вместо шляпы. Что должно находиться на престоле, ясно указано в церковных правилах: антиминс, крест, Евангелие, дискос, потир с лжицей, ковчег для хранения запасных даров, светильники и только. О каких-либо принадлежностях не только священнического одеяния, но и богослужебного облачения, которые имели бы право быть полагаемыми на престоле, ни в правилах церковных, ни в Служебнике не упоминается. Камилавка должна быть полагаема при богослужении на стоящем по левую сторону от престола аналое, на котором находится Служебник («Церковный вестник», 1888, № 34).

Нет, так как, во-первых, количество святых предметов, на престоле полагаемых, известно с точностью, а во-вторых, – наперсный крест дается для постоянного ношения, чего священник не может исполнить, оставляя свой крест на престоле («Церковный вестник», 1884, № 34).

Постановка подсвечников на престоле допускается; ставят их два с одной, тремя, пятью и семью свечами, хотя об этом нет упоминаний в «Скрижали». Поэтому лучше, если подсвечники (семисвечники) ставятся около престола, хотя не осуждается и первое («Церковный вестник», 1890, № 2).

Вопрос этот нужно решить в утвердительном смысле. По духу церковного Устава, степень храмового освещения соразмеряется с торжественностью богослужения или частей последнего, и Устав не указывает, больше какого числа свечей нельзя возжигать. Иначе и перед местными иконами нельзя было бы ставить больше одной, например, четыре или даже десятки свечей. Таким образом, точно здесь не определяется число свечей, в соответствии с которым может разнообразиться форма подсвечников («Церковный вестник», 1890, № 32).