Святой великомученик Димитрий Солунский и солунские славяне

Имя Великомученика Димитрия Солунского само по себе знаменито в Христианском мире как великого страдальца за имя Христово, как великого Чудотворца, славного во все времена. Для Славян имя Великомученика Солунского достопамятно еще тем, что многие чудеса его входили в жизнь древних Славян, так что история чудес его объясняет нам так мало известную историю Славян отдаленной древности. Греческие повествования о чудесах Великомученика, касавшихся древних Славян, важны для истории тем более, что они составлены частью современниками, частью людьми, близкими к времени событий, и, между тем, доселе почти неизвестны для занимавшихся делами Славян¹.

Прежде всего рассмотрим земную жизнь Св. Димитрия² Св. Димитрий родился в Солуни: «Мученик, писал смиренный Солунский Епископ, Иоанн, воспитан был у нас, которые так мало похожи на него; в том же месте мы воспитаны, но не одинаковы оказались плоды воспитания³». Мученик великий пред Господом, был весьма важным мужем и между людьми. Образованность, какая видна была в разговорах Димитрия, высокие гражданские почести, какими обличен он был еще в молодых летах, показывали, что он происходил от благородных родителей. Древнее описание жизни его говорит, что он происходил из знатной сенаторской Фамилии, а Метафраст относит эту Фамилию к древним Македонским Фамилиям⁴

Димитрий с честью служил в военной службе и был военным Секретарем. Максимиан сделал его Консулом Греции и почтил Консульскими знаками (και ὔπάτου ὡρατιονα ἔλαβεν)⁵ в консульском плаще⁶ и воином являлся⁷ Великомученик после своей кончины в этом последнем виде представляла его и древняя икона⁸

Но Димитрий особенно велик был по своим душевным качествам. Блаженный Димитрий, говорит древнее жизнеописание его, от юности творил дела добрые и учил других; он наставлял тому, как Божия премудрость низошла с неба на землю, чтобы кровию своею оживить человека умерщвленного грехом⁹. «Сей Христов Мученик Димитрий, говорит другое древнее жизнеописание, Проповедник и Учитель благочестия, подражал подвигам Апостолов; город Солунь вывел он из мрака заблуждений в свет учения и привел ко Христу; жизнь его сияла также, как и учение¹⁰. Подвиги Великомученика для распространения св. веры относились к концу 3-го и началу 4-го века, или в царствование Имп. Диоклитиана. Хотя проповедью Апостола языков многие в Солуне обращены были ко Христу, как это показывают два Послания к Солунянам, но в последовавшие за тем гонения верные поражаемы были как классы, а покровительство язычествовавшей власти вновь усилило и размножило язычников в Солуне. И вот Проконсулу Солунскому надлежало опять принимать на себя звание Апостола. По древним известиям, Св. Димитрии боролся в Солуне не с одними язычниками, но и с Иудеями. Пребывание сих последних в Солуне известно по разным памятникам, между прочим по Деяниям Апостольским. Архиепископ Солунский пишет: «Кому после Апостола Богохранимый овчий двор Христов, как не Учителю города, одолжен тем, что из него искоренена Иудейская и всякая другая Богоненавистная ересь? Во время мученика град, до крайности стесненный, воздвиг самые сильные соблазны на Веру; но Богом поставленный здесь Пастырь, покровитель Солуня, совоспитанник и Учитель, наполнил город верным учением и укротил противомыслящих ... Как от сна пробудил, как из бездны освободил он души, находившихся в смрадном и тинном болоте идолопоклонства и внес в сердца небесное благоухание Христа и истинного Бога нашего»¹¹. Как много сделал Проповедник и Проконсул для Солуня, видим и из того, что вскоре после кончины его, в 325 г., Солунский Епископ пользовался особенным уважением вселенского Собора¹², тогда как до подвигов св. Димитрия Солунь известен был приверженностью к язычеству, как и страстью к забавам цирка.

Подвиги св. Димитрия в пользу истинной Веры сделали славным имя Димитрия; но эта слава была невыносима для язычников; они не могли, наконец, более терпеть успехов Христианства и решились отомстить Димитрию.

На радость язычникам и к несчастно Христиан, в 305 г. Максимиан Галерий объявлен вторым правителем Римской Империи. Дунайские области с Македонией, и, следовательно, и Солунь, достались Галерию. Галерий был самым иcступленным защитником падавшего язычества, и потому самым заклятым врагом имени Христова. Лучшего времени не могли дождаться для себя Солунские язычники. И ни к кому нельзя более отнести всего, что говорят древние известия о мучителе Димитрия, как к суеверному тирану Галерию¹³

В конце 305 года Галерий воевал с Сарматами и Готами, и воина счастливо была окончена; Галерий прибыл в Солунь, и вот началось тяжкое время для Солунских Христиан. «Когда, говорится в древних известиях, Император Максимиан проживал в городе Солунян, тогда этот суеверный человек преследовал чтителей истинной Веры и они были им умерщвляемы. Между ними был блаженный Димитрий, без всякого страха показавший себя тем, кем он был¹⁴ Блаженный мученик Димитрий смело предлагал учение, подтверждал слово делами веры; отселе многие из язычников приходили к нему и собирались на западной стороне городского большого рынка, на месте, называвшемся медным рынком, где в подземных отделениях публичной бани обыкновенно бывали собрания. Когда молва о нем распространилась по всему городу и в окрестности, воины Императора, вместе с Ликторами, которым приказано было отыскивать Христиан, схватили Димитрия (он не хотел скрываться, но вместе с братьями совершал обыкновенное богослужение) и представили его врагу Божию, Максимиану, как самую высокую добычу; они надеялись, что Императору очень приятно будет, с каким старанием они заботятся, дабы ни один Христианин не мог укрыться, и представляют ему даже тех, которые занимают высокие места¹⁵. «Тиран гнал на зрелище гладиаторов, и мученик связанный, как Христианин и жизнью и учением, приведен был нечестивыми слугами к находившемуся вблизи цирку. Тот, поспешая в амфитеатр, приказал стеречь его в публичной бане, находившейся близ цирка (σταδιον), в одном из отделений бани».¹⁶

Принимая во внимание должность Македонского Проконсула, которой облечен был св. Димитрий, и его любовь к отечеству, можем считать за вероятное, что св. Димитрий принимал живое участие в счастливой войне с Дунайскими врагами Империи. Но для Галерия ни заслуга, ни сан, ни высокое происхождение не значили ничего, коль скоро дело шло о Христианине.

В глазах Галерия св. Димитрий в то же время сделал еще новую вину. После кровопролитной войны, на которой столько подданных лишилось жизни и столько других оставались без отцов и мужей, Галерий тешился тем, как великан гладиатор, Вандал, убивал людей. А Димитрий отнял у него эту забаву. Дело происходило так: «Один из гладиаторов, Лией, был первым любимцем мучителя, потому что лучше всех умел бороться. Тот, кто вышел в тот день против него для борьбы, был молодой человек, из простого звания, по имени Нестор. Мучитель, хотя дышал убийством, желал пощадить его юность, и думая, что он для корысти хочет сразиться с таким противником, обещал дать Нестору денег, с тем, чтобы оставил свое намерение¹⁷. Для Галерия не было ничего великого, что не зависело от его богов; любимец и великан его состоял, по его мнению, также под особенным покровительством богов его, почему вызов Нестора на борьбу с Лиеем казался Галерию безрассудным порывом молодости. Но Нестор не для денег и не для славы земной вступал в борьбу с Вандалом; он вступал в нее с теми же чувствами, с какими юный Давид сражался с Голиафом, желал прославить крепость Христа Господа, коего поклонники предавались позору Галерием. Нестор был один из тех, которые посещали Димитрия в его заключении; он усердно изучал наставления Димитрия в вере, и слова великого Страдальца возжгли в нем ревность страдать за Христово имя. «Раб Божий Димитрий! Я хочу сражаться с Лиеем, моли о силе Христа,» говорил юный Нестор. «Святой, назнаменовав на челе и на груди его крест, отпустил его со словами: и победишь Лиея, и примешь мученичество за Христа».¹⁸ Великан Лией получил смертный удар и тотчас умер. Галерий крайне пристыжен и оскорблен был тем¹⁹.

Вельможи, достойные Галерия, не замедлили напомнить Императору о Димитрии, и в то же время сказали о сношениях Нестора с Димитрием. Тиран был суеверен, как нельзя более. Он думал, что Димитрий чародей и что встреча его с Димитрием много значила в участи любимца его. И так участь исповедника решена немедленно; дано было приказание поразить Димитрия мечем в том самом подземелье, где стерегли его²⁰.

Так скончался проповедник и Мученик Христов, св. Димитрий. «Лупп, слуга Святого (бывший при нем, взяв шарф (ὁράριον, у Метафраста ἐπώμιον) его, собрал им кровь Святого, снял перстень Императорский, который тот носил на руке, и омочил его кровью; им он совершал потом много исцелений. Когда же узнал о том Император, узнал и тех, кто исцелен был, приказал Луппа, вместе с некоторыми другими, верующими во Христа, умертвить в своем присутствии на городском судилище²¹. Тело мученика брошено было убийцами с пренебрежением, но верные тайно взяли и скрыли оное в земле, на месте подвига²². Слава чудес, совершившихся при мощах, скоро сделала известным имя Чудотворца Димитрия по всей Македонии и Фессалии. В начале 5 века Леонтий, префект Империи, получив исцеление при мощах Димитрия, воздвиг, вместо прежнего, весьма малого²³, обширный храм, на месте мученической кончины Димитрия; но св. мироточивые мощи Мученика, положенные в ковчег, остались под спудом, так как не было воли Божией и Мученика на открытие сих.²⁴

Три целые книги составились на греческом языке еще прежде 9 века из описаний разных чудотворении Великомученика.

В древних повестях о чудесах св. Великомученика Димитрия благочестивое любопытство Славян более всего обращается к тем чудесам, с которыми соединено имя Славян. Пересмотрим повести о чудесных делах Великомученика по отношению к Славянам.

«В 26 д. Октября, говорит древнее известие, вся страна, по обыкновению, праздновала торжество доброго и любящего город Димитрия; все духовно веселились.....мир простирался широко (πλάτος), ни один голос варвара не был тогда слышен (Βαρβαμκῆς ομφῆς μηδόλως μηδαμιού τηνικαῦτα κατακονομενης; так у Газе, а в актах κατηχουμενης). На второй день праздника, в самую полночь, серебренная рака Победоносца разрушена была огнем». Слух о пожаре тотчас распространился по городу; все бежали в храм и все стали хлопотать, как бы огонь не истребил всего храма. Тащили и ломали все, как случилось. В храм стала такая темнота, что почти нельзя было выходить из дверей храма. Надобно было выгнать толпы из храма, но выгнать не могли. Начальнику Дунайской когорты вдруг пришла мысль странная; он закричал: «Граждане! варвары у стен города, – бегите с оружием за отечество все бросились вон, схватили оружия и поспешили на стены города. И что же? На рассвет действительно «увидели неприятеля на поле храма св. мученика Христофора; он был не многочислен (считали у нас до 5000), но очень силен: то были люди отборные и опытные в военном деле». Солуняне имели время собраться с силами, сделали вылазку, неприятель с обыкновенною своею зверскою дерзостью достиг уже храма св. мучениц Xионии, Ирины и Агапии, что в близи городской стены. Граждане то нападали, то отступали но без потери, так как на сторон неприятельской стоял избранный цвет всего Славянского народа»²⁵.

Между этою войною и тою, которую далее описывает повествователь, Солунь сильно пострадал от голода и язвы²⁶ повествователь, говоря о помощи, какую подавал Великомученик во время сей язвы, пишет, что это было «не много лет прежде сего, и каждый, как думаю, слышал об этом; и многие в посещении Мученика и сами испытали милость Божию»²⁷ Язва окончилась в июле 597 года²⁸. Следовательно первая Славянская война происходила прежде 597 г. Другие указания на время воины: «мир, широко простиравшийся», и не дозволявший опасаться нападения варваров, известить варваров Солуни. Если начальник Дунайской когорты надеялся, что известие о близости варваров заставило немедленно взяться за оружие, и граждане действительно, ни мало не медля, с оружием в руках поспешили на стены Солуня, то это показывает, что варвары уже известны были Солунянам по своим набегам. Сам повествователь говорить, что только в то время, о котором он пишет, не было слышно о варварах, но дает разуметь, что прежде того слышали о них многое. По другим источникам известно, что Славяне, сперва известные Грекам то под именем Венедов и Антов, то под именем Сербов, с начала 6 века стали почти каждый год вторгаться чрез Дунай в Империю. В 551 г. они в первый раз угрожали нападением Солуни. Перейдя Дунай, они заняли Ниш (Naissus); но некоторые из отважных попались в плен и вынуждены были открыть свои намерения на Солунь; многочисленное Греческое войско, готовое идти из Сардеса в Италию, быстро обращено на помощь Солуни и окрестным городам; Славяне, узнав о том, обратились в Империю и опустошили Далматию. В 581 г. целых 100,000 Славян явились во Фракии и размозжив, как говорит Менандр, Грецию, оставили потом (588 г.) своих поселенцев в Пелопоннесе²⁹. Таким образом первое нападение Славян на Солунь происходило ни как не после 581 г., когда Славяне навели ужас на всех Греков. Иначе «глубокий мир» Солунского историка необъясним, тем более, что Славяне с 581 г. не один десяток лет почти непрерывно грабили и разоряли Греков, то одни, то вместе с Аварами. Напротив, очень вероятно, что пятитысячный отряд, цвет Славянства, открыл нападением на Солунь ту самую опустошительную воину, которою привели Славяне Греков в трепет, и, след., нападение отряда на Солунь относилось к началу 581 г.³⁰ Поскольку же опустошение Греции 581 г. принадлежало Славянам Адриатического поморья, то их же делом было и первое нападение на Солунь.

По известию биографа, за первым легким нападением Славян на Солунь, следовала грозная война их и Аваров с Солунем³¹

Каган Аварский посылал к Имп. Маврикию (582–602) послов с требованиями. Император отказался исполнить эти требования. Раздраженный Каган положил отомстить Маврикию на Солуне, богатом торговом городе, тем более что голод и язва уменьшили тогда число защитников Солуня. Он собрал до 100,000 войска и приказал быстро идти к Солуню, чтобы явиться под стенами его за день, и никак не более, до получения слуха о войне в Солуне. Войско почти все состояло из Славян. Аварский Каган, как повелитель Славян, «называл народ жестокий, Славян данников (Σκλαβιών θρησκείαν) и, присовокупив к тому варваров из других народов, приказал взять оружием Богохранимый Солунь.» Самого Кагана не было при войске³²

Такого грозного войска Солунь еще не видал под стенами своими; вся Фессалия и Иллирия не могли выставить столько войска, сколько послал Каган. Хотя Солунь не был безоружен; Император Маврикий прислал ему войско, озабоченный, как вероятно, неудовольствием, какое выразили пред ним послы Кагана³³, но Солунь истощен был язвою: многие из жителей его оставили город, частью по случаю язвы, частью вызванные в столицу по ссоре с градоначальником. Притом было время сбора плодов. Мало того: «в воскресный день, 22 Сентября», узнали о намерениях Кагана и положив, что неприятель явится пред Солунем не прежде четырех пли пяти дней, оставались довольно беспечны; между тем он приблизился к Солуню чрез день по получении слуха о нем. Гибель Солуня казалась неизбежной³⁴.

Но в Солуне был Воеводой Св. Димитрий. За восемь или десять дней Солунский Архиепископ Евсевий, видением был уже вразумлен в том, что к городу близка страшная беда и бодрствовал на молитве³⁵.

Так как неприятель явился скорее, чем полагали Солуняне, даже мог свободно, ночью войти в город, когда беспечно все спали, то счастьем для Солуня было, что неприятель пробыл целую ночь в отдалении от города; он принял загородный укрепленный монастырь за самый город и простоял около него ночь, на утро увидел он ошибку и поспешил с машинами к стенам. Но тут совершилось другое чудо «уже не духовному видению, но очевидно явился на стене (Мученик) в виде вооруженного воина; первого, кто шел на стену и уже готов был стать на нее ногою, поразил копьем из-за зубцов стены и сбросил мертвого за стену; опрокинутый, катясь по ступеням, увлек за собою стоявших на них, оставляя между зубцами капли крови своей³⁶».

Славяне являются в этой войне не толпою беспорядочною, без средств для приступа к укрепленному городу. Всё, чем действовало тогдашнее военное искусство, Славяне употребили в дело против Солуня. «На другой день, говорит очевидец, они приготовили осадные машины, и железные бараны, огромные каменометные орудия и, так называемые, черепахи, покрыв их сухими кожами; потом , переменив намерение, чтобы те не повреждены были горячею смолою, употребили кожи недавно убитых быков и верблюдов, прикрепи их к машинам гвоздями. Распорядившись таким образом вблизи стены, с третьего дня стали бросать каменья; стрелки их метали стрелы подобно зимним облакам, так что нельзя было стоявшим на стене, без опасности показаться за стену и посмотреть, что там делается. Придвинув черепахи к наружной стене, сильно потрясали они основания ей рожнами и серпами»³⁷. Каменометательные орудия были четвероугольные, после широких оснований оканчивавшиеся узкими верхами; на сих последних были утверждены весьма толстые цилиндры, по концам вооруженные железом, и деревья, утвержденные гвоздями, вмещавшие в себе метательные машины наподобие брусьев дома; машины, поднимаемые снизу, выбрасывали непрерывный дождь камней огромных. Для того, чтобы находившиеся в них воины, не терпели вреда от бросавших со стены стрел, три стороны сих четвероугольных машин покрыты были досками.»

Солуняне без надежды спастись своими средствами, молились пламенно Великомученику. Храм Димитриев днем и ночью был наполнен молящимися. И они ободрены были надеждою на помощь своего воеводы.

«Когда наступил третий день войны, один из благородных, славный по состоянию, а еще более по чистоте сердца, – во сне, или как другие точнее это называют, в видении (εκστασει) видит себя пред храмом славного Мученика, Димитрия. И вот является мне, говорит он, двое прекрасных лицом и мужественных. Они казались телохранителями Императора и вошли в тривил (притвор храма). Один из них сказал: Где господин этих мест? В самом храме был один из них его служителей, и тот отвечал: Для чего он нужен вам? Они отвечали: Владыка, послал нас доставить ему определение. Тот, указав им на раку, сказал: Там он. Они... сказали... Возвести о нас. Объятый трепетом, я следовал за ними в тривил ... Служитель постучал в двери, раки и Святой, славный Мученик Христов, тотчас отворил изнутри, и стал, как казалось мне грешному, в дверях. Я не мог смотреть на лицо его, казавшееся лицом Ангела, и пал на лице свое. Видом он был таков же, как изображается на древних иконах, во блеск лица его бросал сияние, подобное лучам солнечным ... Вот слышу мужи говорят: Владыка послал нас к твоей святыни объявить тебе следующее: Иди скорее отсюда ко Мне, ибо город предается врагам. Услышав это, я сильно смутился и в смятении поднялся несколько на руках и, глядя вверх, вижу скорбь на наклоненном лице милостивого и любящего город Мученика. Следовало молчание и довольно долго. По ланитам его текли слезы.... Уже ли, сказал он, точно то объявил мне Господь?... Ужели так угодно милосердию Его? Мужи отвечали: Если бы не благоугодно Ему это, Он не послал бы нас к богопочтенной душе твоей. Тогда Святой еще ниже склонил лице от скорби и, качая головою, как бы в размышлении, дал ответ с глубокою скорбью, (ибо голос его прерывался стенанием и вздохами)....Ты, Господи, Владыко мой и сего города и всего мира, как имеющий власть, повелел мне обитать здесь с рабами Твоими: как же могу оставить их в такой нужде и удалиться отсюда?... Я был с ними духом, когда они благоденствовали; пусть же не оставлю их и в бедности... Ты сам, будучи Владыкою, положил душу Свою за овец Твоих. Знаю, хорошо знаю, грехи наши не побеждают Твоего милосердия .... Останусь цел, если они будут опасны, или, когда они будут истреблены, пусть не будет и меня. ... Мужи сказали: Это ли повелеваешь сказать Господу? Святой отвечал: Точно так, прошу вас о том. Они спросили: Зачем не идешь ты с нами? Смотри, не оскорбился бы Пославший нас как неповиновением? Святой отвечал: Я знаю, что гнев Его превозмогается человеколюбием; хорошо зная Благость Его, я дал ответ, соответственный Ей. Когда сказал он это, то облобызал мужей и, затворив серебреные двери (раки), среди которых стоял, остался внутри ...

Но я грешный тотчас пришел в себя, ибо я совсем не спал»³⁸. Это видение было в тот самый день, в который неприятель начал громить город осадными машинами. Сперва били в стены с севера и запада. Бросили деревянный вал на море, чтобы войти в пристань. Но осажденные разрушили машину. Осаждали восточную стену: но здесь неприятель был прогнан³⁹

На четвертый день принялись за ту же восточную стену: бросали в неё из машин громадные камин. Но три машины были сожжены раскаленными стрелами, и неприятель отступил. На следующий день опять придвинули те же орудия, «вновь покрыв их кожею и поставив еще ближе к стене, метали на нас горы (ибо как иначе назвать эти чрезмерно громадные камни?).» Это был приступ самый жестокий. С утренней зари до седьмого часа пятьдесят орудий извергали громады каменные на город; осажденные защищали стены щитами, и делали удачную вылазку.

На седьмой день, это был воскресный день, неприятель был покоен, готовился к новому сражению. По в часу восьмом, совсем неожиданно, воины неприятельские с криком побежали в горы, оставив палатки, а некоторые и свои орудия. Утром на следующий день несколько отрядов приблизилось к стенам, тогда как главные силы еще ночью и без шума оставили окрестность города. Подойдя к стенам, отряды эти давали знать, что хотят друзьями войти в город, жители не доверяли, но наконец впустили⁴⁰.

Дело объяснили сами враги. Солунь спасен своим Воеводою. «Ни оружия, ни богатств у него не было, говорить очевидец, но вместо всего служила Десница Вышнего... – Одни ли мы это видели? Мы ли только так воображали себе? Не тоже ли видели варвары? Многие из них, когда, отчаявшись одержать победу, перешли к начальникам города, прямо признавались: Мы с самого того времени, как пришли, так много и таких защитников видели на стенах, что они превосходили наше войско и числом и храбростью.⁴¹ Мы прибегли к вам, чтобы иначе не погибнуть от язвы. Мы хорошо знаем, что вы до сего времени скрывали ваше войско внутри города и только вчера, в часу восьмом, когда, как видели и вы, побежали мы в горы, выслали его все на нас из ворот». На вопрос: Кто был предводителем сего войска? ответ был такой: «Мы видели огненного и светлого мужа, на белом коне и в белой одежде, – вот такого, и, ухватя одного из предстоящих, указали на Консульскую одежду».⁴²

Так происходила и окончилась вторая Славянская война против Солуня. Время этой воины довольно ясно видно у очевидца и историка её. Сказав, что дело происходило при Имп. Маврикии (582–602), он так говорит о появлении Славян у Солуня. «22 Сентября, в воскресенье, получено известие о них, и тогда, как жители с сомнением полагали, едва ли придут они сюда на четвертый, или на пятый день, и потому небрежны остались на счет городской стражи, они в самую вторую ночь недели (αυτή νυκτι δευτερα σαββατων⁴³) без шума приблизились к стенам»⁴⁴. Так как между 582 и 602 г. 22 Сентября могло быть в воскресный день только в 597, то ясно, что вторая Славянская война с Солунем происходила в 597 году⁴⁵.

В чем состояли «требования» Кагана, которые отказался выполнить Маврикий, Солунский повествователь не показывает. По другим памятникам Авары за деньги воевали при Юстиниане против врагов Империи, между прочим и против Славян Антов; при Юстине бросились они в Паннонию, Чехию и Хорутанию, где ограбили и покорили Славянские племена, потом встретились в Турмагии с Франками, но после неудачи заключили мир и возвратились (в 560 г.) в Паннонию.⁴⁶ При Тиверие Каган напал на войска Империи при Дунае, разбил их на голову и принудил ежегодно платить до 80,000 золотых⁴⁷. Отказ Маврикия Кагану относился, без сомнения, к этой унизительной подати.

Солунский биограф выставляет известных ему Славян зависимыми от власти Аварского Кагана; он прямо говорит о Славянах: «ὑπεῖκον γάρ ἀυτῶ τηνηκαῦτα το ἔθνος ἄπαν, – подвластен был ему (Кагану) тогда весь народ.» Этой зависимости Славяне подпали, одни задолго, другие пред самою второю войною с Солунем. Славяне, как уже видели, в 581 г. опустошали Фракию. Имп. Тиверии, занятый войною Персидскою, не мог отражать Славян, и просил Кагана усмирить Славян. Каган, еще прежде покоривший власти своей Паннонских Славян, потребовал и от Сербов подданства. Те отвечали: «Кто это такой, кто бы мог заставить нас силою повиноваться? Мы привыкли брать чужие земли, а не свои уступать другим. Так у нас будет, пока есть война». Посол Кагана раздражил Славян своими гордыми словами и заплатил за то жизнью. Каган, Баян выступил из Паннонии с 60,000 тяжелой конницы, переправился в Иллирик и опустошил вдоль и поперек Боснию, Хорвацию, Сербию и Герцеговину⁴⁸. Обры поступали жестоко и с Паннонскими Славянами, особенно же с Дулебами. Фредегарий, Летописец 7 века, пишет, что Авары «каждый год приходили на зиму, брали жен и дочерей их на ложе свое и Славяне, сверх других притеснений, платили им подать».⁴⁹ Нестор прибавляет к этой мрачной картин новые черты. Обры, говорит он, войною покорили Славян и творили им насилие; нужно ли было Обрыну ехать, он не давал запрячь лошадь, или вола, а приказывал впрягать в телегу трех, четырех или пяти женщин и везти Обрина; так мучили они Дулебов».⁵⁰ Дулебы или Даламены в Англосаксонском Памятнике, 900 г., Короля ЭльФреда показаны соседями Горнтов или Хорватов Червенских, сопредельных «Мегделандии» – Мазовии.⁵¹ По Нестору они жили на берегах Бута, на Волыни, в соседстве Хорватов⁵². Жестокость Аваров к Славянам объясняет нам, почему у Солунского биографа некоторые отряды- Славян в конце осады так охотно перешли от Аваров к Солунянам. Тяжкая участь расположила быть внимательнее к покровительству неба Солуню.

На шестом Вселенском Соборе присутствовал между прочими Иоанн, Архиепископ Солунский. При этом Солунском пастыре, муже жизни Святой, скончавшемся ок. 695 г., происходило новое нападение Славян на Солунь, предваренное нападением их же на разные поселения Греков. «В правление блаженной памяти Епископа Иоанна случилось, что Славянский народ восстал в неизмеримом числе, как-то: Дреговичи, Сагодиты, Белегезиты, Веуниты, Березиты и другие, которые в первый раз приготовили тогда из одного дерева вооруженные суда; он опустошил всю Фессалию и лежавшие около её и Греции острова, всю Ахаию, Эпир, большую часть Иллирика и Азии, и оставил без жителей многие города и области. Он же положил единственно ограбить и богохранимый город нам». Славяне окружили Солунь и с моря и с сухого пути; они были тут и с семействами своими и с домашнею собственностью, намереваясь по взятии города, основаться в нем⁵³.

В городе поднялась тревога; кораблей иностранных и своих, которые могли бы, по крайней мере, заградить вход в пристань, не было. В этот раз точно тоже было, что и в предшествовавшую войну. Солунянам дано было время собраться с духом. Славяне стали обшивать лодки кожами, чтобы тем защитить их от стрел. Потом, когда решились на приступ, вместо того, чтобы прямо подходить к стенам, какой-то страх заставил их делать дальний обход около города. Солуняне ободрились, заградили вход в пристань цепью и лодками, защитили рвом и орудиями слабую част стены⁵⁴.

На третий день Славяне подошли ближе к Солуню с моря, а на четвертый с рассветом бросились с криком на стены; одни метали из машин каменья, другие подставляли лестницы, третьи бросали облака стрел и огонь⁵⁵.

В это время не только Христиане, но даже Евреи Солунские, ясно видели славного защитника Солунского, Св. Димитрия; в белой хламиде он сперва ходил по стенам города, потом по морю, как по суше; Славяне поражены были страхом и смятением; поднявшийся ветер мешал управлять лодками, которые сталкивались и разбивались одна об другую; флот почти весь погиб; Славяне бежали. Князь их, Хатцон (Χατζων), обратился к богам своим с вопросом: взойти ли ему в город, и, получив утвердительный ответ, взошел, но нашел здесь смерть⁵⁶.

«Тот, кто бы подумал, что написал я неправду,– говорит повествователь в заключении описания сей войны, – тот пусть посмотрит на надпись, повешенную у била», (ξυλον, т. е., пред храмом Св. В. Димитрия); там изображен весь ход войны и спасение, посланное нам Победоносцем⁵⁷.

Чрез два года после третьей, открылась четвертая война Славян с Солунем⁵⁸. Славяне, досадуя частью на неудачу в последней войне, частью на то, что захваченные ими пленники скрылись от них в Солуни, просили Аварского Кагана воевать вместе с ними против Солуня. «Не должно быть тому, говорили они чрез послов, чтобы тогда, как опустошены все города и области, один сей город оставался цел и принимал к себе беглецов с Дуная из Паннонии, Дакии, Дардании и других областей и городов.»⁵⁹ Каган охотно согласился с Славянами, собрал многочисленное войско из своих Славян, Булгаров и других народов; содержание на все войско должны были доставить Драговичи⁶⁰. Приказав быстро следовать коннице к Солуню, сам Каган остался ждать, пока приготовлены будут осадные машины. Было время жатвы, следовательно конец Августа, когда неприятельская конница неожиданно явилась в окрестности Солуня; одни были захвачены в плен, другие умерщвлены. В Солуни трепетали от страха; смятение увеличивали беглецы Ниссы (Ниша) и Сардина (Болгарской Триадицы, нынешней Софии),⁶¹ которые твердили о грозной непобедимости неприятеля. Благочестивый Архипастырь, Иоанн, убеждал народ не предаваться унынию, одушевлял надеждами на Бога и Великомученика и вместе с прочими был на стене города⁶². Чрез несколько дней явился Каган пред стенами Солуня. «Тогда граждане увидели беспримерное множество закованных в железо (σειδηρομενον), каменометные машины, высившиеся к небу, так что они превышали зубцы стен. Одни готовили, так называемые, черепахи из плетенок и коры, другие пред воротами строили бараны из огромных дерев с колесами, иные деревянные башни, куда назначали самых отважных молодых людей, иные готовили еще, так называемые, метательные копья, – другие подвозили лестницы на подвижных колесах, те заготовляли зажигательные машины». Смотря на всё это, Солуняне едва не приходили в отчаяние. Архипастырь утешал унывающих; но нужно было особенное подкрепление и пастырь видел во сне: светоносный муж говорил ему: «Не сокрушайся скорбью, говорю тебе; когда весь город воскликнет: Господи помилуй, вы освободитесь от сей осады».⁶³

Началась осада, на город сыпалась туча камней. Один из граждан, метатель камней, написав на камне имя Димитрия, бросил его в неприятелей с словами: «Во имя Бога и Св. Димитрия». Камень встретился с неприятельским камнем, вдвое большим, и оба поразили управлявшего машиной, а с ним и многих!» других. В след за тем последовало землетрясение. Солуняне воскликнули: «Господи помилуй». Неприятелю показалось, что стены пали, и он поспешил войти в город; но стены стояли; неприятель пришел в замешательство; место мужества заступила робость, тогда как Солуняне одушевились твердостью. Для Солуни следовала помощь за помощью: неожиданно прибыл Префект Харий, и, после молитвы к Великомученику, поспешил на стену распоряжаться защитой Солуня. Неприятель пытался действовать машинами, но они скоро, оказались бесполезными. Видя безуспешность свою, он предложил, чтобы вознаградили его выкупом; город отверг предложение» Каган пришел в ярость, приказал опустошать храмы в предместьях и самые предместья, грозил, что не отойдет от города и призовет новые войска. Наконец, Солуняне в 30 день после открытия осады, предложили условия, мира и они были приняты. «Когда заключен был мир, неприятели, свободно приходя к стенам ... сами рассказывали о чуде, случившемся со стенами во время землетрясения»⁶⁴. Тем не менее, Каган увел с собою множество пленников в Паннонию⁶⁵.

Солунский историк говорит, что третья Славянская война с Солунем происходила после опустошения Славянами всей Фессалии, островов её и Греции, Ахаии, Эпира, Иллирика и части Азии; вместе с тем упоминает, что Славяне во время сих подвигов в первый раз стали действовать с моря на судах. Соединившиеся с Аварами Славяне с 588 г., стали независимыми хозяевами в Пелопонесе, Фессалия, Аттика, Эллада, вся местность между Дунаем и долинами Мессении и Аркадии с 7-го века назывались Славяниею (Σκλαβινεια). В 659 г., Имп. Константину 2 посчастливилось одержать победу над Славянами и заставить Славянию заплатить подать⁶⁶. Но это был случайный успех, успех временный, за которым дела скоро опять приняли прежний вид. Туринский Греч. Хронограф пишет, что с 588 г. до Патрасского поражения Славян в 813 г., в Пелопонесе только восточные утесы Цаконии были недоступны для наводнения Славян (Т. Σθλαβινου εθνους). «Хам, – продолжает он, – завладел Фессалиею, Элладою, Аттикою, Евбеею и Пелопонесом. Истребив здесь племена, сами водворились в нем; те, которые могли убежать, рассеялись... Авары владели Пелопонесом 218 лет, не подчиняясь ни Римскому Императору, никому-либо другому, т. е., с 6096 (588) от сотворения мира, который был осмым Маврикия, до 6313 г. (805), который был четвертым Имп. Никифора старшего⁶⁷.

Сильным переворот дел после Констанса в 678 г. произошел при Константине Погонате (668–685). В 678 г три Булгарские орды, теснимые Казарами, перешли Дунай и, соединились с семью Славянскими племенами, обитавшими по берегу Черного моря до устья Дуная, вторглись в Империю. Впереди шли Славяне Северцы, т. е., переселившиеся с Севера. Имп. Константин Погонат вынужден был заключить постыдный договор с отважными выходцами; они поселились между Дунаем и Балканами⁶⁸. Во время осады Солуня Славянами Император, в продолжении целого месяца, прислал в Солунь только военачальника Хария, но ни войска, ни других пособий не получили от него Солуняне. Это показывает, что он занят был тогда особенными делами. Поскольку же обе последние войны Славян с Солунем происходили при Архиепископе Иоанне, при том в последние годы его⁶⁹, то все эти обстоятельства дают видеть, что четвертая война с Солунем происходила в то самое время, как Константин занят был войной с союзом Булгаро-Славянским, т. е., в 678 году. След., третья Славянская война с Солунем была в 676 г., притом же Константине Погонате.

Где жили Славянские племена, о которых говорится в описании третьей и четвертой Славянской войны с Солунем?

Комениат, Солунский диакон, в свое время (905 г.) показывал место Драговичей (Δραγουβιται) и Сагудитов (Σαγουδειται) так: «На запад (от Солуня) идет равнина, пока достигает других холмов, где лежит город, называемый Вереею, город знаменитый как по зданиям, так и по всем другим отношениям, чем только может отличаться благоустроенный город. По средине этой равнины разбросаны селения, из которых некоторые, гранича с городом, остаются на договоре с ним и носят на себе имена каких-то Драговичей и Сагудитов, а другие платят дань не вдали живущему Скифскому народу. Эти селения близки одно к другому; Солуни не малую выгоду приносит и сношение с Скифами торговыми путями, особенно когда они живут мирно и не поднимают воинственных мечей... Из страны Скифов бегут большие реки и, разделяя помянутую равнину (между Солунем н Вереею), доставляют городу (Солуню) большой избыток рыбным промыслом⁷⁰. По этими» словам, поселения Драговичей и Сагудитов, между собою соседние, граничили с Солунем и Верреею. Ниже он упоминает еще раз «о Славянах, близких поселенцах, союзных с нами (с Солунскою областью) и находящихся под ведением военачальника Стримонского⁷¹». Само собою понятно, что поздний Грек (или не вернее ли огречившийся Славянин Камнев?) – странен, выражаясь спесиво: «какие-то Драговиты и Сагудиты." Эти какие-то выставляли до 100,000 войска и заставляли трепетать Царьград. Правда, при Камениате Славяне были уже довольно смирны, но во всяком случае не надобно было забывать прошлого. Веррея, известная еще по Апостольской проповеди к жителям её, Евреям и Грекам (Деян. 17:10–14), в последствие занята была Славянами; Имп. Никифор в 805 г., возвращал ее Грекам, но не долго; Крум заставил бежать Греков, кто куда мог; в конце 10-го века Василий Булгароистребитель опять ввел в нее Греческих колонистов⁷². Таким образом, если Камениат выставляет поселения Славян в долине Солунской незначительными, то не надобно забывать, что это говорит спесивая нищета; простим её слабости, но не опустим из виду и правды. Сам Камениат говорит, что рыбный промысел и торговля обогащали поселенцев Солунской равнины; кроме того та же равнина известна была по богатству хлебородия, что так естественно для местности, обильно орошаемой реками.⁷³ Как далеко простирались поселения Дроговичей и Сагудитов, не показывает историк Славянских воин Солуня, хотя он, говоря о событиях, случившихся спустя 60 лет после четвертой воины, опять упоминает, что Драговичи жили около Солуня⁷⁴. Камениат показывает, что вершины судоходных рек, Вардара и Черной,⁷⁵ принадлежали Скифам-Булгарам, а поселения Драговичей и Сагудитов граничили с Скифами. По сему можем положить, что поселения Драговичей и Сагудитов на северо-западе Солуня достигали Погонии или Пелагонии. В этой западной части Македонии известны Славянские поселения: Подин, Граданска, Остров, Мглин, (Эдесса), Прилеп, Преспа, Старидол, Драгубииа, никогда место кафедры Епископской, Кастранища⁷⁶. Эти места, конечно, принадлежали Солунским Драговичам и Сагудитам. Солунский историк не говорит, откуда пришли эти племена в окрестности Солуня, хотя и дает видеть в них переселенцев. Имп. Константин, исчисляя народы, бывшие в его время под управлением Русских Князей, упоминает между ними Драговичей (Δρουγουβιται), как соседей Кривичам. Пр. Нестор писал, что Драговичи, за долго до прибытия Рюрика в Новгород, занимали места между Припетью и Западной Двиной, т. е., нынешние Минскую и Витебскую губернии. Под Карпатами доселе есть Драгоно, замечательное особенно по тому, что там же живут Сотаки, соседи Малорусскаго наречия, как и жители Драговой⁷⁷. В Солунских Сагудатах слышно имя Геродотовых Задунайских Сигиннов⁷⁸. Иорнандовых Сатагаров, Сатагов и нынешних Сотаков. По известию Иорнанда, Сатаги, которых он называет и Сатагарами, по смерти Аттилы оставались на некоторое время в нижней Мизии и потом явились в Паннонии⁷⁹. Их-то мёдом, просом и квасом почивали у Аттилы Греческого посла, Приска⁸⁰. И так Сигинны и Сатаги жили там же, где доныне живут Сотаки-медовики, поколение Словаков, именно под Карпатами⁸¹. Таким образом родина Драговичей и Сагудатов под Карпатами. Белезиты (Βελεζηται) жили в Фессалии при Пагазейском залив и занимали, как показывает описание пятой Славянской войны, Фантийские Фивы и Деметриаду, места, славные по хлебородию⁸². Это местопребывание Белезитов замечательно и по тому, что показывает собой народную черту поселенцев её – любовь к земледелию. Имя Белезитов осталось в городе Велестине или Белостене, что при озере Бебейском. Это те же Славяне, которые в 799 г. имели дело с Империею под начальством «Князя Славян Бельзеции (Βελζητιας)»⁸³. В последствии известно было Княжество Бельзское в Чермной России.– Имя Берзитов, борзых, встречается у Кедрина, когда говорит он о войне Греков с Болгарией 774 г. и страну их называет Βερητια, Берзетиею. Здесь Берзиты являются жителями Фракии, на севере от Константинополя⁸⁴. Но так как Солунский историк ставит своих Берзитов подле Белезитов, подобно как Драговичей, подле Сагудитов, Стримонцев подле Рунхииов, то, вероятно, что его Берзиты жили там же, где и Белезиты, т. е., в Фессалии. – Веуниты (Βαιουνιται) едва ли не удержали древнее название всех Славян Венетов; они, во время 3-й Солунской войны, жили, вероятно, на границе Эпира и Фессалии. На границе Фессалии и северной Греции показывают Сетунь, при подошве Еловых гор и хребта Горы. Тут же поселения: Гура, Карпенища, Вола, Вайница, Езеро, Любово, Мечаво, – чисто Славянские. Не в дальнем расстоянии от Пинда встречаются имена городов и селений: Коница, Останища, Загорье, Богацкое, Клиново, гора Смокова, реки Десница, Теплица, Приморици, Самые вершины Пинда и ныне называются Василисса, Смоляк⁸⁵. Все это следы собственности Белезитов, Борзитов и Венетов, занимавших Фессалию и часть Эпира.

Все эти Славяне в 3 и 4 Славянской воине являются уже не данниками Кагана; для последнего нападения они призывают его только как союзника. Солунский историк в описании третьей войны показывает Славянского повелителя (Εξαρχον) Хацона, – Хочуна, а в описании пятой выставляет Рунхинского Князя Первунда, которого называет Царем (Ρηξ) и потом упоминает о современных Славянских Князьях (Ρηγους). По другим известиям Само, «Славянин Хорутанский», освободил Паннонских Славян от Обров в 622 году. – В тоже время Имп. Ираклий, для обуздания Обров, пригласил Карпатов поселиться в Империи. И в 623 г, пять племен с вождями своими заняли нынешнюю Хорватию, или Кроацию, после кровопролитной брани с Аварами. В след за Карпатами из нынешних Лужиц, Силезии и Саксонии вышли другие Славяне и поселились между одноплеменными Сербами по берегам Адриатики до самого Эпира, опять в невыгоду Аварам⁸⁶. Немцы, заклятые враги Славян, старались поддержать Аваров в борьбе с Славянами: в 630 году они истребили ночью более 8000 сонных Славян, скрывшихся у них от Аваров⁸⁷. Но Авары мало по малу исчезали в волнах Славянского мира; отселе писатели безразлично называли Славян Аварами и Аваров Славянами⁸⁸.

Солунский историк не говорит, когда именно упоминаемые им Славянские племена заняли Македонию и Фессалию. При описании воины 597 года он говорит, что Солуняне не ожидали тогда к себе Славян раньше четырех дней. Следовательно, Славяне жили тогда хотя и не очень далеко от Солуня, но и не так близко, как было после. По окончании той же войны 597 г., несколько отрядов Славянских отделились от войска Аварского Хана и остались у Греков. Но эти отряды не оказываются так многочисленны, чтобы составить собою Сагудатов, и других, являющихся в последующих войнах Славян с Солунем. Туринский Греческий хронограф говорит, что еще в 588 г. Фессалия была занята Славянами, но это должно разуметь только о малой части её, так как главное заселение Славянское относилось тогда к Элладе. Имп. Константин пишет, что Фессалийская Серблия получила свое название от Сербов, которые, по согласию Имп. Ираклия, основали ее, хотя, спустя не долгое время, снова перешли в Сербию⁸⁹. Это дает право полагать что сильное заселение Фессалии и Македонии Славянами произошло при Имп. Ираклии; а так как Ираклий действительно приглашал Карпатских и Лужицких Славян занять империю, Драговичи же, Сагудаты и Пелезиты самыми именами своими указывают на Подкарпатскую свою родину; при том, в 676 г., Славяне уже хозяева Македонии и Фессалии, за исключением Солуня, защищавшегося от них стенами, то не сомнепным становится, что полное заселение Македонии и Фессалии Славянами относилось ко времени Ираклия, или к 623–640 г.

Славяне мирно жили около Солуня. Но оскорбление, сделанное им Греками, вызвало их к мести. Началась пятая война Славян с Солунем, в которой отличаются три осады Солуня.

«Тогда как Славяне, говорит Солунский историк, живя около богохранимого сего города, соблюдали, как казалось, условия мира, тот, кому поручена была тогда префектура, не известно. как и за что, обвинил пред Императором Рунхинского Князя (ρηγα) Первунда, будто он замышляет недоброе против нашего города.» Повествователь дает разуметь, что Грек оклеветал Славянского Князя, и, однако, Император, поверив клевете, приказал Рунхинского Князя (ρηγα) представить связанного в Константинополь. Первунд, находясь в то время в Солуне, вдруг быль схвачен и в железах послан в Константинополь⁹⁰.

Славянские племена, Рунаины и Стримоицы, узнав об участи Первунда с негодованием потребовали от Императора свободы Первунду и возвращения его к ним. Император, занятый тогда войною с Агарянами, обещал прислать Первунда по окончании войны, и Славяне успокоились. Первунд, не доверяя Грекам, по совету одного из Императорских переводчиков, убежал из Константинополя, чтобы скрыться между единоплеменниками, но был пойман и возвращен в Константинополь и, по приказанию Императора, лишен жизни. Тогда племена Славянские, и особенно Стримонцы, Рунхины и Сагудаты, решились мстить Солуню жестокой войной. Сперва они, в продолжение двух лет, опустошали места, соседние с Солунем и уводили жителей в плен. Солунь также был осажден. Открывшийся в нем голод дошел до такой крайности, что одни из жителей бежали, куда могли, другие, оставшись в Солуне, принуждены были утолять голод мясом ослов, лошадей и другою, еще менее выгодною, пищею. Император, занятый войною, мог послать только десять карбазов (καραβα, малых военных судов) с хлебом. Но этого было слишком мало. Те же посланные Императора, посадив отважных на суда, отправились в Фивы и Деметриаду, чтобы закупить там хлеб Солунянам у Белезитов, тогда бывших в мире с Солунянами. Князья Драговичей, узнав о том, нашли это время самым благоприятным для нападения на Солунь. Сагудаты и Драговичи подошли к Солуню сухим путем, а Рунхины в тоже время с моря. Стримонцы по договору также должны были идти к Солуню, но устрашены были некоторыми видениями и остались на своих местах⁹¹.

Жители Солуня приведены были в трепет этой осадой. В северной части города, которая защищена была только простой стеной (без вала и пр.) и где были небольшие ворота, Великомученик явился не во сне, а наяву, одетый в белую хламиду и с жезлом в руке; казалось, он гнал жезлом из тех ворот нескольких Славян, делавших там нападение, и говорил: «Напрасно принес их сюда Бог; что потом буду я делать здесь?» и таким образом выгнал их из ворот. Другие видели Мученика за стеною; он собирал там светоносных мужей и указывал им держать стражу. То и другое видение ободрило Солунян. На рассвете третьего дня Славяне, с моря и сухим путем, подступили к Солуню и бросили огонь в помянутые малые ворота, где надеялись легко проложить себе путь в город; дерево сгорело, но железо преградило по-прежнему путь. Неприятель в продолжении трех дней упорно приступал к тем же воротам но, поражаемый невидимою рукою, с криком отступал от Солуня, унося с собою тела невидимо убитых Князей своих; думая дотоле, что в городе остались только старики, он видел теперь пред собою свежее войско и бежал в страхе⁹².

Отраженные от Солуня, Славяне не переставали нападать на ближние поселения Греческие, уводили толпы пленных, отнимали имущество и наносили разный вред Солунянам. Они не оставляли намерения взять Солунь, и готовили средства к тому, Лучшие осадные машины. Один из них предложил, что устроить башню, при помощи которой легко можно взять Солунь; Князья одобрили предложение: художник, с помощью других, приступил к делу. Но является Великомученик и дает пощечину художнику, и он сходит с ума и бежит в горы. Машина осталась неоконченною, но Славяне отправились осаждать Солунь. Несчастный, услышав об осаде Солуня, приходит в себя и Великомученик приказывает ему идти в Солунь; в Солуне, увидев образ Великомученика, он свидетельствует пред всеми, что вот тот, кто наказал его за изобретение разрушительной машины, и после того принял крещение. Славяне были безуспешны и на этот раз в своем покушении на Солунь, пораженные сколько случившимся с их художником, столько и другими видениями».⁹³

После второй безуспешной осады Славянские племена на несколько времени оставили Солунь в покое. Но Стримонцы и Рунхины, соскучившись покоем, решились искать счастья, в других местах. Они бросились на суда и стали грабить корабли с хлебом, плывшие в Константинополь; тоже сделали с островами и Геллеспонтом, проникли в самую Пропонтиду, и здесь, опустошив области Паросскую и Проконезскую, доходили до самого Константинопольского порта; наконец, обогащенные добычею и пленниками, возвратились в свои места Император увидев, что беда висит не над одним Солунем, но грозит и столице, отправил во Фракию войско, особенно против поселенцев Стримона. Славяне, узнав о том, заняли теснины и места укрепленные, призвали на помощь разных других Славянских Князей (πασαν την βαρβαρον διαφυρων ρηγων βοηθειαν). Ход и последствия сей войны Солунский историк описывает не довольно ясно для нашего времени. Известие его заключается в следующем: Греческое войско, помощью Великомученика и других Святых, одержало победу над Славянами. Славяне погибли в тех самых сетях, которые приготовили они для других, соединенные толпы их рассеялись, так что некоторых, прибежавших в Солунь «Великомученик тайно увещевал возвратиться в свои селения, недалеко бывшие, и собрать плоды, так как страх заставил их бросить без защиты и помощи свои семейства.» За тем Солунский повествователь говорит, что Император, по просьбе Солунян, отправил в Солунь войско и корабли, нагруженные хлебом; а поели того еще присланы были военные корабли. Тогда-то неприятель, потерпев сильное поражение, потребовал мира, и, след., до того времени он еще держал Солунь в осаде.⁹⁴

Упоминаемые в пятой войне Драговичи, Сагудаты и Белезиты уже известны нам, по описанию четвертой войны. Рунхины и Стримонцы, вступившиеся прежде других за Первунда, являются в этой войне каждый раз соседями-союзниками. Стримонцы получили название свое по реке Стримону, которая вытекает выше Радомира и впадает в Эгейское море; Греческий Стримон у Славян Струма, Струмень, получил свое название от Славянского слова стремление: это чисто Славянская река; Струмень на пути своем справа принимает Лыстрицу, а слева Черную, потом опять справа принимает реку Струмицу или Струмишу, на которой лежит город Стремница, Острумчь, у Греков Амфиполь. Струмень протекает недалеко от Меленон, Демиргисара (древней Ираклии Сантинской), Сереса и, пройдя сквозь Церцинское озеро, впадает в море при Орфане. Влево от Струмена, почти параллельно с ним, течет Мcma, на которой стоят: Ситаньград (Сетунь Византийцев), Бапиек, Филипово, Капица; здесь же Греческая клиссура – ущелье. Рунхины, оставили свое имя в Македонском городе Рондино, что на берегу Стримонского залива, между устьем Стримона и озером Больбийским, или между Амфиополем и Солунем⁹⁵. Описание пятой войны показывает, что Рунхины занимали приморские места, а имя их дает знать, что им принадлежали и плодоносные берега Рухея, вытекающего из Болбея в море⁹⁶.

Обозревая Солунское описание трех осад Солуня, не можем не заметить, что пятая Славянская война с Солунем происходила при Юстиниане Ринотмете. (685–695, 701–711). Солунский историк говорит, что Первунд схвачен быль тогда, как Император был занят войной с Сарацинами. «Это было на первом году Юстиниана, в 685 г. По смерти Первунда, умерщвленного по приказанию Императора, Славяне два года опустошают окрестности Солуни и держат в осаде самый Солунь. Следовательно, это было в 685 и 686 г. Вторая осада Солуня относилась к 687 году. За тем следовал покой Славян, 688 г. Итак последняя осада Солуня, окончившаяся невыгодно для Славян, относилась к 689 г. Это время, как видно по известиям П. Никифора⁹⁷, Феофана⁹⁸ и других⁹⁹, было одно из самых несчастных для Славян.

Юстиниан, отправив конницу во Фракию, отправился потом и сам против Славян «освободил Солунь, разбил на голову Стримонцев, Рунхинов и другие Славянские племена» переселил многих из Славян в Малую Азию; из молодых люден составлен был Преторианский корпус в 30,000 и отправлен тогда же против Арабов. Порфирогенет пишет: «Третья Фема (область) – Фема Стримонская. Стримонская Фема составляла часть Македонии; такой Фемы, собственно, не было, но она относилась к разряду клиссуры. Ее разделили по себе (διανεμονιαι) Скифы вместо Македонцев, когда Юстиниан Ринотмет поселил их в горах Стримонских и в проходах клиссур (ущелий)¹⁰⁰». Сличая эти слова с историей Юстиниана: а) нетрудно догадаться, что Скифами Император величает Славян; так называли их на языке великолепного Византийского Двора; б) те же слова говорят, что Юстиниан назначил для Славян Стримонскую провинцию, где видим у Камениата Драговичей и Сатаков-медовиков, но уже не видим Рунхинов; последние преимущественно попали в число тех, которых Юстиниан переселил в Малую Азию.¹⁰¹ Занимая приморские места, Рунхины, как видно и из описания пятой войны с Солунем, часто занимались морскими набегами, а потому более других признаны виновными при Вязантийском Дворе. Солунский историк опровергал бы свидетельство Императора, если бы последний говорил, что Славяне в первый раз при Юстиниане заняли Македонскую и Стримонскую область. Но сличая Константина с Солунским историком и с другими известиями, должны мы так разуметь свидетельство Константина, что Юстиниан, отправив большую часть Рунхинов и некоторую Фракийских Славян в Малую Азию, других с приморского берега переселил в ущелья Стримонские, ближе к границам Фракии, чтобы, таким образом, избавиться от морских набегов отважных Славян.

Последующее описание событий с Солунем, Солунский историк надписывает так: «О внутренней войне, которую тайно замышляли против Солуня Булгары, Мавр и Кубер» Эта надпись не совсем верно выражает дело. Повествование о деле заключается в следующем:

«Спустя шестьдесят или более лет после того, как Аварский Каган призываем был Славянскими племенами к Солуню, пленники Кагана мало по малу образовали между его подданными, Паннонскими Славянами и Обрами, особый народ с особыми нравами. Кубер (Кубарь), поставленный главным начальником переселенцев, узнав о желаниях переселенцев возвратить себе свободу и отечество, дал знать им, чтобы они собрали все свое имущество и готовились в путь; Кубер повел их из Паннонии. Каган, узнав о том, погнался за беглецами и вступил в бой; шесть раз сражались переселенцы с Каганом и в двух последних сражениях Каган был разбит и принужден предоставить переселенцев их воле. Кубер, перейдя Дунай, вступил в Македонию и занял Керамейскую равнину¹⁰². Отселе переселенцы решились было разойтись, чтобы каждому идти на свою родину, но Кубер остановил их; он послал к Императору послов просить, чтобы дозволено пм было владеть занятою ими землю и чтобы Славянам Сагудатам приказано было доставить им хлеб. Просьба исполнена. Пришельцы вошли в отношения с Сагудатами; и генные Греки узнали, что недалекий Солунь готов принять их под свое покровительство; многие из них с женами и детьми и со всем имуществом стали отправляться туда, и Префект немедленно отправлял их на кораблях в Константинополь.

Кубер, узнав о том, решился завладеть Солунем. Он обратился к хитрости. Один из его вождей, Мавр, хорошо знал языки «Македонский, Греческий, Славянский и Булгарский,» и ему-то дано приказание, чтобы он, в сопровождении многих других, явился в Солунь, в виде беглеца и подданного Императора, и употребил меры возбудить междоусобие в Солуне, а потом распространил бы власть не только над Солунем, но и над всею Македонией). Мавр обязался клятвою исполнить поручение, и был способен выполнить его. Он скоро так умел овладеть Префектом, что тот послал самый лестный отзыв о нем к Императору, и Император прислал Мавру Консульские знаки с повелением начальствовать над переходившими от Кубсра переселенцами. Некоторые из переселенцев, хорошо зная Мавра, скоро стали говорить о нем, к чему он способен, но их заставили молчать. Наконец, Мавр, после совещания со своим корпусом, положил в ночь Великой Субботы, когда весь город будет занят торжеством Воскресения Христова, произвести возмущение, зажечь в некоторых местах город и, среди всеобщей тревоги, завладеть городом.

Но над безопасностью Солуня бодрствовал вождь Димитрий. Он внушил Капитану одного корабля, (Сисинию, человеку благочестивому плыть к Солуню, с тем, чтобы открыть переселенцам способы свободно переходить от Кубера в Грецию. «В неделю Ваий» Сисиний приплыл к острову Скиосу и, очистив часть запустившего храма, совершил тут празднование. В понедельник Страстной седмицы (ἄγια δευτερα της εβδομαδος του κυριακου παθους) противный ветер задержал его на острове и он приказал совершенно очистить храм, в намерении праздновать в нем Пасху. После молитвы и трудов, Капитан уснул, и Великомученик два раза являлся ему с приказанием поспешить к Солуню; в третий раз подтверждено тоже приказание и сказано, что ветер благоприятен. Сисиний отправился. Предсказание исполнилось. На четвертый день прибыл он в Солунь. Заговор остановился; Мавр испугался и сильно захворал, потом доведен был до того, что оставил город со своим корпусом и перешел за западную страну его. Таким образом переселенцам Керамейским открылась свобода переходить в Солунь. И Сисииий получил повеление перевезти их на кораблях в другие места.

Мавр поспешил в Константинополь, но там собственный сын его открыл Императору намерения его. Император, оставив ему жизнь, лишил почестей и велел жить под строгим надзором в одном из Константинопольских предместий.

Так разрушились замыслы Булгарских предводителей¹⁰³.

С кем хотели действовать Кубер и Мавр против Солуня и Империи? Солунский Историк, как Грек, в своем повествовании об избавлении пленников от Кагана, преимущественно имеет в виду пленников Греков¹⁰⁴. Но он же прямо называет Кубаря и Мавра Булгарами и между пленниками полагает значительное число язычников, каковыми, конечно, не были Греки, тогда как Славяне были, как известно, и в порабощении у Кагана и оставались язычниками. С другой стороны, если бы пленники состояли из одних Греков, то Кубарь и Мавр с ними одними не могли замышлять что-нибудь против Империи. Поскольку же из Солунского повествования ясно видно и то, что большинство удалившихся с Кубарем из области Кагана состояло из Христиан, то необходимость требовала от Кубаря обратиться для успеха в своем деле за помощью к другим – к тем, которые имели одинаковые с ними причины действовать против Солуня и Империи, к Славянам Македонским. Это дает видеть и сам Солунский историк!», когда говорит!., что Кубарь имел тесные отношения с Сагудатами. Таким образом действия Кубаря и Мавра против Солуня и Империи были делом Славян. Современные обстоятельства, известные по другому источнику, еще более объясняют это дело. По словам Солунского повествователя, борьба Кубера с Каганом происходила спустя более 60 лет после Аваро-Славянской четвертой войны с Солунем (678 г.), следовательно около 742 г., во время Имп. Константина Копронима (741–773). Таким образом время восстания Кубаря и Мавра против Империи близко было к тому событию, о котором говорить Феофан. Он пишет: «В сем году (758) Константин покорил Славян Македонских (τας κατα Мακεδονιαν Σκλαβινιας, κατα, – εν) и сделал данниками другие народы». По какому Случаю возгорелась эта воина? Как и сколь долго происходила она? Какие Славянские Македонские племена покорены был и тогда? На эти вопросы Феофан не говорит ни слова. При молчании Феофана, соображая событие его с повествованием Солунским, мы можем считать за вероятное, что война, показанная Феофаном, если не была непрерывным продолжением дела Кубера, то, по крайней мере, она начиналась с того, что Славяне, спустя нисколько времени после неудачного окончания дела Куберова, хотели довести до конца предприятие Кубера, разрушенное так неожиданно.

Солунский историк чудес Великомученика, живший в 8 веке, историей Кубера окончил свое, повествование о войнах Славян с Солунем и действиях Великомученика по отношению к Славянам.

Нам остается сделать замечание о том, какое действие имели на Славян чудные дела Великомученика.

Солунский Историк, к сожалению, не обратил на этот предмет особенного внимания; занятый только тем, что творил Святой для Солуня, он не имел в виду много говорить об отношении чудес Великомученика к Славянам. Впрочем, несколько замечаний его могут указать на дело. Солунский историк пишет, что Славянин художник, выдумавший разрушительную машину против Солуня, чудом Великомученика обращен был ко Христу, и что Великомученик доводил Славянина до того, чтобы он узнал, кто и по чьей воле, возложил руку на его ланиту. Далее, почти каждая война Славян с Солунем сопровождаема была такими действиями и явлениями Великомученика, которые не только понятны были для размышления, но очевидны были для глаза; показывали каждому язычнику, за кого действует небожитель – Вождь Христианский. Так, при окончании второй войны, сами Славяне рассказывают, что они видели предводителя войск, светоносного, грозного, заставившего их обратиться в бегство. То же при окончании четвертой войны. «Рассказывали о спасении города свыше и о чудном происшествии со стенами во время землетрясения, и что, по заступничеству явившихся им Святых, случилось, что орудия и машины их оказались неспособными и дурными, тогда как после предварительного различного испытания они признаны были годными и необходимыми.» Такие сильные впечатления чудодействий на сердца Славян не могли оставаться без того, чтобы не произвести перемены, по крайней мере, в некоторых из Славян по отношению к верованию религиозному. В описании последней войны историк говорить о пленниках Аварского Кагана: "с того времени (со времени пленения) они смешались с Булгарами, Аварами и другими язычниками, и когда родили один от других детей и возросли в многочисленный народ, то дети от отцов переняли расположения и любовь к нравам Римским, чрез веру Православную и животворное крещение умножилось Христианское племя.» И так пленники Христианские, чрез связи супружеские, смешались с Аварами, Булгарами и с Славянскими пленниками; но плоды супружестве освящаемы были крещением и, таким образом, явился целый народ Христианский. Историк и здесь не обратил внимания, или не сказал ясно, были ли обращаемы Христианскими священниками возрастные язычники из Славян и Булгаров. Но вероятно, чтобы, особенно в подобном положении, не было сего делано со стороны священников. Столько же невероятно и то, чтобы сами пленники не думали облегчать тяжелой участи своей утешениями Христианскими. Солунский повествователь не оставил читателя без намека на то, что новый народ Кубера почти весь состоял из Христиан; он говорит, что Кубер, узнав о желаниях переселенцев «принял весь переселенный Римский народ и другие племена ( μετα και εταιρων εθνικων ) по писанному в Моисеевой книге исхода Иудейского, т. е., прозелитов и проч.» Следовательно пленники частью уже были Христианами, частью готовы были принять Христианство. Как бы то ни было, но несомненно, что в конце 7-го и в начале 8-го века весьма многие из Славян, даже и целые отдельные племена, мало по малу приняли Христианство. От того-то доселе не видно, кто и когда был первым проповедником для Славян Паннонских, Сербских, Македонских. Незримым, но сильным, проповедником их был Солунский Вождь, Великомученик Димитрий. Иоанн Камениат, Солунский диакон, в своем описании взятия Солуня Сарацинами, объясняет нам это дело до некоторой степени. Приступая к описанию взятия Солуня Маврами в 904 г., в кратких словах изображает он чудесные благодеяния, оказанные Великомучеником Солуню во время нападений Славян на Солунь и по том пишет: «с того времени, как купель Св. крещения, соединила с Христианством Скифский народ .... прекратились восстания народов, жадный меч остановил свои действия» и проч. Итак, по словам Камениата, восстания Славян против Солуня и его окрестностей совершенно окончились тогда, как все Славяне приняли Христианство. Поскольку же подробная история Славянских воин с Солунем последним восстанием Славян против Солуня представляет восстание Кубаря, то отселе в праве мы заключить, что восстание Кубаря было последним восстанием языческой Славянской массы против Христианства и что после того язычество стало более и более ослабевать между Славянами Македонскими. Присовокупляя же к тому то, что политическим подчинением Славян Греческой власти проповедники Христианства, без сомнения, пользовались для успехов веры между Славянами, должны мы положить, что покорение Македонских Славян Юстинианом 2-м (689 г.) было той эпохой, когда Македонские Славяне стали обращаться к Христианству уже не отдельными лицами, а несколькими семействами. Как бы то ни было, Солунская история Славянских войн с Солунем и Иоанн Камениат ясно показывают, что 864 г., когда Михаил, князь Булгарский, крестил своих подданных, не был годом первоначального принятия Христианства Славянами. Отчасти показываюсь это и Епископские кафедры, существовавшие в городах, чисто Славянских, по Македонии и Фессалии. В Мглине, древней Одессе, кафедра известна с 692 г., в Драговице, городе Драговичей, с 879 г., в Рентине и Серблии около того же времени, в Сетуне с 689 г., в Езере с 879 г., несколько позже в Велестине, Вессине , Гардике (Градике ), Меленке¹⁰⁵. Еще раз повторяю: как бы то ни было, не только Русские, Паннонские и Сербские Славяне хранили и хранят величайшее уважение к Вождю Солунскому, но Паннонские Славяне передали свое уважение к нему и Уграм, завладевшим всякой собственностью их. Это обстоятельство само собою свидетельствует о том, что борьба Солунского Вождя с языческим упорством Славян, борьба, продолжавшаяся несколько десятилетий, оставила глубокий след в жизни Славян, не изгладившийся веками, и имела связь с Христианством Славян.¹⁰⁶