Духовное родство неопротестантизма и неоязычества

Протестантизм и вышедшие из него неопротестантские секты являются духовным продуктом эпохи Возрождения с его акцентом на личности отдельного человека. Неоязычество как следующий этап отпадения от Бога возникло в культурной парадигме постмодерна, унаследовав от него отказ от всякого авторитета, в том числе от идеи личного Бога, и допущение многообразных противоречивых неисторических вероучений. В наибольшей мере родство неопротестантизма и неоязычества проявляется в их крайней гордости, которая препятствует принести покаяние в Церкви. Им свойственны также неутвержденность в церковной вере и совместное невежество по отношению к истинной воле Божией. Кроме того, их роднит принципиальный антиисторизм и ложь основателей и идеологов неоязычества и некоторых видных неопротестантов. Совместно с неопротестантами уничижая Святого Духа своими лжеучениями, неоязычники дальше продвинулись на пути падения, отвергая и само бытие Божие, и Спасителя, и Искупление, и подаваемые в Церкви дары Святого Духа.

* * *

Каждая эпоха ставит перед людьми различные вызовы. Принадлежащий к христианской ойкумене средневековый человек мог порабощаться страстями и грехами, редко ходить в храм, заигрывать с еретиками,– но само бытие Божие оставалось для него несомненной истиной, а Церковь – непреложным авторитетом. В то время вполне исполнялось слово Псалтири, что лишь безумец мог сказать, что нет Бога, и то не вслух, а в сердце (Пс 13:1).

Однако уже Возрождение поставило перед Западом вопрос о поиске критериев истины, обозначив в качестве такого критерия самого человека. В вероучении это привело к появлению Реформации. Несмотря на формирование различных протестантских, а затем и неопротестантских деноминаций¹, решение вопроса о вероучении фактически стало относиться к личному решению каждого верующего. Поэтому, например, в одной общине баптистов могут принимать хлеб и вино вместе люди, считающие их лишь символами или же реальными Телом и Кровью Христовыми; исповедующие безусловное предопределение ко спасению либо возможность потерять спасение (соответственно кальвинистскую или арминианскую модель), и т.д. По справедливому замечанию сщмч. Илариона Верейского, «протестантизм надел папскую тиару на каждого немецкого профессора и со своим бесчисленным количеством пап совершенно уничтожил идею Церкви, подменил веру рассудком отдельной личности, а спасение в Церкви подменил мечтательной уверенностью в спасение через Христа без Церкви, с себялюбивой обособленностью от всех» [8, с. 193–194].

Но протестантизм и отколовшиеся от него секты все-таки не отрицали идею личного Бога. Напротив, они подчеркивали важное место Бога в жизни всякого верующего и настаивали на высоком авторитете Священного Писания – слова Божия. Вышедшие из недр протестантизма религиозные группы зачастую подчеркивали отдельные недостатки классических протестантов, но преодолеть их так и не смогли, потому что сохранили крайний адогматизм и широкое личное усмотрение при толковании Писания и определении путей спасения у каждого верующего.

Например, баптисты и пятидесятники так и не смогли прийти к единому мнению о возможности потерять спасение, не сформулировали общую картину последних событий. В свою очередь, ранние адвентисты даже не догматизировали вопрос о Троице, предоставляя каждому верить, как ему хочется; лишь через столетие адвентисты смогли самоопределиться и обозначить свою веру в Триединого Бога.

Следующий этап отпадения людей от Бога вновь оказался связан со сменой культурологической парадигмы – появлением постмодерна. Отказавшиеся от самой идеи Бога и ясного внешнего авторитета, превратившие все в некую неочевидную игру без понятного смысла, люди по-прежнему нуждались в какой-нибудь вере, потому что стремление верить вложено в наше естество всемогущим Создателем. В этой жажде веры – причина и залог успеха движения неоязычества, которое в разных формах с середины XX века начало покорять мир, особенно не утвержденную в христианской вере молодежь.

Отвергнув личного Бога, неоязычники вынужденно отказались и от представления об универсальности своих верований, и от организационного единства. Неоднозначное отношение язычников к возможной централизации фиксируют и отечественные полевые исследования [24, с. 203]. Существует множество неоязыческих доктрин с широкой гаммой религиозных представлений – от монотеизма до политеизма и пантеизма [5, с. 31]. Общим для них является лишь декларируемое восстановление дохристианского славянского язычества. В других случаях неоязычники даже не скрывают, что они создают некое новое вероучение, используя мотивы древних верований, зачастую неславянского происхождения. Поэтому зачастую они используют религиозные предметы, атрибутику и обряды из Индии, Тибета и сопредельных регионов; отдельные объединения непосредственно взаимодействуют с кришнаитами и индуистами [6, с. 45–46]. Исследователи отмечают широкое использование эзотерической терминологии и практики (карма, дхарма, медитация, эгрегор и проч.) [6, с. 46], что иногда вызывает конфликт в среде самих язычников.

Отсутствие оригинальных письменных источников привело неоязычников к созданию и активной эксплуатации различных подлогов, в первую очередь – «Велесовой книге», страдающей многочисленными анахронизмами и крайне несостоятельной в плане палеографии и орфографии. Наряду с этим, собственная мифология активно восполняется новыми текстами, которым придается решающее вероучительное значение. Некие аналоги таким текстам можно найти у наиболее радикальных неопротестантов: у адвентистов – труды Елены Уайт и издания Генеральной конференции АСД; у свидетелей Иеговы – любые сочинения под эгидой Общества Сторожевой башни.

Тем не менее, несмотря на смену культурологической парадигмы и различное отношение к Богу Библии, между неоязычниками и неопротестантами сохранилось много общего. При анализе этих общих концептов следует учитывать специфику источниковой базы. Так, автор статьи опирался не только на опубликованные результаты исследований, но и на материалы Интернет-форумов, а также на личное общение, преимущественно с различными неопротестантами. В части генезиса неопротестантизма в основу статьи положены материалы, нашедшие отражение в нашей кандидатской диссертации и монографии. Методологической основой для подобного рода исследований, по твердому убеждению автора, может и должно стать Слово Божие, являющееся окончательным авторитетом во всех духовных вопросах на все времена, а также творения святых отцов Православной Церкви, на которых исполнилось слово Писания: Но духовный судит о всем, а о нем судить никто не может. Ибо кто познал ум Господень, чтобы мог судить его? А мы имеем ум Христов (1Кор 2:15–16).

Как известно, новейшие ереси зачастую лишь воспроизводили в новых условиях те ереси, которые уже существовали в древности. Так, мы видим арианские корни свидетелей Иеговы. Святые отцы настойчиво опровергали желание узнать времена или сроки (Деян 1:7) – то самое желание, которое привело основателей адвентизма и иеговизма к их датированным пророчествам Второго пришествия (ср., напр., беседу 9 свт. Иоанна Златоуста на 2-е послание к Фессалоникийцам; 15-е огласительное поучение свт. Кирилла Иерусалимского; толкование свт. Ипполита Римского на книгу прор. Даниила; и мн. др.). Фундаментом пятидесятничества является доктрина о «крещении Духом Святым» и дар глоссолалии – это то же самое безоговорочное искание харизматических даров, которое во II в. родило движение монтанизма. Против пелагиан, отрицавших крещение младенцев (наподобие современных баптистов), Карфагенский собор в 418 г. издает 418 правило. Итак, учения древних и современных еретиков сходны; тем более сходны должны быть и их духовные причины, потому что за прошедшие века не изменилась ни природа человека, ни законы духовной жизни – как страсти падшего естества, так и евангельские добродетели.

В основу исследования духовных причин формирования и развития любой ереси следует полагать слова ап. Петра, который, давая высокую оценку посланиям возлюбленного нашего брата Павла, в то же время отметил, что в них есть нечто неудобовразумительное, что невежды и неутвержденные, к собственной своей погибели, превращают, как и прочие Писания (2Пет 3:16). Основываясь на этом объяснении, свт. Лука (Войно-Ясенецкий) учит, что «в секты уходят люди невежественные, не утвержденные в истине, и учение свое создают, будучи проникнуты самым тяжким пороком, самым тяжким грехом – сатанинским грехом гордости». Действительно, главной причиной возникновения лжеучений, по справедливому замечанию прп. Иоанна Лествичника, является гордость, потому что «где совершилось грехопадение, там прежде водворялась гордость; ибо провозвестник первого есть второе» [9, с. 189: Лествица 23, 4]. Гордость, в свою очередь, рождает ложь и прочие страсти не возрожденного Святым Духом человека. Таким образом, прп. Иоанн и свт. Лука увязывают гордость с ересью, невежеством и неутвержденностью в истине.

Невежество свойственно, по словам прп. Симеона Нового Богослова, тем людям, которые готовы «колебаться всяким чуждым еретическим учением», вместо того чтобы «быть твердым в правых догматах Церкви» [19, с. 60: Слово 45, 10]. В самом деле, сомнение в церковном учении вплоть до его отвержения характерно для любого еретика. Невежество, т.е. незнание божественной истины и замена ее человеческими измышлениями, есть обязательный атрибут любой ереси. Каждый еретик, создавая привлекательную для самого себя и своих последователей новую вероучительную систему, противоречит Христу как Главе Церкви, потому что Господь уже дал Церкви Свое вечное учение.

Невежество и гордость заставили основателей адвентизма и иеговизма сформулировать лжепророчества о дате Второго пришествия соответственно в 1844 и 1914 гг., вопреки словам Самого Христа: Не ваше дело знать времена или сроки, которые Отец положил в Своей власти (Деян 1:7). Не имея смирения, они не принесли покаяния, когда лжепророчества не сбылись, но по гордости и невежеству дали им новое, «духовное» толкование. Подобным образом и неоязычники по гордости отвергли своего Искупителя и Творца, а по невежеству – создали различные неисторические реконструкции древнего язычества. В этом проявилась и их общая неутвержденность – желание найти истину исключительно самостоятельно, не опираясь на традицию толкования.

Неопротестантов и неоязычников роднит также принципиальный антиисторизм. Так, первые либо просто игнорируют историческое развитие Церкви, либо излагают историю Церкви следующим образом: подробно при апостолах, крайне обзорно до начала IV в., несколько критических слов о последующих веках, и вновь подробно – начиная с Реформации [например, 20]. Или же предлагается еще более краткий вариант – Церковь при апостолах, а затем ее «восстановление» в соответствующей новой религиозной традиции (особенно наглядно этот подход прослеживается у свидетелей Иеговы). Подобно и неоязычники отказываются доверять многочисленным письменным свидетельствам о дохристианском прошлом нашей страны, заменяя их собственными домыслами по широкому кругу вопросов – от христианского выбора князя Владимира до реконструкций языческих обрядов, дающих иллюзорное ощущение «причастности к древности» [13, с. 92–93]. Эти реконструкции нередко основываются на традициях, не имеющих никакого отношения к славянскому язычеству (например, на обрядах сибирского шаманизма [26, с. 112]), и свидетельствуют о крайнем эклектизме [6, с. 46].

И неопротестанты, и неоязычники в своих поисках древней традиции уподобляются археологу, который по сохранившимся материальным остаткам воссоздает облик древних памятников. Конечно, при этом археолог не может в той или иной мере избежать влияния своих домыслов или внешнего авторитета (например, других реконструкций или подобных сохранившихся памятников) на получившийся результат. Так и неопротестант опирается только на текст Библии в тщетной попытке воссоздать реальную жизнь и подлинное вероучение христиан апостольского века; а неоязычник использует в своих поисках языческой веры и практики скудную летописную и иную письменную традицию вкупе с результатами археологических раскопок.

Обязательным элементом деятельности идеологов неоязычества выступает ложь. Она пронизывает все письменные сочинения неоязычников, используется при вербовке неофитов, в ходе борьбы за власть. В этой связи характерно заявление одного из идеологов неоязычества И. Черкасова («волхва Велеслава»): «Я сам не знаю, во что я конкретно верю. В том смысле, что мне не важно, кто такие эти боги. Важно то, как мы к ним относимся, кем мы их считаем. А есть ли они или нет – это неважно». Известны своей лживостью и некоторые деятели адвентизма, иеговизма и пятидесятничества, которые применяли ее как средство наживы, удержания личной власти и борьбы с инакомыслящими. Многократно засвидетельствованы лживость Е. Уайт в вероучении и в частной жизни, ее плагиат и лжепророчества [см., напр.: 10; 4, с. 33–36]. В свою очередь, Ч. Расселл с помощью лжи зарабатывал на простодушных американцах, продавая им «чудо-пшеницу», предлагая ложные пророчества, меняя толкования Писания и текущих событий и не смущаясь разоблачениями [16, с. 40–46]. Знаменитый украинский проповедник и основатель «Посольства Божия» Сандей Аделаджа активно строил «финансовые пирамиды», обманывал разных людей и долгое время жил в блуде, за что впоследствии был отстранен от всех видов духовного служения; основатель «Нового поколения» пастор А. Ледяев «прославился» фразой: «Иди, открой свою церковь и стриги своих овец! Собери, проповедуй, втирай, грузи их, а потом стриги: три шкуры снимай, пять шкур…».

Важной особенностью всех еретических доктрин является уничижение Святого Духа. Свидетели Иеговы (а также адвентисты в первые десятилетия своего существования) прямо отказывают Ему в личном бытии и божественном статусе, тогда как формальные тринитаристы (баптисты, пятидесятники и нынешние адвентисты) искажают Его участие в нашем спасении. Решающим для спасения они признают оправдание во Христе, а освящение как бы механически следует за ним и является преимущественно интеллектуальным знанием [ср.: 22, с. 193–217]. Исповедание тринитаристами filioque также подчеркивает второстепенное место Святого Духа. Напротив, для святых отцов характерен акцент на освящающее действие Святого Духа в целом в Церкви и на отдельных христиан. Так, свт. Феофан Затворник указывает, что евангельская благодать Святого Духа сообщается через таинства в Церкви, тогда как баптисты таинства отвергают, а Церковь как Тело Христово, по сути, им неизвестна [21, с. 162–194]. Неоязычники доводят эту тенденцию до крайности. Они либо вообще отрицают личного Бога, либо видят Его действие в мире и взаимоотношения с человеком в парадигме New Age: без Спасителя, Искупления, авторитета Писания и Церкви, без таинств и освящения верных.

Наконец, последней важной причиной появления и распространения неопротестантов является их неприязнь к исторической Церкви. Обработка неофитов неопротестантами в России и на Украине в обязательном порядке предполагает критику истинных или мнимых недостатков духовенства, искажение учения Церкви и поверхностное опровержение православного вероучения «по Библии». Подобно этому и неоязычники рассказывают о мифических миллионах уничтоженных при князе Владимире.

Вместе с тем, в наибольшей мере обнаруживают свое духовное родство неоязычники и свидетели Иеговы. Для них одинаково характерен радикализм по отношению к существующей политической системе. Неоязычников этот радикализм иногда приводит к национализму, неофашизму и экстремизму [ср.: 2], тогда как свидетелей Иеговы он же заставляет напряженно ожидать Армагеддона, в котором погибнут все нечестивые человеческие правительства, духовенство ложных религий и прочие закоренелые грешники, противостоящие народу Иеговы [ср., напр.: 18; 1].

Конечно, обозначенный перечень духовных причин появления и распространения различных форм отпадения от Бога и от Церкви не является исчерпывающим [см. также: 3, с. 22–32]. Однако он позволяет понять, почему нередко бывшие свидетели Иеговы уходят в язычество, а бывшие язычники вместо покаяния в Церкви приходят в неопротестантские общины. В условиях недоверия и подозрительности, а то и открытой ненависти миссия среди неоязычников и неопротестантов оказывается далеко не всегда возможной и эффективной. Поэтому следует особое внимание уделять проповеди исторической правды в воскресных школах, а где возможно – и в образовательных учреждениях. Дети и юноши должны знать о действии Духа Божия в исторической Церкви, проявлении Его даров в житиях святых, помнить свидетельства о том, как умилилось сердце князя Владимира и его подданных под действием благодати Божией и как это изменило их жизнь. Тогда есть надежда, что в нецерковной, зачастую агрессивно настроенной среде они смогут сохранить и приумножить свою веру, поделиться ей с другими людьми.

Список использованных источников и литературы

1. Армагеддон: начало новой, счастливой жизни // Сторожевая башня. 2005:1 декабря.

2. Бонкало Т.И., Цыганкова М.Н. Неоязычество как фактор активизации неофашистских установок у членов российских националистических движений // Ученые записки Российского государственного социального университета. 2016. Т. 15. № 4 (137).

3. Веселов Е., иер. Ложные пророчества в свете Христовой истины: православная оценка эсхатологических доктрин баптистов, пятидесятников, адвентистов седьмого дня и свидетелей Иеговы. М., 2019. – 600 с.

4. Веселов Е., иер. Эсхатология сект протестантского происхождения: Дис. … канд. богословия. Сергиев Посад, 2018. – 223 с.

5. Гайдуков А. Молодежная субкультура славянского неоязычества в Петербурге // Молодежные движения и субкультуры Санкт-Петербурга (социологический и антропологический анализ) / Под ред. В.В. Костюшева. СПб., 1999:6. Гайдуков А.В. Проблема иностранного влияния на развитие славянского нового язычества (родноверия) в России // Colloquium heptaplomeres. 2016. Вып. 3:7. Дворкин А. «Открой свою церковь и стриги своих овец!» // URL: http://www.sedmitza.ru/text/449622.html (дата обращения: 15.01.2020).

8. Иларион (Троицкий), сщмч. Христианства нет без Церкви // Его же. Творения. М, 2004. Т. 2:9. Иоанн Лествичник, прп. Лествица. М., 2004. – 445 с.

10. Касперсен А. Эллен Г. Уайт – миф и правда // URL: https://azbyka.org/otechnik/sekty/ellen-g-uajt-mif-i-pravda (дата обращения: 15.01.2020).

11. Киев: лидер общины «Посольство Божье» Сандей Аделаджа отстранен от служения после признания в прелюбодеянии // URL: http://www.blagovest-info.ru/index.php?ss=2&s=3&id=67171 (дата обращения: 15.01.2020).

12. Козлов М., прот., Огицкий Д.П. Западное христианство: взгляд с Востока. М., 2009. – 608 с.

13. Ларина Т.И. Религиозные движения «New Age» как проявление культурной травмы // Вестник Приамурского государственного университета им. Шолом-Алейхема. 2015. № 3:14. Лука (Войно-Ясенецкий), свт. Об участи еретиков. Слово в первую неделю Великого поста // Беседы в дни Великого поста и Страстной седмицы // URL: http://azbyka.org/otechnik/Luka_Vojno-Jasenetskij/besedy-v-dni-velikogo-posta-i-strastnoj-sedmitsy (дата обращения: 15.01.2020).

15. Максимов Г., свящ. «Всё то, что говорили о христианстве неоязычники,– враньё». Беседа с бывшим неоязычником Иваном Лисковым // URL: http://www.pravoslavie.ru/79270.html (дата обращения: 15.01.2020).

16. Мартин У. Царство культов. СПб., 1992. – 352 с.

17. Официальное заявление Круга Языческой Традиции и Союза Славянских Общин Славянской Родной Веры от 25 декабря 2009 года // URL: http://www.rodnovery.ru/dokumenty/o-podmenakh-ponyatij (дата обращения: 15.01.2020).

18. «Приближается ваше избавление»! // Сторожевая башня. 2015:15 июля.

19. Симеон Новый Богослов, прп. Слова и гимны. М., 2011. Кн. 2. – 720 с.

20. Уайт Е. Великая борьба. Заокский, 2006. – 608 с.

21. Феофан Затворник, свт. Второе письмо в Санкт-Петербург // Его же. Письма к разным лицам о разных предметах веры и жизни (письмо 24). М., 2011:22. Форлайнс Ф.Л. Библейская систематика. СПб., 1996. – 272 с.

23. Что думают ученые о «Велесовой книге» / Сост. А.А. Алексеев. СПб., 2004. – 238 с.

24. Шиженский Р.В. Неоязыческий миф о князе Владимире // Вестник Бурятского государственного университета. Педагогика. Филология. Философия. 2009. Вып. 6:25. Шиженский Р.В., Тютина О.С. Самоидентификация славянских язычников: социальный портрет, государство и образ лидера (по данным полевых исследований) // Новейшая история России. 2016. № 1:26. Яшин В.Б. Рецепция элементов шаманского комплекса коренных народов Сибири в современном русском неоязычестве // Общество: философия, история, культура. 2017. № 2.