Книга
Мудрейшие из евреев говорят, что у них в древности был один особенно прекрасный и похвальный закон, которым не во всяком возрасте дозволялось читать всякую книгу Писания. – Ибо чтение это не было бы и полезно, потому что не всякая книга всякому с самого начала понятна, а по своему внешнему смыслу может для многих обратиться во вред при том, что заключает в себе глубокий смысл. Напротив, книги, которые и по внешнему смыслу назидательны, были с самого начала открыты всякому и находились в общем употреблении; а книги, которые под неважной оболочкой скрывают таинственную красоту – награду усиленных исканий и светлой жизни, – просиявающую и удобосозерцаемую только для имеющих очищенный ум, доверяемы были уже переступившим двадцатипятилетний возраст, потому что только в этом возрасте человек может стать выше чувственного и с успехом восходить от буквы к духу. Но у нас между временем, когда учить и когда учиться, нет никакого предела, подобного камням, поставленным издревле между коленами за Иорданом и коленами по эту сторону Иордана. У нас не дано дозволений одним на то, другим на другое и не положено никакого правила касательно способностей; напротив, все это оставлено без внимания и слито. И мы так худо поступаем, что большая часть из нас (чтоб не сказать: все) почти прежде, чем острижем у себя первые волосы и оставим детский лепет, прежде, нежели войдем во дворы Божии, узнаем наименования Священных Книг, научимся распознавать письмена и писателей Ветхого и Нового Завета (не говорю: прежде, нежели омоем душевную нечистоту и гнусность, какими покрыл нас грех), если только затвердим два или три слова о благочестии – и то понаслышке, а не из книги, если хоть немного ознакомимся с Давидом, если умеем ловко надеть плащ или до пояса походить на философа (о чудное председательство и велемудрие! Конечно, Самуил священ и в пеленах!), мы уже и мудры, и учителя, и высоки в божественном, первые из книжников и законников, сами себя посвящаем в небесные, желаем, чтобы люди звали нас: учитель (см. Мф. 23, 7) нимало не смотрим на букву, все хотим разуметь духовно (сколько грез! Какое обширное поле пустословию!); и мы стали бы негодовать, если бы нас не очень хвалили. Таковы те из нас, которые еще скромнее и проще других; каковы же более духовные и благородные (1)?