VIII. Заключительное слово

Наш критический разбор канонических воззрений проф. Суворова слишком затянулся, по обстоятельствам от нас независящими. Не имея возможности и теперь продолжать эту работу по намеченной широкой программе и окончить в скором времени, мы прерываем её и предлагаем благосклонному вниманию читающей публики то, что доселе сделано нами. Надеемся, что и этого вполне достаточно для того, чтобы видеть, что православная церковь никогда не разделяла и теперь не разделяет тех воззрений по основным вопросам церковного права, какие он ей навязывает, а каноническая наука православной церкви никогда не признаёт их пригодными для себя. Но, быть может, иначе отнесётся к ним церковное право, как наука юридическая? Так именно полагает проф. Суворов. Он полагает, что церковное право как наука юридическая должно отвергать самобытность церкви как общественного союза и даже различие между сферами церковных и государственных отношений, наоборот обязано сливать их в одно общее³⁷, должно отрицать у церкви самобытные правительственные полномочия, передаваемые преемственно вместе со священным саном от Христа Спасителя и апостолов, а усвоять источник церковных правительственных и судебных полномочий государственной власти³⁸, должно считать если не единственным, то господствующим источником церковного права государственный закон³⁹. Таким образом, проф. Суворов желает создать науку церковного права светского характера и направления в отличие от церковного права, как науки церковной, подобно тому, как есть у нас в жизни церковное мировоззрение и т. н. гуманное, светское миросозерцание, причём для светского права. По мнению проф. Суворова, не обязательно держаться церковной точки зрения на саму церковь, а позволительно и даже похвально отрешиться от неё и стать на точку зрения светского права. Нет нужды, что при таком порядке вещей светское церковное право будет разрушать то, что созидает церковное право, верное началам церкви. Эта перспектива не смущает проф. Суворова. Для настоящей науки (а такой именно будет церковное право, по мнению проф. Суворова, когда оно будет держаться начал, им проповедуемых) нет надобности обращать внимание на такие пустяки, как учение церкви о себе самой. Если проф. Суворов желал блеснуть оригинальностью своего воззрения, то он достиг своей цели. Подобных воззрений нельзя встретить в науке церковного права не только у нас, но и на западе. И на западе ещё никто не додумался до возможности науки церковного права, которая бы игнорировала церковное учение и держалась бы начал, прямо отрицающих бытие церкви, никто не додумался до возможности светского церковного права в отличие от церковного права верного учению церкви. Как же, возразит проф. Суворов? Ведь там же есть кантонисты, которые держатся взглядов подобных тем, которые проповедую я. Да, ответим мы, можно найти на западе кантонистов с подобными взглядами на основные канонические вопросы, каких держится г. Суворов. Но там эти взгляды не составляют аномалий, как у нас, потому что они не расходятся с церковным учением, напротив прямо из него вытекают, значит, не считаются характерной принадлежностью церковного права, как науки юридической, а представляются обязательными для упомянутых авторов, потому что внушаются им вероисповеданием их. Говоря иначе, те воззрения на основные вопросы церковного права, которые проф. Суворов усвояет церковному праву как науке юридической во имя именно такого его направления, на западе не считаются отличием церковного права особого, светского направления, а признаются догматами церковного учения – именно в протестантском вероисповедании, и потому разделяются авторами протестантского вероисповедания, впрочем, и то не многими, безусловно, а большинством с оговорками и ограничениями. Проф. Суворов много виноват пред своими читателями в том, что скрыл от них генезис своих научных воззрений, скрыл, что эти воззрения он заимствовал от протестантских учёных, и что они составляют догматы их церковного учения, а выдал их за последнее слово западной канонической науки вообще, назвавши её наукой юридической. Фальшь серьёзного значения!.. Но и это не всё. Проф. Суворов не останавливается и на этой фальши, а идёт в фальсификации ещё далее. Он уверяет своих читателей, что его воззрения (отрицающие самобытность церкви) должна была бы признать православными и сама православная церковь, если бы она была в состоянии разобраться в своём, невыработанном, неопределённом учении. Предполагается у г. Суворова, что православная церковь, если познает самое себя, должна учить во всём вразрез с учением католической церкви, и значит, заключает г. Суворов, во всём согласно с протестантской общиной. Вот мы и дошли до настоящей юридики, насчёт которой пробавляется проф. Суворов.

Не лишне прибавить к сказанному о генезисе термина, который желает ввести в науку церковного права православной церкви проф. Суворов, «верховный субъект всякого правообразования», в выражение: «монарх, лично принадлежащий к церкви, не может войти в неё в каком либо ином качестве, как в качестве верховного субъекта всякого правообразования в его народе». Откуда такое воззрение и что значит такое выражение? Это воззрение взято из протестантской каноники и только там имеет смысл. А смысл его следующий.

По учению Лютера, церковь есть общество духовное; вовне оно обнаруживается только в собраниях для проповеди Слова Божия и совершения богослужения. Это общество не предполагает никакой правовой организации. Правовой порядок всегда происхождения человеческого и противен самому существу церкви. Вместо правовых норм в обществе последователей Лютера действует Христова любовь. Эта любовь движет деятельностью членов общества при проповедании Слова Божия и совершении богослужения. Она же обеспечивает свободное подчинение членов общества руководству проповедников. В этом обществе не может быть видимого главы и начальства; один Христос есть невидимый глава общества и руководитель жизни церковной. В нём нет учительного сана, который был бы заимствован по преемству от других и который давал бы его носителям право учить Слову Божию и назидать паству с властью. Право учительства принадлежит способному, обладающему Божиим даром учительства. Проповедник проповедует во имя Божие, властью Божьею, по мере веры. Члены общества из уважения к такому дару предоставляют владеющему даром прилагать его к делу. Отправление проповедничества есть единственная должность в этом обществе. Но и она не даёт исправляющему её никаких церковно-правительственных прав. Такой полюбовный строй жизни протестантской общины называется у них харизматическим (Sohm, Kirchenrecht. В. I. 1892. Leipzid. p. 460–506).

Но вскоре, при первых же преемниках Лютера, харизматический порядок в обществе его последователей оказался недостаточным, и почувствовалась надобность в устоях правового характера. Но откуда взять правовые нормы жизни, когда нет задатков и условий к их развитию в недрах самого общества? Из общего источника всякого правового порядка вообще, из полномочий государственной власти, пришло в голову протестантов. Но как достигнуть этого, не жертвуя самобытностью религиозного общества и его внутренними порядками, составляющими его отличительные свойства? Посредством учения о praecipuum membrum ecclesiae. Учение это состоит в следующем. Раз владетель страны входит в протестантскую религиозную общину, он входит не как человек только, не как частное лицо, а как носитель государственной власти. Этой властью государь страны и восполняет недостаток церковно-правительственных полномочий у проповедников Слова Божия и полагает начало правовой организации протестантской общины. Правда, государь страны не обязан непременно вмешиваться в дела религиозной общины и прилагать свои правительственные полномочия на практике; это дело его доброй воли. Но, думают протестанты, по званию и положению praecipuum membrum ecclesiae он должен сознавать на себе нравственную обязанность или чувствовать в себе влечение любви вмешаться в дела общины всякий раз, когда встретится в том надобность. При этом он действует не как глава государства, а как член религиозной общины, только занимающий в ней особое привилегированное положение. Власть, применяемая таким привилегированным членом, есть власть совершенно светского характера, как и всякая светская власть, но всё-таки она не власть государства в религиозной общине, а просто власть светская приманённая к делам этой общины (Sohm. p. 559. 568–575. 587–616. 634).

Крайность вызывает крайность. Тоже случилось с протестантским учением о харизматическом устройстве общины. Вместо харизмы явился praecipmim membrum ecclesiae, вместо церковно-правового порядка – порядок полицейский. Мена едва ли выгодная и сообразная с природой и задачей церкви как религиозно-просветительного и религиозно-воспитательного института.

Осуществлением протестантского учения о ргаесиpimm membrum ecclesiae была т. н. епископальная система управления протестантской общины, резвившаяся к началу XVII века и господствовавшая до конца его. Общая мысль этой системы состоит в том, что светский правитель страны мыслится преемником и представителем епископской власти в общине протестантской, власти исключённой из первоначальной церковной её организации. Эта власть, по своему существу и основному характеру, есть власть светская, только приманённая в области церковных отношений. Она проистекает не из общих государственных полномочий, а из того, что носитель государственной власти сам входит в состав церковного общества, как его praecipimm memprum, входит не как частное, а как официальное лицо. Таким образом, светский государь, после вступления в состав протестантской общины, является с одной стороны носителем государственной власти по отношению к государству, как глава его, а с другой он есть в тоже время представитель светской власти в религиозном протестантском обществе, которая даёт юридическую санкцию правительственному строю этой общины. Власть светского правителя государства не должна простираться на внутреннюю религиозную жизнь общины; привилегированный член общины, вооружённый светским мечом, не может решать религиозных вопросов. Власть его касается только внешнего правительственного строя общины. Она не уничтожает и даже не ограничивает полномочий, принадлежащих учительскому персоналу протестантской общины или пастырям общины, a имеет своей задачей помогать им, делать беспрепятственно своё пастырское дело. Проповедники Слова Божия даже не подчинены светской правительственной власти в церкви в том, что касается отправления их пастырских обязанностей. Они исполняют своё дело властью, полученной непосредственно от Бога вместе с даром проповедничества, и отдают отчёт в своей деятельности также Богу. Таким образом, правительственная власть князя страны в делах религиозной общины стоит особняком от пастырских полномочий учащего персонала протестантской общины, вне органической связи с ними. Поэтому по епископальной системе управления протестантской общины, она управляется совместно представителями пастырских полномочий и органами светской правительственной власти (Sohm. p. 660–671).

По удостоверению Зома, средневековое протестантское учение о praecipuum membrum ecclesiae и теперь ещё признаётся в протестантской догматике и церковном праве, с тем только различием, введённым, как увидим, территориальной системой отношения между церковью и государством, что глава государства считается необходимо принадлежащим к протестантской общине, хотя бы он лично не исповедовал протестантского учения. Право и обязанность (теперь уже) главы государства, управлять церковными делами протестантской общины, по прежнему не относится к числу полномочий государственной власти, а составляет особое, случайное, навязанное историей дополнение к этим полномочиям. Так что государь страны есть с одной стороны глава государства, а с другой представитель и носитель епископской власти в протестантской общине. Какого же рода власть, какой пользуется государь страны в делах протестантской общины? Хотя государь и называется в этом отношении епископом и обер-епископом, но на самом деле он не епископ в церковном смысле, т. е. не обладает полномочием ключей царствия небесного или полномочием пастырства. Власть государя в делах протестантской общины есть обыкновенная светская правительственно-полицейская власть, имеющая в виду обеспечить внешне-правовой порядок в жизни религиозного общества. Пастырские права и обязанности принадлежат проповедникам. Проповедник в своей деятельности не зависит от церковно-правительственной власти. Он есть полновластный ни от кого независимый предстоятель своей паствы. У него нет начальника кроме Бога, которому он и отдаёт отчёт в своей деятельности. От Бога же проповедник получает и своё право учительства по поручению общины чрез посредство посвящения. Церковно-правительственной власти принадлежит в этом случае только юридическая санкция поручения общины. Таково же отношение церковно-правительственной власти к делу установления вероисповедного учения. По учению Лютера, в церкви Христовой не должно быть никакого обязательного в юридическом смысле вероисповедания. Если же по обстоятельствам и явилась бы надобность в установлении вероисповедной формулы, то это дело учащей власти, а не церковно-правительственной; последняя может только придать вероисповедной формуле церковно-правовое значение, т. е. сделать его обязательным, например, для лиц, принимающих на себя сан проповедника. Да и это возможно только относительно формул уже данных историей; на будущее время такого случая не допускается, т. е. не допускается совсем нового законодательства относительно пунктов вероисповедания. Теперь возможно законодательство только касательно внешней стороны, правительственного строя протестантской общины. И это законодательство принадлежит церковно-правительственной власти, т. е. власти государя страны (Sohm. p. 679–692).

Но одно теория, другое практика. В практическом применении учение о praecipuum membrum ecclesiae потерпело немало метаморфоз под влиянием новых политических учений об отношении государства к религиозным обществам. В числе этих учений важное место занимают системы территориальная и коллегиальная.

Территориальная система отношения государства к религиозным обществам развилась из начал естественного права. Основателем её был Томазий, развивший её в своём сочинении о праве князей евангелического исповедания принимать участие в религиозных спорах, 1696 г. Она господствовала в течение XVIII и вначале XIX в. По этой системе, видимая церковь низведена в ряд обыкновенных общественных явлений. Церковь есть не что иное, как общественная корпорация, похожая на все прочие корпорации, только отличающаяся особой задачей. Эта корпорация возникает, подобно прочим корпорациям, путём свободного согласия, договора. В силу этого управление церковной корпорацией имеет тот же характер, какой и прочие корпорации, т. е. светский характер. В силу этого же, по естественному порядку вещей, религиозная община наряду с другими подпадает власти государства. Принадлежность к корпорации не может защитить члена её от влияния светской власти, так как член корпорации есть, прежде всего, подданный государства и таковым же остаётся и после вступления в корпорацию, и значит, подлежит контролю государственной власти и в качестве члена корпорации. Потому, государство, по этому учению, не только пользуется правом верховенства над корпоративной властью, но и правом распоряжения над нею. По этой системе, власть управлять церковными делами относится к числу неотъемлемых прав верховной государственной власти, к числу полномочий её сана, всё равно, будет ли представитель её принадлежать к церкви или нет, будет ли он христианин или язычник. Представитель верховной власти управляет протестантской общиной не особенной, какой либо властью, принадлежащей ему только в качестве члена религиозной общины, как учит епископальная система, a властью государственной, или лучше, управляет протестантской общиной само государство.

В духе территориальной системы, между прочим, формулированы были постановления Прусского Landrecht 1794 г. относительно религиозных обществ. Поэтому законодательному памятнику, церковные общины суть союзы жителей государства для совокупного публичного совершения богослужения (Preuss. Landrecht 2§11). Предполагается, что много общин может принадлежать к одной и той же религиозной партии, но сама религиозная партия или вероисповедание не имеет организации признанной государством (§ 36). Эти общины служат государству тем, что внушают своим членам страх Божий, послушание законам, верность государству и доброе расположение к согражданам; и общества обязаны это делать по закону (§13). Члены, стоящие во главе привилегированных церковных обществ, объявляются государственными чиновниками (§19. 96). Организация и власть церковных обществ зависит от государства и подлежит его законодательству. В силу государственного закона в протестантском исповедании учреждена Консистория в качестве общего предстоятеля целого ряда религиозных общин, которые чрез это вступают в реальную унию между собою (§115. 143). Понятие о церкви как об особом вероисповедном обществе было неизвестно упомянутому прусскому закону. По нему высшая дирекция религиозными общинами усвоялась государству (§145.118.135.136).

Территориальная система составляет резкую противоположность системе епископальной. В ней уже не сохранилось ничего из протестантского учения о церкви. В ней уже нет раздвоения управления религиозной общиной на духовное и светское, нет никакой преграды развитию неограниченного полновластия государства в делах общины. В ней религиозная община теряет не только духовный, но и церковный характер, делается составной частью общежития, подлежащая ведению и распоряжению государства. Правда, по видимому и здесь предполагается ограничение полновластия государства в том, что его ведению усвояется только adiaphora, т. е. внешний правительственный строй религиозной общины и изъемлется из области его полномочий внутренняя сторона жизни её – исповедание веры, церковное учение, проповедание Слова Божия, отправление богослужения. Но это потому, что, по учению этой системы, и само религиозное общество считается лишённым права вмешательства в упомянутые стороны религиозной жизни, так как все упомянутые вопросы предоставляются совести каждого, считаются делом частным, личным (Sohm. р. 673–676. 692–3).

В XIХ в. одержала верх коллегиальная система отношения государства к религиозным обществам. Основным положением коллегиальной системы служит признание за коллегией свободы управлять своими внутренними делами. Власть государственная не считает нужным мешаться в эти дела, поставляя своей задачей заботиться о гражданском благосостоянии своих подданных. По отношению к религиозным коллегиям государственной власти принадлежат только jura sacrorum majestatica, т. е. право позволять или запрещать учреждение религиозной коллегии, право дарования коллегиям известных прав и привилегий, право государственного надзора за их деятельностью с точки зрения государственных интересов, одним словом права, вытекающие из верховенства государства над корпорациями. По этой системе государь страны уже не может занимать в религиозном обществе положение membrum praecipuum ecclesiae, хотя бы он и входил в состав религиозной общины. Если он входит в состав религиозного общества по солидарности с ним в своих религиозных убеждениях, то входит только в качестве простого, частного члена; он может пользоваться только обыкновенными корпоративными правами, принадлежащими каждому члену корпорации. Законы, издаваемые при его участии по делам религиозной общины, не имеют силы государственных законов; они стоят наряду со статутами, издаваемыми ферейнами для своих членов. Вообще власть государя страны в делах протестантской общины должна считаться ныне властью, принадлежащей ферейну.

Впрочем, так только в теории. На деле в протестантских странах глава государства управляет делами протестантской общины. Это явление составляет необъяснимую загадку с точки зрения оснований господствующей коллегиальной системы. Пытаются объяснить его молчаливым соглашением между церковью и государством. Говорят, что если протестантская община сама не в состоянии устроить у себя надлежащее управление, то правительство имеет право взять на себя это управление или ex jure devolutionis (так как протестантская община потеряла способность к реорганизации управления) или ex pacto tacito vel expresso (потому что община добровольно подчинилась водительству государственной власти). Объяснения не основательные. По коллегиальной системе вмешательство светской власти в управление протестантской общины является голым фактом, завещанным ей историей. Говоря иначе, протестантской общине нет и теперь другого выхода из её критического положения, кроме обращения за помощью к светской власти, как не было его и прежде, в начале её возникновения, благодаря особенностям её догматического учения (Sohm. p. 676–679. 693–5).

Из сказанного видно, что основное положение проф. Суворова относительно церковного законодательства: «монарх, лично принадлежащий к церкви, не может войти в неё в каком либо ином качестве, как в качестве верховного субъекта всякого правообразования в его народе» есть не что иное, как прикровенный перифраз протестантского учения о membrum praecipuum ecclesiae. Видно, что это учение и сообразная с ним практика введена в протестантской общине в силу необходимости, в критическом положении, в каком очутилась протестантская община относительно поддержания правового порядка после выхода из подчинения католическим епископам. Значит, это учение о membrum praecipuum ecclesiae как преемнике и носителе власти епископской уместно только там, где нет в составе религиозного общества власти епископской, так как memprum praecipuum ecclesiae есть суррогат этой власти. Отсюда следует с необходимостью, что вводить такое учение в канонику православной церкви нет никакого повода и основания, так как православная церковь, как известно, ещё имеет целый сонм епископов, ведущих свои церковно-правительственные полномочия от самого Христа и апостолов.