Раздел II. О других

О монахах

Спрашиваешь о силе моих речей, которые уже не существуют с тех пор, как немоществую для мира, подъял на себя сладостное бремя – спасший меня Крест, и все человеческое обменял на Христа. 5. А какие еще есть у меня речи, они не слишком мягки и лестны (ибо такие речи не угодны совершеннейшему Слову). В них говорится не о роде, не о счастье, которое надмевает неразумных, не о пламенной силе красноречия – этой великой славе твоей и твоего брата, не о том, как города 10. управляются кормилом могучей вашей руки. Такие предметы пусть будут предоставлены словам суетным. А что до моих речей, в них не найдешь и малого угождения друзьям, но встретишь благочестивые советы, которые сделают тебя лучшим; имей только благопокорное ухо. 15. Или, может быть, ты воздашь словам моим лучшую награду, оказав свое благоволение большему числу людей, а не десяти нуждающимся, о которых ты, добрый мой, вчера дал мне свое обещание и согласие, как человек не малый, оказывающий малому великую милость. Но прими во внимание те слова мои, 20. которые изреку тебе из глубины сердца, заимствовав из небесных книг.

Иные золото и серебро, а иные тонкие шелковые ткани приносят в дар Богу, а иной сам себя вознес в непорочную жертву Христу, иной же возливает чистые капли слез. 25. Но от тебя да будет Христу следующий дар. Есть Божии служители; им даруй полную свободу, им, которые спокойным умом, совершенными душами многих других возводят горе и делают таинниками небесного. Даруй свободу всем христоносцам, которые стоят превыше земли, 30. не связаны узами супружества, едва касаются мира, и день и ночь своими песнопениями славословят Царя, чуждаются земных стяжаний, какими князь мира обольщает жалких земнородных, издеваясь над ними тем, что отдает дары сии то тому, то другому. Даруй свободу тем, 35. которые имеют одно высшее богатство – надежду получить негибнущее и не переходящее из рук в руки. Они не имеют нужды в ребре, которое бы любило плоть свою, не опираются на юную руку, то есть на детей, не полагают надежды на единокровных и на товарищей, 40. на кровь и на прах, который наутро погибнет; они в городах и обществах не гордятся самонадеянной крепостью, похожей на крепость бессильного ветра, не гоняются за быстролетной человеческой славой – этим услаждением сновидца, 45. но к Богу возводят всецелый ум, к Божественному твердому камню привязывают корабль свой. Они – таинники сокровенной жизни Христа Царя и, когда она явится, возблистают славой, созерцая чистое сияние Троицы, 50. воедино сходящейся и открывающейся очам непорочным, созерцая и великую славу небесного воинства, не в темных обликах и не в немногих следах истины. Но сие будет впоследствии; по крайней мере, все здешнее есть ничего не стоящий дым и прах для тех, которые предпочли небесную жизнь.

55. Одни из них услаждаются пустынными пещерами и везде готовыми на голой земле ложами, ненавидят же дома, избегают городского многолюдства, любят покой, сродный небесной мудрости; 60. другие изнуряют себя железными веригами и, истончевая персть, истончевают вместе [с ней и] грех; а иные, заключась в тесных домах, подобно зверям, не встречали и лица человеческого. Часто, подражая вполовину Христову терпению, по двадцать дней и ночей проводят они без пищи. 65. Похвалюсь: в числе их была овца и моего стада – некто ушедший из сего малого города. А некто связал молчанием говорливый язык и уста, единым же умом возносил хвалу великому Уму. Был и такой, что целые годы, 70. стоя в священном храме, распростирал чистые руки; и веждей его не касался сон, но как одушевленный камень (невероятное самозабвение!) он водружен был во Христе. Другому сосед ворон уделял остатки скудной трапезы, и обоим доставало одного куска хлеба. 75. А некто восшел отсюда на божественную гору ко Христу, с которой он, по совершении страдания, оставил человеков, и там, не развлекаемый ни словом, ни умом, ни телом, стоял под снегом и ветром, и не уступал прошениям 80. собравшихся вокруг него благочестивых мужей, но, воспрянув умом своим от земли и став выше людей, крепко держался великого Христа Царя, пока не создал нового дома себе, бездыханному, когда для погребения не нашлось попечительной руки.

85. Ах! Дошло до меня страшное слово, будто бы у монахов, верных по имени и по жизни, которых многие знают, немногие же унижают за горячность, превышающую требования благоразумного благочестия, – 90. будто бы у таковых монахов установлен следующий закон. Если придет к ним кто‑нибудь из мужей благоговейных, не знающий нашего устава, то радушно принимают его в своих обителях, оказывая ему все виды дружбы, и сердце его восторгают Божиим словом, которое начертал Дух, а между тем предлагают ему светлую трапезу. 95. Потом выходит кто‑нибудь на средину, напоминает о суровом уставе и (скрытными выражениями вызывая на жестокое слово) предлагает такой вопрос: хорошо ли благочестивому принять смерть ради Бога? И если пришедший по неразумению похвалит такую кончину, он продолжает: 100. свидетели истины охотно умирают многими родами смертей сами от своей руки, то не удовлетворяя нуждам чрева, то с гор низвергаясь в глубины и приемля удавление. Так с радостью преселяются они от здешней брани и многоплачевной жизни! 105. Царь мой Христос! умилосердись над умами, которые верны, но безрассудны, как победоносный конь, далеко несущийся за цель, потому что он вверился быстроте своих ног и не сдерживается уздой!

Всякому приятно стремление к одной какой‑нибудь добродетели. 110. По причине множества обителей много и способов приобретать их. Но к чему описывать мне подробно? Они шествуют тесным путем, которым идут здесь не многие из людей; они входят скорбными вратами, куда со многими трудами вступают добрые. 115. Таково достояние Христово, такой плод Своих страданий Христос приносит от земли Отцу! Это опора слова, слава людей, основание мира, уподобляющееся небесным красотам! Их род и для меня светоносен. 120. Пусть зависть выплачет себе глаза! Тебя же прошу иметь к ним доброе расположение.

Во‑первых, полюби кроткого Кледония, который живет для бедных и в дар Христу принес все, но прежде всего самого себя, а потом уже и то, что приобрел, – принес, ничего не оставив для земной жизни. 125. Это жемчужина между дорогими камнями; это утренняя звезда между звездами; это весна между временами года; это роза между растениями. Украшаясь некогда славой при дворе царя земного, он еще большую славу имеет в нашей ограде, потому что предстоит Царю Христу.

130. Полюби Евлалия, который многим превосходит сверстников своих. Его, как бы лишенного своей половины, оставил великий и могучий брат Елладий, отлетев в тот лик, в котором желал быть; сам же он остался здесь один, ничего уже не находя лучше своего Елладия, 135. и имеет попечение о матери, которая удручена тяжкой болезнью и едва сохраняет в себе несколько росинок жизни. Но изобразить эту женщину – потребовалось бы обширное слово; довольно сказать коротко: она матерь Елладия и Евлалия.

Не тебе дал Бог Картерия, но и его сделаешь своим, друг, 140. чрез благорасположение к товарищам, и этого, говорю, Картерия, которого ждет великая слава на небесах, потому что духом всегда он возвышен над плотью.

Будь снисходителен и к великому Никомиду, если только услышишь о нем. Он смертную жизнь посвятил небесной, 145. поревновал о древней жертве великого отца Авраама, освятив Богу двоих чад, добровольно поспешающих на священное жертвоприношение, и супружество сделал добрым, и постарался о венцах как супружеской, так и безбрачной жизни, не земле предоставил перстные свои отрасли, но чтобы, 150. отрешившись от сей жизни, всецело перейти в горнюю землю, свой колос (этот плод отличнейший в кругу мужей и жен, то есть любезного сына в кругу мужей и дщерь в кругу жен) вписал в наши лики. И я надеюсь, что сии зеленеющие ветви благовонного древа будут достойны небесных точил. 155. А если они превзойдут и самих родителей, то и сим будут обязаны родителям же. Но предоставим сие руке державного Бога, Который великим надеждам полагает великий конец. Теперь же отец посреди своих чад 160. подобен быстролетному орлу, который, летая подле птенцов, управляет полетом недавно оперившихся, чтобы они на несмелых еще крыльях пускались за ним по воздушным зыбям. Так и он преподает детям многие уроки благочестия. Но не находит ничего полезнее своей добродетели. 165. Он посвятил детей Божию Слову и божественной жизни, с молодых ногтей назидая в них доброе, и приготовил им величайшее наследство – священную нищету, чтобы не иметь им недостатка и в этом орудии, способствующем успешному шествию. Таков Никомид – 170. моя слава, слава моего стада, близкий мне по крови!

Не в числе последних и Феогний. Стоя на земле, касается он небесных престолов; он ласков, сладкоречив; на цветущем лице его всегда видно сияние благорасположенного духа. 175. Он никогда не подражает женщинам и не налагает на себя ложных прикрас добродетели, которые уменьшают ее красоту, но внутрь сердца блюдет богоугодный страх, и он явен единому Всеведцу сокровенного. Хотя на поприще 180. добродетели вступил он позднее других, но по быстроте ног своих (что весьма чудно) много опередил вступивших прежде него. Как же скоро вкусил мудрости сам, указал и милым детям лучший жребий. И восходя по той лестнице, какую праотец наш Иаков, сын Исааков, 185. видел утвержденной от земли на небо (см. Быт. 28:12), восходя для того, чтобы увидеть самого Бога, высочайший источник небесных светов, одну из ступеней он уже прошел, на другую опирается своими стопами, а третьей касается рукой, взорами же простирается далее. Таков путь для людей, и так кровь свою возводит 190. у меня ко Христу благородный родитель!

Много дорогих сокровищ сокрыто в душе у Евандра; его сердце убеленнее седовласой главы.

Кто же из здравомыслящих забудет об Астерии или о братьях его – этой священной троице? 195. У них общая мудрость, их общая жизнь совокупила воедино, и, при единой надежде, разделяет их только плоть.

Умолчу о Филадельфе – моем сердце, об этой благородной крови Макробия, который из всех овец моего стада есть собственно моя овца; о моем друге, 200. которого благосердый Христос объемлет великими крылами, которого не надмевает гордость, овладевающая всеми.

205. Умолчу о высокошественном Ригине, о Леонтии, об Илиодоре, которые обладают высоким даром Христовой мудрости.

Умолчу о других – светлых звездах между мужами простого нрава, даже неизвестных многим из миролюбцев, о сих досточестных членах Христовых. Ибо кто исчислит сии печати Бессмертного, сии плотоносные красоты?

Все они – служители всемощного Бога, 210. и каждый из них совершен на особом пути благочестия. Легкими стопами попирают они землю; это прекрасные овцы, принадлежащие к десной стороне; это камни великого храма, и Христос связует их между собой вселюбезным согласием Духа. 215. С малыми искрами жизни в скудости проводят они настоящую жизнь, не много уступают виновнику зла – чреву, усмиряют в себе жестокий мятеж страстей – эти черные волны, воздвигаемые велиаром; полагают мерило слову и меру молчанию, держат в узде и смех, 220. и слух, и неподвижные очи. Без обуви, с нечесанными волосами, со слезами на глазах, имея у себя один хитон, эти земные мертвецы живут мыслью в горнем, непрестанно имеют пред взорами великую Божию славу и тамошнее ликостояние душ благочестивых.

225. Ты почтил и девственных жен, которые Женихом своим именуют Царя, вступающего в общение с сердцами чистейшими, и которые ожидают Христа недремленными очами, возжегши неиссыхающие светильники (Мф. 25:1‑13); ты почтил, говорю, их, когда узнал это мое украшение, 230. это самое светлое око моего стада; почтил, если только почтил хотя бы одну из них. Ибо это общая милость для всех добрых, если кто‑нибудь один из них видит оказанное себе добро; таков закон дружбы, по которому все делается для них общим достоянием!

Подлинно, и в этих женах великий ум, потому что они с мужественным духом изринули из сердца обольстительную Еву. 235. Да, и у них вокруг тела безопасное ограждение – вретище, а ложем на земле – прах; и у них есть врачевства целомудрия, молитвы, любезные воздыхания, бессонные ночи, источники слез, источаемых внутренно. Ожестели у них колена, забыта ими немощь, 240. потому что они держатся за укрепляющие воскрилия Христовых риз. А нежность плоти, и блестящие одежды, и эта весенняя, скоро увядающая красота, и естественная и та наружная, которую мужчины своими руками наводят на лица похотливые, – все это изгнано у них из сердца. 245. И не много будет сказать, что жены сии силой ума и в теле, и в мудрости сравнялись с мужами.

Ибо и Христа, Который со звездного неба явился на земле в человеческой плоти и стал Сыном Человеческим 250. чрез непорочную Матерь‑Деву, чтобы пречистым Своим рождением исполнить закон человечества, когда восстал Он в третий день из гроба, жены первые увидели (Мф. 28:1–8), по причине пламенного своего желания, и возвестили возлюбленным соученикам, вкусив Христова вкушения в уврачевание прежнего. И по всей земле, куда только проникло спасительное учение, 255. найдешь многих жен, которые или, составив из себя общества, питают в сердце общую любовь к небесной жизни и водятся одинаковыми правилами, или остаются при своих немощных родителях и братьях 260. и их имеют свидетелями своего целомудрия.

Немного таких жен у меня; однако же поспорю со многими, восхищаемый небесными красотами Христовыми. Баснословие усыпало домы лидийцев золотым песком и дало им реку, которая приносила дары счастья, 265. а чернокожим индусам златоносные муравьи носили богатство, собирая его в песке. Нил, наводняя благовременно плодоносные равнины, делал могущественным Египет. Один любуется птицами, другой – деревами, 270. а иной – камнями, приятно блестящими изнутри. Но мне Царь Христос даровал украшение, которое всех превосходнее, – это венец из многих благочестивых. Несомненно то, что Бог малым всегда дарует благодать, как уверяет древнее обетование. 275. Вифлеем стал между первыми городами, и моему малому граду дано быть новым Вифлеемом. Тот славен был рождением Христовым, а мой славен Христовыми друзьями.

Такой в моей стране воссиявает пред тобой новый сонм, подобный тому, какой произвела Армения – ваше отечество, страна, украшающаяся добрыми сынами, как многим превосходящая другие страны, 280. так особенно славная тем, что в ней много не познавших уз супружества! Оказав милость им, окажешь, превосходнейший, и мне малую милость, гораздо же большую себе самому; приобретешь себе, детям и жене величайшее богатство – надежду светоноснейшей жизни. 285. Если же ты, самый снисходительный из всех моих товарищей, памятуешь сколько‑нибудь и о моей старинной дружбе (я никак не поставлю своего имени наряду с именами мужей благочестивых), то не обесчести меня (что не свойственно дружбе), но окажи милость и честь моим товарищам. 290. И я имею некоторое значение для многих. А если бы и не для многих имел, то тебе, счастливец, преимущественно перед всеми надлежит уважать нашу дружбу. Этим сделаешь угождение всем друзьям, и их порадует честь, сделанная преподобным. 295. Особенно угодишь Василию, которого по преимуществу почтил Христос и который, как посредник, соединяет между собой отдаленных друзей и гораздо крепче связывает их общей любовью. А угождать ему требует от тебя самая справедливость, уважение к отечеству, к дружбе, к товариществу по учению, 300. к чистым жертвам, к окрыляющей жизни. Ибо он, как второй по Аароне, стоя внутри скинии, не для всех доступной, и имея пред очами царствующего в горних Бога, своими молитвами приводит в общение смертных с Бессмертным. Но что сделаешь для меня, то будет даром для Василия, 305. а принесенное в дар ему принесется самому Христу; приносимое же Христу приносится Отцу.

Умоляю тебя о душах и о небесной жизни, умоляю о членах, истончеваемых духом. Окажи милость к дневным трудам, к ночным песнопениям, 310. к возлежанию на голой земле, к слезам, к ветхим рубищам, к истомленным очам, к чистому уму, к священным словам. Почтив добродетель, ты расширишь для многих путь к добродетели и получишь большую мзду от Бога, 315. посеешь здесь постоянное и соберешь нетленный, пренебесный плод, вместо скудного – богатый.

Уважь богоподобную седину моего отца, который тем и другим, и многочисленностью лет 320. и честностью нравов, наполнит для людей целую досточудную историю.

Скажу тебе, сын мой, по немощи сил моих последнее слово. Пощади паству нашу, пощади паству, за которую я трепещу, потому что много понес за нее трудов и Бог поручил мне ее пасти многие десятки лет. 325. Тебе же да дарует Бог все, что дает Он благочестивым, но сверх прочего и то, чтобы встретить тебе прекрасную старость, какова старость моего богомудрого отца.

Но изреку благое слово от нашего Писания. Меры Божии уравниваются с нашими мерами; 330. какими здесь меряем друг другу, такими и великий Бог воздает людям. Но да возмерит Он тебе лучшим за лучшее, как ныне, так и в последний день! Ныне для всякого человека полагается или худое, или доброе основание кратковременной жизни 335. и на малых весах колеблется, перевешиваемое на ту и на другую сторону, великое стяжание жизни небесной.

И Христос принял на Себя человечество при наложении подати, когда кесарь делал перепись целой земли (Лк. 2:1–2). Сам Бог дал смертному дань, чтобы даровать 340. смертным облегчение от рабства. Почти благодать Христову и пощади людей. Почти – и, ведя добрую перепись, сам записан будешь в добрую небесную книгу. А если будешь вести не добрую перепись… но пусть выговорит сие другой, а я скажу по крайней мере то, что лучше вести перепись праведную.

345. Неужели не довольно того, что тяжкое иго наложено на смертных первым грехом прародителя, и человекоубийственным древом, и завистью змия, и преступлением жены, и гибельным вкушением противоборственного знания, которое соделало меня смертным и, тотчас низложив меня в землю, из которой я сотворен, 350. наполнило жизнь мою скорбями, заставило меня нести болезни и труды, оставаться нагбенным к широкому хребту земли под бременем напастей, – неужели не довольно сего, но брат – одна со мною персть, в одном со мною погруженный грехе, предает меня еще большим скорбям? 355. Нет, это непозволительно, это несвойственно; больным гораздо лучше давать лекарство, а не новый труд.

Вот дар, который тебе, добрый мой, посылает наше собратство, – это дар, не истребимый временем. А ты, украшение Армении, Геллений, которому поручено 360. установить правильную меру податей в нашей стране, установи ее при помощи непорочной руки великого Бога, установи непорочно и не покоряй превратного ума неправедной корысти. Если всякому будешь отвешивать верно, трепеща великого Ока, то мы, 365. хотя и малый город, пронесем имя твое, наилучший, не между одними обитателями Диокесарии и напишем на досках: «Вот человек добродетельный, в нем не найдет для себя пищи и насмешник!»

Тот же пророк наводнил жаждущую землю дождем, который связал ее ¹¹⁸. А другой из вод исхитил целый мир ¹¹⁹. Иной помогал в болезнях, иной спасал от врагов, иной снедью с неба питал великий народ ¹²⁰. 5. Тебе же, именитый Юлиан, вложил Бог в руки сперва весы правосудия, а теперь весы для уравнения податей – весы неуклонные, необманчивые, верные, достославные. Но и ты, доблестный муж, пощади у меня бедных, пощади своим писалом тех, которых изнурила болезнь, пожирая у них бедную плоть, пощади – 10. и ты будешь вписан в небесную книгу. Бог воздаст людям той же мерой, какой сами отмериваем здесь человекам. Подай помощь смертному, потому что все мы имеем смертное тело. Лазарь у дверей твоих: дай ему чужие крошки. 15. И Христос стал человеком, когда налагалась подать. Уважь перепись, современную Христу. Уважь матерь свою, эту нищепитательницу, эту благочестивую кровь. Уважь дом, который умеет благоволить к страждущим членам. Уважь, друг, и мое богатство, 20. которое охотно принес я в дар и все отдал нищим, желая стать крестоносцем. Пристань есть общее достояние мореходов, и эта часть имуществ есть общее пособие нуждающимся. Здесь мое имущество, а твое писало. О, если бы нам обоим получить равную мзду за нищепитание! Да напишет так царь! 25. Тебя наделил великий Бог многими дарами, какие даны не многим из живущих на земле. Ты происходишь от священной крови, имеешь дар слова, богатство, имущество, прекрасную наружность, ты сведущ в том, чтобы производить суд по авзонским законам. Однако же всего более прославишь себя, 30. если подашь Божию руку сим непогребенным мертвецам.

О отец мой, которого Бог даровал мне здесь в бога, Бог несотворенный в бога сотворенного и нетленный – в тленного, чтобы и земные имели честь и славу! 5. Ибо как Царь Христос, Который по великим советам Своим правит миром, есть общий всех Родитель и наилучший Пастырь, так и отец для своих детей есть бог. Выслушай же с божеским милосердием мое превосходное слово, потому что милосердно выслушивать свойственно великому Богу. Бог не презирает человека, за которого Он умер, которого совоскресил с Собой и к которому придет опять, 10. придет обличить всех в последний день.

За что наложил ты острые зубы на детей своих? Для чего вторглась в дом твой злорадная месть? Какая злобная Эриния изгнала из него счастье? Без сомнения, ты произошел от добрых родителей и сам не последний 15. среди людей; и о тебе, конечно, радеет Бог, Который любит любящих Его, ненавидит же злых; ибо такой закон был доселе у Бога. Но не могу понять, отчего ты терпишь бедствия, постигающие людей богоненавистных, и, так сказать, сам себя поражаешь ударами? 20. Для других природа изобрела непредвиденные скорби жизни, и тем и другим тревожа род человеческий. Никто не знает, как прекратится великое треволнение многостраннической жизни, какая пристань укроет в себе мой черный корабль. Беспредельное море погубило иного 25. или и живого бросило на сушу, но бедняком и скитальцем, не имеющим ни покрова, ни одежды, сделало того, кто прежде благоденствовал; а что вез с собой, все то поглотила соленая влага. Другой сражался и пал на войне или пленником достался в убийственные руки врагов. Иной всего, что имел, лишен властелином, 30. который в один день может сделать человека и низким и счастливцем. У того немилосердные разбойники отняли все среди дня, а у этого хитрые воры похитили все во тьме. У других же тлетворная болезнь пожрала члены. Но твоего спокойствия благоволил Бог не возмутить ничем 35. исчисленным мною, и да продолжит Он взирать на тебя благоволительным оком, ограждая и внутреннее и внешнее твое благоденствие! Но тебе, который не знаешь никакого бедствия, дав силы, не соблаговолил Бог даровать одного, именно чтобы ты помогал своим детям, соблюдая их как зеницу под благоокруженными веждами. 40. Не благоволил для того, чтобы никто из совершающих плавание жизни не мог сказать: «Я один избежал всех злополучий и скорбей жизни». Что замыслил некогда ты, самосский царь Поликрат? Убоявшись того, что счастье течет к тебе неудержимо, бросил ты в море любимый свой перстень, желая удовлетворить тем зависти. 45. Однако же перстень получил ты обратно, а смерти не избежал. Но с нас не брала еще никакой дани зависть, потому нимало не удивительно, если навела она какой‑то мрак на дом наш. Ибо, действительно, какой‑то мрак или какая‑то мгла стоит у нас между детьми и превосходнейшим родителем. 50. И какой певец, искусный в сложении песнопений, оплачет сие?

Подумаешь, что мы своими страданиями доставили древним повод к басне. Некто ¹²¹, влюбившись в собственный свой образ, бросился в источник; его погубило зеркало, в котором увидел свою прекрасную наружность. Не бывало человека, который бы возненавидел собственную плоть свою; однако же слышал я и то, 55. что одна матерь в припадке безумия умертвила своего любимого сына. Она убила его как дикого зверя, потому что зверем казался ей сын; но когда пришла в разум, оплакивала уже не зверя, но сраженного руками ее сына. А другая матерь вонзила меч в собственных своих детей, потому что была раздражена любовью их отца к наложницам. 60. И одного зверолова на горах вместо быстроногого оленя растерзали скорые псы, которых любил он. Не попусти же, родитель, чтобы и тебя причислил к сим несчастным какой‑нибудь певец, воспоминающий злодеяния родителей и воспевающий бедствия междоусобной брани и вражды между кровными.

65. Сего боюсь я. Хотя есть и моя вина, однако же виновен и родитель. Даже родитель тем виновнее, что меня с братом превосходит и сединой, и честностью нравов. А если и нет его вины, то все же на него падет жалкое бесславие, которое нередко и доброго человека низлагает на землю. 70. Ибо хотя многим известна истина, однако же немало и таких, которые смотрят на людское мнение. О сем прошу тебя размыслить, родитель.

Как ни встревожен я, однако же, следуя требованию природы, желаю, чтобы родитель мой во всем и перед всеми имел преимущество и, пользуясь у людей доброй славой, восходил выше и выше. Но как же иной почтет тебя, 75. родитель, человеком снисходительным к чужому, когда столько гневаешься на детей, которых сам родил и некогда просил у Царя Бога, желая держать их на своих коленях, а когда явились мы на свет, почтил пресловутыми именами? Я – Петр, а брат мой – Фока 1 носим имена учеников Христовых. 80. Но потом гнев, и все забыто. Какой отец подобно тебе, превосходнейший, бывал так милостив к своим детям новорожденным и так жесток к детям, пришедшим в возраст? Если бы позволительно было вступать в состязание человеку с Богом или детям с родителями, то, может быть, 85. нашел бы я какое‑нибудь слово в облегчение своих страданий. А теперь дозволю устам своим вымолвить только следующее: худы ли мы или хороши у тебя, отец, – от семени колос. Хорош я или худ – твоя слава и твой же позор. А всякому известно то, 90. что надобно доброго любить, худому же служить подпорой, потому что врачи дают лекарство не здоровым, а изнуренным болезнью. Не о той птице жалеют, которая сидит на ветви или летит по воздуху, но о той, которая выпала из высокого гнезда, 95. или пронзенная кривыми когтями плотоядного коршуна, от сильной боли бьет ногами по воздуху. И негоднейшего сына удостоить своего недра – это милость. А если удостоишь доброго, то вижу в этом закон для отца, потому что добродетельные и у чужих пользуются благосклонностью. И Божеская милость не в том состоит, 100. чтобы приближать к Себе добрых, но в том, чтобы снизойти к худому и, подняв его с земли, вознести высоко.

И Христос, когда приходил на землю и водрузил в Божестве Своего человека, не за непадших умер, но за тех, которые ниспали до земли и умерли в Адаме. 105. Не слышишь ли о сыне юнейшем, как он, оставя отца и живя блудно, расточил все отцовское имение; а когда голод изнурил скитальца, возвратился в дом к родителю и преклонил пред ним колена; и отец немедленно сжалился над негодным сыном (Лк. 15:21–24), 110. обвил руками его выю, пролил слезы и почтил сына пиршественной вечерей? И добрый пастырь овец, когда одна из них отстала от стада, оставил всех прочих, а пошел по следам заблудшей и, как скоро нашел ее блуждающей на горах или в лесах, 115. взял на свои рамена и с радостью сопричислил к любезным ему десяткам (Мф. 18:12–13). Таков великий закон моего Христа, Который, отвергая высокомерных, благоволит ко всем униженным.

Одно исповедание греха часто спасало человека, горькими слезами омывало вины 120. и очищало душу, очерненную пороками. Нередко седмижды семь раз умилостивляется Царь к беззаконникам, как слышу в Божием слове (Мф. 18:22) и как научил меня Дух. Кто из людей хуже царя Манассии? Какой из городов хуже великого Нинова города ¹²²? 125. Что хуже ненасытной руки мытаревой? Но Царь Христос умилосердился и над ними, когда восплакались они о грехах своих.

Но что говорить о Христе? Для чего упоминать и о человеческой любви, какую природа насадила в родителях к детям? И звери любят свое порождение, 130. если слыхал ты о рысях, о кабанах, о стаде круглооких волов, как они трепещут за своих детей и выходят на брань со зверями и с неприязненным для них человеком. Неужели же в тебе такой губительный гнев, какого нет ни в людях, ни в зверях? Укроти свое разгневанное сердце; или тебя, любезный родитель, 135. воскормили неприступные утесы и море, и оттого гнев сделался в сердце твоем тверже адаманта.

Другие, и чужеземцы, и соотечественники, и люди богобоязненные, и безумцы, получают себе утешение из твоего имущества. 140. Дом твой служит общим пристанищем для всех нуждающихся; трапеза твоя приятнее Алкиноевой рощи; много за ней друзей, много на ней и снедей, много всего, что живет в воздухе и на земле и что плавает в водах. А мы, не омытые, не одетые, окоченевшие от стужи, 145. изо дня в день скитаемся здесь и там по чужим дверям; и нет никакого облегчения нашему бедствию. С того самого времени, как ты прогневался на нас, родитель, сколько ни желаем, не видим лица твоего; и что особенно тягостно, в этом не отказываешь ты часто рабам своим, хотя и бываешь на них прогневан. Мы, злосчастные, сидим за скудной трапезой и даже, 150. подобно Лазарю, не похищаем малых крупиц с роскошного стола, не пользуемся и тем, чем питаются псы (Лк. 16:21). По твоей милости многие нами гнушаются, немногие же уважают. Странное дело! Отец хвалится бесславием сыновей, которых одна небольшая горсть утешила бы в горести. 155. Помощники для нас обоих хуже самой скорби; а иные и не знают, кто мы и чьи дети, ибо стыжусь и объявить о родителе.

Двое, правда, благорасположены к нам; хотят ли они чрез это сами избежать несчастья или найти облегчение в своих бедствиях, какие наведет на них злобный 160. демон, и чужими напастями надеются искупить собственную свою беду.

Скажу еще более сильное слово; только будь милосерд, родитель, дай нам, по крайней мере, эту отраду в страданиях – не отринь нашего слова. К другим своим детям, родитель, ты столько благосклонен, сколько свойственно человеку, который Бога исповедует своим Отцом. 165. Это не зависть; единоутробным и не естественно завидовать. Дома в теремах воспитал ты нежных дочерей, обучил рукодельям перед вступлением в замужество, с помощью одной благородной женщины – этого Хирона среди женщин – образовал в них добрые нравы, дал им добрых мужей – людей именитых в гражданском кругу, 170. богатой рукой отделил им часть своего имущества. А нас, которых произвела на свет тебе та же и наилучшая матерь – эта благочестивая жена, достойная удивления всех земнородных, о которой, представляю себе, и доселе ты, любезный родитель, часто проливаешь слезы, – нас, своих первородных (что весьма важно для отцов), 175. гонишь из своего дома и столько же ненавидишь, сколько дочерям показал свое благорасположенное сердце.

Скажу, и не желал бы, правда, однако же выведу слово наружу, чтобы не разрывало оно меня, затаившись в сердце. Был брак и брачная вечеря; все было полно веселья; там были брачные дары, 180. приветственные речи, приятные забавы. Много было родных, немало соседей, люди высоких чинов при царском дворе украшали собой брачную трапезу, были и досточестные иереи, которые соединяли чету молитвами своими и венцами. 185. Вокруг прекрасного юноши толпились товарищи и величали жениха, уподобляя его красивой леторасли; а жены наряжали черноокую деву к священному браку; отец восхищался детьми. А нас, как будто мы походим на диких зверей 190. или на вепрей или по действию жестокого демона погубили человеческий вид, нас заперли в доме вдали от сестры, и там мы оплакивали свое вступление в скорбные воды жизни.

Лучше бы мне не зачинаться в материнской утробе или умереть недоношенным в муках рождающей! 195. А если вступил я уже во врата жизни и привлек в себя роковой дух, то лучше было бы, если бы первый мой плач стал слезой смерти и не встретил я таких бедствий! Всего же более огорчило меня одно. Я, искусный певец, желал воспеть брак и брачное ложе родной сестры и своими брачными песнями утолить гнев отца, 200. но, всегубительный демон! и это не было мне дозволено, как человеку ни к чему не годному. Другой воспевал мою красу, эту черную ночь, из‑под золотистых кудрей восходящую на серебряных ланитах; 205. другой славил мою вечернюю звезду, другой величал мою зарницу; и еще какойто недобрый певец. А я лежал безмолвный, презренный, покрытый облаком сетования, не мог быть и эхом, которое последние слоги разносит по высоким утесам, когда Пан поет на горах пастушеские песни. 210. Оплачу кончину моих первородных песнопений и не буду больше петь. Прощайте, многозвучные книги! Прощайте, Музы! Что за радость, если песнь моя не касается родительского слуха, если и Орфеево какое‑нибудь песнопение не привлекает к себе издали ни камней, ни зверей, ни птиц на одризских утесах? 215. Воспользуйся от меня и этим, злобная зависть; пусть прекратятся мои песни! А тебе, превосходный родитель, да не воздаст за сие ни Бог, ни кто‑либо из друзей!

Но вот еще какой тревожит меня страх. Если не любишь нас, добрейший, то не любишь и дочерей, хотя и носишь их теперь на руках и стараешься возвысить. 220. Нас лишил ты своего дома и любезного лицезрения, а их сделал для всех ненавистными. Ибо Царю родителей – Христу не угодно, чтобы отец к одному был благосклонен, а к другому худо расположен; и Сын Безначального нередко превращает весы, 225. гнев Свой с отцов переносит на детей и обременяет несчастьями любимых. Но да падет сие в глубину моря, да не коснется нашего дома, за настоящими скорбями да не последует новая скорбь! Довольно и того, что старших детей твоих гонит Эриния.

Но против тебя, родитель, раздражены все, и родители 230. и дети, за то, что имеешь неумолимое сердце. Ибо убивает жизнь негодование отца, которого соединили с детьми и естественный союз и любовь, разделила же злая вражда. Конечно, великое к нам сожаление питают в сердце все те, которые сделали или потерпели чтонибудь достойное Бога; 235. особенно же скорбят иереи, которых ты ущедряешь дарами и чествуешь в своем доме, но бесчестишь заочно, а иногда и в лицо, как скоро обращаются они к тебе не с одними ласковыми советами и не с благосклонным только взором, но и с жесткими словами. 240. Таковы, во‑первых, Григорий, который жизнью соответствует своему имени ¹²³ и проповедует устами сочетанное Божество, а потом Воспорий и Амфилохий, которые одарены великой душой. У них и мучительное чувство болезней уступает молитвам, чествованию Троицы и жертвам; 245. а у тебя ни мольбы, ни жертвы не преклоняют сердца. Ты не приносишь сего в дар и добропобедным мученикам. Хотя из года в год ущедряешь их богатой и не знающей счета рукой, созидаешь в честь их алтари, приносишь дары, устрояешь пиршества, хоры, 250. предлагаешь многие чаши усладительного пития и мягкие ложа, однако же в этом нарушаешь

Божий закон. Ибо лучше, принося малость, посвящать Богу сердце, нежели чествовать Его всеми жертвами, но иметь оскверненный ум. Нет дара, который был бы достоин Бога, хотя соберешь все, что приносят людям земля, небо и море, 255. потому что все это Божие. А что же смертный найдет кроме сего? Одна душа есть чистая жертва; а в этом и бедный часто идет наряду и даже упреждает изобилующего всем.

Уважаю, родитель, и это великодушное намерение, которым ты по Божию внушению поставил себя выше многих. 260. Для жалких смертных не то одно рождение, которое ведет начало от плоти и крови и по которому люди являются на земле и исчезают вскоре. Правда, что оно самое первое, но потом есть еще рождение чистого Духа, когда нисходит озарение на омытых водой \ 265. Но есть и третье рождение, которое слезами и скорбями очищает в нас образ Божий ¹²⁴, очерненный грехом. Первое из сих рождений имеешь ты от отцов, другое – от Бога, а в третьем сам ты себе родитель и служишь для мира прекрасным светилом, потому что расторг мирские узы, вне брения 270. поставил свою ногу, избег огня, угрожающего Содому, с низких равнин укрылся в возлюбленный Сигор (Быт. 19:22–23), не озираешься на испепеленные города, на все свои стяжания приобрел одну добрую жемчужину, поселясь в пустыне, совокупив воедино Христа и чистый свой ум, 275. распростер облако над земным миром, от которого сам отрешился, воздвиг стену между ним и собой, прекратил наглость чрева – этой ненаполнимой пропасти, презрел высокие седалища, надмевающие человека, поверг долу кичливую гордость и тщеславие высокомерия. 280. Одна для тебя слава – великий Бог и благочестивые, которые для тебя дороже кровных во плоти. Все уступило кресту, к которому пригвоздил ты разбойника, то есть мир. Всенощными гимнами и дневными песнопениями славословишь ты Трисиянное озарение небесного Духа. 285. Все это прекрасно, родитель, и близко уже к совершеннейшему пределу; предел же сей, по моему мнению, умосозерцаемый, а не в зерцале видимый Бог.

Остался в тебе только один гнев – эта приятная для тебя отрава, и снедает душу твою, как неприметная ржа – твердое железо. Такое несчастье постигло тебя по злобе вероломного змия; 290. он и прародителей чрез малое вкушение изринул из рая и отдалил от Бога, от Которого сам отпал. Но укроти страшный гнев свой, родитель! И у нас есть Царь Христос, в благоволении Которого сам ты имеешь нужду. Будь неразумным детям своим таким же отцом, 295. каким желаешь иметь к себе Бога во время скорбей, если бы когда‑нибудь встретилась с тобой нелегкая печаль.

Не ты один, родитель, произвел на свет подобных себе, не тебя одного печалят непокорные дети. Случалось нередко видеть, что отец снисходит и к грубым порокам 300. непутевого сына. Иной, не зная меры в игре, а иной, предавшись пагубному пьянству и позорной любви, расхитили дом; другой дошел и до того, что обращается к отцу с укоризненным словом, и даже руки у него поднимает Эриния. Однако же добрый отец оставил гнев и на таких детей, 305. потому что владычица‑нужда не училась писаным законам. И она без труда врачует в родителях гнев на сыновей. Многое, видя, не видят, потому что не желают видеть; многое падает им в уши, но они не слышат, чтобы обличением не вызвать детей на страшную дерзость 310. и не заглушить в них стыда – этого доброго помощника родителям. Ибо от оскорбления рождается дерзость, а от благосклонности – осмотрительность, особенно же в детях, которые имеют в виду близкую славу, покоряются не насилию руки, но узам убеждения.

Как огонь в соломе, так и досада в отце на детей держится недолго. 315. Гнев воспламенит язык, а жалость еще прежде его угасит. Язык вымолвил укоризненное слово, а ум изрекает уже утешение, подает руку, чтобы поддерживать бремя, и сам оплакивает причиненную скорбь. Давид, один из знаменитейших царей в Авраамовом потомстве, ко всем был милостив, а к детям своим до того снисходителен, 320. что подавлял в себе гнев и досаду даже на отцеубийц. Вот доказательство! Когда возмутившийся против царя в тенистом лесу погиб от сучка и лошака, Давид не только слезно оплакал его, как доброго сына (2Цар. 18:33), но наказал, как убийцу, возвестившего о смерти.

325. А ты, увлекшийся недобрым советом, что видел или что потерпел от нас худого, и питаешь в сердце своем неукротимый гнев? Мы не отнимали у тебя, государь, отцовской власти, не похищали ни колосьев с твоего поля, ни волов, или овец, или коней из твоих стад; 330. мы не доходили до такого безумия, чтобы осквернить твое ложе (это ненавистно!) или вступить в коварные замыслы с людьми, тебе неприязненными. Если отец гневается за что‑либо подобное сему, нечего и сказать напротив; но в твоих сыновьях один порок: мы оказались хуже тебя – совершеннейшего родителя, а ты никому не уступаешь первенства 335. ни в наружном виде, ни в величии. У нас не свободно течет слово и на языке лежат узы. Или мы погрешили в этом, или ты, наилучший, не захотел дать детям совершеннейшей природы.

Здесь положим конец слову. Царь Отец и Всевышний Сын, подай руку и благоволи соделать милостивым ко мне родителя!

340. Вот касаемся бороды твоей, родитель, обнимаем у тебя колена, как у Бога; да узрим же и лицо твое, как Божие. Не супружества, не приличного богатства, не высокого дома просим у тебя: дай только руку и воззри благосклонно.

И ты, матерь моя, которая, как видал я во сне, 345. и отцу моему, являясь в сонных видениях, утоляешь гнев его своими молениями, напоминаешь ему о своей любви и согласном супружестве! Упроси своего супруга стать милостивым к детям твоим. Есть мера в наслаждении пением, есть мера и в жестокой брани.

И если убедил я тебя, родитель, то довольно для нас понесенных бедствий. А если не внемлешь мне, 350. то и у детей есть Бог. Будем скитаться, как и прежде. Твоя постраждет слава, если останемся непризренными, если умрем. О, если бы хотя по смерти нашей пролиты были о нас слезы благосклонного отца!

Если родил ты меня, отец, не велико благодеяние. Ибо для всех, и для людей, а равно и для бессловесных, от начала положен один закон – покоряться любви. По воле же премудрого Слова, и рождаемым и рождающим должно влачить однодневную жизнь, 5. а умирая, продолжать ее в своих произрастаниях.

Но ты, родив, вскормил меня! Впрочем, и у сильной коровы скачущий теленок упирает головой в сосцы, и она по сладостной необходимости переносит это беспокойство. И птица над милым гнездом 10. вокруг неоперившихся птенцов не дает крыльям покоя, туда и сюда за кормом порхает эта тощая и давно не евшая кормилица. И родителей и детей связала природа узами любви, приискав то врачевство для родителей, что тяжелые скорби облегчают они усладой любви. 15. Поэтому и рассерженная матерь за юную телицу, и собака за милых ей щенят, и птица за птенцов объявляют страшную войну; пестрая рысь с яростью бросается из древесной чащи; сильный вепрь приходит в бешенство: лесом встает у него щетина, сверкают глаза, пар валит от зубов, 20. изощряемых один о другой, и челюсти пеной брызжут, когда идет он отмстить за детей или встретить смерть. Это внушает им горячая любовь по незаученным законам. Осы, сидя на камнях, как скоро видят, что приближается кто‑нибудь, хотя и не замышлявший зла новорожденным их детям, 25. всем ополчением высыпают вдруг из камней, шумят перед лицом у путника и поражают его немилосердными жалами.

И в морских глубинах есть закон любви, если справедливо рассказываемое о дельфине, этом царе обитателей моря. 30. Если какой‑нибудь морской зверь приближается к его не укрепившимся еще в силах детищам, дельфин расширяет свой зев и, как снедь пожирая собственное порождение, прячет его в своей внутренности, чтобы не дать в добычу зверю, и дотоле не изрыгает из себя этого невероятного бремени, пока не избегнет страшной угрозы могучего врага, тогда только без мук рождения возвращает из утробы свой плод.

35. Посему, добрейший родитель, не говори мне ни о рождении, ни о малом количестве пищи, которую даешь ты и своим рабам, и своим волам. Я, как человек, как сын доброго отца, желаю иметь что‑нибудь лишнее перед ними. Извини же, если не скрою, но скажу какое‑нибудь и оскорбительное слово.

40. Не по моей воле родил ты меня и, родив, воскормил по необходимости. А если бы, родив, покинул одного на свете, это значило бы, что родил ты смертного на место смертного. Не желаю я ни золота, ни серебра, ни шелковых нитей, ни блеска, переливающегося внутри драгоценных камней, ни большого участка доброкласной земли, 45. волнующейся подобно равнинам Египта, ни множества рабов, ни четвероногих. Другим предоставляю заботиться о знатном супружестве, о том, чтобы привести в дом госпожу – это почетное бремя; другие пусть домогаются престола, который, попирая немногих, сам попирается многими, и часто людьми худыми, что всего более возмущает сердце. 50. Всякий кичится чем‑нибудь своим, но все мы низки, не имеем ничего верного на завтрашний день, жаждем забав, которые для нас чужды и пролетают мгновенно. Погибай же все то, что приносит вихрь горькой жизни, которым здесь и там клубится неверный для всякого прах! 55. Все это видел я своим слабым умом, а то же слышал и от мудрых, и еще больше сведений принесет мне время, которое все называют учителем однодневных тварей. Взамен всего желаю теперь, родитель, одного, именно – быть сильным в слове. Прекрасна пламенная сила красноречия в речах народных, 60. судебных и похвальных, но прекрасно также иметь ум, обогащенный историей, потому что история – складчина мудрости, ум многих. Но немаловажна и грамматика, которая превосходно споспешествует благородному языку Эллады, сглаживая слово и умягчая варварские звуки. 65. Немаловажны и состязания логического искусства, которые закрывают сперва истину, пока чрез возможное превращение понятия не поставят ее в полном свете. Немаловажна и та наука, посредством которой усовершившиеся мужи образуют в человеке добрые нравы, как творог, который принимает вид плетеного сосуда. Немаловажно и то, что мудрые мужи парящим умом, посредством остроумных изысканий, 70. обозревая каждый свою область, открыли в глубинах и предали книгам. Они уразумели природу вещей и воздушных и земных, и морских и небесных, а сверх всего постигли мысль неизреченного Бога, постигли, как Бог управляет вселенной, к чему ведет ее и какой конец положен для 75. целого мира, исполненного многих красот. Они изучили, уразумели то, что выше разумения смертных. Но, изучив сие в юности, предам мысль свою Божественнейшему Духу, буду изыскивать следы сокровенных красот, непрестанно восходить к свету 80. и Божественные внушения приму мерилом жизни, чтобы, и помощником, и спутником, и вождем имея Христа, с легкими надеждами вознестись мне отсюда, сподобиться жизни чистой и непрекращающейся, не издали, 85. как бы в зеркале и в воде, видеть слабые изображения истины, но созерцать чистыми очами самую истину, в которой первое и последнее есть Троица, единочтимое Божество, единый Свет в трех равно Божеских Сияниях. Посмотри на великого деда моего по матери: 90. украшенный многообразными сведениями обо всем, собранными со всех концов земли во время пребывания у многих народов, последним ключом своего учения соделал он Христа и высокую жизнь, к которой и я, родитель, простираю взоры. И хотя они не достигают еще до такой высоты, однако же благоразумному человеку свойственно мерить 95. жизнь свою великими мерами. Лучше быть вторым между великими, нежели первым между нищими, как лучше летать ниже высоко парящего орла, нежели рассекать воздух выше вьющихся по земле мотыльков.

Вот чего желаю, родитель; исполни мою надежду. 100. Умоляю тебя и касаюсь твоей бороды. Умоляю тебя, воспользуемся временем, которое можно ловить, пока приближается, и которого напрасно станем искать, когда оно пройдет. Свое есть время – садить сад, время – возделывать землю, время – отрешать вервь кораблей мореходных, 105. время – звероловам ловить зверей на горах, время – и для войны. Цветы родятся весенней порой. Так и людям есть приличное время учиться, когда пламенная любовь согревает душу, когда внутренности сердца не избороздили еще многообразные начертания, 110. но украшают его одни новописанные красоты. Юноша сам для себя полагает в землю и добрый и худой корень жизни. Это особенно и надобно иметь во внимании.

Убедил ли я? Или к сказанному присовокупить еще более убедительное слово? Высоко ценю твое красноречие, родитель, в котором ты превосходен, 115. потому что у тебя не отстают друг от друга и язык, и слух, и быстрая мысль, следуешь ли законам речи немерной или мерной, и, что составляет верх чуда, все это бывает у тебя без больших усилий. Знаю, что ты предстоял великим царям и приобретал почести с храбрыми, когда бывал в рядах их, 120. когда стремительным копьем своим разил Ахеменидов ¹²⁶. Знаю, что ты возвеличен богатством, и родом, и умом, что наружностью и величием уподоблялся древнейшим Эакидам или этолийцу Мелеагру. Но всего более прославило тебя твое красноречие; 125. оно приобрело тебе твердую, непоколебимую, нестареющуюся, неизменную, непрестанно с годами возрастающую славу.

И я желаю иметь отцово наследие: оно для меня то же, чем было для спартанцев копье, для Пелопсовых потомков – Пелопсово плечо, для царей – скипетр 130. и для коренных кекропидов ¹²⁷ – вплетаемый в волосы кузнечик, как сын земли. И наружностью походить на отца составляет уже славу.

Уважь мое желание, оно невинно. А я видал, что иной родитель уступал и худым желаниям детей, как врачующий болезни 135. к полезному примешивает приятное, чтобы приятным прикрасить врачевство и изгнать большее зло – недуг злом меньшим. Видал, что иной, и не знакомый с мудростью, соглашается нередко на просьбу сына, желающего учиться, и в угодность своему порождению уступает добрым его желаниям, хотя они чужды ему самому. 140. А я прошу тебя, родитель, уступить и подать руку сыну, который желает превосходнейшего. Но если бы стал я увеселяться худым, исключи меня из числа своих детей, как сына, который признан незаконнорожденным по испытанию в водах благородного Рейна, или как птенца, которого солнечный луч показывает не настоящим порождением чистых орлов. 145. Окажи, превосходнейший, милость, которая будет милостью сколько сыну, столько и отцу, потому что от сына опять перейдет к родителю. Ибо слава детей вменяется в честь родителям, равно как и слава родителей – в честь детям. И награда им общая, и бесславие общее.

150. Иные, по легкомыслию полюбив непрестанные пляски, убийственную борьбу с людьми и губительными зверями, целую жизнь свою провели на поприщах, чтобы снискать благоволение у сограждан и оспорить у других славу, которая ненадолго прогремит в народных устах. Иные истощили и жизнь и богатство на борцов, 155. которые напрасно изнуряют себя на песчаном поприще, и на ездоков, которые в виду разделившихся на части зрителей и с обеих сторон потрясающих восклицаниями воздух рвутся друг друга превзойти неразумием. Иные ищут разнообразия забав в позоре мужей и жен, в поддельных пощечинах шутам, 160. которые из разверстого рта вместо воплей издают громкий смех. Таковы занятия этих безумцев; так они, шутя, проводят бездельную жизнь!

Чему учились, тому и других учат. И им одним наградой за злые дела не острый меч, но выгоды и богатство, потому что услуживают страстям. 165. А между безрассудными нетрудно взять верх наиболее злонравным. Так поступают сии люди, и что худо приобрели, то хуже расточают. Впрочем, их ожидает праведный суд.

Тебе же да дарует Бог, чего желаешь, как человек добродетельнейший, то есть подать руку помощи детям и оказать добро всякому, кому только нужно. 170. Но другим отдай излишнее, а мне предоставь то, что делает человека счастливым. Я желаю не многого, но чтобы самому стать достойным многого и не слишком далеко отстать от родителей. Что за приятность иметь у себя обезьяну – это безобразие в человеческом виде, разукрашенную золотыми петлями? 175. Наряд не изменяет смешной и глупой наружности. Что за радость ослу носить на себе таланты золота? Осел, хотя и золотом увешан, не перестает кричать по‑ослиному. Какая польза ни к чему не годный для сражающихся свинцовый меч спрятать в серебряные ножны? 180. А таков и человек, который превозносится одной внешностью.

В заключение слова выслушай следующее, и Бог да будет свидетелем сказанного; ибо и Бог есть Слово, царствующее над смертными. С моей стороны, родитель, будут дарования, нрав, неутомимый труд и постоянное совокупление воедино дней и ночей; 185. все же прочее да будет от тебя: Бог, и время, и лучшая надежда, и советы товарищей, непрестанно поощряющие на доброе. Ибо и дровосеку придает большую силу топор. Не бойся ни моря, ни дальнего пути; не жалей ни имущества, ни всего прочего, 190. что может споспешествовать к стяжанию высокой добродетели. Похвалюсь, что я для тебя дороже большого имения, потому что я у тебя первородный и первый назван отцовым именем, если это, как думаю, имеет какуюнибудь приятность для родителей. Но если владеет тобой любовь к имуществу, или ежели любовь твоя к сыну походит более 195. на женскую, материнскую, подобна огню, который вдруг воспламеняет солому и тотчас угасает, то в таком случае, неохотно правда, однако же тобой самим вынужденный к этому скажу, что никак тебе, родитель, не припишу имени чадолюбивого отца. Напротив того, отец мой, будь для своего сына не человеком, но Богом. 200. Не заграждай источника, который готов произвести из себя большую реку, не дай померкнуть в светильнике свету от недостатка елея; не дай засохнуть растению оттого, что не напояется росоносными влагами. Открой родник, поддержи свет, ороси дающее побеги растение.

И ты, матерь моя, помоги просьбам моим, 205. чтобы мне было за что возблагодарить вас обоих и именовать родителями не одного моего перстного состава (как говорят иные, замечая, что родители заботятся только о плоти), но и бессмертной души.

Желая быть сильным в слове, желаешь ты, сын мой, прекрасного. И сам я услаждаюсь словом, какое Царь Христос дал людям, как свет жизни, как преимущественный из даров, ниспосланных нам с небесного круга; потому что и Сам Он, 5. превозносимый многими именованиями, ни одним не благоугождается столько, как наименованием «Слово». Но выслушай мою речь. Совет отеческий есть самый лучший, и седина имеет преимущество перед юностью. Время родило историю, а история родила высоко парящую мудрость. 10. Посему уважь слова мои; это для тебя же лучше.

Во всем прочем, сын мой, будь превосходнее отца. Отец радуется, когда добрый сын берет над ним преимущество, и радуется больше, нежели когда сам превосходит всех других. Это согласно с Божескими законами, которыми великий Отец связал вселенную и из любви к Своему достоянию 15. незыблемо утвердил Словом. Но желаю, сын, чтобы ты удерживал в себе отцово свойство – имел больше стыдливости, нежели сколько теперь обнаруживаешь ее перед родителями. И я был сын доброго отца, но из моих уст никогда не выходило такого слова, даже и на языке не держал я чего‑либо подобного, 20. потому что и Богу не угодны такие речи.

«Если родил ты меня, отец, не велико благодеяние. Ибо произвел ты меня на свет, угождая не мне, но своей похоти и своей плоти. А потом и воскормил! Что ж? Воскормил, кого родил». Какое неблагодарное слово, разрушительное для мира, оскорбительное для великого Рождения! 25. Природа взаимной любовью связала родителей и детей, чтобы труд, какого требуют рожденные, не утомлял родителей и чтобы не для смерти мы рождали, оставляя родившихся без попечения. Посему, как справедливо сказал ты, родители ведут страшную войну за детей, не щадя и жизни. 30. Так поступают осы, рыси, волы, вепри, рыбы, птицы, а преимущественно перед всеми человеческий род. Если не покоримся этим законами, вся жизнь наша пропадет понапрасну. Но кто же обнимет сына, кто пожелает ему лучшего, кто даст свое согласие, когда он хочет учиться или желает чего‑либо другого, 35. кто отделит ему надлежащую часть имущества, если все, что сын получает от отца, есть долг, а не милость, и если сын, не получив ничего, может нарушить закон стыда, а получив, вправе иметь и язык и ум неблагодарный?

Смотри же, чтобы иной разумный человек не возразил тебе: 40. не человеческий только мы род, но и Божий, и Божий прежде, нежели человеческий. Отцы для детей только вторичные орудия рождения от Христа великого Бога. Христос взял землю, но даровал ей ум и произвел единый род, смешанный из того и другого, произвел земного царя, 45. который тело, когда зломудрен, и сопричтен к богам, когда благочестив, который туда и сюда порывается многими бедствиями, чтобы при большем числе зол иметь нам необоримое сердце. Но никто еще не терял до того здравого смысла и не увлекался кипучестью юной крови, 50. чтобы из богоборных уст его исторглось такое злое слово: «Не по моему желанию сотворил Ты меня. А когда сотворил, не дивно, что и почтил. Если же, создав, оставляешь меня, это значит, что смертного создал на место смертного. Дай мне премудрость, дай богатство, потому что дал Ты это многим; дай величие и красоту, первенство в городах, 55. все разящий меч, крепость тела, не уступающего болезням, и все прочее, чем люди измеряют великое счастье. Иначе не стану чтить Тебя ни жертвами, ни обетами. Ибо не мне оказал Ты благодеяние, когда связал во мне душу и тело, но Сам, желая славы, привел в бытие меня, как и все иное, 60. чтобы имя Твое, Блаженный, славилось и между земными». Но такие речи предоставим людям богоненавистным и неразумным, которые, став рабами виновника зла, богатство почитают богом. А мы за все, и за благое и за бедственное, будем песнословить великого Бога, что свойственно сынам, достойным любви. 65. После же первого Царя прославлю и земных родителей, которые озарили меня светом, чрез которых и в моем сердце воссияла и всем открылась воедино сочетавающаяся Троица. Умолчу о великом круге мира, о широком небе, в котором сияют два светлых ока, о хребте моря (что для меня чудно) 70. и льющегося, и не выливающегося из своих пределов, а напоследок и о земле, о течении рек, о вдыхаемом нами воздухе, о временах года, о приятности цветов, о природе человека и пернатых, о всем, что Бог предложил в трапезу очам моим. Все сие отец мой передал мне от великого Отца.

75. Посему не этим должен ты вознаградить за сие родителя, не отважностью, потому что отважность, преступив меру, делается дерзостью. Иначе какой‑нибудь более раздражительный отец от моего лица скажет тебе подобное следующему слово: «Если природа позаботилась о детях, вложив родителям любовь к ним, 80. то природа же возбранила любить не любящих». Лучше от отца перенести худое, нежели видеть доброе от чужого. И человеку лучше всего смотреть только из рук отцовых. А если отец беден, скуден умом, изнемог телом, что будешь делать? Не заменишь ли ему своей рукой жезла? 85. Не возьмешь ли и ты меня к себе на плечи и не понесешь ли вон из города, как сын Анхизов унес своего родителя от врагов? Или скажешь: «Для чего ты произвел меня на свет? И за что требуешь моей услуги?» Дай голос рыбам и птицам воздушным, всему, что дышит и пресмыкается на земле. 90. Дельфин не скажет: «Для чего Ты, Царь, сотворил меня сыном моря? Мне не хотелось бы вести непрестанно странническую жизнь в соленой влаге, вдыхать влажный и видеть помраченный воздух. Лучше хочу работать, как вол, пастись на горах, иметь широкие плечи, как быстроногий конь вести жизнь вместе с человеком, 95. нежели царствовать над всеми скользящими по водам рыбами». Волы не мучатся желанием ходить по морям. И злая змея, с усилием изгибаясь на своем чреве, не скажет: «Для чего Ты заставил меня грызть персть на земле? Мне хотелось бы ходить в прямом положении, а Ты определил мне пресмыкаться на чреве». 100. Ворон не пожелает летать подобно орлам и поменяться своей наружностью с царем пернатых. Но всякий любит ту стезю жизни, какая ему назначена. И скудельное произведение никогда не скажет скудельнику: «Для чего ты немилосердно трещишь надо мной своим жестким колесом?»

105. Все это говорил я тебе, любезнейший сын, чтобы научить покорности твой ум, заставить тебя на весах взвешивать слова свои и не давать им свободы, отсекать все лишнее, ограничиваться же достаточным, не предаваться потоку молодости, но удерживать его стремительность. Когда говоришь, гораздо лучше многое затаить 110. в себе, нежели пустить на воздух какое‑нибудь неприличное слово. Никакой нет беды, если останется слово не вымолвленным; это не ехиднино порождение, оно не проторгнет чрева и не угрызет матери в отмщение за губительного отца.

Теперь устрашу твою любовь словом своим 115. и родительской снисходительностью развею на воздух сыновнюю дерзость. Не одна дорога жизни, сын мой, потому что и природа не у всех одинакова. У одних она добра, у других хуже и более походит на природу бессловесных, а у иных опять какая‑то смесь и доброго и худого; 120. как и земледелец троякого свойства находит землю: или плодоносную, или бесплодную, или такую, которая вместе с пшеницей произращает и терния. Три есть пути, и три цели. Один путь низмен, пробит следами многих, широк, мягок, но приводит к жалкому концу, 125. к стремнинам, к мрачным пропастям, к страшному тартару, где огненные реки, казнь погибших душ и непрекращаемое мучение. Другой путь негладок, крут, сух, тесен, излучист, с обеих сторон окружен повсюду стремнинами 130. и проходим немногими, но ведет к благому концу, к звездному небу, к великой славе, бесплотным красотам, к самой чистой, ничем не омраченной благой истине и даже к высочайшему, не имеющему пределов Свету. Третий путь лежит в середине между первыми; он средний и по воздаянию; 135. не очень труден и весьма немного приносит славы – это свет, слившийся с черной ночью, такое смешение, которое у мудрых называется сумраком. Путем удобным идут все те, у кого ум развращен, лжецы, человекоубийцы, прелюбодеи, клятвопреступники, 140. андрогины, отцеубийцы, хищники, чревоугодники, которые уподобляются не наполняемым морям, живут смертью, любят собственную гибель. Одним врагам можно пожелать такой жизни.

Добрым же путем идут те, у кого жизнь не на земле: 145. это триблаженные люди, которые во плоти живут превыше плоти, не связаны супружеством; это презрители мира, небошественные, нестяжатели, единоризцы; они плачут, спят на голой земле, едва переводят дыхание, не исполняют требований чрева, не имеют над собой крова, в одном поставляют славу – вменять ни во что всякую здешнюю славу, 150. и богатство, и нищету, взирать же к единому Богу. Перед ними‑то поникаю долу, боюсь и трепещу их, как царствующего в горних Бога, когда приближается Он к человекам. Ибо все они взошли гораздо превыше смертных. А мы идем средним путем: не услаждаемся 155. пороками, но едва касаемся и божественного; у нас заботы о супруге, о вожделенной славе, о детях, об имуществе; для нас дорого все, что приходит в руки.

Конечно, что в этой жизни для меня самое главное – слово, это для обладающего сим даром нерасхищаемое богатство, некрадомое, доброе стяжание, 160. хотя я не все еще изведал, как бы хотелось, не обтек еще на полных ветрилах целого моря наук. Я не верю твоим словам, и похвалы твои меня не пленят, потому что всякая похвала от родного неверна. Однако же преимущественно перед всем другим уважаю тебя, о слава красноречия! 165. Ибо дар слова служит основанием моей жизни; им отличен я от зверей, воздвиг города, изобрел законы, воспеваю великославного Бога, превозношу до небес светлую добродетель, укрощаю бедственное для меня могущество ужасного греха, 170. разделяю миры, мир небесный и этот мир, идущий к разрушению, различаю душу и тело, как изображение и изображаемое, как качества двоякого рода жизни и двоякий конец жизни живых и гибнущих. Сему научил меня Бог, в сем подкрепило меня слово мудрых, в сем утвердила вера, представляя письменное доказательство, 175. как в последние дни прославлены будут доблести добрых, а бесславие порочных начертано на бессмертных столпах.

Быть сильным в слове – и живущему одиноко не скудная жизнь, и домогающемуся знаменитости славный венец, 180. не весенним подобный цветам, сорванным поутру и увядающим прежде, нежели кончится день. Быть сильным в слове – великое врачевство от страстей; сим укрощаю воскипающий гнев – это омрачение ума, сим усыпляю скорбь 185. и полагаю меру веселью, не сокрушаясь слишком в обстоятельствах затруднительных и не надмеваясь благополучием, но одно употребляя в помощь против другого, то есть надежду против скорбей и страх против благоденствия. Дар слова и царей руководит, и народ привлекает, процветает в народных собраниях, 190. царствует на пирах, утишает брани, делает человека кротким, нежными и ласковыми речами умягчая всякого, сколько бы кто ни был упорен, подобно тому как сила огня смягчает железо. Думаю, что Орфеевы гусли не иное что были, как дар слова, приятностью звуков увлекавший всех, и добрых и худых; 195. а также и Амфионова лира делала покорными камни, то есть упорные и каменные сердца. Дар же слова разумею и под тем врачевством, которое дал Лаэртову сыну его спутник, когда шел он к Цирцее, чтобы мог он оказать помощь своим товарищам, обращенным в свиней, и сам не дошел до необходимости есть свиной корм. 200. Дар слова вижу и в том, что растворила Фонова супруга, египтянка Полидамна, и подала Елене как добрый гостинец – беспечальность, негневливость и забвение всех бедствий. А иной, не раз по милости Божией избавляясь от гибельной брани и от свирепых волн моря, спасал это одно вожделенное стяжание и им увеселялся более, нежели другой многочисленными благами. 205. Ибо дар слова делает человека почтенным в кругу людей, как можешь заключить из примера Одиссея. Без одежды, с сокрушенными членами и бедственным скитальцем спасся он из моря, 210. но как скоро в умной речи изложил свою просьбу, уважила его царевна и дева и представила феакиянам и царю Алкиною как чужеземца, претерпевшего кораблекрушение, заслуживающего предпочтение перед всеми другими. 215. Дар слова одерживал верх и над завистью, которая на многих смотрит злыми глазами, потому что зависть любит нападать не на совершенных, но на тех, которые возгордились неожиданно.

О дар слова, чтобы восхвалить тебя, потребен особенный дар! И как бы я желал, чтобы мое слово равнялось твоим благим вещаниям! Но я одно уловил, другое нашел для себя не по силам, 220. иное же подсказал мне язык любезного сына, изъявив поспешные желания своей сединой украшенной юности, что еще более возбуждает мое сердце.

Положившись на свои собственные и родительские молит – вы, усердно, неуклонно и с лучшими надеждами стремись, сын, куда желаешь; да будет у тебя тот же добрый спутник, который был у твоего отца. 225. Ибо и на нашу жизнь призирает Божие око. Восхитил ли тебя аттический соловей или знаменитый город приятной Финикии ¹²⁸ – обитель авзонских законов, или великий град Александров ¹²⁹, откуда иной, нагрузив корабли великим богатством, поспешает в свое отечество, 230. – всякая страна да протекает быстро под твоими поспешающими стопами и произращает под ними прекрасные цветы; да шумят перед тобой приветливо реки, и всякое море легкими дыханиями ветров да приносит корабль твой в пристань; дельфин, в светлых волнах едва зыблющейся морской поверхности извивая хребет змеящимися кругами, 235. да скачет по водам, став путеводителем твоей жизни, как некогда на хребте своем носил он знаменитого певца. Для самых наставников да будешь ты оком красноречия; да считают они сына моего между первыми и любят его наравне со своими детьми. 240. А сладкую чашу наук жадный ум твой да исчерпает до самого дна. Рука твоя да пишет золотые письмена на гибких дощечках, и да каплет мед с твоего свитка. А если весенней порой, 245. когда дыхания ветерков так усладительны для человека или когда солнце бросает сверху огнистые лучи, сидя под древесными ветвями и углубившись мыслью, будешь трудиться над сочинением, то стрекочущие кузнечики и поющие птицы да сообщают бодрость 250. твоим телесным силам своими сладкозвучными песнями, вызывая на состязание в песнопении. Но как быстроногого коня, по природе горячего, этими любимыми звуками сделаю тебя еще более быстрым в бегу и еще более жаждущим великославной победы или поступлю, как престарелый борец, 255. который на поприще в Пизе отдает разумные приказы знаменитым борцам. Ибо желаю видеть сына на этом поприще с оливковой ветвью. И как приказываешь, ничего не пощажу, ни имущества, ни труда, к какому обязаны родители, ни всего прочего, что способствует смертным к приобретению великих доблестей, 260. потому что благоразумная бедность лучше порочного богатства. Не загражду источника, который заключает в себе великую реку; не померкнет свет в светильнике от недостатка елея, и отрасль возрастет, напояемая присноживыми водами.

Следующая же песнь да будет тебе от меня напутствием. 265. Вождем и в слове и в жизни своей имей Христа‑Слово, Который превыше всякого слова. Не дружись с человеком порочным и негодным: зараза проникает и в крепкие члены. Добродетели своей не сообщишь ты другу, а срамота его жизни падет и на тебя. 270. Избери себе товарищем целомудрие и им одним увеселяйся, чтобы преступная любовь не изгнала из тебя любви добродетельной. Одно предпочитай превосходству в слове – мудрый навык всегда быть совершенным. Когда же высокий свой ум наполнишь всем, чего желаешь, и станешь возвращаться домой, 275. да будет у тебя видимым для всех вождем тот же, кто и теперь при твоем отправлении из дома сопутствует тебе в дороге. Родителям же да будут наградой твоя любезность и твое доброе имя. Сего желаю тебе, любезный сын. А если хочешь идти и дальше Гадеса, то и туда вождем твоим да будет Бог. Ничего нет невероятного в том, что человек мудрый, непрестанно исследующий глубины наук 280. под руководством мужей совершенных, подобных избранному тобой из нашей крови, – ничего, говорю, нет невероятного, сын, что такой человек достигнет конца высочайшего блага.

Посылаю тебе, дочь моя, этот добрый подарок; посылаю я, Григорий; а совет отеческий есть самый лучший.

Не золото, перемешанное с драгоценными камнями, служит украшением женщинам, Олимпиада. 5. Царского лика не покрывая румянами – этим нравящимся срамом, на образ свой не наводи другого погибельного образа. Багряные, золотые, блестящие, испещренные одежды предоставь другим, которые не украшены светлой жизнью. А ты заботься о целомудрии, о красоте, достойной удивления 10. для очей внутренних. Добрые нравы – самый лучший цвет в женщине, которая имеет прочную, неизменяемую и достойную прославления красоту.

Во‑первых, почитай Бога, а потом супруга – глаз твоей жизни, руководителя твоих намерений. Его одного люби, ему одному весели сердце, 15. и тем больше, чем нежнейшую к тебе питает любовь; под узами единодушия сохраняй неразрывную привязанность. Дозволяй себе не такую вольность, на какую вызывает тебя любовь мужа, но какая прилична, потому что во всем возможно пресыщение. Но хотя и во всем бывает пресыщение, однако же лучше такая любовь, которая не знает оного.

20. Родившись женщиной, не присвояй себе важности, свойственной мужчине, и не величайся родом, не надмевайся ни одеждами, ни мудростью. Твоя мудрость – покоряться законам супружества, потому что узел брака все делает общим у жены с мужем.

Когда муж раздражен, уступи ему, а когда утомлен, помоги 25. нежными словами и добрыми советами. И укротитель львов не силой усмиряет разъяренного зверя, у которого в бешенстве прерывается дыхание, но укрощает его, гладя рукой и приговаривая ласковые слова.

30. Сколько бы ни была ты раздражена, никогда не укоряй супруга в понесенном ущербе, потому что сам он лучшее для тебя приобретение. Не укоряй и за то, что конец дела противен его предприятию. Сие было бы несправедливо, потому что по ухищрению демона часто и благоразумные предприятия не достигают своей цели. 35. Не укоряй его также в недостатке сил, потому что в мече всегда есть сила.

Кого не любит муж твой, того не хвали с хитрым намерением неприметно уязвить мужа словом. Благородным мужам и женам, а особенно женам, и во всяком другом случае прилична простота сердца.

Радости и все скорби мужа и для себя почитай общими. Пусть и заботы будут у вас общие, потому что чрез это возрастает дом.

40. И твой совет может иметь место, но верх должен быть мужа.

Когда муж скорбит, поскорби с ним и ты несколько (сетование друзей служит приятным врачевством в печали), но вскоре потом, приняв светлое лицо, рассей грустные его мысли, потому что сетующему мужу самая надежная пристань – жена.

45. Твоим занятием пусть будут прялка, шерсть и поучение в Божием слове, попечение же о внешних делах предоставь мужу.

Не выходи часто за двери дома, в места народных увеселений и неприличных собраний: там и у стыдливых похищается стыд, там взоры смешиваются со взорами, 50. а потеря стыда – начало всех пороков.

И в добрые собрания приказываю тебе ходить с благоразумными, чтобы в уме твоем напечатлелось какое‑нибудь доброе слово, которое бы или искоренило в тебе порок, или крепче привязало тебя к добродетели.

Дом твой для тебя и город, и рощи. Не позволяй себя видеть посторонним, 55. кроме целомудренных родственников или иерея и седины, которая для тебя лучше юности. Не кажись и женщинам, которые высоко носят голову и ведут себя открыто. Не кажись и благочестивым мужам, даже много уважаемым тобой, как скоро супруг твой не хочет иметь их в своем доме. 60. Ибо кто доставит тебе столько пользы, как добрый супруг, если ты его одного любишь?

Будь высокомудренна, но не высокоумна.

Хвалю женщин, которых даже не знают мужчины.

Не спеши на брачный или именинный пир, где пьянство, пляски, смех 65. и необаятельное обаяние. Это приводит в расслабление и целомудренных, как солнечный луч топит воск.

И у себя, в присутствии ли благосклонного супруга или в отсутствие его, не делай домашних попоек. Если чреву положена мера, то, может быть, возобладаешь над страстями. 70. Невоздержного же чрева и я боюсь, боится и супруг твой.

На щеках твоих не должно быть ни похотливых движений, ни гневных трепетаний. Это постыдно для всякого человека, особенно же для женщины, и делает лицо безобразным.

Уши свои укрась не жемчугом, но привычкой внимать добрым речам, 75. а для худых речей замыкать их ключом ума. И отверстые и замкнутые уши твои да будут целомудренными слушателями.

Пусть девственная стыдливость в присутствии супруга разливает у тебя под веждями чистый румянец. Покрывайся румянцем, когда смотрят на тебя другие; а сама старайся ни на кого не смотреть и к земле опускай брови.

Если у тебя не обуздан язык, всегда будешь ненавистна мужу. 80. Дерзкий язык причинял часто зло и невинным. Лучше молчать, когда и самое дело вызывает на слово, нежели говорить, когда и время не дает места нескромному слову. Твое слово да остается предметом желаний.

Ноги, идущие борзо, 85. ненадежные свидетели целомудрия, и в самой походке бывает нечто наглое.

Выслушай и сие: не предавайся неукротимой плотской любви, не во всякое время ищи удовольствий супружеского ложа; убеди супруга оказывать уважение к святым дням, потому что образу великого Бога свойственно покорствовать законам, 90. хотя Сам бесплотный Сын дал нашему роду брачный закон, созданию руки Своей оказав ту помощь, что, когда одни отходят, а другие приходят, длится поколение, и изменяющийся человеческий род уподобляется реке, которая и не стоит на месте по причине господствующей смерти и всегда полна вследствие новых рождений.

95. Но для чего мне говорить подробно о всем? Могу дать тебе, дорогая моя, совет, но и его гораздо лучше, есть у тебя Феодосия – этот Хирон между замужними женщинами. 100. Она для тебя живой образец всякого слова и дела; она приняла тебя от отца и образовала в тебе добрые нравы. Это единоутробная сестра неукоризненного архиерея, Амфилохия, громозвучного вестника истины, моего украшения, которого вместе с непорочной Феклой препроводил я к Богу.

105. А если и от моей седины приняла ты какое‑нибудь высокомудрое слово, то повелеваю соблюдать его в сокровенностях сердца. Сим приобретешь благоволение у супруга, доброго градоправителя; и если бы стал он превозноситься, превзойдешь его славой.

Вот мой тебе дар! А если нужен дар лучший, то желаю тебе стать многоплодной нивой чадам чад, 110. чтобы большим числом людей песнословим был великий Бог, для Которого родимся на свет и к Которому шествовать отселе положен нам закон.

Немесий, око правосудия и красноречия, ты, который прежде был славен у царя тем, что умел давать великую силу древним и авзонским законам, при алтарях правосудия обличая неправое дело собственными словами противника, 5. а напоследок воссияваешь на высоком месте правителя у боголюбезных каппадокийцев, показывая им начатки своего правоведения! Другие стали бы превозносить твою славу в стихах и громозвучных песнопениях, изливая из уст то пламенное красноречие, которое тебе свойственно, в котором ты всех далеко оставил за собой, потому что, если бы кто захотел подробно описывать твои доблести, они, как поток великой реки, разделившейся на многие ветви, 10. составили бы достаточный предмет для многих речей; другие же, изобразив резцом или отлив в горниле из меди твой лик, о муж, обильный словом, поставили бы на городских площадях безмолвного Немесия, 15. чтобы прославить тем свои города, потому что городам доставляет славу и самый образ доброго правителя, видимый потомками. А меня великий Бог соделал ведущим небесное и земное; у меня ум, 20. при озарении великого Духа исследуя самые глубины, парит выше всего; и потому буду говорить, что только прилично сказать священнодействующему, громозвучному вестнику истины, ученику тех, которые не на твердость доводов полагались, не силой богатства надмевались, но, не будучи дотоле славными, уловили мир в вожделенные Божии мрежи, 25. чтобы всякий сознался, что чрез них действовала сила Бога‑Слова. Но и ты удостой вниманием мою песнь; ты долгое время услаждал слух приятными, но суетными песнопениями, в которых, как у любодейных женщин, привлекательность поддельна; 30. теперь преклони ненадолго слух свой к моим словам, в которых неувядающую и неизменяемую красоту составляет мысль, ясным светом озаряющая чистые очи. Ибо если бы Христос свыше уязвил и пронзил наскозь сердце твое Своей животворящей стрелой, 35. то, рассмотрев внимательно ту и другую любовь, узнал бы ты, сколь приятно поражает жало стрелы Царевой.

Седая моя голова и согбенные члены склонились уже к вечеру болезненной жизни. Много скорбей встречало мое сердце, 40. а между ними много и кратковременных наслаждений; но я не видал еще славы, которая была бы выше и прочнее славы приближаться к Божеству пренебесного Бога. Одна слава была для меня приятна – приобрести познания, какие собрали Восток, и Запад, и краса Эллады – Афины; 45. над сим трудился я много и долгое время. Но все сии познания, повергнув долу, положил я к стопам Христовым; они уступили Слову великого Бога, Которое столько же затмевает Собой всякое извитие и многообразное слово ума человеческого, сколько высокошественное солнце затмевает собой прочие звезды. 50. Посему уважь мои слова, это и для тебя будет лучше.

Человеку, который есть Божие создание, прекрасный и нетленный образ небесного Слова, который духовен, способен к духовному ведению и превыспрен, – человеку, говорю, не позволительно и не свойственно вопреки справедливости преклоняться перед суетными идолами, перед ничтожными, составленными из тленного вещества изображениями 55. рыб, земных животных и воздушных птиц, – перед сими произведениями человеческой руки, погибающими от ржавчины и моли, – произведениями из веществ, которых одна часть чествуется, а другая брошена с презрением. Он не должен поклоняться небесным телам, которые при всей великой своей красоте не боги, но произведения Бога Творца; 60. не должен поклоняться ни луне, ни солнцу, ни звездам – сим украшениям неба, ни самому небу – этому необъятному круговращающемуся телу, украшенному многими внутренними красотами, этому безмолвно вещающему и вместе велегласному проповеднику того искусства, 65. которое водрузило и гармонически связало сию вселенную, чтобы человек в видимом постигал невидимое. Ибо кто видит великолепный дом, тот представляет себе и соорудившего дом; и корабль есть неговорящий провозвестник о строителе корабля.

А ты, делатель богов, отец новых небожителей, 70. ты с ненавистными чествованиями преклоняешь уже колена и перед бессильными демонами, называя их злыми и добрыми, тогда как все они злы, неприязненны доброй твари, завистливы, бесолюбивы, свирепы, услаждаются плотями и туками жертв, погрязли в нечистотах. Их после долговременного владычества на земле 75. изгнал Своей честной кровью Христос – Слово великого Бога, когда в человеческом образе явился неодолимый Бог. Он прекратил преступные кровопролития и показал нам умную жертву, дотоле сокровенную и явленную 80. немногим. И не дивись сему! Часто и я, Христово достояние, едва произносил досточтимое Имя, как демон с шумом убегал далеко прочь, скорбя и исповедуя могущество Царствующего в горних. To же самое происходило, когда описывал я в воздухе по видимому исчезающее знамение великого креста. И такое изображение делалось победным памятником, 85. как древле руки великославного Моисея.

Желал бы я взойти на верх высокой башни и возгреметь вслух всем жителям земли: «Смертные человеки! Строители того, что не существует! Долго ли вам 90. обольщаться и обольщать ложными, наяву видимыми грезами и без цели блуждать по земле? Суемудрые служители идолов! Покровителями своих страстей замыслили вы поставить непотребных богов, лжецов, человекоубийц, строптивых, клятвопреступников, хищников, андрогинов, прелюбодеев, мужеложников. 95. Смотри, во сколько видов превращался самый первый из них ¹³⁰, чтобы удовлетворить своему распутству. Он бывал волом, лебедем, золотом, змеей, мужем, медведем; принимал на себя всякий вид, какого требовал немощный ребенок – нетерпеливый Эрот, как уверяют сами творцы этих бессильных богов. Но не довольно сего; вы и собственные страсти свои чествуете жертвами, 100. и для каждого порока есть у вас особый заступник, чтобы всякий грех не только оставался ненаказанным, но даже почитался добрым делом, потому что оказавший ему почесть угождает тем Богу. Рассмотри и другое полчище пресловутых помощников – этих ифифалов рогатых, не имеющих шеи, до половины тела змей, зверообразных, совмещающих в себе члены различных 105. зверей, достойных смеха чудищ!» О, если бы они увидели у себя таких детей, каких чтут богов! О, если бы сделались они такими же помощниками для своих друзей или сами встретили таких же помощников, когда угрожает им враг, каких помощников своим порокам имеют в сих богах! 110. Но для чего тебе описывать сие подробно и из священных уст источать такие мерзости? Одно важнее всего; но это, как гвоздем, скрепляется словом.

Мы при помощи высоких книг и божественных пророков, а напоследок богодухновенных учеников Ходатая Христа, у которых ум исписан 115. светозарным Духом и которые чистым сердцем видели великого Бога (а это единственный способ постигать невидимое Божество), – мы стали сведущи в небесном, просвещены Самим Богом и восходим выше и выше, сколько нам, однодневным тварям, возможно восходить здесь к Богу; 120. ибо глаз и при самом остром зрении не легко проникает сквозь облака. Ho большее ведение предоставлено нам впоследствии; ибо тем и награждается желание, что достигает желаемой цели. И которые из вас столько же стали внимательны к нашему учению, сколько прежде были к вашим басням и гибельным чествованиям, 125. те трикратно и четырекратно блаженные смертные, потому что не единомышленны на злое, но подвергли его законному наказанию; и тех, кого вы чествуете алтарями, благозвучными народными гимнами, пресловутыми гекатомбами, нередко предавали они в снедь долговечным воронам.

130. Если же вашим богословам (потому что и у вас есть, точно есть, истолкователи священных песней) угодно утверждать, что хотя все это – пустая песнь, изложенная мерным словом по законам приятного сладкогласия, игривая басня, однако же и в этом под роскошной видимостью скрывается более важная мысль, 135. усматриваемая разумными и имеющая две стороны, как и двуликий Гермес, который одним лицом смотрит вперед, а другим назад, то заметь, что и против сего есть у меня неотразимый, как думаю, довод. И в наших Писаниях двоякий есть смысл, один внутренний – досточтимого Духа, а другой внешний; 140. оба же Божественного начертания. И один внятен немногим, а другой – многим на тот, думаю, конец, чтобы преимущество имели мудрые или чтобы с трудом приобретаемое тверже соблюдалось; ибо что скоро приобретается, то непрочно. Впрочем, в наших Писаниях и само тело светло, и облекает собой боговидную душу; это двойная одежда – 145. багряница, просвечивающая нежной сребровидностью. Но у нас ничего нет срамного, что закрывало бы собой Бога. Стыжусь в помощь Божеству употреблять басню. Кто велит тебе, спеша в Итаку, плыть мимо утесов Сциллы 150. или мимо грозной и гибельной Харибды, где до окончания плавания можешь погибнуть? Кто заставляет тебя, идя к источнику чистого Божества, останавливаться среди тины, где, пока вязнешь в тине, утечет от тебя чистая струя?

Обрати внимание и на это мудрое слово. Большая часть людей худы 155. и без путеуказателя склонны к пороку; немногие же идут к совершенству. Остановить поток для меня трудно, а дать ему течь по скату – весьма легко. Если же сделаешь богов покровителями разврата, то, прежде нежели разумным словом своим рассеешь мрак непроницаемой басни, погубишь ты чтителя басен, стремящегося к свету. 160. Но к чему мне другие доказательства? Хотя ты и настолько умен, что в состоянии оспорить другого, однако же уверишься, если можешь, от моего довода. Ежели басни в вашем учении составляют сущность, то бросьте их наземь. Что за приятность жертвовать своим достоянием в честь невероятного срама и бесчестить Бога – родителя и путеводителя жизни? 165. А ежели басня не составляет сущности, и любящий баснословить, подобно старухам, которые забавляются за любимыми чашами в бессонные ночи, сам себе на глаза налагает покрывало, то да падет это во глубину моря, как и погибло уже многое из таких бредней. Ибо Христос содержит все до самых пределов мира, 170. совокупив воедино Своими дланями, которые некогда распростер Он на преславном кресте.

Если же кажется тебе неприличным, что пришел ко мне Бог чрез непорочную Матерь по новым законам девического и безмужнего рождения, 175. избавляя от страданий меня, низложенного грехом, что Он умер, приложился к мертвецам, а потом восстал, то, любитель приличий, воздающий чествование чистым богам, рожденным от чистых богов, если не слыхал ты прежде, по крайней мере ныне выслушай от меня слово, какое вдохнул мне Христос, мой Бог, непреложный в слове.

180. Многие держатся и такого учения, что из лона девического вырос Божий человек, Которого Дух соорудил храмом великого Бога, воздвигая чистый храм, потому что Матерь есть храм Христов, а Христос есть храм Слова. Ибо после того, как губительный змий подверг 185. наше естество горькому преступлению, положено было рождением Божественного человека уврачевать грех и низложить ужасную державу пребеззаконного змия. Для того сей Божий человек прошел сквозь утробу и почтил одну половину нашего рождения, а другой не коснулся, так как родила неискусомужная Дева. 190. Но когда Дух создал и обожил Его в утробе, по исполнении же времени извел на свет, тогда приял на Себя грубую плоть и наполнил храм чистым Божеством Царь‑Слово. Но тот и другой, и Божий человек и Царь‑Слово, стали для меня единым Богом. Ибо смертное не уступило своего места 195. наполнившему его Бессмертному. Умер же Он по собственной воле, ненадолго сложив в могилу Свое членосоставное тело, чтобы, восстав по возвращении из мертвых, воскресить умерших и привлечь их к Себе, как магнит‑камень привлекает твердое железо. Ибо всецелого меня, со всеми человеческими свойствами, воспринял на Себя Христос, 200. приняв плоть, рождение, мой образ, поругание, гроб, славу, воскресение.

Так говорю, чтобы остановить неудержимое стремление вашего слова, когда вы, покрытые срамом, вынуждаете меня на страшную битву и перед собой не видите пучины грязи, а у меня замечаете капли. Но если желаешь знать истинное учение, приклони слух свой. 205. Знаю, что сказанное мной будет неприятно для многих, потому что многие не имеют здравого разума, но, увлекшись суетными мнениями, вознерадели об истине; однако же скажу, не скрывая, несомненное учение, хотя паче всего желаю сребровидной жизни.

Кроме гнусного порока, 210. нет ничего неблагоприличного; единственное же совершенство – добродетель. Все прочее занимает середину между добром и злом и зависит от нашего произволения: оно благопотребно для добрых и, наоборот, весьма неблагоприлично для злых. Сюда же отношу я и тайну моей вещественности 215. – то, что с моими членами соединен бессмертный образ. Не по ненависти Бог создал человека, который есть свидетель Его Божества, дольний царь и слава горнего Царя. Не по любви также Божией дано человеку бедственное рождение. Или прекрати слово, но откажись, что имеешь понятие о Божестве. 220. Ты говоришь: если Христос произошел на свет не чрез чистую утробу, то нечист, потому что для нечистого невместимо чистое. Но положи, ежели тебе угодно, что рождение есть нечто нечистое. Однако же всякому здравомыслящему известно следующее. К кому ни коснется солнечный луч, всякому приносит он свет; 225. к чему ни примешается приятность благоухающегося мира, все то немедленно начинает благоухать. Но ни к солнцу, ни к миру не прикасаются никакие скверны. Так Бог, пришедший чрез чистую Матерь, не только Сам не осквернился в утробе, но и Ее очистил. Так и умерши, сокрушил Он державу смерти, 230. и не только Сам ничего не потерпел от смерти, но и ее истребил. Таково мое учение; а твой неукротимый язык, если прежде был неукротим, теперь да укротится!

Теперь вещает мой Христос; но и ты возбуди язык свой к благоговейному вещанию.

«Настала весна, а зима прошла, и наступило ясное благоведрие. 235. Приступите же и насытьтесь от Меня безмерным светом. Долго ли быть вам связанными в темных пещерах? Наступило уже время, о котором издавна дал вам обетование светлый Дух. Приступите, вкусите жизни, но примите и новое очищение!»

Умолкните, стихотворцы! Перестаньте и вы, 240. неистовые демоны, воодушевлять к самым беззаконным песнопениям! Пусть Орфей водит за собой зверей! Пусть аскреянин Гесиод поет своему Персею! Пусть славный Гомер воспевает Трою и бедствия! Пусть Мусей и Лин, прославившиеся песнопениями в глубокой древности, у богов поучаются мерам стиха! 245. А троякодоблественный Ермий ¹³¹ и против воли да спомоществует моей песни, и Сивилла в стихах своих да чествует крест! Разимые стрелами великого Божества, хотя и ближе других (не отрицаю сего) подошли они к истине, однако же не по Божию вдохновению, но потому что заглядывали в наши книги, 250. а сами частью вовсе пребывали лишенными света, частью же ненадолго усматривали мелькнувшую молнию и тотчас погружались снова во мрак.

Посему уступите мне и наконец образумьтесь. Пусть Феб прорицает смерть небывалых богов! Само‑Отец, не зачат, безматерен 255. Тот, Кто сокрушил во мне злую силу, воспев последнее (Мф. 26:30). А кастальский источник, и Дафна, и прорицалища дуба ¹³² да низринутся во прах, не имея цены даже и для глупцов! Да падет египетский демон, пустословящий бог, Аммон; да падут также Вранхиды и надменный Эпидаврянин; 260. да исчезнут и скрытые, и видимые очами обряды, и мерзости знаменитой у древних элевзинской ночи, и приводящий в бешенство, раздирающий звук фригийских свирелей, и диктейские корибанты, в полном вооружении предающиеся неистовству, и вакханты, ходящие по горам вокруг Семелина сына, 265. и злые призраки ночной Гекаты; да исчезнут жестокости во храме Митры, неслыханные дотоле оргии, завывания галлейской Кибелы, все мерзости распутства, какие производятся в честь оплодотворяющего Нила, жалобные мычания Изиды и Озириса, 270. сухой пень Серапис – со зловредной о нем басней, откормленный бык Апис и безумный Мемфис, и ты, жалкая Лакена, изведывающая крепость юношей, которые, окружая твой жертвенник, секут друг друга бичами, и готский Замолксис, бросающий стрелы в толпу; 275. страшные для чужеземцев жертвоприношения у тавров; бог прекрасного Просимна, обнимающий деревянного Фала; сладострастное торжество и торг в честь Киприды; Линд, сопровождающий свои священнодействия ругательствами! Все приведено в бездействие кровью великославного Христа, 280. Который вместе (что составляет величайшее из чудес) и перворожден, и новорожден.

О тебе, Эмпедокл, жерло огнедышащей Этны засвидетельствовало, что ты надмевался напрасно и был смертен; выбросив медные туфли легкомысленного бога, оно опозорило тебя перед всеми смертными, 285. когда желал ты прославиться своим несчастным скачком! Перестаньте баснословить, Геракл, Эмпедотим, Трофоний, и ты, невероятная гордыня тщеславного Аристея; вы смертны, а не блаженны, – это видно из ваших страданий; и только тем, что ненадолго сокрывались от взора людей, также давностью обмана, 290. при помощи своих басен восхитили вы не принадлежащую вам славу! Но Христос не малочисленными прославлен устами: Его слава с течением времени не истребилась, как дым, мгновенно рассеваемый в воздушных пустотах; потому что немедленно падать – это закон для славы бренной. 295. Но Христос всегда и у всех славен; слава Его с продолжением лет будет возрастать непрестанно более и более; а некогда (в чем я уверен) на целую землю наложит она свои узы, ибо так предречено, и предсказанное идет уже к своему исполнению. Впрочем, сие предоставим воле великого Бога! 300. А я изрекаю то, чему научил меня Христос, Свет мой, показывая все основания нашего учения: Божество, Божию тварь и кормило всего, которым Слово великого Бога непрестанно приводит в движение мир; и изрекаю сие кратко, в немногие стихи 305. (таков у меня обычай) заключив обширное слово; все же прочее отсылаю за Гадес.

А ты, превосходнейший из друзей, Немесий, прими сей дар моей дружбы, дар приятнейший других даров, заимствованный из моих только стяжаний и у меня единственный! Это не песнь сладкопевного лебедя, оплакивающего свою смерть, 310. когда ветер приражается к его старческим крылам; это не жалобное пение соловья, когда зима налагает узы на всех, а вместе и на поющих птиц, но сладкопение Христоносных уст, настраиваемое Самим Богом. Прими теперь от меня сей дар за все благодеяния, 315. какими почтил ты мою седину, мою дружбу, мою болезнь и мое крылатое слово – эту и твою славу, почтил (что всего удивительнее и дороже) еще прежде, нежели видел меня своими очами. Ибо у людей уважение свидетельствуется только в глаза.

Если последуешь сим советам и дашь парусам моим свободное плавание, 320. то трикратно блажен ты, что имеешь такое руководство и такую цель. А ежели не покоришься им, и завистник, который не хочет, чтобы хотя один человек был благоуспешен во всем, так сильно обаял тебя своим лукавым оком; то и тогда да сопровождает тебя сей добрый памятник Григориев. Может быть, впоследствии одобришь мое слово и из малой искры раздуешь в себе высокий пламень. И тогда кто‑нибудь скажет: «Вот великодушный Немесий, который у каппадокийцев держал верные весы правосудия! Он пошел от нас не с обманчивым серебром и золотом, не с благородными крылатыми конями, имеющими отличную славу, 330. потому что он неуязвим был богатством; но вместо всего приобрел великую и светлую жемчужину – Христа». А сим богатством (похвалюсь этим) мои соотечественники каппадокийцы превосходят всех. О, если бы ты, как теперь написан в моих книгах, так вместе с нашими стал написан и в книге небесной!

Прекрасному и доброму сыну Селевку, отрасли благородного корня, приказывая радоваться, сам желаю порадоваться на твою жизнь, похвалиться твоими сведениями и нравами.

5. Во‑первых, имей страх Божий и любовь к Богу, потому что Бог для всякого благомыслящего есть начало и конец целой жизни. А во‑вторых, сын мой, выработай свой нрав, чтобы он был кроток, смирен, воздержан, тверд, приятен, 10. независтлив, правдив, мужествен, мудр, степенен, трудолюбив, постоянен, целомудрен. Вот украшение и для юных и для старых – обогащаться не имуществом, а добрыми нравами! Добрые нравы – это твоя собственность, 15. а имение – вещь обманчивая: оно издевается над недугом богатолюбия и любит улыбаться то одному, то другому, подражая обычаю неверной блудницы, которая разными способами обманывает многих любителей: с одним сближается, другого убегает, тому и другому показывает свою привязанность 20. и ни к одному не имеет искреннего расположения. Богатство по природе своей не имеет в себе никакой твердости; оно уподоб ляется бурным волнам моря, которые в непрестанном своем стремлении то надуваются, то опадают. Поэтому, сын мой, богатей непрестанно добрыми нравами, 25. и будет у тебя сокровище, которого не расхищают воры (Мф. 6:19–20), на которое не устремляются доносчики, которого не вычерпывают своими руками притеснители, не истребляет оружие варваров, но которое, оставаясь в обителях бесплотных, 30. безопасно соблюдается в сокровищницах души, и его не поедает стремительная сила огня, не покрывает волна глубокого моря.

Сберегая это богатство, в собственном смысле тебе принадлежащее и сродное, не допускай его до ржавчины упражнением в науках, 35. занимайся стихотворными книгами, историческими писаниями, красноречивыми произведениями витий, тонкими рассуждениями философов. Но со всем этим обращайся благоразумно, с мудростью собирай отовсюду полезное, 40. с рассудительностью избегай всего, что в каждом писателе есть вредного, подражай работе мудрой пчелы, которая садится на всякий цветок, но весьма умно берет с каждого только полезное. У нее наставницей сама природа, 45. а у тебя есть рассудок. Обильно пожинай, что может доставить пользу, а если что приносит вред, заметив дурное, лети скорее прочь, потому что ум человеческий быстропарящ. Посему что ни написано в похвалу добродетели 50. у воспевающих ее и, напротив того, осуждающих порок, то изучай тщательно, затверживай мысль и красоту выражения. А что суесловили они о богах, какие по научению демонов написали 55. нескромные басни, сказки, достойные смеха и слез, того бойся, как силков и сетей. Когда же будешь читать то и другое, и смешные сказания о богах, и прекрасные рассуждения, 60. тогда презри боговсластолюбцев, уважь же рассуждения и как бы с одного растения, обойдя терны, сорви розы. Вот наилучшее для тебя правило, как читать языческие писания! На какие же писания прилично тебе обратить все свое внимание, о том скажу после, 65. а сперва намерен предложить тебе следующее.

Молодому человеку всеми мерами должно бегать бесед с людьми порочными и не искать в них услаждения. Много людей, которые походят на шелудивых или другой какой болезнью зараженных животных. 70. Они вводят в искушение простодушных юношей: будучи опытны в хитрых обманах, хотят и им передать все свои пороки, как болезнь, чтобы закрыть грехи свои участием в них многих. 75. Остерегайся их, ибо, по слову Павла, тлят обычаи благи беседы злы (1Кор. 16:33). Да, тебе строго надлежит соблюдать следующее правило: имей отвращение от непристойных песней, какие поются в театрах, в зверинцах, на конских ристалищах; гнушайся неприятным зрелищем страданий, 80. житейскими суетами, гидрой наслаждений, неблагоприличными наставлениями людей развратных, для которых одно только отвратительно – целомудрие. Служители их позора имеют искусство гордиться поруганиями, – 85. это лицедеи смешного, они привыкли к пощечинам; еще прежде волос бритвой обрили у себя стыд; стали складочным местом, всякого распутства и срама; для них обратилось в род искусства в глазах у всех и терпеть и делать все непозволенное. 90. А иные из них (еще более жалкий народ) поругали в себе славу мужей, извращениями членов извратив самую природу; это изнеженные мужи, мужеобразные жены, а если говорить правду, ни мужи, ни жены, 95. потому что одним быть перестали, а другим не сделались, и как по нравам уже не то, чем они должны быть по природе, так по природе не могут быть тем, чем желали бы стать по своей превратной воле; это какая‑то загадка распутства, какая‑то нерешенная задача страстей – мужи в женском, а жены в мужском образе. 100. Что же сказал бы иной о заразительности срамных песен, о стихах, ослабляющих добрую настроенность сердца, о свирелях, о плясках блудных вакханалий, за которые у этих жалких людей назначаются даже награды? Чего достойно все это? 105. Похвал ли, зрения и восхищения или слез и рыданий? У них самовластвует смех, естество предается поруганию, воспламеняется разновидный огонь сластолюбия, воздвигаются зрелища для позорных дел, не тайно бесчинствуют пороки, 110. но предлагаются награды за худые наставления. Ты же гнушайся сим, не опозоривай дев, бегай всякого растления очей, и девы да соблюдутся у тебя невинными.

Но еще более избегай кровавых зрелищ, 115. представляемых теми чревоугодниками, у которых бог – чрево (Флп. 3:19). Как рабы чрева, этого гнуснейшего из недугов, они служат злым его велениям. А чрево, жестокий властелин прочих членов, заседая внутри, 120. предает их диким зверям и с жадностью пожирает добытую за них цену. Так прожорливое чрево мучительски вторгает в гортани зверям родные свои члены. А сидящие зрители бесчувственны к этим страданиям; и если человек спасается от зверей, издают вопли, как будто больше самых зверей обманулись в ожидании и просидели напрасно. Но как скоро человек пойман 125. зверем, испускает жалобные крики, отчаянно вопит и лижет персть, – во взоре каждого из зрителей пропадает всякая жалость. И едва увидят они потоки крови, 130. с удовольствием поднимают громкие рукоплескания, радуются при виде того, о чем надлежало плакать, принимают живое участие в зверях и, который из них поймает человека, того поощряют на большую жестокость, 135. раздражают его гнев, как будто сами насыщаются вместе со зверями и заодно с ними пожирают человеческую плоть. И такой горький конец жизни находят для себя эти злые продавцы собственных членов, сперва рабы сладкого куска и потом сами – снедь зверей, люди ненавистные в жизни, жалкие в смерти. 140. Члены же их иные погребены в зверях, другие безжалостно растерзаны зубами, а иные, полурасторгнутые и разбросанные, с разнообразными содроганиями как будто вскакивают, 145. ищут еще случая убежать и представляются бегущими. Не оскверняй же ока своего мерзостями жестоких зрелищ, не смотри на обнаженные тела умирающих людей, на пресытившихся ими зверей, на эти ходячие гробы, и на собратий твоих, поверженных на землю.

150. И зрелище конских ристалищ, которое кажется для многих не столько жестоким, также есть болезнь и язва для души. Оно делит между собой города, возбуждает народ к мятежу, научает войнам, изощряет язык на злословие, 155. рассекает на части гражданские сообщества, вооружает одно семейство против другого, опозоривает старцев, ввергает в бешенство юношей, воспламеняет вражду между искренними друзьями, попирает законы, отваживается на зло, которое еще горестнее исчисленных, 160. то есть в пособие неистовствующим призывать чародеев споборствовать победе, и одну болезнь питает новой болезнью. Ибо как скоро разгорячатся и дойдут до жаркого спора, тотчас бегут к чародеям, а те обращаются к лукавству демонов и с их помощью производят падения, сокрушения, 165. убийства, так как полчище бесов радуется нашим бедствиям. Из этого ясно видно, что зрелище конских ристаний по видимому кроткое, пагубно для душ, потому что доводит до споров, до драки, а сверх того причиняет явный ущерб имуществу. И сколько домов расстроило оно мгновенно! 170. Скольких богатых заставило просить милостыню! Сколько городов, прежде благоустроенных, разорено им до основания! От него буйный мятеж обагрял руки народа кровью властителей, 175. силой оружия доводил города до безлюдства, предавал их в добычу огню и мечу, наказывая за убийства убийствами и за кровопролития кровопролитиями. Посему какой целомудренный человек сделает предметом зрелища не быстроту коней, но состязание чародеев, 180. мятеж, порождающий убийства, язву городов?

Но ты вместо сего увеселяйся науками, с помощью которых, что всего предпочтительнее, образуются нравы. Когда же ум твой, как на поприще, достаточно изведает силы свои в различных произведениях словесности, 185. тогда займи его богодухновенными Писаниями, собирая великое богатство двух Заветов, одного Ветхого и другого всегда Нового; ибо Завет, написанный после первого, есть новый и не будет иметь по себе третьего. 190. Охотно посвяти им все свое внимание; из них научишься, как образовать в себе добрые нравы, как чествовать единого истинного Бога, Который есть вечная Единица и Троица, Отец с Сыном и с Пресвятым Духом, 195. Троица раздельная в Лицах, Единица естеством. Посему не сливай Ипостасей численно и, обратно, покланяясь Богу, не рассекай естества. Одна Троица, один Бог Вседержитель. Такова преутонченная тайна благочестия! 200. И путь истины действительно тесен – это стезя, сжатая и окруженная стремнинами. Кто поскользывался с нее в ту или другую сторону, тот падал в глубокие пропасти заблуждения. Так случилось с Савеллием, который приближается к иудеям, 205. и с Арием, который подражает идолослужителям: один сливает ипостась Лиц, другой злочестиво делит сущность. Но ты неуклонно держись среднего пути: разделяй, сколько нужно, и сочетай, сколько позволительно, 210. потому что Троица сочетается неслитно, а также и Единица делится нерассекаемо, ибо естество нерассекаемо, а Ипостаси вечно пребывают совершенно неслитными. Будь и ты хранителем сих догматов 215. и как искренним исполнителем заповедей, так мудрым во всех таинственных созерцаниях, непрестанно преуспевая и никогда не надмеваясь. В таком случае процветет в тебе болшая благодать.

Смотри! Верный Моисей, 220. сей Божий человек, образец добродетельной жизни, обучившийся первоначально всей египетской мудрости, хотя воспитан был в недрах богатства, однако же добровольно предался бегству, стал бедным и египетскую роскошь 225. променял на рабскую трапезу пастырей в пустыне, славе мучителей предпочитая скорбную жизнь, пока не был признан достойным совершенных видений, пока не узрел величайшую тайну Ангела, явившегося в огне горящей купины. А потом, удостоенный того, 230. чтобы первому из живших тогда услышать глас Божий, и приняв власть, избавляет уже от рабского ига стенящий народ и по Божию определению делается начальником всего племени. Но, достигнув и такой высоты, не превозносится, 235. а называет себя худогласным и косноязычным (Исх. 4:10), говорит, что он немощен, чтобы, думая о себе смиренно, пребыть крепким. Блюди в себе и ты образец такой жизни, образуй себя по подобию Моисея. 240. И сведения свои в эллинской словесности, как судия, который произносит приговор по закону, покори (что и прилично) в служение свободе истинных догматов и премудрому умозрению Писаний. 245. Ибо самая справедливость требует, чтобы духовная мудрость, как горняя и происшедшая от Бога, господствовала над ученостью дольней, как над служительницей, которая должна не надмеваться напрасно, но приобучаться к скромному служению. 250. Ибо дольняя мудрость да будет рабой мудрости Божественной!

Но, впрочем, особенно тебе надлежит знать и то, что не всякая книга, имеющая достоуважаемое имя Писания, несомненно такова. Ибо есть, точно есть, и лжеименные 255. книги; и из них иные составляют нечто среднее и, как сказал бы иной, смежны со словом истины, а другие подложны и крайне сомнительны, как монеты поддельного чекана и состава, которые хотя имеют на себе царскую надпись, 260. но по причине подмеси худшего вещества не соответствуют надписанной цене. Посему наименую тебе каждую из богодухновенных книг и, чтобы раздельнее узнать тебе сие, переименую сперва книги Ветхого Завета.

Пятокнижие заключает в себе: Творение, Исход, 265. в середине Левитскую книгу, за ней Числа, потом Второзаконие. К сим книгам присовокупи Иисуса и Судей, потом Руфь, четыре книги Царей, две книги Паралипоменон. 270. За ними следует Ездра первый и потом Ездра второй. После сего наименую тебе пять книг стихотворных: венчанного за подвиги в разнообразных страданиях Иова, книгу Псалмов – благопотребное врачевство для души, три книги Соломоновы: Притчи [этого] мудреца, 275. Екклесиаст и Песнь Песней. К сим книгам присовокупи двенадцать пророков: первого Осию, второго Амоса, потом Михея, Иоиля, Авдию и Иону – образ Его тридневного страдания, 280. после них Наума, Аввакума, девятого Софонию, потом Аггея, Захарию и двуименного ангела Малахию. После них обрати внимание на четырех пророков: свободно вещающего, великого Исаию, 285. сострадательного Иеремию, таинственного Иезекииля и последнего Даниила, мудрейшего и словом и делами. К сим причисляют некоторые Есфирь.

Теперь уже мне время сказать и о книгах Нового Завета. 290. Принимай четыре только Евангелия: Матфея, потом Марка, к нему присовокупи третьего Луку, Иоанна же считай по времени четвертым, а по высоте догматов первым, ибо справедливо наименую его сыном громовым (Мк. 3:17) 295. – он всех громче возгремел о Божием Слове. Принимай и вторую книгу Луки, книгу вселенских Деяний апостолов. После сего присовокупи сосуд избрания, проповедника языков, апостола 300. Павла, который премудро написал Церквам четырнадцать посланий: одно к римлянам, к которому должно присовокупить два послания к коринфянам, одно к галатам, одно к ефесеям, после сего одно к живущим в Филиппах, потом одно, написанное 305. к колоссянам, два к фессалоникийцам и два к Тимофею, еще к Титу и к Филимону, к каждому по одному посланию, и одно к евреям. Иные послание к евреям называют подложным, но говорят несправедливо, потому что в нем подлинная благодать. 310. Что же еще остается? Соборных посланий принимать должно, по словам одних, семь, а по словам других, только три: одно Иаковлево, одно Петрово и одно Иоанново; некоторые же принимают три Иоаннова послания, 315. два Петрова и сверх того седьмое послание Иудино. Подобным образом Апокалипсис Иоаннов иные причисляют, а многие называют подложным.

Таков да будет нелживейший канон богодухновенных Писаний. 320. Если будешь повиноваться им, то избежишь сетей мира, а суету надежд повергнешь долу и щедрой рукой станешь рассевать нищим скоротечное богатство в ожидании несомненной жатвы, потому что посеваемое здесь вносится в небесную сокровищницу. 325. Последуй же Христу, премудрому Божию Слову. И ты, преблаженный, преисполненный всех утешений, для многих, и старых и юных, явишься звездой, потому что благочестивая жизнь сияет паче звезд. Лик пророков, мучеников, апостолов 330. тебя, как собственный член их сонма, окружит и увенчает с победными рукоплесканиями; и ты, стяжав нескончаемую славу, возрадуешься, как ликовствующий среди Ангелов венценосец.

Будь здоров и помни написанное. 335. Приветствуй от меня тетку свою Олимпиаду – сей одушевленный образ честности, чистоты и подвижничества, сию печать веры.

Если бы ты, Селевк, пожелал знать число посылаемых к тебе ямбов, то да будет тебе известно, что их триста, столько же десятков и три единицы. 340. Ибо желаю, сын, чтобы всегда была для тебя вожделенна Троица.