Слово надгробное

«Что сие, еже о нас бысть таинство? Како предахомся тлению? Како сопрягохомся смерти? Воистинну Бога повелением, якоже писано есть, подающего преставльшимся успокоение.» Так при каждом гробе вопрошает Святая Церковь. Все тайны Божественного мироправления ясны для нее; один гроб постоянно тревожит ее матернее сердце. Тут она всякий раз как бы отрекается от своих высоких прав невесты Христовой, смиренно нисходит в круг болезнующих скорбью чад своих и вместе с ними жалостно вопрошает: что это за страшное совершается над нами таинство? как мы, созданные по образу Бога бессмертного, подверглись смерти и тлению? Как нам, видимо превознесенным над всем миром, суждено обращаться в персть, подобно бессловесным?

Смерть человека – подлинно великое таинство! Не тайна ли – вчера человек, существо разумное, чувствующее, обтекающее мыслью небо и землю, дышащее бессмертием и вечностью, способное идти сто раз на самую смерть; а ныне – труп хладный, недвижимый, гниющий и приводящий в ужас все живущее! И опять – не тайна ли, что это ужасное тление служит для нас баней пакибытия, что в сем жалком брении таится росток жизни вечной, что под этим распадающимся, отвратительным рубищем сокрываются драгоценные ризы брачные! – Кто в состоянии изъяснить эти противоположности?

Тщетно бедный разум человеческий в продолжение целых тысячелетий усиливался разогнать мрак гроба, проникнуть в тайну смерти: печать доселе цела, покров непроницаем! И к чему же, наконец, обратился несчастный? К тому, что смерть якобы совершенно естественна человеку, что иначе никогда не было и быть не может. Почему так? Потому, говорит земное мудрование, что все, сложенное из частей, должно, рано или поздно, разрушиться и умереть. Жалкое мудрование! А не ты ли, лжеименный разум, в то же время утверждаешь, что мир вечен и будет существовать всегда? Разве же он не сложен из частей? И где больше таких частей: в мире или теле человеческом? Если же сложность не препятствует большему миру быть, по твоему суждению, неразрушимым и бессмертным, то почему бы, вследствие этой же самой сложности, должен неминуемо подлежать смерти и разрушению малый мир, то есть человек? Не сложность частей производит смерть (она только условие телесной жизни), а беспорядок этих частей, вражда и борьба сил, отсутствие мира и единства. Но кто может сказать, а если бы сказал, чем доказать, что такого единства, такого согласия не было и быть не может? Не к тому ли стремится самая последняя борьба сил телесных в человеке, чтобы возвратить его? Что самая смерть, как не порыв к бессмертию?

Как просто и вместе глубоко, превыше разума и вместе удовлетворительно для самого строгого разума, разрешает тайну смерти слово Божие! – Мы созданы были для бессмертия и снабжены к тому всеми средствами; но не устояли в своем предназначении, вкусили от плода запрещенного, отравили себя ядом греха и вследствие этого подверглись смерти. Что проще и удовлетворительнее этого ответа? – Не повторяется ли и ныне, в малом виде, этот несчастный опыт, когда человек вкушает что-либо вредоносное и умирает? Не приводит ли иногда и ныне грех за собою смерти видимо, например, в сильном гневе, даже в сильном смехе?.. Зачем же недоумевать и спорить, когда смерть сказывает таким образом о своем происхождении сама собою?

Но святая вера не только изъясняет нам начало смерти, но указует и на конец ее, о чем разум сам по себе не смеет и помыслить. По ее учению, мы предаемся смерти не яко овцы заколения, в добычу всегдашнюю, невозвратимую, но как узник стражу, на заключение временное. Настанет час, как учит святая вера, когда «вси сущие во гробех услышат глас Сына Божия, и услышавше оживут; и изыдут сотворшии благая в воскрешение живота, а сотворшии злая в воскрешение суда» (Ин. 5:28–29). Желаем знать, откуда эта новая отрадная тайна? Как среди тления и смерти воссияло нетление и жизнь? Вера вполне ответствует и на эти вопросы. Мы воскреснем потому, говорит она, что держава смерти разрушена. Кем? – Сыном Божиим, нашим Спасителем. Как и через что? – Через то, что Он, облеченный нашей плотию, будучи источником жизни, благоволил подвергнуться смерти, сойти во гроб и там, от полноты Божества Своего, воссиять жизнь и воскресение. Что может быть для здравого смысла удовлетворительнее такого изъяснения? Не случается ли видеть, как сильное врачевство прогоняет и уничтожает самую лютую болезнь? Как неразрушимые вещества, соединившись с тленными, спасают их от тления на многие века? Что же удивительного, если вочеловечение Сына Божия изменило природу человеческую на лучшее? Если океан жизни, излившись чрез смерть Богочеловека в область смерти, наполнил собою все входы и исходы ее, и во все гробы внес начало воскресения? Какова причина, таково и действие: Искупитель наш есть Бог Всемогущий; после того могла ли быть сомнительной победа над смертью?

Итак, если бы кто спросил тебя ныне, христианин: «Како предахомся тлению? како сопрягохомся смерти?» – ты твердо вместе с Церковью можешь отвечать: «Бога повелением, Бога правосудного, Который не может не карать нарушения вечных законов правды Своей, не мог посему не предать человека грешника следствиям его же собственного греха, которого «оброцы смерть» (Рим. 6:23). Равным образом, если бы кто вопросил тебя, христианин: «Как мы воскреснем? Чьей силой восстанем из гробов своих?» – ты твердо, вместе с словом Божиим, можешь отвечать: «Бога повелением, Бога милосердого, Который для воскрешения нашего послал Единородного Сына Своего, за нас умершего и для нас воскресшего». Да, братие, христианин может отвечать на эти вопросы, к которым разум со всей земной мудростью своей и подойти не смеет. И эту-то веру, всепросвещающую, рассевающую мрак самого гроба, дерзают иногда называть темной!

Ах, если бы мы были беспристрастны и судили как должно, то по сему самому уже познавали бы происхождение веры нашей свыше. Тогда как мудрость земная ограничивает все наставления, самые обещания свои тем, что она просветит разум наш, образует волю, укажет что нам делать и как достигать счастья на земле, – святая вера, кроме всех этих благ, доставляемых ею в самом лучшем и чистейшем виде, берет человека за руку, изводит его на кладбище и говорит: смотри – ты смертен и потому ужасно несчастен; жаждешь бессмертия и не можешь видеть ничего далее гроба; я рассею этот жалкий мрак, объясню тебе эту тайну; вот как ты подвергся тлению, вот как ты можешь опять стяжать жизнь вечную! – Кто мог на земле вещать таким языком? принять на себя разрешение такой задачи? сразиться со смертью, обнажить ее слабость и указать в самом гробе начало жизни вечной?

Познаем же превосходство святой веры нашей и научимся быть благодарными за тайну бессмертия, ею нам открываемую.

В чем должна состоять эта благодарность? В том, во-первых, чтобы мы не скорбели безотрадно об умерших, подобно людям, не имущим упования, ибо такая скорбь показала бы, что мы не верим сердцем тому, что исповедуется нашими устами. – В том, во-вторых, чтобы мы со всей точностью и усердием выполняли те святые условия, под которыми слово Божие обещает нам жизнь вечную и блаженную. Условия эти суть: живая вера в Победителя смерти и ада, Искупителя нашего, Господа Иисуса Христа и сообразование нашей жизни с Его заповедями. Кто исполнен этой верой, кто живет такой жизнью, тот превыше всех сомнений, тот имеет уже в самом себе начало вечной жизни и еще здесь, на земле, приобщается силы века грядущего. Аминь.