Глава четырнадцатая. Политический переворот в России

В июле 1914 года началась война с Германией, и военные действия сильно волновали Владыку Архиепископа. После первоначальных успехов на всех фронтах, Русская Армия была вынуждена, по нехватке боеприпасов, перейти к обороне. Под влиянием мировых военных авторитетов и мировой прессы Генеральный штаб допустил просчет, считая, что ожидаемая война будет очень короткой и окончится в несколько месяцев. При переходе к пассивной обороне потери убитыми и ранеными возросли. Патриотический долг тыла помочь Армии. По призыву своего Архипастыря Полтава с готовностью открыла военные госпитали для раненых. И сам Архиепископ Феофан перешел жить в семинарию, а свой дом, переоборудовав, передал под военный госпиталь.

Теперь уже совершенно ясно, что не только наши официальные враги, но и наши коварные союзники бросили огромные средства на моральное разложение российского тыла. Революционеры всех мастей получали большие деньги для ведения подрывной революционной пропаганды за спиною доблестной Российской Армии. Часть интеллигенции и военного руководства, позабыв о своем священном долге перед Государем и Родиной, поддалась самоубийственной крамоле. Революционная раскачка всего здания Империи достигла даже верховной власти: депутаты Государственной Думы, как «вожди слепые», утверждали: чем хуже, тем лучше. Мозг политической мысли оказался больным, парализованным.

Высший генералитет изолировал Государя не только от народа, но даже и от Царской Семьи. Государственная Дума и генералитет вырвали у Государя отречение от Престола, уверив его в том, что «только отречение Царя от Престола спасет Россию... »

Накануне отречения Государь написал в своем дневнике: «Кругом измена, трусость и обман!»

Держа в руках кипу телеграмм от генералитета и телеграмму от своего дяди, Великого Князя Николая Николаевича, он сказал:

– Что же мне остается делать, когда все мне изменили?!

Он был пленником среди «своих». Не было никого, кто был бы искренним с ним. Ему дали понять, что он является причиной всех беспорядков в стране, что его отречение от Престола желательно народу и только в этом случае можно ожидать светлого будущего Родины... На это он в день отречения ответил: «Если дело идет о России, об ее кровных интересах, то для России я готов отдать и трон, и жизнь... Если действительно я стал помехой для Родины!... »

Николай II дал телеграмму на имя председателя Государственной Думы: «Нет той жертвы, которую я не принес бы во имя действительного блага России и для спасения ее. Посему я готов отречься от Престола».

Он отрекся от Царского Престола за себя и за своего малолетнего сына, предоставляя тем самым своему родному брату, Великому Князю Михаилу Александровичу, вступить на Престол. Но... и Великий Князь Михаил Александрович также отрекся, предоставляя официально народу, а фактически улице и толпе решать этот вопрос, который раз и навсегда был решен клятвенно утвержденной Грамотой Всероссийского Собора 1613 года.

Архиепископ Феофан, успевший так близко узнать Царскую Семью и оценить ее чистый, святой, христианский уклад и возвышенный облик Царственных Особ, был потрясен до глубины души отречением Государя. Он понимал, к каким тяжким последствиям это может привести страну во время войны. Но события в России далеко превзошли все ожидания. На смену непопулярному и безвольному Временному правительству путем переворота 25 октября 1917г. к власти пришли большевики, возглавленные интернационалом. Стоящий во главе их вождь Ленин на митинге кричал: «Нам, господа хорошие, на Россию наплевать!»

И повсюду в стране началось беспримерное в истории уничтожение неугодных людей, и таковых были миллионы!

Архиепископ Полтавский Феофан ясно видел и понимал, что начинают сбываться события «последних времен». Апокалиптический «всадник, которому имя смерть», появился на беспредельных просторах России, «ад следовал за ним, и дана ему власть над четвертою частью земли, умерщвлять мечом, и голодом, и мором, и зверями земными» (Откр. 6, 8).

То, что было открыто святым угодникам Божиим и старцам российским, начало сбываться: свершилось небывалое злодеяние в христианском мире. Вся Царская Семья варварски убита ночью в подвале дома Ипатьева 4/17 июля 1918г. в Екатеринбурге.

А прежде них, 31 мая/13 июня 1918 года убит в Перми Великий Князь Михаил Александрович, родной брат Государя.

Всего, с прочими убитыми в Алапаевске Пермской губернии и в Петрограде, из Императорского Дома Романовых убито 17 человек.

Царственный Венец у Царя был отнят не профессиональными революционерами, а депутатами Государственной Думы и генералами...

... Склонитесь ниц, раскаяньем горя, Пред светлой памятью замученного вами, Пред тем, кто вами был на смерть убийцам дан И кто писал кровавыми слезами: Кругом измена, трусость и обман.

Евреинов¹³.

Профессиональные революционеры уничтожили Государя физически. А произошло это все потому, что забыл народ России Господа Бога, отверг клятву, данную за нас праотцами нашими. Ведь эта клятва была присягой на верность Господу Богу и Государю. Наши предки Бога призвали в Свидетели этой клятвы, заявив, что, если появится противник той всенародной и вечной клятвы на верность Творцу и Вседержителю и Его слуге, Российскому Государю, «на того изменника стояти всею землею!»

Однако никто из «вождей» народных не поднял открыто этого знамени Всероссийского Собора 1613 года. И даже те, кто как будто стоял за правое дело против большевизма, пели как гимн слова измены: «Мы былого не жалеем, Царь нам не кумир... »

И вот после этих слов гимна измены, которые в свое время слышали миллионы русских, мы приведем в сокращении слова из Утвержденной Грамоты...¹⁴, которой почти никто из нас не знает.

Послал Господь Свой Святый Дух в сердца всех правос лавных христиан (Земли нашей), яко едиными усты вопияху, что быти... Царем... и Самодержцем Тебе, Великому Государю

Михаилу Феодоровичу. Целовали все Животворный Крест и обет дали, что за Великаго Государя, Богом почтеннаго, Богом избраннаго и Богом возлюбленнаго Царя... и за их Царские Дети, Которых Им, Государям, впредь Бог даст, души свои и головы положити и служити им, Государям нашим, верою и правдою, всеми душами и головами.

И иного Государя, мимо Государя Царя (нашего)... и Их Царских Детей, которых Им Государям, впредь Бог даст, искати и хотети иного Государя из каких людей ни буди, или какое лихо похочет учинити; то нам, боярам, и окольничьим, и дворянам, и приказным людям, и гостем¹⁵, и детям боярским, и всяким людям на того изменника стояти всею землею за един.

Прочтоша сию Утвержденную Грамоту на Великом Всероссийском Соборе, и выслушав большее во веки укрепление быти так во всем потому, как в сей Утвержденной Грамоте писано. А кто убо не похощет послушати сего Соборного Уложения, его же Бог благослови, и начнет глаголати ино, и молву в людях чинити, то таковый, аще от священнаго чину, и от Бояр, Царских Синклит, и воинских, или ин кто от простых людей, и в каком чину не буди, по священным правилам св. Апостол и Вселенских седми Соборов Святых Отец, и Поместных; и по Соборному Уложению всего извержен будет и от Церкви Божией отлучен, и Святых Христовых Тайн приобщения, яко раскольник Церкви Божией и всего православнаго христианства, мятежник и разоритель Закону Божию, а по Царским Законам месть восприемлет; и нашего смирения и всего освященнаго Собора, не буди на нем благословения от ныне и до века. Да будет твердо и неразрушимо в предыдущия лета, в роды и роды, и не прейдет ни едина черта от написаных в ней (в Утвержденной Грамоте)...

Безусловно, российский народ, в лице своих представителей, тяжко согрешил пред Господом Богом и виновен пред Помазанником Его. Он нарушил и отверг клятву-присягу на верность своему Царю. Он преступно и безбожно изменил ему, оставил его одиноким в самую трудную минуту и допустил страшное злодеяние цареубийства.

Неоднократно Владыка Феофан вспоминал, как он служил Божественную литургию во дворце. Как Государыня и ее Царственные Дочери пели на клиросе. Пение это – молитвенное, сосредоточенное, было выше всяких похвал. Так могли петь только глубоко верующие и бесконечно преданные Богу христиане. В этом чувствовался длительный опыт духовной жизни: с каким возвышенным, святым благоговением они пели и как читали во время этой службы. Во всем этом был подлинный, высокий, чисто монастырский дух. А с каким трепетом, с какими светлыми слезами приступали они ко Святой Чаше!..

Вспоминал Владыка благочестие и религиозность и самого Государя.

Каждый будний день Государь всегда начинал с молитвы в храме. Точно в восемь часов утра он входил в дворцовый храм. К этому моменту уже были прочитаны часы и служащим священником совершена проскомидия. Со входом Царя, священник делал возглас: «Благословенно Царство Отца, и Сына, и Святаго Духа, ныне, и присно, и во веки веков!» А точно в девять часов Литургия кончалась, при этом надо заметить, что не было каких-либо пропусков, сокращений, и священник и хор совсем не торопились. Секрет заключался в том, что не было никаких пауз. Это и давало возможность за один час окончить обедню. Для священника это было непременным условием. В алтаре висели стенные часы, и служащий следил, чтобы уложиться во времени. Государь всегда молился очень усердно. Каждая молитва и каждое прошение ектинии находили живой отклик в его душе... Точно в девять часов – последний раз «аминь». Государь, приложившись ко Кресту, шел в свой кабинет, где и начинался его трудовой день.

При этом Владыка Архиепископ говорил, что в дворцовом храме всегда пел огромный и великолепный хор императорской капеллы.