Болесть

– Сходи-ка, старуха, невестку проведать,

Не стала б она на дворе голосить?

– А что там я стану с невесткою делать?

Ведь я не могу ей руки подложить.

Вот нажили, Бог дал, утеху под старость!

Твердила тебе: захотел ты, мол, взять,

Старик, белоручку за сына на радость, –

Придется тебе на себя попенять; –

Вот так и сбылось! Что ни день – с ней забота:

Тут вот то не так, там вон то не по ней,

То, вишь, не под силу ей в поле работа,

То скажет: в избе зачем держим свиней.

Печь топишь, – головка от дыму кружится,

Все ей вот опрятной да чистою быть;

А хлев велишь чистить, – ну, тут и ленится;

Чуть станешь бранить, – и пойдет голосить:

Их-ох! Их-ох!

– Старуха, побойся ты Бога!

Зачем ты об этом кричишь день и ночь?

Ну, знахаря кликни: беды-то не много, –

У бабы ведь болесть, ей надо помочь.

А лгать тебе стыдно! Она не ленится,

Без дела и часу не станет сидеть;

Бранить ее станешь, – ответить боится,

Коли ей уж тошно, – уйдет себе в клеть.

И плачет украдкой и мужу не скажет

Зачем, дескать, ссору в семье начинать?

Смотри же, Господь тебя, право, накажет,

Невестку напрасно не след обижать.

– Ох, батюшка, кто говорит-то – досада!

Лежи на печи, коли Бог наказал;

Ослеп и оглох, ну, чего ж тебе надо?

Туда же жену переучивать стал!

И так у меня от хозяйства по дому,

Хрыч старый, вот этак идет голова!

Вишь, важное дело, что взял он за сына

Разумную девку, мещанскую дочь, –

Ни платья за нею, казны ни алтына,

Теперь и толкует: ей надо помочь!

Пришла в чужой дом и болезни узнала,

Нет, я еще в руки ее не взяла...

Тут шорох старуха в сенях услыхала

И смолкла. Невестка в избушку взошла.

Лицо у больной было грустно и бледно;

Как видно, на нем положили следы

Тяжелые думы и труд ежедневный,

И тайные слезы, и горечь нужды.

– Ну, что же, голубушка, спать-то раненько,

Возьми-ка, мне на ночь постель приготовь

Да сядь, поработай за прялкой маленько, –

Невестке сквозь зубы сказала свекровь.

Невестка за свежей соломой сходила,

На нарах в сторонке ее постлала,

К стене в изголовье зипун положила,

Присела на лавку и прясть начала.

В избе было тихо. Лучина пылала.

Старик беззаботно и сладко дремал,

Старуха чугун на полу вытирала, –

И только под печью сверчок распевал,

Да кот вкруг старухи ходил, увивался

И, щурясь, мурлыкал; но баба ногой

Толкнула его, проворчав: разгулялся!

Гляди, перед болестью, видно, какой.

Вдруг дверь отворилась: стуча сапогами,

Вошел сын старухи, снял шапку, кафтан,

Ударил их об пол, тряхнул волосами

И крикнул: «Ну, матушка, вот я и пьян!»

– Что это ты сделал? когда это было?

Ты отроду не пил и капли вина.

– Я не пил, когда мое сердце не ныло,

Когда, как былинка, не сохла жена!

– Спасибо, сыночек!.. Спасибо, беспутный!

Уж я и ума не могу приложить!

Куда же мне деться теперь, бесприютной

Невестке что скажешь, начнет голосить,

Не то сложит руки, и горя ей мало.

Старик только ест да лежит на печи,

А вот и от сына почета не стало,

Живи – сокрушайся, терпи да молчи!

Ах, Царь мой небесный! Да это под старость.

Хоть руки пришлось наложить!

Взрастила, взлелеяла сына на радость,

Он мать-то уж скоро не станет кормить!

– Не правда! я по смерть кормить тебя буду!

Я лучше зипун свой последний продам.

Пойду в кабалу, а тебя не забуду

И крошку с тобой разделю пополам!

Ты мною болела, под сердцем носила

Меня, и твоим молоком я вспоен,

Сызмала меня ты к добру приучила,

И вот тебе честь и земной мой поклон.

Да чем же невестка тебе помешала?

За что на жену-то мою нападать?

– Гляди ты, беспутный, пока я не встала,

Я скоро заставлю тебя замолчать!

– На, бей меня, матушка! бей, чтоб от боли

Я плакал и выплакал горе мое!

Эх-ма! не далось мне таланта и доли!

Когда ж пропадешь ты, худое житье?

– Вот дело-то! жизнь тебе стала постыла!

Ты вздумал вино-то от этого пить?

Так вот же тебе!..

И старуха вскочила

И кинулась палкой сына учить.

Невестка к ней броситься с лавки хотела,

К ней только что вскрикнула: «сжалься хоть раз!»

И вдруг пошатнулась назад, побледнела

И на пол упала.

– Помилуй ты нас,

Царица небесная, Мать Пресвятая!

Ах, батюшки! где тут вода-то была?

Что это с тобою, моя золотая? –

Над бабой свекровь голосить начала.

– Ну, матушка, Бог тебе будет судьею! –

Сын тихо промолвил и сам зарыдал.

– Чай, плачут? Аль ветер шумит за стеною? –

Проснувшись, старик на печи рассуждал: –

Не слышу. Чай, сын о жене все горюет;

У ней это болесть, тут можно понять,

Старуха не смыслит, свое мне толкует,

А нет, чтобы знахаря к бабе позвать.

Никитин.