Крещение св. Владимиром всей Руси и утверждение христианства на Руси

Из необозримой цепи звеньев человеческого бытия история заносит на свои скрижали только немногие имена.

Точно отражая в себе поступательный ход человечества в мировом процессе, история при этом естественно выделяет все то, что выделялось над уровнем общежизненного течения современности. Высоко взлетавшие над жизнью современников гении добра и зла одинаково отражают свои полеты в зеркале жизни, называемом историей.

Все то, что записано на страницах истории, тем самым приобщено историческому бессмертию. Но не каждая запись o6лaдает одинаковым значением, и при внимательном анализе не трудно различить разные виды исторического бессмертия.

– «Обрати взоры на тех, которые жили прежде тебя», – говорит св. Василий Великий. Где державшие в своих руках власть? Где прославленные ораторы, любимые певцы, знаменитые артисты, пленившие всех и взывавшие в отношении к себе всеобщее поклонение!? От всех их остался только прах и немного костей.

– «Загляни в гробы и там не отличишь бедного от богатого, властителя от раба, красоту от уродства».

– «Яркие образы потухли, чудные звуки растаяли в воздухе, острые речи улетели и не вернутся назад. Невольно закрадывается в душу сомнение: да было ли в самом деле то, что повествуется про них. Не миф ли все это?»

Бессмертие этих исторических лиц ограничивается тесными рамками исторической записи, которой они и охраняются от утраты из памяти человечества, подобно тому, как сохраняются от утраты художественные редкости в музеях.

Другого рода бессмертием обладают исторические деятели – двигатели человеческой культуры. Имена их, также записанные на скрижалях истории, живут в их делах, в созданных ими государствах, народах, течениях мысли и науки. Им сооружают памятники. Их имени посвящают названия улиц, площадей, городов, учреждений.

Люди образованные полны благодарных воспоминаний в отношении к именам этих лиц, но народная масса вообще, пользуется результатами их трудов и усилий, не трудясь вспоминать их имена.

Наконец, есть бессмертие святости. Оно более входит вглубь и ширь народную, и обладает особенным свойством жизненности.

Если бы можно было взвесить или измерить ту энергию духа, которая выражается в признании доблести и уважении, окружающем славное имя государственного, общественного, научного деятеля или мыслителя, то эти вес и мера отступили бы, как спокойное движение воздуха пред ураганом, пред силою религиозного чувства, – надежд, требований, мольбы, безусловной покорности и беззаветной преданности, окружающих имя того, чей лик изображается на иконах и в честь кого созидаются храмы и поются богослужебные песнопения. Он остается поистине живым и на земле, тяжесть могилы для него не существует, и он находится в самом тесном реальном общении с необозримою цепью поколений, сменяемых одно другим.

Велик стольного Киева князь Владимир в истории, как государственный и культурный деятель. Но всеобщей известности и славой имя его пользуется потому, что он Равноапостольный.

Дело святого князя Владимира, поистине дело апостольское, и он полноправно входит в мировой храм исторического бессмертия с именем Равноапостольного и со всеми атрибутами апостольства, всеобщим признанием святости и религиозного поклонения.

Происхождение Владимира и начальная история его княжения мало располагают к уверенности в том, что это избранный Промыслом апостол земли Русской, и самые наблюдательные и заинтересованные в вопросе религиозном современники вряд ли по началу могли надеяться найти во Владимире то, чем он действительно стал для нашего отечества.

Митрополит Иларион, писавший лет 35 по смерти Владимира, обращается к нему с такими словами: «Повеждь нам, рабам твоим, повеждь нам, учитель наш, откуда испи памяти будущая жизни сладкую чашу, откуда вкуси и виде, яко благ Господь... Како ти сердце разверзая, како вниде в тя страх Божий и како применися любве Его? Дивное чудо!» («Слово о благодати»).

Владимир был третий сын Святослава, родившийся от Малуши, рабыни Ольги, исполнявшей обязанности ключницы.

Местом родины его было село Бутудино под Псковом, принадлежавшее Ольге, куда, «во гневе» отослала ее старая княгиня.

Вместе с Малушей, должно быть, переехал в Бутудино и брат ее, Добрыня, дядя Владимира. Добрыня с самого начала стал ближайшим лицом к Владимиру, сделавшись главным его руководителем и воспитателем.

Это был человек умный и проницательный, ловкий и решительный, суровый и, вместе с тем, властолюбивый. Неизвестно, сколько времени пробыл Владимир с матерью и дядей в Бутудине, только в 968 году он уже был в Киеве при дворе, на попечении Ольги.

Святослав в 970 г. отдал землю русскую в управление своим сыновьям – Ярополку и Олегу, из коих первого посадил в Киеве, а второго – в земле Древлянской. Владимир, как родившийся от наложницы, оставлен был без надела. Общественное положение детей от наложниц, в то время было ниже детей законных, и они не пользовались равноправностью.

Отсюда понятно, почему Полоцкая княгиня Рогнеда не хотела идти замуж за Владимира, как сына рабыни. Т.о., Владимир, по законному порядку не мог получить удела и мог сделаться князем только при стечении благоприятных обстоятельств, которые и наступили, и выразились в ходатайстве пред Святославом Новгородцев дать и им князя, причем, по совету Добрыни, указали на Владимира, которому в то время было 7–9 лет. Святослав согласился.

Во время братоубийственной войны Ярополка с Олегом, окончившейся убийством Олега, Владимир, напугавшись возможности участи Олега, убежал за море к варягам, где набрал дружину для борьбы с киевским князем.

В 980 г. Владимир с дружиной подошел к Киеву, осадил его и вскоре взял его,

О начале княжения Владимира в Киеве летопись говорит: «И нача княжити Володимер в Киеве един, и постави кумиры на холму вне двора теремнаго: Перуна деревяна, а главу его сребрену, а ус злат, и Хорса-Дажьбога и Стрибога и Симарьгла и Мокошь; и жряху им, наричуще я боги, и привожаху сыны своя и дщери и жряху бесом и оскверняху землю требами своими, и осквернися кровьми земля Руска и холм он» (холм тот).

Летопись говорит, что Владимир не только сам поставил кумиры Перуна и других богов в Киеве, но подобное же велел сделать и Добрыне в Новгороде. «И пришел Добрыня Ноугороду, постави кумира над рекою Волхвом, и жряху ему людье Ноугородьстии аки богу».

При Владимире один раз была принесена человеческая жертва.

В 983 г. Владимир пошел на Ятвагов (литовское племя, жившее в южной половине бывш. Гродненской губ.), победил их и взял их землю. Когда он возвратился в Киев и решил принести благодарственные жертвы богам, то старцы и бояре сказали: «бросим жребий на отрока и на девицу, и на кого падет жребий, тех принесем в жертву богам». Жребий отрока пал на сына одного Варяга, который пришел из Константинополя и был христианином. Посланные от народного веча потребовали у Варяга его сына; но тот отвечал на требование укоризнами языческим богам.

Тогда пошло к дому все вече, нашедши его запертым, взяло его силой, а боярина с сыном растерзало (имена мучеников, не записанные у летописца, в позднейших проложных сказаниях – Феодор и Иоанн. Церковная память мучеников – 12 июля).

Деятельность Владимира в качестве великого князя земли русской укладывается в два периода – языческий (980–988) и христианский (988–1015). Особенность того и другого так характеристичны, что в этом отношении личность его представляет выдающийся случай в истории.

Владимир-язычник, и Владимир-христианин резко противополагаются один другому. Владимир, с одной стороны – это тип язычника – богатыря физического, с другой – христианина – богатыря нравственного.

В нем нашло для себя истинного выразителя и язычество, но, вместе с тем, ярко вспыхнуло и христианство, озарив своим светом всю землю; в нем, словом, закончилась Русь языческая и пробудилась к жизни Русь христианская.

Как между язычеством и христианством ничего нет общего, так и Владимир, крестившись, стал иным человеком, а вместе с ним и земля русская стала иной, христианской страной, потому что обновление Владимира сделалось достоянием и его народа.

Личное обращение Владимира в христианство значительно облегчалось примером Игоря, бывшего внутренним христианином, и Ольги – бывшей открытой христианкой.

Владимир шел навстречу христианству, сам искал сближения с ним, Владимир не только принял христианство, но и решился совершить чрезвычайно важный государственный переворот – сделать христианство верою всего своего народа.

В последнем его желании, можно допустить предположительно, принимали деятельное участие и мотивы государственные, что в этом деле он действовал не только как равноапостольный, но и как великий Государь. В этом отношении Владимир полная противоположность своему отцу Святославу.

Владимир не удалой рыцарь, но государь собиратель и строитель земли в строгом и точном смысле этого слова. Он ведет очень много войн, но война для войны не имеет для него смысла, и все войны ведутся им исключительно для целей государственных, для расширения или для охранения пределов государства.

После войн, предпринятых исключительно в видах пользы государственной, Владимир был занят тем, что и должно составлять занятие истинного государя, именно – строением и нарубанием, или заселением городов вокруг своей столицы и советования со своею дружиной «о строе земляном и о уставе земляном».

В летописи под 966 годом записано так:

Пришли ко Владимиру Болгары веры Магометовой⁴ и говорили: «Ты князь мудрый и смысленный, а не знаешь закона (держишься недоброй, неистинной веры); веруй в наш закон и поклонись Магомету». И спросил Владимир: «В чем состоит ваша вера?». Они сказали: «Веруем в Бога, а Магомет заповедует нам обрезывать тайные уды, не есть свинины, не пить вина; по смерти будем творить похоть блудную с женами: даст Магомет каждому по семидесяти жен прекрасных, изберет одну (из них) прекраснейшую, возложит красоту всех на (эту) одну, и она будет человеку жена».

– А также и здесь – говорили они, – достойно творить всяческий блуд; кто убог на этом свете, тот так же будет и там. И иную многую лесть говорили они, чего и писать нельзя срама ради. Владимир с большим удовольствием слушал их (послушаше сладко), когда говорили о женах, ибо сам любил женщин и был сильно предан блуду; но то ему не любо было, чтобы обрезывать уды и не есть свиного мяса, а о запрещении пить отнюдь не хотел слушать, сказав: «Русским питье – веселье, без того не можем быть». Потом пришли Немцы, говоря: «Пришли мы, посланные (к тебе) папою». Они сказали: «Так приказал говорить тебе папа: «земля твоя, как и земля наша, а вера ваша, не как наша; ибо наша вера есть свет, кланяемся Богу, Который сотворил небо и землю, звезды, месяц и всякое дыхание, а ваши боги суть дерево».

Владимир спросил: «Какая заповедь ваша?»

Они сказали: «Пост по силе, (a затем) кто что ни ест и ни пьет, все в славу Божью, как сказал учитель наш (апостол) Павел». Владимир сказал Немцам: «Идите назад, ибо отцы наши сего не принимали».

Услышав обо (всем) этом, пришли жиды Козарские⁵, говоря: «Слышали мы, что приходили Болгары и христиане, уча тебя каждый своей вере; христиане веруют в Того, Которого мы распяли, а мы веруем во Единого Бога Авраамова, Исаакова, Яковлева».

И спросил Владимир: «Что есть закон ваш?» Они отвечали: «Обрезываться, не есть ни свинины, ни заячины, хранить субботу». Владимир спросил: «А где земля ваша?» Они отвечали: «В Иерусалиме». Он спросил: «А там ли и теперь?» Они отвечали: «Разгневался Бог на отцов наших и расточил нас по разным землям за наши грехи, и предана была земля наша христианам».

Владимир сказал: «Так как же других учите, когда сами отвержены Богом и расточены? Если бы Бог любил вас и веру вашу, то вы не были бы расточены по разным землям: или вы хотите, чтобы и с нами случилось то же?» После этого Греки прислали к Владимиру философа, говоря: «Слышали мы, что приходили Болгары и учили (убеждали) тебя принять их веру; но вера их оскверняет небо и землю, они прокляты паче всех человек, ибо уподобились Содому и Гоморре, на которые пустил Господь каменья горючие, чтобы потопить их; подобным образом и сих ожидает день погибели их, когда Бог придет судить землю и погубит всех, творящих беззаконие и сквернодеющих: «Си бо омывают оходы своя (и) в рот вливают и по браде мажутся, наричющи Бохмита, такоже и жены их творят ту же скверну и ино пуще…»

Слышав это, Владимир плюнул и сказал: «О, отвратительно!» Философ продолжал: «Еще слышали мы, что приходили из Рима (Немцы) учить вас своей вере, но их вера немного (несколько) повреждена против нашей, ибо служат на опресноках, то есть оплатках, которых Бог не предал, повелев служить на хлебе, (ибо сказано): и преда апостолом, приим хлеб, и рече: се есть Тело Мое, ломимое за вы..., они же этого не творят, и (потому) вера их (не совсем) исправна».

Владимир сказал: «приходили ко мне Жиды и говорили, что де Немцы и Греки веруют в Того, Которого мы распяли». Философ отвечал: «Действительно, мы в Него веруем, ибо пророки предрекли – одни, что Бог родится, другие, что Он будет распят и погребен, в третий день воскреснет и вознесется на небеса: они же тех пророков избивали, а других пилами претирали; когда же сбылись пророчества, (Бог) сошел на землю, был распят и по воскресении вознесся на небо, то (Он) ждал от них покаяния 46 лет и поскольку не покаялись, послал на них Римлян, которые города их разрушили, а самих расточили по разным странам, в которых они и до сих пор в рабстве».

Владимир спросил: «Но для чего Бог сошел на землю и принял такую страсть?» Философ сказал: «Если хочешь (князь) послушать, то скажу тебе по ряду и обстоятельно, для чего Бог сошел на землю». Владимир сказал: «Готов слушать с большим удовольствием (послушаю рад)». И начал философ говорить таким образом...

За сим следует весьма пространная речь философа к Владимиру, в которой подробно излагается вся священная история Ветхого и Нового Завета, от начала до конца, от сотворения мира до вознесения Иисуса Христа и проповеди апостолов.

Показав, таким образом, план божественного домостроительства о спасении людей, или то, для чего Бог сходил на землю, философ заключил свою речь: «Предуставил же Бог день, в который хочет судить, пришед с неба, живых и мертвых и воздать каждому по делам его – праведникам царство небесное и красоту неизреченную, и веселье без конца, и жизнь вечную, а грешникам бесконечную муку огненную и червя не усыпающего».

Сказав это, философ показал Владимиру полотно, на котором написан был страшный суд Господень, и указал ему одесную праведников, в веселии идущих в рай, а ошуюю грешников, идущих: в муку.

Владимир вздохнул и сказал: «Добро сим – одесную, горе же сим – ошуюю». Философ сказал: «Если хочешь стать с праведными одесную, то крестись». Владимир, положив на сердце своем слова его, сказал: «Подожду и еще мало», – ибо хотел испытать о всех верах. Дав философу дары многие, Владимир отпустил его с честью великою.

Под 987 годом в летописи записано: Созвал Владимир бояр своих и городских старцев, и сказал им: «Вот приходили ко мне Болгары, говоря: прими закон наш; потом приходили Немцы, которые так же хвалили свой закон; потом приходили Жиды; после всех пришли Греки, хуля все законы, а хваля (только) свой, и много говорили, повествуя от начала мира о бытии всего мира; хитры и чудны повести их, каждому любо послушать их; говорят они, что и другой свет будет, и кто де вступит в их веру, тот, умерши, воскреснет и больше не будет умирать во веки, а кто вступит в другую веру, тому на том свете гореть в огне. Как вы мне ума прибавите, что посоветуете», – спросил Владимир бояр и старцев. Бояре и старцы отвечали: «Знаешь, князь, что свое никто не хулит, а хвалит; если хочешь испытать хорошенько, то имеешь у себя мужей: пошли испытать службу каждого из них, как служат Богу». Эта речь была люба князю и всем людям; избрали мужей добрых и смышленых, числом 10, сказали им: «Идите сначала к Болгарам и испытайте их веру». Пошли они и, пришедши, видели скверные дела их и кланянье в ропатах⁶, и возвратились домой.

И сказал Владимир: «Идите теперь к Немцам, посмотрите также и (у них), и оттуда идите к Грекам». Пришли они к Немцам и смотрели их церковную службу; (потом) пришли в Царьград и вошли к царю. Царь спросил, для чего пришли, и они рассказали ему бывшее. Выслушав их, царь рад был и сотворил им в тот день честь великую.

На утро (на другой день) царь послал к патриарху и приказал сказать: «Пришли Русские и желают смотреть нашу веру, прикажи убрать и приготовить церковь, собери приготовь (весь свой) причт и сам соверши богослужение, чтобы видели они славу Бога нашего». Услышав это, патриарх приказал созвать причт, и устроили праздничную службу, как это обычно в праздники, зажгли кадила и составили пения и лики.

И пошли с ними (послами) в церковь, и поставили их посередине церкви, показывая им красоту церковную, пение и службу архиерейскую, и предстояние диаконов, толкуя им, как они служат Богу своему (толкуя им чин своего богослужения).

Они же, быв в изумлении и удивлении, похвалили службу их, и призвали их цари Василий и Константин, и сказали: «Идите в землю вашу», и отпустили их с дарами великими и с честью. Когда они пришли в свою землю, то Владимир созвал бояр своих и старцев, и сказал: «Вот, пришли посланные нами мужи; послушаем, что они видели, пусть рассказывают пред дружиною».

Послы сказали: «Ходили мы к Болгарам, и смотрели, как они поклоняются в храме, то есть, в своей ропате: стоят беспоясные, поклонившись, сядет (на корточки) и смотрит туда и сюда, бешеный, «несть веселья в них, но печаль и смрад велик, несть добр закон их...» Потом пришли мы к Грекам, и ввели они нас туда, где служат Богу своему, и не знаем мы – на небе мы были, или на земле, ибо на земле нельзя видеть такого зрелища и такой красоты; не умеем вам рассказать, только то знаем, что там Бог пребывает с людьми и что служба их превосходит службу всех других стран; мы не можем забыть такой красоты; как всякий человек, если попробует сладкого, после уже не хочет горького, так и мы не хотим здесь оставаться».

(Выслушав речи послов), бояре в ответ на них сказали (Владимиру): «Если бы был худ закон греческий, то не приняла бы его бабка твоя Ольга, которая была мудрейшею из всех людей». Владимир сказал: «Так где же крестимся?» Бояре сказали: «Где любо тебе».

Проф. Е. Голубинский полагает, что повесть эта не заключает в себе достоверного и что она есть позднейшей вымысел, притом вымысел, по всей вероятности, не русский, а греческий.

Во всех этих повествованиях, говорит он, можно видеть два факта, во-первых, приходили послы ко Владимиру с предложением вер, и что, во-вторых, он посылал своих послов для осмотра вер на месте.

Из этих двух голых фактов вероятен сам по себе только первый, другой же – дело совсем невозможное, именно: могло быть, чтобы к Владимиру приходили послы или миссионеры с проповедью о верах и с предложением их, но не могло быть, чтобы Владимир сам посылал своих послов два осмотра вер на местах.

Проф. Голубинский положение это аргументирует так:

Если Владимир решился оставить свое язычество, то это могло быть только так, что вместо него он решился принять, в то же время, другую известную веру, но не могло быть так, чтобы он сначала решился оставить язычество, а потом начал выбирать себе другую веру; он мог решиться оставить одну веру только вместе, тождевременно и нераздельно с тем, как решился принять другую. Его мнимый, произведенный, будто бы, им выбор веры представляет собою вещь невозможную. Мы знаем, что Владимир принял греческое православное христианство; следовательно, необходимо думать, что решимость его явилась у него одновременно с тем, как явилась решимость оставить язычество или, что он непосредственно, без всяких выборов, переменил одно на другое. Итак, дело невозможное, чтобы Владимир выбирал веру и для этого посылал послов к народам.

Само по себе возможно только то, что к нему приходили послы от народов с предложением вер, и что проповедь посла греческого имела своим следствием его обращение в православное христианство.

Кроме повести, помещенной в летописи, имеется три древних сказателя, которые говорят о крещении Владимира. Они суть: митрополит Иларион, современник Ярославов, писавший между 1037 и 1050 годами, монах Иаков, современник Изяславов, писавший около 1070 года, и Нестор Печерский. Если бы, по мнению Голубинского, существовали факты, во-первых, прихода к Владимиру послов от народов, во-вторых, его обращение в православное христианство проповедью миссионера греческого, то эти писатели должны были бы знать и должны были бы сказать о них.

Но все трое не только ничего не говорят о них, а, напротив того – положительно, прямо и ясно дают знать, что дело было совершено иначе, именно – что Владимир решился принять христианство сам собой, без всякого чьего-нибудь посредства, участия и содействия.

Митрополит Иларион говорит о крещении Владимира, в своем известном Слове «О законе и благодати».

В повести об этом крещении, читаемой в летописи, главная мысль та, что у Владимира и у всех Русских достало ума и смысла отличить веру Греков от всех других предлагавшихся им вер, увидеть, что она есть лучшая из всех вер.

Если бы Илариону было известно что-нибудь о приходе к Владимиру послов от разных народов с предложением разных вер, то необходимо было бы предполагать, что и он, желая восхвалить великий смысл и остроуме Владимира, – что он делает, – обратил бы внимание именно на эту сторону дела, т.е. на то, что Владимир, имев пред собою и слушав многих проповедников, не дал увлечь себя проповедникам вер ложных или исповедания неправого, и умел увидеть и понять, что из всех вер должно быть отдано предпочтение вере греческой.

Но, что же мы у него находим? Одной из наиболее заслуживающих удивления черт в поступке Владимира, принявшего христианскую веру, Иларион находит то, что составляет совершенную и диаметральную противоположность с рассказом летописи, именно – находит заслуживающим удивления то, что Владимир решился принять эту веру, не быв никем в ней просвещен и не быв никем к ней призываем, что он, не слышав никаких проповедников, своим великим умом в состоянии был понять, что христианство лучше язычества. «Како верова! Како разгореся в любовь Христову? Како взыска ты Христа?» спрашивает он Владимира. И отвечает: «Не виде апостола, пришедша в землю твою и нищетою своею, и наготою, и гладом же, и жаждою сердце твое клоняще на смирение. Не виде бес изгоняща именем Христовым, болящий здравующа, огня на хлад прелагаема, мертвых въстающе: сих всех не виде, како убо верова? Дивное чудо! Иные царие и властители, видяще си вся бывающа от святых муж, не вероваша, но паче на страсти и муки предаша их, Ты же, о блажениче, без всех сих притече ко Христу, токмо от благаго смысла и остроумия разумев, яко есть Бог един, Творец невидимым и видимым, небесным и земленым, и яко посла в мир, спасения ради, возлюбленного Своего Сына. И си помыслив, вниде в святую купель. И еже иным юродство мнится, тебе сила Божья вменится»⁷. Взвешивая эти слова без предвзятой мысли, без желания во что бы то ни стало отстоять рассказ летописи, нельзя не сознаться и не согласиться, что в них говорится решительно и диаметрально противоположное тому, что повествуется в этой последней.

Монах Иаков написал «Похвалу князю Русскому Владимиру», которая представляет собой совершенно первый по времени опыт исторического сказания о крестителе Руси. В этой похвале Иаков нарочито говорит о причинах, расположивших Владимира оставить язычество и принять христианство. Ничего не зная, и ничего ни единым словом не говоря, и не намекая о послах, будто бы приходивших к Владимиру убеждать его переменить веру, он объясняет его поступок, во-первых, тем, что сам Бог, «провидев доброту сердца его и призрев с небес милостью Своею, просветил сердце его принять святое крещение», – во-вторых, тем, что, «слышав о бабке своей Ольге, как, шедши к Царюгороду, приняла она святое крещение, и как пожила (после этого) добре пред Богом, всеми добрыми делы украсившися», – что, все это слышав о бабке своей, Владимир возгорелся желанием подражать ей и что это благое, разожженное в нем Духом Святым, соревнование и сделало его христианином. Таким образом, по словам монаха Иакова, расположили Владимира к принятию христианства, во-первых, то, на что указывает Иларион – просвещение свыше, или, иначе говоря, его собственный разум и его собственная воля, озаренные этим высшим просвещением, – во-вторых, пример бабки Ольги.

Преподобный Нестор Печерский, говорит о крещении Владимира в сказании о Борисе и Глебе. Подобно двум предшествующим, ничего не зная и не говоря о послах, приходивших к Владимиру, он говорит, подобно им обоим, что Владимир решился принять христианство сам собою, будучи побужден к тому просвещением свыше, и отличается от двух предшествующих только тем, что как будто дает знать, что Владимиру было особенное, сверхъестественное, откровение.

Вот его слова: – «Был в те годы князь, владевшей всею русскою землей, по имени Владимир. Он был муж праведный, и милостивый к нищим и сиротам, и ко вдовицам, но язычник верой. Бог сотворил ему «некое запятие», чтобы он стал христианином, как в древности Плакид⁸. Плакида был муж праведный и милостивый, только язычник верою, как пишется в его житии; но, когда увидел он явившегося ему Господа нашего Иисуса Христа, то поклонился Ему и сказал: «Господи, кто Ты и что велишь рабу Твоему». Получив в ответ: «Я Иисус Христос, Которого ты, не ведая, почитаешь, иди и крестися», он тотчас взял жену и детей своих, и крестился... Так и с сим Владимиром явление Божье сделало то, что он стал христианином»⁹.

«Минувшу лету», в 988-м году, Владимир пошел с войском на Корсунь, город греческий, взял его и в нем крестился...

Прежде чем приступить к крещению всего народа, он решился войти в сношения с Греками, т. к. для будущей Русской| церкви ему нужна была от последних высшая иерархия, т.е. епископы.

Для сей цели Владимиру, по-видимому, надлежало отправить к Грекам посольство с изъявлением своей нужды и с просьбой о ее удовлетворении. Но он поступил иначе: он отправился войной на греческий город Херсонес Таврический, или Корсунь, изъявив непреклонное намерение взять его, и только в качестве победителя завязать с Греками сношения.

Предположительно, можно думать, что Владимир поступил так потому, что, во-первых, опасался со стороны Греков некоторых притязаний и хотел их заранее и решительно отстранить.

Опасение подобных притязаний от Греков и заставило, может быть, его явиться в первый раз пред ними с мечом победителя в руках, ибо к победителю уже не могли иметь место никакие притязания.

Во-вторых, можно думать, что дело было в том желании Владимира вступить в брак с греческой царевной, сестрой константинопольских императоров, которое он изъявил после взятия Корсуни.

Для варвара и владетеля варварской страны, получить руку греческой царевны была вещь весьма нелегкая, и, если Владимир хотел этого, то он действительно должен был воевать с Греками и предъявлять им свое желание только в качестве победителя. При обращении в христианство всего народа у Владимира нераздельно шли с заботами религиозными заботы государственные, что, решившись крестить свой народ, он не только хотел дать ему веру истинную, но и ввести его в семью народов цивилизованных.

При этом, понятно желание Владимира – во что бы то ни стало вступить в брак с греческой царевной. Греки имели стать цивилизаторами Руси, и для Владимира чрезвычайно важно было, чтобы они имели добросовестную охоту быть цивилизаторами возможно усердными, чтобы они без задних мыслей имели расположение желать Руси всего лучшего. Но как было этого достигнуть?

Ясно, что брак с греческой царевной представлялся наилучшим к этому средством, вступив с императорами греческими в родство, он тем приобрел бы их неподдельное и, возможно, усердное доброжелательство.

Взяв Корсунь, Владимир немедленно отправил посольство в Константинополь к тогдашним императорам Василию и Константину, с одной стороны – прося для, имевшей вслед за сим явиться, Русской церкви того, что ей было нужно от Греков, а с другой стороны – себе прося в замужество сестру императоров, царевну Анну.

Желание ли получить Корсунь обратно или иметь от Владимира военную помощь, заставила императоров согласиться на желание Владимира вступить с ними в родство.

Владимир крестился в 987 г. и получил в супружество царевну; во святом крещении он назван был Василием.

Общее крещение народа, происшедшее между 980–90 гг., к которому приступил Владимир после возвращения из Корсуни, было начато с Киевлян.

«Житие Владимира» неизвестного автора и за ним повесть о крещении, помещенная в летописи, рассказывают, что Владимир, возвратившись из Корсуни, сокрушил бывшие в городе идолы. Житие и повесть в летописи говорят, что все жители города крещены были единовременно, что они явились на место крещения, которым была река, в назначенный день, по приказанию князя.

Житие и повесть утверждают, что все «людье, (слышав приказание князя) с радостью идяху, радующеся и глаголюще: аще бы се не добро было, не бы(ша) сего князь и бояре прияли».

Вслед за крещением Киевлян Владимиром были сокрушены в Киеве языческие идолы, находившиеся на местах общественных мольбищ, и тотчас же затем было срублено потребное и возможное на первый раз количество христианских церквей.

Для крещения других городов после Киева нужно было поставление священников, а так как священников могли ставить только епископы, и, следовательно, что к крещению других городов после Киева, Владимир мог приступить только после прибытия митрополита и епископа. «В лето 6499 (991 г.) – как говорит первоначальная летопись, – крестився Владимир и взя у Фотия патриарха у царьградского первого митрополита Киеву Леона и Новгороду архиепископа Якима Корсунянина».

В порядке крещения остальной Руси было наблюдаемо некоторое сообразование с обстоятельствами и условиями. А это сообразование требовало, чтобы после Киева была крещена область Киевская в теснейшем смысле, и чтобы только потом было преступлено к крещению других больших, служивших центрами, городов с их округами.

Тогдашняя Русь не представляла из себя сплошного и компактного целого; она состояла из многих отдельных целых областей: Киевская или Полянская, Черниговская и Северянская, Смоленская или Кривичская, Новгородская или Славянская в теснейшем смысле, и пр.

«На что старейшии сдумают, на том же пригороди станут», таково было отношение областей к их центрам: Киев сдумал на том, чтобы исполнить волю князя и переменить веру – на чем же оставалось стать области, как не на том же, т. е., чтобы без дальнейших напрасных раздумываний и колебаний последовать его примеру? Каким образом необходимо думать, что вслед за Киевом крещена была область Киевская, и что в дальнейшем, хотя, вероятно, и быстром, но все-таки постепенном крещении остальной Руси был наблюдаем тот порядок, чтобы крестить сначала тех, от кого ожидалось менее сопротивления, и чтобы, наоборот, тем, от кого ожидалось этого сопротивления более, дать больше времени свыкнуться с мыслью о необходимости переменить веру.

По преданию, новая вера распространялась мирно, за исключением немногих мест, где введение веры сопровождалось волнениями в народе и что было в некоторых местах открытое сопротивление и бунты.

О крещении Новгородцев сохранилась пословица, что «Путята крестил их мечом, а Добрыня огнем». Это, очевидно, значит, что в Новгороде новая вера была встречена открытым возмущением, и что для подавления последнего потребовались и были употреблены самые энергичные меры.

Преимущественная защита всякой веры естественная нарочитыми служителями, которые обязываются к тому своим призванием и побуждаются личным интересом.

Наше язычество не имело нарочитых служителей в собственном смысле, или жрецов, а имело только волхвов, частное религиозно-общественное служение которых состояло в прорицании будущего и, вообще, практике всего сверхъестественного.

Несомненно, что сословие волхвов в языческой Руси было очень многочисленно, но оно не было сословием организованным.

Они представляли борцов немалочисленных, но разрозненных и одиночных. Владимир, по крещении, княжил 25 лет и, разделив государство на уделы между сыновьями, «посла с ними (в их области) и священники, заповедая им, да кождо по всей области своей повелевает учити люди и крестити людей, и церкви ставити, еже и бысть».

Все внутреннее выражается и олицетворяется во внешнем. Насажденная на Руси церковь христианская требовала внешнего представительства, требовала такой церкви, в смысле, здания, которая была бы церковью всей Руси и матерью всех церквей русских.

Такую всерусскую церковь, церковь совершенно исключительную по размерам и великолепию, единственную каменную среди церквей деревянных, Владимир начал строить вскоре после того, как приступил к общему крещению народа, именно – на другой год после похода на Корсунь, и строил пять лет, окончив в 996 году.

Как бы поручая крещеную Русь покрову этой церкви, посвященной Божьей Матери (празднику Успения), и, от данной ей десятины, получившей название Десятинной, Владимир молился в ней за Русь в первый раз по ее совершении: «Господи Боже! призри с небесе, и виж, и посети винограда своего, и сверши, яже насади десница Твоя – новыя люди си, имже обратил еси сердце в разум познати Тебе, Бога истинного». Церковь эта была поставлена на том холме, на котором было главное языческое мольбище и на котором прежде стоял идол-Перун, представляла собой истинный трофей христианства над язычеством.

С принятием Владимиром христианства, нравственный облик его совершенно переменился, так, о христианском милосердии Владимира к нищим и убогим летопись говорит: «Повеле всякому нищему и убогому приходити на двор княжь и взимати всяку потребу – питье и яденье, и от скотиниц кунами (от ключниц деньгами). Устрои же и се, рек: «Яко немощнии и больнии не могут долести двора моего», то приказал развозить милостыню по домам нищих и убогих».

Монах Иаков (около 1070 г.) пишет: «Боле всего бяше милостыню творя князь Володимер: иже немощнии и стареи не можаху дойти до княжа двора и потребу взяти, то в двор им посылаше; немощным и старым всяку потребу блаженный князь Володимер даяше. И не могу сказати многия его милостыня: не токмо в дому своем милостыню творяше, но и по всему граду, не в Киеве едином, но по всей земли Русской, – и в градах, и в селах, везде милостыню творяше, нагия одевая, алчныя кормя и жадныя напояя, странныя покоя милостью; нищая, и сироты, и вдовицы, и слепыя, и хромыя, и трудоватыя, все милуя и одевая, и накормя, и напоя».

Совершив великое дело крещения Руси и ее введение в семью народов, призванных к исторической жизни, Владимир скончался в старости далеко не преклонной, на 56-ом году жизни, 15-го июля 1015 года.

Владимир был причислен к лику святых не тотчас после своей смерти и даже весьма нескоро.

Служба Владимира написана в конце XII или в начале XIII века. В первый раз он называется в летописи святым под 1254 годом (Ипатьев. сп.), а о праздновании памяти его, как святого, в первый раз упоминается в летописи под 1263 годом (Лаврент. сп.).

Владимир похоронен был в построенной им Десятинной церкви. Мощи Владимира, в нашествие Монголов погребенные под развалинами Десятинной церкви, оставались в земле до первой половины XVII в., до митрополита Петра Могилы. Этот последний, возобновляя в 1635 г. Десятинную церковь, нашел гроб Владимира и вынул из него останки.

Части мощей находились в бывшей церкви Печерского монастыря, в Киево-Софийском соборе, в Московском Успенском соборе и других храмах.

Во 2-й половине XVIII века впервые видим в Киеве и храм св. Владимира, в начале XIX в, киевскими гражданами устроен скромный памятник над Днепром с установлением крестного хода и водоосвящения у бывшего здесь источника. Основанный в 1834 году, по воле Государя Императора Николая Павловича, университет, имевший своею главною задачею быть рассадником святой веры и народности в ополяченном дотоле крае, назидательно украшен названием университета св. Владимира, а в 1853 году, по мысли того же Государя, великого покровителя народных святынь, создан величественный памятник св. князю над Днепром на горе, изображающий князя в момент духовного восторга его при виде крещения его народа в этой купели Руси. С 1862 года возобновляется с большим великолепием водосвятное торжество 15 июля в часовню, выстроенную над колодцем вблизи Днепра, в память крещения здесь русского народа.

Но самыми ценными выражениями благоговейного почитания памяти св. Владимира служат два храма – в Херсонесе (древ. Корсунь) и Киеве.

Еще в начале XIX столетия сознавалась необходимость достойным образом почтить то место, на котором совершилось одно из величайших событий нашей истории – крещение князя Владимира. Но прошли десятки лет, пока мысль эта осуществилась.

В 1848 году на епископской кафедре Херсонской и Таврической появляется знаменитый вития – Иннокентий.

Он представил Святейшему Синоду прошение жителей Крыма с обширной запиской, в которой указывал на основания четырех церквей на развалинах Херсона, трех меньших и одной большой, которую, по его словам, «не без причины» признают за соборную и в которой крестился князь Владимир, и предлагал восстановить ее в том древнем виде, как она была при Владимире, что и составило бы «самый приличный памятник на месте его крещения».

Составлен был проект нового храма, по которому он должен был строиться с соблюдением всех архитектурных особенностей византийских храмов 9 века. Святейший Синод одобрил предположения архиепископа Иннокентия и испросил высочайшее соизволение на постройку храма и учреждение при нем скитского пустынножительства.

По проекту академика Гримма, высочайше одобренному, в 1860–1861 гг. комитетом были произведены работы по расчистке места под постройку храма, а 20 августа 1861 гола Император Александр II, прибыв в Херсонес с Августейшей Супругой, положил первый камень в основании храма. После некоторого перерыва в работе, храм был вчерне закончен только осенью 1876 г.

Наступила Турецкая война, средств для внутренней отделки у храма не было, и в черновом виде он простоял 10 лет. Весной 1887 года Севастополь посетил Император Александр III и во время завтрака спросил епископа Мартиниана: «Сколько бы стоило отделать Херсонесский храм внутри». Мартиниан ответил, что потребуется не менее 300 тысяч. Это было в мае, а в январе следующего (1888 г.) состоялось Высочайшее повеление об отпуске этой суммы из Государственного Казначейства с распределением выдачи ее на три года.

К июлю 1888 года был отделан и освящен нижний храм. Освящение было весьма торжественное, в присутствии великих князей, множества духовенства и высокопоставленных лиц.

К осени 1891 года была окончена отделка верхнего храма и в знаменательный день спасения Государя и всей Царской Семьи при крушении поезда в Борках, 17-го октября был освящен престол верхнего храма при большом стечении народа и богомольцев.

Херсонесский храм выстроен в строго византийском стиле и представляет чудный памятник русского зодчества и художества. Купол Херсонесского храма, вознесенный на самой южной оконечности Европейской России, на берегах Черного моря, светит своим золотым крестом, как путеводный маяк в дальнейшем ходе исторических судеб русского народа.

Здесь Русь крестилась два раза: девять веков назад – крестом и водой, а несколько десятилетий назад – кровью и огнем. Это двойное значение Херсонесской обители понял Император Александр II и повелел ежегодно совершать крестный ход из Севастополя в Херсонес, «в воспоминание крещения святого Владимира и в память окончания Крымской войны», а во Всемилостивейшей грамоте, данной 26 августа 1856 года на имя всех сословий Таврической губернии, говорится, что Россия принесла очистительную жертву на том самом месте, где девять веков назад крестился державный просветитель России.

Херсонесский храм является великим историческим памятником еще потому, что освящение его произошло в знаменательный день чудесного спасения Царской Семьи 17 октября 1888 года.

Сооружение Херсонесского собора, обошедшееся до 800 тысяч рублей, во всех отношениях русское дело: храм построен из русского материала, русскими строителями и художественно расписан русскими художниками.

Другой храм – это Киевский собор в честь св. Равноапостольного князя Владимира, является не только памятником просветителю Руси, но и художественным памятником четырех царствований. Мысль о сооружении его возникла в царствование Императора Николая Павловича, закладка, а также и работы по сооружению произведены при Императоре Александре ІІ, план внутренней отделки и главнейшая часть ее выполнена в царствование Императора Александра III, а закончен собор и освящен в царствование Императора Николая ІІ. Собор строился, считая 10-летнюю приостановку работ, около 35 лет.

Главный престол во имя св. Владимира. На хорах два придела, южный – во имя св. Ольги и северный – во имя св. Бориса и Глеба.

Для того, кто входит впервые во Владимирский собор, самым новым и сильным впечатлением бесспорно является образ Богоматери Васнецова на запрестольной стене. Раньше, чем взгляд, пораженный светлой пестротой причудливых орнаментов, общим великолепием мраморных колонн, позолоты, ярких изображений херувимов и угодников, успеет схватить характер внутреннего убранства, но будет всецело захвачен уже дивным видением: в золотом полусвете высокой ниши, прилегающей к главному куполу, на легких облаках, Небесная Царица и Земная Мать Бога несет грешному миру Сына Своего Единородного. На картине Васнецова Богоматерь изображена в виде царственно-величавой женщины с выражением строгой печали и решимости в глазах.

Царица Небесных Сил, к Которой серафимы приближаются с благоговейным трепетом, видит неизбежность страданий и крестной смерти для Своего Возлюбленного Сына. В Ее взгляде, в осанке, в повороте головы, читается готовность к этой жертве, смысл которой Она поняла, после чего лицо Ее стало таким божественно прекрасным и таким печальным.

Но движение рук, которыми Она страстно прижимает к Себе Предвечного Младенца, говорит о последнем протесте материнского чувства, о взрыве страха и боли за Его грядущие страдания. В таком глубоко-человечном и, в то же время, глубоко-религиозном понимании Богоматери – главное достоинство этого образа.

Христос-Младенец с объятием, вдохновенно открытым всем страданиям мира, представляет контраст между грозным царственным взором, провидящим даль грядущих веков и пухлыми, младенчески нежными очертаниями лица грудного ребенка. Возле Богоматери десять шестикрылых серафимов – пять с левой и пять с правой стороны. Эти таинственные свидетели божественных тайн в смятении окружили воплотившегося Бога и Его Непорочную Матерь, идущих на вольные страдания.

В их огромных, широко раскрытых глазах недоумение, страх, обожание, благоговейный ужас, молитвенный экстаз.

Весь главный алтарь, придельные алтари, все стены собора представляют собой высокохудожественную религиозную живопись.

В храме Св. Владимира прежде всего поражает невыразимая прелесть и цельность общего впечатления. Во всем и над всем царит определенное глубоко религиозное настроение. Но здесь не одна только религия и поэзия. Тут еще глубокое русское историческое чувство, все собою одушевляющее и проникающее, начиная со святых ликов, и оканчивая формами аналоев и орнаментами карнизов. Храм первого апостола Руси весь проникнут глубокой религиозностью русской души и смиренной верой в Спаса Милостивого и святых защитников, и покровителей родной земли. Присутствуя в нем, мы невольно переносимся в ту далекую эпоху нашей исторической жизни, когда русский народ был еще младенцем в христианской вере.

20 августа 1896 года митрополитом Киевским Иоанникием было совершено торжественное освящение собора, на котором присутствовали: Государь Николай Александрович, Императрица Александра Федоровна и Великие Князья.

С того времени Владимирский собор пробрел себе общую любовь русского народа и сделался известным далеко за пределами нашего Отечества.

Русь приняла крещение от Византии. И это сразу определило ее историческую судьбу, ее культурно-исторический путь. Это сразу включило ее в определенный и уже сложившийся круг связей и воздействий.

Крещение было пробуждением русского духа, призыв к духовной трезвости и раздумью. И вместе с тем – через христианство древняя Русь вступает в творческое и живое взаимодействие со всем окружающим культурным миром...

Конечно, никак нельзя и не следует представлять себе крещение Руси, как единичное событие, для которого можно назвать определенную дату.

Это был сложный и очень многообразный процесс, двигавшийся и прерывающийся, растягивающийся даже не на десятилетия, а на века. И начался он, во всяком случае, раньше Владимира. «Христианство до Владимира» есть большая и определенная величина. Уже до Владимира, как мы видим, начинают устанавливаться культурные и религиозные связи Киева с Симеоновской Болгарией. Это было вхождением в права на Кирилло-Мефодиевское наследство.

Св. Равноапостольный кн. Владимир в нашей истории имеет такое же значение, какое Константин Великий в истории Греко-Римской Империи.

Велик он по величине того переворота, какой произошел в нашей Руси со времени введения в ней христианства. Велик он потому, что, обладая «добрым смыслом и острым умом», при благодатном озарении свыше, из всех религий, которые ему предлагали, избрал веру православную.

Велик он потому, что совершил общенародное крещение Руси, сделал Русь языческую – Русью христианской. Велик он потому, что вместе с верой христианской организовал у нас и Церковь Православную. Велик он потому, что с его времени церковь и государство вступают между собою в тесный союз и совместно начинают созидать благо народное. Велик он потому, что, крестив Русь, он вместе с сим принял и все меры для утверждения в ней святой веры, одарив церковную иерархию всеми средствами, для успешного ее просветительного действования, подчинив даже ее суду преступления против веры и чистоты семейной жизни. Велик он потому, что украсил Русь святыми храмами Божьими, велик он потому, что положил начало нашей школе, нашему просвещению и сделал все, чтобы мы взошли в семью народов европейских, оставаясь при этом народом православным – русским.

Таким образом, начало христианства в России являет собою начало нашей русской православной церкви и, вместе с сим, начало и нашей новой исторической жизни.

Со времени св. Владимира христианство входит в историю нашего отечества и становится основной стихией нашей народной и нашей государственной жизни. И первее всего – чем дальше шло время, тем все более и более возрастала наша церковь в своем величии – как внешнем, так и внутреннем.

Чем дальше шло время, тем все шире и шире распространялись ее границы, как показывает нам история распространения христианства в нашем отечестве. Чем дальше шло время, тем все более и более увеличиваются и ее иерархические права: из церкви, зависимой вначале от православной Греции, откуда к нам перешло и самое христианство, она, наконец, делается церковью самостоятельной, – автокефальной.

Чем дальше шло время, тем все более и более украшается она храмами Божьими, обителями святыми, святыми чудотворными иконами и нетленными мощами.

И православная русская церковь воспитала величайших проповедников веры Христовой; она дала сильных борцов веры в борьбе с неверием, дала целый сонм пастырей, дала миру великих подвижников; сберегла в своих руках нашу умственную жизнь, нашу литературу; она дала мужей силы и света в делах государственных, родила великих патриотов, спасавших народную честь и, самое главное, она предпослала в царство славы целый сонм святых угодников, наших небесных ходатаев и заступников.

Вот ее собственная история и история отношения к государству, или, вернее, – ее служения благу народному.

Пусть слава св. Владимиру – нашему крестителю и нашему просветителю перекатной волной идет вглубь дальнейших нарождающихся поколений, как великий, неумирающий завет нашей великой истории.

По смерти Владимира, его старший сын Святополк объявил себя Великим князем, но, опасаясь за прочность своего княжения, он приказал убить князей Бориса и Глеба – любимцев Владимира. За это убийство Святополк и получил прозвище «Окаянного».

Так же намеревался Святополк покончить и с остальными братьями Святославом и Ярославом, первый действительно скоро погиб, но Ярослав собрал большую рать из новгородцев и Варягов, и после нескольких лет ожесточенной войны со Святополком, разбил его и овладел великокняжеским Престолом, объединив Русь под своим скипетром.

Св. князья Борис и Глеб, в крещении Роман и Давид, – прекрасные цветки новопосвященной русской земли. Нестор в житии князей говорит: «Быша сынове многи у Владимира, в них же беста святая сея – тако святящася, аки две звезде светле посреде темных».

По глубокой нежной любви к новой вере, братья-князья были лучшими из сыновей св. Владимира. Дети одной матери-христианки, по прологу XIII в. – они дети «Болгарыни», рожденные незадолго до крещения Владимира. Росли они под влиянием живого благочестия, каким дышал равноапостольный отец их Владимир. Братья любили отца своего, любили друг друга; любили отца не только движением сердца к отцу, но любили в нем наставника своего, любили в нем живой пример благочестия.

«Свет очей моих – говорил Борис, оплакивая смерть отца, – не буду я боле наслаждаться благим учением и мудростью твоею».

«Борис, говорит древний биограф, научен был грамоте. Читая о страданиях мучеников, св. Борис обливался слезами и молился: «Господи Иисусе Христе! удостой меня участвовать в св. произволении святых Твоих; научи меня идти по их следам. Молю Тебя, Господи, да не увлечется душа моя суетного мира сего; просвети сердце мое, чтобы оно знало Тебя и Твои заповеди; даруй мне дар, какой даровал Ты угодникам Твоим».

Отец назначил братьям смежные уделы Ростов и Муром. Прибыв в уделы, князья, делали, что могли, для распространения св. веры. «Св. Борис, благочестиво властвуя, обращал неверных к св. вере», говорит Степенная книга.

Нестор пишет о св. Борисе: «Много показа милосердие во области своей, не только же к убогим, но и ко всем людям, яко же чудитися милосердию его и кротости; бе бо блаженный кроток и смирен».

Владимир перед кончиной своей вызвал Бориса и, указав ему на опасность от Печенегов, послал его против врагов.

15 июля 1015 года Владимир умер в Вышгороде и тотчас же «Святополк сел на отцевском столе».

Борис, узнав о смерти отца, горько плакал по отцу. Окружавшие его, предложили ему: «Идем мы или с тобою, или без тебя, и силою выгоним Святополка из города, а тебя возведем, как предал нам отец твой». «Нет», отвечал св. Борис, «не подниму я руки на старшего брата моего; умер отец мой, пусть будет вместо отца».

Святополк послал звать Бориса в Киев, обещая ему лучший удел, а сам тем временем уговорил некоторых бояр Вышгорода, и поручил им убить Бориса. Бориса известили о злом умысле его брата, но мер предосторожности он не принял. Когда ему сказали, что идут убийцы – он велел священнику петь утреню; сам читал шестопсалмие, а по окончании службы стал пред иконою и молился: «Господи, Ты пострадал за грехи наши; удостой меня пострадать для Тебя; умираю я не от врагов, а от брата; не поставь ему того во грех». – Какая чудная покорность воли Вышнего! Какое спокойствие надземное в глазах смерти!

Убийцы, как звери, ворвались в шатер, ударили Бориса копьем и, думая, что он мертвый, вышли вон. Затем, завернув тело Бориса в шатер, они повезли его, еле дышавшего, к Святополку. По приказанию брата-зверя, два Варяга докончили убийство. Тело Бориса тайно привезли в Вышгород и схоронили при церкви св. Василия. Скончался Борис 24 июля, на девятый день по кончине отца своего – Владимира. Он был высок и статен, с круглым лицом, тонким, со взором ясным и веселым, с малою бородою и усами, т.к. был еще молод.

Святополку мало было смерти Борисовой. Он послал убить и Глеба. Действуя везде коварно, отправил он к брату гонца с приглашением: «Иди скорее, отец болен и зовет тебя». Глеб спешит в Киев. Под Смоленском он получил известие от Ярослава, что отец умер, а Борис убит Святополком. Глеб оплакивал кончину как отца, так и брата. Убийцы, посланные Святополком, встретили Глеба у Смоленска.

Спутники Глеба схватились было за оружие, намереваясь защитить любимого князя. Но добрый князь сказал им: «Братцы! если не будем мы драться с ними, то, взяв меня, не осмелятся они покуситься на жизнь мою, а поведут к брату; если же вступим в бой, то и меня убьют, и вас также; плывите к берегу, а я один останусь на середине реки». Служители повиновались. Убийцы, приблизившись к лодке святого, остановили ее и схватились за оружье. Напрасно Глеб старался удержать их от злодеяния; напрасно говорил, что он ни пред ними, ни перед братом, ни в чем не виноват.

Убийцы приказали повару Глеба прирезать его господина, угрожая ему смертью за неисполнение. И тот заколол святого как агнца кроткого, перерезав ему гортань. Это было 5 сентября 1015 года.

Убийцы вынесли его тело из лодки и бросили между колодами, в глухом лесу.

В повествовании о св. мучениках Борисе и Глебе нас может удивлять безграничная покорность воли Божьей, которая была проявлена ими. Христианская настроенность страстотерпцев может поражать! Для последующих поколений ясно, что св. братья-мученики венчаны были Богом венцами мученичества и эти венцы дали им святость и вечную жизнь!

Церковь русская, обагренная кровью княжеских мучеников, приобщила себя церкви небесной и сонмам других мучеников, а Российская страна в их лице приобрела своих молитвенников и управителей духовных начал, так необходимых для жизни народной и государственной.

И в дальнейшей жизни государственной и народной мы не раз встретимся с помощью и заступлением св. страстотерпцев Бориса и Глеба.

За смертью св. страдальцев Бориса и Глеба последовало кровавое волнение во всей Руси. Святополк, решаясь удержать власть за собою, убил еще брата Святослава и вступил в отчаянную борьбу с Ярославом. То в союзе с Печенегами, то с Поляками, терзал родную страну Святополк в продолжении 4 лет и в 1019 г. на р. Альте, на месте первого братоубийства, Ярослав нанес решительное поражение братоубийце Святополку и занял стол отца.

Ярослав, названный при крещении Георгием, или Юрием, княжил с 1019 по 1054 г. Ревностный в вере, заботливый о благе подданных своих, Ярослав старался о распространении веры и христианского просвещения.

Одною из первых забот Ярослава было собрать сведения, как и где похоронены братья. По расспросам узнал Ярослав, что Борис похоронен в Вышгороде у церкви св. Василия. О Глебе узнали, что он убит в Смоленске.

Ярослав послал отыскать останки св. Глеба. Долго искали и поиски увенчались успехом. Священники со свечами и кадилами перенесли его в лодку, и оно привезено было в Вышгород. Чудное дело! Тело св. Глеба, лежавшее 5 лет на открытом воздухе, оказалось совершенно целым. Скоро у могилы мучеников начали являться знамения и чудеса. Митрополит доложил великому князю, что в Вышгороде надобно немедленно построить храм в честь мучеников и установить праздник. Приступили к делу, зимой приготовили лес и летом, ко дню кончины св. Бориса, окончили храм с 5-ю куполами; «храм украшен был иконами и иными письменами, и всякими красотами»; по воле Ярослава «написана была икона св. князей, чтобы входящие в храм, видя лики их, как бы их самих, с благоговейною любовью поклонялись и лобызали».

Тогда же установлено было праздновать память св. мучеников в 24 день июля, в день убиения св. Бориса. Это было в 1021 году.

Окончим наше сказание о чудотворцах братьях Борисе и Глебе священными песнопениями, какие церковь поет со времен Ярослава.

«Приидите, новокрещенные соборы Русские и увидим, как без вины судятся Борис, завистью брата: копием пронзили тело его и пролили кровь, по наущению дьявола; и Глеб зарезан ножом, рукою того же брата Святополка, и брошен между колодами. Они увенчаны, а тот погиб без следа. Они молят Христа Бога о спасении душ наших».

Ярослав, заняв престол великокняжеский, оказался достойнейшим преемником Владимира, как в области государственной, так и церковной. В этой последней области он был усердным продолжателем и докончателем начатого, но неоконченного Владимиром.

Летописец говорит: «Яко же бо се некто землю разореть, другой же насеет, тако и сей (Ярослав): отец бо его Володимер взора и умягчи, рекше крещением просветив, ceй же насея книжными словесы сердца верных людий».

Деятельность Ярослава, или сделанное им, состояло в том, что Русь, крещенную Владимиром, он сделал книжной и грамотной, или, иначе сказать, – что после введения в России христианства внешнего, он дал ей средства сделаться христианской и внутренне.

В правление Ярослава, по истечении сорока-пятидесяти лет после крещения, христианство уже успело более или менее укрепиться во всех слоях общества. Вследствие этого, и заботы об общенародной грамотности оказались настоятельно нужными.

Великая заслуга Ярослава состояла в том, что он, так сказать, не задерживая течения истории и естественного хода жизни, не оказался глухим к очередной, не отменной нужде времени.

О деятельности Ярослава относительно перенесения на Русь грамотности и книжности, летопись говорит: «И бе Ярослав любя церковныя уставы, попы любяше повелику, излиха же черноризцы, и книгам прилежа и почитая я часто во дни и в нощи... И собра (Ярослав) писцы многы и прекладаше от Грек на словеньское письмо, и списаша книги многи... многи (книги) написав положи в святей Софьи – церкви, юже созда сам».

Из этого можно понимать, что Ярослав, во-первых, собрал многих писцов, которые переписывали уже готовые славянские переводы, и, во-вторых, что он нашел переводчиков, которые переводили с греческого языка на славянский, и что таким образом тем и другим путем он доставил Русским весьма многие четии книги.

В то время не было печатания книг, а было рукописание, письмо было тогда уставное, а материалом для книг служил кожаный пергамент, вследствие чего процесс писания должен был совершаться чрезвычайно медленно. По всему этому, приготовление книг в то время было делом такой величайшей трудности и важности, о которой мы не можем составить себе и понятия.

Трудность объяснялась тем, что требовалось найти, во-первых, искусных писцов; в то же время таковые писцы были необыкновенно редки; во-вторых, никакими деньгами нельзя было достигнуть того, чтобы писцы писали рукописи скорее, нежели как они могли, а писали очень медленно.

Но и то, большое дело было сделано. Чтобы водворилась книжность, нужно было, чтобы явились книги; чтобы явились книги, нужно было, чтобы они могли быть с чего-нибудь списываемы, но с чего могли бы их списывать, если бы правительством не заведено было для сего казенной публичной библиотеки?

Если бы Ярослав не сделал того, что он сделал, то нет сомнения, мы все-таки не остались бы без книжности, но тогда мы не зараз получили бы совершенно достаточный для нас круг учительной письменности, а все мало-мальски необходимое приобретали бы, говоря почти без преувеличения, в течении целых веков.

По самой вероятной естественности, дело пошло так: заведенная Ярославом в Киеве публичная библиотека тотчас же породила особое сословие ремесленников – книжных писцов, что писцы эти, представлявшие собою древние типографии, начали списывать и продавать книги, и что, таким образом, пошла книжность.

Так как при переписке возможны были ошибки, и отсюда являлась необходимость исправлять эти ошибки по исправным спискам, то учрежденная Ярославом библиотека как раз и удовлетворяла этой стороне дела, сохраняя таковые исправные списки, или, как их называли, «добрые переводы».

В XI и XII вв. Киевская церковь довольно тесно связана и с Царьградом, и с Афоном, и с удаленной Палестиной, бывшей тогда в руках крестоносцев. И с Западом связи были постоянными и довольно развитыми. Усвоение Византийско-христианской письменности, это приобщение христианской культуре, на которой воспитывались и первые русские летописцы, и первые русские агиографы, эти бытописатели новой и Святой Руси.

Это были люди с определенным и чутким миросозерцанием.

В развитии русского летописания мы чувствуем всегда определенную религиозно-историческую тенденцию, или идею...

Итак, Владимир был крестителем Руси, а Ярослав – насадителем в ней книжности. Кроме этого, Ярослав заботился об умножении священников и церквей, хотя нет сомнения, чтобы его заботы удовлетворили подобную нужду в полной мере.

Под 1030 годом летописи сообщают, что Ярослав, пришел в Новгород, собрал от старост и от поповых детей 300 человек и велел их учить книгам.

Естественно, что основатели русской церкви заботились не только о том, чтобы она была, но и о том, чтобы она имела достойную внешность.

Ярослав построил храм Софии – Премудрости Божьей, в соответствии знаменитой Софии Константинопольской.

Конечно, с Софией Константинопольской храм, построенный Ярославом, не мог равняться никак, но несомненно, София Киевская была храмом великолепным, о котором современники без хвастовства могли говорить, что она есть «церкви дивна и славна всем округным странам, яко же ина не обрящется во всем полунощи земленем от востока до запада»¹⁰.

Близ церкви св. Софии Ярослав построил два монастыря: мужской – в честь Ангела своего св. Георгия, и женский в честь Ангела супруги своей св. Ирины. Сделанное давало основание называть престольный город Руси «Славным и великим градом». Владимир и Ярослав были насадителями христианства на Руси, но дело еще далеко не было закончено.

Русь стала страною христианскою, но христианству надлежало распространяться вглубь и вширь, и для этого указанными лицами все было сделано, и времени оставалось продолжать и доканчивать эту христианскую работу.