183. Слово на обновление древнего храма Успения Пресвятыя Богородицы

Ты воскрес ущедриши Сиона: яко время ущедрити его, яко прииде время. Яко благоволиша раби Твои камение его: и персть его ущедрят. (Псал. CI. 14–15).

Что это за камни Сиона, о которых благоволят рабы Господни? – Что за персть, которая им любезна? – Это камни и персть разрушенного Иерусалима, и особенно разрушенного древнего святаго храма Иерусалимского. Пророк смотрит на сии развалины во времена пленения Вавилонского; смотрит в то же время на душевныя расположения народа Иудейского: и на сем воззрении основывает надежду нового благоволения Божия к Иерусалиму и храму.

«Ты воскрес ущедриши Сиона». То есть: Бог умилосердится над Иерусалимом, и возстановит Свой храм.

Пророк дерзает даже определить, что сие должно совершиться вскоре. «Якo время ущедрити его, яко прииде время».

Но почему он знает, что сие будет, и должно быть вскоре? – «Яко благоволиша раби Твои камение его, и персть его ущедрят». То есть: пoелику Иудеи, своими душевными расположениями, являют теперь себя достойными наименования рабов Божиих; пoелику они даже пред развалинами храма Божия благоговеют к его древней святыне; с любовию, с умилением взирают на самые камни и персть, как на остатки святилища, в котором обитала благодать Божия: то должно уповать, что Бог вскоре умилосердится над Иерусалимом, возстановит храм Свой, и вновь будет обитать в нем Своею благодатию.

Надежда сия самым делом исполнилась при Первосвященнике Иисусе и Князе Зоровавеле.

Но уместно ли говорю я о судьбе столь великого храма, когда думаю о судьбе столь малаго храма, как сей, в котором теперь мы находимся? – Думаю, что не совсем неуместно. Тот и другой суть храмы Единого истинного Бога: потому естественно предполагать некое в судьбе их единство, хотя и при разности многих обстоятельств. Притом и малый храм Христианских таинств и Христианской истины не слишком мал пред великим храмом сеней и гаданий.

Двести двадцать семь лет стоял сей древяный храм, быв создан Лаврою Преподобного Отца нашего Сергия, в начальствование Преподобного Отца нашего Дионисия; и тогда еще представлен в покровительство Пресвятыя Владычицы нашея Богородицы, в память славного Ея Успения, дабы, по сей памяти, Она со благоволением призирала на него, как бы на Свою Гефсиманию. Время, с своим законом истления, осторожно прикасалось к тленному веществу, на котором положено было благословение Святых. Но как человек иногда сам не довольно бережет то, что бережет для него природа и Провидение: то наконец храм сей обречен был опустению, а в след за тем и конечному разрушению огнем. В сие время воспомянули мы древних почитателей древнего Иерусалимского храма: и как они «благоволиша камение его»; так и нам самое древо сего нашего храма, и некоторые в нем останки древних священных изображений, показались драгоценными, достойными благоговейного сохранения. Но как уже не можно было сохранить сей храм на прежнем его месте: то здесь, древнее купно и новое, мы «обрели место Господеви, селение Богу Иаковлю» (Псал. CXXXI. 5).

Боже Отец наших! «Ты воскрес ущедриши Сиона». Ты «воскресишь» во храме сем древнее благословение, и «ущедришь» его новою благодатию. Да будет, Господи!

Но что далее будет с сим обновленным храмом, и с новыми окрест его смиренными жилищами? – Ты веси, Господи! Будет то, чему повелит быть Твое вседетельное Слово, которое нарицает не сущая, яко сущая, возсозидает разрушенное, возставляет падшее, возвышает смиренное, воскрешает умершее, спасает погибшее. Будет то, что испросят молитвы Святых и Преподобных Отец наших, Сергия, Никона, Михея, Иоасафа, Серапиона, Максима, Дионисия, и прочих сподвижников их и сообитателей в земной, и в небесных обителях. Будет то, чему не воспрепятствуют быть наши грехи, наши немощи, наше недостоинство.

Некто из Отцев вопросил некоего великого из Отцев: какое есть доброе дело, которое бы мне сделать, так чтобы оно было делом моей жизни? Авва ответствовал: не все дела равны для всякого. Книги говорят, что Авраам был страннолюбив, и Бог был с ним. Илия любил безмолвие, и Бог был с ним. Давид был смирен, и Бог был с ним. Итак в чем душа видит для себя хотение Божие: то и делай. Наипаче же храни сердце свое.

Кто хочет подражать Авраамову страннолюбию, Давидову смирению: тот, как самые сии примеры показывают, может упражняться в сих добродетелях повсюду: на пути, в доме, в деревне, в городе, на престоле. Так ли легко найдет себе открытое и нестесненное поприще тот, кто изберет делом жизни своей Илиину любовь к безмолвию? Где теперь Илиин Кармил, или Хорив? Где Иоаннова пустыня? Где дикия места Палестинския и Египетския, которыя чудным образом угождающая благодати природа сделала неспособными для обыкновенных селений человеческих, чтобы сберечь для жительства земных Ангелов? Сонмы сих Ангелов переселились в сродное небо; земныя жилища их, едва не без остатка, пришли в запустение; и на поприще духовного безмолвия вновь рыщет одинокий зверь, или скитается полудикий человек. Переселилась любовь к безмолвию и в наши страны, и избрала для себя пещеры, леса, места, удаленныя не только от жилищ, но и от путей человеческих, чего близкий пример имеем в Преподобном Сергии: но как, по непреложному слову Христову, «не может град укрытися верху горы стоя» (Матф. V. 14); то высоко возрастшая и созревшая любовь к безмолвию, обыкновенно не оставалась сокрытою; привлекала учеников, почитателей, посетителей; и от самаго множества любителей или почитателей безмолвия, кроме других причин, почти по необходимости, стало тесно безмолвию. Между тем и пустыни наших стран, по самой природе, менее южных удобныя для безустройственного пустынно-жительства, с течением времени сделались для него менее прежнего пространными и свободными, по действию распространившагося народонаселения.

Чего жe по сему ожидать? Путь Илии, путь Иоанна Крестителя, путь Антония Великого, должен ли увидеть себя оставленным, и возрыдать, подобно как некогда, по сказанию Иеремии, «путие Сиони рыдали, яко несть ходящих по них в праздник» (Плач. I4)? Мир, вероятно, не почел бы сей потери тяжкою: но не так думать поучает опыт веков. Никто в городах и селениях Израилевых не нашел столько силы, – один Илия в пустыне нашел столько силы, – чтобы одному, одною силою духа, победоносно сражаться с господствовавшим в его время идолопоклонством. Пустыня, а не вселенная, должна была уготовать Иоанна, чтобы он сделался способным уготовать путь Господень для спасения вселенной. Глубокая пустыня и совершенное безмолвие воспитали Антония, до возраста великого, чтобы он мог потом духовно родить, так сказать, племя и поколение земных Ангелов, пустынножительствовавших, общежительствовавших, священноначальствовавших в Церкви. Сказанное теперь о Святом Антонии можем сказать в другой раз, если на место его имени поставим имя Святаго Сергия.

Итак, если для любви к совершенному безмолвию и в обителях часто бывает тесно, и в диких пустынях не совсем свободно, а доставить ей благоприятное для нея убежище должно быть полезно и ныне, как полезно было прежде: то где мы поселим ее ныне, в сем веке молвы многия? Не будет ли, может быть, ей приятно поселиться в малой, простой, уединенной, от молвы по возможности огражденной обители, под тению обители великой, подобно как некогда безмолвствующий Варсанофий Великий обитал в совершенном уединении, под тенью обители аввы Серида?

Прииди благословенная любовь к безмолвию Илиина, Иоаннова, Антониева, Сергиева! Скрывайся от молвы: но не скрывайся от ищущих путей твоих и следов твоих, – твоих правил и твоих примеров. Являйся иногда и неищущим, способным принять тебя. Ты устраняешь человека от видения других, и тем удобнее даешь ему увидеть самого себя; а «сподобивыйся увидети себе», – по слову одного из твоих таинников, – «лучший есть сподоблшагося увидети Ангелов» (Исаак. Сир. сл. 41). Ты пресекаешь беседы с человеками, и тем искреннее вводишь в беседу со Христом. Ты затворяешь дверь внешния храмины, и отверзаешь внутреннюю храмину сердца. Ты подаешь, и научаешь употреблять оружие против страстей. Ты собираешь разсеянные помыслы. Ты погружаешь ум во глубину писаний, и почерпаешь свет. Ты совершенствуешь покаяние. Ты обретаешь источник слез. Ты возводишь к чистой молитве. Ты учишь «молчанию», которое «есть таинство будущаго века» (Исаак. Сир. сл. 42).

Не для всех равно призываю любовь к безмолвию. Жизнь безмолвия не для многих. Но посещение безмолвия для всякого должно быть вожделенно. Кто не упраздняет себя, хотя однажды в день, хотя на непродолжительное время, от всякого внешнего земного занятия, попечения, пристрастия; и не вводит своей души в благоговейное безмолвие пред Богом: тот еще не познал пути мира для души своей. Ибо тако глаголет Господь: «упразднитеся, и разумейте, яко Аз есмь Бог» (Псал. XLV. 11). Аминь.