XV. Высочайший указ и конференуция Сената с Синодом об устроении Синода. – Суд над воронежеким епископом Львом Юрловым

При Петре Великом Синод состоял из представителей как монашествующего, так и белого духовенства. Из мовашествующего духовенства членами Синода были, кроме епископов, архимандриты и игумены, готовящиеся на высшие места в духовной иерархии. Но, по смерти Петра, это высшее духовное учреждение мало по малу потеряло свой первоначальный характер. Из синодального присутствия один за другим исключены бьли архимандриты и игумены и совершенно устранены члены из белого духовенства. Синодальное присутствиее составляли только четыре, а иногда даже три, архиерея. Императрица Анна решилась дать Синоду прежнее устройство, какое он имел при Петре I-м. По какому побуждению и по чьему представлению это сделано, не известно. Можно догадываться, однако ж, что это было не против желания Феофана, если не прямо по его представлению. С одной стороны, это разом прекращало толки о патриаршестве; с другой – увеличивало силу Феофана в борьбе с опасным совместником Дашковым, который забрал в Синоде всю власть в свои руки.³³⁷

20 мая, 1730 года Императрица дала указ Синоду: – «Всем известно, коим образом блаженныя памяти его императорское величество, дядя наш, Петр Велишй, правительствующий Духовный Синод учредил и регламентами принадлежащими удовольствовал, который тогда состоял в довольном числе персон; a ныне оной Синод не в таком состоянии, каков прежде был. Того ради прилежно о том, яко о зело благопотребном деле разсуждая, благоизволяем: оный Синод в доброй порядок привесть. Того ради повелеваем Духовному правительствующему Синоду, снесшись с правительствующим Сенатом, общим советом учинить следующее: первое – толикому ли числу персон быть в Синоде, колико положено в Регламенте, или еще прибавить и по скольку и из каких чинов быть? Второе – персонам, определенным в Синод непеременным ли быть или переменным, и ежели разсуждено будет быть переменным, то во сколько времени переменять? Tpeтие – выбрать кандидатов по имянам для избравия в число, какое определено будет. Оное все учиня Духовному Синоду, обще с Сенатом, представить нам для конфирмации. А понеже ныне в Синоде число персон зело малое, только четыре обретается, а так малому числу вступить в совет с Сенатом невозможно: того ради повелеваем Духовному Синоду, для совету вышеписанных дел, взять в прибавок из духовных персон людей к тому достойных, и прилежно стараться немедленно по вышенисанному учинить, дабы в настоящих духовных делах остановки и непорядку не было».³³⁸

25 мая Синод назначил в состав имеющей быть конференции с Сенатом, кроме присутствующих членов, епископов Леонида сарского, Питирима нижегородского и Иоакима суздальского; архимандритов: троицкого Варлаама,³³⁹ новоспасского Евфимия Колети, саввина сторожевского Досифея, высокопетровского Сергия и горицкого Илариона; из белого духовенства – никого. Некоторых членов не было в Москве – к ним послали указы. Наконец, 8 июня, Феофан обявил в Синоде высочайший указ, чтобы лица, назначенные в состав имеющей быть конференциии (доколе не придет это дело к окончанию), приезжали в синодальные собрания на правах синодальных членов и, слушая дела, полагали общую с прежними членами резолюцию и подписывали приговоры.

На другой день, 9 июня, открылись конференции с Сенатом. «Государственный канцлер, граф Головкин, предложил, чтоб синодальным членам быть переменным: четырем архиереям, двум российским, двум других наций; четырем архимандритам и двум протопопам – всего 10 персонам. Конференция утвердила быть только шести архиереям, да пяти архимандритам; а протопопам не быть и игуменам не быть. Числу быть одиннадцати местными. Оставить чередных по два архимандрита. Князь А. М. Черкасский предложил с своей стороны, что если архиереям быть переменным, тоб меньше четырех; а ежели непеременным, то и больше. Преосвященный новгородский говорил, что ежели переменять, то по одному на год отпускать. Граф Головкин и князь Д. М. Голицын также говорили, чтобы всех вдруг не переменять. Генерал-фельдмаршал Трубецкой предлагал, чтобы переменять не вдруг и не по одному, но по третям. Ежели быть архиереям шести, то переменять по два в отпуск. Хотя и переменным быть, да обратными Сенат предлагал переменять через два года».

На этот раз однакож ничем не кончили и положили принесть на конференцию проект для общего рассмотрения; но в назначенный день, 11 июня, конференция не состоялась.

16 июня Синод посылал в Сенат своего секретаря, В. Тишина, с обявлением, что от Синода сочиняется мнение, но только за некоторым малым исправлением не окончено; чтоб и Сенат также предложил на конференции проект с мнением. Тишину обявили в Сенате, «что от Сената никакого проекта предложено не будет, а чтоб на будущей конференции надлежащее мнение предложено было от Синода».

26 июня синодальные члены снова ходили на конференцию в Сенат, в котором тогда присутствовали: граф Головкин, князь Голицын, Ушаков и Шаховский. Из дела видно только, что Феофан подал от лица Синода мнение, которое и принял граф Головкин. Мы не знаем, в чем состояло это мнение и на чем остановилась конференция.

Между тем новый высочайший указ, заключивши собою рассуждения конференции и последовавший вскоре после её последнего собрания, совпал с другими обстоятельствами, которых мы не должны упустить из виду. Это была несчастная история воронежского епископа Льва Юрлова.

Лев, в мире Лаврентий Юрлов, родом из дворян Юрловых. Отец его, Михаил Матвеевич Юрлов, в год рождения Лаврентия был помещиком в нижегородской губернии в курмышском уезде, села Семова. Лаврентий в юных летах остался сиротою и взят на воспитание в Москву, в дом боярина князя Ивана Борисовича Троекурова и воспитывался вместе с сыном его, И. И. Троекуровым. По достижешии зрелого возраста, он ходил вместе с ним, в качестве волонтера, в походы, два раза под Азов и под Ругодев.³⁴⁰ После ругодевского похода, 23 лет, в 1721 г. он решился вступить в монашество и, для предварительного испытания себя, отправился в троицкий сергиев монастырь, где и находился при архимандритах Иларионе Властелинском и Сильвестре Холмском, пользуясь ближайшим руководством монастырского духовника, иеромонаха Георгия Дашкова, лет с десять. Из троицкого монастыря Юрлов послан строителем в приписной к нему троицкий же астраханский монастырь, где и пострижен в мантию духовником того монастыря, иеромонахом Иосафом, а митрополитом Сампсоном посвящен в иеродиакона и иеромонаха; в 1716 году переведен в астраханский спасо-преображенский монастырь. По смерти Сампсона, по случаю возникших неудовольствий с преемником его Иоанном, Лев просил рязанского митрополита Стефана о переводе его в Москву, куда он и переведен для жительства, впредь до усмотрения, в донской монастырь. В эту пору бывший духовник его в троицко-сергиевском монастыре, Георгий Дашков, посвящен в епископы ростовские. Лев выпросился с ним в Ростов и жил при нем несколько месяцев. Вскоре после этого, когда, по указу Петра I-го, велено было из Москвы прислать в новооснованный александро-невский монастырь несколько «доброжительных монахов», Лев послан был вместе с прочими и, в бытность в александро-невском монастыре, находился в кампании на корабле Ангуте; по окончании оной, высочайшим именным указом определен архимандритом в переяславский горицкий монастырь рязанской епархии.³⁴¹ По обычаю того времени, основанному на Регламенте, почетнейшие архимандриты вызываемы были в Синод для присутствования и для ознакомления с делами епархиальнаго управления. Переяславский архимандрит вызван был в Синод в 1727 году³⁴² и, в том же году, произведен в епископы воронежские, с увольнением от присутствования в Синоде.

Различные слухи и толки, волновавшие умы перед восшествием на престол Императрицы Анны, породили множество беспорядков во всех концах России и во всех русских сословиях. Приверженцы старины, ожившие и окрепшие в царствовавание Петра II, надеялись возвесть на престол бабку его, Евдокию Федоровну Лопухину. Первый голос, при избрании наследника Петру II, был в пользу царицы-инокини. Князь В. В. Долгорукий, издавна ей приверженный и близкий по делу царевича, а отчасти и по своей упорной любви к старине, желал поднесть ей корону. Но это предложение отвергнуто было большинством верховных сановников, которые предложили русский престол герцогине курляндской, Анне Иоанновне. Посланные к ней из Москвы депутаты отправились 19-го января. февраля 2-го прочитан был в Верховном Совете рескрипт Императрицы с изявлением её согласия, а 3-го обнародован манифест об её избрании. – 15-го февраля Императрица вступила в столицу.

Волнения, приводившие в движение столицу, отозвались в отдаленных концах России. Туда доходили самые смутные слухи. Молва, без сомнения, изменяла и дополняла эти слухи по-своему. Во время самого разгара толков и смут обнародован был манифест о смерти Петра II и об избрании императрицы Анны. В Воронеж пришел манифест 14-го февраля. Местный вице-губернатор Пашков отослал его к преосвященному Льву. Тот ничего не отвечал, а между тем на следующий день – это было первое воскресенье Великого поста – на известном обряде православия велел везде, где надо было поминать имя Государыни, поминать «о благочествейщей великой Государыне нашей Царице и великой княгине Евдокии Феодоровне и о державе их», а потом о благоверных государынях цесаревне и царевнах. Так и сам он вспоминал на литургии, по принятии св. Даров в царских дверях. С того дня и в прочие дни воспоминание во всех церковнослужениях производимо было так же.

Пашков 18-го числа послал к нему снова подполковника Барыкова, с требованием обявить манифест по обычаю и назначить, когда этому быть. Епископ обявил, что «церковнаго поминовения о Государе Императоре и молебнаго торжества о ея императорском величестве, без присланного к нему о том особливаго точнаго указа из Синода, собою чинить опасен, разсуждая то, что может быть не сделается ль впредь другой каков отмены». Пашков донес об этом в Москву. У Льва потребовали обяснения.

Лев прислал в Синод обяснение, что Пашков в неотправлении им молебна о вступлении её величества на престол клевещет на него напрасно, по злобе.

Обяснение Льва слушано было в Синоде 20-го марта. При слушании его ростовский епископ, Георгий Дашков, сказал: «у воронежскаго архиерея с воронежским вице-губернатором давняя ссора и друг на друга пишут по ссоре. Подождать, не будет ли от губернатора какого обяснешния». На этот раз тем дело и кончилось и жизнь потекла своим чередом.

8-го июня состоялся указ о перемещении Льва в Астрахань, на высшую степень, а на его место назначен переяславский епископ Иоаким. Но это назначение остановлено было самым неожиданным образом, вследствие одного, повидимому, ничтожнаго обстоятельства, которым воспользовался Феофан в борьбе с покровительствовавшим Льву, Дашковым.

11-го июня к Льву послан был из Москвы служитель переяславского епископа Иоакима (назначенного на его место) с указом о его перемещении и прибытии в Москву. Лев, прочитавши указ, сказал, что он выйдет из Воронежа после Казанской, потому что ему хочется освятить только что выстроенную им в архиерейском доме церковь в честь Казанской иконы Божией матери. Ошибка Льва состояла в том, что он не послал в Синод письменного репорта о получении указа. Этого было довольно, чтобы затянуть его в дело. Подвели справку из указов петровского времени, оштрафовали его за месяц упущения ста рублями и послали указ, чтобы ехать ему в Москву в самой скорости и ни в какие епаршеские тамошние дела не вступать, под опасением за преступление тягчайшего штрафа. Это было 15-го июля. В тот же день, в том же собрании Синода, Феофан предложил, от имени Государыни, запрос: отчего дело Льва – по известному доносу воронежского губернатора – до сего времени в Синоде не следовано и умолчано? На этот вопрос коломенский митрополит Игнатий отвечал, что обяснение Льва доложено и слушано было 20-го марта, но при слушании его ростовский епископ Георгий Дашков сказал: «у воронежскаго архиерея с воронежским вице-губернатором давняя ссора и друг на друга пишут по ссоре. Подождать не будет ли от губернатора какого обяснения». Игнатий говорил, что это слышали себ, бывшие в ту пору в Синоде – тверской архиепископ Феофилакт, обер-прокурор Баскаков и секретарь Тишин. Но по окончании собрания и по выходе Георгия, он Игнатий будто бы остался с обер-прокурором Баскаковым и с секретарем Тишиным и наказал последнему, чтобы он, против архиерейского и губернаторскаого доношения, сделал выписку и отправил в правительствующий Сенат немедленно.

Было это последнее сказано или нет – вот в чем вопрос. Какой повод был Игнатию выдумывать? Но для начала дела Феофану довольно было и того, что его почтенные сослуживцы показали нерешительность в осуждении Льва.

Через пять дней 21 -го июля, в подмосковном дворцовом селе Измайлове, Императрица вручила лично синодальным членам указ о новом образовании Синода. «Указали мы ныне быть членам в Духовном правительствующем Синоде из архиереев – новгородскому Феофану, крутицкому Леониду, ниже-городскому Питириму, суздальскому Иоакиму; а из архимандритов –харьковскому Платону, Новоспасскому (Евфимию) Колетии, Переславля залесскаго горицкому Иларюну и из протопопов – успенскому Ивану³⁴³, благовещенскому Ивану ж.³⁴⁴ И нашему Духовному Синоду учинить по нашему сему указу. Анна».³⁴⁵ Этим указом Дашков, Феофилакт и Игнатий увольнялись из Синода.

Дашков в это время жил в своей епархии, куда уволен был вскоре после коронации. А Феофилакт простодушно рассказывает о себе, что он, ничего не зная, приехал было в Синод по обычаю; но ему показали список новых членов: это значило, что надо отправляться на епархию.

В новом составе Синода, в числе синодальных членов, мы видим опять двух протопопов, как при первом образовании Синода в 1721 году: московского Успенского собора Ивана Максимова и московского ж Благовещенского Ивана Семенова. Первый – лицо новое в Синоде; а последний был уже в Синоде ассессором с 1721 по 1723 год; после того он от ассессорства удален и определен судьею в Тиунскую контору; в 1729 году перешел в Москву в благовещенский собор и теперь снова назначен синодальным членом.³⁴⁶

В 1731 году 19-го января Синод представил доклад Государыне, в котором ходатайствовал о именовании синодальных членов прежними рангами, как было при Петре I, за исключением президентского, и о назначении синодальным членам жалованья. Но ранги не были утверждены; высочайшим указом, состоявшимся 26-го ноября того же года, определено было только жалованье синодальным членам – Феофану прежнее вице-президентское (по 2.500 руб.), прочим трем архиереям каждому по 1.500 руб., трем архимандритам по 1000 руб., двум протопопам ассессорское по 600 руб.³⁴⁷

Новые члены, Леонид крутицкий, Иоаким суздальский и Питирим нижегородский были покорными слугами Феофана; когда он не бывал в собраниях, они писали ему донесения о происходившем в собрании и исполняли все его приказания. «Таких и выбрал – говорил Феофилакт – что слова противнаго не скажут».

Между тем по делу Льва началось следствие. Разными тайными и явными путями собрали сведения о всех его действиях – к кому он писал, с кем сносился, у кого искал помощи и защиты. Но не он был метою этих поисков – через него добирались до других лиц. Видя силу Феофана в Синоде и предчувствуя беду Дашков прислал в Синод доношение о своей болезни и просил уволить его на обещание в толгский монастырь. «Служил я императорскому величеству верно со всяким подданнейшим покорением; а от Рождества Христова, тому другой год, от болезней своих тяжких больше лежу, нежели хожу; и отпущен от ея величества указом в епархию свою, а от болезни пользы не получил, и от случившагося в Ростове пожара и паки скорбь себе не малую возимел; и отвезли меня в толгской монастырь к чудотворному образу пресвятой Богородицы, где и по ныне пребываю; и службу божественную напредь сего совершал с трудностию, а ныне той совершать и ставленников рукополагать не могу, отчего приходским людям в мирских требах имеется нужда. А ростовской епархии дом и строение и прочее до указу приказал я выдать домовым судье с товарищи. И чтоб указом ея императорскаго величества повелено было от должности меня уволить и, по обещанью моему, быть мне при чудотворном образе в том толгском монастыре, и пока дух мой в теле моем есть – прекормить, а на мое место определить, кого ея императорское величество соблаговолить».– Синод положил отрешить его от епархии и, в этом смысле, подать доклад Императрице; только ни в толгской ни в другой какой монастырь той епархии его не определять, «чтобы не воспоследовало от того всей той епархии смущения и неспокойства, с не малым христианства соблазном», (3-го октября 1730 г.).

Вместе сэтим докладом подан был другой доклад – о Льве. Неудовлетворившись его показаниями и считая его государственным преступником, Синод представил на высочайшее утверждение, «чтобы бывшим воронежским епископом Львом, за его тяжкия преступления, розыскивать и для того лишить его всего священническаго и монашескаго чина и предать на суд гражданств. Государыня утвердила приговор. В собрании св. Синода лишили его архиерейского сана и монашества и отослали в Сенат.

На допросах в Сенате оказалось, что он писал о помощи к Георгию и Игнатию. Вследствие этого велено было взять того я другого в Москву и допросить при депутатах с духовной стороны. Синод назначил от себя двух членов – крутицкого архиепископа Леонида и суздальского епископа Иоакима (28-го октября).

Как производилось следствие в гражданском суде мы не знаем. Но ровно чрез два месяца решена была участь Льва и Игнатия. 2-го декабря Сенат сообщил Синоду ведение, что «высочайшим именным указом велено бывшаго воронежскаго епископа Льва, за известную его вину, сослать в крестный монастырь и содержать за караулом в келье неисходно, и никого к нему не допускать и чернил и бумаги для письма не давать. А буде к нему от кого какия письма приходить будут, те отбирать и, распечатывая, читать и отсылать к губернатору, которому о том в Сенат репортовать. А в церковь допускать его за караулом». В тот же день решена участь Игнатия. Мы выше упомянули о показании, какое он сделал насчет рокового доклада 20-го марта. Ни Баскаков, ни Тишин не подтвердили этого показания, из чего следователи заключили, что «говорил он коломенский все вышеписанное затевая ложно» и приговорили: «за ту вину его, лиша сана архиерейскаго, послать в свияжский богородицкий монастырь».

Но самым главным лицом – метою Феофана – был ростовский архиепископ Георгий Дашков. Уже прежде он навлек на себя подозрение в нерасположении к царевнам Иоаннова дома, за что Остерманова партия держала его, вместе с Игнатием, под тайным надзором.³⁴⁸ Теперь, пользуясь случаем, Феофан успел выставить его пред Императрицей, как человека противного её интересам. Идя потом шаг за шагом, он сумел намекнуть, что из-за подарков и непомерных расходов, которыми он добывал патриаршество, он разорил свою епархию. Дело ведено было так искусно, что Императрица дала Синоду указ произвесть следствие судебным порядком. «Понеже известно ея императорскому величеству учинилось, что ростовский архиерей Георгий в ростовской епархии чинил тамошним обывателям и монастырям разорение, чего ради именным своего императорскаго величества указом повелела: из св. Синода в ростовскую епархию послать указ, дабы той епархии духовнаго и мирскаго всякаго звания люди обявляли без утайки, какия кому разорения тот ростовский архиерей Георгий учинил без всякаго опасения и страха (24-го октября 1730г.)» К высочайшему указу св. Сbнод в своем указе прибавил: «ежели кто того архиерея закрывать будет и разорения или взяток не обявит, а о том сыщется кроме тех персон – и за то они штрафованы будут неотменно. Обявившим же, по взыскании с того архиерея, взятое у них возвращено будет, по-прежнему, неиздержанно». Для отобрания показаний послан клеврет Феофана и Дудина, синодский секретарь Павел Протопопов. В данной ему инструкции особливо наказано: «ежели в тамошнюю твою бытность что усмотреть можешь, особливо из бывших подчиненных тому архиерею духовных и светских персон о каких-либо подозрительных поступках, а паче всего о запрещении обявителям на онаго архиерея Георгия, и того прилежно приметить; а особливо можно то видеть из сожалениев и тому близко подобнаго, и то содержать у себя в тайне для словеснаго св. Синоду доношения».

18-го ноября получены первые донесения от следователя, а на другой день состоялось высочайшее определение, решившее участь Георгия. По следствии за Георием оказалась следующая вина: «когда синодальний секретарь читал обяснение Льва, то ростовский архиепископ Георгий сказал, чтоб подождать, не будет ли от губернатора какого доношения, и что они по ссоре с губернатором наносят друг на друга ложно. А бывший воронежский епископ Лев в допросе показал, что он об этом деле писал в Москву, прося заступления и помощи у ростовскаго архиерея Георгия Дашкова и притом послал ему в презент чувал винных ягод». В высочайшем указе, последовавшем на докладе св. Синода, сказано, что «хотя он Георгий по известному делу Льва явным согласником и не явился, однакож не весьма в том без подозрения остался. Притом же он уже просился на покой, на келейное обещание; посему, как по первому обещанию, так и по его прошению, оставя ему епископски сан, быть ему в монастыре харьковском».

Это определение было слишком милостиво и не могло удовлетворить желатям Феофана. Игнатий также был в монастыре, но потом опять получил епархию и сделался членом Синода. Находчивый Феофан не долго думал, как поправить дело. В высочайшем указе не сказано было, как содержать Георгия – на свободе или под арестом. Синод нашел в этом затруднение, а Феофан вызвался доложить Государыне. В архивах отыскали подходящую справку о ссыльном митрополите нижегородском Исайи, который в 1718 г. содержался в кириллове монастыре и получал пищу против 4-х братий, но не имел права без ведома настоятеля ни писать, ни получать писем; настоятель обязян был те и другие отбирать и присылать в Москву. Синод спрашивал: также ли содержать Георгия или как иначе? Государыня 5-го декабря приказала представить ей доклад с мнением. Это и нужно было Феофану.

Той порой, как длилась эта процедура, по ростовской епархии собраны были показания о взятках Георгия. В этих донесениях значилось: «из спасо-ярославскаго монастыря взято в дом арх1ерейскш десять лошадей: четыре возвращены, а остальныя там и остались; из толгского – семнадцать лошадей: возвращено только четыре; из спасского ростовского – шесть лошадей; из борисо-глебского – двенадцать лошадей и т. д.; – с ярославского подворья в С.-Петербурге все перевезли в архиерейский дом – экипажи, упряжь, людскую одежду, мебель, рухлядь; – мастерам и рабочим при архиерейском доме из монастырских крестьян никогда ничего не платили, даже на содержание их требовали денег из монастырей; – по синодскому указу велено было с вдовых попов брать епитрахильных денег по 15 коп., а указом ростовской консистории предписано собирать по 2 руб., да в подносы ему с судьею и секретарем по 30 руб.; – бурмистр ростовского магистрата Одинцов не один раз сидел в цепях без вины, по приказании домовой архиерейской канцелярии; и всякий раз откупался деньгами; – вдова одного священника жаловалась, что после смерти её мужа забрали в архиерейский дом все её имение; – земский писарь возвращался из Ярославля: архиерейские слуги отбили у него лошадь и сказали, что приказал архиерей; писарь приходил с просьбою к Георгию, принес две головы сахару сахар взяли, а лошадей не возвратили. – В этом роде все истории, которым числа нет. В оправдание Георгия нельзя не сказать, что следователем у него был клиент Феофана и Дудина, снабженный особою инструкциею – поднять весь сор со дна. В Синоде составили экстракт из этих показаний и 9-го декабря представили Государыне.

Теперь Феофану легко было покончить с своим противником. Дело о взятках не было выведено наружу бумажным порядком, но без сомнения оно окончательно решило участь Георгия. 8-го декабря состоялось высочайшее повеление: «за показанныя в первом указе вины, Георгия, лиша сана, сослать немедленно под крепкое смотрение в Каменный вологодский монастырь. Письма, какия будет писать или получать, отбирать у него и присылать в правительствующий Сенат».³⁴⁹