§ 170. Деятельность в звании архиепископа Константинопольского: а) до 402 года.

В 397 году, скончался в Константинополе Нектарий, преемник Григория Богослова. Обер-камергер Евтропий, лично знавший достоинства Иоанна, предложил императору Аркадию избрать Златоуста на кафедру столицы; император и клир согласились. Но так, как известно было Евтропию, что антиохийцы легко не расстанутся с наставником своим, то положено было употребить хитрость при вызове Иоанна в столицу, и употребили: Правитель Востока Астерий пригласил Златоуста посетить вместе с ним загородные места мучеников. Златоуст явился, и готовая колесница понесла его по константинопольской дороге¹⁰³⁷. Назначение св. Иоанна на кафедру Константинопольскую было не по душе одному Феофилу Александрийскому и еще самому Златоусту¹⁰³⁸. Но Евтропий дал знать Феофилу, что предаст его суду за его происки, и Иоанн рукоположен был февраля 28 дня 398 г.¹⁰³⁹. Обширное поле открылось теперь для деятельности св. Иоанна, и почти необозримы дела, какие совершил он в немногие годы пастырского служения. Первая проповедь, сказанная в Константинополе, уже возбудила любовь в народе к Златоусту¹⁰⁴⁰. Кроткая ревность его и здесь обратилась всего прежде против хулителей Сына Божия – против аномеев¹⁰⁴¹; и третью проповедь свою, он начал так: «Благословен Бог! В каждое собрание вижу, как собрание жатвы растет, поля красивые цветут, гумно наполняется, хотя не много дней прошло, как мы бросили семена»¹⁰⁴². Но теперь Златоуст архипастырь, уже не мог так часто проповедовать, как проповедовал он в Антиохии¹⁰⁴³. Теперь надлежало ему заниматься множеством других дел, и он со всею ревностью занялся улучшением духовенства, которое должно и поведением своим учить других. – Святый пастырь словом любви, а иногда и строгостью, старался преобразовать состояние избранной части Христовой¹⁰⁴⁴; избирал лучших наставников для училища константинопольского¹⁰⁴⁵; расходы, какие употреблялись прежде для дома пастырского, он обратил на вспоможение бедным и больным, построил и содержал несколько больниц и два дома для странников¹⁰⁴⁶; сам же довольствовался скудною трапезою и не ездил на обеды, также как и у себя почти ни когда не делал¹⁰⁴⁷. Все было отдано для нуждающихся¹⁰⁴⁸. Любовь и теперь была душою его поступков: его старанием примирены были Римский и Александрийский епископы с св. Флавианом¹⁰⁴⁹. В июле (397 г.) было великолепное торжество духовное. Вся столица и императрица Евдокия присутствовали при нощном перенесении мощей мученических в загородный храм ап. Фомы. Златоуст был в восторге от общего усердия к мученикам, в восторге от радостей духовных... «Что мне сказать? О чем говорить? Я скачу, я в исступлении, но исступление мое умнее всякой мудрости. О чем говорить? О силе ли мучеников? О быстроте ли любви? О ревности ли императрицы? О стечении ли знаменитых? О безумии ли диавола? О поражении ли демонов? О торжестве ли Церкви? О силе ли Креста? О чудесах ли Распятого? О славе ли Отца? О благодати Духа? О радости ли всего народа и о ликовании всего города?»¹⁰⁵⁰. На следующий день был в том же храме император с высшими чиновниками двора и военными: Император без короны, военные без мечей, поклонялись мощам; по выходе императора, Златоуст, в слове отдал честь благочестию самодержца, и сравнивал жизнь настоящую с будущею¹⁰⁵¹. На другой день пастырь опять проповедовал в том же храме и говорил аномеям: «наша брань не живых делает мертвыми, а мертвых живыми, дыша кротостью и снисхождением, не еретика преследую, а ересь, хочу прогнать заблуждение, очистить гнилость. Мой обычай таков, чтобы терпеть гонение, а не гнать, быть утесняему, а не утеснять»¹⁰⁵².

Златоуст был истинным отцом своей паствы, дорожил всего более вечным спасением каждого, употреблял все, чтобы чистая, небесная, истина Христова, животворно озаряла умы и сердца, а вместе дорожил покоем целой империи, был отцом гонимых сынов отечества. Нравственные пороки глубоко оскорбляли его: но раскаяние заставляло любовь его забывать все. 399 год был наполнен такими действиями св. пастыря.

Пред самою Пасхою ревность его оскорблена была в самой высшей степени. В среду на страстной неделе поднялась грозная буря с дождем. Испуганный народ бежал в храмы, начались общественные молитвы и крестные ходы. Беда миновала и страстную пятницу народ был на конском ристалище, а на другой день в театре. Св. пастырь, пораженный горестью до глубины души, в Пасху взошел на кафедру и говорил к неблагодарной пастве: «Можно ли это снести? можно ли стерпеть? Вам самим жалуюсь на вас»... Резкими чертами описал он гибельное действие театра на нравственность, грозил виновным, что отлучит их, как зараженных овец от здорового стада¹⁰⁵³. Это сильно поразило народ, любивший и уважавший пастыря. На неделе, следовавшей за Пасхою, пастырь служил у готфов, которых много было в войсках Трибигильда и Гаины – готфских вождей. Он уже успел посвятить для готфов пресвитеров, диаконов, чтецов из самих готфов, назначил им храм за городом, не редко слушал в нем службу, и все это с тем, чтобы сблизить их с любовью Христовою и Православием, так как некоторые из готфов держались арианства¹⁰⁵⁴. Теперь во время службы велел он, чтобы не только чтения совершались на готфском языке, но и проповедь была сказана на готфском языке. Когда окончилась готфская проповедь, Златоустый говорил сам: «желал бы я, чтобы присутствовали здесь эллины и слыша, что здесь читалось, поняли, какова сила Распятого, какова власть Креста, какова твердость веры, каково унижение заблуждения... То, что говорили философы, отвергнуто людьми их же нации. А наша философия имеет такую силу и у варваров. Где ныне вещания Платона, Пифагора, мудрецов афинских? Замолкли. Где вещания рыбарей, скинотворцев? Светлее солнца сияют и не в Иудее только, но на этом варварском языке, как слышали вы теперь. Скифы, фракиане сарматы, мавры, индийцы и обитающие на краю света философствуют, переведши на свой язык слово»¹⁰⁵⁵. В следующий воскресный день, народ пораженный угрозою пастыря, толпами спешил слушать, что будет говорить о нем пастырь. Но Златоуст не проповедовал, а проповедовал другой епископ. Народ уныл. В следующую службу те же толпы в храме. «Сильно тронул я вас, говорил любящий пастырь, обличением за театр и ристалища. Я весьма рад и веселюсь, по слову апостола: кто же радует меня, как не тот, кто от меня в печали? Вижу, что плод принесла печаль сия... Кто не умеет скорбеть: как исправится он, если прежде не обучится тому? Но вы хорошо это исполнили, и я много ожидаю от любви вашей. Если одна беседа так тронула вас, в такую повергла печаль, что вы теряетесь в духе и волнуетесь: две, три беседы, надеюсь совсем исцелят вашу болезнь». И говорил с силою опять против театра и ристалищ¹⁰⁵⁶.

Евтропий, способствовавший к возведению Златоуста на кафедру, более и более усиливаясь, становился вместе с тем гордее и несправедливее в своих поступках. Златоуст не молчал пред ним о правде: но гордый вельможа не только не слушал советов отца, но стал открыто делать ему оскорбления, он выпросил у императора указ, чтобы Церковь не принимала под свое покровительство преследуемых кем бы то ни было: но это-то и выпросил он на свою голову. В конце 398 г. облечен он был званием консула, и в тоже время восстал против него бунтовщик империи трибун Трибигильд, поддерживаемый военачальником Гаиною; императрица, лично оскорбленная Евтропием, также была против Евтропия. В начале 399 г. Трибигильд потребовал от Аркадия, чтобы выдан был ему Евтропий. Аркадий согласился. Евтропий бросился под защиту Церкви. Отряды солдат окружили храм и требовали Евтропия. Златоустый отказал с твердостью и взошел на кафедру с внезапным, но образцовым, словом о Евтропии, живо изобразил суету человеческую и жестокость людей, преследовавших несчастного брата¹⁰⁵⁷. Раздражение было так велико, что солдатни чернь на другой день вновь обступили храм. Св. пастырь без суда не хотел выдать бунтовщикам того, кто прибег под защиту милосердого; пастыря потребовали к императору, но он и здесь остался тем же, и своею твердостью одушевил императора. Евтропий двое суток оставался в храме безопасный: но потом ночью скрылся и был умерщвлен Гаиною. Златоустый, на другой день после бегства Евтропиева, говорил другое слово о Евтропии, где изобразив последние события, наставлял, как надобно пользоваться счастьем¹⁰⁵⁸.

Бедствия скоплялись для империи. Златоустый, охраняя империю от своеволия людей наглых, удвоил труды для спасения душ; просвещал паству свою объяснением послания к Колоссянам. И здесь выставлял он на вид рассеянным жителям столицы бедственную участь любимца счастья Евтропия. «Вот тот, который вчера так высоко сидел на седалище, о ком глашатаи кричали так громко, кому предшествовало так много слуг, пышно шедших по площади, ныне беден и смирен, всего лишен и наг, как прах возметаемый, как волна протекшая»¹⁰⁵⁹. Замечая, что ревностью его к нравам Церкви и к строгости жизни оскорбляются некоторые, он говорил своей пастве: «Не меня ты терзаешь, а священство; если увидишь меня лишенным его, презирай меня и я не стану повелевать. Пока же сидим на сем троне, пока председательствуем, у нас власть, хотя и недостойны мы»¹⁰⁶⁰.

Военачальник Гаина достиг того, что Евтропий казнен: но сам явился сперва тайным, а потом и открытым, врагом империи. Надменный низвержением Евтропия, он также требовал головы другого консула. Златоустый проповедовал: «не убойся, егда разбогатеет человек»¹⁰⁶¹. Слабый Аркадий готов был выдать Гаине одного из лучших слуг империи, каков был консул Аврелиан. Златоустый опять говорил против хищного богача¹⁰⁶². И спас жизнь невинному Аврелиану. Он явился к Гаине в лагерь, просил, умолял, убеждал о пощаде и успел в том, что варвар согласился на заточение Аврелиана. Златоустый по возвращении, изобразив бедственное состояние империи, волнуемой своеволием счастливого нечестия, показывал, счастья ли земного надобно домогаться. Пред тем сильное слово его возбудило против него жалобу, как будто он нападает на богачей. Теперь он отвечал: «ужели я с ними веду войну?.. Ужели я против них вооружаюсь? Напротив, не за них ли я все и говорю, и делаю? А они сами против себя обнажают мечи. Не показал ли опыт, что порицая и упрекая их, искал я их пользы? А они, точно как враги, вменяют нам в вину то, что порицаем их дела»¹⁰⁶³.

Гаина потребовал от императора еще новой несправедливости, которая касалась уже самой веры. Гордый готф-арианин считал унижением для себя ездить на молитву за город, где был отведен храм готфам, частью православным, частью же арианам; он потребовал от императора, чтобы отведен ему был храм в самой столице. Император опять не знал, чтò делать; Златоуст принял на себя дать ответ Гаине в присутствии императора; когда Гаина снова предложил императору свое требование: пастырь отвечал, что благочестивый император не может решиться на дело вредное вере. Гаина говорил, что справедливость требует, чтобы и он имел храм. Златоустый отвечал: «все храмы отворены для православного». Но я другой секты, говорил Ганна, и прошу себе и единоверцам одного храма, которого могу просить по моим заслугам. «Заслуги твои, отвечал Златоуст, награждены, – ты консул» и предложил ему вспомнить о бедности и низости происхождения своего, о клятвах служить империи; а к императору обратясь просил, чтобы по долгу своему сохранил закон Феодосия великого о еретиках. Гаина, давно готовый к восстанию против империи, поднял открытый бунт, стал вооруженною рукою опустошать империю: но Господь вступился за верный город. Гаина погиб, и Златоуст торжествовал спасение Церкви и отечества благодарными хвалами, возвратил престолу и верного слугу его Аврелиана¹⁰⁶⁴.

Ревность пастыря Христова простиралась не на одну его паству. Он обнимал попечительною своею любовью всю Фракию с ее славянскими и готфскими жителями, всю Азию малую, всю Понтию. Он посылал в Финикию и Персию благочестивых иноков для обращения к вере идолопоклонников; писал письма в Сирию, чтобы возвратить церкви маркионитов, в чем и успел; когда услышал, что кочующие по Дунаю Скифы жаждут евангельской истины, но не имеют учителей, послал к ним ревностных проповедников¹⁰⁶⁵. В то самое время, как малодушие трепетало бунта Гаины, спокойному пастырю принесена была жалоба на Эфесского епископа Антонина. Беспорядки, в каких обвиняли епископа, были весьма велики, а жестокость обвинителей и того была больше. Златоустый не хотел думать, чтобы беспорядки епископа были таковы на самом деле, какими представляли их и решился осмотреть на месте действия епископа. Императору представлено, что смутное время требует, чтобы пастырь остался в столице и Златоуст удержан от пути; посему поручено было трем епископам поверить донос на месте. Исследование продолжалось долго, но дело не приближалось к концу. Наконец, по настоятельной просьбе эфесского клира и соседних епископов, Иоанн больной и в худую погоду (в февр. 400 г.)¹⁰⁶⁶ отправился в Азию; в Эфесе собрано было до 70 епископов; по рассмотрении дел на Соборе несколько недостойных епископов низведено с кафедр и возведены достойнейшие; дела приведены в порядок. Пастырь Христов очищал, в продолжение сего пути, суеверие языческое в слепом народе, укрощал дерзость новатиан и маркионитов¹⁰⁶⁷. «Видел тебя Эфес и наименовал новым Иоанном, видел и вспоминал о громе евангельском», говорит о сем пути Иоанна Феодорит¹⁰⁶⁸.

Апостольское путешествие св. пастыря было началом скорбей, которые заставили его испытать злоба. Сто дней пробыл он в разлуке с своею паствою и радость его при свидании с нею была радость отца, увидевшего детей своих после долгой разлуки с ними; такую радость излил он в слове, говоренном на второй день по возвращении в Константинополь¹⁰⁶⁹. Но тогда же открылось не для одного Иоанна, что Севериан, Гевальский епископ, оставленный им в столице для управления делами; старался возбудить против него общее неудовольствие и происками вошел в милость у двора; с согласия императора, по Церковному суду, за беспорядки выгнали Севериана из столицы. Но императрица Евдоксия приняла живое участие в Севериане и стараюсь примирить с ним Златоустого. Златоустый с своей стороны искренно примирился¹⁰⁷⁰; а Севериан остался в душе тем же для Златоустого, чем был и прежде. Между тем жалобы на Эфесского епископа и особенно жалобы на его поборы производили худое впечатление и в Константинополе. Св. пастырь, предлагая константинопольской пастве толкование на послание к Филиппийцам, со всею любовью старался уврачевать язву, нанесенную пастве его эфесскими событиями. «Того, чтò надлежало бы делать по произволу как свободным, не делают. Не о всех говорю, а о тех, которые отказываются от пожертвований. Многие из здешних ниже иудеев». И сказав, как много иудеи жертвовали для своих священников, продолжал: «Те, которые строят домы, покупают поля, думают о себе, что ничего не имеют: а если священник оденется в одежду несколько светлую, или не терпит недостатка в пище, или имеет слугу, чтобы непринуждену быть заниматься неприличными вещами, считают это за богатство!.. Справедлив ли, ложно ли, говорят об них (о священниках), вы все делаете себе вред, что поносите их»¹⁰⁷¹.

В марте 401 г. св. пастырю надлежало принять участие в деле св. Порфирия Газского: тот прибыл с просьбою о закрытии идольских храмов в Газе и обратился к Златоусту; св. пастырь говорил: «я не могу говорить теперь с императором: его вооружила на меня императрица из-за того, что обличил ее за наследие, похищенное ею». Последнее дело состояло в том, что Евдоксия, заставив умереть в ссылке вельможу Феогноста, не довольствовалась тем; она завладела его имениями и хотела отнять последнюю собственность у вдовы и детей. Вдова обратилась к отцу, так все называли Златоустого, и особенно бедняки; он еще прежде принял вдову и детей в дом бедных. А теперь что ему было делать? Скорби паствы были близки к душе его. «Вот подсудимый, пишет блж. Феодорит, называет его своим адвокатом; голодный просит пищи, нагой – одежды, иной разувает его... Тот тащит его посмотреть раны; вот должник обливается слезами, а там зовут мирить домашние ссоры, и слуга бежит к нему же объяснять горькую жалобу на господина. Вдова вопиет: умилостивись надо мною; другая оплакивает сиротство свое. Тысяча дел у отца, и разные от разных»¹⁰⁷². Скрепя сердце, Златоуст просил императрицу почтительным письмом – оставить сиротам виноградник; Евдоксия приняла это за оскорбление и подняла весь двор против него. Златоуст не оставлял и святого дела Порфириева, старался пособить св. пастырю чрез придворных. На этот раз одно обстоятельство неожиданно смягчило раздражительную Евдоксию: она обрадована была рождением сына Феодосия и для приличия надобно было, чтобы крестил его пастырь столицы¹⁰⁷³.

«Вот но благодати Божией нам уже трехлетие, но мы увещевали не день и ночь, а часто чрез три дня или даже чрез семь»¹⁰⁷⁴. Так говорил деятельный пастырь в одной из бесед на книгу Деяний апостольских, сравнивая свою деятельность с деятельностью учителя языков. «Не Иоанн я, а так называюсь», – говорил он: но действия его показывали, что в его душе была и нежная любовь любимого ученика Христова, и ревность учителя языков¹⁰⁷⁵. С какою любовью увещевал он в сих беседах к нощной молитве! «Преклони колена, воздохни и моли Владыку о помиловании. Он умилостивляется наипаче нощными молитвами, когда время успокоения ты соделаешь временем плача. Вспомни о словах царя: измыю на всяку нощь ложе мое, слезами моими постелю мою омочу. Сколько бы ты ни имел удовольствий, не имеешь больше его; сколь бы ты ни был богат, ты не богаче Давида»¹⁰⁷⁶. Нежность Иоанна и ревность Павла заставляли Златоустого проливать горькие слезы в келье о малом числе спасающихся. И он же говорил пастве константинопольской: «многие ли, думаете вы, спасутся в нашем городе? Горько мне сказать, но скажу. Из множества тысяч нет и сотни спасающихся... Какой разврат у юношества, какая беспечность у стариков! Никто не заботится воспитывать сына, как должно; и никто, видя старца, не старается подражать ему... Когда же будет спасение? Кань нам умилостивить Бога?»¹⁰⁷⁷ Эти беседы начаты с Пасхи¹⁰⁷⁸ в 401 году¹⁰⁷⁹.