Еванстон 1954. Протоиерей Георгий Флоровский Нью-Йорк, ноябрь 1954 г.

Большие икуменические собрания всегда привлекают всеобщее внимание и вызывают ожидания и надежды. С другой стороны, совершенно очевидно, «успех» таких собраний, в очень значительной мере, зависит от их «подготовки». И, в конечном счете, главная и основная работа производится или совершается не на больших съездах.

Это не умаляет их значение. Самая встреча представителей разных стран и традиций есть несомненное событие. Однако, не следует забывать, что «встреча» имеет, так сказать, свой предельный «объем», по причинам как техническим, так и психологическим, и за этими пределами она становится неподлинной и нереальной. «Встретить» на достаточно глубине и с достаточной отзывчивостью и ответственностью несколько сот человек просто никто не может, в особенности вдруг, когда каждый встречаемый есть совсем новый человек. Практически, всегда происходит выбор, отбор, обдуманно или случайно, и здесь многое зависит от подхода и предпосылок (и «предрассудков» тоже). За известными пределами (но личная «емкость» восприимчивости очень разнится в отдельных случаях) начинается своего рода «внушение», смутное чувство «масс», и самовнушение. Оттого так противоречивы бывают обычно впечатления очевидцев. «Впечатления» всегда условны и относительны, и свидетельствуют о получающем их не менее, чем о том, от чего и о чем впечатления получаются. Это особенно очевидно в случае больших, «всемирных», собраний и встреч. Цельное и объемлющее впечатление от них вообще превышает вместимость и «емкость» индивидуального восприятия. Не менее важно и то, что подлинный смысл каждого отдельного собрания и «встречи» может быть распознан и вполне воспринят только в исторической перспективе.

Смысл Еванстонской конференции, в частности, может быть определен только в перспективе роста и развития всего так называемого «икуменического движения», и, в особенности, в перспективе развития и сложения «Всемирного Совета Церквей», возникшего в результате скрещения и объединения двух предыдущих икуменических движений, известных под именем: «Вера и церковный строй», и «Жизнь и делание», – Faitn and Order и Life and Work. Вне этой перспективы оценка и даже самое восприятие Эванстонской конференции вряд ли возможно. Наконец, нужно помнить, что по самому замыслу, и по силе формальной «конституции», большие икуменические собрания имеют весьма ограниченную компетенцию и весьма скромную задачу. Никаких «решений», в собственном смысле слова, они не принимают, и даже не имеют права принимать. Они никогда не идут дальше «обсуждения» и иногда «советов» (рекомендаций). Большие съезды, «Ассамблеи» Всемирного Совета Церквей, обсуждают доклады, представленные подготовительными комиссиями и обычно их «принимают» (не следует забывать, что английское техническое слово: receive резко отличается от более сильного: accept, гораздо мягче и неопределеннее, чем русское «принять», – лучше было бы сказать: «получают», но это по-русски было бы нескладно), с тем, чтобы препроводить («переслать») их церквам – членам Совета, для их обсуждения и заключения.

Иными словами, задача «Ассамблеи» в том, чтобы привлечь внимание самих церквей к тем или иным вопросам, с предположительными ответами или даже без них, и вызывать их реакцию, и, вместе с тем, снабдить их достаточным материалом для суждения. Можно даже сказать, что главная задача всего Совета как такового в том и состоит, чтобы возбуждать и поддерживать внимание отдельных церквей к разнообразным темам и проблемам христианского сознания и действия. Весь процесс, конечно, в значительной мере зависит от характера и «качества» предварительной подготовки, т. е. от выбора и постановки вопросов. Поэтому работа подготовительных комиссий, в известном смысле, важнее, чем большие съезды, но она производится не так открыто и публично, не так «поражает воображение», как грандиозные съезды, и не привлекает к себе внимания «широких кругов».

В частности, три «доклада». Совещательной Комиссии на основную тему Еванстонской Конференции («Христос – Надежда мира»), выработанные на трех собраниях (каждый раз от 7 до 10 дней) в три последовательные года, с 1951 по 1953, гораздо значительнее, чем, по неизбежности, торопливое и, в значительной мере, случайное обсуждение последнего из них на самой «Ассамблее». Конечно, обсуждение это имело большую ценность, особенно обсуждение в «секциях», т. е. в сравнительно небольших группах (около 40–50 человек в каждой), и свод критических и дополнительных замечаний, сделанных в этом процессе обсуждения (он будет скоро опубликован), весьма реально обогатит доклад комиссии. Но, очевидно, самое обсуждение было возможно только потому, что определенный «доклад» был вообще представлен, и его характер определил направление «прений», хотя бы это и было, отчасти, от противного.

Любопытно, что преобладающее настроение Ассамблеи, по отношению к докладу Совещательной Комиссии, было скорее уклончивое и сдержанно, что, прежде всего, означало признание трудности, или даже невозможности, в большом и торопящемся собрании, делать какие бы то ни было разработанные «заявления» на темы исключительной важности, сложности, и глубины. Даже «рекомендация» доклада Комиссии для обсуждения в церквах была сделана в выражениях очень осторожных и общих. Одно время даже казалось вероятным, что Ассамблея даже вовсе воздержится от всякой «рекомендации». Однако, и в этом случае, доклад Комиссии, и именно он (ибо ничего другого в руках Ассамблеи не было), был бы «сообщен» церквам для обсуждения и на заключение. Иными словами, не то – самое важное, что, так сказать, бросается в глаза и поражает воображение, а часто именно не так заметная, но настойчивая и длительная работа небольших групп и даже отдельных деятелей.

Вот почему было бы неправильно и опасно основывать на «впечатлениях» от Еванстонского съезда, как такового, и в особенности на впечатлениях сторонних наблюдателей и случайных посетителей (включая, может быть, прежде всего представителей прессы), общее суждение и заключение о характере и возможностях той икуменической работы, которая ведется Всемирным Советом Церквей. Напротив, самые «впечатления» нуждаются в спокойной проверке, через более широкое ознакомление с икуменической работой в ее полном объеме, и в перспективе ее развития за последние десятилетия, и через объективное и беспристрастное изучение самих икуменическихтем и вопросов, по существу.

Основная тема Еванстонского съезда, и его motto, была о христианской надежде: Христос – надежда мира. Обсуждение темы в значительной мере было предопределено докладом комиссии. Пересказывать его невозможно (он легко доступен в печатном виде, на трех языках). Нет возможности рассказать в подробностях и его предысторию: ее можно проследить, сопоставляя три последовательных доклада комиссии. Достаточно подчеркнуть, в чем в сущности состояла основная трудность, и главный пункт разногласия, достаточно очевидного и внутри самой комиссии.

С самого начала работы комиссии стало ясно, что тема о Христианской Надежде есть по существу тема эсхатологическая, т. е. относится, так или иначе, к последнему и окончательному упованию христиан, к тому окончательному «чаю», которым завершается вселенский Символ Веры. Для многих членов комиссии такая постановка, или ориентация темы была не только неожиданной, но и вовсе неприемлемой. Такая же реакция последовала и в более широких икуменических кругах. Казалось странным связывать надежду со Страшным Судом и Вторым Пришествием, – об этих членах веры как-то давно стало необычно говорить; не ли в таком «эсхатологическом ударении» нездоровой экзальтации? и можно ли «Второе Пришествие» понимать буквально? В этой реакции смешивались разнообразные мотивы: еще не изжитый до конца богословский «либерализм», с одной стороны; своего рода «пиетизм», с его ударением на индивидуальной судьбе человека, решение которой мыслится независимо от «судьбы» и «смысла истории». К этому присоединялся, впрочем, и более убедительный богословский мотив: не связана ли христианская надежда прежде всего с Первым Пришествием, больше чем со «Вторым», т. е. уже совершившимся Спасением мира, и тем его обновлением, которое продолжает совершаться в Церкви, со времени Воскресения и Сошествия Святого Духа. Не следует ли прежде всего смотреть назад, к Евангельской истории, более чем вперед? Однако, не обращена ли надежда, по самой природе своей, именно вперед? Во всяком случае, «эсхатологическая ориентация», которая, несмотря на настойчивые возражения значительного меньшинства комиссии была ясно выражена в первом «докладе» этой Совещательной Комиссии, не была в действительности такой односторонней и исключительной, как-то часто утверждалось. Перспектива не была нарушена, и будущее истолковывалось в свете прошедшего, т. е. «совершившегося». Однако, под давлением критической реакции в разных кругах, во втором «докладе» Комиссии «эсхатологический» упор был окончательно смягчен, и практическая сторона вопроса получила большее развитие. Еще сильнее это сказалось в окончательном «третьем» докладе. Тем не менее, как-то стало очевидно при обсуждении этого доклада в Еванстоне, и в этой смягченной, или скорее «рассеянной» форме, для многих доклад комиссии показался чрезмерно «эсхатологическим». Это недоверие к эсхатологической ориентации не имело конфессионального характера. В разногласии об эсхатологии сказывалось скорее различие богословских замыслов и темпераментов, с которым можно встретиться почти что во всех христианских традициях.

«Декларация» православных делегатов в Еванстоне справедливо подчеркивала неполноту представленного Совещательной Комиссией доклада, который, впрочем, по существу дела, на полноту и «совершенство» (законченность), конечно, и не притязал.

Благодатная реальность Церкви в особенности была подчеркнута в православной декларации. Нужно надеяться, что богословское обсуждение темы о Христианской Надежде будет продолжаться и после Еванстона, в широкой икуменической постановке, и православные богословы, в частности, найдут случай выразить свою точку зрения более полно.

В этом отношении заслуживает внимания попытка группы римско- католических богословов высказаться на Еванстонскую тему: весьма замечательный меморандум римско-католических богословов «Христос, Церковь и Благодать в икономии Христианской Надежды» был опубликован (по-французски и по-английски), как раз накануне Еванстона, в журнале «Истина», издаваемом Доминиканским центром в Париже (1954, №2). Действительный изъян доклада Совещательной Комиссии состоял, однако, не в преувеличенном внимании к «эсхатологии», а в недостаточном внимании к христианской проблематике истории, почему и самый эсхатологический упор оказывался неубедительным и недостаточно реалистическим. Это в особенности сказывалось в критической части доклада при обсуждении «ложных надежд» и больше всего коммунизма. Убедительной «эсхатология» становится как разве качестве христианского осмысления и истолкования истории. Все «ложные надежды» всегда основаны на утопическом истолковании истории, и в настоящем, и в будущем. Главный изъян Еванстонского доклада был именно в том, что тема утопизма, в сущности, не была вовсе затронута, или даже обойдена.

Но и в критике доклада эта тема не была восстановлена. Наблюдателя, осведомленного с обсуждением этой темы в недавней религиозно-философской и философской литературе, особенно русской, этот изъян не мог не удивить, и не огорчить, и при дальнейшем углублении в тему не может не открыться, что и более основные богословские темы оказываются с нею неразрывно связанными. Философское острие «эсхатологизма» состоит, очевидно, в твердом убеждении в «конце истории», в том, что история окончится, и закончится неким вселенским «подведением итогов, на «пороге жизни будущего века».

Важно, однако, понять, что «конечность» истории отнюдь не означает просто «ничтожества» или «обреченности» всего «исторического», а, напротив, напоминает об ответственной значительности всего в истории совершающегося, как подлежащего «окончательному» (в строжайшем смысле) суду, – и этот «суд» включает в себя, как отрицательный аспект «отвержения» («осуждения»), так и положительный аспект «рекапитуляции» и преображения. Только в такой перспективе эсхатологической философии истории тема Христианской Надежды может быть верно поставлена и ее обсуждение привести к убедительным заключениям практического характера, в частности, к убедительной критике всех современных форм соблазняющего «Утопизма. Недостаточное внимание к проблемам христианской историософии было главным изъяном всего обсуждения Христианской Надежды и в подготовительных комиссиях, и в богословской литературе последних лет, и на самой «Ассамблее» в Еванстоне. Необходимо понять самую историю, как христианский процесс.

Единственность и «окончательность» Воплощения, Пришествия Сына Божия в мир, конечно, есть основная предпосылка христианской эсхатологии. Однако, эта «окончательность» открывает нечто новое, «Новый Эон», и в этом его смысл и значение. Начинается «жизнь во Христе» и «жизнь в Духе», и эта жизнь, по природе своей, корпоративна, – есть Церковь, Бытие Церкви в мире есть снова процесс, и процесс телеологический, т. е., существенно обращенный в внутренне направленный к новому, и уже совершенно «окончательному» пределу, и «жизни будущего века», за который благоговейное воображение христианского богослова проникнуть не может.

Однако, без внимания к этому пределу, т. е. к «окончательному» в строжайшем смысле слова («та эсхата»), правильная и уравновешенная ориентировка в тематике христианской надежды (и ответственности) вряд ли возможна.

Шесть «дополнительных» тем были предложены вниманию Еван- стонского съезда, и по каждой представлен обстоятельный «фактический обзор» (все шесть «обзоров» были опубликованы за некоторое время перед съездом) и проект «декларации». Выбор тем определился как их идеологической важностью, так и их жизненной остротой: тема «Евангелизации» мира, проблема общества в христианской перспективе (замысел «ответственного общества»), «трения» внутреннего и внешнего характера (проблема расы, классовая борьба, международные конфликты), проблема «христианского призвания» (т. е. «проблема мирянина») и т.д. Только одна из «вспомогательных тем» имела чисто богословский характер, тема предложенная «Комиссией о Вере и Церковном строе», в связи с работами Всемирной Конференции в Лунде, в 1952 году. Тема затрагивала самое существо «икуменической проблемы», или, лучше, икуменического парадокса: «Наше единство во Христе и наше церковное разделение». Самая формулировка может вызвать сомнения, и, может быть, тема была нарочита формулирована двусмысленно. Возможно ли действительное «единение во Христе» без подлинного единения в Его Церкви? Как раз по этому вопросу вскрывается коренное разногласие и расхождение между отдельными «церквами», участвующими во Всемирном Совете. Двусмысленность обостряется двузначностью в употреблении термина «Церковь». По существу, Церковь Христова одна и едина, и многих «церквей», в этом смысле просто быть не может. Что же такое существующие и множественные «церкви» (или «исповедания»)? Ответ может быть двоякий: все они в совокупности образуют единую («невидимую») Церковь – и это есть, в различной фразировке, ответ «протестантов»; или, и это есть православный ответ (формально аналогический ответу Рима), среди исторических (существующих) «исповеданий» есть только одна, которая и есть истинная Церковь Христова, и все остальные суть только «расколы», в разной мере удалившиеся от Церковной полноты, но ни в каком смысле не «части», и не «члены» Единой Церкви.

Православная делегация в Еванстоне, открыто и единодушно, выразила эту последнюю точку зрения в своей особой «декларации» на тему. К сожалению, отдельные православные нередко склоняются, в той или другой форме, к «протестантскому», толкованию, что создает известное смущение в икуменической среде. В Еванстоне, впрочем, не было никакого разногласия между православными участниками. Проект комиссионного доклада на эту тему о христианском единстве разделенности был готов еще год назад и при обсуждении его в деловом комитете «Веры и Церковного строя» разногласия вскрылись с полной очевидностью. Достигнуть «соглашения», очевидно, было невозможно. Несмотря на редакционную переработку, «доклад», представленный в Еванстоне не был приемлем для православных, и от имени всех православных делегатов было сделано в общем собрании, отдельное заявление, прочитанное греческим Архиепископом Михаилом.

Конкретно, разногласие в Еванстоне касалось следующего вопросы. Новозаветное учение о Церкви было развито в комиссионном докладе (в особенности, в его первоначально и «обширной» редакции) вполне объективно и для православных, в общем, приемлемо. Но в дальнейшем ходе рассуждение истолковано оно было в протестантском смысле, т. е. в перспективе «невидимого» (т. е. не выраженного исторически) единства. На эту двусмысленность доклада внимание было обращено с самого начала в одной из вступительных речей в пленарном собрании Ассамблеи, когда комиссионный доклад был официально представлен конференции. Для этого «представления» были избраны три члена комиссии, чтобы все точки зрения были ясно выражены: Епископ Андерс Нюгрен (лютеранская церковь Швеции), профессор Девадатт (председатель Баптистского объединения в Индии) и пишущий эти строки. С православной точки зрения, с одной стороны, существующее «единство во Христе», между разногласящими «исповеданиями», не может быть признано достаточным и подлинным, – подлинное единство требует действительного «единомыслия» и «единодушия», которого, очевидно еще (по крайней мерей) нет, а не только «согласия» в некоем минимуме (как бы существенен этот «минимум» ни был); а с другой стороны, самое «строение» Церкви (сакраментальное и иерархическое) принадлежит к составу «единства», и потому, с православной точки зрения «исповедания», потерявшие «апостольское преемство» или веру в сакраментальный характер священства, не могут быть рассматриваемы как «церкви». Иными словами, с православной точки зрения, «христианский мир» действительно разделен (и расколот), и простое «согласие» в пределах очертанных «базисом» Всемирного Совета Церквей (исповедание Христа как Бога и Спасителя), как бы глубоко ни было, этого раскола не исцеляет. Задача же христианского единения, как его понимает современное икуменическое движение (во всяком случае, в пределах Всемирного Совета), в том и заключается, чтобы «восстановить» видимое единство, т. е. как настойчиво повторяют «протестанты», установить «Интеркоммунион», или общение в таинствах, – иными словами, видимо и открыто «явить» скрытое («невидимое») единство Церкви. С православной же точки зрения, это просто невозможно: нельзя «выявить» того, чего нет. «Единство Церкви» настолько разделимо совмещает момент «видимый» и «невидимый», что раскол на «исторической поверхности» в действительности как раз и выявляет раскол в самой глубине. Вов сем этом, в сущности, было мало нового. «Наше самое большое различие» было открыто признано в официальном докладе, одобренном на Амстердамской Ассамблее 1948 года. «Кафолическая» и «протестантская» концепции противостоят друг другу непримиримо. Обсуждение всей темы, сперва в секции, затем на общем собрании, не открыло никаких путей, ни для согласия, ни даже для того, чтобы «обойти» разногласие. Опять-таки, в этом не было ничего неожиданного. Спрашивается, однако, есть ли смысл продолжать обсуждение, если очевидно, что согласия достичь невозможно, а «соглашение» или «сговор» морально неприемлемы?

В ответ нужно сказать, что при всех трудностях «икуменический разговор» никак не бесплоден, и самая острота разногласия заставляет каждого с большей серьезностью и ответственностью задумываться о его природе и причинах. В контексте «икуменических» встреч, прежде всего, формализм становится окончательно невозможен. Неизбежно становится рассуждать по существу. Не все пути еще испробованы. «Икуменический разговор» еще только начинается.

В этом убеждении конференция в Лунде одобрила создание особой богословской комиссии для систематического изучения темы: Христос и Церковь (с уделением достаточного внимания и учению о Духе Святом). Эта комиссия разделяется на две секции: в Европе (председатель: епископ Нюгрен) и в Америке (председатель: проф. Р. Калчун). Европейская секция еще не собиралась. Американская секция собралась, как раз перед Еванстонским съездом, на 10 дней, и отдельные члены Европейской секции приняли участие в этом собрании. Обмен мнений показал возможность дальнейшей совместной работы. Обширная программа занятий намечена, в которую входит и углубленное изучение, и освоение древне-церковной и святоотеческой традиции. Новое собрание секции намечено на будущее лето. «Соединения Церквей» от этого богословского разговора ожидать не приходится, и не следует, но расширения икуменического горизонта и углубления опыта ожидать можно и нужно. Кроме того, не без влияния отрезвляющих впечатлений от Еванстонских разногласий, Комиссия о «Вере и Церковном строе», немедленно после Ассамблеи приняла решение образовать еще одну богословскую комиссию «О Предании и наших традициях». Предложение было сделано еще в Лунде (профессором Альбертом Аутлером и пишущим эти строки, независимо друг от друга) и тогда не казалось практичным. Таково же было настроение «делового комитета» в прошлом году.

В этом году предложение было принято с известным подъемом. Новая комиссия тоже разделена на две секции. Европейскую возглавляет профессор Скюдсгор (Копенгаген); Американскую профессор Аутлер (Даллас, Тексас). Американская секция встретится в первый раз на Рождественских каникулах в Нью-Йорке. Таким образом, тема Церковного Предания открыто и почти официально поставлена на программу икуменического движения и диалога.

Православная группа в Еванстоне была многочисленная, хотя только немногие автокефальные Церкви были представлены: Вселенский Патриархат, патриархат Антиохийский, церковь Элладская, Русская Митрополия в Америке, Румынский «епископат» в Соединенных Штатах и Канаде. Патриархат Александрийский и Церковь Кипрская не имели особых представителей. В качестве «наблюдателей» присутствовали представители Болгарской Епархии в Америке и Русского Заграничного Синода. Православная группа не раз собиралась для обмена мнений и впечатлений. Первенствовал старейший из присутствовавших иерархов, Геннадий, Митрополит Илиопольский, но руководящая роль принадлежала Архиепископу Михаилу, Экзарху Великой Церкви в Америке. Участие православных в занятиях съезда было значительным. Православные декларации были составлены особой редакционной комиссией, в составе: профессоров И. Н. Кармириса (Афины), о. Хрисостома Константинидиса (Халки), под председательством автора настоящего обзора, и затем одобрены всеми делегатами.

Публичные речи православных делегатов привлекли общее внимание: речь Доктора Малика, Ливанского посланника в Соединенных Штатах, представлявшего Антиохийский Патриархат, и, в особенности речь Архиепископа Михаила. Доктор Чарльз Малик, известный своими выступлениями в «Объединенных Нациях», начал свою речь торжественным исповеданием Православной Веры и закончил весьма удачной пространной цитатой из Иоанна Златоуста, когда он был еще пресвитером Церкви Антиохийской. Говорил Малик о современном положении в Азии и Африке. В общем, присутствие православных на съезде весьма было заметно. Можно думать, что Еванстон облегчил дальнейшее участие православных в икуменической работе вообще и Всемирном Совете Церквей, в частности. Еще важнее, чем активное присутствие на общем съезде, окажется более широкое и постоянное участие православных представителей в работе подготовительных комиссий. Их состав еще не определился, за исключением постоянной Комиссии о Вере и Церковном строе. Было бы желательно также, чтобы обсуждению икуменической темы, в ее полном объеме, и всех текущих вопросов икуменичской работы, уделялось больше внимания в православной печати.

Общий вопрос об участии православных в икуменической работе вообще, и, в частности, в многообразной деятельности Всемирного Совета, решается скорее действием, чем рассуждением. Православные убеждаются на опыте в целесообразности своего участия в икуменической работе. В особенности, когда они говорят, а не только слушают.

Задача православных «икуменистов» состоит в свидетельстве о полноте истины, хранящейся и живущей в Церкви. Мы живем в период несомненного религиозного подъема и богословского возрождения на Западе. Происходит пересмотр многих воззрений, серьезная «переоценка ценностей», во многих углах Протестантского мира. «Свидетельство» православных может в значительной мере определить направление и ритм этого процесса, и Православное «свидетельство» встречается обычно с вниманием и большой отзывчивостью. Об этом говорить красноречиво нарастающий интерес к Православной Церкви и ее учению в разнообразных кругах, начиная интересом к Православной современности и достигая обретения забытых ценностей святоотеческого богословия и духовного опыта Восточной Церкви. В такую эпоху православные не могут оставаться равнодушными зрителями со стороны. Именно в силу того, что Православная Церковь есть единая Церковь Христова и потому несет на себе полную ответственность за свидетельство истины в мире (и Православные должны отдавать себе в этом полный отчет), «весь мир – их приход». Не таково ли было самочувствие первохристианских проповедников, и всех сонмов благовестников Святой Веры? И не будет ли такое свидетельство самым убедительным проявлением христианской любви? Любви в Истине и через Истину, т. е. во Христе...