Глава 10. «Не давайте святыни псам»

Мы подошли к тексту, точный смысл которого на протяжении многих веков оставался загадкой:

Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас ( Мф. 7:6).

Текст этот, как кажется, стоит в Нагорной проповеди изолированно от того, что ему предшествует и что за ним следует. Изречение имеет форму пословицы, значение которой в наше время понять нелегко, поскольку мы можем лишь гипотетически восстановить контекст, в котором она была изначально произнесена⁴²⁹.

Чтобы понять смысл изречения и тот ассоциативный ряд, который оно могло вызывать у слушателей Иисуса, нужно обратиться к Ветхому Завету и посмотреть, в каком смысле там говорилось о свиньях, псах, святыне и жемчуге.

Свинья в иудейской традиции считается нечистым животным: закон Моисеев запрещает есть свинину и прикасаться к трупу свиньи (Лев. 11:7; Втор. 14:8). В книге пророка Исаии народ непокорный – это народ, который приносит жертвы в рощах, и сожигает фимиам на черепках, сидит в гробах и ночует в пещерах; ест свиное мясо, и мерзкое варево в сосудах у него (Ис. 65:2–4). Когда Господь придет с огнем и мечом, чтобы произвести суд над всякой плотью, тогда те, которые освящают и очищают себя в рощах, один за другим, едят свиное мясо и мерзость и мышей, – все погибнут (Ис. 66:16–17).

Собаки тоже считались нечистыми и презренными животными. В Ветхом Завете о псах упоминается, как правило, не в связи с домашними животными или овчарками, присматривающими за стадом. Обычно имеются в виду бродячие собаки, готовые наброситься на человека и растерзать его. В 21-м псалме, воспринимающемся в христианской традиции как пророчество о страждущем Мессии, говорится: Ибо псы окружили меня, скопище злых обступило меня, пронзили руки мои и ноги мои (Пс. 21:17). О беззаконниках Псалмопевец говорит, что они воют, как псы, и ходят вокруг города (Пс. 58:7, 15). Псы питаются человеческой кровью (3Цар. 22:38; Пс. 67:24), едят трупы людей (3Цар. 14:11; 16:4; 21:23; 4Цар. 9:10, 36). Сравнение человека с собакой воспринималось как сильное оскорбление (1Цар. 17:43; Ис. 56:10–11).

Слово «святыня» (евр. קדשׁ qoḏeš) в Ветхом Завете употреблялось, в частности, в отношении жертвенного мяса. Об овне, которого приносили в жертву при поставлении в священники, говорится: Пусть съедят Аарон и сыны его мясо овна сего из корзины, у дверей скинии собрания, ибо чрез это совершено очищение для вручения им священства и для посвящения их; посторонний не должен есть сего, ибо это святыня; если останется от мяса вручения и от хлеба до утра, то сожги остаток на огне: не должно есть его, ибо это святыня (Исх. 29:32–34). Однако термин «святыня» имел и более широкое применение: святыней называли остатки хлебного приношения (Лев. 2:3, 10; 7:12), жертву за грех и жертву повинности

(Лев. 6:17, 25, 29; 7:1, 6), жертвенник (Исх. 29:37; 30:10; 40:10) И его принадлежности (Исх. 30:29), миро священного помазания (Исх. 30:31–32) и другие предметы, которые посвящались Богу. Золотая дощечка с надписью «святыня Господня» изготовлялась для ношения священниками (Исх. 39:30–31).

Жемчуг в Ветхом Завете воспринимался как символ самого драгоценного, чем может владеть человек. В книге Притчей Соломоновых о мудрости говорится, что она лучше жемчуга, и ничто из желаемого не сравнится с нею (Притч. 8:11), а о добродетельной жене – что цена ее выше жемчугов (Притч. 31:10). Жемчуг в древности добывался с большим трудом. Об этом в VII веке свидетельствует Исаак Сирин, который был с юности знаком с ремеслом ныряльщика:

Если бы в каждой устрице ныряльщик находил жемчужину, тогда всякий человек быстро разбогател бы. И если бы ныряльщик тотчас добывал жемчужину, и волны не били бы его, и акулы не встречали бы его, не надо было бы ему задерживать дыхание до такой степени, чтобы он задыхался, и не был бы он лишен свежего воздуха, который доступен всем, и не сходил бы в глубины, – тогда чаще, чем ударяет молния, и в изобилии попадались бы жемчужины⁴³⁰.

Буквальный смысл рассматриваемого нами изречения из Нагорной проповеди предполагал, что под святыней понимается жертвенное мясо: именно так, по-видимому, воспринимали это слушатели. Слова не бросайте жемчуга вашего перед свиньями (Мф. 7:6) являются смысловым расширением слов о святыне и псах. Слова чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас (Мф. 7:6) следует понимать как относящиеся не только к свиньям, но и к псам: напасть на человека и растерзать его могут скорее псы, чем свиньи, но и от тех, и от других нужно оберегать святыню.

Уже в первом поколении христиан данное изречение Иисуса стали понимать расширительно, распространив его на главную христианскую святыню – Евхаристию. Это понимание мы встречаем в « Дидахи»: « Пусть же никто не ест и не пьет от Евхаристии вашей, кроме как крещеные во имя Господне. Ибо об этом сказал Господь: Не давайте святыни псам»⁴³¹. Афанасий Великий пишет: «Итак, жемчуга нашего – Пречистых Тайн – не будем бросать перед людьми, подобными свиньям... Внемли же и ты, диакон; не давай недостойным порфиры пречистого Тела, чтобы не подпасть тебе ответственности, не по законам гражданским, но по Владычнему слову»⁴³². В том же духе слова из Нагорной проповеди толкует Иоанн Златоуст: « Оттого-то и мы, совершая таинства, затворяем двери и возбраняем вход непросвещенным – не потому, что мы признаем недействительность совершаемых таинств, но потому, что еще многие недостаточно к ним подготовлены»⁴³³.

В приведенном тексте Златоуст ссылается на литургический обычай закрывать двери храма после начала Евхаристии. Этот обычай, от которого в современной литургии сохранился возглас «Двери, двери, премудростию вонмем», являлся лишь частью защитной системы, выстроенной ранними христианами вокруг Евхаристии и других таинств. В основу этой системы, получившей название тайной дисциплины (disciplina arcana), или дисциплины тайны (disciplina arcani), легло представление о том, что смысл таинства Евхаристии недоступен лицам, не прошедшим оглашение и не принявшим крещение. В IV веке Кирилл Иерусалимский провел серию бесед для оглашенных, разъясняя им основы веры, но о Евхаристии начал говорить только после того, как все его слушатели приняли крещение, объясняя это тем, что ранее они были не подготовлены к тому, чтобы воспринять учение о таинствах⁴³⁴.

Таким образом, в Древней Церкви изречение из Нагорной проповеди воспринимали прежде всего как призыв оберегать Евхаристию от посторонних.

Но было и иное толкование: под свиньями и псами понимали различного рода лжепророков, еретиков и отступников. Это толкование восходит к словам апостола Петра:

Были и лжепророки в народе, как и у вас будут лжеучители, которые введут пагубные ереси и, отвергаясь искупившего их Господа, навлекут сами на себя скорую погибель... Они, как бессловесные животные, водимые природою, рожденные на уловление и истребление, злословя то, чего не понимают, в растлении своем истребятся... Произнося надутое пустословие, они уловляют в плотские похоти и разврат тех, которые едва отстали от находящихся в заблуждении... Ибо если, избегнув скверн мира чрез познание Господа и Спасителя нашего Иисуса Христа, опять запутываются в них и побеждаются ими, то последнее бывает для таковых хуже первого. Лучше бы им не познать пути правды, нежели, познав, возвратиться назад от преданной им святой заповеди. Но с ними случается по верной пословице: пес возвращается на свою блевотину, и: вымытая свинья идет валяться в грязи (2Пет. 2:1, 12, 18, 20–22).

Одновременное использование образов пса и свиньи здесь не случайно: вероятно, Петр имел в виду хорошо знакомое ему изречение Иисуса из Нагорной проповеди. В других случаях эти образы используются раздельно. Апостол Павел пишет, имея в виду лжеучителей: Берегитесь псов, берегитесь злых делателей (Флп. 3:2). В следующем поколении Игнатий Богоносец использует тот же образ: «Некоторые имеют обычай коварно носить имя Христово, между тем делают дела, недостойные Бога. От них вы должны убегать, как от диких зверей; ибо это бешеные псы, исподтишка кусающие»⁴³⁵. В «Послании Варнавы» упоминаются свиньи: «Не прилепляйся к тем людям, которые подобны свиньям»⁴³⁶. Таким людям, говорит Афанасий Великий, не следует открывать тайны веры, дабы они, «обратившись, не растерзали вас, произведя расколы и ереси»⁴³⁷.

Григорий Богослов использовал оба образа – псов и свиней. При этом образ свиней используется для указания на лиц, которые изменяют истинному учению, становятся отступниками от христианской веры:

Все мы благочестивы единственно потому, что осуждаем нечестие других, а суд предоставляем людям безбожным, даем святыню псам, бросаем жемчуг пред свиньями, разглашая Божественное тем, у кого не освящены и слух и сердце... Что же сказать о... людях, которые. с жадностью, как свиньи, кидаются на всякое учение и попирают прекрасный жемчуг истины? Или о всех тех, которые. готовы слушать всякое учение и всякого учителя. а потом. нагруженные и подавленные учениями всякого рода, переменив многих учителей. начинают выказывать одинаковое отвращение ко всякому учению и. осмеивать и презирать саму веру нашу. Поэтому-то легче вновь запечатлевать истину в душе, которая подобна еще не исписанному воску, чем поверх старого текста, то есть после принятых злых правил и догматов, начертывать слово благочестия.⁴³⁸

В V веке Исидор Пелусиот сравнивал с псами тех, кто сначала «пришел от ереси к истинному учению», а потом «снова предался прежнему злоумию»⁴³⁹. Иларий Пиктавийский (VI век) под псами понимал язычников, а под свиньями еретиков⁴⁴⁰.

Отношение Церкви к еретикам и раскольникам с самого начала было таким же жестким, каким было отношение Иисуса к фарисеям. Еретика, после первого и второго вразумления, отвращайся; этот принцип, сформулированный апостолом Павлом (Тит. 3:10) и основанный на Мф. 18:15–17, применялся на практике в течение всех веков существования Церкви.

В наше время изречение Иисуса обычно понимается как призыв не делиться тем, что для человека свято и дорого, с людьми, которые не будут способны должным образом воспринять это. При самых благих намерениях излишняя откровенность может привести к тому, что люди, перед которыми ты открылся, станут твоими врагами. Следует не только посылать сигнал, но еще и думать о том, как этот сигнал будет воспринят теми, кому он адресован. Даже рассуждать о Боге можно «не всегда, не перед всяким и не всего касаясь, но надо знать: когда, перед кем и в каком объеме»⁴⁴¹. Просчитать возможную реакцию аудитории для проповедника не менее важно, чем правильно выстроить речь или четко изложить мысль.