Послание 37. К Иосифу, архиепископу Солунскому

Ныне присланное ко мне письмо твое, исполненное смирения, мудрости твоей и любви ко мне, несчастному, и превышающей мое достоинство хвалы твоей, преблаженный брат и отец мой, содержит чистую и несмешанную истину, далеко сияющую из твоей световидной души. Радостно приняв ее, я возблагодарил исполнившего мое желание Христа, Подателя всех благ. И как не благодарить? Ты, обогащенный ведением и ревностью о должном, и кроме того, истинный сын общего отца, мыслишь и поступаешь согласно с нами, нижайшими! Это хорошо; для меня, когда буду выслушан, особенно вожделенно согласие нас обоих. Через него луч истины яснее блистает, а коварство, или, точнее, ночное мерцание противящихся ей ослабляется и помрачается.

Впрочем, прости, найдя в письме деление необходимого, я изумился. Ибо это – деление не необходимого, а случайного, которое делится на три: на большее, равное и меньшее. А первое делится на настоящее и будущее; потом настоящее подразделяется на постоянное и случающееся; а случающееся подразделяется на подлежащее и сказуемое. Часто случающееся переходит в существующее, а уже это – в необходимое. Но последующее не переходит назад в предыдущее, хотя и происходит от него. Ибо, если что-то необходимо, то оно уже не случайно; а часто случающееся, переходя в существующее, бывает необходимым.

Например: всякий человек грамматик; и: некий человек грамматик. Первое случайно, ибо так может быть, а второе необходимо, коль скоро оно действительно существует. После смерти же его эта необходимая действительность прекращается. Это, так сказать, существует, если существует, – то есть до тех пор, пока существует. А есть иное, что никогда не изменяется по сравнению с тем, чем оно является, например, вечные блага, Ангел и душа.

Итак, мы нашли то, что искали: подпавшего под правило, касающееся случайного, можно иногда наказывать за другие нечестные дела по правилу, которое касается необходимого; а подпавшего под последнее нельзя наказывать по случайному, это уже не допускается и равносильно невозможному. Ибо все невозможное – в обратном смысле то же, что и необходимое; например, необходимо, чтобы солнце сияло, и, наоборот, невозможно, чтобы оно не сияло. Если же оно некогда не сияло, как говорит святость твоя, именно при страдании Христовом (не знаю, как бывает ночью), – то это чудесные, не обыкновенные, не постоянные явления, а сверхъестественные, или преестественные; и во-первых, это произошло при домостроительстве Христовом, во-вторых же, нынешнее беззаконие совершилось отнюдь не в сокровенном месте и не мимоходом, но явно и принято как закон соборным деянием изгнание защищающих истину, как будто за преступление какого-либо из божественных правил, или, справедливее сказать, за тяжкую и нечестивую ересь.

О, дерзость виновников этого! Но так как им угрожает осуждение за презрение божественных законов, а точнее, Евангелия и всех правил, то нам, смиренным, опасно оставлять без внимания что-нибудь из надлежащего. Какая может быть икономия по отношению к тем, кто служит вместе с сочетавшими прелюбодеев и председательствовал на соборе, утвердившем прелюбодеяние, как сказал божественный Василий? Ибо он говорит, что иногда и удалившиеся вместе с непокорными, если раскаются, принимаются в тот же чин⁶⁵, но не от нас, хотя бы они и раскаялись, а от равностепенных, по выражению божественного Дионисия.

Прочее предоставляю твоему благоразумию, которое может свято прозревать и то, что от нас скрывается. Хвала Богу за освобождение братьев, если это справедливо. Хвала Богу и за богодарованное терпение твое, брат мой, в жестоких огорчениях от тамошних людей, не обрезанных духом. Не оставь меня постоянным напоминанием, которое пробуждает меня, спящего, еще и теперь нуждающегося в священных молитвах всех вообще, особенно отца нашего и твоих. Я узнал, что ты, благодатью Божией, написал некий труд, и желал бы, если позволишь, прочитать его для пользы.