Святитель Иоанн Златоуст: пророк благодати

Златоуст был деятельным проповедником. Он любил проповедовать и считал проповедование долгом христианского священнослужителя. Духовенство это сила, но сила слова и увещевания. Это отличительная черта христианской силы. Цари принуждают, священники увещевают. Первые действуют повелением, последние советом. Пастыри взывают к человеческой свободе, человеческой воле, и призывают к решениям. Как говорил сам Златоуст, – «нам заповедано совершать спасение людей словом, кротостью и увещеванием». Весь смысл человеческой жизни для Златоуста заключался в том, что она была, и должна быть жизнью в свободе, а значит, жизнью служения. В своей проповеди он постоянно говорил о свободе и решении. Свобода была для него образом Бога в человеке. Христос, как постоянно напоминал Златоуст, пришел именно для того, чтобы исцелить волю человека. Бог всегда действует так, чтобы не разрушать нашу собственную свободу. Сам Бог действует призывами и увещеваниями, не принуждением. Он указывает верный путь, взывает и призывает, и предостерегает от опасностей греховности, но не принуждает. Христианские пастыри должны действовать таким же образом. По темпераменту Златоуст был скорее максималистом, бывал резок и строг, но он всегда был против принуждения, даже в борьбе с еретиками. Он настойчиво утверждал, что христианам запрещается применение насилия даже в благих целях: «Наша война не живых делает мертвыми, но мертвых живыми, ибо полна кротости и смирения... Я гоню не делом, но словом, и преследую не еретиков, но ересь... Мне привычно терпеть преследования, а не преследовать, – быть гонимым, а не гнать. Так и Христос побеждал как Распятый, а не как распинающий». Для него сила христианства была в кротости и терпимости, а не во власти. Нужно быть суровым к себе и кротким с другими.

Да, Златоуст отнюдь не был сентиментальным оптимистом. Его диагноз человеческого состояния суров и мрачен. Он жил во времена, когда в церковь внезапно хлынули толпы номинальных новообращенных. У него возникло впечатление, что он проповедует мертвым. Он наблюдал недостаток милосердия и торжество несправедливости, и видел их практически в апокалипсической перспективе: «Мы погасили ревность, и тело Христово стало мертвым». У него было впечатление, что он обращается к людям, для которых христианство просто мода, пустая форма, образ действий и чуть больше: «Из числа столь многих тысяч нельзя найти больше ста спасаемых, да и в этом я сомневаюсь». Его смущало больше число предполагаемых христиан: «лишняя пища для огня».

Благополучие было для него опасностью, худшим видом гонения, хуже, чем открытое гонение. Никто не видит опасностей. Благополучие порождает беспечность. Люди засыпают, а дьявол умерщвляет спящих. Особенно тревожило открытое и целенаправленное снижение идеалов и требований, даже в среде духовенства. Соль теряла смысл. Он реагировал на это не только словесным внушением и укором, но и делами благотворительности и любви. Он отчаянно боролся за обновление общества, за исцеление социальных язв. Он проповедовал благотворительность и осуществлял ее на деле, организуя больницы и сиротские приюты, помогая бедным и беспомощным. Он хотел восстановить дух деятельной любви. Он хотел от христиан большей активности и ответственности. Христианство для него было именно «Путем», как его порой называли во времена Апостолов, и сам Христос был «Путем». Златоуст всегда был против любых компромиссов, против политики умиротворения и согласования. Он был пророком целостного христианства.

Златоуст был в основном проповедником нравственности, но его этика имела глубокие корни в вере. Он разъяснял Писание своей пастве, и его любимым автором был святой апостол Павел. В его посланиях видна органическая связь веры и жизни. У Златоуста была любимая догматическая тема, к которой он постоянно возвращался: прежде всего – это тема Церкви, тесно связанная с учением об Искуплении, как Первосвященнической жертвы Христа; Церковь – новое бытие, жизнь Христа, и жизнь Христа в человечестве. Затем, тема Евхаристии, как о таинстве и жертве. Вполне справедливо называть Златоуста – как его и называли – «евхаристическим учителем» – doctor eucharisticus. Эти две темы связаны. Церковь живет в Евхаристии и через нее.

Златоуст был свидетелем живой веры, и по этой причине его голос с таким трепетом слушали и на Востоке, и на Западе; но для него вера была нормой жизни, а не просто теорией. Догмы необходимо претворять на практике. Златоуст проповедовал Евангелие Спасения, благую весть о новой жизни. Он не был проповедником независимой этики. Он проповедовал Христа, Распятого и Восставшего, Агнца и Первосвященника. Праведная жизнь была для него лишь успешной проверкой праведных верований. Вера осуществляется в делах, благотворительности и любви. Без любви вера, созерцание и видение таинств Господних невозможно. Златоуст наблюдал отчаянную борьбу за истину в современном ему обществе. Его всегда интересовали живые души; он говорил с человечеством, с живыми людьми. Он всегда обращался к пастве, за которую считал себя ответственным. Он всегда обсуждал насущные дела и ситуации.

Одной из его постоянных и любимых тем было богатство и нищета. Эта тема предписывалась или диктовалась обстановкой, в которой Златоусту приходилось проповедовать. Ему приходилось сталкиваться с жизнью в больших переполненных городах со всеми напряженными отношениями богатых и бедных. Он просто не мог избегать социальных проблем, не отрывая христианство от жизни, но для него социальные проблемы были в высшей степени религиозными и этическими. Он не был преимущественно социальным реформатором, несмотря на все свои планы христианского общества. Его интересовали пути христиан в мире, их обязанности, их призвание.

В его проповедях мы находим, прежде всего, проницательный анализ социальной ситуации. Он обнаруживает слишком много несправедливости, холодности, равнодушия, страдания и горя в обществе своего времени. И он хорошо видит, до какой степени это связано со стяжательским духом современного общества, стяжательским духом жизни. Этот стяжательский дух порождает неравенство, а, следовательно, и несправедливость. Он не только сетует на бесплодную роскошь жизни; он опасается богатства как постоянного искушения. Богатство соблазняет богатых. Само по себе богатство не есть ценность. Это театральная маска, скрывающая подлинный образ человека, но те, кто имеют владения, начинают лелеять их и вводятся в заблуждение; они начинают ценить их и полагаться на них. Всякие владения, и не только крупные, опасны постольку, поскольку человек начинает полагаться на то, что по самой природе есть нечто тленное и мнимое.

В этом Златоуст очень близок к Евангелию. Сокровища должно собирать на небесах, не на земле, и все земные сокровища нереальны и подвержены порче. «Любовь к богатству неестественна», – говорил Златоуст. Это лишь бремя для души, и бремя опасное. Оно порабощает душу, отвлекает ее от служения Господу. Христианский дух это дух отречения, а богатство привязывает человека к неодушевленным вещам. Стяжательский дух искажает видение, извращает перспективу. Златоуст неукоснительно следует предписаниям Нагорной проповеди. «Не тревожьтесь о жизни своей, что вам есть, ни о теле, что надеть...» Жизнь больше, чем одежда и пища, а страстное желание – преимущественный настрой стяжательского общества.

Христиане призываются отречься от всякой собственности и следовать за Христом с полной уверенностью и упованием. Владения могут быть оправданы только использованием: накормить голодных, помочь бедным, и раздать нищим. Здесь главная напряженность, и, главный конфликт между духом Церкви и настроением мирского общества. Жестокая несправедливость реальной жизни – кровоточащая рана этого общества. В мире горя и нужды все владения неправедны – это доказательства холодности и признаки маловерия. Златоуст даже осуждает великолепие в храмах. «Церковь, – говорил он, – есть торжествующий собор ангелов, а не лавка серебряных дел мастера. Церковь требует в дар души, – ведь ради душ принимает Бог и прочие дары. Чаша, которую Христос подавал ученикам на Тайной Вечере, не была золотой. Но она была безмерно ценной. Если хотите почтить Христа, почитайте его нагого в лице бедного. Что пользы в том, чтобы нести шелк и драгоценные металлы в храм, когда Христос страдает за дверью от холода и наготы. Что пользы в том, что храм полон золотых сосудов, когда сам Христос голодает. Вы делаете золотые чаши, но не дадите чашу студеной воды нищему. Христос, как бездомный странник, бродит по земле и просит милостыню, а вы создаете украшения вместо того, чтобы принять Его».

Златоуст полагал, что все сбережения в каком-то смысле украдены у бедных. Нельзя быть богатым кроме как за счет сохранения бедности остальных. Корень богатства всегда в определенной несправедливости. Но и бедность для Златоуста не добродетель сама по себе. Бедность для него означала, прежде всего, нищету и нужду, страдания и боль. Поэтому Христос находится среди бедных и приходит к нам в виде нищего, а не богача. Бедность благословенна лишь, когда принимается радостно во имя Христа. У бедных меньше забот, чем у богатых, они более независимы, во всяком случае, по возможности. Златоуст прекрасно понимал, что бедность тоже может быть искушением, ибо это не только бремя, но и стимул зависти или отчаяния. И по этой причине он хотел бороться с бедностью, чтобы не только облегчить страдания, но и устранить искушения.

Златоуст всегда интересовался этическими проблемами. У него было собственное видение справедливого общества, и первой предпосылкой, по его мнению, было равенство. Это первое требование подлинной любви. Но Златоуст пошел гораздо дальше. Он понимал, что в мире есть один обладатель всех вещей – Господь Бог, Творец всего сущего. Строго говоря, никакой частной собственности быть не может. Все принадлежит Богу. Все дается человеку Богом в аренду, а не в опеку, по усмотрению Божьему. Златоуст добавлял: все Божье, кроме добрых деяний человека – только этим может обладать человек. А раз все принадлежит Богу, нашему общему Господину, то все дается в общее пользование. Разве это не относится и к мирским вещам? Города, рынки, улицы – разве это не общая собственность? Божье хозяйство того же рода. Вода, воздух, солнце и луна, и все сущее предназначено для общего пользования. Ссоры обычно начинаются, когда люди пытаются присвоить вещи, по своей природе не предназначенные для частной собственности одних за исключением всех прочих.

Златоуст испытывал серьезные сомнения в отношении частной собственности. Не начинаются ли раздоры, когда впервые вводится строгое разграничение на мое и твое? Златоуст интересовался не столько следствиями, сколько причинами, направленностью воли. Где будет человек собирать свои сокровища? Златоуст выступал за справедливость в защиту человеческого достоинства. Разве не каждый человек создан по образу Божьему? Разве Бог не желал спасения и обращения каждого отдельного человека, независимо от его положения в жизни, и даже от его поведения в прошлом? Все призваны раскаяться, и все могут раскаяться. Однако в его учении не забыты и материальные вещи. Материальные блага также происходят от Бога, и сами по себе они не дурны. Дурно только несправедливое использование благ, к выгоде одних, когда другие голодают. Ответ – любовь. Любовь не эгоистична, «не честолюбива, не своекорыстна». Златоуст вспоминает раннехристианскую Церковь. «Посмотрите на прирастание благочестия. Они отвергали свои богатства и ликовали, и радовались, ибо обретали большее богатство без труда. Никто не попрекал, никто не завидовал, никто не злобствовал; не было гордыни, не было презрения. Ни слова о моем и твоем. Поэтому радость прислуживала им за столом; никто не ел свое или чужое. И никто не считал собственность братьев своих чужой для себя; это была собственность Господа; и не считали они, что каждому свое, но все было братское». Как это было возможно – спрашивает Златоуст: по вдохновению любви, в признание бездонной любви Господа.

Златоуст никоим образом не проповедует «коммунизм». Сам образец может быть обманчив, как и всякий другой. Здесь главное – дух. То, что Златоуст проповедовал в городах, монахи ревностно применяли в своих сообществах, делами доказывая, что Бог – единственный Господин и владелец всего. Златоуст рассматривал монашескую жизнь не как расширенный курс для избранных, а как нормальный евангельский образец для всех христиан. В этом отношении он полностью согласен с главным преданием древней Церкви от святого Василия и блаженного Августина вплоть до преподобного Феодора Студита в более поздние времена. Но сила монашества не только в самом образце, но в духе преданности, в выборе «высшего предназначения». Разве это призыв к немногим? Златоуст подозревал неравенство во всем. Разве не опасно разграничение на «сильного» и «слабого»? Кто может судить и решать заранее? Златоуст всегда думал о реальных людях. В его подходе людям просматривается некий внутренний индивидуализм, но превыше всего он ценил единодушие – дух солидарности, общей заботы и ответственности, дух служения. Никто не может прирастать добродетелью, если не служит братьям своим. По этой причине он всегда уделял особое внимание благотворительности. Те, кто не творят добрые дела, не войдут в брачные покои Христа. Недостаточно – говорит он – воздевать руки к небесам, протяните их нищим, и Отец услышит вас. Он указывает, что, согласно притче о Страшном суде, единственный вопрос, который там будет задан, это вопрос о благотворительности. Но и это у него не просто нравоучение. Его этика имела явную мистическую глубину. Истинный алтарь есть тело самих людей. Недостаточно поклонение у алтарей. Есть другой алтарь из живых душ, и это алтарь самого Христа, Его Тела. Приношение праведности и милосердия нужно также совершать на этом алтаре, чтобы наши приношения могли явиться перед лицом Господа. Благие дела должны вдохновляться предельной верностью и преданностью Христу, пришедшему в мир, чтобы избавить его от нужды, горя и боли.

Златоуст не верил в отвлеченные схемы; он страстно верил в творящую силу христианской любви. Именно поэтому он стал учителем и пророком для Церкви на все времена. В юности он провел несколько лет в пустыне, но не пожелал остаться там. Для него монашеское уединение было лишь периодом подготовки. Он вернулся в мир, чтобы провозгласить силу Евангелия. Он был миссионером по призванию; он обладал апостольским и евангельским рвением. Он хотел делиться вдохновением с братьями. Он хотел трудиться для созидания Царства Божьего. Он молился о вещах повседневной жизни, чтобы никому не пришлось удаляться в пустыню в поисках совершенства, ибо такая же возможность будет и в городах. Он хотел реформировать сам город, и с этой целью избрал путь священства и апостольского служения.

Была ли это утопическая мечта? Можно ли преобразовать мир и преодолеть мирское в мире? Добился ли Златоуст успеха в своей миссии? Его жизнь была бурной и трудной, это была жизнь стойкости и мученичества. Он подвергался преследованиям и гонениям не только от язычников, но и от мнимых братьев, и умер бездомным, как пленник в изгнании. Все, что пришлось претерпеть, он принимал в духе радости, как от руки Христа, тоже гонимого и казненного. Церковь благодарно признала этого свидетеля и торжественно провозгласила Златоуста одним из «вселенских учителей» на все времена.

В сочинениях Златоуста присутствует необычный оттенок современности. Его мир напоминал наш мир напряженностей, мир нерешенных проблем во всех сферах жизни. Его наказ может относиться к нашему веку не менее, чем к его собственному. Но его главный наказ – призыв к целостному христианству, в котором вера и благотворительность, верование и практика органически связаны в безусловном подчинении человека всеобъемлющей любви Бога, в безусловной вере в Его милосердие, и безусловной преданности служения Ему через Иисуса Христа Господа нашего.