О рационалистическом элементе в беспоповщине

Все религиозные разномыслия, волнующие нашу православную церковь и доставляющие ей так много забот и огорчений, разделяются на три главные группы, из которых одна зиждется на почве, так называемого старообрядчества, другая имеет характер рационалистический и наконец, третья основывается на началах мистицизма. Каждая из этих групп дробится на множество мелких толков и сект с разнообразными оттенками. Минуя частности, исследователи раскола и сектантства, в своем большинстве следующими общими чертами, характеризуют три упомянутые группы религиозного сепаратизма; в то время, как старообрядческий раскол имеет в основе своей консерватизм, охранение «отеческих преданий», приверженность к букве и старому обряду, секты рационалистические и мистические, напротив, руководятся в развитии своего вероучения, и в своих взглядах и отношениях к разным сторонам церковной и гражданской жизни, – свободомыслием, которое проявляется в отрицании церковного авторитета и власти гражданской, в свободном толковании Свящ. Писания и в развитии идей равноправности, общего братства, с прибавлением у сектантов-мистиков самообожания. Такая характеристика старообрядческого раскола и сект характера рационалистического и мистического подает мысль, что между первым и последними нет ничего общего, и что идеи раскола не заключают в себе тех разрушительных элементов, какими проникнуты идеи сект новых. Поэтому среди массы статей и сочинений, посвященных тщательному исследованию раскола и сектантства, мы почти вовсе не встречаем таких, в которых сделана бы была специальная попытка сопоставить старообрядческий раскол с сектами рационалистическими и мистическими; очевидно такая попытка считалась бесплодной, бесполезной. Однако, на самом деле, эти два явления вовсе не так непохожи одно на другое, чтобы нельзя было рассматривать их совместно, напротив мы готовы сказать, что совместное рассмотрение их желательно и даже необходимо для того, чтобы выяснить, что насколько старообрядчеству свойственен дух свободомыслия и вольномыслия (т. е. начало рационализма в построении системы своего вероучения), настолько рационалистическим и мистическим сектам присуще невежество и слепое подчинение авторитету и букве. Задача наша будет состоять в обозрении развития рационализма в одной половине старообрядчества, именно в беспоповщине, потому что только в беспоповщине последовательно развивался раскол и сохранился дух его; поповщина же сделала на этом пути шаг назад и тем внесла в свое учение страшную путаницу. Но прежде чем заняться рассмотрением рационалистического (и отчасти мистического) элемента в беспоповщине, мы укажем тот общий путь, по которому проходит образование и развитие всех сект и ересей, волнующих русскую православную церковь. Первая ступень, в образовании всех религиозных разномыслий, заключается в отрицательном отношении к православной церкви; это неизбежно и вполне психологически понятно. Для того, чтобы отделиться от того или другого общества, – необходимо предварительно признание (правильное или нет, – в данном случае безразлично) этого общества несостоятельным, неудовлетворительным, погрешительным. До тех пор, пока все члены общества находят условия жизни и установления общества правильными, разложение его невозможно. Что в этом отношении приложимо ко всяким обществам, то в большей еще степени приложимо к церкви Христовой. В самом деле, невозможно себе представить отделение от церкви ее членов, которые связаны с ней самыми крепкими узами, без того, чтобы некоторые члены ее наперед не признали ее погрешительной. Мало этого, отделение от церкви непременно должно сопровождаться враждой к ней, потому что отделяющиеся от нее начинают смотреть на нее, как на своего личного врага; они обыкновенно начинают проповедывать, что православная церковь вела их не по пути спасения, а по пути погибели, что путь спасения совершенно иной, чем каким ведет церковь. А для того, чтобы подтвердить правильность такого взгляда на церковь, они всеми способами стараются очернить и похулить ее, указать в ней всевозможные недостатки, которые якобы доказывают, что она, – не Христова церковь, а антихристова. Вот чем объясняется, что проповедь всех отщепенцев непременно начинается с страшной ругани и хулы на церковь; это общая черта всякого раскола и сектантства, потому что с этого начинается отдельная жизнь их. Но известно, что одним отрицанием долго жить нельзя; на место отрицаемого учения и отрицаемых устоев жизни необходимо создать новое учение и новые правила жизни. С попыток создать такие учения и правила обыкновенно начинается вторая ступень отдельной жизни сектантства. Замечательно (но в то же время и дов. естественно), что в выработке своего вероучения и своих правил жизни, сектанты следуют плану и порядку отрицаемого ими учения. Этим объясняется, что одни пункты учения у сектантов гораздо более подробно развиты, чем другие; что с большей ожесточенностью отрицается ими, – о том у них с большей подробностью говорится с положительной стороны. Отрицается и хулится православная церковь, – и вот в замен православного учения о церкви создается свое понятие о ней, в которое входит, впрочем, более отрицательных признаков, чем положительных. Отрицается православная иерархия и таинства, – и в замен их вырабатывается свое учение о священстве и таинстве, и этим занимаются не только те секты, которые признают в известном смысле священство и таинство, но даже и те, которые принципиально отрицают их. В тесной связи с вопросом о церкви и таинствах должен решаться вопрос о спасении, которое по православному учению возможно только в церкви и чрез таинства. Отрицая православную церковь и таинства, сектанты само собой должны составить и особое учение о спасении вне православной церкви и без таинств ее. Помимо этих вопросов, чисто религиозного характера, сектантов немало волнуют вопросы государственные и общественные, – и это, потому что государственная жизнь у нас находится в самой тесной связи с церковной, так что церковь и государство идут рука об руку. Наши государственные и социальные начала жизни освящены церковью, – и по одному этому начала эти должны быть ненавистны для сектантов. Таков круг вопросов, входящих обыкновенно в состав постепенно развивающегося учения сектантов. Другими догматическими вопросами, касающимися понятия о Боге, Его личных свойствах, о будущей жизни, сектанты занимаются сравнительно мало. Пока секта живет фанатичным отрицанием всего православного и пока в ней не выработано своего вероучения, которое должно сделаться обязательным для всех ее последователей, до тех пор, она представляет собой дов. сплоченное общество. Повидимому, после выработки в секте своего учения и своих правил жизни должно начаться более или менее прочное и спокойное существование сектантского общества. Но случается, большей частью, как раз наоборот, именно; весьма скоро после этого начинаются в секте раздоры и споры, и вследствие этого происходит разделение секты на мелкие толки и партии. Это есть третья и последняя ступень образования и развития сектантского общества, после чего уже начинается отдельная жизнь и вместе отдельная история мелких толков, образовавшихся из первоначального, которые (толки) в своей жизни также продолжают тот же общий сектантский путь. Такое положение дел в сектантстве объясняется нетрудно. Вероучение, составленное первыми представителями секты, всегда и необходимо отличается крупными недостатками, которые заметны и для людей самых простых. Поэтому, естественно, являются попытки со стороны более или менее знающих, или же просто задорных сектантов, – поправить учение основателей секты и создать свое, которое удерживая первоначальный принцип секты, отличается в частностях, или же отступает даже от принципа. Роль отдельных личностей, не сдерживаемых никаким авторитетом и давностью, но почему-либо желающих быть руководителями и вожаками секты, всегда имела огромное значение в образовании мелких толков и сект.

Все эти предварительные замечания имеют для нас большое значение в разъяснении вопроса о рационалистическом элементе в беспоповщине в том отношении, что дают возможность проследить путь решения, общих в беспоповщине и рационалистических сектах, вопросов. Всматриваясь в историю развития беспоповщины, мы с определенностью находим, что эта главная ветвь раскола прошла чрез все вышеупомянутые стадии сектантской жизни и параллельно с общим сектантским отрицанием православной церкви создала такие теории о церкви и таинствах, которые в своих частных пунктах и даже в принципе имеют очень много общего с рационализмом новых сект. И это произошло не случайно.

Первый небольшой период существования раскола (лет около 15) характеризуется больше всего крайне-фанатичным отрицанием православной («никонианской») церкви и хулой на нее. Раскол на первых порах не сознавал того, что ему придется порвать связь с вселенским преданием о церкви и таинствах; он только нападал на существующую церковь, как уклонившуюся в страшную ересь и не думал еще создавать своего отдельного общества с особым новым учением о церкви и таинствах. Представители раскола надеялись восстановить церковь дониканианскую думая, что никонианство представляет собой уклонение церкви хотя и в страшную ересь, но все-таки уклонение временное. Поэтому они только порицали и ругали «никонианскую» церковь, но о выработке своего отдельного (нового) учения о церкви, они совсем не заботились. Известно, что они нередко обращались к царям и даже соборам с слезной просьбой, чтобы те постарались только очистить церковь от «блудни еретической», т. е. уничтожили все вводимое в ней патр. Никоном. Однако, обстоятельства скоро разочаровали раскольников в их надеждах восстановить дониконианскую церковь (с полнотой священства и таинств). Они скоро поняли, что никонианство не есть временное уклонение церкви в ересь, а напротив, оно было признано и освящено вселенской церковью в лице восточных патриархов и потому они должны были сделать одно из двух; или совсем отказаться от раскола, или же выдумать свое учение о церкви, – отличное от того, которого держится никонианская и согласная с ней вселенская церковь. Сделать первое они не могли, потому что уже слишком ненавистно им было никонианство; они должны были, так сказать, переродиться для того, чтобы согласиться с никонианством. И расколоучители сделали второе; они, оправдывая свое отделение от церкви и существование вне нормальных условий ее жизни, придумали учение, в котором принципиально стали отрицать церковь на земле в том ее полном составе, в каком учредил ее Господь И. Христос. Подыскивая основания для такого отрицательного учения, расколоучители очень скоро выработали учение о наступлении на земле царства антихриста, который якобы, пошатнул церковь в полном ее составе. В раскрытии этого основного учения беспоповцев со всеми следствиями, вытекающими из него, заключается вторая ступень образования раскола, как отдельного общества, – и с этого же началось, по нашему мнению, уклонение раскола на почву вольномыслия (рационализма). В рационалистическом сектанстве основное учение той или другой секты обыкновенно придумывается в противовес и похуление того церковного учения, которое показалось сектантам неправильным, – и только потом, новое сектантское учение искусственно оправдывается из тех или других источников христианского вероучения, или же рассудочными доводами¹. Как раз тоже самое, мы усматриваем в учении беспоповцев. Основное учение их об антихристе было прямо таки выдумано расколоучителями для того, чтобы иметь основание признать церковь православную совершенно погибшей и взамен этой церкви создать такое учение о ней, которое бы оправдывало то положение беспоповцев, в каком они оказались после отделения от православной церкви (т. е. без священства и таинств). Как удачно удовлетворяющее этой надобности, учение беспоповцев об антихристе сделалось у них основным, отказаться от которого они не могут, не сделавши шага назад; а поэтому учение это всеми неправдами было доказываемо и обосновываемо, как на почве священного писания и предания, так больше того, на отдельных местах старопечатных книг, не смотря на то, что оно ясно противоречило и букве и духу свящ. писания. Что все это действительно так, можно убедиться из краткого обзора развития беспоповщинского учения об антихристе. На первых порах расколоучители, думая держаться древне-церковного учения об антихристе, признавали, что антихрист должен быть человеком или определенным лицом, имеющим воспринять в себя все сатанинское действие, – и таковым человеком они признали патр. Никона, сообразно с чем и начали произвольно истолковывать разные книжные свидетельства об антихристе. Но Никон не оказался антихристом, потому что он умер естественной смертью, а кончины мира и всех событий, долженствовавших сопровождать собой последние дни мировой жизни, не произошло. Тогда расколоучители стали указывать на императора Петра I, как на антихриста; но по отношению к Петру повторилось тоже, что и по отношению к патр. Никону. Однако двукратная неудачная попытка оправдать свое учение об антихристе не привела раскольников к мысли проверить само учение о наступлении царства антихриста, а побудила только выдумать такое учение об антихристе, которое бы могло быть более устойчивым. Именно: придумано было учение о духовном царствовании антихриста на земле, сообразно с сем стали перетолковываться иносказательно и в духовном смысле все свидетельства об антихристе, которые раньше самими же расколоучителями применялись к отдельному лицу. А в своем развитии этого учения они, подобно протестантам, дошли до учения о духовном царствовании антихриста; такое учение, несомненно, заключает в себе многие элементы рационализма, потому что последовательно развитое, оно должно привести к рационалистическому учению и о втором пришествии И. Христа и о будущей жизни. И действительно, среди беспоповцев все более и более распространяется то мнение, что воскресение мертвых было или вернее, совершается с каждым по мере его праведности и благочестия. Не ясно ли из всего сказанного, что все силы ума раскольнических догматистов были направлены не к тому, чтобы отыскать истину и проверить справедливость самого положения о наступлении царства антихриста, что прямо таки требовалось обстоятельствами, а к тому, чтобы положение это во что-бы то ни стало отстоять, потому что оно необходимо было раскольникам для оправдания отдельного своего существования вне православной церкви? Никакое другое учение не было так благоприятно для раскольников в этом смысле, как именно учение об антихристе. В самом деле, что может быть законнее и справедливее отделения от той церкви, в которой воцарился антихрист и все осквернил своей прелестью! Однако в этом отделившемся обществе не оказалось священства и по крайней мере четырех таинств; поэтому нужно было доказать, что и в таком своем положении оно составляет истинную Христову церковь. В этом случае опять-таки оказалось, как нельзя более пригодным для беспоповцев, учение об антихристе, благодаря которому последователи раскола совершенно свободно начали обращаться с самим понятием о церкви, как свободно обращаются с ним и представители сект рационалистических. «Антихрист пошатнул, поколебал основания церкви, воцарился в ней», поэтому нечего удивляться, что нет в их обществе священства, – его истребил антихрист; не совершается жертва Христова, – значит и ее истребил антихрист; нет других таинств, – и их уничтожил антихрист, Так обыкновенно, всегда рассуждали и рассуждают беспоповцы. Итак, хотя раскольники и стараются опираться на основании священного и свято-отеческого писания в своем учении об антихристе, но в данном случае, они пошли по тому же пути, по которому идет большинство сект рационалистических, т. е. наперед составляется нужное сектантам учение, а потом уже подыскиваются ему основания, – и различие только в том, что секты рационалистические отрицательное и положительное свое учение стараются подтвердить одним свящ. писанием, а раскольники преимущественно пытаются основаться на отцах церкви и старопечатных книгах. Таким образом, приемы составления своего учения у раскольников и рационалистических сектантов оказываются совершенно одинаковыми. Вынужденные обстоятельствами к выработке нелепого учения об антихристе, раскольники вынуждены были и к оправданию его путем произвольного толкования Св. Писания и предания. Таково начало рационализма в основном догмате беспоповцев. Поэтому неудивительно, что расколоучители, вставши на эту почву вольномыслия, пришли в учении о церкви к тем же выводам, к каким и секты рационалистические. В самом деле, следя более постепенно за развитием у беспоповцев понятия о церкви, мы легко замечаем в нем следующие три момента, показывающие, – как постепенно беспоповцы все дальше и дальше уклонялись от церковного учения об этом предмете.

Первый момент. Церковь по нужде может оставаться без епископа и даже без священства, подобно тому, как во времена гонений на христиан многие церкви пребывали без священников. Такого понятия о церкви беспоповцы держались преимущественно до тех пор, пока у них не утвердилось окончательно учение о воцарении антихриста в духовном смысле. С этого же времени начинается второй момент в развитии беспоповщинского учения о церкви. Именно: церковь должна быть без священства и при двух только таинствах, потому что наступили времена антихриста. Так совершился переход от возможности временного пребывания церкви без священства к необходимости этого явления. Но раз священства, как особого благодатного учреждения, не должно быть, – то ясно, что все члены церкви одинаково равноправны, – одинаково могут совершать богослужение и таинства; каждый христианин есть священник. Это есть третий завершительный момент в развитии беспоповщинского учения о церкви, который и получил самое широкое применение на практике; у беспоповцев совершителями таин и богослужения являются не только простые миряне-мужчины, но даже и женщины. Вследствие этого, теряется самый существенный признак церкви, как корабля, в котором верующие чрез благодатное освящение получают спасение, потому что все, – священники, все безразлично могут сообщать друг другу дары, освящающие и спасающие вне учреждения церкви. Отсюда вполне понятными становятся такие выражения беспоповцев: «Не в бревнах церковь, а в ребрах», «церковь не стены церковные, но законы церковные», «вера и житие» или прямо: «всякий человек есть церковь Божия, – нерукотворенная». Смысл всех этих выражений тот, что в деле спасения главнейшее значение имеет не принадлежность человека к церкви с богоустановленными священством и таинствами, или участие в благодатных дарах ее, но личное нравственное усовершенствование, которое делает человека храмом Божиим, – церковью.

Такое представление беспоповцев о церкви ничем не отличается от понятия о ней сект рационалистических, которые, как всем известно, отрицая православную (по их мнению, языческую, внешнюю) церковь, много говорят о внутренней церкви или же смотрят на церковь, как на случайное собрание нескольких человек во имя Христово. Так, от одного сектанта приходилось слышать такое рассуждение; «вот церковь (следует указание на присутствующих); вот храм (указание на грудь): вот царские врата (указание на рот); а рот боковые двери (указание на уши)».

В самой тесной связи, с учением о церкви, развивалась у беспоповцев своеобразная система о таинствах. Здесь, подобно, как и в учении о церкви, своеволие рассудочных соображений подкреплялось искусственным подбором цитат и выдержек из книг. Но в существе дела беспоповцы пришли к мысли о необязательности большей части таинств для христианина и возможности совершения двух из них мирянами, последовательно выходя из своего учения о церкви бессвященнословной. Посмотрим внимательно, как работала их мысль в составлении учения о таинствах. Совершителями таин в церкви Христовой всегда были только священники. Но теперь священства в церкви нет; естественно поэтому, что не может быть и таинств, на совершение которых имеют полномочие только священники. Таков непосредственный логический вывод, в силу которого беспоповцы должны бы прийти к совершенному отрицанию таинств. Но такого вывода беспоповцы испугались; он слишком уж шел в разрез с древне-церковным учением. Поэтому, они построили свою систему о таинствах, в которой усматривается странная смесь рационализма с церковным учением, с преобладанием, впрочем, первого. – Не решаясь отказаться от таинств, беспоповцы, очевидно, должны были доказать, что таинства могут быть совершаемы мирянами, если не все, то, по крайней мере, те из них, без которых нельзя спастись. Сообразно с такой надобностью, беспоповцы решают вопросы; все ли таинства одинаково важны и нужны для христианина или же одни из них существенно необходимы, а без других можно и обойтись, и если окажется последнее, то не могут ли существенно необходимые таинства существовать в церкви без священства, т. е. не могут ли быть совершаемы мирянами. На решение этих вопросов направлены были все усилия беспоповщинских догматистов для того, чтобы решить их в благоприятном для себя смысле. Поэтому и оказалось, что таинства должно разделить на нужно-потребные (т. е. безусловно, необходимые) и просто потребные (т. е. такие, без которых можно обойтись в деле спасения); а затем оказалось, что нужно-потребные таинства могут быть совершаемы мирянами. Таковыми таинствами являются крещение, покаяние и причащение, из которых первые два совершаются у беспоповцев. Все это искусственно было направлено к тому, чтобы доказать, что все, что существенно необходимо для спасения, в беспоповщинском обществе сохранилось и может быть осуществимо и без священства. Не ясно ли, что и в построении системы о таинствах беспоповщинские догматисты, совершенно потеряв под собой почву церковного предания, руководились одними только своевольными соображениями, – и потому, незаметно пришли к тем же результатам, к каким тем же путем (своевольного умствования) пришли и приходят секты протестантствующие. Повторяем, что такое сходство между беспоповщиной и сектантством протест. характера мы не признаем случайным. Ум у всех людей мыслит по одним и тем же законам, – поэтому отрицание одного и того же (православной церкви) и стремление создать взамен отрицаемого свое учение, так чтобы последнее устраняло (мнимые) недостатки и погрешности первого, естественно может привести к одинаковым выводам.

Но не только в отношении к числу таинств и к личности совершителя их беспоповцы пришли, к одинаковым с протестантствующими сектами, выводам, но даже и в воззрении на само существо некоторых из них. Собственно протестантский взгляд на таинства должен вытекать у беспоповцев из учения о совершении их мирянами. Миряне, – совершители таин, – никаких особенных благодатных полномочий не имеют, а потому не могут сообщить освящающей благодати и другим. Значит, сила и действенность таинства зависит исключительно от одного приемлющего таинство, – именно от веры его или внутреннего расположения. Это крайне преувеличенное значение внутреннего расположения человека в таинствах особенно проведено у беспоповцев в учении о таинстве причащения. Как известно, беспоповцы не решились допустить совершения этого таинства мирянами, но за то решились совершенно извратить истинное учение о нем. Именно: когда прекратилась для них возможность причащаться древними запасными дарами (а это случилось весьма рано), то они придумали учение о духовном причащении. Учение это выражается у беспоповцев в двух формах. Одни стали учить, что вместо чувственного причащения Тела и Крови Христовых достаточно одного огнеопальнаго (т. е. сильного, ревностного) желания причаститься; здесь еще не отрицается принципиально таинство св. причащения, а только, в силу невозможности иметь истинное св. причастие, рекомендуется страстно желать его, – и такое желание, по Божественному милосердию, может заменить истинное причащение Тела и Крови Христовых. Но другие беспоповцы пошли гораздо дальше и стали положительным образом учить о замене чувственного причащения Тела и Крови Христовых, – духовным. Это духовное причащение заключается в любви к Богу, в доброй жизни и духовных подвигах. В таком учении беспоповцев так и слышатся рационалистические мудрствования (напр. молокан или младо-штундистов), что «плоть Христова есть учение Его, а причащение есть вера в Его учение» или: «мы принимаем живые слова Спасителя и тем причащаемся Его плоти и крови». Итак, признав св. жертву Христову, приносимую в православной церкви, мерзостью запустения, которую соделал антихрист, беспоповцы ничего другаго не могли придумать для оправдания своего положения без святейшего таинства, кроме признания крайне-рационалистического воззрения на это таинство. Не нужно доказывать, что в данном случае, беспоповцы пошли дальше протестантства, в котором, как известно, признается чувственное причащение, хотя и неправильно понимаемое. Если, таким образом, возможным оказалось поступить с одним важнейшим из семи таинств, то конечно подобно тому можно поступать и с прочими шестью. И беспоповщина последовательно могла бы дойти до отрицания всех таинств, и до мысли, свойственной сектам рационалистическим, что все таинства, освящающие человека, должны быть понимаемы духовно. Но их удерживает от этого вывода, как мы сказали выше, желание казаться древле-православными христианами, хранящими во всей целости учение древле-православной церкви, которая никогда не признавала такого (рационалистического) взгляда на таинства. Несмотря однако и на это, некоторые отдельные беспоповщинские толки, в своем учении о таинствах, пришли таки к тому логическому выводу, который так старается обойти или замолчать большинство беспоповцев, именно, что таинства должны быть понимаемы духовно, и действенность их нисколько не зависит от лица, совершающего их, или от вещества, а больше всего от доброй жизни верующих. Такой, приблизительно, взгляд на таинства высказан одним из учителей секты странников, проведшей, как известно, наиболее последовательно принципы беспоповщины. Учитель этот Михаил Кондратьев доказывая, что у них (странников) совершаются все таинства, говорит: «мы по чину Мельхиседекову все бываем священники от св. крещения, а нужды ради, тайну миропомазания получаем также при крещении, ибо по завещанию св. апостолов, за неимением мира, довольствует вода в помазание ею. Таинства Тела и Крови приобщаемся ежедневно, егда ограждаемся крестным знамением двуперстного сложения, ибо в двух перстах изображаем Христа во двою естеству и как изобразил на себе крест оными персты, то и причастился оного естества, еже есть Тело и Кровь Христова. А тайна елеопомазания совершается у нас милостыней, понеже в писании милостыня называется елеем. О прочих же тайнах, – крещении и покаянии всякий знает, что во время нужды и простецы крестили и исповедь принимали, также и брак многажды сводили без священных молитв по благословению родителей или при пяти свидетелях». В этих рассуждениях страннического учителя ясно проводится та мысль, что таинства нельзя считать специальными средствами облагодатствования человека, но что человек может достичь того же своими благочестивыми действиями и поступками (двуперстие, милостыня). Наконец, существует среди беспоповщинских сект такие, которые не испугались сделать самые крайние логические выводы из принципов беспоповщины. Это, – секты, так называемого, нетовского направления. Секты эти совершенно отрицают таинства на том основании, что нет законных совершителей их и совсем нет благодати на земле. Очевидно, по учению этих сектантов, спасение должно совершаться без благодатных таинственных даров. Каким же образом оно может совершиться? В силу надежды на Спасову милость, Он, Спас, как хочет, так и спасает, – отвечают сектанты. Таким образом, в учении нетовцев о спасении не осталось ничего из церковного учения о том же предмете; напротив в нем с полной ясностью проводятся принципы одной из крайних рационалистических сект, – пашковской, главный догмат которой выражается в следующей форме: «верь, что твои грехи прощены, надейся на милость Божию, проникнись мыслью об искупительной жертве, – и ты действительно будешь спасен», сверх же этого для спасения ничего не требуется. Таким образом, как у пашковцев, так и у нетовцев отрицается всякая самодеятельность и какое-либо значение благодатных даров, сообщаемых в таинствах; все это для спасения не нужно, потому что для спасения нужна только одна вера во Христа и надежда на милость Спасову. Вывод, к которому пришли нетовцы, по нашему мнению, есть вполне логический, – такой, к которому должны бы прийти все беспоповцы, строго держась своих начал².

Итак, все вышеизложенное ясно показывает, что беспоповщина в своих началах содержит очень много рационалистических элементов, как по способу выработки своей догматики, так и по самому существу и содержанию своих догматов, которые в дальнейшем и последовательном развитии приводят к тем крайне отрицательным воззрениям, которых держатся странники и нетовцы.

Доселе, мы хотели выяснить рационалистический характер общих беспоповщинских воззрений, присущих всем отдельным беспоповщ. толкам, – и если коснулись, в частности, сект странников и нетовцев, то только для того, чтобы яснее видеть, к каким выводам должны приводить (и действительно, приводят), принципы беспоповщины.

Беспоповщина, как известно, стала дробиться на толки весьма рано, – тогда, когда только еще успели обозначиться ее главные положения. В одних из этих толков, принципы беспоповщины проводились более последовательно, в других, – менее строго и в некоторых, наконец, делалось значительное уклонение от них, – сообразно с чем, в учениях отдельных беспоповщинских толков, рационалистический характер беспоповщины обнаруживался в большей или меньшей степени. Главными вопросами, произведшими в беспоповщине разделение, были вопросы о браке и о молитве за царя. Оба эти вопроса, – первый по жизненной его важности, а второй по важности государственной, – особенно волновали и волнуют беспоповцев; споры о этих вопросах проходят чрез всю историю беспоповщины, так что если требуется характеризовать внутреннюю жизнь беспоповщины, то необходимо следить за ходом этих споров, и тем, или другим решением их в отдельных толках. Теперь, нам и предстоит расследовать, на какой почве беспоповцы решают эти жизненные и важные вопросы, – и мы увидим, что они, как в воззрении на жизнь семейную, так и на государственную, оторвавшись от древне-церковной почвы, руководятся своими умствованиями и соображениями, которые бы согласовались с их принципами, и в свободном решении этих вопросов, очень тесно примыкают к сектам рационалистическим.

Признавая брак за таинство, как всегда учила православная церковь, беспоповцы с своей принципиальной точки зрения должны бы прийти к полному отрицанию брака, так как нет совершителей этого таинства; оно, как не нуждно-потребное ко спасению, не причислено ими к числу таких таинств, которые по нужде могут совершаться мирянами. Однако, добрая половина беспоповщины признает брак необходимым. Объясняется это особым положением таинства брака среди других. Если отсутствие в обществе беспоповцев других таинств не отзывается на их жизни и общественном положении никакими неудобствами, ничуть не мешает их земному благополучию, то напротив, отсутствие брака неизбежно влечет за собой множество лишений, затруднений и серьезных неприятностей, которые ставят беспоповцев в весьма некрасивое положение в обществе. Очевидно, в избежание этих неудобств, предстояло беспоповцам сделать одно из двух: или допустить совершение брака в православной церкви, или же придумать такое учение о браке, которое бы допускало существование брака и без церковного освящения, и законность брака не ставило в зависимость от этого освящения. Весьма немногие беспоповцы и то не на долго, допустили первое, но несравнимо большая часть их склонилась на второе. Так явились беспоповцы, – брачники. Другие же беспоповцы, стремясь также к избежанию тех лишений и неудобств, какими сопровождается безбрачная жизнь, пришли к нелепому и безнравственному учению о превосходстве беспорядочной свободной связи пред браком. Таковы беспоповцы, – бракоборы. Если учение о браке первых (т. е. брачников) примыкает к учению о том же предмете сект рационалистических и проповедников, так называемого гражданского брака, то учение последних отличается характером хлыстовства, последователи которого, крайне гнушаясь браком, ничуть не гнушаются развратом, доходящим до свального греха. Что все это действительно так, – мы удостоверимся из более подробного рассмотрения учения о браке брачников и бракоборов в его постепенном развитии.

Первоначально беспоповцы, держась церковной точки зрения на брак, как таинства, пришли к безусловному отрицанию всякого брака, который, за истреблением священства, совершаться не может и проповедовали о необходимости всем проводить жизнь безбрачную, девственную. Как известно из истории беспоповщины, такое учение и такая проповедь привели беспоповцев к весьма печальным последствиям, – к страшному разврату. В виду этого, более благоразумные учители беспоповщины стали придумывать меры, чтобы положить предел безобразному разврату. Самый верный путь к этому, – допустить брак. Насколько сильно чувствовалась потребность в этом, – видно из того, что беспоповцы на время готовы были уклониться от своего даже принципиального учения об истреблении священства только для того, чтобы удовлетворить этой потребности, именно они склонились к признанию существования где-нибудь на востоке, в «сокровенных местах» священства, для отыскания которого и посылали туда одного поморца Вышатина. Но поиски священства окончились ничем вместе со смертью Вышатина в 1732 году, вследствие чего и вопрос о браке остался нерешенным. Это была единственная попытка беспоповцев решить вопрос, о браке на церковной почве, т. е. держась взгляда на него, как на таинство. Попытка эта была весьма неудачна, потому что она коренным образом противоречила принципам беспоповщины и потому вовсе не находила себе сочувствия в большинстве беспоповцев. Итак, допустить в своем обществе брак, освященный церковью чрез таинство, оказалось невозможным. Оставалось поэтому отрешиться от церковной точки зрения на брак и взглянуть на него, как на обще-человеческое учреждение. Сообразно с этим и начало вырабатываться новое учение беспоповцев о браке, – такое учение, под которым может подписаться ревностный защитник гражданского брака. С подобным учением о браке выступил в половине ХVIII века один федосеевец, Иван Алексеев, который нашел себе многих последователей. В кратких словах учение его о браке заключается в следующем. «Брак есть тайна, но не в смысле таинства, а в смысле таинственного значения супружеской любви. Он установлен Богом еще при создании первых людей и основанием для него служит благословение, преподанное Богом Адаму и Еве, а чрез них и всем людям. Если же основание для брака заключается в этом общем для всех людей благословении, то и брак могут заключать все; только необходимо требуется согласие брачующихся на вступление в брак, выраженное словами пред свидетелями, а также согласие родителей». Эти условия, – самые важные в заключении браков. Что же касается венчания в прав. Церкви, то оно, по учению Алексеева, имеет значение не больше, как «общенародного христианского обычая», а вовсе не имеет существенного значения для брака. Из той мысли, что венчание не составляет существенной стороны в браке и не сообщает благодати, Алексеев и выводит заключение, что при неимении священства, оно может быть совершено и в церкви еретической. Для подтверждения такого учения, Алексеев указывает на примеры древней церкви, которая принимала без повторения языческие, иудейские и еретические браки. Всматриваясь в это учение Ивана Алексеева, мы замечаем, что оно совершенно устраняет христианский таинственный характер брака; основу свою брак имеет не в христианском учении о нем, а в обще-человеческом обычае, основывающемся на благословении Богом брачного сожития первых людей; христианство, по учению Алексеева, не придало браку ничего нового. Очевидно, взгляд этот совершенно чужд церковной почвы и ясно заключает в себе тенденцию протестантствующих рационалистических сект, по учению которых все существо брака зависит исключительно от взаимного любовного согласия и понятия жениха и невесты. Рассуждая последовательно, нужно прийти к заключению, что для брака не требуется никакого церковного венчания и никакого церковного обряда; так, действительно и учат новые сектанты (в роде штундистов и пашковцев). Но, Иван Алексеев, в данном случае, допустил непоследовательность, признавая нужным и венчание, хотя бы в церкви еретической. Эту непоследовательность в учении Алексеева заметили другие учители беспоповщины и исправили ее. Таковым явился во второй половине ХVIII века поморский наставник Василий Емельянов, который, так сказать, до-развил учение Алексеева о браке. Совершенно отрицая какое-либо значение венчания, Василий Емельянов для заключения законного брака поставляет следующие пять условий: 1) согласие жениха и невесты, 2) благословение родителей, 3) обручение, 4) свидетели и 5) лета законные сочетающихся. Церковное же венчание, по его учению, за истреблением истинного священства, может быть заменено молитвами, которые могут совершать и «мужи не рукоположенные». Так, явились у беспоповцев, так называемые «безсвященнословные браки». Это учение Емельянова было принято громадным большинством поморцев и сделалось их отличительным догматом сравнительно с беспоповцами-бракоборами, более фанатичными представителями которых являются федосеевцы и странники. В нем, как мы видим, почти все в браке сводится на формальную и гражданскую его законность; религиозная же сторона его ограничивается только благословением родителей и несколькими молитвами, большей частью молебным пением Спасителю и Божией Матери. Правительство наше признало поморские браки состоятельными в гражданском смысле, но церковь православная не иначе может смотреть на них, как на блудное сожительство, подобно тому, как она смотрит на так называемые гражданские браки. Браки поморцев мало чем отличаются от браков гражданских и еще меньше от браков, имеющих место у сектантов нового времени. По учению, напр., штундистов, брак не есть таинство, а просто самый обыкновенный житейский акт, совершаемый, тем не менее, с некоторыми церемониями. Дело обыкновенно бывает так: жених и невеста, раньше сговорившиеся, заявляют нескольким штундистам о своем желании вступить в брак. В назначенный день все они собираются вместе, читают при этом некоторые места из Евангелия, поют стихи, песни и псалмы; – и тут же объявляют брак состоявшимся. Этим дело и оканчивается. Совершенно также происходит заключение брака у всех рационалистических и новых русских сект: молокан, прыгунов, шалапутов и т. п. Главным моментом при заключении брака является торжественное заявление брачующихся о своем намерении пред общиной. Все это имеет очень много общего с тем, что бывает и у поморцев, так что не только учение последних о браке в своей сущности сходно с учением новых сект, но даже и в подробностях применения этого учения к жизни.

Другая половина беспоповщинского мира, к которой принадлежат федосеевцы, странники, филипоновцы и нетовцы, держатся иных воззрений на брак, именно отрицательных. Отрицая возможность существования брака без священства, руководители означенных сект направляют свои усилия не к тому, чтобы утвердить среди своих последователей чистоту и девственную жизнь (потому что ни сами они, ни их последователи, – не имели ни малейшей склонности подвергать себя подобному аскетизму), а к тому, чтобы оправдать свой разврат чрез доказательство мысли о превосходстве свободной связи пред браком. Вот несколько положений этих сектантов, ярко рисующих их взгляды на брак. «Брак внешний (т. е. церковный) принять, – антихристову печать принять; тем же появый жену отпаде от Бога, отпаде от церкви, изгнан от всякого общества христианского и нет ему никоея милости христианской, разве разведется с женой, яже все ему спасение отъя», – и далее прямо: «лучше хотя четырех или пять жен, или десять не венчанных в браке имети, и с ними блудить, нежели едину браком сопряженную». А вот как рассуждает о браке светило федосеевской секты Ковылин: «ныне брака нет и брачующиеся в никонианских храмах, – прелюбодеи, еретики. Живя, как бы по закону, они не чувствуют угрызения совести за свой грех и не каются, тогда, как падший по немощи естества необходимо сознает свою вину и приносит в ней раскаяние. Поэтому не возбраняется утолять похоть, да не обуревается человек нечистыми помыслами. Тайно содеянное, тайно и судится. Итак, ясно, что федосеевцы совершенно отрицают брак и самый крайний разврат считают лучше брака. Подобным же образом учат о браке и другие беспоповцы-бракоборы.

Из сопоставления учения о браке брачников и бракоборов, мы должны прийти к заключению, что учения их представляют собой два возможных выхода из того положения, в каком оказались беспоповцы, отвергнув брак, освящаемый церковью. В самом деле, отвергая церковный брак и не желая вести девственную чистую жизнь, можно только допустить одно из двух: или заменить его браком не церковным, имеющим однако некоторую гражданскую законность, или же предоставить всем полную свободу половых отношений, причем при допущении последнего положения необходимо признать, что такое состояние выше брачного. Итак, мы видим, что если и составилось у поморцев учение о браке, а у федосеевцев и др. учение о безбрачии (или точнее, – разврате), то составились они не, потому что имеют какое-нибудь основание в древне церковном учении, а, потому что неизбежно нужно было их составить, так чтобы учения эти, с одной стороны не противоречили принципам беспоповщины, а с другой удовлетворяли естественным и жизненным нуждам беспоповцев. Здесь мысль беспоповщинских догматистов и учителей работала, совершенно отрешившись от церковной почвы, а только сообразуясь с нуждами своего общества, нуждами, как теоретического характера, так и практического.

Если сектантский рационализм обнаруживается с одной стороны в отвержении прав, церкви и ее авторитета, в учении о церкви без иерархии, в духовном учении о таинствах, – то не менее того, с другой стороны, он обнаруживается в политическом анти государственном учении. Это, как мы замечали выше, происходит от того, что наша церковь живет жизнью, тесно связанной с государством и потому, отрицая ее авторитет, нельзя не коснуться и авторитета государственной власти. Поэтому сектантское принципиальное учение, направленное к ниспровержению церковных устоев, бывает в большинстве случаев таким, что влечет за собой отрицание или пересоздание и общественно-государственного строя. Такими являются все наши рационалистические секты, в которых отрицание власти и учение о всеобщем равенстве является чуть ли не одним из самых важных догматов. Таким же представляется и старообрядческое беспоповство, которому как-будто вовсе бы не к лицу отвержение той власти, которая искони освящалась и признавалась церковью. В самом деле, если мы присмотримся к учению более последовательных беспоповщинских сект, то найдем в нем так много противогосударственных элементов, что можно подумать, что последователями этого учения являются не сектанты-старообрядцы, а какие-нибудь современные вольнодумцы, воспитавшиеся на началах западной философии или какие-нибудь революционеры и т. п., которые охотно бы подписались под этим учением, если бы оно только не исходило из беспоповщинских принципов. Отрицание государства проведено особенно логично и последовательно в секте беспоповщинских странников и нетовцев. По учению их, государство принадлежит антихристу; все государственные учреждения, – учреждения антихриста, которыми он ловит людей в свои сети; чиновники, – слуги антихриста и. т. д. Поэтому, с таким государством нужно порвать всякую связь, убежать из него и основать жизнь совершенно на других началах. Ни царю, ни властям, – не должно покоряться, потому что «подобает служить единому Господу, льстецу же и гонителю повиноваться, и покоряться воле его не повелено». Странники определяют и те частные случаи, в которых должно проявляться непокорство властям, именно: не должно платить подати, а также отбывать другие государственные повинности, не должно поступать в военную службу, даже не должно пользоваться гражданскими правами. «Свое отрицание государства и его учреждений, странники доводят до издевательства над ними; так, у многих странников, которые вообще никогда не берут настоящих паспортов, находили паспорта особенные, своеобразные, представляющие собой пародии на паспорта». Идти дальше в отрицательном отношении к государству, кажется уже некуда. Странники, совершенно отрицая государство, имеют свою собственную организацию с выборным «верховным советом» во главе.

В других беспоповщинских сектах отрицательное отношение к государству не проводится так резко и смело, а напротив замаскировывается и смягчается. Более ясно оно выражается только в учении о не молении за царя. Это учение является, так сказать, мерилом взглядов тех или других беспоповщинских сект на государство. Вопрос этот почти с самого начала образования беспоповщины был предметом споров. Одни беспоповщинские секты не допускали этого моления, другие признавали возможным возносить молитвы за царя, только не с таким титулом царским, с каким возносит за него молитвы Церковь православная. Те секты, которые не признают молитвы за царя, тем самым показывают, что они не почитают его законным, Богом поставленным правителем, не признают «властью от Бога», а вместе с этим не признают законным и все устроенное, и заведенное им в государстве. Отсюда должен следовать тот же вывод, к которому пришли странники, что царю покоряться не следует, а следует противиться. Но в жизни, практически учение это не проводится большинством беспоповцев так последовательно, как это делается странниками; в большинстве беспоповцы подчиняются властям, но это подчинение не есть подчинение «за совесть», а только «за страх», – и при первой возможности обращается в противление. Что касается другого разряда сект, которые признают моление за царя, то нужно сказать, что они держатся убеждения, что «нет власти, аще не от Бога, сущие же власти от Бога учинены суть», но только смотрят на современных властей подобно тому, как Церковь в первое время смотрела на власть языческую, т. е. признают ее не благочестивой. Более последовательными являются конечно беспоповцы первой категории, отрицающие молитву за царя, а след. и покорность власти. В самом деле, странно молиться за того царя, который находится в обладании у антихриста и служит последнему?!

Итак, в старообрядческом беспоповстве несомненно существуют элементы рационалистические, обнаруживающиеся с одной стороны в отрицательном учении о церкви, иерархии и таинствах, а с другой, – в таковом же учении о власти и государстве. Привычка считать беспоповщину и рационалистические секты явлениями совершенно различными и несопоставимыми является, нам кажется, результатом того убеждения, что первая есть плод невежества, а последний, – плод, пробудившейся и развивающейся, русской народной мысли. Убеждение это, – ложное. Невежество и сектантский рационализм, – такие явления, которые не только уживаются между собой, но даже большей частью следуют одно за другим.

Того, что называется признаками правильного развития и запроса мысли, в сектантском рационализме также мало, как и в беспоповщине. При самом крайнем свободном отношении к Св. Писанию, сектантскому рационализму свойствен и самый узкий буквализм, до которого, пожалуй, не доходили и раскольники-старообрядцы. Мы не будем входить в подробное развитие «доказательства этой мысли, а укажем только на то, что рационалистическое сектантство способно было произвести из себя такие секты, как секты квасников или пресников, которые опираясь на слова Спасителя «берегитесь кваса фарисейска», главным требованием для своих последователей поставляют не есть ничего квасного, с закваской; а штундисты свой буквализм простирают до того, что под «хранилищами», о которых говорится в 23 гл. Ев. от Матфея, разумеют постройки, в которых хранится имущество и под «воскрилиями», – полы и рукава ряс. Что же касается отношений сектантов рационального направления к современным явлениям жизни, представляющим продукт научного прогресса, то при всем своем свободомыслии некоторые из них удивляют нас своим невежеством. Так, напр., по словам автора ст. «Малорусская штунда» (Неделя 1877, № 2), некоторые штундисты, железные дороги, машины и телеграфы считают признаками царства сатаны и конца этого царства… «В Писании сказано, учат они, что пред кончиной века появится какая-то огненная колесница; под такой колесницей писание разумеет паровики, пароходы и железнодорожные локомотивы, потому что они движутся при посредстве огня и из труб их пышут дым и пламя. При посредстве этих колесниц, люди владычествуют один над другим, пользуются чужими трудами, уродуют и калечат друг друга». В положительном учении сект рационалистических, мы весьма мало находим разумно обоснованных и ясно сформулированных положений, напортив оно, по словам одного исследователя (который говорит о штунде), представляет собой «какой-то безобразный свод уродливых понятий, темных бессмыслиц, непримиримых положений, которые в человеке, понимающем, вызывают омерзение, а невежественный люд могут увлекать единственно своей претензией на важность излагаемого учения и разнузданностью практических выводов»³.

Сопоставляя все сказанное о рационализме в беспоповщине с указанными сейчас невежеством и буквализмом в сектантском рационализме, мы должны прийти к заключению, что общим признаком того и другого явления (беспоповства и рационалистического сектанства) представляется невежественный рационализм. Благодаря этому общему признаку раскола и сектантства, легко может случиться, что эти два явления, при логическом развитии своих начал, сольются между собой, так что старообрядчество склонится к сект. рационализму. За последнее время эта склонность является особенно заметной. «Всматриваясь в прения о вере нынешних апологетов с православными миссионерами читаем в журнале «Мисс. Обозрение», в современные приемы раскольнической полемики и в новые мировоззрения молодых поколений раскола, – знакомясь, наконец, с подпольными раскольничьими тетрадками в роде «Броня правды» и печатными заграничными памфлетами на православную церковь, – приходим к заключению, что обрядоверный раскол делается прямо-таки штундовым рационализмом. По поводу этих новых явлений в расколе, а с другой стороны, по поводу движений в расколе характера противоположного, именно обращение многих раскольников, пораженных нетлением мощей святителя Феодосия, в православную церковь, другой орган печати (Рус. Обозр.) говорит следующее: «Под влиянием многих причин, инертная масса, отделившаяся от церкви, начинает распадаться по составным частям и приходить мало-по-малу в движение. То, что в этой массе было наиболее искреннего в своей ревности по чистоте веры, начинает чувствовать тяготение к церкви; то, что олицетворяло собой наиболее резко рационалист. начало самомнения и протеста, начинает логически склоняться к обнаженному от всякого образа сектантскому рационализму. Многие явления современной жизни подтверждают это. И можно думать, что критическое движение, замечаемое ныне в раскольническом мире, разрешится в более или менее близком будущем в намеченном направлении логического развития своих начал; одна часть старообрядчества воссоединится с церковью на началах единоверия, другая же сольется с сектанством. Иного пути движения нет, но остаться без движения теперь раскол уже не может».

В этих отзывах печати, наклонность современнаго раскола к рационализму, объясняется, главным образом, разными влияниями и причинами, имеющими связь с современными событиями. Несомненно, что современные движения (просветительные, церковные, разные движения в сектанстве и т. п.) имели в этом отношении большое значение, заставляли раскольников, так сказать, оправдывать свое учение выяснением своих начал на почве более или менее разумной (что требуется запросом времени), что и приводит их к рационалистическим выводам из своих начал. Но было бы несправедливо сказать, что современный раскол допустил в свое учение больше рационализма, сем раскол, напр., времен известных догматистов раскольничьих, братьев Денисовых. Догматика раскола, заключающаяся в «Поморских ответах» и содержимая раскольниками доселе, построена на «ухищрениях диалектики и умозрениях рационализма» не менее, чем теории современных расколоучителей. Последним принадлежит продолжение того пути, на который раскол встал весьма рано, поставленный на него силой обстоятельств. Задачей нашей статьи и было выяснить рационалистический элемент в изначальном учении беспоповцев, чтобы показать, что он не был привнесен в позднейшее время отдельными учителями раскола, которые могли отступить от начал раскола, но коренится в самом духе раскола, потерявшего церковную почву вселенского предания и не могущего найти для себя иной почвы, кроме человеческого мудрования и рассудочного измышления. А то обстоятельство, что теперь рационалистический элемент в расколе стал яснее, заметнее, объясняется тем, что современные апологеты раскола стали более откровенны и свободны, и потому не стремятся замаскировать те выводы, которых прежний раскол еще стыдился. Древо познается по плодам своим! От древнего древа, – раскола нельзя было ожидать и иных плодов, каковы только современные апологеты раскола.