Глава тринадцатая. Архиепископ становится митрополитом
1826
На редкость красиво имя Филарет! В святцах оно переведено как «любящий добродетель», но у греческого слова «арете», составляющего вторую часть имени, простор прекрасных значений. В греческом словаре читаем: «арете» – доблесть, добродетель; вообще совершенство, превосходство, достоинство (как физическое, так и нравственное); мужество, храбрость (в этом значении часто у Гомера и прочих писателей); доблестный поступок, заслуга, услуга; все благое, всякое благополучие».
Наступил 1826-й – год, в который носителю столь прекрасного имени архиепископу Филарету суждено было стать митрополитом Московским и Коломенским. И в этом сане потом провести вторую, большую, часть своей жизни – сорок один год! Дольше него никто не возглавлял московскую паству, ни до, ни после.
Этому важному событию предшествовали проводы двух таинственных гробов. Они проплыли мимо него, словно посылая приветствие от двух августейших особ, с коими связана была пора его юности, молодости, ранней зрелости. Кто был в тех гробах, сами ли те августейшие особы или не они, так до сих пор и покрыто завесой великой тайны. История, говорящая с нами языком фактов, свидетельствует, что 4 февраля 1826 года владыка Филарет встречал и провожал гроб с телом императора Александра Павловича, а 26 мая того же года – гроб с телом его супруги императрицы Елизаветы Алексеевны, так же безвременно и внезапно оставившей сей бренный мир.
В четверг 4 февраля архиепископ Филарет стоял у Серпуховской заставы и здесь встретил печальную процессию. По прибытии в Кремль гроб перенесли в Успенский собор, где московский архиерей отслужил литургию. Затем он произнес речь. Красивую, сильную. Предварил ее цитатой из библейской Книги Царств, где сказано о царе Иосии: «Подобен ему не бысть пред ним царь, иже обратися ко Господеви всем сердцем своим и всею душею своею, и всею силою своею. – Обаче не отвратися Господь от ярости гнева своего великого» (4Цар.23:25–26). Говорил о том, что не способен в слове передать значение правления Александра:
– Дайте мне слово или научите меня молчанию. Не умею говорить и безмолвствовать не умею. Отрекаюсь от необъятного подвига хвалить Александра, уже Благословенного; но нельзя удержаться от печального пред Церковью размышления и слова о царе, который, подобно как Иосия, достоин, чтобы по нем рыдали пророки... Бог, который воздвиг Александра на время необычайных браней и подвигов, научил его противопоставлять оружиям воинства плотским не одни плотские, но наипаче духовные... адским оружиям – небесные, хитрости – правду, дерзости – твердость и терпение, надменности – кротость и смирение, надежде на искусство и силы человеческие – упование на помощь и провидение Божье. И что же последовало? Идол Франции сокрушился о грудь России!
Филарет в своей речи говорил о том, как после победы над Наполеоном русский царь привел Европу к миру:
– Неукротимый дотоле дух браней связан. Союзам царей и царств, для которых не находили дотоле более приличного закона, как закон своекорыстия и взаимной зависти, Александр сильным примером своим положил в основание закон бескорыстия и благоволения, словом, закон христианский. Несогласия народов или прекращены, или обессилены. Крамолы если не уничтожены, то приведены в отчаяние. Дела, которые решал меч, уже разрешаются советами.
По слову Филарета, Александр стал первым государем, создавшим в Европе союз – прообраз будущей Организации Объединенных Наций, призванный мирным путем решать то, что решалось силой, кровью, смертью, страданиями. Но Наполеона, виновника гибели сотен тысяч людей, в мире и сейчас знает каждый. А Александра?.. Сколько людей на нашей планете сейчас ответят, кем был этот человек? Один из тысячи? Один из десяти, из ста тысяч? А может, один из миллиона?.. Человеческая неблагодарность!
Мало того – в родной стране, в собственном доме заговорщиками было уготовано Александру убийство. И об этом сказал Филарет в своей речи:
– Царю царей! Ты воздвиг его на время; Ты воззвал его к вечности. Прими то, что Ты даровал; не остави тех, которых лишаешь. Ты взял сего царя как праведного от лица неправды, когда она готовилась вновь разродиться отступлением от царей... Умилосердися, Господи, возьми сию неправду от лица оставшихся праведных!..
Для сторонников легенды о старце Федоре Кузьмиче в слове Филарета не найдется доказательств их правоты. Филарет говорит об Александре как о покойном. Хотя он, владея мастерством речи, сумел бы сказать так, чтобы обойти тему смерти как таковой. Стало быть, он был уверен, что в запечатанном гробе лежит именно Александр. И, оплакивая, отправлял Александра дальше, в Петербург, где лишь спустя три недели брата будут встречать Николай и Михаил.
Пройдет три с половиной месяца, и в Москву прибудет гроб с телом Елизаветы Алексеевны... Но не будем забегать вперед.
В своей очередной речи в день святителя Алексея, митрополита Московского и всея России чудотворца, 12 февраля 1826 года, святитель Филарет говорил о нетленной пище, которую в Апокалипсисе апостол называет «манной сокровенной»:
– Кто же знает, что то за новая пища, без сомнения, лучшая других родов, потому что не всякому дают оную, а бepeгут для угощения победителя? Для примера могу вам сказать, что сие знает сей, ублажаемый ныне победитель греха, увенчанный нетлением. Ибо как приемлющие тленную пищу предаются и сами тлению, так, напротив, преподобный Божий, которому не дано видеть нетления, без сомнения, приготовлен к состоянию нетления нетленною и пищею, и следственно, предварительно дано ему ясти и манны сокровенный (Откр.2:17).
Образность Филаретовых проповедей не могла тронуть только самых глухих сердец. Говоря о тех, кто не имеет жажды вкушать Божественное слово, Московский Златоуст сравнивал их с больными, утратившими вкус к обычной человеческой пище:
– Почему он не хочет принимать ее или, приняв, но не напитавшись, беспорядочно извергает? Неукрощенная чувственность и земные страсти расслабляют дух, заглушают его внутренние ощущения, повреждают его небесные желания. Посему-то и не всякому обещается манна сокровенная. Какая польза и как можно давать пищу тому, в ком болезнь произвела отвращение от нее и неспособность к питанию? Когда тело преодолеет борющуюся с ним болезнь, тогда может воспользоваться пищею...
Неверие есть душевное заболевание, нарушение в человеке внутреннего лада и связи со всей Вселенной: Вера-здоровье. Вот о чем проповедь Филарета. Здоровые должны к больным относиться сочувственно, стремиться помочь им избавиться от болезни. Но плохо дело, когда больной человек не хочет признавать себя больным и не жаждет лечения.
Проповедь наравне с управлением главной епархией России и трудами по переводу Библии оставалась для Филарета наиважнейшей составляющей его жизнедеятельности, его пастырского служения. Каждый раз, произнося речи, он осознавал, что должен как можно большее число слушателей своих спасти от душевного недуга безверия. И спасал очень многих!
В праздник Благовещения в кафедральной церкви Чудова монастыря Московский Златоуст говорил о твердом основании жизни человеческой, которое составляет Христос, и о том, что только со Христом способно человечество отступить от неправды. Оно же, увы, постоянно стремится отступить от правды, вернуться в свое древнейшее звероподобное состояние.
В Страстной понедельник 12 апреля государь Николай Павлович своим указом запретил деятельность Российского библейского общества. Для всей Русской церкви и для Филарета в частности это было радостное событие, поскольку оно означало, что власть в России отныне свое христианство основывает исключительно на православии, а миссионерам от иных конфессий более не будет предоставлено свобод для переманивания на свою сторону неустойчивых душ. Вместе с тем ради такой радости Филарету и его сторонникам приходилось мириться с большой жертвой – не скоро будет дозволено вновь продолжить работу по распространению Библии на современном языке. Но на всё Господня воля!
В праздник Пасхи 18 апреля 1826 года слово свое Филарет начинал сильнейшим риторическим оборотом:
– Христос воскресе! Сказав сие, что могу сказать вам более? Всё сказано.
Риторическим, поскольку дальше он все же продолжал говорить о воскресении и жизни вечной во Христе:
– Верует и язычник, но мертвым божествам или тварям, так же как сам он смертным и тленным... Верует иудей и верует Богу Живому, но по писмени закона, которое грешника убивает, а воскресать не может... Мы, христиане, веруем в Бога Живаго... Как известихомся? Всего вернее воскресением Того, Ему же веровахом...
И заканчивал тем же, чем начинал:
– Не стану далее изъяснять различные чудеса, какие производит одно чудодейственное слово: Христос воскресе! Если оно воскресит в нас святую любовь Божию, непрестанно убиваемую греховною любовью мира и плоти: довольно сего чуда для совершенства настоящей радости и для того, чтобы все прочие чудеса открылись нам сами собою.
25 апреля Филарет говорил об одном из важнейших высказываний, произнесенных Иисусом в Евангелии от Иоанна апостолу Фоме. В переводе Филарета это звучит так: «Иисус говорит ему: ты поверил, потому что увидел Меня; блаженны не видевшие и уверовавшие» (Ин.20:29). В другом месте того же Евангелия Христос говорит: «...вы не уверуете, если не увидите знамений и чудес» (Ин.4:48). Это одно из главных мест в учении Христа. И одно из тяжелейших для восприятия, поскольку невозможно найти христианина, который не мечтал бы хоть раз увидеть подтверждения своей вере – в знамениях и чудесах, в зримом проявлении Божьей воли и Божьего всемогущества.
– А из нас иные, взирая на пример Фомы, – говорил Филарет, – могли бы подумать: почто мы так несчастливы, что не можем иметь непосредственного явления и утверждения в вере от Господа? Нет, глаголет Господь и нам, не видеть – не есть несчастие, когда и без того достаточно основания веровать; напротив, не видеть и веровать есть особенное достоинство веры, и потому особенное блаженство.
15 мая в Архангельском соборе в день святого царевича Димитрия Угличского Филарет посвятил свою проповедь толкованию слов Спасителя из Евангелия от Луки: «Горе вам, что строите гробницы пророкам, которых избили отцы ваши» (Лк.11:47). Эти слова многих смущают. Получается, если твои предки в чем-то провинились, ты не имеешь право это признать и воздать должное тем, перед кем осталась вина предков. Представьте, что ваш дед участвовал в расстрелах на Бутовском полигоне. И что же? Вам теперь предопределено оправдывать дела деда и потому отказываться от христианства, поскольку дед был гонителем христиан? Филарет стремился растолковать слова Христа, дабы не оставалось недоумений:
– Если вы чтите гробы мучеников, которые утвердили веру тем, что терпеливо за нее пострадали, но сами не столько расположены собственным терпением, и, когда нужно, страданием доказать непобедимость веры, сколько мучить других за любимые вами мнения, то берегитесь; и сие расположение духа не столько вас не обнадеживает радостью, которую святые находили в страданиях, сколько вам угрожает горем, которое предвещено подражателям избивших пророков.
Проповедь от 20 мая 1826 года Филарет посвятил другим весьма важным словам Спасителя, которые в Евангелии от Луки звучат так: «Блаженны вы, когда возненавидят вас люди и когда отлучат вас, и будут поносить, и пронесут имя ваше, как бесчестное, за Сына Человеческого: Возрадуетесь в тот день и возвеселитесь, ибо велика вам награда на небесах. Так поступали с пророками отцы их» (Лк.6:22–23). Это тоже очень трудно, и всякий христианин хоть раз думал о том, чтобы миновала его чаша сия. Пострадать за Христа – блаженство, но, может быть, можно прожить с верою и упованием во спасение и притом ни разу за Христа не пострадать?..
– Если ты истинный христианин, – говорил Филарет, – то ты верно не привязан душою ко временному благополучию; не пристрастен к земным наградам; поощряешь и утешаешь себя мыслию о награде небесной и вечной.
В этом христианство остается одинокой религией, ибо все остальные религии говорят: будь прилежным верующим, и получишь вознаграждение уже здесь, на земле. Мало того, и некоторые христианские исповедания, особенно протестантского толка, начали склоняться к этому: будь благочестивым христианином, и тебе уже здесь, в этом бренном мире, воздастся, будешь благополучным и процветающим, прославленным в своем окружении. Филарет обличал это, называя не христианством, а ветхозаветностью или даже язычеством:
– Кто управляется и одушевляется желанием только земной награды, тот есть земной ветхозаветник, далекий от совершенства духовного и от стяжания сокровища небесного. Кто делает добрые дела для временной корысти или для славы человеческой, тот еще не вышел из области язычества; он вырабатывает кумиры добродетелей на продажу или на зрелище, он восприемлет мзду свою от человеков, и потому небеса и Бог ничем более не должны ему... И если вы хотите держаться только естественного, то смотрите, не отпадаете ли чрез сие от благодатного, которое выше естественного...
И все же вдохновенный проповедник не впадает в чрезмерную строгость и допускает возможность некоторой малой награды здесь, на земле, но лишь такой, чтобы можно было продлить дни свои до положенных сроков:
– Когда наемник желает платы, достаточной для пропитания не только во дни работы, но и на дни необходимого потом отдыха, не спорю, что естественно ему желать такого воздаяния. Но когда богатый не хочет ничего сделать без того, чтобы не извлечь из дела выгоды, даже, если можно, двойной и тройной выгоды: что тут естественного? Христианскую аскезу Филарет продолжал проповедовать не только словом, но и образом своей жизни, всегда довольствуясь малым, самым необходимым для дальнейшего существования. Скромный стол, на котором еды и питья ровно столько, чтобы утолить голод и жажду, скромное жилье, скромная прислуга. Секретарь владыки Александр Петрович Святославский был во всем ему подобен и старался показать, насколько ему чуждо стремление к удобствам; например, когда надобно было что-то прочесть вслух, он делал это стоя и мог по нескольку часов кряду читать, не присаживаясь. А невольные зрители этого потом могли обвинять Филарета, что не дает своему секретарю даже присесть.
В мае 1826 года в Москву прибыла еще одна скорбная процессия – в Петербург везли гроб с телом покойной императрицы Елизаветы Алексеевны. Якобы она скоропостижно скончалась в Белеве по пути из Таганрога. То, что эта цветущая женщина тридцати шести лет от роду так быстро ушла из жизни следом за своим супругом, еще больше подпитало легенду об их совместном уходе в странничество и монашество. И если Александра отождествляли со старцем Федором Кузьмичом, то Елизавету – с Верой Молчальницей, затворницей Сыркова монастыря под Тихвином. Тому способствовало и то, что императрица при жизни отличалась немногословностью.
Так же как гроб с телом Александра, гроб с телом Елизаветы был наглухо закрыт, и его не открывали, когда Филарет и вдовствующая императрица Мария Федоровна встретили процессию в Можайске, а по пути в Москву четырежды в разных храмах при этом гробе совершались богослужения. 26 мая в Можайском Николаевском соборе московский архиепископ отслужил литургию и произнес трогающее за душу поминальное слово:
– Еще не почило сердце наше от прежней печали, как постигла нас новая. Вся земля наша от края до края, от столицы до столицы прочернела погребальными путями царскими.
А из Петербурга приходили все новые известия, так или иначе связанные с декабрьским восстанием. 22 мая там скончался Николай Михайлович Карамзин. Привыкший к постоянному сидению в рабочем кабинете и в архивах, 14 декабря он весь день провел на промозглом петербургском ветру, наблюдая за событиями, слег, да так и не смог поправиться.
30 мая следствие по делу декабристов окончилось. Следственная комиссия составила «Донесение о тайных обществах». А 1 июня создан Верховный уголовный суд по делу о мятежниках-декабристах. Привлечено около шестисот человек.
Не без влияния бунта произошло ужесточение цензуры. 10 июня адмирал Шишков протащил свой цензурный устав, вскоре прозванный чугунным. Отныне в печать не могло проникнуть решительно ничего, где хоть как-то критиковался бы существующий государственный строй, да и сама Россия, ее власть, ее народ, армия, порядки и обычаи.
А в Москве на день заговения на Петров пост 13 июня 1826 года архиепископ Филарет в Алексеевской церкви Чудова монастыря крестил дочь великого князя Михаила Павловича, названную в крещении Елизаветой. Крестной матерью младенца стала родная бабушка – вдовствующая императрица Мария Федоровна. Событие не столько значительное, сколько трогательное. Жизнь крещеной девочки окажется короткой, выйдя замуж, она в девятнадцать лет скончается при родах, а в ее честь в Петербурге появится Елизаветинская детская больница. Родители, потратив бешеные деньги на чрезмерно пышную свадьбу, а затем пережив утрату, хоть и запоздало, но осознают смысл проповедей Филарета, осуждавшего всякие роскошь и излишества, и пустят деньги на благое дело.
Летом 1826 года Россия напряженно ждала решения суда по делу декабристов. Филарет, как пастырь добрый, желал бы направить сердце государя к милости падшим. 25 июня в Чудовом монастыре он произнес слово на день рождения императора Николая Павловича, коему исполнилось тридцать лет. Суть проповеди состояла в призыве проявить милосердие. Разумеется, московский архиерей не мог прямо сказать: «Государь, пощади их!» – но он напоминал о том, что высшим судьей остается Господь Бог. Окончил он такими словами:
– Имети уши слышати, да слышит. У кого внутренний слух сердца не загражден духовным нечувствием, тот да слышит, что при сих размышлениях говорит ему внутренний свидетель и судия правды и греха – совесть; и если она обличает в недостатке подвигов для правды, возвышающей язык, или в недостатке осторожности против грехов, умаляющих племена; то присоединим к молитве покаяние, к покаянию подвиги исправления, да примем или благое воздаяние от правды Божией, или помилование от милосердия Божия. Благословен Бог, который доныне правдою возвышал язык наш! Сила благодати его да умалит в нас умаляющие племена грехи! Аминь.
Суд приговорил к смертной казни тридцать шесть декабристов, из коих пятерых – четвертованием, прочих – отсечением головы; семнадцать человек – к политической смерти (то есть к лишению всех прав, включая права на собственность и права быть в браке), шестнадцать – к пожизненной ссылке на каторжные работы, пятерых – к ссылке на десятилетние каторжные работы, пятнадцать человек – к ссылке на шестилетние каторжные работы, пятнадцать – к ссылке на поселение, троих – к ссылке в Сибирь, одного – к лишению чинов и дворянства и разжалованию в солдаты до выслуги, девятерых – к лишению чинов с разжалованием в солдаты с выслугой.
Трудно было не содрогнуться при известии о таком решении! Отрубанием тысяч и тысяч голов еще недавно удивили мир французские революционеры. И вот у нас, в России, над тридцатью шестью головами занесен топор. Можно ли поверить?! Не лишним будет заметить, что на четвертовании настаивал не кто иной, как либеральный Сперанский! Знал, что его имя мелькало в списках декабристской директории, хотел доказать, что он тут ни при чем.
Общество еще не ведало о решении суда. 5 июля в Троице-Сергиевой лавре архиепископ Филарет прочитал проповедь об очищении сердца, предпослав слова Христа из Евангелия от Матфея: «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят» (Мф.5:8).
10 июля государь подписал указ о смягчении приговора. К смертной казни приговаривались только пятеро, и уже не к четвертованию или обезглавливанию, а к повешению. Остальным тоже по-разному было смягчено наказание. Большую роль в таком смягчении сыграли русские архиереи, включая Филарета.
Наступил финал трагедии, разыгравшейся на русской сцене по европейской пьесе. 13 июля пятеро молодых людей, самому старшему из которых было тридцать три, взошли на эшафот, устроенный на кронверке Петропавловской крепости... Это произошло в день архангела Гавриила. Такая вот «Гаврилиада»... Казнь со всеми кинематографическими деталями – с обрыванием гнилых веревок, проклятиями Рылеева в адрес царя и площадной бранью Каховского...
«Экзекуция кончилась с должной тишиной и порядком», -читал царь в донесении о казни. На другой день, спустя ровно семь месяцев после ужасов Сенатской площади, в Зимнем дворце совершился очистительный молебен, после которого царский двор двинулся из Северной столицы в Первопрестольную на коронацию нового императора.
В то время как Николай ехал венчаться на царство, южные рубежи его империи воспламенились новой войной. Персы, никогда не питавшие особых ласковых чувств по отношению к России, еще в 1812 году проявили коварство, когда узнав о нашествии Наполеона, решили воспользоваться случаем и ударить нам в спину. И в то время, пока наш народ, напрягая все силы, сопротивлялся мощнейшему в мире неприятелю, нам приходилось еще и на юге отбиваться и держать там войска, которые можно было бы перебросить на отражение Бонапарта. Когда разразилось декабрьское восстание, Персия снова встала в позу льва, выслеживающего ослабшую добычу. Но уж очень долго подкрадывалась и прыжок свой совершила, когда добыча успела встать на ноги и оглядеться по сторонам. Нападая на южные рубежи России, персы были уверены, что в нашем отечестве продолжается смута междуцарствия. Войска численностью около сорока тысяч под командованием принца Аббас-Мирзы со стороны Карабаха напали на Елисаветполь, захватили его и осадили крепость Шушу. С нашей стороны им противостояла восьмитысячная армия. Николаю выпала возможность начать свое царствование не только подавлением мятежа декабристов, но и маленькой победоносной войной в Закавказье.
Прибытие в Москву произошло 21 июля. Государь, его супруга Александра Федоровна и вдовствующая императрица Мария Федоровна остановились в Петровском дворце, где вскоре их встретило придворное и московское духовенство. Через четыре дня состоялся торжественный въезд в Москву. Войдя в Кремль, Николай поселился в Чудовом монастыре. До венчания на царство предстояло еще провести в Москве двухнедельный Успенский пост, отпраздновать Преображение Господне и Успение Богородицы. В отличие от своего старшего брата Александра, лишь с возрастом пришедшего ко Христу, Николай с молодости являл собой пример жизни воцерковленного человека, соблюдал посты и молитвы, постоянно исповедовался и причащался, вел аскетический образ жизни. Во время его пребывания в Чудовом монастыре он всегда много общался с Филаретом. На праздник Преображения святитель читал здесь проповедь о том, что «Божество Иисуса просияло сквозь Его человечество», и в том был намек на то, что божественная сила помазанничества призвана просиять и в государях, коих помазание есть ясный христианский символ.
И вот кончился строгий двухнедельный пост, отпраздновали Успение, и через неделю, в воскресенье 22 августа, царь с царицей, матерью и братом Константином входили в Успенский собор Кремля. Священное коронование и миропомазание на царство совершал митрополит Петербургский и Новгородский Серафим (Глаголевский), вторым при нем состоял митрополит Киевский и Галицкий Евгений (Болховитинов). А вот проповедником при короновании по собственному желанию государя назначили московского архиепископа Филарета.
– Благочестивейший государь! – обратился он к Николаю на ступенях Успенского собора. – Наконец ожидание России свершается. Уже ты пред вратами святилища, в котором от веков хранится для тебя твое наследственное освящение... Не спешил ты явить нам твою славу, потому что спешил утвердить нашу безопасность. Ты грядешь наконец яко царь, не только наследованного тобою, но и тобою сохраненного царства.
Говоря дальше о бурях, сопутствовавших восшествию Николая на престол, Филарет дал ответ тем, кто злословил, что царствование его начинается с виселицы, а именно напомнил эпизод из библейской Книги Царств: при смерти царя Давида и восшествии царя Соломона случилось восстание в войсках, которое возглавили военачальники Иоав и Семей.
– В царствование Давида прозябли сии плевелы; а преемнику его досталось очищать от них землю Израилеву; что ж, если и преемнику Александра пал сей жребий Соломона? Трудное начало царствования тем скорее показывает народу, что даровал ему Бог в Соломоне.
Едва ли можно было сказать точнее, чем это сделал мудрый Московский Златоуст! Сравнить Александра с Давидом, а Николая – с Соломоном, найти столь яркое сравнение в тексте Библии мог, пожалуй, только он, и, слушая сии слова, Николай утверждался в своем намерении в сей же день объявить Филарета митрополитом.
– Вниди, Богоизбранный и Богом унаследованный государь император! Знамениями величества облеки свойства истинного величества. Помазание от святого да запечатлеет все сие освящением внутренним и очевидным, долгоденственным и вечным.
После этого приветствия Николай Павлович вступил в Успенский собор и короновался вместе со своей супругой Александрой Федоровной. Он восседал на алмазном троне царя Алексея Михайловича, а императрица – на золотом троне царя Михаила Федоровича. Священное миропомазание совершалось из крабицы римского императора Августа – сердоликовой чаши, подаренной еще князю Владимиру Мономаху византийским императором Константином. Затем государь поцеловал большой нательный крест Петра I, спасший того от шведской пули на поле Полтавской битвы. После совершения таинства Николай взошел на Красное крыльцо и троекратно поклонился народу, чего не бывало во время предыдущих коронаций.
За коронацией Николая вскоре в тот же день последовало радостное для Филарета объявление о возведении его в сан митрополита Московского и Коломенского. Так, в один день Николай стал императором, а Филарет – митрополитом! Очень хороший знак!
Но и на том его радости не завершились: Николай пожаловал новому митрополиту белый клобук с крестом, усыпанным драгоценными каменьями, а также – средства на постройку нового корпуса Вифанской семинарии, тем самым почтив и память незабвенного митрополита Платона, чьим детищем являлась эта семинария.
Вечером вся Москва была великолепно освещена, в особенности Кремль. Все башни и колокольня Ивана Великого горели ярким пламенем; зубцы стен обвиты огненными полосами, а по оградам сверкали широкие узорчатые каймы. И в следующие дни иллюминацию несколько раз повторяли. Вечером 27 августа состоялся бал в Грановитой палате, 1 сентября в Большом театре прошел придворный маскарад, 3 сентября в честь государя дало бал московское купечество.
Филарета в эти дни всенародных торжеств ожидала еще одна радость. В августе, сразу после коронации состоялось в Москве заседание Святейшего синода, на котором он осмелился вновь поставить вопрос о переводе Библии. Митрополит Серафим ответил решительным отказом, его поддержал и митрополит Евгений. Но прошло две недели, и они, с согласия государя, решили поддержать нового московского митрополита в другом – Филарет получил указ Синода: «Поручить Вашему Преосвященству, дабы Вы, пересмотрев составленные Вами прежде сего Пространный и Краткий христианские катехизисы Греко-Российской Церкви, составили из них две книги». Это был прорыв блокады! Его катехизисы более не запрещены! Можно было временно забыть о запрете на перевод Библии.
Царь продолжал рассыпать милости. Следом за Филаретом он обласкал его давнего знакомого – поэта Пушкина. Того, у которого некогда Филарет принимал экзамены. Теперь это был известный на всю Россию автор стихов, поэм «Руслан и Людмила», «Кавказский пленник», «Бахчисарайский фонтан», уже вышла первая глава романа в стихах «Евгений Онегин», а всего написаны шесть глав. Александр Сергеевич был срочно вызван из села Михайловского, где отбывал ссылку. Три дня и три ночи он без отдыха трясся в коляске и 8 сентября добрался до Москвы. Усталого, немытого и небритого, его доставили в Чудов монастырь в кабинет к государю. В кармане – стихотворение «Пророк». Два часа они беседовали, после чего, неожиданно для очень многих, расстались друзьями. С поэта была снята опала. Царь пообещал быть его личным цензором.
– Ну, теперь ты не прежний Пушкин, а мой Пушкин, – сказал Николай на прощание дружеским тоном.
А вскоре на балу у французского посла похвастался Блудову:
– Знаешь, я нынче долго разговаривал с умнейшим человеком в России. Угадай, с кем? С Пушкиным.
Во мне почтил он вдохновенье,
Освободил он мысль мою,
И я ль, в сердечном умиленье,
Ему хвалы не воспою?
Так через пару лет вспомнит эту встречу Александр Сергеевич.
12 сентября уже в сане митрополита Филарет освящал храм Живоначальной Троицы у Покровских ворот и свою проповедь посвятил весьма важному спору с теми, кто говорил: «Мой храм в моей душе, а посему я не хожу в церковь». Филарет утверждал, что невозможно войти в храм небесный, где воистину обитает Господь, не посещая храмы земные, в которых совершаются таинства.
– Благо тому из нас, кто в сердце своем обрел благочестивое желание создать или воссоздать и обновить храм Богу христианскому... Благо и тому, кто любит созданный храм и охотно посещает его: ибо он любит дело благодати, посещает обитель благодати...
15 сентября на Девичьем поле прошел посвященный коронационным торжествам народный праздник. Чего там только не было! Неподалеку от павильона императорской фамилии размещались «четыре галереи с колоннами для особ первых трех классов и дипломатического корпуса; три галереи для военных штаб и обер-офицеров, четыре частные галереи для пяти тысяч человек, манеж, два больших фонтана с вином, две катальные горы, балаган для акробатов, балаган для гимнастических игр, несколько павильонов для хоров музыкантов, карусель, разные качели, эстрада для пускания трех воздушных шаров и, наконец, 240 столов, длиною в десять саженей каждый, покрытых скатертями и красиво убранных, унизанных яблоками, березками и разноцветными корзинками с калачами. На каждый стол поставлены были окорока, жареные птицы, студни, кондитерское пирожное в виде горшков с розами, целые жареные бараны с золочеными рогами, уложенные на блюдах, покрытых красною камкой; ведра с пивом и водкой; дубчики со сливами, грушами и яблоками. Император сам открыл народный праздник, прибыв на Девичье поле в первом часу. Здесь он пробыл около полутора часа. Как только государь с обеими императрицами вышел в павильон, взвился белый флаг и праздник начался. По рассказам очевидцев, народ, подобно морским волнам, гонимым ветром, хлынул к столам, на которых в одно мгновение не осталось ничего из поставленных на них яств. От столов народные толпы бросились к фонтанам, бившим белою и красною влагою. Фонтаны скоро скрылись под облепившим их народом и один за другим разрушились. Упавши в развалины, вытесняя один другого, иные черпали вино шляпами. Весельчаки гуляли по полю, таща с собою кто курицу, кто ногу барана, а кто ножку стола. По отъезде императора, подгулявший народ набросился на ложи зрителей и начал обдирать красный холст. Число участвовавшего народа простиралось до двухсот тысяч человек. Вообще, народный праздник на Девичьем поле, при прекрасной обстановке самого места и особенно при прекрасной погоде, удался вполне и представлял собою единственное в своем роде зрелище» – так описал это событие очевидец.
Роскошными балами отметились английский и французский послы – герцог Девонширский и герцог Рагузский. Под занавес торжеств прошел самый пышный бал, устроенный графиней Анной Орловой-Чесменской, а закончилось все грандиозным фейерверком 23 сентября. Сто сорок тысяч ракет огненными буквами изображали в черном небе вензеля царя и царицы.
Из Москвы Николай поехал в Троице-Сергиеву лавру, где его встречал митрополит Филарет:
– Боговенчанный государь и помазанник Божий!.. Здесь, где Димитрий Донской искал совета к победе, Петр Великий – безопасности, многие твои предки и предшественники – подкрепления и ободрения духа для великих подвигов великого звания, – здесь являешься и ты, чтобы положить царственные советы души твоей пред алтарем Триипостасного Бога, при гробе избранного раба Божия.
Вскоре пришли радостные известия из-за гор Кавказа. Маленькая и победоносная война свершилась. Войска князя Мадатова и генерала Ермолова нанесли поражение в пять раз превосходящим им по численности войскам персов, сняли осаду Шуши, освободили Елисаветполь и все Закавказье. 28 сентября государь в Чудовом монастыре радостно сообщил митрополиту Филарету о победе. Совершив молебен, Филарет произнес краткое торжественное слово:
– Благочестивейший государь император! Богу, надеющихся на Него всегда победителями творящему, благоугодно было торжественное время священного коронования твоего непосредственно заключить и запечатлеть торжеством победы. Новое для нас радостное знамение, что Бог, благодатно преклоняясь к молитвам твоим и Церкви, действенно благословил тебя как мирною властью над народом твоим, так и победоносною силою на врагов. Сим паче и паче утверждаются надежды наши и восприемлют новое дерзновение молитвы наши, да благопоспешит тебе Бог всегда и во всем!
Словом, торжественная симфония коронации Николая Павловича удалась на славу. Но кто мог знать, что его царствование, начавшееся подавлением мятежа и маленькой победоносной войной в Закавказье, окончится катастрофой поражения в Крымской войне?
Итак, николаевская эпоха началась. В России стал править четвертый государь, при котором довелось жить Василию Дроздову – святителю Филарету Московскому.