Июль

8-го июля 1868 г. Как многомилостив и скоропослушлив Господь! В этот день была нарочитая служба о даровании дождя и был крестный ход на Петровскую площадь. Под конец литургии и во время крестного хода и молебствия начали ходить по небу облака и закрывать солнце; к полдню как будто разошлось все, а к вечеру начали опять появляться синие облака, и потом собрался дождь, хоть небольшой; небо затянуло дождевыми облаками. Слава Тебе, благопослушливый Владыко небеси и земли. Ради молитв Пречистой Владычицы нашей Богородицы послал Ты нам дождь и облаки дождевые. Соборная молитва много значит. Молебен о даровании дождя был служен по желанию градского главы Филиппа Степанова.

У меня есть глупая слабость – бояться сильных и богатых мира и светских щеголей, особенно во время молитвы общественной или частной – при виде их; это – подлейшее коварство сатаны: сознаю, вижу, ощущаю. Как пылинку, мещет меня, как трость, колеблет своим адским дыханием. Но, Господи сил, укрепи меня, раба Своего! Враг сегодня запнул меня, когда я давал молитву родильнице – жене [Шихова], в Петровской улице, и где же? – На молитве Слава Отцу и Сыну и Святому Духу, Пресвятая Троице и Отче наш уязвил, утеснил, мира и спокойствия лишил, возмутил, ожесточил. Вследствие того я разъярился на малых нищих – троих, когда они остались недовольны данными мною несколькими копейками. Покричавши на них с яростию и рвением (о, окаянный!), я прибавил им еще десять копеек на троих. Так ли даю я им, как другие мне дают? Другие дают мне щедро, охотно, с ласковостию, а я? – Скупо, неохотно, грубо. Но не тягость ли для души даяния, дарования мне от других? Туне приях, туне и да подаю [Мф. 10, 8].

Молиться надо не кое-как, а надо с молитвою исправлять и освящать сердце свое; именно исправляться от злобы, гордости, раздражительности, зависти, скупости, сребролюбия, любостяжания, роскоши, чревоугодия, вожделения, лености, клеветы, осуждения, уныния, ропота, хулы, нетерпения, неправды, невоздержания, татьбы и пр. грехов. Новый человек пришел – и ты его пугаешься? Нет человека нового – все старые, с старыми грехами, с крайней нуждой в милосердии Божием.

Разве есть что не прекрасно, не чисто или блазненно из созданного Господом Богом? Что же ты соблазняешься от зрения на некоторые вещи или части тела? Для чистых все чисто; а для оскверненных и неверных нет ничего чистого, но осквернены и ум их и совесть [Тит. 1, 15].

Не возмущайся беспорядками, производимыми твоими подчиненными, или прихожанами, или детьми неразумными в храме, но спокойно, неразвлекаемо совершай богослужение, хотя бы даже и злонамеренно кто стал делать беспорядки. За себя отвечать ты должен, а не за других, потому что возрастные имеют разум и свою волю. Сегодня во время утрени я возмутился духом из-за выхода дьячка для курения во время службы и совершенно расстроился, едва мог служить: так сопротивник диавол возмутил, огорчил, стеснил меня, воспользовавшись поводом – выхода дьячка из церкви и соблазнив меня взглянуть на него возвращающегося. О, лучше бы не видеть! Сердце бы не болело. А вчера возмутился из-за крика детей на великом входе. Опять нелепо!

Надо воспитывать внутреннего человека, умерщвляя внешнего: а как внутренний человек воспитывается и возрастает молитвою, постом, бдением, трудом, то надо непрестанно молиться, читать слово Божие и писания святых отец, самому размышлять, поститься, бодрствовать, трудиться; внешний же человек, или плотской, греховный, усиливается от чревоугодия, многоядения и многопития, долгого сна, лености в молитве и чтении Священного Писания, развлечений и праздности, – и потому надо умерщвлять его – грубою пищею, и то скудною, подобно Предтече, простым питием, и то малым, кратким сном, непрестанными трудами, всегдашним сосредоточением, или собранностию в себе.

Люди забывают и как бы желают изгладить все, что сделано Господом для нашего спасения: напрасно совершается богослужение, напрасно совершается литургия в воспоминание Господа и Бога нашего Иисуса Христа – многие не ходят вовсе к обедне; напрасно раздается чтение Апостола и Евангелия – к ним холодны христиане и не хотят прилагать его к себе и проводить в свою жизнь прекрасные и животворные правила Евангельские.

Благодарю Тебя, Господи Боже мой, яко даровал еси мне благодать и вчера и сегодня совершить Божественную литургию, утреню и вечерню с благоговением и искренностию и причаститься Животворящих Таин неосужденно, в очищение и освящение, в мир душевных моих сил и во здравие души и тела. 25 июля 1868 г.

Во время обеда согрешил пред Господом – пожалел брату Алексею сига и вина, потому что сиг было очень вкусен, а вино, казалось, скоро было выпито, хотя и недорогое (65 копеек). Странное дело! Себе не жаль, а брату жаль, хотя он такое же право Божественное имеет, как и я. И кого же я обидел? Прежде всего – себя, ибо грех уязвил прежде всего меня. А потом кого я обидел? Брата, по образу и подобию Божию и член Христов и, следовательно, Самого Христа Бога, безмерною любовию всех нас возлюбившего. А ведь брат так же хочет поесть-попить получше, как и я. И чье у меня все? – Божье, даровое. Ох я, жадный, скупой, самолюбивый, сластолюбивый, идолопоклонник! гордец! уничижитель ближних!

Наслаждениями житейскими подавляются и не приносят плода [Лк. 8, 14]. Итак, сласти житейские подавляют дух (и тело) и горние стремления и не дают утвердиться и зреть добродетелям. Не испытывают ли это на себе все, живущие в сластях? Не потому ли оскудела вера и благочестие на земле, что все ударились в сласти? Не потому ли мало плодов истинных добродетелей? Не потому ли, наконец, все святые старались всемерно обуздать плоть свою воздержанием и постом, молитвою, бдением и трудами телесными? Что заставило великого Пророка и Предтечу проводить такую страннообразную жизнь⁶², какую он проводил, носить такую одежду, употреблять такую скудную и суровую пищу, какую он употреблял? Что заставило поститься великого Моисея, Илию или Ананию, Азария, Мисаила, Даниила, или прежде них Анну, мать Самуила, Анну, мать Сампсона и прочих? Что заставило жить в пустынях и проводить постническую и подвижническую жизнь весь этот полк подвижников Нового Завета? Не желание ли воздержания, не презрение ли житейских сластей, которые имеют для нас такую прелесть?

Мы, по-видимому, созидаем и упрочиваем жизнь телесную и духовную, заботясь о хорошей, питательной пище и питье, не отказывая себе ни в чем, чего только хотят глаза и сердце, а на самом деле, ускоряем тление души и тела. Святые же, по-видимому, умерщвляют душу и тело – постом, бдением, молитвою, трудом изнурительным, а на самом деле они оживляют дух и тело и приуготовляют себе нетление и вечную радость.

Надежда наша, Господь Иисус Христос, вознесся на небо, не отлучаясь никогда от нас Божеством Своим, и этим (вознесением) показал нам, что мы должны горняя мудрствовать, о небесном отечестве, о тамошней жизни. Он царствует там вовеки и нам обещал вечное Царство – забудем ли обещания Его? Зачем многие из нас забывают? Он дал спасительные заповеди, исполняя которые будем жить вечно, – зачем мы не радим об исполнении их? Зачем следуем правилам и обычаям мира, который льстив и преходит?

Господа Бога моего славлю и превозношу, яко дивная чудеса во мне сотворшему, спасшему меня от тиранства лютых демонов, нападавших на меня во время литургии соборной 27 июля под видом злобы, смущения, тесноты (ради чтеца Николая), и спасшему меня от смущения, и даровавшему мне выговорить лиц царствующего дома до конца, тихо, неспешно, твердо, и причаститься Святых Таин в мир душевных сил, и заамвонную молитву прочитать непреткновенно, и молебен водосвятный отслужить победоносно.

Если молишь Господа в церкви по образцам молитвенным, усвоенным Церковью, молишь искренно, например, о ниспослании дождя, и не получаешь вскоре прошения, не унывай и не отчаивайся, и не ропщи, но пожди Господа – и даст тебе прошение сердца твоего: не сегодня, так завтра или в третий день, не в третий, так в седьмый, как прежде некогда евреям Иерихон по седмидневном обхождении. Так мы молились по неделе в церкви о даровании дождя, и на седьмой день Господь послал дождь в изобилии, именно 8-го и 9-го июля и 28-го июля.

Господи, помилуй мя, яко доселе я еще не умер житейским сластям и злобе! Увы! как буду врачевать других, сам будучи весь в язвах! Едине Спасе и Врачу, спаси мя!

Вместо возвышенной любви к Богу и ближнему во мне преобладает любовь к сластям, к стяжаниям тленным и эфемерным, к многострастной плоти своей, которую должно распинать. Увы мне, окаянному!

Люблю я молиться в храме Божием, особенно в святом алтаре, у престола или у жертвенника Божия, ибо чудно изменяюсь я во храме благодатию Божиею, в молитве покаяния и умиления спадают с души моей тяжкие узы страстей и мне становится так легко. Все обаяние, вся прелесть страстей исчезает: я как бы умираю для мира и мир для меня со всеми своими благами; я оживаю в Боге и для Бога, для единого Бога, и весь им проникаюсь, и бываю един дух с Ним; я делаюсь как дитя, утешаемое на коленах матери; сердце мое тогда полно пренебесного, сладкого мира, душа просвещается светом небесным: все светло видишь, на все смотришь правильно, ко всем чувствуешь дружество и любовь, к самым врагам, и охотно их извиняешь и прощаешь. О, как блаженна душа с Богом! Церковь – истинно земной рай.

Вместо бездушных идолов, бывших в язычестве, теперь все служат одушевленному идолу – плоти своей – чревоугодием, табакокурением, нарядами, танцами и музыкою, любостяжанием, потешными огнями, непрестанными гуляньями, излишним попечением о здоровье, любодеянием.

Отсекай нещадно самолюбие и принимай охотно все неприятное для ветхого человека, хотя иногда и справедливое, например, если кто по небрежению к тебе не поздоровался с тобою, не дал руки, между тем как приветствовал твоих и его товарищей, рядом с тобою сидящих, или обличил тебя резко в какой-либо дикой страсти твоей. Не отвечай сердечною ненавистию и презорством к презревшему тебя, но люби врагов, благослови клянущих, добро твори ненавидящим – ибо если только любящих будем любить, а врагов нет, то что мы за христиане [Мф. 5, 44 – 47]! Язычники иные лучше нас. Кроме того, вспомни, что Господь потерпел для тебя невинно, а ты не хочешь претерпеть пустого слова или дела от ближнего! Стяжи незлобие.

Иногда от лукавого приходит прилог злобы, с силою неодолимою увлекающий сердце к раздражению всякою мелочью, всяким взглядом, шагом, движением, миною, словом; в это ужасное время искушения надо от всего сердца преклонить колена пред Спасителем Богом и молить Его со всем усердием утолить бурю злобы, погасить пламень ее, отъять силу ее. В этой буре злобы желает человек зла или дышит яростию, мщением и убийством на самых близких людей, как жена или дети, или прочие из домашних, делается как бы сам диаволом-человекоубийцею. А все это происходит от укоренившегося самолюбия, сластолюбия, корыстолюбия, славолюбия, роскоши, вообще – от изнеженности своей природы. Надо всемерно стяжать дух отеческой любви ко всем, всем желать всякого блага, ко всем быть ласковым, приятным, щедрым.

Грех нелеп и гибелен: например, пьяница от излишнего употребления хмельных напитков бывает и болен, и делает разные непотребные и срамные дела, о которых самому стыдно и подумать и вспомнить, – и однако же продолжает пьянствовать; жадный к пище, чревоугодник, объедало чувствует после многоядения тяжесть, затмение способностей, связание языка, и сам находит, что он делается как бы животным, или зверонравным, потому что дышит часто злобою и ненавистию [на] живущих вместе с ним и ядущих вместе с ним или просящих у него ежедневно милостыни, подвергается тесноте и скорби, лишается мира и спокойствия, делается неспособным к горнему мудрствованию, или быть истинным христианином, жить для высшей цели бытия, – и однако же продолжает лакомиться и объедаться; прелюбодей видит, что чрез прелюбодеяние он оскверняет и бесчестит свою природу, душу и тело, подвергает их болезням, превращает порядок жизни, установленный Творцом, подвергается позору, – однако же продолжает прелюбодействовать; сребролюбец видит, что богатство тяготит его, лишает его духовной свободы и делает своим рабом, отвращает от Бога и от любви к ближнему, отводит от истинной жизни и вносит смерть в душу, отнимает покой душевный и телесный, налагает тяжелые заботы, – однако же продолжает собирать большие богатства и прибавляет себе большую тяжесть, пока, изнуренный заботами, не заболеет и не умрет, отщетив душу⁶³ свою чрез приобретение богатства [Мф. 16, 26; Мк. 8, 36]. Таков и всякий грех – гордость, злоба, зависть и пр.

Духовная и телесная польза мне от веры православной и от молитвы или богослужения и Таинств в частности. Я непрестанно очищаюсь, освящаюсь, умиротворяюсь и оживотворяюсь Божественной верою и богослужением, – я внутренно изменяюсь, обновляюсь при посредстве молитвы и Таинств: буйные страсти во мне умолкают и на их месте водворяется кроткая и чистая добродетель, спокойствие, радость, сладость сердечная; мне делается легко, благо – добро мне быти при Спасителе моем; я блажен моею верою, столь блажен, что не оставил бы никогда молитвы, трезвения, бдения и дела духовного, беседы с Богом, с Пресвятою Богородицею и святыми Его.

Как мне не любить святых, не благоговеть пред ними! Я вижу в них усовершившуюся природу человеческую, вижу в них совершенство и красоту духа человеческого, возможную чистоту душевную и телесную, вижу в них обоженную природу мою – живые скинии Божественные; вижу олицетворенные добродетели христианские: кротость, смирение, незлобие, воздержание, чистоту, нестяжание, правду, терпение, любовь, самоотвержение, послушание, мужество, ревность к славе имени Божия, о сохранении заповедей Его, ревность к спасению душ человеческих, презрение мира, прелюбодейного и грешного, вседушное стремление к Царствию Божию.

Курительный табак угашает молитву, становится преградою между Духом благодати и между нами – потому что всякое излишество от лукавого. Так, бывало со мною, когда я покурю табаку и потом стану молиться Богу, для меня молитва становилась в тягость и была неискрення. Вот отчего много курящие ленивы молиться Богу дома и в Церкви, а многие и вовсе не молятся.

Диавол, клеветник и обольститель, посмеялся надо мною 5-го августа в собрании учителей гимназии, в педагогическом совете, следующим образом. После всех пришел в совет учитель чистописания и живописи Семен Николаевич. Поздоровавшись со всеми, он со мною не поздоровался. Я обиделся, и стала обида щемить мне сердце, то есть диавол, который стал мне клеветать на брата Семена – внутренно – разные разности. Часа два щемило мне сердце: я был сам не свой (каково самолюбие, честолюбие, гордость!); взирал не раз на икону Спасителя, и всякий раз получал облегчение. Однако же огорчение не прошло совсем, и я пред концом совета, простившись со всеми, с Семеном не простился. Во время совета думал я: как можно так презирать меня: я священник, духовный отец его, и он меня презирает – на что похоже? Потом и то думал: Господь терпел за нас поругания, биения, мучения, крест и смерть, а я не могу спокойно перенести такой безделицы, что брат не поздоровался, обошел меня своею честию! Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится... не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла... все переносит. Любовь никогда не перестает [1Кор. 13, 4 –8] – а я ?.. не стерпел, раздражился, стал мыслить зло... Забыл заповедь Господа: научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем [Мф. 11, 29]. Какая кротость у меня, когда не хочу снести малейшей обиды или подозреваю брата во зле, коего у него нет? И еще заповедь: любите врагов ваших... если вы будете любить любящих вас... [Мф. 5, 44, 46].

Как надо изучать историю Ветхого Завета? При чтении ее возносить мысли и сердца чаще к Творцу всего – с благоговением, благодарением, любовию; дело обучения учеников истории Ветхого Завета вести так, чтобы они во всех окружающих их вещах видели постоянно дела Творца мира, Благодетеля, Отца, Промыслителя и Спасителя; видят ли и едят ли плоды какие, или рыбу, или мясо, молоко, одежду ли надевают, деньги ли имеют, взирают ли на солнце, пользуются ли благотворным его светом, дышат ли воздухом, пьют ли воду или другое питье, по земле ли ходят – чтобы во всех этих и прочих вещах видели дела рук Божиих – и дела преимущественно для человека. И, видя, что Бог все для них создал, для их жизни и довольства и счастия и во всем нам угождает, – возбуждали бы и сами себя к усерднейшему исполнению Божественных повелений, или заповедей, и тем оказывали бы свою любовь и благодарность к Творцу за Его благодеяния и заслужили бы большие Его благодеяния – нетленные и вечные блага жизни будущей.

Ты ли, ядущий Хлеб Живота вечного и пьющий Кровь оживотворяющую, пожалеешь для кого-либо из ближних хлеба и питья обыкновенного, когда Господь не щадит для тебя Своей Плоти и Крови? Или ты камня бесчувственнее? Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих [Мф. 4, 4]. Доколе языческое направление сердца? Доколе зверонравное сердце? Доколе жизнь бессловесная?⁶⁴ Или еще не видишь доселе козней сопротивника? Кто алчность к хлебу возбуждает в сердце? – Диавол.

Совершая службы при народе и видя пред собою Крест Животворящий, помни, что он есть знамение мужества, и сам будь мужествен, небоязненно отражая возмущающие душу козни противника, побежденного на кресте и побеждаемого присно искренно верующими в Распятого. Так веди себя, особенно при водосвятиях и при всех общественных молениях. Мужайся, взирая на крест.

Не пить сладкого чаю, особенно поутру, ибо от этого происходит сильнейшая похоть при виде женщины, пришедшей к нам для беседы или для чего другого. С вечера тоже не пить сладкого чаю и особенно не ужинать по той же причине; вообще хранить всевозможно чистоту души и тела для Господа, ибо мы по образу и по подобию Его и члены Его, храмы Его. Похоть погашай в себе знамением креста и памятию Суда Страшного и огня вечного. (Искушение по случаю прихода Бураковой для исповеди.)

От излишества соков в теле или жизненных семян бывает по ночам, особенно пред дождем, сильнейший зуд в теле, как будто бы клопы или блохи осыпали все тело твое. В таком случае ночью нужно употребить труд духовный и телесный – продолжительное бдение и молитвословие, поклоны земные, хотя бы и очень не хотелось того делать. После усердной молитвы непременно явится покойный сон.

Должно убить в себе земную любовь – любовь к земной красоте, к сластям, к корысти, к плоти своей, к чести – и оживить любовь к небу, истинному отечеству, к душе – небесной гражданке, к добродетели; возненавидеть все, что любит плоть, – возлюбить, что она презирает, чего она страшится (например, размышление о смерти, о суде или – нищету, больных, страждущих).

Младенчествующий Спаситель объемлет Пречистую Свою Матерь – так Он готов объять все человечество, так Он приискренне⁶⁵ соединился с душами, верующими в Него и любящими Его.

Сласти, которыми мы питаемся, причиною нашей холодности к Богу, ко спасению души и вечной жизни, нашего жестокосердия и ненависти к ближним, ибо мы слишком много и противозаконно возлюбили себя, свою плоть, которую надо распинать, – и вместо того, чтобы нам быть небесными на земле, мы сделались совершенно земными и плотяными, из христиан – язычниками. Всего этого ищут язычники [Мф. 6, 32]; забыли мы, что Отец Небесный печется о всех и что нам не повелено пещись о завтрашнем дне, который, по прекрасному изречению Спасителя, сам собою печется [Мф. 6, 34], то есть Отец Небесный печется ежедневно о каждом из нас.

Многим людям лучше бы не знать некоторых высоких людей, а слышать только о них издалека, потому что, увидевши, узнавши их, они потом пренебрегают несколько ими, как и вообще мы склонны к пренебрежению всем тем, чем мы овладели, что постигли или кого постигли с его совершенствами и слабостями. Такова наша гордость, таково кичение! Благодарение Господу, что Он недоведом, неизреченен, невидим, непостижим, всесовершенен, бесконечно велик и всегда достоин всякого благоговения. Но надо и к людям питать и поддерживать всегдашнее уважение, особенно к преимущим, то есть начальственным и державным: ибо они как бы земные боги, по Писанию: Аз рех: бози есте, и сынове Выишяго вси [Пс. 81, 6], а немощи и недостатки их извинять немощами поврежденной грехом природы и ценить их благонамеренность. Люди осудят, но Бог оправдает, когда я буду искренно и громогласно перечислять все, и наимерзкие грехи – в молитвах покаянных, например, в молитвах ко причащению. Но что я говорю? И люди не осудят, а похвалят, ибо искренность, признание в глазах всякого похвальна.