Глава 8. Соседи Византии в XIV в.: Сербы, Османы, Трапезунт

Образование Сербского королевства при Стефане Первовенчанном (1196–1224), сыне Немани, совпало с латинским завоеванием империи Комнинов и Ангелов. Не стало могущественной соседней Византии, которая могла бы мешать сербскому объединению; Никейское царство, отделенное от сербов латинскими завоевателями, само дает руку помощи православным сербам. Никейская патриархия благословляет Сербскую национальную и автономную Церковь, ставит св. Саву архиепископом всех сербских земель с правом возложить королевский венец на голову его брата Стефана. Последний унаследовал от отца Центральную и Западную Сербию: Рашку с Захлумьем и Требиньей, Зету с Котором, область рек Дрины и Моравы, наконец, Косово поле. Целых 80 лет, до Милутина, Неманичи, из коих долее других правил Урош I (1243–1276), были заняты удельными междоусобиями и, несмотря на благоприятные в общем условия, не приумножили, даже умалили сербскую державу. Культура и просвещение Сербии росли быстро благодаря богатствам страны: плодородной почве, богатым пастбищам, многочисленным рудникам меди, железа, олова и драгоценных металлов; толпы швабских и чешских рудокопов и мастеров создали в Сербии, при покровительстве королей, ряд населенных пунктов и городов. Торговля была оживлена, но находилась в руках Дубровника и итальянцев. Латинское влияние росло, о чем свидетельствует и романский стиль древнейших церквей и обителей Сербии. Мало заботясь о создании сербских торговых и промышленных классов, Неманичи были бессильны и в борьбе со злом, губившим Византию XIII и XIV вв.: с засильем и анархией аристократии, опиравшейся в Сербии не только на свое крупнейшее землевладение, но и на исконный жупный и удельный строй. При непрерывных междоусобиях властели господствовали и в стране, и при дворе, в царском совете, государство было слабо. Отчасти по этой причине Неманичи не вели национальной политики. Они не отняли у венгров Босну и предали ее латинству и богомильству, упустив случай объединить сербов, но некоторые из них, как Вукан и Драгутин, сами призывали венгров в свою страну, становясь вассалами венгерского короля, включившего и Сербию в свой титул. Захлумье и Мачва переходят к Венгрии; Мачвою и Босною правит в половине XIII в. зять и вассал Белы Венгерского, русский выходец, князь Ростислав Михайлович Галицкий.

На востоке и юге выросла влахо-болгарская держава Иоанна Асеня II (1221–1242).

Усиление Сербии началось с краля Милутина (1282–1320), выдающегося политика и воина. И он не имел на севере успеха, под натиском Венгрии и Филиппа Тарентского не мог присоединить удела своего брата Драгутина. Его крупные и быстрые успехи были направлены в сторону меньшего сопротивления, на земли Андроника Старшего Палеолога, бессильного под ударами каталанов и турок. Сербская держава распространяется на юг и на восток, в очищенную болгарами Македонию, путеводной звездою служит основанная Неманичами афонская лавра Хиландарь. Милутин отнял у Андроника Скопле, бассейн рек Брегальницы, верхнего Вардара и Черного Дрина; его владения граничили с областями Кратова, Штипа, Белеса и Охриды; сербские полки подходили к Фессалии и Афону. Со стороны Болгарии, страдавшей от ногайских татар, также не было отпора; Милутин вмешивался в дела Болгарии и округлил за ее счет свои границы на верховьях Стримона и по Дунаю. Уступая силе Милутина, правительство Андроника льстило себя надеждой подчинить Сербию греческому культурному влиянию, использовать сербское воинство для отражения латинян и турок. В этих видах Андроник предложил пожилому Милутину руку своей 7-летней дочери Симониды. Неестественный брак состоялся. Греческое влияние хлынуло на Сербию широкою волною, греческие архонты служат Милутину, греческое просвещение и церковное искусство вытесняют в Сербии романские образцы, и в сербских фресках XIV в. наблюдаются признаки местной, балканской, школы искусства; сербские полки властеля и воеводы Новака Гребострека со славою сражаются с сельджуками в М. Азии, явившись на помощь греческому императору. Милутин был честолюбив, и, не задаваясь несбыточными мечтами подобно своему внуку Душану, он твердо вел Сербию по пути к славной будущности. Его влияние в Константинополе было так велико, что императрица Ирина, мать Симониды, пыталась при его помощи отстранить от престола своих пасынков от первого брака Андроника. Но Милутин преследовал свои национальные задачи, он искал пробиться к южному морю; в дела Палеологов он не вмешивался, и, несмотря на свое греческое родство, он заключил союз с Карлом Неаполитанским, претендентом на наследство латинского императора Балдуина, выговорив себе в случае успеха Южную Македонию. Сильный Милутин прибрал к своим рукам сербскую знать, властелей-баштинников и служилых бояр, привыкших вершить дела в королевском совете и участвовать в кровавых усобицах Неманичей. Милутин не был чужд византийским взглядам на власть монарха. Греческие мастера писали его с Симонидой в византийском облачении. Влияние греческой партии стало велико при его дворе: ею издали руководила царица Ирина, мать Симониды, приславшая в Сербию и своих сыновей. На пути греческой партии стояли наследник престола Стефан и партия сербских властелей. Около 1311 г. Стефан и властель в Зете (Черногории) подняли восстание против Милутина, но отец был сильнее. Сын умолял о пощаде, но был ослеплен, хотя и не вполне, и сослан в Константинополь, в руки Ирины, вместе со своей женою, дочерью Смильцы Болгарского, и с ребенком Душаном. Вернулся Стефан в Сербию лишь после смерти Ирины, и то по ходатайству духовенства. Через два года Милутин умер, и Стефан III Урош (Дечанский) вступил на престол (1320); вместе с ним, по новому в Сербии византийскому обычаю, был венчан на царство его 12-летний сын Стефан Душан. Стефана III Уроша, строителя Дечан⁶⁸, прозванного поэтому Дечанским, прославляют его духовные биографы Даниил и Цамвлак за благочестие и щедроты, приравнивают его к мученикам за ослепление, которое он претерпел по проискам греков, и за кончину от руки бояр; но государь он был слабый, а после брака с гречанкой он вновь наводнил греками сербский двор в Призрене; без пользы для Сербии он вмешивался в греческие междоусобия, защищая Андроника Старшего. К концу его правления «младший краль» Душан руководил сербскими войсками и при вторжении Михаила Болгарского, вступившего в союз с Андроником Младшим, жестоко разбил болгар, влахов и татар у Вельбужда в 1330 г.; убит был и болгарский царь. Сербское влияние утвердилось в Болгарии, потерявшей земли от Ниша до Софийского перевала через Балканы; поспешно отступивший Андроник потерял среднее течение Вардара, Северная Албания перешла в сербские руки. Вельбуждская битва дала Сербии бесспорное первенство на Балканах, и в лице молодого Душана сербы нашли государя, какого им было нужно. На его пути стоял отец с женой-гречанкой. Возвели Душана на престол сербские властели старым способом дворцового и военного переворота. Стефан Дечанский был схвачен и задушен ими (1331) и остался в народной памяти мучеником, а Душан – отцеубийцей. Во главе властелей стояли внуки Новака Гребострека и сыновья могущественного кесаря Воихны от сестры Михаила Шишмановича Бдинского (Видинского), болгарского царя, убитого под Вельбуждом. Дочь Воихпы Елена стала супругою Душана, имела самостоятельную силу, поддерживала Кантакузина и содержала свою дружину немецких наемников; из четырех ее братьев Александр возводится на болгарский престол, а Оливер, Деян и младший Воихна были крупнейшими властелями и сановниками, память их жива в народных сказаниях и археологических памятниках.

Преступление не помешало Душану поднять Сербию на такую высоту, какой она не достигала ни ранее, ни после него. Суровый, храбрый, при случае хитрый, телом рослый, Душан обладал выдающимися качествами государя. Целью он себе поставил продолжение политики деда своего Милутина, но на основах более широких и менее осторожных: не только завоевание греческих земель до южного моря, но и создание сербо-греческой державы, имеющей заместить Византийскую империю. Эти цели, не считавшиеся с неистребимым антагонизмом греков и славян, погубили его дело вскоре после его смерти, истощили и ослабили небольшую Сербию, далеко не объединенную. Но его правление представляет ряд блестящих успехов. За 24 года он не менее 13 раз ходил на греков и начал свои походы не медля. В три года он завоевал Западную Македонию от р. Стримона, почти не встретив сопротивления; мало того, на его сторону стали греческие архонты, недовольные правительством Андроника Младшего, как талантливый Сиргиан, завоевавший для сербов Касторию и увлекавший их к Салоникам. После убийства Сиргиана византийским агентом Душан согласился на мир тем охотнее, что с севера ему угрожали венгры (1334). Душан даже вернул Андронику часть завоеванных земель. Все же в его державу включена была Западная Македония от Охриды до Стримона, кроме Салоник и Халкидики. В Прилепе он выстроил себе дворец. В 1335 г. Душан снова угрожает Византии, но Андроник поступился гордостью византийского царя, явился к Душану и, пропировав с ним семь дней, предотвратил столкновение. Душан пошел на Албанию, взял Драч (Дураццо), Валлону и даже Янину (1340), принял титул короля Албании. Его новые владения вклинились между Эпиром и Фессалией. Когда же Андроника не стало и между Палеологами и Кантакузином разгорелась междоусобная война, причем Кантакузин искал его помощи и находился в его власти, Душан устраивает свое новое царство, селит на нем сербов, захватывает удел старого кесаря Хреля (Струмицу), осаждает Серее, берет Эдессу. Когда Кантакузин скрылся из лагеря Душана и захватил Веррию, Душан разорвал договор с Кантакузином, о выдаче которого Палеологам он и ранее вел переговоры при посредстве Хреля и Венеции. С греками Душан никогда не был искренен, преследуя свою заветную цель – основание новой сербо-греческой державы на развалинах Византии. Ее он помнил с детских лет, проведенных в греческой столице. Сербы и их немецкие наемники не умели брать укрепленных городов. Больших армий Душан в Македонию не приводил; поэтому в 1343–1345 гг., разоряя Македонию, Душан не штурмовал Салоник и не раз его отряды были биты айдинскими сельджуками, служившими Кантакузину. Тем не менее разорение и анархия в Македонии создали и в городах, кроме Салоник, партии уставших, предпочитавших сербскую власть. Передались сербам Веррия и – после храброй обороны – Серес, богатейший город Восточной Македонии (1345). В 15 лет Душан овладел Македонией и Албанией. В нем окрепло убеждение, что Византия безнадежно слаба и уступит место его новой державе; но он не представлял себе эту последнюю в иных формах, как византийских, что было несчастьем для Сербии: нельзя вливать новое вино в ветхие мехи.

«Завоевав Серес, краль провозгласил себя царем ромэев и торжественно возложил на себя венец и царское облачение... и предоставил сыну управлять по сербским законам страною от Адриатического моря и Дуная до г. Скопле, назначив границею... Вардар; себе же взял ромэйские земли и города до Христопалъских теснин для управления по обычным установлениям ромэев» (Григора). «Возгордясь и захватив большую часть Ромэйской империи, он провозгласил себя царем ромэев и триваллов (сербов), сыну же предоставил титул краля» (Кантакузин)».

Он овладел действительно чисто греческими землями Восточной Македонии, вотчинами Палеологов и других знатнейших семейств Византии, Меникейскою горою, покрытою богатыми обителями с царским монастырем Предтечи во главе. Древности Сереса и его округа доселе привлекают к себе внимание. Политические притязания Душана отразились на его грамотах и хрисовулах. В начале 1345 г. он еще «самодержец всех сербских земель и честник греческим странам»; в конце же, по завоевании Сереса, он подписывается «краль Сербии... Албании, Приморья, владетель немалой части Болгарского царства и государь почти всей Византийской империи»; несколько позже он – «царь и самодержец Сербии и Романии». В Сересе, до коронации в Скопле, он стал зваться царем. И болгарские Асени, даже его шурин Иоанн Александр, носили царский титул, но их царство было влахо-болгарское. У Душана было иное честолюбие; он мог руководиться древним примером царя болгар и греков Симеона, о котором, кроме рукописей, свидетельствовали памятники на берегах Преспанского и Охридского озер, народные предания и иерархические притязания Охриды – Юстинианы. Провозгласив себя царем на византийской почве, Душан поступает как византийский монарх. Греческие архонты становятся его «домочадцами», сохраняют византийские звания, ставятся во главе местной администрации с соблюдением ее византийских форм, получают подтверждение своих привилегий и иммунитета; особенно церковное землевладение, начиная с меникейских и афонских монастырей, жалуется грамотами на свободу от податей и повинностей, на новые богатые земли и доходные статьи. Грамоты грекам редактированы по-гречески, с соблюдением всех форм императорской канцелярии. Душану было ясно, что его политические притязания должны быть признаны духовной властью, притом греческой; и так как нельзя было надеяться на Константинопольского патриарха, оставалось добиться от Афона и иерархов Македонии возведения в патриархи Сербского епископа, который мог бы венчать Душана на царство. Без патриарха нет царя. Душан добился своей цели. В 1346 г. собравшееся в столице Скопле сербское духовенство с архиепископом Сербии, болгарское – с Тырновским патриархом, македонское – с архиепископом Охридским и представители Афона ставят в патриархи Ипекского архиепископа Иоанникия, «бесчинно», без патриархов, не считаясь с Константинопольской патриархией, которая и наложила на Сербскую Церковь отлучение (1352 г., длилось до 1375 г.). Тогда же в присутствии церковного Собора, сербских властелей и послов Дубровника Душан был венчан в цари сербов и греков, болгар и арбанасов (албанцев), с супругою Еленою; сын же Урош был венчан в короли всех сербских земель. Сербские вельможи, начиная с братьев Елены, получили византийские титулы деспота, кесаря, севастократора, логофета, протовестиария; щедроты посыпались на монастыри и церкви Афона и Сербии. С тех пор у Душана одна мечта – Константинополь: ему, как Карлу Анжуйскому, тесно в своих богатых владениях. Необходим был флот. Нужно было его строить на сербском Поморье, взять Салоники во что бы то ни стало; но Душан не обладал качествами Петра Великого и привык к быстрым, легким успехам. Он предпочитал достичь цели силами Венеции, господствовавшей на море; в течение 10 лет с упорством и всякими подходами он старается склонить Венецию к нападению на Византию: то просит принять его в число венецианских граждан и обеспечить ему убежище, в котором отнюдь не нуждался, то навязывает ей свои услуги и посредничество с возмутившейся Задрой, то прямо предлагает наступательный союз против Византии (1346, 1350); но венецианцы были хитрее Душана и отклоняли его предложения тем вежливее, чем он становился сильнее. Душан был для них слишком опасен. В 1347 г. он завоевывает Эпир, Этолию, Акарнанию; деспина Анна Эпирская и ее дочь выходят за родичей Душана, Оливера и Синиигу, получивших названные области в управление; воевода Прилуп овладел Фессалией и Макровлахией (1348). Явилась опасность для венецианских интересов и колоний на Евбее и на Коринфском заливе, созданных с большими трудами и жертвами. Сам Душан обложил Салоники, но и тогда города штурмом не брал, рассчитывал на переговоры с зилотами. Год издания им знаменитого «Законника», важнейшего памятника законодательства южных славян (1349), является апогеем могущества и славы Душана, и в этот год венецианцы заключают с Кантакузином мирный договор, на который и сослались в ответе Душану. Царь сербов и греков был обманут. Надежды на Венецию рушились, и вместе с ними – заветная мечта взять Константинополь. Душан круто меняет фронт. Потому ли, что его завоевательная энергия, собранные им силы, престиж в глазах не одобрявших его сербов старого закала требовали новых побед, или потому, что он хотел приблизить свою мощь к самой республике св. Марка, он обрушился на боснийского бана, союзника Венеции в борьбе с венграми, и во главе 80 000 народного ополчения, какого никогда не водил в Македонию, он прошел Боснию с огнем и мечом. При этом он обнажил от войск Македонию, только что завоеванную и еще не устроенную. Душан не рассчитал, что у Кантакузина хотя и мало осталось греков, были турки, которые не раз наносили сербам поражения и даже вторгались во владения Душана. Кантакузин немедленно явился с турками, вступил в Салоники, овладел Юго-Западной Македонией до Албании и Фессалии. Не только турки наводили ужас, дойдя в своих набегах до Скопле; изменили многие, не только греки, но и сербские враги Душана; города сдавались без боя, кроме Веррии и Эдессы. Так были слабы связи в новой державе Душана. И успехи Кантакузина не были прочными; Душан, вернувшись, отнял почти все, захваченное у него. Но теперь он еще более убедился в своем бессилии овладеть Константинополем. Власть Кантакузина упрочилась, и турки во Фракии были бы опасны для сербского наступления. Поняв это, Душан в греках более не заискивал, мстил за измену и разрушил Эдессу. Энергия не оставила Душана, но он терпел уже неудачи. Кантакузин не уступал ему в быстроте и решительности.

Начало пятидесятых годов было особенно тревожно. Используя борьбу Кантакузина с Палеологом, венецианцев с генуэзцами, османы утвердились в Европе. Их призывали наперерыв воевавшие христиане. И Душан вступает на ту же линию, шлет послов к Орхану, предлагая союз и руку своей дочери для одного из султанских сыновей. И здесь Кантакузин расстроил планы Душана рискованным захватом турецких послов. Одновременно Душан вступает в сношения с Иоанном Палеологом в Салониках против общего врага Кантакузина. Снова тот расстроил соглашение, прислав в Салоники мать Иоанна. Когда османы прочно утвердились в залитой кровью Фракии, Душан не оценил момента, не бросил всех своих сил против турок, отказавшись от Босны, но послал Палеологу лишь семитысячный отряд Бориловича, который и был перебит на Марице более многочисленными турками, высланными Кантакузином. Это была уже серьезная военная и политическая неудача сербского оружия, потрясшая его престиж накануне решительного столкновения между сербами и османами на Балканах. Оплошность Душана составляет его историческую вину перед Сербией и всем христианством на Востоке. Вина Душана тем больше, что он один располагал на Востоке достаточными силами для отпора османам и этих славянских сил не использовал. Содействия Запада себе Душан не обеспечил, наоборот – восстановил против себя Венецию и курию захватом Боснии и Адриатического побережья, которое латиняне уже считали своим. Ему пришлось сознать свою дипломатическую и даже военную неподготовленность под конец громкого правления, когда османы утвердились во Фракии, а греки в Константинополе с падением Кантакузина многие, по венецианским донесениям, были готовы предаться Венеции, или венграм, или сербам, лишь бы спастись от турок. Сорокапятилетний Душан этого не пережил и скончался в Призрене в 1355 г. Народные сказания о его смерти в походе на турок содержат истину не историческую, но поэтическую: образ народного героя, олицетворение силы Сербии, гибнущей перед боем против рокового врага.

Османы, из турок-огузов, явились в Малую Азию как небольшая и безымянная кочевая орда. У их вождя Сулеймана была всего сотня палаток, когда он жил на верховьях Евфрата. Ничто не связывало этих недавних пришельцев с сельджуками, кроме общего единства расы, и они были свободны как от иранского, так и от греческого влияния. Таких небольших орд появилось много в связи с передвижениями монголов, и они обыкновенно гибли без следа или растворялись среди более крупных племен или государств; но османам было суждено исключительное будущее. Сын Сулеймана Эртогрул является уже на рубеже византийской Вифинии как вассал иконийского султана Ала ад-дина, поселенный на плоскогорье по среднему течению р. Сангария, и его резиденцией является Сюгюд, ныне небольшое местечко вблизи Биледжика по железной дороге на Эски-Шеир (Дорилей) и Конию. На этом плоскогорье, перерезанном лесистыми оврагами, османы быстро перешли к оседлости. Каждую весну отсюда они нападали на порубежных греческих архонтов. Настоящим основателем государства является сын Сулеймана Осман (1288–1326), давший народу имя, сохранившееся до сих пор. Его первые шаги были скромны, воевал он с соседними сельджукскими беями и с полунезависимыми греческими архонтами, до которых уже не доходила слабая византийская власть. Некоторые архонты жили с соседями османами дружно, даже были их верными союзниками, как Михал, владетель замка в предгорьях Олимпа. Другие гибли под ударами османов, как архонты известных по походам Алексея Комнина крепостей Белокомы (Биледжик), Ангелокомы (Айнеголь), Малагины на Сангарии (место еще не определено). И резиденцию Осман перенес поближе к Никее, в г. Ени-Шеир.

Своими успехами османы обязаны стечению благоприятных условий: слабости сельджуков, разгромленных монголами, и особенно анархическому состоянию восточных областей империи, обезлюдевших после восстаний при М. Палеологе, лишенных власти и ждавших своего завоевателя. К тому же тюркские поселенцы утвердились в Вифинии, даже в окрестностях Никеи, еще в XI в., при Никифоре Вотаниате, как союзные или наемные отряды сельджукского султана Сулеймана и его беев. В истории Алексея Комнина постоянно упоминаются турецкие отряды на службе императора. Задолго до XIII в. в Византии наблюдается то самое явление, что в Западной Римской империи последних веков: варвары как наемная сила, не всегда покорная, проникают на территорию и в самый воинский организм государства. Успехи сельджуков уже изложены. Они подвергаются значительному влиянию византийской культуры в области управления и быта высших слоев; и в общем турки уживаются с христианами. Султаны в Конии имеют жен христианок, носят красные сапоги в подражание императорам, держат при себе греков советников, двор и телохранителей по византийскому образцу, заменяя лишь греческие имена и титулы турецкими; чеканят монету с греческой надписью; терпят в своей столице греческого митрополита и христианское богослужение. Между греческой и сельджукской столицами часты перебежчики, притом самые знатные, как султанские братья или сам Михаил Палеолог. Окраины обоих государств организованы приблизительно одинаково, доверены пограничным беям и архонтам, между собою зачастую дружным. С разгромом сельджуков монголами в половине XIII в. между грозными завоевателями и Византией обещали установиться дружественные отношения. Дочь М. Палеолога Мария отправлена в гарем султана Абаги в сопровождении игуменьи Пантократорского монастыря, и христианское богослужение совершается открыто при дворе хана Передней Азии. Разгром сельджукского государства имел два последствия: огреченные верхние слои спасаются в Византию, теряя свою национальность, а пограничные эмиры, загнанные монголами в горные дебри, начинают с Византией разбойничью войну. Эти эмиры не племенные вожди, но предводители орд (как bandes guerrieres германцев), обязанные возвышением самим себе. Особенно после неудачных походов Михаила Палеолога, сына Андроника Старшего, эти эмиры подчиняют пограничных архонтов и греческие города Малой Азии, кроме Филадельфии, и с помощью туземных моряков грабят острова, встречая отпор лишь от латинян. Эмиры из дома Алисура образуют сильное государство Караман, захватив Конию, долину Меандра и побережье до Родоса, владея 15 городами, 150 укрепленными местечками, тысячами воинов и осадными машинами, эмиры Карамана оставались опаснейшими врагами османов до XV в. К северу от них правили эмиры Текке (г. Адалия), Кермиан (Кутайя); в Карий – эмиры Ментеше; в Ефесе (Айасолук, от церкви Αγιος Θεολογος) и в области Смирны и Ефеса (турецкий Айасолук) – эмиры Айдин; в Магнисии – эмиры Сарухан; в Пергамской области до Мраморного моря – эмиры Караси; по Черноморью от устья Сангария до трапезунтского Лазистана – эмир Тимур и его сыновья.

Османы поселились между Караманом и Византией, положение их области было выгодно. Защищенные дальностью, ущельями и лесами, размножившись на плодородной земле, они становятся сильнее ближайших соседей. Свою ставку Осман перенес поближе к Никее, в город Ени-Шеир. Напрасно соседние архонты с царским стратигом Бруссы во главе соединяются против него с сельджукскими беями Караси. Осман разбил их и гнал до Аполлониадского озера на рубеже Мизии. Вся почти Вифиния, кроме Никомидии, Никеи и побережья, завоевана Османом, действовавшим не только силою, но и хитростью. Осман не являлся разорителем страны. Он отдает города и села своим сподвижникам в ленное владение, щадит народ, убавляет налоги, уважает христианство. Под его патриархальной властью вифинские крестьяне не жалели о византийском чиновнике; и, судя по многим данным, населенность и богатство страны быстро возросли. Умножилось число и воинов Османа, обладавших силой свежей расы, энтузиазмом завоевателей, верою в своего счастливого вождя и в собственные силы. Мало еще известный Константинополю Осман выступил против Музалона, стратига царских войск под Никомидией, и разбил его двухтысячный отряд (1301), и беи Османа тем прочнее и спокойнее занимают Вифинию и устраивают свое хозяйство, щадя население как рабочую силу. Отняв у эмира кермианского крепость Эски-Шеир (Дорилей), осман вступает в союз с эмиром Сарухана против греков. Поход царского сына Михаила против османов оканчивается позорным отступлением в Бигу (Пиги), и шайки османов доходят до азиатских пригородов Константинополя. Никея осаждена Османом, и греки лишь с трудом, ночью, подвозят провиант из Киосской гавани. Пока кесарь Рожер, вождь каталанов, был в живых, Осман действовал весьма осторожно, но, когда Рожер был убит, Осман договорился с его дружиною, и тысяча османов с Меликом и Халилом во главе переправились в Галлиполи. Подвиги и гибель их были упомянуты выше. Но ядро османов по-прежнему уклонялось от авантюр, предпочитая расширять систематически свои владения и прочно обосновываться в них. Лишь перед смертью Осман послал сына Орхана взять богатую Бруссу и сам присутствовал при осаде этой сильной крепости, расположившись у целебных источников (ныне Чехирге). Когда Брусса сдалась на условиях, Осман удержал в городе греческое население (1326) и вскоре умер.

Его преемник Орхан (1326–1359) был уравновешенной натурой и не любил рискованных шагов. Толпы турок грабили Фракию, но это были не его люди. Нарушил мир сам Андроник Младший, напав на вассала османов во Фригии, Белого Тимура. Если фригийские турки еще боялись императора и Тимур простерся перед Андроником, целуя его пурпурные сапоги, то Орхан ни с какими традициями не считался и, как мы уже знаем, разбил Андроника под Филокриною, причем император едва спасся (1330). Орхан быстро использовал победу. Никея стала легкой добычей. Опять взятый город не был османами разрушен, но сохранен со всеми постройками и населением. Хотя святыни были распроданы грекам же и церкви обращены в мечети, но Орхан старался поддержать культурные и благотворительные учреждения, которыми была богата Никея, и мусульманские имареты при мечетях заменили школы и богадельни при церквах. Ближайшей целью Орхана стала Никомидия. Дважды приступал он к этому важному приморскому городу, но оба раза встречал под его стенами энергичного Андроника; в первый раз царь и «сатрап» обменялись дарами, во второй раз турки поспешно ушли. Упорный Орхан организует небольшой флот с помощью своих сельджукских вассалов в Мизии, и впервые напали османы на европейский берег; нападение их было отражено, но Никомидия осталась без помощи и сдалась Орхану. И третий крупнейший город Вифинии стал турецким и мусульманским; сохранив население и постройки. Успехи Орхана совпали со временем междоусобия внутри империи и с опустошительными набегами эмира Омара Айдинского во Фракии. В противоположность Омару эмир османов имел в виду лишь свои задачи независимого государя и не давал Кантакузину вовлечь себя в орбиту византийской политики. Но благодаря росту своих сил Орхан стал особенно желательным союзником для византийских партий, и тогда он не отказывал в своей поддержке, поскольку таковая была полезной для молодого османского государства. По примеру М. Палеолога и И. Ватаци император Кантакузин выдает дочь за неверного, но сильного соседа; старый Орхан окружил ее почетом, не стесняя ее веры. Орхан долго был верен союзу, нападения на византийское побережье прекратил и во время войн Кантакузина с Душаном три раза посылал в Европу сына Сулеймана с войском и даже с флотом, причем османское юношество ознакомилось с Фракией; но в сношениях оставался независимым союзником и уже рассматривал азиатские области как свои. Приехав к Кантакузину, он остановился на азиатском берегу, и византийский двор пировал в его ставке. Орхан использовал и междоусобия между латинянами – войну Венеции с Генуей. Опять он действовал самостоятельно, и, невзирая на союз Кантакузина с Венецией, Орхан становится «братом и отцом» генуэзцев, послав им помощь. Отношения между царем и султаном обостряются. Душан, главный враг Кантакузина, немедленно предлагает султану союз, а сыну его – свою дочь. У Орхана не было недостатка в христианских союзниках, и христианское добро само шло ему в руки. Арест греками сербских послов приводит к открытому разрыву – и опять по вине греков. Орхан подступал к Константинополю, требуя удовлетворения; сыновья его опустошают фракийский берег. Кантакузин на генуэзских кораблях добился мира с Орханом, но Венеция его не получила. Османы и венецианцы становятся упорными врагами. Кантакузину Орхан опять помог, но турецкая молодежь при этом еще лучше ознакомилась с Фракией и с Адрианополем, будущей турецкой столицей. Часть турок даже осталась в Галлиполи с женами и детьми, будучи поселена в крепости Чимпе самим Кантакузином, не подозревавшим, по-видимому, опасности. Когда же землетрясение 1354 г. разрушило византийские крепости на Галлипольском полуострове, Сулейман явился с азиатского берега и поселил турок в греческих домах, беззащитных и покинутых хозяевами, и сам выстроил себе дворец в Галлиполи. Занятая территория была поделена между турецкими воинами; турецкие десятники, старосты и наместники заместили греческую администрацию. Оставшееся греческое население в панике бежит в Константинополь и там в не меньшем страхе ожидает нападения османов. Известно, что эти факты повлекли падение Кантакузина. Значение утверждения турок в Европе было оценено не только греками, но и Душаном Сербским; только его смерть остановила поход сербов с латинянами против турок. Сын Кантакузина Матвей, продолжавший пользоваться турецкой помощью, был разбит сербами и попал в руки Иоанна Палеолога. Последний сознавал свое бессилие и всеми мерами старался снискать расположение Орхана: освободил из рук Калофета султанского сына Халила и выдал за него дочь. Но все его старания рушились, когда меч пророка попал в руки другого сына Орхана, Мурада I (1359–1389), за отречением старого отца, занятого делами благочестия, и за смертью старшего брата Сулеймана, завоевателя Ангоры и Галлиполи.

Задачею Мурада и его советников стало завоевание Фракии, основание мусульманской империи в европейской Романии. Закончился первый период истории османов – устроение завоеванной Вифинии со столицей Бруссой. Последняя достигла большого расцвета и к началу XV в. насчитывала, по показанию очевидца Шильдбергера, до 200 000 населения. Архитектурными памятниками величия Бруссы являются до сих пор великолепные мечети и гробницы султанов, построенные в XIV и XV вв. Роскошный султанский дворец был расположен над городом, на уступе снежного Олимпа. В плодородной Вифинии быстро размножилось юное племя османов. Султанские победы вдохнули религиозный и расовый энтузиазм в разрозненные сельджукские племена от Ангоры и Конии до Смирны и Галлиполи.

Не считаясь с дружественными и родственными связями, которыми византийская дипломатия опутывала выросшую силу османов, Мурад предпринял завоевание Фракии, имея в виду ее главный город Адрианополь. Предварительно он овладел укрепленными этапами на пути между Константинополем и Адрианополем: Пиргосом (тур. Люле-Бургас), Цурулом (Чорлу), Мессиной (Каришдиран, место боев в последнюю болгаро-турецкую войну). Свою резиденцию Мурад перенес в Димотику, знакомое туркам гнездо Кантакузинов. Немедленно Мурад организовал турецкое управление и роздал своим беям крупные тимары (лены); Фракия получила название «греческой страны», Рум-или (отсюда Румелия), в отличие от Осман-или, первых поселений по Сангарию. Каждую весну, по старому обычаю, османы расширяли свои владения, причем беи со своими людьми присоединялись к собственным войскам султана или к его «двору» (тур. Капу – дверь, дворец, отсюда лат. Порта). Личные войска султана составляли почти единственный постоянный корпус и рекрутировались юношами из собственных земель султана, а так как за ним оставались лучшие и наиболее населенные завоевания, то в его гвардию попадало и большое число христианской молодежи, обращенной в ислам; их стали воспитывать с детства в строго мусульманской обстановке, отрывая от родных. К XV в. султанские войска (далеко не все) получают имя янычаров (тур. ени-чери – рекруты).

Лишь устроив Фракию, Мурад подступил к укрепленному Адрианополю. Судьба столицы Фракии была решена: помощи ей не было. После краткой осады и бегства начальника византийского гарнизона горожане сдались, и для Адрианополя, давно не знавшего мира и спокойствия, настало время материального и даже культурного расцвета. Когда Мурад со своим «лалой» (пестуном) Шахином, полководцами Хадми-Ильбегом и Евреносом вступил в город, ставший его столицею с 1365 г., в нем было до 15 000 деревянных домов, а к XV в. разноплеменное население Адрианополя насчитывало несколько сот тысяч. Благодаря плодородию страны и положению города на караванных и водных путях, развились торговля и ремесла. Богатство привлекло и просвещение: в султанской столице, в доме богатого еврея, знаменитый Плифон изучал древних философов. Но в художественном отношении Адрианополь далеко уступает старой столице Бруссе.

Дальнейшее завоевание до Балканских гор не встретило сопротивления: в стране не оставалось власти, и населенные пункты ожидали завоевателя. Филиппополь был в болгарских руках (с 1344 г.), бессильных вследствие междоусобия между сыновьями царя Александра. Лала-Шахин взял Филиппополь без труда (1363), а за ним и Веррию (Загору, тур. Эски-Загра); его отряды доходили до Софии и Тырнова. Евренос-бей завоевал низовья Марицы и Западную Фракию с г. Помюльджиной, прибрежный Энос был оставлен за дружественным генуэзским домом Гаттелузи. Новые земли османов отрезали Константинополь от сухопутного сообщения с христианскими державами. Недавние выходцы из Азии образуют во Фракии государство, которое становится решающим фактором на Балканах и входит в круг европейской политики. Дальнейшие успехи османов поэтому излагаются в связи с общим положением Византии и христианского Леванта.

В связи с политическими судьбами Малой Азии стоит история Трапезунтского царства, прерванная выше (глава 4) на конце XIII в. После разгрома сельджуков монголами Хулагу Мануил I Трапезунтский, вассал иконийского султана, вовремя заявил покорность и сумел уберечь свою страну от ужасов монгольского нашествия. Сам он не ездил к великому хану в Каракорум. Современные греки считали Мануила воинственным, Людовик Святой называл его сильным и богатым государем, и хотя стать тестем Мануила не пожелал, но находил полезным для латинского императора сближение с Мануилом; это последнее в свою очередь не улыбалось Великому Комнину, считавшему свой род единственными законными наследниками Константинополя. При Мануиле и его сыновьях наметились пути, которыми пойдет история Трапезунта в XIV в., с одной стороны, дружба с хозяевами Малой Азии – монголами, потом – до конца XIV в. – османами для обеспечения трапезунтских владений и торговли; с другой стороны, слабые претензии на греческий Константинополь, опять до конца XIV в., до турецкой опасности. При Алексее II враги заключенной Михаилом Палеологом унии считали своим прирожденным монархом православного Великого Комнина. Многие православные уезжали в Трапезунт. Далее, уже при сыновьях Мануила I, приобретает опасный характер движение архонтов, почти самостоятельных в своих лесах и ущельях, и распря туземной лазской и пришлой греческой знати. Наконец, трапезунтские цари, отказавшись от активной политики в глубь материка, обращают главное внимание на обогащение своей казны и страны покровительством транзитной торговле; к этому времени, благодаря захвату египтянами Сирии, определяется мировое значение торгового пути от Трапезунта через Армению и Персию до Индии, а также и местной торговли с Кавказом и Крымом, следуя около берега. В связи с движением против Михаила Палеолога некоторые источники упоминают о принятии трапезунтскими государями титула императора и самодержца ромэев, но вероятнее, что гордые своим родом Великие Комнины носили этот титул и ранее. Михаил Палеолог не имел никакого успеха, требуя в Трапезунте отказа от императорского титула; тогда он переменил тактику и столь же настойчиво предлагал молодому Иоанну руку своей дочери Евдокии и сумел осуществить этот политический брак, несмотря на нерасположение трапезунтского двора (1282). Трудно было при этом оформить отношения между обоими дворами и династиями. Византийский церемониал предоставлял Иоанну лишь ранг деспота и отказывал ему в царских красных сапогах; но законность прав и полноту политической самостоятельности Константинополь должен был признать за трапезунтскими Комнинами, и трапезунтский двор удовлетворился этим существенным актом, узаконившим сосуществование двух православных царств греческой нации, притом с сохранением церковного единства.

Примирившись с Палеологами, Иоанн II заботливо поддерживал отношения, почти номинально зависимые, с ханом Передней Азии Абагой, женатым и на трапезунтской царевне, и на побочной дочери Михаила Палеолога; но кочевые туркмены отняли у Иоанна область до Керасунта. Иоанну (†1297) наследовал сын Алексей II (1297–1330), упрочивший самостоятельность своего царства. Он сверг опеку Андроника Палеолога, которому поручил его умирающий отец, взял в жены грузинскую княжну, а не дочь византийского сановника Хумна, сильного при дворе Палеолога; он загнал туркменов в горы, обуздал генуэзцев, отказавшихся платить пошлины, но терпел от синопских пиратов-мусульман, сжегших даже пригороды Трапезунта. Флот Комнинов всегда был плох. При преемниках Алексея II особенно развились внутренние смуты, лишь временами замиравшие в Трапезунте. Византийские архонты, пришедшие вместе с Комнинами, встретили враждебное отношение туземного элемента грузинского (лазского) племени, имевшего в своей среде древние княжеские фамилии. Пришлая знать именовалась схолариями (гвардией), туземная – месохалдиями (жившими внутри Халдии). Первые искали опоры в Византии, вторые – в единоплеменной Грузии. По смерти Василия, променявшего первую жену, дочь Андроника Младшего Палеолога, на вторую, Ирину из Трапезунта, византийская партия уступает туземной. Ряд кровавых мятежей заполняет местную историю, хронику Панарета. Грузинские отряды с Кавказа получают решающее значение при дворцовых переворотах. Пользуясь междоусобиями, туркмены опустошают страну, доходя до пригородов и даже до внутренних кварталов Трапезунта.

В этих событиях умалилась самодержавная власть. У царя Михаила архонты, возведшие его на престол, вынудили письменное обязательство не заключать договоров, не издавать указов без совета с архонтами, и царь должен был довольствоваться почетными прерогативами власти; но восстание простого народа после кровавой борьбы освободило от олигархии царскую власть (1345). Эти события трапезунтской истории, недостаточно известные, почти совпали и с кандидатурою Кантакузина на престол, с обязательствами, наложенными на него архонтами, также требовавшими не предпринимать важных решений без их ведома, и с народным восстанием против Кантакузина и знати. Между одновременными событиями в Византии и Трапезунте нужно предположить связь или, может быть, лишь единство причин и следствий. Но разница была та, что в Константинополе была законная династия, в борьбе с которой – и с простым народом – Кантакузин потерпел неудачу; сходство в том, что царская власть при поддержке низших классов одолела аристократию, искавшую ограничить самодержавие, притом, может быть, по образцу западных баронов и высших палат. К сожалению, известий об этих движениях на греческом Востоке в середине XIV в. слишком мало, а Кантакузин, который лучше других знал и понимал, пишет в своей истории лишь то, что ему выгодно. Последствием междоусобия явилось и в Трапезунте и в Византии разорение страны, усугубленное моровою язвою 1347 г., равно как и падение могущества и престижа государства в глазах соседей. В Трапезунте народное движение было сопряжено с погромом иностранцев, именно латинских купеческих колоний, имевших договорные права и льготы. Особенно пострадали генуэзцы.

Эти годы были временем расцвета генуэзского могущества в Черном море и в Крыму. Генуэзцы не замедлили отомстить Трапезунту. Вытеснив трапезунтскую власть из северного Черноморья, сделав титул Комнинов «государь Заморья» пустым звуком, они разбили трапезунтский флот, сожгли Керасунт, добились возмещения убытков и уступки крепости Леонтокастро в качестве гарантии. Одновременно тюркские эмиры Эрзинджана и Байбурта, державшие в своих руках большой караванный путь в глубь Азии, соединились с туземцами, цанами, т. е. лазами, и подступили к самому Трапезунту. В эту тяжелую пору чем более терпело и слабело царство, тем крепче Трапезунт отстаивал свою независимость от Византии. На престол вступает малолетний Алексей III, сын Василия и Ирины Трапезунтской, для Палеологов незаконный, однако трапезунтцы уберегли его престол, и он женился на дочери Кантакузина, главного врага Палеологов; он мог при содействии народа справиться с поднявшими голову архонтами, губившими друг друга, но в борьбе с туркменами потерял всю Халдию и остался при береговой полосе. Заходя несколько вперед в нашем кратком изложении продолжительного царствования Алексея III, упомянем, что оно почти совпадает по времени с царствованием Иоанна V Палеолога. Оба они были бессильными зрителями нарастания турецкого могущества, и последнее примирило Палеологов с Комнинами вновь и окончательно. Гордость первых, обедневших, ставших данниками султана, была уже сломлена. Иоанн ищет дружбы богатого, пока независимого трапезунтского царя. Прошло время, когда в Константинополе признавали за ним лишь титул деспота. Прекрасную Евдокию Трапезунтскую старый Иоанн сватал за сына своего Мануила, но взял за себя. Скрепленная браками дружба обеих династий продолжалась до гибели их государств. Несмотря на грабежи Белой орды и генуэзцев, доходы трапезунтского царя были велики, благодаря таможенным пошлинам, и еще в начале XV в. достигали 700 000 дукатов, равняясь доходам английского короля того же времени. Правление Алексея ознаменовано церковными постройками, на Афоне он основал монастырь Дионисиат, существующий поныне. При его сыне Мануиле, современнике Мануила Палеолога, в Передней Азии разыгрались мировые события, отразившиеся и на Трапезунтском царстве. Султан османов Баязид I Илдирим завоевал Караман, Токат, Сивас, Самсун, дошел до Черного моря, прогнал Белую орду Кара-Уну Шемахинского за Евфрат и стал соседом Трапезунтского царства. Почти одновременно грозный Тимур (Тамерлан), основавший в Средней Азии великую державу, подчиняет грузинских князей на Куре, гонит Черную орду Кара-Юсуфа до Эрзерума, который также подчинил себе. Предвидя столкновение, боясь его, и Баязид, и Тимур заручаются союзами, первый – с египетским султаном; у Тимура при дворе являются послы Мануила Палеолога и короля кастильского, послы эти – католические монахи, и за переговорами видна дипломатическая деятельность римской курии. Неоднократно приближавшийся и вновь отступавший Тимур внезапно покончил с Баязидом одним ударом под Ангорой (1402) и, пройдя до Смирны, вернулся в Среднюю Азию. Владетель сравнительно крошечного царства, Мануил Трапезунтский еще до битвы под Ангорой шлет послов к Тимуру, является к нему лично. Вступив в его царство, Тимур, не доверявший Мануилу, заставил его стать вассалом, выставить 20 кораблей, наравне с Мануилом Палеологом, и, по-видимому, участвовать в Ангорской битве в числе многочисленных, свыше 30, «знаменитых государей», подчиненных Тимуру.

Царство Мануила простиралось на 70 часов пути, следуя берегу, и на 1–2 дня пути в сторону гор. Но правил он непосредственно лишь городами и личными богатыми имениями. В остальной части небольшой его страны почти независимо правили могущественные архонты, среди которых выделялся туземный род Кабаситов Халдейских, пришлых Мелиссинов, грузинские князья, тюркские беи, породнившиеся с Великими Комнинами. Недоступность горных областей и антагонизм между туземцами и пришлыми архонтами помешали Комнинам объединить страну под планомерным и действительным управлением. Сила Комнинов заключалась в их царском имени и в громадных доходах. Их столица была сильно укреплена, красива и богата, дома были в два и три этажа; среди складов с азиатскими и европейскими товарами теснилась разноязычная толпа. Над городом высился кремль, содержавший дворец с его росписными галереями и позолоченными крышами, с залами, украшенными фресковыми портретами Комнинов, казначейство, архивы. От этого великолепия не осталось и следа на поверхности земли. Город славился церквами (Хрисокефал, св. Софии, св. Евгения – патрона города, монастырь Сумела, уцелевший доныне⁶⁹) и роскошными загородными садами. Страна была настолько одарена природой и обогащена караванным путем, что населявшая ее рослая, красивая раса не привыкла к дисциплине и упорному труду. Дворец, разукрашенный искусством, хранивший ценную библиотеку, был свидетелем грубого насилия, преступлений и разврата; в обществе царило суеверие, книгами занимались немногие, только монахи. Письменность, от которой дошли одни обломки, собранные особенно трудами ученого грека Пападопуло Керамевса, жившего в России, указывает несколько значительных имен; процветала местная агиография, были и хроники. К XV в. лучшие умы стремились на Запад, между ними знаменитый Виссарион, родом из Трапезунта, оставивший и похвалу родному городу; рядом с ним видим ревностного униата – архиепископа Амируци, после турецкого завоевания ставшего грубым льстецом султану и едва ли не ренегатом.

Об отношениях Трапезунтского царства к северному Черноморью имеются отрывочные известия. Великие Комнины носили титул государей Ператии, т. е. Заморья. В XIII в. Херсонская фема вошла в состав Трапезунтского царства. Из слова Лазаря о чудесах св. Евгения видно, что около 1223 г. сельджукские пираты захватили корабль, везший в Трапезунт ежегодную подать с Херсона и «готских климатов», и затем опустошили Херсонскую область. Трапезунтское царство было слабо, и крымские греки не порывали с ним связи потому, что для них важны были торговые сношения с Трапезунтом. После битвы на Калке и нашествия татар на Сугдею многие греки эмигрировали в Трапезунтское царство, но по изгнании татар из Сугдеи (1249) в ней было насчитано свыше 8000 населения. Сохранились местные святыни. Епископы назначались из Константинополя, но многие из упомянутых в местном синаксаре священников носят татарские имена. Распря между Никейским и Трапезунтским царствами сказывалась и в делах Церкви в Крыму. Посвященный в Никее епископ Феодор, отправляясь на Кавказ, высадился в Херсоне, осажденном вскоре татарами, спасся к христианам аланам и стал устраивать их Церковь, но Херсонский епископ заставил Феодора уехать дальше на восток; в Босфоре ему не разрешил высадиться местный гражданский начальник. Греческая Сугдея (Сурож) платила дань Батыю, по известию посла Людовика Святого известного путешественника Рубруквиса. В XIII в. русские, несомненно, жили и торговали в Крыму, возили меха, и египетское посольство называет их в числе населения рядом с кыпчакскими татарами и аланами. Сурожане оплакивали смерть Владимира Галицкого, по Ипатьевской летописи (1288). Татары заботились о Сугдее, и хан Золотой орды, заключая договор с Михаилом Палеологом (1281), обязал его не обижать сурожан. Рядом с туземными греками в Суроже торговали венецианцы, знаменитый Марко Поло имел там дом; но с конца XIII в. союзные с Палеологом генуэзцы не без борьбы становятся на Черноморье полными хозяевами. В 1266 г. генуэзцы купили у татар место Феодосии, запустевшей с VIII в., и основали знаменитую свою колонию Кафу, а венецианцы утверждаются в Сугдее (нын. Судак) и даже стесняют здесь генуэзцев; у них является и консул «Хазарии». На самом рубеже XIII в. колонии обеих итальянских республик были разорены Ногаем: в 1322 г. Сугдея, в 1368 г. Кафа снова были разрушены татарами, но, несмотря на эти погромы, генуэзская торговля в Крыму была весьма богата и перекинулась на Азовское побережье. Учреждено было в Генуе особое колониальное ведомство, Officium Gazariae (1313), давшее колониям статут, учреждаются и католические епархии; под влиянием пропаганды францисканцев начали переходить в католичество и аланские князья, и местные армяне. Папа ходатайствует перед ханом Узбеком за христиан Сугдеи, обращенной им в мусульманский город, но без успеха. Церкви были закрыты, икона на городских воротах была заколочена досками. Впрочем, несколько православных греков жило в Сугдее и в первой половине XIV в.; араб Ибн Батута видел христиан из татар и фреску на церковной стене. Ханский наместник жил в Солхате (ныне Старый Крым). В половине XIV в. генуэзцы одолели венецианцев в Черноморье, получили от Византии Херсонес, от татар – Сугдею. В Азовском районе главным центром генуэзской торговли была Тана, в устье Дона, а в Крыму – Кафа; впрочем, разбогатела в их руках и Сугдея. Греческих кораблей генуэзцы не пускали дальше Дунайских гирл, но православия не стесняли: и в XIV в. упоминаются епархии Готская, Херсонесская, Сугдейская, Боспорская, но обедневшие, судившиеся в Константинополе друг с другом из-за нескольких деревень.