Исповедь инока

p>(Автобиография)

Родился я в 1811 году от православных, благочестивых родителей: священника Антония и Татьяны, Киевской Епархии Васильевского уезда, в селе Б. При крещении наречено имя мне Иоанн.

Родители мои имели шесть сынов и шесть дочерей. Я был между ними, по возрасту средний. Всех нас учил грамоте тамошней церкви дьячок, средних лет, Дионисий, к которому мы питали любовь, уважение, послушание и страх. Из среды нас двенадцати, в то время умерло трое, а трое уже служили церкви и отечеству.

Отец и мать, замечая во мне кротость, смирение, послушание и страх Божий, поручали мне каждого утра и вечера собирать старших и меньших моих братьев и сестер в молитвенную комнату и читать вслух всех молитвы. Почему я собравши всем братьев и сестер в молитвенную комнату и поставивши их в порядке пред священными иконами, читал молитвы вечерние или утренние, и сохрани Бог, если я в то время замечал между молившимися не внимание к молитвам, или если кто из них, в свое время не полагал земного поклона! Тогда же я нерадивых вразумлял или после молитв доносил родителям о оном преступлении. Родители в сем случае небрежнаго к молитвам, вразумляли своими наставлениями.

Бывало по данной мне над ними от родителей власти, собравши братьев и сестре в молитвенную комнату, поручал одному или одной из них, читать молитвы, а сам становился позади их слушать молитвы и смотреть за порядком между молившимися. После молитв ко мне подходили за благословением, и я в свое время рапортовал, что молившиеся во время чтения молитв стояли пред иконами чинно и молились усердно. Родители благословивши нас, если это было утром предлагали завтрак, а если же это было после ужина, благословляли нас на сон грядущий.

Бывало во время наших молитв, родители, озабоченные распоряжением по хозяйству, улучив время, отворяли маленько дверь и, смотря на нас тихо говорили: «Молитесь Богу дети! Молитесь Бог вас да благословит!» и затворивши потихоньку дверь, опять отходили хлопатами по своим делам. Яже стоя созади молившихся не раз это слышал и полагал, что во всяком христьянском доме так бывает. К родителям мы имели истинную детскую любовь, величайшее уважение, безграничное послушание и страх. Родители наши приучали нас и к трудолюбию, почему бывало в свободное от школьных занятий время, подворье отцовское очищали от всякого сора, и никакое дурное зелие не смело расти около отцовского дома. Сад родительский примыкавший к нашему дому, очищали от всякого ненужного растения, дорожки в нем заступами вычищали и песком оные посыпали.

Но не долго мы пользовались мудрыми и благими наставлениями отца своего, он прослуживши двадцать пять лет священником и благочестивым, умер от каменной болезни.

За два года до смерти отца нашего мы были определены в Киевские духовные училища.

Один раз, помню – в мае месяце приехал к нам в Киев кучер отца нашего, чтобы мы ехали в дом родительский. Приезд его заставил нас думать: что это значит? Спрашивали мы кучера. Кучер утвердительно сказал, что в доме все благополучно (а ему приказано было не говорить ничего неприятного). Все мы наскоро собравшись, с великою радостью поспешили в дом родительский, полагая, что в воле родителей состоит и то когда им угодно сделать для нас каникулы, тогда они и будут. В таковой радостной мысли приближаясь к родительскому дому, увидели что все подворье отцовское наполнено народом. Спрашивали мы что это значит? Нам никто ничего не отвечал. Пробившись сквозь толпу народа в залу родительскую, и что же перед собою увидели?! Увидели отца своего лежащего во гробе, державшего честный крест и евангелие, лежавшее на -персях его; увидели мать с дочерьми стоявшую около гроба, приникших головами во гроб и плакавших. При таковой страшной и неожиданной для нас картине, мы от ужаса и страха как бы остолбенели. Мать с дочерьми, заметивши нас, приблизились к нам с плачем и слезами и с разными причитаниями. Когда мы пришедшее мало в себя, и почувствовав, какую мы понесли потерю в смерти отца, подняли с сестрами такой вой и крик, что причетников с священниками, в то время отправлявших панихиду, совершено заглушали. По окончании панихиды, понесли отца нашего в церковь. По отпевании тела отца нашего, опустили его в могилу с восточной стороны церкви. Я тогда от сильной печали мало что чувствовал, и от великой туги сердца, даже не плакал. Помню только то, что когда отца моего опустили в могилу, я хотел было к нему бросится, но меня к тому не допустили.

По погребении отца, мать взявши старшую свою дочь и нас трех сынов, отправилась в Киев с прошением к митрополиту Евгению. Вследствие чего отцовский приход предоставлен был за старшею моею сестрою, а нас велено принять в Бурсу. Но поелеку мы были разных классов; то и поместили нас в разных номерах. Я в Бурсте был не более года. Один учитель взял меня к себе за своего воспитанника; но у сего учителя не долго я был, его переместили в другие училища, а меня взял к себе учитель высшего отделения уездных училищ, от которого я и перешел в низшее отделение Киевской Семинарии; братья же мои оставались еще в Бурсте.

Но не долго и мать оставалась в Б. В скором времени, по смерти отца, явился жених к моей сестре, женился и, получивши священство, заступил место отца моего. Мать же усмотрев, что трудно жить с сиротами при зяте, оправилась в Киев с не большим состоянием и, нанявши в дом, воспитывала при себе оставшихся сирот. Я же жил в Семинарском доме, не выходил ни к кому в город, редко даже и мать посещал. За то они меня чаще посещали. Бывало, прейдя ко мне в номер и подавая какой либо гостинец, скажет: «Богу молись, учись и хорошо себя веди».

Живя в семинарском доме, не знал я более выхода, которым в класс и в церковь, и редко когда к матери ходил. Изучивши свои лекции, занимался я чтением душеполезных книг. Товарищи прозвали меня монахом.

Читал я несколько о монашестве, и заключил что, живя в монашестве точно соблюдая его, можно спастись. При таковом убеждении, став пред образом Спасителя и дал обет непременно определится в монастырь. Тут я написал прошение к ректору семинарии, в то время бывшему о.И, в той силе, чтобы он позволил мне определится в монастырь. Написавши прошение, понес оное к о. ректору и оставил в его передней. В это время усмотрел я над дверью, ведущею в залу о. ректора, образ Спасителя. Перед сим образом повторил я свой обет, говоря: «Господи, Творче мой и Спасителю? Положи на сердце моего начальника, чтобы он позволил определится в монастырь; если же не позволит, то сам позволю, и пойду в такой пустынный монастырь, что тогда меня никто не отыщет». Но совершении мною сего обета, вышел ко мне о. ректор прочитавши мое прошение, сказал: «Чадо! То, о чем ты просишь, позволить тебе теперь нельзя; кончай курс, а по окончании онаго, можешь определится куда хочешь. Мы тобою теперь распоряжаемся, а ты собою не можешь распоряжаться». Сии слова о. ректора как гром поразили меня. Скрепевши сердцем просил я о. ректора возвратить мне прошение и никому об этом не говорить. О ректор возвратил прошение и обещал об этом молчать. Вышедши я от ректора, чуть чуть не заплакал, да и заплакал бы, если бы не заметил воспитанников семинарии ходивших в коридоре. Вышедши я на второй этаж семинарского дома и прямо в залу, которая в то время была отперта и которую я в тот же час запер за собою и тут я плакал, плакал, сколько душе угодно было. Видя же, что трудно против рожна прати, прошение свое в мелкие куски изодрав и оные опустил в щелины под пол залы, дабы никто из моих товарищей об оном не узнал. И действительно, что кроме о. ректора, матери и меня, по сие время никто об этом безнал. В это время был я в среднем отдалении семинарии и было мне от роду двадцать один год.

Уничтожавши свое прошение, решился я исполнить волю о. ректора, и опять принялся за учение, через два года с половиною кончил курс семинарских наук со степенью студента и взявши свой аттестат, явился я к своей матери и сказал: «Возлюбленная моя мать! Два с половиною года тому назад, дал я Богу обет посвятить себя монастырской жизни, о позволении на сие, в свое время, просил я о. ректора, но о. ректор тогда сего мне не позволил исполнить, приказав кончить курс семинарских наук. Вот я теперь за Божью помощью, кончил курс и окончательно решился исполнить свой обет; благословите меня определится в монастырь на всегда».

Мать выслушавши сие от меня, подняла с сиротами крик и плач, говоря: «Любезный сын! Известно тебе, что после смерти отца твоего остался не большой капиталец, который в продолжении шестилетнего жития моего в Киеве, давно миновался и я теперь с сиротами почти отрабатываем насущный хлеб: известно тебе, что старший брат твой во время турецкой войны определился на военную службу, и хотя был полковником но от турецкой чумы, давно уже покойник; другой брат твой молодой священник недавно умер: а если и ты нас оставишь, то кто тогда подаст нам руку помощи?» И опять все заплакали и зарыдали. Успокоившись несколько, мать продолжала: «Едь, сын мой, к своим хоть дальним родственникам, они найдут тебе невесту, а митрополит даст приход; будешь священником, и надеюсь что ты и нас не оставишь без своей помощи».

Находясь в таких обстоятельствах, не знал я, что мне было делать? Думал, думал, а после заключил: просил я в свое время своего начальника позволить мне определится в монастырь, он тогда это мне не позволил; прошу теперь у своей матери благословения определиться навсегда в монастырь, мать сего не желает, а потому и не благословляет; следовательно, где воля начальника и воля матери, там должна быть и воля Божия. Итак быть по сему: оставлю намерение определятся в монастырь и желаю быть священником.

После сей моей решимости, отправился я с аттестатом в консисторию искать прихода. В консистории потребовали от меня аттестат; я подал оный. Прочитавшие мой аттестат предложили мне список праздных приходов, (коих в то время было более 200), говоря: «Выбирайте себе приход, какой вам угодно». Я, тогда не рассчитывая ни на какие житейские выгоды (не знаю почему), сказал я предложившим мне список праздных приходов: «Какой приход вы мне посоветуете, о том и просить буду». Они указали мне приход Маньковку Уманского уезда который теперь по количеству душ, кажется, состоит во втором классе. О сем приходе подал я прошение митрополиту Филарету, который зачислив за мною означенный приход, велел мне билет на женитьбу. Получивши билет, отправился я к матери за благословлением искать невесту. Мать с сиротами была в восхищении. После сего благословила меня иконою, и, благословляя хлебом и солью, сказала: « Сын мой! Ты едешь искать невесту; Бог Отец сирот, да благословит тебя, и да поможет тебе, но смотри в оба! С сим и за сим отправился я искать невесту.

По скудным моим средствам, кое как прибыл я к своим дальним родственникам, кои приняли меня радушно, и открыл им свое намерение и просил их принять участие в моих обстоятельствах. Они обещали исполнить мое прощение; но сие обещание день от дня отлагали и наконец, по разным домашним и хозяйственным обстоятельствам решительно мне отказали в своем участии. Отправился я к своим знакомым, кои также приняли меня радушно. Просил я их поехать со мною к какому-нибудь доброму, благочестивому священнику, у которого находятся дочери невесты. Знакомые сии в сем мне отказали. Отправился я к другим моим знакомым, к третьим, четвертым, пятым, и так далее, и везде получал отказ в деле искания моего невесты, почти по тем же причинам, по которым получал я отказы и от родных (а)¹ Такими путями (ибо других не имел), искал я невесту более года.

Наконец, Бог послал мне благочестивого священника, который принял во мне участие, можно сказать, отцовское. Поехал я с ним в село С. Таращанского уезда, к тамошнему старику священнику, который имея единственную шестнадцати летнюю дочь Н, намерен был уступить свое место зятю, а сам поступить за штат. Добрый мой благодетель отрекомендовал меня оному священнику и его дочери. Спустя немного времени, предложил я девице Н, согласна ли она вступить со мною в супружество? Девица Н согласилась на сие. Отец ее сочувствовал ее согласию. Вследствие сего будущий мой тесть написать прошение к митрополиту Филарету, о том, чтобы зачислить его место за мною, а его определить взаштат. Митрополит исполнил его прошение. Отыскавши невесту и получивши приход, явился я к матери за благословением на вступление в брак. Мать с сиротами была в восхищении подавая мне свое благословение иконою, хлебом и солью, сказала: «Сын мой! Всеблагой Бог – Отец сирот, да благословит твое супружество, и да подаст Он тебе и будущей твоей жене здравие душевное и телесное, долголетие и всякое благополучие».

Получивши от матери благословение отправился я к будущим моим тестю и супруге; но что то ехалось мне не весело, что то душа чуяла… в скором времени явился я к своему тестю, объявить резолюцию митрополита, и дело моей женитьбы отлагать долго не стали.

По вступлению моем в брак, отправился я в Киев, где получивши священство от Преосвященного Иннокентия возвратился в приход, мне вверенный.

Проживши в сем приходе три месяца, заметил я, что характер во мне начал переменятся: из кроткого и смиренного делался я взыскательным, а иногда и строгим.

Причины к перемене во мне характера, между другими, были три главных: 1) крайне запустение и нерадение приходской церкви, которая большею частью церковно – служителей; 2) леность, нерадение и злоупотребление хозяйственными вещами домашней прислуги; 3) и самая главная: разврат, пьянство, хождение во тме неверия, суеверий и предрассудков прихожан, мне вверенных.

При виде таковых беспорядков, сердце мое, можно сказать, обливалось кровью. Но помня слова священного писания: «проповедуй слово, настой во время и не во время, обличай, запрещай, увещевай со всяким долготерпением и назиданием. (2Тим.4:2); горе мне, аще не благовествую, нужд мне належит, строение мне предано. (1Кор.9:16–17); се Аз, глаголет Господь Вседержитель, на пастыри, и взыщу овец моих от рук их, и отставлю от паствы овец моих, и не будут пасти их пастыри: ниже сами себе имут пасти (Иез.34:3–10); сыне человеч, стража дах тя дому Израилеву, да слышиши слово от уст моих и возвестити им от мене. Когда реку грешнеку: смертью умрети, ты же возвестиши ему, ниже увещаваеши, да обратятся от пути своего лукавого, и жив будет; грешник убо погибнет во грехе своем, крове же его от руки твоея взыщу (Иез.3:17; Иез.34:10). Твердо помня слова сии, призвав Бога в помощь и Матерь Божью, которой посвящена церковь, мне вверенная, и ближайшего моего помощника ангела хранителя, решился я всеми силами душевными и телесными уничтожать беспорядки в приходе, мне вверенном.

И во первых приступил я к церкви и ближайшим земным моим помощникам церковнослужителям. В скором времени, при помощи Божией в приходской церкви ввел я надлежащую чистоту, возможную опрятность и порядок, а причетников и старосту церковного, при всяком удачном случае наставлять и вразумлять, помня 58 апостольское правило: «Епископ, или пресвитер, нерадящий о причте и о людех, и не учащий их благочестию, да будет отлучен. Аще же останется в сем нерадении и лености: да будет извержен».

Скорбела душа моя, что церковь, к которой отправлял я богослужения, обвешала, а другая, в том же имении, каменная церковь, 30 лет тому назад отлично выложенная, и за 30 лет от земли отстроенная не выше сажени. По неимению средств, не докончена, скорбела о сем душа моя, и я решился отыскивать средства, дабы после, в свое время, окончить оную, отлично заложенную, каменную церковь.

Во вторых приступил я к вразумлению и исправлению домашней прислуги, и в скором времени, при помощи Божией, по духу священного писания, вразумил и справил оную.

Наконец в третьих приступил я к самому трудному делу: а) а к вразумлению, б) к исправлению, в) по возможности моей просвещению прихожан, мне вверенных, делу стоившему мне около 20 лет. О вразумлении, исправлении и, по возможности моей, просвещении прихожан, мне вверенных, изложу я ниже; А теперь буду говорить о том, что в то время увидел я над собою наказание Божие за неисполнение обета, мною данного.

Выше я сказал, что в двадцать один год моего возраста, дал я обет Богу посвятить себя монастырской жизни; и по выше изложенным обстоятельствам обета онаго не исполнил, за что и увидел над собою грозную десницу Господню, каравшую меня и любившую меня. Бог поругаем не бывает; аще речеши обет Богу не медли исполнити; страшно есть впасть в руку Бога живаго, говорит Слово Божие.

За неисполнение обета, мною данного великие претерпел я от Бога наказания, они были следующие:

Жена моя Н вступила со мною в супружество в шестнадцать лет от своего рождения. Она была нрава кроткого и смеренного, была в собственном смысле благочестивая христьянка. Роста была более среднего, телосложения крепкого. Проживши четыре года в супружестве, на двадцатом году своего возраста умерла, и от чего же? От детской болезни – кори, умерла оставив мне два сына, одного трехмесячного, который по смерти ее через полтора года умер, и другого который и теперь есть, благодарение Богу, двадцатилетний. Смерть жены и сына принял я за наказание Божие, в следствии неисполнения моего обета. Но сего наказания для меня было мало. Господь продолжал и продолжал наказывать меня.

После смерти сына моего умер брат мой, священник, а через несколько времени и жена его; после сего через полтора года овдовела старшая сестра моя, священническая жена; после сего умереть брат мой, оканчивая курс Семинарских наук после сего чрез девять месяцев овдовел брат мой священник, наконец, в скором времени умерла и мать моя при мне жившая.

Очевидно усматривая над собою каравшую меня десницу Господню, очень смирился я пред сею десницею. Но Господь продолжал еще меня наказывать. Бог поругаем не бывает; страшно есть впасти в руки Бога живаго; аще речеши обет Богу, не медли исполнить.

Наказывал меня Господь Бог и в хозяйственной части, словом сказать в продолжении восемнадцатилетнего моего вдовства, редкий был год, в котором бы я не испытал от Бога наказания и сими наказаниями как – бы мне Господь говорил: Почему не исполняешь своего обета? (б).² Но я благодарю Господа Бога, пою его дóндеже есмь и величаю, – Господа Бога наказавшего меня и вразумившаго меня. Он биет всякого сына, его же после приемлет.

По смерти моей матери решился я исполнить свой обет – посвятить хотя остальные годы монастырской жизни но следующие обстоятельства воспрепятствовали мне в сем.

Вскоре по смерти моей матери приехали ко мне старшая сестра моя, священническая вдова с двумя своими дочерьми, несовершеннолетними, и в то же время приехал вдовый священник, муж моей младшей сестры с дочерью своею тоже не совершеннолетнею. Сии родственники имея еще более детей, просили меня принять их дочерей – моих племянниц на мое воспитание. Что мне было делать в таких обстоятельствах? Или отказать племянницам в воспитании и исполнить давний свой обет; или отложить исполнение обета на будущее время и принять племянниц на воспитании? Но помня слова апостола Павла: аще кто присных чуждается, сей отвергся Христа, и хуже есть несносного, решился отложить исполнение своего обета на будущее время, и принял племянниц на свое воспитание.

Опасаясь, дабы Господь Бог более не наказывал меня за неисполнение, до времени, моего обета, для умилостивления Его в сем, избрал я кроме других и две добродетели: молитву и страннопримство. Аминь, аминь глаголю вам, сказал Иисус Христос, вся елика аще чесо просите от Отца во имя мое, дать вам (Иоан.16:23); Просите и дастся вам, ищите и обрящете, толцыти и отверзется вам (Мф.7:7); грехи твоя сказал пророк Даниил царю Новохудоноссору, разсыпли милостынями, и не правды твоя щедротами убогих, негли умилосердится Господь (Дан.4); заключи милостыню в недра нищего, и та изметь тя от всякого заключения (Сир.29); блажен разумеваяй на нища и убога.(Пс.40.); Ангел Божий сказал Корнилию: Корнилий, услышана бысть молитва твоя, и милостыни твоя помянутся пред Богом (Деян.10:31)

Но что же это значит? Не ужели я буду трубить перед собою? Господь сказал: егда сотворите вся повеленная вам, глаголите, яко рабы неключимы есмы: яко, еже должни быхом сотворити, сотворихом (Лк.17:10). Да и чем я своим добрым могу похвалится? Ничем. Разве немощами своими. Господь сказал: Без мене не можете творите нечесоже(Ин.15:5). Но я должен нечто сказать об исполнении мною выше упомянутых добротелей не для того, чтобы читатели знали, как в том и все почти уверены какие добродетели Богу приятны и Богу угодны, те же самые для исконного врага рода человеческого сатаны и его агентов неприятны и нестерпимы, и для того чтобы читатели ведали, какие нападения и озлобления претерпел я за исполнение упомянутых добродетелей, от сатаны и от клевретов.

Итак, для умилостивления Господа Бога, за неисполнение, до времени, моего обета решился я выполнять, кроме других, сии добродетели: молитву и странноприимство.

Для сего молитвы, против прежнего времени, я утроил и упятерил. Чем чаще литургисал и чаще молился; тем более молитвы для меня были радостными и сладкими.

Через несколько лет, собранными мною, средствами, особенным пожертвованием тамошнего помощника и пожертвованиями прихожан, (по истечении 43 лет с сего времени, как была начата), каменная церковь, в последние годы моего в оном приходе священства, окончена, освещена и уже совершились в ней Богослужения.

На границе грунта села С., в другом имении находилась каплица с чудотворную иконою, туда каждый год стекались богомольцы в большом количестве. Богомольцы сии, слыша о великолепной С. церкви, приходили к оной не в малом числе. Для сих богомольцев и им подобных странников, при помощи Божией выстроил я странноприемный дом, где богомольцы имели все нужное для странника. В весенние и летние время, почти во всякий праздник, бывало, ночует у меня богомольцев около 200. Все они у меня исповедовались, приобщались Христовых тайн и обедали. Деньги, какие получал я от них за отправление, по их прошению, акафистов, молебнов, водосвятий, панихид, раздавал им же; ибо между ними были и такие, которые нуждались и в насущном.

Три года усердно я молился и принимал странников, и в продолжение сего времени не замечал уже над собою каравшей меня десницы Господней, и опытом дознал, что чем более я имущество свое раздавал бедным; тем более Господь Бог мне оное умножал. Дающего рука не оскудеет, говорит Слово Божие. Из сего я заключил, (как и всяк почти в том уверен), что усердная молитва и странноприимчество Богу приятны и Ему угодны и отклоняют от грешника грозную десницу Господню; но за то исконному врагу нанесения нашего – сатане и его клевретам, неприятны и нестерпимы. Почему он за посильное мое исполнение сих добродетелей, воздвиг на меня явные нападения озлобления, о коих говорить буду ниже; а теперь, по моему обещанию, должен сказать, как я, по вступлении в приход, мне вверенный, прихожан онаго а) вразумлял; б) исправлял; в) по возможности моей просвещал.

а) Вразумлял

Прихожане, мне вверенные, верили в бытие ведьм, колдунов или знахарей и безусловно верили в вредоносные их действия.

По мнению простонародья, ведьма обыкновенно по ночам расчесывает косы надевает белую рубашку, садится верхом на помоле (веник, ухват, лопату, кочергу, метлу), заваривает в горшке зелье и вместе с дымом очага уносится в трубу на вольный свет. Так отправляется она против молодцов и девиц, доить чужих коров и гулять на Лысую гору. У ведьмы всегда хранится чудодейственная вода, вскипяченная вместе с пеплом от купальского костра: когда она захочет лететь по воздуху, то обрызгивает себя этою водою и тотчас уносится, куда захочет. Но главные полеты ведьм бывают два раза в году на Лысую гору или чертово бережище. На Лысую гору летают не одни ведьмы, но и колдуны (также на помелах, метлах, лопатах), и бабы-яги и нечистая сила (черти). Если схватиться за ведьму, когда она собирается лететь, то она вынесет вместе с собою на место их сборища.

Что же делают, по народным поверьям, колдуны и ведьмы на Лысой горе? – Они собираются туда для совещаний и общего веселья, пиршества. Из преданий народных видно, что колдуны и ведьмы на Лысой горе веселятся (гуляют) до безпамятсва и сдруживаются с нечистою силою.

Г. Сахаров напечатал четыре песни приписываемые ведьмам: «одну они поют при полете на Лысую гору, другу на самой Лысой горе, а две на шабаше (из коих одна на роковом шабаше). Об этих песнях существует таковое поверье, что они известны только одним ведьмам и знахарям. Песню которую поют на роковом шабаше может обогатить того, кто ее пропоет, а слова «абракадабра», напоминающее собою одну из ведьминских песен, имеет силу исцелять от лихорадки. Отправлялись на игрища при самом их совершении, ведьмы пели таинственные песни, силою которых ниспосылалось на человека здоровье и богатство. К сожалению, язык этих ведьменских песен непонятен; между прочим в них часто слышатся звуки: а а! у у! о о! э э! агинь! Мяу! Что песни эти понятны и знакомы только колдунам и ведьмам, это поверие знаменательно. Знахарам подобным образом известны и заговоры и шептания, составляющие их тайну (Илл. Т. 1, стр. 416)»

Любопытны и важны для нас народные сказания о том, как ведьма может доить коров; стоит ей только воткнуть нож в соху или столб – и молоко потечет по острию ножа.

Простонародье верит, что колдуны и ведьмы управляют дождями и бурями, ведром и непогодою.

«Знахарь, говорит народ, может располагать дождем и градом, по желанию. Бывало, во время жатвы поднимется вдруг туча; все бросятся складывать снопы и собираться домой, а знахарю и нужды нет. Не будут дождя, скажет он и туча пройдет мимо. Раз сделалась страшная буря, все небо почернело, но знахарь объявил, что дождя не будет. Вдруг откуда ни взялся, лепить к знахарю черный человек на черном коне – Пусти, гворит он; – Не пущу, отвечает знахарь; – Пусти, сделай милость!; – Не пущу!; – Ездок уехал, туча побелела: все ожидали град. Несется к знахарю другой ездок, весь белый и на белом коне: – Пусти, просит он; – Не пущу!; – Пусти ради Бога!; – Не пущу!; -Эй пусти не выдержу!; – Тогда знахарь разнулся и сказал: ну, ступай, только в той долине что за нивой, – ездок исчез, и град зашумел в долине за нивой (статья о поверьях украинских, сбор. Кулишем Московит. 1846 г., № 11 и 22, стр. 153–154).

О ведьмах рассказывают, что они крадут с неба дождь и росу, унося их в завязанном горшке или мешке, и посылают град и бурю; по суеверному мнению народа, вообще обилие и плодородие находится во власти ведьм.

Кроме разнообразных чародейных действий, народные поверья приписывают колдунам и ведьмам еще превращения. Колдуны и ведьмы могут и сами обращаться в различных животных, птиц и даже в неодушевленные предметы, могут обращаться в них и других людей.

Существует поверье, что оборотень ест дитя, умершее некрещеным, или вероотступник, душа которого нигде на том свете не принимается. В христьянскую эпоху родились поверья, что только душу младенцев, умерших без крещения или заспаны матерями, также души выкидышей и вероотступников, лишены по смерти пристанища и блуждают по миру. Существует поверье, что мертвецы свободно могут выходить из своих могил и вредить живым. Чтобы отправить гибельное влияние мертвецов, простолюдины вбивают им между лопаток в спину осиновый кол.

Главным образом выход из могил суеверие приписывает колдунам и ведьмам, которые и умирают не так, как обыкновенные люди. Когда умирает ведьма, то вся природа выражает свою печаль: земля трясется, звери воют, скот во двор не идет, от ворон отбою нет, в избе все не на месте. Душа ведьмы, колдуна или знахаря, долго не хочет расстаться с телом; чтобы облегчить выход из тела, разбирают угол крыши и вынимают из потолка доску. Души колдунов и ведьм и по смерти должны были сохранить свое могущество.

Не только колдуны и ведьмы сами могут оборачиваться, они присвоили себе силу оборачивать и других: явились оборотни невольные, вследствие злобы колдуна или ведьмы. Народ верит, что колдун, зная имя человека, может сделать его оборотнем, а потому имя, данное в крещении, надо скрывать, называясь другим.

«Часто по злобе, колдуны оборачивали своих знакомых в разных животных; на Украине таких оборотней называют волкулаками. т.е., обращенные в волка, потому что всего чаще всего мы и колдуны обращают в это животное. Одна ведьма обратила волком своего соседа, который впоследствии, когда возвратился в прежнее состояние, рассказывал, что подружился с одни волком, ходил с ним на добычу, что хотя и чувствовал себя человеком, но жил как зверь. Человек, обращенный колдуном и ведьмою в волка, приближаясь к домам, жалостно смотрит на них; мясо, которое ему дают, не ест, а кусок хлеба пожирает с жадностью (Москва 46 г. № 11 к12, стр. 152)».

Вышепоказанным поверьям и суевериям прихожане, мне вверенные, от старого до малого, все верили. Кроме сего, говорили еще и следующее:

Брови свербят.

У кого брови свербят, тот будет смотреть на приехавшего к нему издалека гостя, или благодарить его за оказанное им какое-нибудь доброе дело.

Булавка.

Булавку давать никому не должно, что бы не раздружится или не ссорится с ним; а когда необходимость заставляет дать булавку, то надо ею уколоть принимающего, и тогда не произойдет никакой ссоры.

Ворон.

Когда ворон прилетит, сядет на кровле дома и станет кричать, то он предзнаменует, что непременно в том доме умрет кто-нибудь, или предвещает какое-нибудь несчастье.

Воск.

Из дома своего не должно выносить воску, потому что, как уверяют, пчеловодство от этого не будет прибыльно, так как в простонародье утверждают, что разбойники заговаривают ружья, и ни какая пуля в таком случае вредить уж не может; то когда пулю облепливают воском и стреляют ею, тогда ни какой заговор на нее не действует, и разбойник непременно будет убит.

Встреча.

Когда покойник, женщина, девица или лысая лошадь, попадутся первые на встречу, в этот день успеха ожидать не должно; если кто встретится с чем-нибудь полным, т.е. с полными ведрами воды или другим чем – это означает успех в предпринятом намерении.

Георгиев день.

23-го апреля. В этот день непременно должно выгонять скотину в поле. Говорят, что кто в этот день заводит шум, то уверяют, что того непременно убьет громом.

Глаза свербят.

У кого свербит под глазами, точно в этот день о чем-нибудь будет плакать.

Деньги медные.

Деньги медные, виденные во сне, означают слезы.

Дождь.

Если кто отправляется в дорогу и в то время пойдет дождь, то это означает благополучный путь; и вообще должно при всяком предприятии, почитают за счастливое предзнаменование.

Дорога.

Выезжать в дорогу в понедельник не должно, потому, как уверяют, что благополучна быть не может; также не предвещает добра, когда перебежит через дорогу заяц или другое животное. Если расстаются с кем-нибудь и желает опять скорее с ним увидится, то должно, при последнем с ним прощении, на возвратном пути домой, огядется назад.

Эхо.

Когда кто кричит в лесу или на берегу реки, то эхо обыкновенно повторяет слова его. Суеверные утверждают, что это отзывается леший, имея намеренность замануть в свое жилище того человека, который кричит или играет на каком нибудь музыкальном инструменте.

Заговенье.

Суеверные женщины в заговенье не шьют, утверждая, что от того непременно сделается заусеница или неизлечимая ногтоеда.

Замки.

Суеверные старухи кладут под ноги замки в то время, когда новобрачных ведут из церкви, и когда они перешагнут через незапечатанный замок, то сей же час поднимают его и запирают, а ключ бросают в реку или колодец, чтобы муж и жена жили согласно.

Заспать младенца.

Беспечные, и от того крепко спящие или пьяные, женщины часто сонные наваливаются на лежащего с ними младенца и придавливают его своею тяжестью. Это называется заспать младенца. Простолюдины верят, что душа такого младенца не наследует царства небесного.

Затмение.

Затмение солнечное или лунное, по уверению простолюдинов, непременно предвещает какое-нибудь общественное несчастье, т.е. болезни, наводнение, война, голод, мор и прочее.

Земля.

Простолюдины верят, что земля держится на четырех превеликих китах из которых один уже умер, от чего и последовали великие перемены на земле, и когда все они перемрут, тогда последует преставление света.

Змеи огненные.

Суеверные думают, что к некоторым женщинам и девицам летают ночью огненные змеи, т.е. воздушные дьяволы и имеют с ними сообщение от чего те женщины очень худеют.

Проезжающие по полям в зимнее время ночью видят блуждающие огни которые также почитают за дьяволов и крестясь произносят: «Аминь, аминь разсыпься».

Зубы.

Когда у детей падают зубы, то велят ребенку стать к печке задом и бросить зуб за печку, с следующею приговоркою: «Мышко, мышко, на тебе зуб репиный, а ты дай мне костяный, веря, что от того зубы растут скорее и без всякой боли.

Изурочить.

Кто кому вдруг позавидует, или скажет: слава Богу здоровенек! И тот похудеет или занеможет, про того говорят: что он изурочил, что у него слово худо; если кто поглядит только и от того человек или скотина захворает про того говорят: что он сглазил и что глаз у него не хорош, дурен, изурочлив.

Икать.

Если кто икает легко, то верят что, его в это время кто-нибудь поминает, а если тяжело, то его бранят.

Каша.

Когда варившаяся в печи каша выйдет на поверхность горшка и эта выпуклость будет иметь наклонение в зад печи, то это предзнаменует счастье и изобилие, а когда будет обращено к устью печи, то предвещает хозяину разорение дома и бедность.

Комета.

Явившаяся и проходящая комета, особенно с длинным хвостом, в простонародье предзнаменует какое-нибудь общественное несчастье, напр. болезни, голод, мор, войну и проч.

Кошка моется.

Когда кошка умывается к себе лапою, то это предвещает, что к хозяину в тот день будут гости; а когда спит, подвернувши морду под брюшко, то предзнаменует летом непогоду, а зимой – мороз.

Кровь.

Кому во сне приснится кровь, то значит, что он увидится с кровным, то есть родственником, который приедет из далека.

Кузнечик кует.

Кузнечик, который кует иногда по углам в избе, обыкновенно, как суеверные люди полагают, выживает живущего из дому.

Кукушка.

Эта птица почитается суеверными людьми за предсказательницу. Сколько раз она прокричать, столько лет и остается жить тому человеку, которому он кукует.

Курица поет.

У кого курица запоет петухом, то это предвещает, что с хозяином ея получится какое-нибудь несчастье, что называется не пред добром. Тогда курице той отвертывают голову, приговаривая: не пой курица петухом, или: на свою голову запела.

Кусок хлеба.

Если кто, обедая или ужиная, отложит кусок хлеба, не доедая его, и, задумавшись, отложит другой, то это означает, что кто-нибудь из родных его потерпит голод.

Ладонь.

У кого чешется ладонь, тому непременно получить деньги.

Ласточка.

Ежели кто убьет ласточку, голубя, или синичку; то суеверные говорят, что от покупаемой им, какой бы то не было, скотине счастье иметь не будет.

Лошадь.

Когда лошадь в дороге распряжется, то думают, что в доме кто-нибудь сделался, нездоров, а по большей части предполагают, что жена изменила мужу.

Лучина.

По народному суеверному верованию, ежели кто имеет привычку бить домашних своих лучиною, то весь его дом будет нездоров и все изсохнут, как лучина.

Летучий огонь.

Так называют болезнь, случающуюся у детей. Когда проявится она, то велят присеч больному из кремня и огнива огонь, и уверяют, что болезнь от того пройдет, без всяких других стараний.

Младенец.

Когда кто похвалит младенца, то мать облизывает ему лицо по три раза и плюет на землю, дабы уроки его не взяли; в том же намерении обмывают его всегда перед сном во всякое время; а когда начинает ходить, и в первый раз переступит ногами, то хватают скорее нож, и режут оным ту часть земли, которая случится тогда между его ногами, знаменуя тем его нехождение; и такою поспешностью и суеверием часто отрезывают у младенцев пальцы.

Передний угол.

Пришедши в гости, не должно садится в переднем углу, ибо суеверные люди говорят, что впереди должно сидеть или попу или дураку, – первому из уважения к его сану, а дураку для того, это он всегда ищет для себя более почтения, нежели сколько стоит.

Переносье свербит.

У кого свербит переносье, тому слышать про покойника.

Платье.

Ежели кто, выходя из чужого дома, прищемит полу или подол платья, то это значит, что ему придется возвратиться в тот дом.

Плевать.

Ежели кто плюнет нечаянно на свое платье, то это значит, что будет иметь в скором времени обнову или терпеть напраслину.

Понедельник.

В этот день в дорогу не ездят, опасаясь несчастья.

Приметы.

Простолюдины утверждают, что если кто родится злым человеком, то на того природа кладет свой знак: он бывает или кос, или рыж, или картав; напротив того, кто хорош лицеем, тот иным быть может.

Прыгун, скакун, разрыв.

Уверяют, что эти травы особую имеют в колдовстве силу, и что без них никакого клада вынуть не возможно.

Пятница.

То есть, – пятый день недельный, пяток. Ежели кто в сей день как и в понедельник что-нибудь предпринимает, то успеха будто бы ожидать не должно; в тот день прясть и шить бабы почитают в грех, и ожидают в наказание или ногтоеды злой, или заусенцы не излечимой.

Русалки.

Дьяволы женского рода, живущие в озерах, в реках и болотах. Они имеют весьма долгие волосы, и уверяют простаки, что часто их видят бегущими по горам, и сидящими на берегах рек, где они чешут длинные свои волосы, и кого только они увидят человека, то тотчас бросаются в воду. Древние славяне почитали их богами вод и лесов, покланялись им и приносили жертвы. По мнению их, они имеют весьма долгие зеленые волосы.

Собака воет.

Когда в котором доме собака завоет, то уверяют, что быть там не счастью; а ежели на кого собака потянется, то предвещают ему обнову.

Северное сияние.

Сие величественное явление, названым северным потому, что бывает обыкновенно в холодных климатах, суеверные простолюдины почитают предзнаменованием целому государству какого-нибудь несчастья, например мора, голода, нашествие неприятелей и прочего. Северное сияние порой народ называет огненными столбами, которые, сходясь между собою, вступают в сражение; иногда в суеверном воображении их представляется, будто видят они воздушные силы, сражающиеся в эфирном пространстве между собою.

Соль.

Соли за столом подавать другому не должно, ибо вверят без сомнения, что бывает причиною ссоры, и когда необходимо случится то сделать, то принимая, велят разсмеятся, от чего будто вся сила предвещания ссоры разрушится.

Сон.

Снам столько же суеверные верят, сколь и цыганским предвещаниям. Виденная во сне гора значит, – на яву будет горе; реки-речи; девица-диво; мертвец-смерть; медные деньги-слезы; лошадь-враг; собака-друг; кровь-родство.

Сорочка.

Вышедший из утробы младенец в сорочке почитается от простолюдинов весьма счастливым, от чего и произошла пословица; в сорочке родился. Сию сорочку снимая, кладут в маленький кошелечек или мошонку и привязывают младенцу на шнурок, на котором обыкновенно носится крест. Эта мошонка называется ладонкой веря, что счастье от того младенца в присутствии той сорочки никогда уже не отойдет.

Стол.

Когда сядут за столом тринадцать человек, то должно одному непременно выйти вон, или четырнадцатого добавить, а тринадцати обедать никак нельзя, по уверению суеверов, которые желают из того видеть великие беды. Так ежели кто за столом просыплет соль то, предвещают из того неограниченную домашнюю ссору.

Стены трещат.

Ежели в каком доме, хотя бы то и в новом было, трещат стены, то значит, что из сего дома живущим в скором времени перебраться должно.

Тараканы.

Тараканов почитают предчувствующими, и когда в котором доме быть пожару, то уверяют, что все тараканы дня за два из того дома станицами выходят.

Уши горят.

У кого горят уши, того где-нибудь в то время переговаривают; когда же в ушах звенит, то загадав что-нибудь, спрашивают: в котором ухе звенит? А когда отгадывают, в котором ухе звенит, то непременно загаданное сбудется.

Филин.

Птица сия почитается предвестницею пагубы, и когда, прилетев на кровлю чьего-либо дома, станет, кричат, то кто-нибудь из того дома умрет вскоре или чувствовать беду. Суеверные носят при себе ее когти, дабы привести себя в безопасность от чародейства.

Четверток великий.

В этот день детям стригут волосы с тем предуверением, что оные от того больше растут, и у отрока в жизни его не болит голова.

Чихать.

Когда придет кому какая-нибудь в голову мысль, и случится, что в то время нечаянно другой чихнет, то это значит, что задуманное действительно сбудется.

Яйца.

Когда занимает кто яиц у кого для наседки, то через воду, т.е. через реки канал переносить их не должно; а когда кладут яйца под наседку, то полагают прежде в шапку, и из нее уже под курицу, веря, что от того все цыплята будут мохноногие и с хохлами.

Ячмень на глазу.

Когда таким образом заболит у кого глаз, то тот час велят поднести к тому глазу кукиш и говорит следующие слова: «Ячмень, ячмень, вот тебе кукиш, что хочешь, то и купишь, купи себе топорок, высеки себе поперек» и уверяют, что болезнь от того тотчас пройдет без всякого лекарства.

Выше изложенным поверьям, суевериям и предрассудкам прихожане, мне вверенные, от старого до малого, все верили.

Видя их в таковом мраке неведства, суеверий и предрассудков, что мне оставалось делать?! Какие средства искать? Какое крепкое орудие найти которым мог бы искоренить зло, в них вкоренившееся?

Средства для сего не нашел я другого, кроме молитвы ко Господу Богу о помощи Его в сем деле и слова Божия: Возопий, говорит Господь Бог к пастырю через пророка Исайю, и не пощади, яко трубу возвыси глас твой и возвести людем моим беззакония их. (Ис.58:1); проповедуй слово, настой благовремен и безвремен, обличи, запрети, учением (2Тим.4:2); «Епископ, или пресвитер, нерадящий о причте и о людех, и не учащий их благочестию, да будет отлучен. Аще же останется в сем нерадении и лености: да будет извержен (58 апостольское правило)»

Посему частые свои поучения, основанные на слове Божием и свидетельствах святых отцов, направил я против невежества, суеверий и предрассудков. Не малое время трудился я в сем деле, и, при помощи Божией, прихожане мне вверенные, мало по малу начали отступать от своего невежества, суеверных предрассудков. Впоследствии сами смеялись над прежним своим легковерием и глупостью.

Б. Исправлял

В приходе мне вверенном, заметил я грубые и скверные пороки.

Приход мой был многочисленный, он состоял из пяти многолюдных улиц, или, по выражению простонародья, кутков. Во всяком кутке, в весеннее и летнее время, после ужина, на открытом, довольно обширном, месте, собиралась молодежь. Туда после ужина являлись хлопцы (парни) с водкою и дудками (сверилями). Девицы, услышав звук свирелей, спешили к собравшимся на улицах. Тут парни подчивали их водкою, а девицы дарили их подсолнечными семенами и орехами. После сего, парни играли на свирелях, а девицы песни пели. Эти забавы их длились почти до восхода солнца; перед восходом солнца, все они расходились по своим домам. Через несколько времени того же дня, одни из них направлялись на барщину, а другие на свои домашние работы. Но от сих полусонных тружеников успешной работы ожидать было не можно; у них, как полусонных, работа из рук валилась; а потому они, от кого следовало, и получать понуканья и словом и делом.

Для искоренения сих скверных уличных сходбищ, направил я свои поучения против родителей и их детей. Первых стращал гневом и судом Божьим в сей и в будущей жизни за слабый надзор за своими детьми; а после них тоже стращал гневом и судом Божьим за дурное, ночное препровождение ими времени, представлял худые им следствия от подозрительных, ночных сходбищ.

Церковные поучения принесли обильный плод: в некоторых улицах – кутках решительно не стало сходбищ; а туда где еще они продолжались, являлся в ночное время с палицею и причетниками. Но не для того, чтобы, собравшуюся на улицах, молодежь наказывать, (от чего я далек был, да она меня к этому и не допускала; ибо усмотрев меня из дали, вся обращалась в бег по разным сторонам), а для того чтобы своим присутствием устрашать и пристыдить оную.

Для окончательного искоренения уличных ночных сходбищ, поручал я старикам посещать ночью те места, где собиралась молодежь и кого там заметят из молодежи, о тех бы мне доносили. Старики оные посещали улицы и о замеченных ими мне доносили.

Дело о сих замеченных и вообще об уличных сборищах я поручал сим старикам на их обсуждение и решение. Старики сии на мирской сходке судили об уличных ночных сходбищах и так порешили: «так как ночное препровождение времени на улицах молодежью есть дело сатанинское и само в себе нечистое; то, если кто впредь из молодежи будет ходить на улицу и будет нами замечен: то замеченное лицо в первый раз должно уплатить пеню в пользу церкви – не большое число денег, такое-то; если же во второй раз то же лицо будет замечено на улице то должно уплатить пеню в пользу церкви вдвое против первой».

Решением сим остался я доволен, а молодежь устрашена. Молодежь, услышав приговор своих старцев, перестала думать об улицах – ночных сходбищах и работа, как барская, так и их домашняя, пошла успешно. Я же, поблагодарив Господа Бога за помощь в искоренении ночных подозрительных сходбищ, приступил к самому гнезду разврата – вечерницам и решился окончательно оное разрушить.

В известных пяти улицах и кутках моего прихода, в глубокою осенью в начале зимы, каждая молодежь в своем кутке отыскивала старуху или молодую вдову с обширною избою, и за определенную цену оную нанимала на зиму под вечерницы.

По наступлении зимы, девицы, после родительского ужина, являлись туда с своими работами: одни прясть, а другие что-нибудь шить. Но они сюда являлись что называется, не с пустыми руками. Одна приносила уворованную у своей матери курицу, другая такую же утку, третья гуся, четвертая кусок сала или колбасу, пятая приносила уворованный печеный хлеб и т.д. и все это поручали хозяйке дома – содержательнице вечерниц. Сия содержательница из принесенного девицами готовила для них вечерю. К сему времени являлись туда хлопцы (парни). Одни приходили с дудками (свирелями), другие со скрипицами, а остальные приносили водку купленную ими на деньги, приобретенные за проданный хлеб, уворованный ими у своих родителей. До вечери одни шутили, другие играли, а девицы песни пели. Во время вечери все ели и водку пили, сколько кому угодно было. После вечери одни шутили, другие на своих инструментах играли, а девицы песни пели и танцевали. Когда же приходило время уснуть тогда они в оной избе на мятой соломе положенной на земле, ложились все вместе спать покотом. Итак они себе спали до других петухов… как только другие петухи пропели, тогда все они отправлялись восвояси, и как будто нигде ничего не было.

Последствия сих вечерниц бывали самые грустные и скверные. Бывало, что каждый год крестил я пять или около десятка детей незаконно рожденных, и от кого же? От девиц!

Видя таковой разврат, душа моя сильно о сем скорбела. Возопий, говорит Господь Бог к пастырю через пророка Исаию, и не пощади́; я́ко трубу́ возвы́си гла́с тво́й и возвести́ лю́дем Мои́м грехи́ и́х. (Ис.58:1); проповѣ́дуй сло́во, насто́й благовре́мен­нѣ и безвре́мен­нѣ, обличи́, запрети́, умоли́ со вся́кимъ долготерпѣ́нiемъ и уче́нiемъ (2Тим.4:2).

С великою ревностью решился я искоренить вечерницы – гнездо разврата. По тому поучения свои направил к родителям и детям их о том, что родители должны воспитывать детей своих, и дети должны вести себя так, как велит слово Божие.

Мало сего, призывал я к себе содержательниц вечерниц и сторого выговаривал им за то, что они принимали к себе молодежь на вечерницы. Перед праздниками Рождества и Воскресения Христова и в день Богоявления Господня, при общем моем посещении прихожан, дома, где были вечерницы, я обходил, да и прихожанам велел считать оные дома не иначе, как домами разврата. Кроме сего, поручал я старикам посещать вечерницы и замечать, кто из молодежи на оных бывает, и о замеченных ими мне доносить. Старики сии посещали вечерницы и замеченных ими мне доносили. Я и в этом случае, дело о вечерницах поручил старикам на их обсуждение и решение. Старики сии на мирской сходке судили о вечерницах и так порешили: «так как молодежь, для увеселения своего на вечерницах, за благовременно обкрадывает своих родителей и украденное несет на вечерницы, и там не работает, а пьянствует и там все вместе спят, и как это дело скверное и сатанинское; то вперед если кто из молодежи будет замечен на вечерницах; то замеченное лицо должно уплатить пеню в пользу церкви – не большое число денег, такое –то: а содержательница вечерниц должна уплатить пеню вдвое сего. Если же во второй раз тоже лицо будет замечено на вечерницах; то лицо сие платит пеню в пользу церкви вдвое против первой, а содержательница вчетверо (б)³. Всей же громаде считать те дома, где собираются на вечерницы, домам нечистыми»

Решением сим остался я доволен. После сего, никто не смел принимать к себе молодежи на вечерницы молодежь перестала думать об вечерницах; а я перестал крестить незаконно рожденных детей от девиц, ибо они не рождались.

В приходе, мне вверенном, прихожане совершали обряды Купалу и Бахусу.

Обряд Купалу совершали так:

24 числа месяца Июня, в день честного пророка Предтечи и Крестителя Иоанна, при захождении солнца, у всякой из пяти улиц моего прихода, девицы от 12 лет и более, срубленное молодое дерево с листьями, высоты в сажень и более, не глубоко вкапывали в землю. После сего, пробравшись за руки, кружились около оного, поя особого рода песню. Песни сей припомнить теперь не могу помню только то, что когда девицы оную пели, часто припевали: «на Ивана Купала кицька в борщ впала»

Обряд Бахусу совершали так:

В понедельник сырной седмицы, часов, положим в восемь утра, собирались в корчму хозяева, их жены и другие, кроме девиц и детей. По не малом собрании народа, одна из баб, нашедши в корчме или за оную поленце положим в десять фунтов, полагала оное на стол в корчме; а другая баба взявши оное поленце и спеленавши его не большими кусками холста, полагали на стол в корчме. Это значило: родился Бахус. После сего, покупали водку, садились около него кучками, поздравляя один другого с рождением Бахуса, пили оную. И в продолжение того дня одни отходили, другие приходили, и празднуя рождение Бахуса, до полуночи водку пили. Когда же все расходились по домам, тогда корчмарь и Бахусу давал ночлег: подбрасывал его или под пол, или под лавку. На другой день опять сходились люди и преспокойно поднявши своего Бахуса из под пола, или из под лавки, клали на стол в корчме, и опять занимались около него же, чем и первого дня. Так с сим Бахусом обращались до пятка сырной седмицы. В пяток сей, по их мнению, он умирал. Собравшись не мало людей, они погребали его за корчмою в земле или навозе. После сего возвращались в корчму и прощаясь с Бахусом опять пили водку.

Дабы искоренить в моем приходе обряды Купалу и Бахусу, говорил я в церкви о языческих богах, – говорил, кто был Купало и кто был Бахус. Увещевал, грозил гневом Божьим и просил прихожан дабы они впредь не совершали обрядов Купало и Бахусу. Через два года, Купало, исчез в моем приходе, а с Бахусу повозился я около семи лет, пока не истребил.

В. По возможности моей просвещал

Первого года моего священства, перед праздником Воскресения Христова отправился я в дома прихожан с крестом и молитвами и, войдя в первый встречный мною дом, что же увидел? Увидел хозяйку дома в большой неопрятности, а детей её на земле между ягнятами и поросятами. Мало сего, как только я переступил порог и наложил на себя епитрахиль, держа крест в руках, дети увидавши меня, закричали: «Мамо, мамо поп пришел» и укрылись от меня один под пол, а другие на печку. По прочтении молитв, хозяйка дома приложилась ко кресту; я велел ей подносить детей ко кресту. Дети решительно отказались целовать крест, крича: «Мамо! Не будем целовать крест; поп нам языки отрежет».

Сделав хозяйке выговор за то, что она дурно воспитывает своих детей и за то, что она себя и детей своих держит в неопрятности и не соблюдает в избе чистоты, отправился я в следующие дома. В шестнадцати домах, посещенных мною того дня, встречал туже неопрятность, тот же крик детей, ту же нечистоту и отвратительный смрад и, не могши более посещать, возвратился домой. В следующий воскресный день говорил я поучение прихожанам о том, что правильные христьяне должны соблюдать чистоту душевную и телесную и чистоту в домах, равно и детей своих воспитывать как прилично христьянам; при сём объявил им, что с такого-то дня, опять я их буду посещать.

Спросил я старика: «От чего сельские дети, увидев своих священников, кричат и их страшатся?» «От того Батюшка» отвечал старик: «что когда дети шумят в избах и не слушают родителей, тогда они говорят им: вы шумите и не слушаете нас, вот скоро придет к нам Батюшка, мы все это сразу расскажем, а он вам за сие языки отрежет».

Давно я знал, в каких отношениях находятся сельские дети к своим священникам; и потому, по получении священства в Киеве, отправляясь в приход, мне вверенный, купил я не малое число крестиков разного сорта и маленьких иконок.

Пред вторичным моим посещением прихожан, отправил я церковного старосту с известным числом крестиков и велел ему от имени моего раздать всем детям в приходе. Прошедшие поучение в церкви и раздача крестиков произвели большую перемену в избах прихожан. Отправившись в другой раз посещать прихожан с крестом и молитвами и войдя в непосещенный мной дом, что же увидел? Увидел хлеб, лежащий на столе, покрытом белою скатертью; увидел хозяина и хозяйку дома и детей их, одетых прилично, заметно возможную чистоту в избе, не заметно только дробного скота в оной. При таковой картине радостно мне стало. По прочтении молитв, хозяин и хозяйка дома с своими детьми благоговейно приложились ко кресту; но дети все на меня смотрели с боязнью и из подлобья. Поблагодаривши хозяина и хозяйку дома за исполнение их долга, подарил я каждому из их детей по иконке. Дети, до сего смотревшие на меня с боязнью и страхом, по получении иконок, посмотрели на меня весело и радостно, и радостно с отцом и матерью проводили меня из избы. Так я походил и то же делал почти во всех домах моего прихода; если же находил сему противное, то виновникам сего выговаривал и указывал на примере других, соблюдавших мои наставления.

Накануне Рождества Христова посылал я от себя через церковного старосту по копеечной свечке всем детям моего прихода, дабы они тогда (на Вилию) (г)⁴ имели, при чем ужинать.

После сего, бывало, если шел я или ехал в приходе кого или исповедовать, или хоронить, или в поле; дети, увидев меня, прибегали ко мне и, испросив благословение, просили что-нибудь им подарить. Я, отправляясь куда бы то не было по приходу, всегда имел при себе крестики, иконки и кусочки просфоры потому и мог свободно удовлетворять их прошениям. Дети, получивши от меня подарки, бежали к своим родителям и хвалились оными. После сего бывало, когда я посещал прихожан с крестом и молитвами и священною водою, дети первые меня встречали и первые провожали из изб своих родителей. Они меня любили и боялись как отца, слушали мои наставления и их исполняли.

Но я находил в них и во всех прихожанах один главный недостаток – они не умели разумно и правильно молится Богу.

Бывало посещая прихожан, обращался я к какому-нибудь дитяти и говорил: «А ну, ты положим, Гришка! Я желаю слушать как ты молишься Богу, а ну молись!». И дитя положивши на себя крестное знамение пятью пальцами, начинало молится Богу так: «мяца, Сына, Духа Святого, аминь»; «Ну далее молись!» Дитя продолжало: «Царю небесный, удушителю, прийди и всилися в нас»; «Ну далее молись!» Дитя продолжало: «Отче наш, ожя си, на небеся» «Ну далее молись!» Дитя продолжало: «На синайское гори, на пресвятой земли, там пречиста мати Божа спала, Своего Сына сповивала, и весь Богородичен сон безошибочно». «Довольно с тебя! Кто тебя так научил молится Богу?» спрашивал я дитя. Дитя отвечало: «Мати моя». Я обратился к его матери и спросил ее: «Это ты дитя свое так научила молиться Богу?» Мать дитя отвечала: «Я батюшка! Так его научила». «Ты и сама так молишься?» спросил я ее. «Я и сама так молюсь» отвечала она. «А тебя же кто так научил молиться Богу?» спросил я ее. Она отвечала: «Мати моя».

Заставлял я и других заставлял детей взрослых и старых молится Богу, и научал, что многие из них молились Богу довольно разумно и правильно, а большая часть из них молились Богу бессмысленно и не правильно.

Как я должен был поступить, что бы прихожане, мне вверенные, молились Богу разумно и правильно?

Для сего: 1), говорил я частые поучения о том, что православные христьяне должны молится Богу разумно и правильно, ибо стыдно им и грешно молится Богу бессмысленно и не правильно. 2) по совершении проскомидии, становился я перед царскими вратами, дьячку велел читать громко и выразительно молитвы положительные для рабочих христьян (или краткие молитвы), а прихожанам велел слушать со вниманием и повторять дьячком читаемое; 3) в церковном причетническом доме открыл я школу (д)⁵, куда приглашал прихожан своих детей, для изучениях грамотности. В первый год открытия школы явилось 15-ть учеников, на второй год явилось 23 ученика, и в продолжение двадцатидвухлетнего моего священства в оном приходе, церковная школа много или мало, но всегда имела своих учеников.

Во время общего моего просвещения прихожан заставлял я молится Богу так детей, так и взрослых; во время исповеди делал тоже. И сими средствами, при помощи Божией, заставил я моих прихожан молится Богу разумно и правильно.

Замечал я, что некоторые из прихожан полагали на себя крестное знамение пятью пальцами, и что все прихожане, читая символ веры, прибавляли в оном и Сына исходящего. Из церковного архива узнал я, что первоначальные священники в том приходе были священники униацкие. Сии священники полагали на себя крестное знамение пятью пальцами во имя пяти ран Христовых; символ веры они исповедовали римской церкви, а потом и прибавляли в оном и Сына исходящего (Filioque). Так оные священники веровали и так исповедовали; так и прихожан своих научили веровать и исповедовать. Таковое вероучение заметил я и в прихожанах, мне вверенных.

Для искоренения сего вероучения говорил я поучение в церкви, где немало находилось и р. католиков, – говорил о том, что православным христьянам должно возлагать на себя крестное знамение тремя пальцами правой руки во имя Святой Троицы, а не пятью пальцами, как это делают р. католики, при сем я сказал: «У некоторых из вас, православные! Находятся псалтири; посмотрите в псалтирь, и там увидите на пятом листке изображение руки, в которой показано какие и как должно слагать персты или пальцы для изображения на себе крестного знамения. Ниже оной руки написано следующее: Кийждо благочестивый и православный христьянин должен есть на крестое знамение руки своея персты слагать сице: первые убо подобает ему совокупити десныя руки своея первыя три персты, во образ Святыя Троицы, великий перст, и другия два, сущия близ его, они же яве возвещаем тоя святые Троицф равенство же и соединение вкупе и не смешение: равенство убо, за не яко во святей Троицы несть первое и последнее, не же более и менее, но целы три ипостаси, соприсущны суть себе и равны (псалтирь стр.5)».

Образ перстосложения для крестного знамения, в древности, продолжал я, был тот самый, который до ныне неизменно соблюдается в православной церкви, т.е. слагаются первые три перста десной руки и ими творится образ креста на челе, персях и обоих раменах. Кроме свидетельства о сем древних церковных писателей (е)⁶ и всеобщего употребления такового перстосложения во всех древних церквах, не уклонившихся от вселенского единения, есть другие свидетельства – святых Божьих, кои отошли от мира сего, оградив себя крестным знамением пред кончиною, и коих нетленные мощи, от лет древних, почивают в том же виде, в каком они предали Богу дух свой. Так в киевских пещерах уже около семи сот лет нетленно почивает преподобный Спиридон просфорник с тем же перстосложением для крестного знамения, какое до ныне соблюдается в православной церкви. Одно невежество и суемудрие уклонилось в учения стран о сем перстосложении, которое благочестивая древность предала, как поучительное и знаменательное: ибо, слагая для крестного знамения три первых перста десной руки, мы показываем через сие единство Божие в трех нераздельных и равно честных лицах, и вместе с тем, исповедуем тайну искупления, совершенную на кресте изволением Отца, любовью Сына и чудодействием Святого Духа. Почему крестное знамение по справедливости, называется от некоторых сокращенным исповеданием святой и православной веры Христовой.

Итак, слушатели! Продолжал я, видите, что крестное знамение нужно полагать на себя тремя перстами или пальцами, а не пятью перстами.

И в символе веры не нужно прибавлять и Сына исходящего, как прибавляют р. католики. Крестное знамение пятью пальцами и прибавление и Сына исходящего есть нововведение и заблуждение римской церкви и оно противно церкви православной.

Вы же новоприсоединенные от р. католической церкви, ныне возлюбленные чада православной церкви, как решительно оставили, так и впредь не прибавляйте в символе веры и Сына исходящего, и детей своих так учите, и дети детей своих пусть также учат веровать.

Вам же р. католикам, находящимся во храме сем, равно и прочим отсутствующим, советую, увещеваю и прошу не прибавлять в символе веры Filioque (и Сына) исходящего; это заблуждение западной церкви и нововведение. Оно противно священному писанию, запрещено было папой Агафоном, знаменитым Алкуином, Павлином Аквилейским епископом, попою Львом III, папою Иоанном VIII и другими. Апостол Павел сказал: «Аще мы или ангел с небесе благовестит вам паче, еже благовестихом вам, анафема да будет, т.е. да будет отлучен от церкви (Гал.1:8–9).

Вы же братия, мои возлюбленные, чада православной церкви! Тверди бывайте, непоступни, бодрствуйте, стойте в вере, мужайтеся, утверждайтеся (1Кор.15:58;16:13). Бог же всякия благодати, призвавый вас в вечную свою славу, той да совершит вы, да утвердит, да укрепит и да оснует (1Пет.5:10).

Местный помощник, р. католик, видя правильные и полезные мои действия клонившихся к благу его крестьян, любил и уважал меня. В продолжении двадцатидвухлетнего моего пребывания в сем имении, не имел я с ним, равно и он со мною, никаких тяжебных дел избегал я, как моровой язвы.

Жившие в моем приходе и в смежных приходах р. католики, видя мои действия, клонившиеся к благу временному и вечному прихожан, мне вверенных, обращались к православию. И через меня, с Божию помощью, присоединено к православию более 100 лиц. Прихожане же кои особенно были ко мне привержены, помогали, в чем я нуждался. Особенно же помощь и усердие помощника и прихожан испытал при окончании каменной церкви. Дом мой с службами перенесены к новой каменной церкви от старой церкви, отстоявшей от новой на одну четверть версты. При старой церкви усадебной земли было не более полторы десятины, а при новой церкви помещик добровольно отвел пять десятин. На сей земле отстроены мой и причетнический дом с службами; отведены места для гумн, огородов и еще оставались там пустопорожние места с восточной и западной стороны каменной церкви. Сии места пригласил я прихожан, в пользу церкви, засадить деревьями фруктовыми и лесными, от чего прихожане не отказались. Для насаждения оных мест, привозил я из церковного хутора и других мест молодые деревья, а прихожане приносили таковые из своих садов. Я вместе с ними подготовлял места по оные деревья, садил, поливал, и унавоживал там, где нужно было, и все в садах делал вместе с ними. Деревьев на оные местах мы посадили четыре тысячи: две тысячи фруктовых, а две тысячи лесных. Через не долгое время фруктовые деревья принесли свои плоды.

Бывало, после садовых трудов бывших, несколько укрепивших пищею, садился я на крыльце церкви, а прихожане – мои сотрудники садились около меня на земле и предлагали мне разные вопросы о душеспасительных предметах, на кои я отвечал по моей возможности. Вопросы прихожан как в то время, так и в продолжение моего священства в оном приходе о разных душеспасительных предметах, с моими на оные ответами, описал я отдельно; а теперь, по моему обещанию, должен сказать: какие потерпел я за сельские свои подвиги, особенно за молитву и страноприимство видимые нападения и озлобления от исконного врага спасения нашего – сатаны и его клеветов.

За посильное исполнение сельских моих подвигов (если можно так сказать), особенно же за молитву и страннопримство, потерпел я от сатаны и его клеветов, кроме тайных их козней известных миру христьянскому и явные нападения и озлобления, в чем да будет свидетелем господь Бог – каратель бесовской неправды.

Но сих явных нападений и озлоблений описывать я не намерен; потому что многие в сем мне не повторять, особенно же люди мало знакомые со священным писанием и житиями святых. Скажу только кратко: три года терпел я явные нападения и озлобления бесовские, и видел бесов в разных видах. И терпя сие от злых духов, непременно был сохраняем Господом Богом, Матерью Божию и ангелом хранителем, коих всегда слезно просил избавить меня от лукавых.

Из действий сатанинских заключил я, что все то, что Богу приятно и угодно, то сатане и его клевретам неприятно и нетерпимо, и что они непримиримые враги Божие и человеческие. Если бы я к явлениям злых духов и их устрашениям не был приготовлен наставлениями святого Димитрия Ростовского, который говорил: «что страхования бесовские нужно вменять в ничто, бесов нужно бояться так, как малых щенков, которые лают, но не кусают (соч. Димитр. Ростов. 4, 1, с. 821)». И наставлениями других св. Отцов – если бы, говорю, сам я был не предупрежден; то не далеко было бы до моей смерти.

Но может быть, кто скажет; «что это святым являлись бесы, а мне могли ли они являться?». На сие отвечаю: «действительно, я не святой жизни, я – грешник; но и грешным, по допущению Божью, могут являться бесы (смот. Догматику архимандрита Антония, Догматику Макария и жития святых). Святой Макарий Египетский пишет: «диавол, будучи раб и творение Божие, искушает не столько, сколько ему угодно, и наводит озлобление не в таком количестве, в каком бы он хотел, но, сколько Божие мановение, чрез попущение, дозволит ему. Ибо Бог, совершенно ведая о всех все, и сколько каждый имеет сил, столько каждому допущает и быть искушенным» (смот. Макария Великого Слово 4 о терпении, стр. 62) «Верен же Бог, говорит апостол Павел, иже не оставит вас искуситися паче, еже можете, но сотворит со искушением и избытие, яко возмощи вам понести (1Кор.10:13).

Кроме явных нападений и озлоблений злые духи не редко влагали в меня богохульные мысли, кои я, по наставлению святых отцов, отвергал с несоизволением и презрением.

О том, что злые духи влагают в людей помышления неверные и хульные, как в сем случае нужно с оными поступать, святой Димитрий, митрополит Ростовский и другие святые отцы пишут следующее:

«Требе есть разсуждати, яко в злых мыслех несть греха никоегоже, егда воля и разум человеческий тем злым мыслем не соизволяет, паче же их ненавидит и не хощет; но егда в тех мыслех разум и воля человеческая самохотне услаждается, и удерживает их в сердце своем, благоволя о них, тогда суть тыя мысли грехом смертным».

«Аще же их ненавидим, и не хощем, но они сами на ум лезут нам, а мы их отвращаемся, тогда известное знамение, яко несть соизволения нашего на ня, и не требе в совести смущатися о них: паче бо тогда мзду у Бога умножают, а мы терпим, не соизволяющее на ня.(соч. св. Димитрия Ростовского ч. 1, стр. 88)».

«Ведати подобает, яко помыслы хульные не суть от человека, но весьма от диавола наносимые, и имать та человек побеждати через презрение, имущи их за ничтоже, аки самая суетная страшилища, а не некия иситинныя беды; имать человек утешати себе подобиями Святых, яко мнози Святии таковая скверная хуления терпяху, но обаче не лишишася святыни, ни оттщетишася благодати Господней».

«Да не скорбит человек о стужающих уму мыслех хульных: ибо аще возскорбить человек, то возрадуется враг его о нем диавол, иже с тем намерением хульныя мысли наносить человеку, дабы ими опечалил и смутил человека: и егда смущеннаго и опечаленнаго диавол человека узрит, радуется; егда же человек презирает тыя мысли хульныя, и не печалует о них, паче же посмевается им, тогда диавол постыжен отбегает. Не имать убо человек смущатися и отчаяватися о сем, яко находят ему помышления хульная, за то бо его терпение венец ожидает (книг: мир с Богом человеку, ч. 1, гл. 5)»

«На молитве ставшим нам, нечистии и неизглаголанный оныи помослы восташа, и по скончании молитвы нашея абие отъидоша от нас; с неборющимися бо с ними не любят братися. Не точию же все Божественное хулят безбожнии мысли, но и срамнейшая некая и неподобная словеса в нас провещавают, яко да или молитву оставим, или себе отчаем; но не требе их послушати».

«Иже помыслами хульными стужаемыи хотят пременится, да познают опасно, яко несть душа их виновна таковым помыслом, но нечистый бес виновен, иже глаголал есть иногда ко Господу: сия вся тебе дам, аще пад поклонишися ми (Мф.4:9). Темже и мы его уничижающее, и наносимыя нам от него хульныя мысли нивочтоже вменяющее, рцем: иди за мною, сатано! Господу Богу моему поклонюся, и Тому Единому послужу, тебе же ни: но да возвратится болезнь твоя на главу твою, и на верх твой хула твоя снидет в нынешний и в будущий век. Амин. (Иоанн Лествичник 23 степень)».

«Суть нецыи, иже находящим хульным помышлениям внемлющее, безмерне смущаются, и печальни себе мучать толико, яко и от Бога оставленными, и поганых всех горшими бытии мнятся помыслов ради хульных, но блудят невежи, яко слепыи: не суть бо грех оные мысли, ихже не хощеши, ни соизволяеши. И почто о оных скорбиши? Не слышиши ли Господа своего, во псалмех глаголющего: с ним есмь в скорби? (Пс.90:15) Коими либо образы враг тя искушает, аще не соизволяеши глаголанию врага твоего, во уме твоем шепчущаго, но отвращаешися от него; то Господь есть посреде сердца твоего (Книг: Педагог христьянский ч.1, гл. 4)».

«Ты же се разумей, яко хульные помыслы ничтоже суть, и никакоже могут вредити тых, иже я небрегут, и не смущают о сем своего сердца; тых бо точию оные вредят, иже сущее малодушни и невежи, грех себе я почитающее, изнемогают скорбию суетною, и собывается на них Давидское слово: тамо убояшася страха, идеже не бе страх (Пс.13:5), (от жития блаженной Марии, яже от Лаодикии)».

«Помыслы хульные не находят на человека, во гресех смертных валяющагося, нерадива, не Богобоязлива, ленива, и о своем спасении небрегуща: но на тех нападают, иже суть во исправленном житии, в трудех покояния, и в любви Божией».

«Тем хульным искушением диавол человека ведеть до сего, да устрашит его: и аще от иных грехов свободен, то да возмутит совесть его; и аще есть в покоянии, то да прервет покояние его; и аще от добродетели в добродетель восходить, да препнет, и низринет его: аще же не возможет, то да точию оскорбить и смутить его».

«Да не мнит, яко тыи мысли его суть, и от его самаго происходят, но от диавола наносятся, и он сам их начало и изобретатель».

«Молити Господа Бога требе, да удалит тое искушение, и отженет духа хульнаго. Аще же ни, то терпети кротце с благодарением, извещавающеся, яко ни от гнева, но от благодати Божия попущено бысть сие искушение, да терпеливии и несмущеннии обрящемся в нем».

«Всяк, иже страждеши от духа хульнаго, елико аще придут на тя помыслы хульные и нечистые, добре можеши их избыти, и отогнати от себе сим словом: не соизволяю! Несоизволяю, о диаволе! На твои хуления, твои то, а не мои мерзости; аз же на ня не точию не соизволяю, но и ненавижду их».

«Темже да никтоже смущается, ниже отчаявается, имущи наваждение от помыслов хульных, ведущи, яко нам суть сия в пользу паче, а не в соблазн, самым же бесом в посрамление (Соч. Димитрия Ростовского ч.1 стр. 85–86)».

Возвращаюсь к окончанию автобиографии.

Между тем, племянницы мои, достигли совершеннолетия, вступили в супружество из моего дома, и я тогда остался я один. Тогда то я окончательно решился исполнить обет, мною данный.

Почему, распорядившись со своим хозяйством, определен был, по своему деланию, в один из Киевских монастырей, где и теперь нахожусь, по милости Божией.

Но и здесь исконный враг спасения рода человеческого не оставляет меня в покое, действуя на меня тайно.

Живущие в монастырях знают козни дьявольские и его хитрости, каковые иногда я испытываю; но о сих кознях и хитростях диавольских говорить я не намерен.