Письма Гавриила, архиепископа Тверского и Кашинского, к Иннокентию, архиепископу Херсонскому и Таврическому

Вселюбезнейший о Христе брат! Случай знакомства нашего, хотя не так приятен: знакомство это есть мое приобретение, всех драгоценнейшее. Любить вас и чтить начал я с той минуты, как узрел, и не престану, разве вы отвергнете; чего однако же не ожидаю. Да не тщетно будет мое упование, прошу вас.

По отбытии вашего высокопреподобия из Севска вид семинарии стал быть лучший². Во-первых, в церкви стоят тихо; вступили в поприще учения с молитвою. Отъезд мой в Орел последовал в субботу; чиновники семинарии проводили за пределы тамошних владений моих. Один о. арх. иep. не выходил, что ему весьма простительно, а мне тяжко из сожаления к нему. Только где общее страждет, там о частном болезновать не должно. Господь даст ему утешение иным образом, а с нас прискорбия его, кажется, не взыщет. Успокоимся и будем собрату помогать со всех сторон. Я просил владыку, милостью прикрыть опущения его, точию бы и аз помилован был. Не мог не коснуться и вашего высокопреподобия в письме, хваля вас, елико сердце преданное внушало.

Теперь с прошением к вам. Севские жители убеждают меня, снабдить их речью, которую имел я счастье ныне произнести Государю Императору. Случай для них и всех нас важен, а отнюдь не мое возражение. Почему не можно ли, отец, рассмотрев, позволить её напечатать вместе с прежнею, говоренною в Орле, по связи их между собою. Если изволите что приправить, почту за благодеяние. Буде нужно форменное к цензуре отношение, исполню, только хочется, дабы время не терялось. Просить вас дерзаю не себе ради; к невозможному не обязываю, а на любовь вашу уповаю. Списочек посылаю вместе с другими опытами слабых трудов моих.

О строящейся семинарии надлежит поговорить особо. В ней нужны многие изменения, как я заметил ныне по отделке комнат, планом утвержденных. Исходатайствуйте доверия нам. Есмь же В. В-подобия Вселюбезного о Христе брата усердный…

Гавриил епископ Орловский.

15 октября 1825 г.

Высокопреподобный отец

Любезнейший и почтеннейший о Господе брат и сомолитвенник!

Драгоценное письмо ваше от прошлого августа девятого дня дошло до меня. И поскольку я теперь в дороге, к тому же напала на меня и немощь: то не могу вам сообщить теперь обширных соображений на вопросы ваши, и разве самые краткие. Прошу же милостивого снисхождения, дать мне время справиться.

Протоиерей Демьяновский поступил худо. Я его и наказал, бывши ныне в Мариуполе. Но он обижен. Не следовало бы его лишать звания смотрителя училищ, на которое он имел право, прослужив тут инспектором более десяти лет, и училище поддерживавший при слабости смотрителей, до того бывших. Для духовенства он пожертвовал своим гражданским чином, в коем состоял уже. И сложив оный, из-за послушания мне, пошел в священники, потом поступил в протоиерея. Тому то и завидуют беспутные греки, кои и церкви разграбили, правление духовное запутали. Демьяновский всё то по возможности поправил и меня одолжил. Смотритель же новый по приезде, говорят, не удостоил его позволения и сесть при себе. И так общая их горячность и неопытность!

Ростовское училище теперь закрыто с присоединением оного к Мариупольскому. А потому ни инспектор, ни учитель, склонные к нетрезвости, вредить уже оному не станут. Мудрено, однако, чтобы и другие, по училищам, учители тем не заражались. В городах столь пустых, как напр. Ростов, им не с кем обращаться. Да и сведений имеют мало, чтобы привлекать могли к союзу лучших людей. Книг нет, они их не читают. Накажите мою смелость; только позвольте выразиться. Совсем не нужно заботиться о многих, по городам уездным, училищах. Olea et opera pereunt.

Крымское духовенство совершенно лицемерит. Желанием училищ оно прикрывает только старую свою склонность выводить детей в светское ведомство. Греки прехитры. Да и много ли их там, чтобы быть училищам? И не равный ли труд, когда они привозить станут детей своих в Мариуполь, или прямо в семинарии, т. е. в училище при семинарии, и обратно, когда не будут с детьми отправляться в Крым. Из сего вывожу, что желание Крымского духовенства не чистосердечно. Оставить училища на тех местах, где они теперь суть. Только смотрителей, учителей приучить надобно, дабы они силы устава по своему не перетолковывали. Напр. в нынешнюю мою поездку я прихожу в училище, разумеется, без учеников, по каникулярному времени. И поскольку тут не встретил я ни стульца, ни столика, ни другого подобного: то спросил, неужели так всегда пусто? Нет, отвечали; но вещи разобраны по квартирам. Таким образом, никогда не спасешь экономии училищной; и мы все назади будем против училищ другого ведомства по сей части. Пусть это неважно, что взяты вещи, но когда заметил я это погрешностью: возражения полетели. – Сие то препятствует нам, совершенно препятствует, поправлять дела училищные и семинарские. А когда выше дойдет: нам оплеуха. Блажен был бы тот день для меня, в который Господь если бы привел, мне видеться с вами. Нынешний же случай поскольку потерян: то не надеюсь того счастья; ибо недуги меня посещают. Если смею просить, облобызайте за меня десницу высокопреосвященнейшего митрополита. Было время, что я на персях его возлежал. Сие по благодати его ко мне, а не по моему достоинству. На отношение мое в правление академии ответом поспешите и соблаговолите уважить прошение. Крайне нужен человек. А человеков много и мало. Мало, ибо не хотят. Не затруднение ли для того, кому предлежит наполнять. Совершенно преданный в. высокопреподобию, и почитающий вас нелицемерно.

Гавриил архиепископ Екатеринославский.

20 сентября 1836 г., Елисаветград.

И второе письмо ваше получил я. Если бы все так милостивым смотрели на меня оком, как вы: горы золотые поставил бы я. Прошу не встретить в выражении сем моего самохвальства; но да будет замечен один восторг, с каким приемлю я ваши строки, любовью братскою дышащие. Вы меня называете благопопечительным о воспитанниках ваших. Точно я пекусь о них, обращавшись сам, непосредственно, с ними около двадцати лет времени, до настоящего поста: но и гневаюсь иногда. Сие же от ревности общей ради пользы, которая вверена епархиальному начальнику.

Смотрителя Елисаветградского силою в Симферополь не пошлем; ежели последнему гласу моему о том не вонмет. Но буде сие случится, я принужден буду просить от вас же профессора, а не другого кого в Крым. Там край препросвещенный относительно светских. Нужен исправный проповедник, какого они и требуют от меня настоятельно. Епархия, мне вверенная, пространна; она же и разнообразна по племенам, по языкам, по званиям, по чинам, в коих многие суть блистательнейшие.

Действительно, нет ли при академии, из профессоров сюда охотника? Вот и в Елисаветграде открылось место! должности при нем: корпусного собора настоятель, протоиерей разумеется; первоприсутствующий в тамошнем духовном правлении; лестнее же благочинный всех церквей военного керасиров поселения. Тот, на место которого нужен кандидат, скончался во время путешествия моего; и я его погребал, сам встав с одра болезненного. Какая военная церемония, какой блеск! Позавидуешь и смертному удару. Вот что есть настоятель военного корпусного собора.

Несколькие опыты бесценных трудов ваших я имею. Но если бы число их усугубилось присылкою новых, – как пишете вы, – как благодарен был бы я. Ничто меня столько не озабочивает, как желание знать состояние здоровья покровителя моего, преосвященнейшего митрополита Евгения. Он удостаивает меня писем своих и мои приемлет. Но я не осмеливаюсь трудить его прошением подробного сведения о его степени здоровья. Не слаб ли уже он? Не скучен ли, по летам своим? Сие и подобное тому желал бы я знать, Буде дать волю мыслям и перу, бумаги не станет и время всё отнимется в сладкой беседе с вами. Ограничиваю себя высоким вашего высокопреподобия почитанием, при котором есть ваш

Гавриил архиепископ Екатеринославский.

20 октября 18З6 г., Екатеринославль.

Двоякую пасху послал вам Господь ныне: пасху Христову, со всеми общую; и пасху особую переселения вашего в Богоспасаемый град Вологду. С обоими случаями всеусерднейше ваше п-во поздравить честь имею. Тьма, может быть, представляется вам в глубоком севере? Для того то и нужен там свет; для того то лучезарному солнцу и повелевает Бог сиять тамо, летом почти незаходимо. Лечу вслед за вами, милостивый архипастырь, лечу я туда мыслями моими, сожалея, что не могу быть тамо телесне. По пострижении меня в С.-Петербурге, тамо начат мой подвиг иноческого жития, тамо заслуживал я и то, что теперь имею. Там находится мой дядюшка И.П. Глазов, который когда не преминет припасть к вам, для испрошения благословения, не отриньте, если бы не свой он был; рек бы я, что он предостойный человек. За несколько времени назад осмелился я искать в вас приязни себе. Не предчувствие ли это было мое? Не вещий ли ангел внушил мне о имеющем быть путешествии вашем в такую страну, которую я люблю: ибо и сам любим был тамо. Книжечку обратно получил я, и благодарю за ваше внимательное оной прочтение, которого одного мне и хотелось. Прилагаемую же новую тетрадочку, воззрев, предайте истлению. За сим пожелав вам счастливой дороги, имею честь быть

Гавриил арх. Херсонский.

8 апреля 1841 г., Одесса.

Драгоценное письмо ваше, посланное в 26 день прошедшего месяца, получил я вчера только, т. е. сего апреля в 26 день. Сами изволите видеть, сколь поздно: но тем лучше. Ибо на поздравление ваше меня со спасительным постом я могу теперь отвечать в. п-ву важнейшим поздравлением: Христос воскресе! Пост же мой или книжицу о посте, что вспомнили, сим и остаюсь я доволен. Вам расти; а нам уже малитися. Аминь, аминь глаголю.

Да поможет вам Господь совершить многотрудное свое предприятие; да увенчает начало благим окончанием. Сущность сборника³ постигаю: однако, не вполне. Если бы это было: мог бы сказать что-нибудь относительно оного, к содействию вашему. При таких предприятиях, каково ваше, мешает нам кочевая наша жизнь. Бывши в Вологде, и я начинал на латинском языке свод всех вероисповеданий, с присовокуплением и еретических заблуждений. Опытом дознав, сколь полезно сие занятие при преподавании православного исповедания, я тянул сию нитку более трех лет, и достиг половины своего поприща. Предъявлял печатно блаженной памяти преосвященнейшему Евгению митрополиту с Московским иерархом, и был поощрён к тому. Но когда повлекли меня в С.-Петербург, запрятали в кадетский корпус, потом перевели в Ярославль, оттуда в Орел и так далее: нить моя выпала из рук моих; и теперь ни начала, ни конца найти уже оной не могу; да и способов нет. Ибо и пристанище себе едва-едва огнездил. Везде участь моя точно такова.

То самое действительно и по отношению к историческому обществу. В Екатеринославле я начал историческую записку своей епархии, тесно связанной с участью Новороссии. Источники мои были не книги, но полусгнилые листы архива монастырского. Год и два рылся я в тлетворной пыли, прибавляя и личные мои замечания. Часть, быть может, третью прошел, таким образом, своего пути. Но с него толкнули меня в Одессу, в чумную годину, и оставалось думать не о плодах умственных, но о способах как избавиться от духа лукавого, от стрелы летавшия во тме. Присовокупите, что я не имел тогда, просто сказать, ни кола, ни двора здесь. По Высочайшей милости пользуюсь теперь довольно хорошим домом, который и рекомендую; если Господь приведет быти вас преемником моим, доколе высшее для вас не уготовится.

На историческую мою записку общество обратило свое внимание. Отрывки из оной помещены в трудах того общества: а целое останется туне. Наудачу, дабы заменить чем-либо, я составил хронологическую таблицу всех церквей Новороссийских с присовокуплением исторических сведений о некоторых. И сим пожертвовал обществу. Но всё это мелочь, о которой и прекращаю речь, начиная лучшее.

Сердечно благодарю вас, милостивый архипастырь, за присылку ваших книжец. Разослав их по приличным местам, я рассыплю бриллианты и другие драгоценности. Позвольте же, дабы и я прислал вам, через месяц, полагаю, драгоценность также. Это письма о должностях священного сана – сочинение почтеннейшего Стурдзы. Здесь вот какое обстоятельство: известно, что у нас заводится женская обитель, для образования сирот духовных. Постройка происходит на основании доброхотного подаяния. Посему и Стурдза подарил сочинения своего третье издание, которое мне принять и разрешено Св. Синодом. Сим подарком чтобы воспользоваться, куда же я обращусь, к кому прибегну, если не ко своим о Христе братиям? Был ли у в. п-ва Сирийский митрополит со свитою, едущий в Москву и С.-Петербург? Известие ваше о благодатном выезде из Варшавы нового С.-Петер. митрополита и мне приятно. Но не раскроете ли мне тайны, почему от запада, а не от юга или северо-востока прииде он? Одолжительнее была бы весть ваша и о Вологде. Как вы её заметили? мыслей еще много: но конец бумаги требует конца и празднословию, которое действительно, если встретите в⁴ … каком, простите. Если же...

Совершенно преданный вам Гавриил арх. Херсонский.

27 апреля 1843 г., Одесса.

В ту самую минуту, как достигла меня весть о всемилостивейшем Высочайшем повелении, следовать вам в С.-Петербург, я поздравлял ваше высокопреосвященство с сим счастливым случаем, душевно. Теперь, думая, что вы уже прибыли в столицу, поздравляю вас паки сими строками. Воистину праведен Господь! Воистину Ему же честь – честь от Него! Верую, яко болша сих узриши. И дабы вера моя не была тща, молюся; молюся и о том, чтобы вы меня любить и жаловать не престали.

Гавриил арх. Херсонский и Таврич.

30 дня мая 1847 г. Очаков.

P.S. Пишу из Очакова, потому что с соизволения Св. Синода, основал я себе близ оного пустынку, куда и прибыл теперь, чтобы иметь, по выражению Цицерона, honestum otium. Но встретила меня немощь. Заболела нога, отчасти и глаза: и сижу. Нам убо малитися. Ты же расти.

Смиреннейше ответствую в. в-ву на ваше мне благовестие. Мне ли время теперь подниматься? Мне ли расти? Уже и очи тупы и ноги слабы. Но, по глаголу твоему, буди воля Господня.

Всегда мне хотелось, хотя раз еще видеть Москву, поклониться тамошнему святому владыке, бывшему некогда ближайшим моим товарищем, потом и благодетелем. Сей случай теперь и подает мне Господь, тем к большей радости, что я ныне же могу посетить и гробы усопших моих родителей и проч. Итак всё клонится к лучшему для меня: однако же, не могу скрыть сердечной скорби моей. Горько плачу я, оставляя здешний край, прожив в нем двадцать лет. Есть неприятности и в здешнем климате: но северный Борей меня устрашает, несмотря на то, что под его дыханием я родился. Предвижу свою участь. Последнее совершаю я поприще. Даждь, Господи, терпение.

Эконом нового дома вашего, которого в милость вашу предаю, уверяя, что он достойнейший человек и по уму и по поведению, сей эконом сообщает вам ныне же некоторый сведения о доме и средствах к содержанию оного. А я донесение оного подтверждаю, объясняя, что я, пришедши сюда, не имел где и главу подклонити. Мало-помалу сотворил себе сень, которую вам архипастырь и вручаю. Нынешнее лето надеялся быть обрадованным плодами трудов своих: Бог, однако, не судил. Это умножило бы сердечную скорбь мою: но утешаюсь, передавая наследие свое не иному кому, а вам, мой благодетель, каковым пребудьте ко мне и ко всем, коих рекомендовать впредь не премину.

Паства Херсонская пространна и многообразна. Присутствие архипастыря в ней нужно. Но вы возможете привлечь к себе каждого, где бы вы ни находились. Штат архиерейский в своей мере. Некоторые из состоящих в оном находятся при мне с того самого времени, как я поступил в Екатеринославль; и следовало бы облегчить их участь увольнением на другие места: по надобности, однако, в них они остаются без перемены.

Дом имею рекомендовать вашему в-ву, именно же протодьякона Арсения Жежелеена и диакона Александра Зеленневича. О прочих, с прописанием имен, осмелюсь писать к вам впредь, надеясь, что не возгнушаетесь моим молением.

Целый лист особый написать следует, чтобы сообщить вашему в-ву понятие о новоучрежденном здесь женском монастыре, с целью образования сирот. Не ручаюсь за его совершенство; если вы пробудете в отсутствии долгое время: буде же бы теперь взглянули, узрели бы и сладкие и душистые плоды. Подкрепите всё это святым своим словом, внуша игуменье, дабы она любила стадо свое, и всех сущих в нем. Ваше в-во изволите писать, что весною можете встретиться со мною в Твери. Которою весною, не объясняете. Это побуждает меня к скорейшему выезду из Одессы: но любящие меня здесь много препятствуют.

Поручая себя и стадо мое пока благосклонности вашей есмь и пребуду

Гавриил арх. Херсонский.

23 марта 1848 г., Одесса.

P.S. Сим образом в праве еще я титуловаться. Ибо указа не получено.

Еще не писал я к вашему высокопреосвященству после братского нашего друг с другом прощания. Еще не благодарил вас за милость, которую оказали мне своим меня посещением. Теперь, примите владыко от меня достодолжное; теперь вонмите вещанию уст моих: слава тебе, показавшему мне свой свет. Меж тем горит во мне одно желание: знать, благополучно ли вы прибыли в столицу; не встретила ли вас зима; не принесла ли на крыльях своих каких-либо новостей. У нас она испестрила землю, смешав пыль со снегом. Мрачен всегда горизонт. Невольно, невольно обратимся вспять, посмотрим и вздохнем: ах Боже мой!

Но не остави мене, подкрепи продолжением дружбы. Препреданный в. в-ву.

Смиренный Гавриил арх. Тверской.

15 ноября 1848 г., Тверь.

Ты утешил, ободрил меня рукописанием своим. Я непрестанно скучал, думая, что и сухо тебя принял, и скупо угостил, и проводил хладнокровно. Но поскольку ты остаешься мною доволен: то я и успокаиваюсь, оставаясь собою недоволен насчет прописанного случая.

Святитель Антоний блаженнее Серафимов, Михаилов и Амвросиев. Погребения их не ознаменованы такими поучениями, какие вылетали из уст твоих златых. Пышные похвалы доблестей усопших всегда, кажись, подозрительны. То, что ты рек, неоспоримо и тем прелестнее. Вверение мне Оршинской пустыни⁵ (в собственном смысле) приписую твоему мне благодеянию, которого не откажи и впредь, молюся Ти. Ты работаешь за Одессою. Работайте со страхом и трепетом. Я сеял тут и садил: но Бог не благословлял, вдохнув мне заняться кучурубом (?) Ргесог Те etiam. Ты на безлюдье жалуешься! Аще в Сурове тако, что было в сусе? Сего ради и прикрой грехи мои, какие могли открыться или открыты позади меня.

Книжки французские получены также мною; в число охотников до них поставляю первого я самого себя. Последователей, полагаю, будет много. Две важные особы в том ручаются: и сочинитель и переводчик. А под защитою твоею, если сено может лежать при огне, и не гореть: то прими милостиво повергаемую к стопам и мою книжицу, воспомянув своё мне приказание напечатать.

Долго, долго еще до того времени: однако не мешает заглянуть в следующем мае, если Бог понесет в. в-во пока в южный край: благоволите погостить у меня подольше. Будучи в надежде пожить до той поры, есмь и буду

Гавриил арх. Тверской.

7 дня января 1819 г., Тверь.

P.S. Когда мы молимся Господу, говорим: ради святых твоих помилуй мя. Я к тебе: буди мне милостив ради святителей Киевских, кои жалуют меня, любят.

Воистинну, Христос воскресе!

Не так бы следовало обязанному предупреждать: но да защитит меня пред тобою тот же воскресший Христос, ради которого искренне лобзать вас и дерзаю.

Как рад я новому нашему свиданию? и глагол сей толико сладкий да не прейдет, прошу вас, отец дражайший. Только не могу при сем не открыться. С пятнадцатого мая я непременно должен отправиться в паству свою, дабы быть у преподобного, Нила на годичном его празднике. Отсутствие архиерея, за преступление ему, говорят, вменяется, по великому благоговейному стечению и по значительной, там бывающей тогда, духовной процессии. Итак, когда именно могу я в. в-во ожидать, известие о сем почел бы я за благодеяние самое великое. Между тем окажите мне другое благодеяние. При отъезде из Одессы я похитил из паствы вашей круглого бедняка, малолетнего отрока, которого и образую. Но худеет он, горюя, видно по отчизне, и не мудрено: ибо и те, кои старше его, воспоминают веселые и всем изобильные брега Понта Евксинского. Сей бедняк, если не победит своей скорби, и решится отправиться в Херсонскую епархию: благоволите милостиво вашим певчим взять его с собою, а в чем дальнейшем иметь он будет до вас нужду, сие изображу я впредь, с униженнейшим прошением.

До марта месяца был я совершенно здоров. В марте уязвил меня ревматизм ног таким образом, что и теперь хожу, становясь не твердо. Тебя да сотворит Господь цела и невредима, молю Господа, и есмь…

Смиренный Гавриил арх. Твер.

15 апреля 1849 г., Тверь.

P.S. Премного одолжаете меня дозволением архипастырским препроводить до ста экз. поучений моих в Херсонскую епархию; но я столько оных напечатал, чтобы доставало их точию для любящих мя, к которым и переслал.

А я было, для дорогого гостя, и новую постельку приготовил; и рыбки велел половить в озерах своих, где, по счастию, и стерлядку поймали. Но, oleum et operam, вижу, perdidi. Впрочем поскольку и самое обещание ваше одолжительно; и приyгoтoвлeние к принятию приятно: то и преблагодарю вас.

Спрашиваете, не поменяться ли игумениями? О, me miserum!

Профессор ли бывало провинится? в Орел ко мне его. Другой ли кто, оному подобный, проштрафится? в Орел его ко мне. Дальнейшего не описываю. Теперешняя ваша игумения определена в Од. Святейшим Синодом; и я знаю, чьё тут особое было действие, и какое именно.

Тайна здесь мне раскрылась

Поручая себя и всех присных моих милостивому в. в-ва вниманию есмь и пребуду вечно

Гавриил арх. Тверской

3 дня мая 1849 г., Тверь.

Прошедший год был для меня радостнотворен! Я наслаждался сладостию братской любви твоей ко мне. Сотвори милость: не лиши того самого и ныне меня; да буду вечно …

Гавриил арх. Тверской.

7 дня января 1850 г., Тверь.

P.S. С дозволения в. в-ва препровождаю к вам списочек тех д. лиц, о награждении коих я представил Св. Синоду, и о коих пекуся преимущественно. Адмирал Свиньин пишет ко мне о деньгах, им в мое время пожертвованных на пользу сирот женского монастыря, в случае их выхода в замужество. Как не вполне понимаю я силу его отношения ко мне: то дабы сказать ему что-нибудь, прошу вас: не рассудите ли вы одолжить меня пояснением. 1) Не состоит ли о упомянутых деньгах его к вашему высокопреосвященству прошения? 2) не делает ли он какого-либо нового условия, и какое от нас последовать имеет рассуждение.

Гавр. арх. Твер.

Eminentissime Praesul!

Uiva vox magis efficit. Hanc oh causam en, me praecipiente, et adstat Tibi meus, aliquo modo; familiaris, qui ut devotionem rneam, respectu Tui, testimonio suo caram affirmaret, commisi ego illi: Tu vero, velim sis ei benignus, mihique ipsi benevolus.

Tuae Eminentiae ac Sanctitatis Devotissimus Cultor et servos

Gabriel, A. Tweriae.

12 Februar. 1850 Tw.

Перевод:

Высокопреосвященнейший владыко!

Живой голос больше имеет силы. Вот почему и предстоит пред вами, по моему внушению, дальний мой родственник; ему я поручил лично засвидетельствовать искреннюю мою к вам преданность; а вы, – прошу вас, будьте к нему благоснисходительны, а ко мне самому – благорасположены.

Вашего высокопреосвященства преданнейший почитатель и раб

Гавриил арх. Тверской.

12 февраля, 1850 г., Тверь.

Вняв благоговейно братскому в. в-ва слову – прислать к вам, ко дню торжественного воспоминания основания Одессы, икону св. святителя и угодника Божия Арсения, епископа Тверского, я исполняю оное и означенную икону препроводить при сем к вам, милостивый архипастырь, честь имею, с прибавлением к ней двух других икон, Преображения Господня и благоверного князя Михаила Тверского. Первую потому, что и Тверский кафедральный собор, подобно Одесскому, состоит под священным эпиграфом: Преображение Господне. Вторую, – что в упомянутом Тверском Преображенском соборе почивают и нетленные мощи благоверного князя Михаила Тверского, пострадавшего за Христа, вкупе же и за своё, в прямом смысле, Тверское отечество.

Залог вечной моей пастве в. в-ва преданности и вам самим благодарности за братское меня приглашение к участию в торжестве Одесском, на которое сколь большее имею я право против многих других, сами разуметь изволите, залог всего того прося принять с таким же усердием и искренностью, с какою оный посылается; есмь и пребыть имею...

Гавриил арх. Тверской.

августа 6 дня 1850 г., Тверь.

Дорогое письмо ваше от 15 д. прошедшего декабря получил я. Вы просите извинения за какую-то вашу предо мною неблагодарность, положим, за долгое неуведомление о получении вами св. икон. Не простил, не простил бы: если бы сам пред вами (не был) виноват вдвое более, что столь долго не отвечал на обязательное ваше письмо ко мне. Был нездоров: а потом, равно как и теперь делами засыпан. Сие самое, всеконечно, встречаете и вы на своей пастве; но род дел иной. Здесь людей очень много: а мест для них мало. При открытии одного какого-нибудь, является десять и более просителей и взвесь жребия каждого крайне затруднителен.

Всё, что происходит в Одессе, мне так приятно, что, если бы вы позволили, бросив пастырский жезл, я прибег бы к вам с посохом странническим. Лета мои мешают мне. Сосчитывая их, особенно в сегодняшний день, когда празднует церковь память св. Василия, каковым и я прежде именовался, – сощитывая говорю, я вижу особую над собою Господню милость. Еще и вижу добропорядочно и хожу без костылей. А сколько уже сверстников моих отправилось, между тем, на тот свет. И главный и единственный мой товарищ, вместе же и отец и благодетель Московский архип. слабым, говорят, становится.

Особенно мне приятен слух о произведенном вами, во второй день нового года экзамен в Мих. монастыре. Позвольте мне при сем сказать: qui bene coepit, dimidium fecit. Вы и зимою пользуетесь выгодами весны и лета, как сами писать изволите. А мы пятый месяц под густою снеговою шубою лежим, и показаться на волю не смеем. Не по зубам старикам такое состояние атмосферы Durum, sed patientia lenius sit, quod corriqere est nefas. Зато живя на Боевой дороге, я то имею утешение, что могу часто видеть братию свою. Каждую минуту жду путешествующего преосвященного Евсевия, а потом Димитpия и прочих⁸ … для них готовы покои, что весна тут в дeйcтвии полном цветов⁹. За деятельностью в. в-ва по хозяйству епархии я поспеть никак не могу. И лета мои не те и место другое. Однако же я возмог уже сделать белую по всему городу ризницу для особых парадных дней, а для помещения утвари церковной в соборе Кафедральном особый уголок, украсив его шкафом красного дерева. На колокол большой собираю пожертвования, и имею уже до двадцати тысяч асс. в наличии. Подивитесь этому. Ибо здешний народ скуп от самолюбия. Всё готов делать: только бы была каждому своя воля.

В Каф. соборе давно поделаны амосовские печи, и через то мы спасаемся от смерти, как говорят, но другая невыгода: стены так закоптели: что через год придется поправлять, и это 30/т. но обработаешь.

Готовясь служить, во первых принеси молитвы за того, к которому сие пишу, и которого есмь

Гавриил арх. Тверской

30 января 1851 г., Тверь.

P.S. Сдержите святительское свое обещание приказать о. Николаю, продать за мною оставшиеся вещи и через то поплатиться с прикащиком Овчинниковским за покойного иepoмонаха Антония. Вещи сии суть: две латки, и так далее.

Как ни прав я: но видно придется мне, платить деньги Карповские. Несть человек, иже поживет, и не согрешит, следовательно и я избежать того не мог и не могу. Помогите же мне брате. Прикажите о. Николаю распорядиться продать оставшиеся за мною вещи; с передачею мне того, что за них выручено быть может.

Какие-то вещи, я уже имел честь объяснять в. в-ву, и лично и через письмо: а принадлежность их мне могут засвидетельствовать все консистории вашей г.г. присутствовавшие в мое время; особенно, о. протоиерей Жуковский, который при последнем расчете со мною, сказал, как твердо помнится мне: деньги все сполна приняты; и отвечает: и вещи, на кои употреблена сумма, им не соответственная, можете обратить в. п-во, т. е. я, куда хотите. Вот вся история!

При глубочайшем почтении и преданности есмь и буду

Гавриил арх. Тверской.

P.S. При отправе сих строк подали мне письмо. В нем некто Боголюбов умоляет меня, ходатайствовать за него пред в. в-м хотя едва, едва помню Боголюбова: но дабы не каяться, что нищ прииде ко мне, и презрех его, вопию к тебе: Будь милостив к тому, о ком пишу. Г.А.Т.

Февр. 7 дня 1851 г., Тверь.

Не совсем благополучно встречаю я наступающий ныне новый год. Ибо, с самого поворота солнца, немоществую, с трудом ходя по лицу земли. Сие мне и подобает, по ветхости моей денми. Но тебе, владыко святый, да дарует Господь здравие непрерывное и жизнь долгоденственную. Сию молитву возношу я о тебе: и в ней заключая мое поздравление всех с новым годом, есмь

Гавриил арх. Тверской.

2 января 1853 г., Тверь.

Не любил я, владыко святый, и не люблю смотреться в зеркало. От того портретов моих мало, совершеннейших же и вовсе нет. Следовательно, если необходим мой портрет: остается списать оный с того только оригинала, какой находится в Од. женском монастыре. Правда, есть у меня другой, писанный в Одессе рукою Фристе, известного в. в-ву. Кисть изящная, но списать с него копию в Твери вовсе не кому.

Подобная надобность портрета моего встречается и для Тверского Кафедрального собора. Здесь, в большом размере обзаведена картина, где помещаются все святители от начала епархии до сего дня. Пришла чреда и мне недостойному стать среди достойнейших. Для сего несколько раз принимались писать копию с означенного моего портрета: но, во всяком случае, являлась чучела. Остается один способ прибегнуть к тому же Фристе. Имею честь повторить в. в-ву мое обещание, не оставить без внимания рекомендуемую вам сироту Анихинову. В замену же того прошу вашего внимания к внуку моему¹⁰ … сыну Василию Дорогану, обучающемуся в Одесской гимназии. Для него едино потребно: благословите его, когда представится тому случай.

Если будете путешествовать в свою Палестину через Тверь и Москву: посетить меня не забудьте. Только желал бы знать, когда именно могу ожидать архипастыря. Ибо обычай есть всякого здешнего архиерея отъезжать в мае месяце в Нилову пустынь.

Повергаю к стопам вашим тетрадочку. Бабочка сгорает от свечки. От светлости лица и ума твоего чтобы приношение моё не подверглось той же участи, молю вас. Если же мое благосильное принято будет: осмелюсь я тогда поднести вам и посильные опыты, археологических здешних моих занятий. Есмь же и буду

Гавриил арх. Тверской.

23 апреля 1853 г., Тверь.

Полагая, что в сей 10 день апреля месяца текущего 1855 года город Одесса не оставит без воспоминания 10-го же дня апреля месяца прошедшего 1854 года, и возблагодарит Господа, что в тот день всевышний, наказуя, хотя и наказал Одессу нашествием на неё иноплеменных, смерти однако же не предаде оной.

Ежели так: то поскольку к Одессе прильпе душа моя, осчастливьте меня принятием к себе в союз, дабы за спасение оной вкупе со всеми православными г. Одессы сословиями, и я вознести мог на небо свой глас благодарственный.

А как опасность Одессы от врага еще не совсем миновалась: то я обращаясь к угоднику Божию, великому в свое время страдальцу также за Россию, благоверному и великому князю Тверскому, молю Его, дабы он силу молитв моих ко Господу о заступлении, спасении и помиловании г. Одессы, усугубил своим о том же пред Богом ходатайством неусыпным; и святую икону сего благоверного князя Тверского, во благословение от меня всей, если смею сказать, вверенной в. в-ву пастве, препровождая, падаю на выю и перси ваши, милостивый архипастырь, с тем помышлением, что дар мой не под спудом сохраняться будет: но на свещнице дастся ему место.

Гавриил, арх. Тверской.

Апреля 10 дня 1855 года.

Примечание редакции. Следующее письмо, означенное у достопочтеннейшего профессора Барсова под № 2, мы печатаем здесь отдельно; оно писано, несомненно, преосвященным Гавриилом, что показывает и самая подпись его; но писано, кажется нам, не к Иннокентию. Преосв. Гавриил употребляет в письме своем выражение: «владыко святый», тогда как Иннокентий был только ещё архимандритом.

Почтенное рукописание ваше от 2 апреля сего года получил я ровно через целый месяц, т. е. мая 4 дня, с пролежанием двух дней на почте за отсутствием моим. Итак вот сколь мы друг от друга отдаленны! И птица, уподобляя оной скорость почты, тридцать дней летит от вас до меня и обратно. Несмотря на такую уклонность к северу, что вы хвалите свое место, сие доказательством служит, что везде Господне есть владычество. Я также в пастве своей живу спокойно, исключая недугов, кои протерпел в две прошедшие осени. Известно было, что южные жители удобнее привыкают к климату холодному, чем напротив. Сие теперь не только на себе, но и на других, вижу. Обманчива здесь атмосфера. Первую еще весну вижу в изобильной зелени и цветах, но вот слышу бунтующие сейчас ветры. Прежде же настоящего года жары снедали вдруг, что в земли ни возникало. Но повторяю, что местом сим я доволен.

Везде находятся свои невыгоды. Здесь познакомился я с морями, с превыспренними горами, какими ограждено, например, Чермное море. Здесь практикою учусь тому, что твердил в школах наших теоретически, по выражению же некоторых глухонемым образом.

Дядюшке вашему исходатайствовал я новую монаршую милость Императорскую корону к знаку святыя Анны, но он не воспользовался за кончиною его пред приходом сего невиданного еще в нашем городе отличия.

Город наш также поправляется. Строится кафедральный собор, которым возбужденные жители и дома стали строить каменные. Однако же долго ему, кажется, еще не процветать. Гражданским языком говорю. – А ежели пастырски: то не желаю городам цветущего состояния по внешнему образу, ибо неизбежным образом тут внутренний вовсе исчезает. Покойный и великий в ваших иерархах Платон говаривал о своей столице: где море великое и пространное, тамо – и проч. Зятю вашему я готов оказать всякое возможное покровительство. Ныне в их пределы собираюсь. Но не знаю, допустит ли Бог. Вы знаете запада обстоятельства. Война и холера, из коих (последняя) посещала мою паству, а теперь опять, говорят, около Буга свирепствует. Отпустить к вам сына зятюшки вашего и других с ним я не воспротивлюсь, ибо и сам имею родных, за коих прошу. Но не так счастлив в получении просимого… правда обстоятельства их совсем другие. Напр. племянник мой по родной, вверенный мне от покойного его отца, юнейшей племяннице с сестрою и племянницы материю по окончании прошедшего турецкого похода, пали среди мятежников польских под знаменами Орла Российского. Братья двоюродные, пишут, уже там и век кончили, после благополучных выходов из Парижа, Варны, Анапы и проч. прошу, владыко святый, о мне с ними помолиться.

А я при совершенном искреннем моем к вам почтении есмь и пребыть я честь имею Гавриил епископ Екатеринославский.

8 мая 1831 г Екатеринославль.