Слово во вторник недели 1-й Великого поста, на утрене

«Вострубите трубою в Сионе... освятите пост, проповедите цельбу... и воззовите ко Господу усердно» (Иоил. 2:1, 1:14).

Для чего при начале поста, по слову пророка, надлежало вострубить трубой и проповедать цельбу? Казалось бы, пост требует противного, благоговейного молчания, или возвещания тихого, – проповеди не об исцелении, а о смирении и воздержании. Трубят трубой, когда хотят дать знать о чем-либо далеко стоящим, или тяжело слышащим; проповедуют исцеление таким больным, кои думают, что они совершенно здоровы и не имеют нужды во врачевании, или отчаиваются получить его. Итак, верно все таковые люди были в древнем Израиле. В Израиле новом – между христианами, где столько духовного света, столько благочестивых опытов и Божественных сил для духовных подвигов, казалось бы, менее места для сомнений о необходимости и пользе святого поста. Но, при ближайшем рассмотрении дела, и здесь труба пророческая оказывается неизлишней. И в нас, как в древних Израильтянах, чувственный человек ни против чего не восстает так, и со своей силой и со своим бессилием, как против святого поста. Посещать богослужения, приступать к исповеди, принимать Святые Тайны, для сего – каяться, молиться, воздыхать и плакать, – на все это охотно соглашаются иногда люди самые чувственные; но подчинить себя правилам воздержания, предписываемым Церковью, возложить на себя иго святого поста, – это кажется для многих, из самых нехудых христиан, слишком тяжелым, ненужным, даже опасным. Таким образом, святой пост из друга, каким бы надлежало ему быть для всех, превращается для некоторых едва не во врага: вместо того, чтобы прибегать к нему, как к врачевству, бегут от него, как от болезни. Сами чувствуете, братие, можно ли духовным врачам быть хладнокровными зрителями такого положения дел. Итак, не дивитесь, если мы восприимем на время трубу, указываемую пророком, и посвятим несколько минут на разобрание несчастной тяжбы между нашей чувственностью и цельбоносной силой святого поста.

Я сказал, что против святого поста чувственный человек наш восстает и со своей силой и со своим безсилием. В самом деле, послушайте тех, кои не любят поста; одни из них говорят: «я могу не поститься, для меня нет нужды в посте; чего другие желают достигнуть через пост, у меня то самое есть без поста». Явно, что это голос силы – мнимой или истинной – увидим после. Другие говорят совершенно другое: «пост мог быть для меня полезен, но я не могу поститься; это средство весьма действительное, но оно выше моей немощи». Так говорит, явно, бессилие – мнимое или истинное – также увидим после. Сообразно с сим, обратим, братие, внимание прежде на сильных, а потом на бессильных нелюбителей святого поста.

Что есть люди, кои менее других имеют нужду в посте, это несомненно: как можно сравнять в сем отношении сына роскоши – богача евангельского, и сына нищеты – Лазаря? Кроме сего, известное сложение тела, образ воспитания, особенный род жизни и занятий, известное настроение духа делают некоторых людей, в отношении к добродетели, без поста почти такими, какими другие могут соделаться только посредством продолжительных постов. Все это справедливо; но, не менее верно, братие, и то, что все такие, скажем не колеблясь, весьма счастливые в отношении к делу своего спасения, люди имеют нужду в посте. Для убеждения в сем их самих, достаточно предложить им один следующий вопрос: имеют ли они нужду в покаянии? Признают ли себя грешниками, больными духом и сердцем, и потому имеющими нужду в исцелении своей совести? Без сомнения. Но есть ли какая-либо болезнь, которая врачевалась бы пресыщением, для коей не было бы нужно воздержание и диета? В отношении к телу – нет: а в отношении к душе может быть? Намереваясь врачевать от чего-либо плоть свою, вы будете прибегать к воздержанию и лишениям; а, приступая к врачеванию души, будете позволять чреву своему все, что угодно? Не странное ли противоречие? Согласимся, что пост вовсе не нужен вам (чего, однако же, быть не может), как оплот против чувственности и пороков; так он нужен вам, как ограда ваших добродетелей: вы не надеетесь через него приобрести что-либо для духа, так возьмите его в помощь, чтобы не потерять приобретенного. Адам в раю был не ниже вас совершенством; возомнил обойтись без поста, – и что вышло? Лот среди самого Содома процветал добродетелями; вне Содома сложил с себя пост, – и что произошло? Положим, что вы и без поста не впадете в пороки грубые; но если впадете и не в грубые без поста, и это важный вред: яд тонкий и медленный все яд, и вы никогда не решитесь принимать его. И как поступаете вы, думающие теперь обойтись без поста, когда находит какая-либо всеобщая опасная болезнь? Надеясь на всю силу и крепость, оставляете ли вы предосторожности? Напротив, вы часто берете их более, нежели люди слабые. А зараза греха для вас ничего не значит? Когда все ограждают себя спасительными учреждениями Церкви, вы думаете безопасно провождать духовную жизнь, продолжая удовлетворять пожеланиям чувственности? И что, наконец, за сила духа, которая выражает себя рабством плоти? Что это за здравие души и тела, которое не может обойтись без крика и вопля закалаемых животных? Ты и без поста тверд в правилах добродетели? Покажи же эту силу и твердость в обуздании твоих чувственных пожеланий. И без поста думаешь быть истинным христианином? Докажи же своей покорностью распоряжениям общей матери Церкви, что ты точно сын ее, а не противник. Ты говоришь, что имеешь и без поста искреннюю любовь к ближним? Как же ты не боишься, явно нарушая правила поста, подать им повод к соблазну? Не так поступал апостол, действительно сильный духом и искренно любивший ближних: "аще, – говорит он, – брашно соблазняет брата моего, не имам ясти мяса во веки» (1Кор. 8:13). Вот истинная сила духа и любовь к ближним! То самое, наконец, что непостящийся произвольно отделяется от всего сонма православных чад Церкви постящихся, есть уже весьма худой признак. Добродетельному Урию предложено было некогда, во время брани Израильтян с Амаликитянами, войти на время в свой дом для успокоения; но он с чувством святаго негодования отвечал: «Кивот Божий, и Израиль и Иуда пребывают в кущах... аз же вниду ли в дом мой ясти и пити». (2Цар. 11:11). А вы, мнимо сильные духом, хотите поступать напротив! Кивот Божий в Церкви покрыт завесой печали, весь Израиль и Иуда в кущах, все православные сыны Церкви постятся; а вы располагаетесь ясти и пити?

Других противников поста я назвал бессильными, потому что, в отражении от себя благодетельной силы поста, они опираются на свою немощь. «Я, – обыкновенный отзыв таковых, – я по немощи своей не могу поститься, хотя бы и хотел». Что отвечать таковым? Упрекать ли их в немощи? Да не будем! Мы призваны врачевать немощное. Не можете поститься, сколько желали бы, – поститесь, сколько можете: таким образом сами увидите, что вы можете гораздо более, нежели думаете. Намерение Святой Церкви не наложить на кого-либо через пост новую, а сложить через него со всех прежнюю тяжесть. Только смотри, в чем состоит сия невозможность поститься: не в тяжести ли некоторой и неприятности для чувственного человека от первых действий? Но это неизбежное следствие почти всех врачевств, в их первом действии, что они сначала ослабляют больных, даже кладут иногда в постель, чтобы возвратить им силу и здоровье. Неудивительно, что и пост начнет свое действие ослаблением нашего ското-человека; в сем самом выражается целебная сила его; из этого всего менее должно брать побуждение слагать с себя пост. Надобно быть терпеливым; продолжать употребление врачевства, и смотреть, что будет далее. Смеем уверить вас, братие, что чем вы будете терпеливее и постояннее в употреблении святого поста, тем скорее увидите его благотворное над собой действие. По прошествии первых припадков тяжести и негодования от раздражительности чувственного человека, лишенного обычной пищи, тяжесть тела будет проходить, смущение чувств заменится тишиной сердечной, горечь врачевства постепенно обратится в сладость, так что, наконец, даже чувственный человек ваш не в состоянии будет сказать ничего против поста, и сам охотно подпишет свой приговор.

«Но я должен в сем случае опасаться за свое здоровье, мое сложение слишком слабо и расстроено». Это возражение самое употребительнейшее и самое благовидное в устах нашего чувственного человека. Не будем и мы ослаблять его – дадим ему напротив всю силу. Верим, любезный собрат, что твое опасение основательно, что от поста может потерпеть несколько здоровье твоего тела; но – если ты за сию жертву получишь здравие души? – Ужели последнее менее первой? Ужели ты не согласишься променять крепость тела на силу духа? Если так, то ты, явно, печешься более о теле, нежели о душе, меняешь небо на землю, не желаешь искренно своего спасения... Но я чувствую, что такой язык слишком возвышен для многих из нас. Увы, от нынешних христиан нельзя требовать, чтобы они согласились променять прямо землю на небо! Пойдем другим путем. Ты опасаешься постом расстроить свое здоровье! Что ж, если мы скажем тебе, что благоразумный пост есть одно из вернейших средств к восстановлению самого расстроенного здоровья? Духовным врачам с трудом поверят в сем случае: спросите телесных врачей, и они скажут вам то же самое; – уверят, что сим одним способом – постом, благоразумно употребляемым, можно врачевать самые опасные и неисцелимые болезни; что вообще сей, если угодно так назвать, метод врачевания особенно действителен в тех недугах, от коих страдает нынешнее, расслабленное, человечество.

Хотите ли, братие, видеть отчасти, как именно святой пост действует к восстановлению сил нашего тела? Чтобы заставить вас полюбить сие спасительное врачевство из самых чувственных выгод его для здравия телесного, я оставлю на время тон проповедника и приму голос естествоиспытателя. Тело наше не напрасно сравнивается с машиной, искусно устроенной. Движение сей машины заводится и поддерживается двумя способами: дыханием и питанием. Дыхание есть нечто непрестанно действующее, без чего нельзя жить. Тут нет места посту; хотя и здесь полезна умеренность. Питание не таково: оно необходимо, но по временам; непрестанное питание причинило бы смерть. Это указание самой природы на пост, как на средство к поддержанию здравия. Притом питание есть вещь многосложная в своем производстве: нельзя без изумления видеть, сколько труда бедному телу над пищей, чтобы превратить ее в сок и кровь. Как ни прочно устроены для сего органы питания, но от непрестанной работы они утомляются и ослабевают до того, что не в состоянии бывают отправлять своего дела, как должно. Отсюда расстройство органов питания; а отселе – необозримое полчище болезней. Посему одна из главных целей науки врачебной есть восстановление должного действия органов питания. Но как восстановить его? Первее и надежнее всего – прекращением работы изнурительной. Это самое внушает нам уже сама природа, лишая нас при болезнях каждый раз побуждения к пище, и производя отвращение к ней. Надобно только повиноваться и тотчас обращаться к посту. Призванный, вовремя, сей врач скоро поправляет все дело самым простым и естественным образом. Не имея нового материала для работы, органы пищеварения во время поста доканчивают все прежние уроки свои; продолжают потреблять все, с разных времен оставшееся, и что остатком своим тяготило их и все тело. Истощив свой собственный запас, сии органы собирают и употребляют запасные соки, находящиеся по всему телу, кои, оставаясь долго без употребления и перемены, также портятся и портят тело; истощив и это, обращают свое действие на самих себя, исправляют, так сказать, и поновляют на досуге весь свой снаряд, скрепляют ослабевшее, возбуждают от бесчувствия уснувшее, стягивают расширенное, отверзают заглохшее, и таким образом приводят себя в состояние действовать правильно снова. Поскольку же от органов питания зависит весь состав тела, то благотворные действия, в них совершающиеся, быстро отзываются во всем теле: обращение крови и соков нервных становится правильнее и свободнее; излишки и недостатки в разных видах и местах исчезают; жизненная сила, не подавляемая более тяжестью плоти, не истощаемая непрестанной работой, пробуждается, оживает и делается способной исправлять сама собой многие, даже важные повреждения. А таким образом неприметно проходят самые упорные болезни.

После таковых действий поста на здравие тела, – а я не увеличил, а разве много ослабил их, желая в описании их избежать того, что не для всех понятно, – не вправе ли мы, братие, изменить теперь свой голос, и вместо того, чтобы защищать пост от жалующихся на слабость здравия, предложить его им, как самое главное врачевство? Вам жаль вашего телесного состава, вашего слабого сложения? Сжальтесь же над ним действительно, и призовите на помощь святой пост, которого требует самая природа тела вашего. Как? Вы даете покой машинам в ваших работных храминах, и не дадите его никогда своему чреву? Вы погашаете по временам лампаду, чтобы дать время очистить ее, и хотите, чтобы внутри вас непрестанно горел огонь, и чтобы, несмотря на сие, там было все всегда чисто? Пусть бедный стомах ваш узнает, хотя изредка, что над ним благоразумный владыка, дающий ослабу, а не тиран, изнуряющий непрестанной работой. В награду за сие получите не тягость и слабость, коих столько опасаетесь, и кои скоро пройдут, а крепость, живость, легкость и особенное некое чувство здравия, коего вы теперь не имеете. Самый позыв на пищу, испорченный от непрестанного пресыщения, сделается живее, тонее, благороднее, и удовлетворение его будет сопровождаться гораздо большим удовольствием, теперь для вас вовсе недоведомым.

В заключение сего изображения благотворных действий святого поста для самого тела, не излишним почитаю, братие, указать вам на примеры людей, кои не одну Четыредесятницу, а всю жизнь проводили в посте. Сколько бы, вы думаете, жили они? Умирали преждевременно? Не достигали последних пределов жизни? Нет, большей частью, далеко переходили за них: иной жил восемьдесят, другой девяносто, иной – более ста лет.

После сего для самых животолюбивых, самых чувственных людей ничего более не остается, как облобызать воздержание и возлюбить святой пост. Аминь.