502. Слово в день Успения Пресвятой Богородицы

Мариам же соблюдаше вся глаголы сия, слагающи в сердцы своем. (Лук. II. 19).

Если кончина, или воспоминание кончины обыкновенного человека добродетельнаго приводит нас к воспоминанию его добродетелей, и мы по сему случаю о них размышляем, беседуем друг с другом, и таким образом отшедшему воздаем справедливость и славу, а себе доставляем утешение и поощрение к добру: не паче ли прилично нам поступать таким образом ныне, когда творим торжественную память блаженного Успения Пресвятой Богородицы? В Ней, без сомнения, можем созерцать исполнение всякия добродетели, потому, что в Ней по достоинству Ее обитал, и, конечно, не в оскудении Ее оставил Тот, которого добродетель покрывает небеса и исполняет землю. Но как за всеми добродетелями Пресвятой Девы не могло бы теперь следовать ни слово наше, ни помышление: то в предмет настоящего размышления беру я одну из Ее добродетелей, которую святый евангелист Лука изобразил в следующих словах: «Мариам же соблюдаше вся глаголы сия, слагающи в сердцы своем». Это есть сердечное внимание к глаголам Божиим и к делам провидения Божия. Рассмотрение сей добродетели в лице и жизни Пресвятой Богородицы может проложить путь к учению о сей добродетели для нашей жизни.

Святый Лука в начале своего Евангелия описав чудеса, ознаменовывавшие воплощение Сына Божия, ангельские предвещания о рождении Предтечи Христова от неплодной, и о рождестве Христа от Девы, пророчественные восторги праведной Елисаветы, Самой Пресвятой Девы, и Захарии, отца Предтечева, явление Вифлеемским пастырям воинства славословящих ангелов и указание родившегося Спасителя в невиданном, без сомнения, знамении, «младенца повита, лежаща в яслях» (Лк. 2:12), упомянув о удивлении всех слышавших о сем от пастырей, наконец заключает: «Мариам же соблюдаше вся глаголы сия, слагающи в сердцы своем»: и далее, пересказав пророчество Симеона Богоприимца, изобразив проявление божественной премудрости в двенадцатилетнем отроке Иисусе, приведя его непонятное в то время богознаменательное изречение: «не весте ли, яко в тех, яже Отца Моего, достоит быти ми?» (Лк.2:49) Евангелист вновь обращается к своему прежнему замечанию: «и Мати Его соблюдаше вся глаголы сия в сердцы своем» (Лк. 2:51). Сие повторение одного и того же замечания показывает, что то было не легкое, случайное замечание, но важная мысль, которая сильно занимала священного писателя, и которую он хотел глубоко впечатлеть в читателей и слушателей Евангелия.

Что же хотел внушить нам священный повествователь? Не хотел ли, может быть, предупредить и разрешить вопрос, откуда почерпнул он сведения о начальных событиях земной жизни Христовой, которые хотя гласны были в свое время в Вифлееме и в Иерусалиме, но естественно должны были потерять большую часть своих свидетелей и придти в забвение во время долголетнего, безвестного жития Господа Иисуса в отдаленном и неславном Назарете? Не хотел ли в лице Мариамы указать источник своих сказаний и свидетельницу их достоверности? Не думаю. Дух Святый был неизчерпаемый источник и верный свидетель Евангельской истины; потому Евангелисты не заботятся указывать источника своих сказаний и ограждать их достоверность посторонними свидетелями.

Итак, какую же мысль и цель имел Евангелист, когда двукратно указывал на Мариам, соблюдающую в сердце глаголы судеб и жизни Христовой? Думаю, мысль и цель его была отверзть нам дверь в душу Той, которая есть дверь небесная, открыть «славу дщери Царевой», сокровенную «внутрь» (Пс. 44:14), ввести нас в святилище сердца Пресвятой, показать каким образом обитавший во чреве Ее кратковременно, еще иначе обитал в Ней безысходно. Каким же образом? Посредством сердечного внимания к глаголам Божиим, посредством сердечного внимания к делам Божиим. «Мариам... соблюдаше вся глаголы сия, слагающи в сердцы своем». Глаголы, по свойству священного языка, означают здесь как предсказания и сказания о Христе и Спасителе, так и самые события, относящиеся к Его земной жизни, особенным провидением Божиим устроенные: потому, что Бог не редко говорит человеку делами, подобно как человек человеку словами. Мариам слышала глаголы судеб о Сыне Своем, как Спасителе мирa, читала глаголы славы Его в чудесных событиях, вниманию Ее представлялись Его собственные глаголы и деяния, проявляющия божественную премудрость и силу. Глаголы сии были многочисленны и многообразны, часто невразумительны по своей высоте или необычайности, иногда тяжки, скорбны и грозны. Когда глаголы умолкают: как легко из многого иное забывается! Как трудно сохранить до точности незабвенным разнообразное и непонятное! Как часто даже стараются забыть неприятное, или страшное! Как повреждается иногда память и предание высоких глаголов и событий неукрощенным любопытством и дерзновенным усилием испытывать тайны Провидения и изъяснять дела премудрости Божией, по обыкновенным понятиям разума человеческого. От всего такого сохранила Себя благовнимательная Мариам: без утраты, без изменения, верно «соблюдаше... глаголы сия». Каким образом? Не в книгу ли Она их вписывала? Не хранила ли ее в недоступной никому сокровищнице? Нет, Она умела обрести хранилище, несравненно надежнейшее. Первою книгою, в которой вписано было Евангелие, было сердце Преблагословенной Марии, оно было сокровищницею богатства Христова, «соблюдаше вся глаголы... в сердце своем». В сердце, верующем Богу, в сердце, любящем Единородного Сына Божия и Своего, слагала она глаголы тайны и славы Христовой: и ничего не могло похитить отсюда забвение, потому что любовь не допускает забвения, не могло прокрасться сюда любопытство и собственное мудрование, потому что вера не любопытствует. Глаголы Христовы были живые глаголы в сердце Мариамы; потому что их предмет Христос, есть свет и начало жизни, потому что «верующее сердце» есть «исходище живота» (Прит. 4:23); потому что любовь есть жизнь. Так прежде Павла могла сказать Мариам: «живет во мне Христос». И после того, как вселившийся в Нее воплощением переселился из Нее рождением, тем не менее могла она говорить: «живет во мне Христос» (Гал. II. 20).

После рассмотренных нами слов Евангелиста, достойно размышления и его молчание. При начальных происшествиях земной жизни Христовой двукратно заметил он, что Матерь Господня «соблюдаше вся глаголы сия... в сердце своем»: но потом во все продолжение своего Евангелия не возобновляет подобных замечаний и не заботится изъяснить, какое действие имела жизнь Господа Иисуса на жизнь Матери Его. Что значит сие, после некоторого избытка в слове, как бы скупое молчание? Чтобы не представить священного писателя несогласным с самим собою, кажется, мы должны предположить у него ту мысль, что вышеприведенным двукратным замечанием Он дал ключ ко всей жизни Пресвятой Девы, и признал сие довольным. В самом деле, если спросить, что делала Матерь Господня, когда Господь Иисус проповедывал, чудодействовал, страдал, умер, воскрес, вознесся на небо? На все сие можно дать один ответ: «соблюдаше вся глаголы сия... в сердце своем». Сим самым объясняется и то, что есть особенно неудобопостижимого в Ее беспримерной для прочего человечества жизни. Например, как могла Она и без недоверия, и без превозношения принять высочайшее благовещение о бессеменном и богоприемном зачатии? Могла потому, что уже тогда соблюдала в сердце глаголы о Христе пророческие. Как прошла она сквозь трудности, бедствия, страхи, окружавшие рождение и младенчество Сына Ее? Без сомнения с непоколебимою твердостью и упованием, потому что соблюдала в сердце глаголы обетований о Нем. Как перенесла Его удаление, когда Он изшел на проповедь спасения человеков и с тем вместе на собственные опасности? Без сомнения, с преданностию, потому что соблюдала в сердце предварительный глагол Его: «в тех, яже Отца Моего, достоит быти Ми» (Лук. II. 49). Как не убило Ее оружие скорби, прошедшее душу Ее в часы страданий и смерти Сына Ее и Бога? Не убило, потому что Она еще прежде испытала сие орудие, изшедшее из уст Симеона Богоприимца и уготовала Свое сердце принять рану глагола смертного и уврачевать ее глаголом воскресения. Как осталась Она живущею, когда с вознесением Господним на небо сокрылось от земли то, чем Она единственно жила? В сердце Ее продолжал жить Христос и Его глаголы, и Она жила жизнию веры, любви и надежды, доколе путем, который мы называем смертию, могла прейдти к Нему в жизнь любви, блаженства и славы.

Жизнь Пресвятой Богородицы назвал я беспримерною для прочего человечества, потому что таинство Матери Господней не повторимо и не сообщимо; но заключать ли из сего, что оная и не подражаема? Что мы беседовали о Ней только к Ее славе, для Нее ненужной, а не к нашему с тем вместе назиданию, не к нашему благу? – Да не будет. Добро не может быть бесполезно. Добродетель не может быть неплоды. Пример святости перестанет ли быть руководительным к святости от того, что восходит выше другого? Соблюдение в сердце глаголов Божиих, сердечное благочестивое внимание представлено нам Евангелием в Пресвятой Деве не только для нашего благоговения и удивления, но и для нашего назидания и подражания. Ищущий спасения нашего Бог не безмолвен для нас, братия. Как обильно простирает Он к нам глаголы спасения? Как, можно сказать, преследует нас ими посредством Евангелия Своего, посредством Церкви Своей и примеров святых и праведных: посредством вразумляющих дел Своего провидения? – Когда стоишь в церкви, – непрестанно оглашают тебя глаголы псалмопения, глаголы молитвы, глаголы тайнодействия, глаголы божественного писания, глаголы духовного учения: вся глаголы Божии, глаголы зовущие, наставляющие, побуждающие ко спасению. Но когда и дома сидишь, ты можешь иметь близ себя священную книгу, и тогда открой только ее, и глаголы спасения устремятся к твоему сердцу. Когда увидишь усердно молящегося, или человеколюбиво благодеющего, знай, что из их дела исходит к тебе глагол Божий: молись и ты, благодетельствуй и ты. Если сего недовольно, Бог глаголет тебе устами неба и земли, и самую суету мирa заставляет изрекать важные глаголы к душе твоей. Благотворные действия природы, благоприятные случаи жизни говорят тебе: познай Бога милосердого, и благодарно благоугождай Ему, – события грозные, разрушительные, карательные взывают к тебе: познай Бога правосудного, и не медли умилостивлять Его. После сего приходит на мысль спросить: и неужели мало внимающих глаголам Божиим и спасающихся? Я не знаю, но Тот, Кто ведает, сказал, что «мнози... суть звани, мало же избранных» (Матф. XX. 16). Воплощенный глагол Божий нередко спасительные глаголы Свои заключал возглашением: «имеяй уши слышати да слышит» (Матф. 11:15). Видно, не мало и таких слушателей, которые не только не слышат, но и ушей не имеют, т. е. нет ушей у сердца их. Итак, позаботимся иметь уши и слышать, и поучимся сердечному благочестивому вниманию. О совершенном невнимании нечего и говорить; если я говорю, а ты не внимаешь, и обращаешь внимание совсем на другое: разумеется, что ты от меня ничего не узнаешь, и ничего по словам моим не сделаешь. И всемощный глагол Божий для невнимающего бездействен и как бы не существует для него; но есть роды и степени невнимания.

Ты прилагаешь ухо к слову, обращаешь взор на предмет, – это есть внимание чувственное; но это есть только начало, и нижняя степень внимания. Надобно бывает ступить на нее для восхождения на высшие степени; но в отношении к глаголам Божиим останавливающиеся на сей степени внимания, далеки еще от внимания, далеки еще от внимания спасительного. На таких людей падает обличение Христово: «очи имуще не видите, и уши имуще не слышите» (Мк. VIII. 18). Вы смотрите оком, но не созерцаете духом; внимаете внешнему слову слуха, но еще не внимаете внутренней силе слова. Так иные слушают, или читают много молитв: но мало молятся; часто встречаются с учением, но не восходят в разумение истины и не вводят ее в жизнь. Есть внимание разумное, когда в видимый предмет углубляются размышлением, в слышимом слове ищут разумеваемой истины; не трудно усмотреть, что сей род внимания благопотребен для глаголов Божиих: но и сей неудовлетворителен. Вера не любомудрие, благочестие не наука, хотя есть любомудрие веры, есть учение благочестия. Кто засветил несколько света в голове, тот еще не сделал всего человека сыном света. Разум кичит, а смиренное признание своего неведения иногда лучше знания. Притом познание истинно спасительное приобретается не одними усилиями разума, но паче усердною молитвою и чистым желанием просвещения свыше. Господь в притче, уподобив слово Божие семени, а слышащих оное земле засеваемой, в изъяснении притчи глаголет: «иже на добрей земли, сии суть, иже добрым сердцем и благим слышавше, слово держат и плод творят в терпении» (Лук. VIII. 15).

Итак, внимание сердца доброго и благого, – вот истинно благотворный и спасительный род благочестивого внимания. И потому не довольствуйся тем, что слух твой отверзаешь слову Божию: старайся отверзать для него уши твоего сердца. Внимай умом, не слишком напрягай усилие пытливого разума, но наипаче возбуждай сердце любовию к Богу и к Его глаголам, и успокоивай оное в вере, преданности и смирении. Так поступай с глаголами молитвы; так поступай с словом учения; так внимай и делам вразумляющего Провидения. И когда благодатные глаголы дадут себя ощутить твоему сердцу внутренним миром и утешением: тогда бдительно и верно соблюдай глаголы сии в сердцы твоем: храни тайну веры в чистой совести, и в удалении от рассеяния и суеты берегись, чтобы не впасть в древнее невнимание, в котором «очи имуще ...не видят и уши имуще ...не слышат» (Иез.12:2), в котором только устами приближаются к Богу, но далече отстоят от него – сердцем.

Богоблагодатная Мати Слова воплощенного и верная блюстительница глаголов спасения! испроси от Него и нам благодать и сердечно-внимательного слышания, и верного хранения слова Божия, в сердце и жизни, да не чуждо нам будет и возвещенное блаженство слышащих слово Божие и хранящих оное. Аминь.

В чтениях Общ. Ист. и древн. Рос. за 1877 год, II, 89, в воспоминаниях Епископа Никодима говорится о речи почившего Святителя Филарета к новопосвященному Епископу Николаю, произнесенной 27 апреля 1841 г.; по указателю в Чт. Общ. Люб. Дух. Просв. значатся под № 337-м Слово на освящение Никольского храма при Лосинной фабрике, 14 сентября 1844 г. из текста: «сказую... вам, братие, благовествование» (1Кор. XV. 1), и под № 357-м – Речь Государю Наследнику в Успенском соборе сентября 27 дня 1845 г., но этих слов и речей нами не отыскано. Кроме сего, по воспоминаниям покойного Угрешскаго Архимандрита Пимена (см. Чт. в Общ. Ист. и древн. Рос. 1876 г., кн. 4, стр. 109), было говорено 3-го сентября 1844 г. Слово по освящении Никольского собора в Угрешском монастыре, также не найденное нами.