III. Учение о церковном законодательстве католических и протестантских кантонистов

Обратимся для решения нашего вопроса к тому авторитету, который признаёт сам г. Суворов и которым он прикрывает свои субъективные мнения. Берём сначала учебник церковного права Филлипса (Lehrbuch des Kirchenirechts. Regensburg. 1859). По учению Филлипса, божественная воля, которая дала начало Церкви, служит также и первоисточником её права. Воля эта выражена в св. Писании и в св. Предании. Дальнейшее развитие церковного права выразилось в канонах, т. е. церковных законах, основанных на божественном учении, задачей которых было проведение в жизнь верующих этого учения. Органом, посредством которого церковь постановляет свои каноны, служит епископат; для целого христианства каноны издаются папой или вселенским собором, для отдельных частей церкви собором епископов той или другой страны по принадлежности, для отдельных епископий их предстоятелями. Таким образом, папские постановления и решения соборов служат важнейшим источником церковного права; к нему примыкают в качестве дополнения изречения отцов церкви и епископские статуты. Наряду с писаным правом церкви есть неписаное право, заключающееся в Предании, которое есть передача уже существующего права, происходящего от законодательной власти, и в обычае, который проистекает из практики и в своём развитии может дать начало новому праву. Вместе с тем церковь признаёт также автономию церковных корпораций, а в конкордатах устроила вместе со светскими правительствами церковные отношения различных стран. Светские законы сами по себе не имеют силы в церкви, они получают практическое значение только в качестве leges cononisatae (§9. 11.). В дополнение к последнему пункту приведём ещё главные положения, которыми Филлипс характеризует отношение между церковной и светской властью в христианском государстве. Не подлежит никакому сомнению, говорить Филлипс, что самое лучшее государство то, в котором и правительство и народ проникнуты духом христианства. По воле Божьей, христианский народ руководится к одной общей цели двумя властями – церковной и светской, действующими в согласии и союзе между собою и взаимно помогающими одна другой. Каждая из этих двух властей независима от другой, но каждая нуждается в другой и обязана помогать ей. Церкви принадлежит управление всеми церковными делами, государственной власти – мирскими. Если мы проводим резкую грань между этими двумя властями, то само собою, разумеется, что ни одна из них не может вмешиваться в область другой без согласия последней; но есть много предметов, которые близко касаются интересов той и другой стороны вместе и поэтому всего лучше должны устроиться по обоюдному согласию. Природа духовных предметов определяется по трём полномочиям, вверенным церкви; учению, священнодействию и управлению; поэтому церковь имеет право требовать свободного проповедания Евангелия, беспрепятственного раздаяния своих спасительных средств, свободы в отправлении своего законодательства и суда, в воспитании и поставлении своих служителей, в приобретении и распоряжении имуществ, и вправе ожидать со стороны государства его содействия и защиты во всех этих отношениях. Равным образом и светская власть может свободно, без вмешательства церкви, распоряжаться во всех делах, которые имеют ближайшим образом мирскую цель и существуют для спокойствия и благополучия светского общества. Эта суверенность обеих властей, каждой в своей сфере, не исключает, однако преимущества одной пред другой и это преимущество должно быть предоставлено церкви, как силе духовной, точно так же как и божественное право, вместе с канонами, на нём основанными, должно иметь преимущество пред законами светскими, ему противоречащими. Поэтому естественно, что при таком состоянии согласия светское правительство не считает для себя неприличным идти вслед за канонами. Но, по причине несовершенств человеческой природы и жизни, такое отношение согласия между церковной и государственной властью в действительности никогда не осуществлялось (§320).

По учебнику Вальтера (Lehrbuch des Kirchenrechts aller christlichen Confessionen. Auf. 14. Bonn. 1871) из понятия о церкви, как самостоятельном отличном от государства союзе, существенно вытекает право её на законодательство в своих собственных делах. Этому праву издавать законы соответствует так же существенно обязанность членов её принимать их. Согласно с природой церкви, как союза, основывающегося на свободе совести и убеждения, духовные распоряжения излагаются не в форме приказаний, свойственной законам, а в форме увещаний и наставлений, с приведением оснований. Органы законодательства различны, смотря по предмету:

–       В делах высшей и общей дисциплины законодательство принадлежит, за недостатком вселенских соборов, римской кафедре.

–       Для удовлетворения потребностей местной дисциплины принадлежит право законодательства епископата в силу их сана. Законодательство епископов не может вводить ничего противоречащего общему праву или правам и распоряжениям апостольского престола. Оно может быть направлено только к подтверждению, или приведению в исполнение, или к дополнению общего права.

–       На этом же основании собор епископов провинции может издавать законы для своей провинции.

–       И каждый епархиальный епископ имеет право законодательства для своей анархии в указанных выше пределах и может осуществлять это право или единолично, или по совещанию с собором пресвитеров.

–       И корпорации, пользующиеся автономией, в особенности же капитулы, имеют право составлять статуты о своих собственных внутренних делах по большинству голосов, и эти статуты, если они не выходят за пределы указанных им границ, обыкновенно не нуждаются в подтверждении местного епископа.

Обязательная сила церковных законов, поскольку он касаются только церковных предметов, не может зависеть от Placet государственной власти, без нарушения церковной свободы. От Placet нужно отличать тот случай, когда государственное, правительство утверждает и публикует церковный закон, чтобы чрез это сообщить ему обязательную силу и в гражданском отношении, как закону государственному. Ибо это утверждение не относится, подобно Placet, к его действию в сфере церковной, но только к подкреплению его светской силой; и вытекает оно не из права надзора, которое усвояет себе светская власть по чувству недоверия к действиям церковной власти, но из желания его, как христианского правительства, оказать церкви защиту и помощь. История представляет тому бесчисленное множество примеров со стороны римских государей и германских королей. Где существует государственное устройство, подобное упомянутому выше, там естественно быть взаимному соглашению между обеими властями относительно начертания новых церковных законов, по крайней мере, тех, для которых церковь желает опоры в светской силе (§79. 46 с.).

Шульте (Das Katholische Kirchenrecht. Th. I. Giessen. 1860) разделяет источники церковного права на чисто церковные и нечисто церковные (rein und nicht rein Kirchliche Rechtsquellen). К чисто церковным источникам (церковного) права Шульте относит право божественное, правила соборные, папские постановления, обычное право. Первоисточником церковных норм он признаёт, подобно другим, волю Основателя церкви. Под источниками нечисто церковными Шульте разумеет нормы, установленные при участии светского правительства, как то: конкордаты между папским двором и светскими правительствами разных стран, буллы, изданные после предварительных переговоров папы со светскими правительствами, и, наконец, государственные законы в строгом смысле. По-видимому, учение Шульте благоприятствует отчасти взгляду г. Суворова, но это только, по-видимому. На деле же Шульте конечно держится воззрений общих всем католическим кантонистам. Признание в курсе Шульте источников церковного права чисто церковных, имеющих правообразовательное значение без всякого участия светской власти, уже идёт прямо в разрез с мнением г. Суворова, недопекающего возможности таких источников. А потом и учение Шульте о значении в церковной области норм, издаваемых при участии светского правительства, совсем не то, какого держится г. Суворов. Шульте посвятил этому вопросу пространный трактат (р. 363–526). Главные выводы, к которым пришёл Шульте после подробного и основательного рассмотрения этого трудного вопроса, не определённого точно и в источниках католического права, суть следующие. Церковь необходимо входит в область права, имеет внешне-правовый порядок и пользуется средствами к поддержанию этого порядка. Церковь основана непосредственно Богом и независимо от всякой другой внешней власти. Задачу свою, простирающуюся за пределы земного существования, она исполняет все-таки на земле. Задача государства, с другой стороны, с христианской точки зрения, тоже исполняется властью, поставленной от Бога. Её призвание поддерживать правовой порядок, следовательно, есть независимое, самостоятельное. Таким образом, на лицо два авторитета, которым подчинены члены церкви в равной мере, хотя и по различным направлениям. Как ни различны дела церкви и государства, а также и средства к их достижению, но между ними неизбежно соприкосновение, потому что одни и те же индивидуумы принадлежат и церкви и государству. Эти индивидуумы должны всегда, везде и всецело исполнять обязанности как по отношению к одному, так и по отношению к другой. Правильный порядок требует, чтобы это соприкосновение не переходило в столкновение. В нехристианском государстве столкновение почти неизбежно, в христианском же его легко избежать при доброй воле государства. Церковь и государство, как два учреждённые Богом правовые организма, должны быть самостоятельны каждое в своей области и существовать одно подле другой и одно в союзе с другой. Во избежание столкновения между ними, важно определить принципиально область действия того и другого организма. Область действия церкви может быть определена из рассмотрения существа и задачи её. То же самое и относительно государства. По мнению Шульте, к предметам, подлежащим исключительному ведению церкви, принадлежат следующие:

–       вероучение и нравоучение христианское вместе с правом издавать вероучительные книги, организацией проповедничества и с религиозным воспитанием членов церкви;

–       богослужение и всё, что до него относится;

–       совершение и преподание таинств;

–       церковное устройство и управление, между прочим, воспитание клира и принятие в состав его, и всё, касающееся отправления церковного служения;

–       церковное судопроизводство;

–       меры, обеспечивающие свободу сношений папы с подчинёнными ему епископами, также с прочими духовными и светскими лицами, и епископов с паствой;

–       дела по учреждению и организации монашеских орденов;

–       управление церковным имуществом.

Предметами, подлежащими исключительно государственному законодательству, Шульте считает:

–       определение гражданской и политической правоспособности граждан, в том числе и клира церковного;

–       определение права церковных учреждений и заведений приобретать и владеть собственностью, с освобождением или без освобождения их, а также членов клира от государственных повинностей пред государством;

–       усвоение церковным актам, особенно таинствам, юридического значения в гражданских отношениях, например церковному обряду бракосочетания;

–       определение уголовной и гражданской подсудности членов клира.

Кроме этих двух родов дел, Шульте признаёт ещё третий разряд дел, смешанного характера, подлежащих с известной стороны церковным, а с другой государственным законам. К таким делам должны быть отнесены, по мнению Шульте, следующие:

–       учреждение новых епископий или приходов, или изменение их границ, если эти акты должны иметь юридическое значение не только в церковной сфере, но и в государственном форуме;

–       учреждение новых праздников с установлением в эти дни и гражданского покоя;

–       устроение и починка церковных зданий, заведений и пр., поколику эти операции возбуждают со стороны правительства попечение о соблюдении правил гражданского благоустройства, например строительных, санитарных правил и пр.;

–       церковные школы, если они желают, чтобы их школьные свидетельства имели значение в глазах правительства;

–       учреждение монашеских орденов, построение новых монастырей;

–       поставление и пастырская деятельность духовенства, принятие в клир лиц, не состоящих в подданстве или не туземного происхождения;

–       ведение метрик о рождении, бракосочетании и смерти.

Постановления по исчисленным делам смешанного характера, изданные по обоюдному соглашению светской и церковной власти, пользуются значением источника церковного права совершенно естественно, по причине участия в издании их воли со стороны церковной власти. С тех пор, как Шульте издал свою систему церковного права, уже многое изменилось в этом вопросе в западноевропейских законодательствах. Новое государство, принципы которого введены почти во всех важнейших западных государствах, само односторонне определяет не только государственное положение церкви и духовенства в тесном смысле, но и степень своего участия в делах смешанного церковнообщественного характера, которые нами перечислены выше. Классификация дел, сделанная Шульте, однако же, не утратила своего значения и теперь. Уже без отношения к действительному законодательству весьма важно в деле достижения мира между церковью и государством одно то, чтобы в теории точно распределить сферу их законного ведения и указать пределы, до которых церковь может сделать уступки желаниям светского правительства без ущерба своей свободе и своим существенным интересам. Что касается до государственных законов в собственном смысле, то естественно они сами по себе не могут служить источником для норм, относящихся до внутреннего церковного форума; даже и те из них, которые касаются церковных отношений, получают значение источника права в церковном форуме только в случае принятия их церковной властью. В заключение своих исследований о данном вопросе Шульте делает следующий вывод: «По отношению к чисто церковной области имеют силу только источники, получающие начало в самой церкви, источники, находящиеся вне церкви (т. е. государственного происхождения), получают значение в церкви только в случае признания их церковью или в качестве модификаций её собственных правовых положений, к которым она, насколько возможно ей, приноровляется ради внешних отношений; по отношению к светской правовой области и смешанной служит источником светское право, или исключительно, или наряду с церковными источниками» (В. I. §98. conf. Lehrbuch, §30).

Присоединим ещё учение новейшего систематика церковного права, Шерера (Handbuch des Kirchenrechts В. I. Grätz. 1886), справедливо обратившего на себя внимание учёной критики. По учению Шерера, главный источник церковного права составляет воля Основателя церкви, а производными источниками служат обычай, законодательство и автономия. Затем возникает вопрос о значении для церковного права светских законов. Светское право может быть источником церковного права в материальном отношении потолику, поколику последнее без дальних рассуждений принимает определения первого, или, по крайней мере, по их аналогии устрояет церковные отношения. Всего более это нужно сказать о римском праве, которое в его целом было признано церковью за своё право. Другим правам, особенно германским, церковь усвояла только территориальное значение, но их влияние, особенно на право бенефициальное, не может быть оставлено в тени. С течением времени развитие церковного права дошло до таких подробностей, что на римское право уже нельзя более смотреть, как на вспомогательный источник церковного права, кроме тех частей, в которых удержалось прежнее отношение и где церковное право по содержанию есть тоже римское право с лёгкими изменениями. Между тем как в указанном отношении светское право достигло значения для общего церковного права, в других отношениях ему принадлежит только территориальное, по меньшей мере, партикулярное, значение, поколику церковь и её институты и члены приобретают субъективные права на почве государственного права. Церковь ищет таких полномочий со стороны государства, принимает с благодарностью преимущества, даруемые ей государством, объявляет их разумными, и фактически заняла в христианских государствах привилегированное положение, обладание которым она рассматривает, как приобретённое право, и поэтому протестует против покушений или действительных нарушений её привилегированного положения в государстве. За формальный источник церковного права церковь никогда не признавала государственные законы. Уже с раннего времени церковь отклоняла всякую попытку со стороны мирян издавать церковные нормы, даже самые благонамеренные. Однако же этот вопрос далеко не исчерпывается ещё этим общим положением, ограждающим принципиально самостоятельность церковного правообразования. Для этого необходимо предварительно разрешить два вопроса: вопрос об отношении между церковью и государством и вопрос об объёме церковной юрисдикции. Смотря по тому, в каком отношении между собою церковь и государство, то и другое законодательство идут об руку одно с другим, пополняя одно другое, или же пытаются господствовать одно над другим, или же совсем игнорируют одно другое. Церковь никогда не признавала за союзным ей государством полномочия управлять ею, но принимала с благодарностью поддержку с его стороны церковных отношений в государственном строе и при этом не могла воспрепятствовать христианскому государству издавать и со своей стороны церковные законы. Такие законы, если были полезны для церкви, получали одобрение с её стороны, в противном случае порицание. С этим, далее, находится в связи то, что область церковной юрисдикции была в беспрерывном движении. В зените развития этой юрисдикции, едва ли была область права, на которую церковь не простирала бы своего влияния, непосредственно или посредственно. Она судила о правовой состоятельности чисто светских распоряжений; её сила была универсальной, когда римское право в переделке, данной ему каноническим правом, принято было в школах и судах в качестве всемерного права и отодвинуло на задний план древние народные права. Но после того как церковь достигла такой высоты влияния, она принуждена была, и не всегда к своему вреду, снизойти на ограничение пределов её юрисдикции её собственной сферой, да и здесь нередко чувствовала себя стеснённой в свободе своих движений посредством государственных мероприятий. Разграничение государственной и церковной правовой сферы и ныне нужно более чем когда либо. Светский закон, по существу своему территориальный, может иметь значение только для партикулярной церковной правовой жизни. При этом нужно заметить следующее:

–     &nnbsp; Церковь ныне сдержаннее, чем прежде, в оценке государственных законов и распоряжений. Аксиома, что церковный закон должно предпочитать государственному, потеряла своё безусловное значение, наоборот апостольское положение о преимуществе божественного закона осталось в полной силе. Затруднения могут представиться тогда, когда члены церкви принуждены, бывают давать клятву в исполнении государственных законов, противоречащих церковным правам и интересам; можно принять в этом случае за правило, что только добросовестное исполнение законов может быть обещано клятвенно, которое от клятвы ничего не выигрывает сравнительно с первоначальным своим объёмом.

–       Церковь нисколько не колеблется выступить в области государственного права в качестве правоспособного субъекта согласно установленным в государственных законах нормам; нередко она выступает с протестом против нововведений в этом отношении, прежде всего против дарования одинакового юридического положения другим церквам, против потери своих преимуществ.

–       В своём форуме, отведённом по настоящей дисциплине, церковь применяет только своё право и признаёт государственное право только потолику, поколику по нему, помимо её, приходят к решению правовые отношения, на этот раз находящиеся вне её правовой сферы.

Этому не противоречит то обстоятельство, что церковь не заявляет никакого принципиального возражения против государственных законов. Поколику они согласны с церковными предписаниями, точно также и то, что церковные органы, по видам церковной политики, не оказывают никакого фактического сопротивления государственным законам по церковным делам, которые содержат в себе самостоятельные определения, идущие в разрез с церковным, только небожественным правом, ограничиваясь принципиальным несогласием с ними. Такая уступчивость отнюдь не заключаете в себе правового одобрения. И при этом всё-таки светское право может послужить материалом и сделаться партикулярным церковным правом, посредством ли законодательной деятельности церковных органов или путём церковного обычая (§21. 36).

Согласно с католическими учёными представляют каноническое учение о значении в церковной области государственного законодательства и протестантские канонисты. Так, например, Рихтер говорит о взаимном отношении церковного и государственного законодательства по делам церковным следующее (§83.85): Относительно практического значения собрания церковных правил в настоящее время (разумеются внутренние отношения католической церкви) имеет силу общее правило, что и теперь оно служит источником общего права, в тех частях, которые не отменены позднейшим источником, например Тридентским собором, и в той мере, какая ему указана государственным законодательством разных стран, издаваемым в силу государственного верховенства. В последнем отношении заметны теперь значительные перемены сравнительно с прежним временем. Реакция против полицейской опеки над церковью привела (после 1848 года) к тому, что в австрийском конкордате и в договорах папы с верхне-рейнскими правительствами была признана сила канонического права в обширных размерах; а также и в Пруссии со времени конституции того же года большая часть ограничений, которые противопоставляло общее земское право применению канонических предписаний, или была устранена, или не применялась на практике. При этом, конечно, должна была иметь силу оговорка, что это признание канонического права не касается правил о подчинении светской власти церковной власти и об истреблении еретиков. В настоящее время внешнее положение, какое занимает церковь среди правового порядка того или другого народа, в Германии и Австрии опять определяется государственным законом, который рассматривает её, как публичную корпорацию, а не каноническим правом. Новые государственные законодательства предоставляют церковным властям отправление внутренних церковных дел сообразно церковным предписаниям, поколику это не противоречит государственным законам. Так как государство, таким образом, уже более не вмешивается прямо и положительно в церковную сферу посредствам попечения о церковных делах, как это было до 1848 г., то применение канонического права в собственной сфере церковной жизни, в тех границах, какие ей указаны современным государственным законодательством, имеет гораздо более места, чем по старому немецкому государственно-церковному праву, которое очень часто простирало государственное воздействие на церковные отношения до участия в церковном правительстве в собственном смысле. Церковь имеет право собственного законодательства в своих внутренних делах, в той сфере, какая ей назначена государственным законодательством. Законодательство церковное в указанной сфере и с государственной точки зрения имеет значение настоящего источника права, а не просто только норм, какие может учреждать честно-правовое общество. Ибо из положения, какое занимают в Германии христианские церкви среди публичного правового порядка, следует, что дозволенные государством церковные нормы обязательны для членов церкви в силу подчинения последних воле подлежащего органического целого, а не в силу договора, заключённого между членами союза частным образом. Что касается до государственных законов, издаваемых государственной властью той или другой страны по делам церковным в силу права государственного верховенства, или подобного же рода постановлений, содержащихся в общем государственном уложении, то они служат источником внешнего церковного права (das aussere Kirchenrecht), т. е. правового положения церкви в государстве, определяемого государством.

Таким образом, по вопросу об источниках церковного права, поставленному нами выше, католические канонисты, согласно учению своей церкви, а также и протестантские, дают следующий ответ. Право законодательства в церкви, во внутреннем её форуме, принадлежит исключительно самой церкви. Первоисточником церковного права служит воля её Основателя, производными источниками служат церковный обычай, правила соборные, папские постановления и автономия. Законы светской власти по церковным делам не составляют формального источника церковного права. Если они касаются внутренних порядков церковных, они суть только подтверждение правил церковных в области государственного права и составляют государственные законы. Церковь, если находит эти законы согласными со своими правилами, утверждает их своим согласием, в противном случае высказывает им своё неодобрение. Государственные законы по церковным делам, когда они будут одобрены со стороны церкви и чрез то сделаются leges canonisatae, получают значение источника права и в церковной сфере. Законы, касающиеся внутренней жизни церкви, издаются государством из желания оказать содействие церкви своей внешней помощью и потому возможны только в христианском государстве и при тесном общении его с церковью. Во внешнем положении своём в государстве церковь зависит от государства и подчиняется его законам в силу неизбежности подчиняться прерогативам государственной власти и по началам государственного права. Законы, определяющие внешне правовое положение церкви, клира и церковных учреждений, составляют законы государственные в строгом смысле и, понятно, сами по себе не служат источником церковного права. Некоторые из этих законов, благоприятные для церкви, она может усвоить себе или посредством законодательства своего, или путём практики, и считать их отселе своими нормами и защищать их как свои правила, что и было со многими законами, изданными Юстинианом и другими византийскими императорами. Вследствие такого приёма со стороны церковной власти государственные законы относительно положения церкви в государстве становятся источником церковного права в том смысле, что дают материал для церковного законодательства и для церковной практики. Обращаемся к протестантскому учению о том же предмете.

По словам Вальтера (§179), вероисповедные книги протестантства признают за церковью право законодательства; но на деле оно перешло всецело к политической власти. Совершается законодательство двояким образом. Или законы о церковных предметах обсуждаются и постановляются в тех же формах, как и законы, касающиеся всех других государственных дел, в собраниях сословий, в рейхстаге и парламентах (например, во многих немецких государствах, в Дании, Швеции и Англии). Иногда церковные дела рассматриваются, как особенный предмет государственного законодательства, и для совещания о них приглашаются представители церкви в той или другой форме (например, в Баварии). В Пруссии законодательство по церковным делам идёт помимо законодательных собраний, есть конфиденциальное дело короля и его церкви. В Голландии начертания законов, состоявшиеся на генеральном синоде, представляются королю на утверждение. Сообразно с этим, протестантское церковное право в настоящее время главным и ближайшим образом основывается на церковных уставах (Kirchenordnung) и законах отдельных государств. Последние можно найти частью в общих собраниях законов, частью в изданиях, особо для того назначенных. К отдалённым источникам церковного права относится Священное Писание, которое содержит в себе не одно учение веры, как некоторые думают, но и обязательное правило внешней церковной жизни. Далее, многие учреждения основываются на церковном обычае. Многое заимствовано из канонического права. Наконец, общие основные понятия о церкви, в особенности те, которые возникли в противоположность католическому вероучению, заимствуются главным образом из различных вероисповедных книг (§64).

Протестантский учёный Рихтер (§170) излагает учение своей церкви о церковном законодательстве в следующем виде. Пределы законодательной власти в церкви определяются по тому общему правилу, что церковная власть имеет дело только с отношениями, стоящими в непосредственной связи с целью церкви. Вследствие применения такого общего начала евангелическая церковь стоит к государству в другом отношении, чем католическая церковь; она не спорит с государством из-за сферы влияния, но предоставляет ему законодательство о внешних отношениях себя, как корпорации, судопроизводство по делам духовенства, касающимся его правовых отношений, потому что оно установлено от Бога к поддержанию правового порядка. Относительно церковного законодательства в собственном смысле существует общее правило, освещённое историей, чтобы оно опиралось на мнение членов духовного состояния. A затем есть области, в которых церковь усвояет последнее решение себе самой. Прежде всего, так происходить законодательство в области вероучения. Если католическая церковь принимает за основной принцип, что Слово Божие не всё заключено в Священном Писании, что наряду и выше его стоит Предание, которое, по божественному полномочию, сохраняется и передаётся епископатом, то евангелическая церковь выходит именно из отрицания этого положения; её главное положение то, что в св. Писании источник всей божественной истины. А так как св. Писание может быть толкуемо различно, то церковь изложила своё суждение об учении, которое она считает сообразным с св. Писанием, в своих вероисповедных книгах. Если спросить о том, насколько допустимо вообще изменение посредством законодательства учения, содержащегося в символических книгах, то нужно сказать, что следует считать неизменным, прежде всего то, что стоит выше всех вероисповедных различий и составляет общее благо всех церквей (Матф. 16:16–18. Галат. 1:8), а потом то, что было корнем и средоточным пунктом реформации, куда, прежде всего, относится учение об оправдании верою. В остальных подробностях учение, изложенное в вероисповедных книгах, не может считаться совершенным и законченным; за церковью должно быть признано полномочие все более и более углубляться в смысл св. Писания и почерпаемое из него Слово Божие более и более очищать от человеческой примеси. Этот прогресс не может совершаться по распоряжению правительства; ему споспешествует христианская наука, которая погружается в глубины св. Писания и оттуда изводит на свет Слово Божие в его истине; эта истина признаётся церковью, входит в её сознание и утверждается её законодательством. Пока этого всего не случилось, всякое распоряжение церковного правительства касательно вероучения должно держаться в пределах вероисповедания. К таким распоряжениям относится, например, введение катехизисов для религиозного образования юношества. Составление их естественно производится членами клира, которые призваны к тому, как сведущие люди; согласие церкви в этом деле тем менее требуется, что катехизис имеет назначение раскрыть вероисповедное учение в изложении, доступном для понимания юношества. Само собою понятно, что церкви должно быть усвоено право опровержения, в случае, если бы катехизис оставил почву вероисповедания. Другой предмет, по отношению к которому требуются особые соображения в деле законодательства, составляет богослужение. Богослужение, за исключением священнодействий крещения и причащения, определённых в св. Писании по содержанию и по форме, также проповеди Евангелия, может быть применяемо к потребностям времён и народов, и где обнаружится такая потребность, может и должно последовать распоряжение – об изменении его со стороны церковного правительства. А так как богослужение имеет своё основание в вере и употребление его есть постоянное исповедание её, то необходимо требовать согласия церкви на редакцию агенд, составленных церковным правительством при помощи духовенства. То же самое относится и к церковному устройству, которое может быть изменяемо, с тем, однако, чтобы не были преступаемы пределы, обозначенные в вероисповедных книгах по отношению к римской церкви, и те положительные основоположения, которые указаны в исповеданиях веры относительно проповеднического служения самого по себе и в его отношении к церкви. Однако же и при соблюдении этих условий, изменение церковного устройства не подлежит одностороннему распоряжению церковного правительства, напротив всякое существенное изменение его должно опираться на согласие церкви. Во всех тех случаях, когда требуется это согласие, церковь, если где по действующему устройству нет синодов, пользующихся правом решения по церковным делам, заменяется отдельными общинами, которым теория усвояет право принятия и отклонения проектов законов по указанным церковным вопросам. Это положение несправедливо логически, потому что член организма не может исполнить функций всего организма, и невыполнимо практически, потому что оно, в конце концов, должно бы было привести к голосованию в общинах и по общинам. Поэтому пришли к фикции, по которой молчание общин и духовенства принимается за их согласие. Вопреки этому пониманию дела, некоторые местные законы и церковные уставы прямо требовали согласия синода. Причём иные церковные уставы предоставляли частным религиозным общинам право отклонять проекты законов об изменениях в области вероучения или богослужения, в уважение привязанности к церковному обычаю, которая сама по себе имеет доброе основание, коль скоро дело идёт об изменении существующих агендарных норм отправления богослужения, и которая кроме того может быть рекомендована из видов церковно-законодательной политики, чтобы поубавить прыти у агитаций, опасных для церковного порядка. Напротив, неуместно, чтобы церковь была представляема государственными чинами, в тех случаях, когда требуется её согласие. Государственным чинам с общей точки зрения принадлежит право содействия в деле законодательства и исключительно такого, которое вытекаете из права государственного верховенства. Они принимают участие в устроении всех тех отношений, которые, как например судопроизводство по делам о церковном имуществе или личные правовые отношения духовенства, вероисповедный принцип евангелической церкви отдаёт в распоряжение государства, или в тех случаях, где дело идёт о том, чтобы исполнение церковных законов (например, относительно чествования праздничных дней или взноса церковных пошлин) обеспечить посредством содействия со стороны государственной исполнительной власти, – наконец, когда необходимо, чтобы прежде изменения порядка вещей, находящегося под защитой государства, было принято во внимание и его согласие. Утверждать, будто для удовлетворения требованиям церкви достаточно выслушать голос государственных чинов, могут только те, кто не может понять, что церковь есть особенная жизненная сфера, имеющая свою задачу. Где по новым церковным уставам церковное законодательство отправляется путём соединения государственного правительства по церковным делам и общего или провинциального синода, созываемого для совещания по церковным делам, там, (хотя принципиально отношение государя к синоду не может быть рассматриваемо по аналогии с отношением его к государственным учреждениям) не смотря на это формальный ход церковного правообразования вообще тот же самый, какой бывает при происхождении государственных законов путём общего участия законодательных факторов государства. Публикацию и приведение в исполнение законов в том и другом случае принимает на себя правительственная власть. Так как, далее, государственная власть в силу права верховенства пользуется полномочием устанавливать законные пределы церковной автономии, то церковные законы и распоряжения не должны стоять в противоречии с государственными законами; поэтому иногда принято, чтобы прежде испрошения у государя санкции церковному закону, проектированному синодом, было удостоверено заявлением государственных властей, что со стороны государства нет препятствий к утверждению закона, и чтобы об этом удостоверении было упомянуто в формуле публикации закона. Для публикации церковных законов в последнее время во многих территориальных церквах предписано очень удачно, чтобы оно совершалось в вестнике церковных законов и распоряжений, выходящих под ответственностью церковного правительства; в других местах, где не существует подобного учреждения, публикация законов евангелической церкви производится обыкновенно в собрании государственных законов.

Присоединим ещё к сказанному меткую характеристику внутренней природы католической и протестантской церкви, сделанную профессором Калем (Kahl, Die Verschiedenheit katholischer und evangelischer Anschauung über das Verhältniss von Staat und Kirche. 1886 Leipzig), характеристику, немало разъясняющую и учение той и другой церкви о церковном законодательстве. По мнению Каля, существенное различие между католической и протестантской церковью состоит в том, что католическая церковь, уже по самому учению о её основании и по самому понятию о ней, есть правовой организм, между тем как евангелическая церковь по своему существу есть духовная церковь. Католическая церковь, по учению её о себе, есть учреждение, основанное для осуществления на земле царства Христова и состоящее под управлением папы, как земного наместника Христова и своего необходимого видимого главы, а также епископов, как преемников апостолов. С учреждением видимого главы и других правительственных органов находится в тесной и необходимой связи характер церкви, как правового учреждения. Ибо наличность правительственных властей, существование противоположения управляющих и управляемых служит везде основным элементом и первым признаком правовой организации чеховских обществ. Правовая основа церкви не человеческого происхождения; она имеет для себя высшую санкцию, далеко превосходящую обязательную силу всякого земного права. Первоосновы своего устройства католическая церковь возводит непосредственно к божественному установлению. Главным источником церковного права служит церковное законодательство; обычному праву отводится самое незначительное место. Принудительная сила церковного закона проникает во все области церковной жизни, не исключая вероучения. Круг чисто нравственно-религиозных предписаний, т. е. таких, по отношению к которым допускается оценка содержания, выбор склонности, свобода решения, необыкновенно ограничен. С признанием неразрывной связи правовой организации церкви с Божественным Откровением стало невозможно резкое разделение между областью веры и областью права. Правовое положение становится догматом веры, наоборот требование веры превращается в юридическое правило. С этой стороны правовой характер католической церкви выразился, прежде всего, в образовании богослужебного права, потом дисциплинарного и карательного. Также и в деле веры каждый должен сообразоваться с установленным правилом веры; или подчиняйся образцу или тебя ожидает церковное наказание – другого выбора нет.

Евангелическая церковность отличается духовным характером. Это не значит, будто евангелическая церковь совсем чужда правового порядка; это значит, что она не носит этого порядка в себе самой, что она не принадлежит к её учреждению и её существу, к понятию о ней. Как видимое общество людей, верующих и исповедующих христианскую веру, евангелическая церковь необходимо входит в правовой порядок. Но у неё нет ни одной составной части её правового порядка, которую она получила бы от Бога как необходимую, возьмём ли сан епископа, брачное право и пр. Из непосредственного установления своего Основателя она не производит никакой власти, кроме чисто духовной власти проповедовать Евангелие и раздавать таинства. Кроме того, по её учению, всякое правообразование на земле, как в прочих обществах, так и в видимой церкви, есть деятельность человеческая. Евангелическая церковь прямо отвергла церковную организацию, устроенную по образцу ветхозаветному, и возвратилась к идее всеобщего священства всех верующих, которая проявила свою зиждительную силу уже в век апостольский. Она признает в св. Писании нового завета, также как в вероисповедных книгах реформаторов, объясняющих смысл Писания, только рамку и норму для свободного образования своего законного и обычного права. В своей законопроизводительной функции евангелическая церковь ограничивается отношениями, касающимися специально церковно-общественного порядка. Да и среди этих отношений она заботливо выделяет ещё такие стороны, которые не поддаются принудительной регламентации. Прежде всего, недоступна для регламентации область веры. Также её богослужебный чин не имеет правового характера. В применении дисциплины она тщательно избегает всего, что отзывалось бы принудительным характером. Ересь, раскол и отступление от христианства не составляют преступлений, подлежащих церковному наказанию. И в тех случаях, где она применяет дисциплину, она не наказывает, а только торжественно заявляет о прерывании общения между ею и членом её, подвергшимся дисциплине. Если она по отношению к своим служителям поступает иначе, то это не составляет нарушения принципа, но есть следствие особых отношений, существующих между ею и её служителями. Вообще, в конце концов, законы евангелической церкви не имеют чисто правового склада. То, чего не достаёт евангелической церкви в силу её духовной природы, она получает от государства. Вскоре после своего появления она тесно примкнула к государству и получила от него правительственную организацию. Разумеется, государство могло дать евангелической церкви правительство, какое сродно его природе. Церковное управление стало производиться чинами государственного происхождения и характера. Церковное право стало происходить таким же путём и в тех же формах, что и государственное право; церковная власть стала отраслью государственной власти, сама церковь превратилась в государственное учреждение (p. 6–10, 17,21).

Теперь понятно, откуда взял г. Суворов свой взгляд о единстве источника церковного и государственного права и об отсутствии у церковной власти правительственных полномочий. Это копия с протестантского верования и учения о церкви и её природе, только, как увидим, значительно искажённая, впрочем, не в сторону православия, а в противоположном направлении. Отчего же рецензент не сказал прямо, что он следует протестантскому учению и предпочитает его всякому другому? Отчего он оставляет своих читателей в заблуждении на счёт генезиса своего воззрения? Не берусь судить о его внутренних побуждениях. Со своей стороны нахожу достаточное объяснение такого приёма г. Суворова в отожествлении им протестантского учения с православным, ясно проглядывающем во всей его рецензии на мою книгу. Для г. Суворова существуют только две точки зрения на церковь, её природу, её устройство и т.д. – католическая и протестантская. Католическое учение, по его мнению, во всех пунктах ложно, протестантское, наоборот, везде и всегда справедливо и согласно с духом Христовым. Самым сильным и неопровержимым доказательством ложности известного положения служит для г. Суворова сродство этого положения с учением католическим (например, стр. 527, 535. Юрид. Вестн.), наоборот, правильное учение о церкви возможно только под условием, если оно противоречит учению католическому. Протестантство, как противоположность католичеству, есть учение правильное. Учение православной церкви игнорируется г. Суворовым. Он называет это учение неясным, незаконченным, неустановленным ни церковью, ни наукой (стр. 536. Юрид. Вестн.) и поэтому не стоящим того, чтобы на него обращать внимание. По понятиям г. Суворова если бы придать православному учению о церкви надлежащую определённость и законченность, то оно должно примкнуть к учению протестантов, а не католиков. Вот путём таких соображений г. Суворов и доходит до того самообольщённого состояния, что без зазрения совести выдаёт протестантское учение за православное и единственно правильное.

Но не с одним православным учением позволяет себе такую свободу обращения г. Суворов, но и с протестантским учением. Протестантское учение чуждо тех крайних воззрений на происхождение церковного права, каких держится г. Суворов. Протестантское учение, как было говорено выше, не считает государственных законов единственным источником церковного права. Оно изъемлет из законодательных полномочий государственной власти вопросы веры и церковного устройства, а в других вопросах, например в перемене порядка общественного богослужения, оно ставит распоряжения государственной власти в зависимость от согласия органов церковного управления. Да и те законы, какие издаёт государство по делам протестантской церкви, по учению протестантскому, проистекают не из государственных полномочий законодателя государя, а из церковного – правительственных полномочий, вверенных политической власти протестантской церковью лишь вследствие исторических обстоятельств и составляющих особое дополнение (annexum) к политическим полномочиям. Подчинение протестантской церкви в правительственном отношении в высшей инстанции власти государя не должно лишать её самобытности и известной самостоятельности в её внутренних делах. Внутренняя церковная юрисдикция, как то проповедание Слова Божия, преподание таинств и отлучение от церковного общения, по учению протестантского вероисповедания, принадлежит специальным церковным органам – духовенству. Правительству государственному предоставлена правительственная организация протестантской церкви, да и то по историческим только обстоятельствам, а не по божественному праву. Право управления церковными делами не прямое право правительственной власти, а производное; здесь государственная власть делает не своё дело, а чужое, дело религиозной общины, порученное ей со стороны последней, за недостатком в ней надлежащего правительственного органа по причине отсутствия епископата. Отсюда стремление протестантской церкви к отдалению организации органов внешнего церковного управления от органов государственного управления; отсюда её желание ослабить по возможности её правительственную связь с государством, навязанную ей историей, и, по её сознанию, совершенно не естественную. Принятие в западноевропейских государствах системы отделения государства от церкви дало сильный толчок этому стремлению и уже привело к некоторым практическим результатам (Richter. Kirchenrecht. p. 497–510. Kahl. Die Verschiedenheit Kathol. und Evang. Ànsch. p. 26–30). Все приведённые выше положения протестантского учения о самобытности евангелической церкви и известной независимости её от государства даже в правительственном отношении суть остатки в протестантстве церковности после великого разрушения церковно-правительственной организации, произведённого реформаторами, суть искра самобытной духовноблагодатной жизни, тлеющая под пеплом исторических наслоений, покрывших организацию протестантской церкви после реформационного пожара.

Согласно с таким учением протестантов о церкви и её отношении к государству, они, подобно католикам, признают церковное право особой ветвью права, отдельной от права государственного, и независимой от него по своему источнику. Только немногие из авторов (Зом, Мейер) рассматривают церковь исключительно с точки зрения государственного права, как публичную корпорацию, забывая о её внутренней природе, и потому считают источником церковного права государственное законодательство. Но эта исключительно государственная точка зрения отвергается авторитетными протестантскими авторами, как односторонняя и несообразная с понятием о церкви и её устройстве. С понятием о церкви связано существенно представление о ней, как организованном обществе, живущем по своим, свыше данным, правилам. Порядок церковной жизни, с точки зрения задачи права, по всей справедливости должен быть назван правовым порядком. Ибо право представляет ту особенную область нравственной жизни, которая должна охранять нравственное развитие человека от стеснений и посягательств со стороны других людей и обеспечивать ему благотворное влияние нравственно-общественной жизни. Так как эта задача осуществляется и в христианской церкви, то она необходимо носит в себе правовой порядок и, следовательно, должна быть названа правовой церковью. Не одно только государственное право может быть названо правом. Понятие права не совпадает с понятием государственного права, а выше его. Мейер считает характерным признаком права его принудительность в смысле государственном, т. е. если соблюдение этических норм может быть обеспечено принудительной силой государства. С его точки зрения не может быть церковного права в собственном смысле там, где церковь не может рассчитывать на юридическое признание со стороны государства церковных норм и содействие к их развитию и осуществлению. Без такого, признания и содействия религиозное общество будет в глазах государства частноправовым обществом, а его нормы будут носить характер статутов частноправовых обществ. Но если бы был справедлив этот взгляд, замечает Рихтер, тогда история церковного права должна была бы начаться только с Константина В. (как и утверждает г. Суворов); тогда в С. А. Штатах ни одной церкви нельзя было бы усвоить церковного права; даже и в Германии тогда нельзя было бы назвать церковным правом нормы, исходящие от католической церковной власти, без утверждения со стороны правительства. Но ограничение области права одним государством, как это делает Мейер, несправедливо. И в церковной сфере достижение человеком своей нравственной задачи обеспечивается от препятствия со стороны других людей только посредством права. Внутренние нормы церковной жизни, имеющие характер правовых норм, не изменяются в своей природе от того обстоятельства, даёт ли им санкцию и поддержку государство или отказывает в ней. Принудительная сила хотя и составляет необходимый признак в понятии права, но признак второго порядка. Признак этот осуществляется и там, где члены правового общества соблюдают уставы лишь в силу своего подчинения этому учреждению. Церковь и без государственной силы имеет достаточно внутренних средств к тому, чтобы поддержать свою дисциплину. Церковь есть особенный нравственный жизнепорядок, и в этом качестве имеет призвание созидать свои внутренние нормы и устроить их по своему собственному духу. Государство, хотя оно, как глава, возвышающаяся над всеми общественными отношеньями человеческой жизни, имеет полномочие устанавливать правомерные отношения и по отношению к церквам, поскольку они входят в национальную культурную жизнь в качестве правовых корпораций, тем не менее, не есть источник всякого права, в особенности оно не источник внутренне-церковного права, церковного строя, (Richter. Kirchenrecht p. 3–6. 297).

Таким образом, не только католические, но и протестантские канонисты признают за церковью право самостоятельно устроить свои внутренние дела и устанавливать нормы, обязательные для её членов, без утверждения их со стороны государственной власти, и поэтому считают церковное право самостоятельной правовой областью, имеющей свой источник происхождения, независящий от государственного законодательства. К прерогативам государственной власти не относится право издавать законы для церкви как такой. Государственная власть может определить своими законами внешнее государственное положение церкви. Эти нормы называются внешним правом церкви, или лучше государственным правом по церковным делам. Здесь государственные законы служат источником права. Государственные законы по делам церковного управления даже в протестантстве издаются при участии церковной власти. Такого взгляда на церковное право и его источник держался прежде и г. Суворов (см. его вступительную лекцию по церковному праву во Временнике Демидовского юридического лицея. 1887. кн. 15, стр. 31–36). Ныне он примкнул к мнению, разделяемому немногими авторами одностороннего направления, отвергаемого как католической, так и протестантской канонической наукой, направления совсем несообразного с понятием о церкви. Странно, что специалист науки церковного права уверовал в учение, которое ведёт к отрицанию самобытности церкви и самостоятельности церковного права, а чрез то к признанию неуместности и самой науки церковного права. А ещё страннее и непозволительнее то, что г. Суворов своё излюбленное воззрение выдаёт за учение западноевропейской канонической науки, тогда как в действительности дело обстоит совсем иначе.