РОСА ПРИСТАНИЩА ОБУРЕВАЕМЫМ

Пристанище нам буди влающимся, и отишие в пучине скорбей (Акафист, песнь 6).

Некий простолюдин в Чернигове, по имени Фома, по попущению Божию за грехи, так наваждением бесовским обезумился, что хотел сам себя погубить. Однажды он прыгнул в колодец и сел на самом дне, пытаясь утопиться в воде. Увидев это, приключившиеся здесь люди силой извлекли его оттуда за волосы, отрывая их клочьями. Он же вырвался из их рук и снова побежал к воде топиться. Охраняемый, несколько дней и ночей не мог он сна вкусить нимало, устрашаемый бесовскими мечтаниями и привидениями.

Этот Фома, когда был приведен в Ильинский монастырь к чудотворному образу Пресвятой Богородицы, тотчас исцелился: смысл, разум, здравие и крепость принял.

Как в море, обуреваемый, человек тонул в своей немощи, и совсем бы он погрузился, как свинец, в воду великую, если бы не достиг пристанища небурного – Пресвятой Девы...

Некто, избежав волнения и бури, хвалится: «Прибыл к одному месту, называемому Хорошие Пристани» (Деян. 27, 8). Но где пристанище, лучшее Марии? Она, если только кто к Ней пристанет, от всякого потопления целым и невредимым его сохранит.

Шествовал некогда Израиль сквозь Чермное море сухими ногами, и что его сохранило от водного потопления (см. Исх. 14)? Хочешь, думаю, сказать, что жезл Моисеев, разделивший начертанием креста воды? Но не без Богородицы, ибо Ее там предвозвещался образ. Слышишь, что сладкоголосая ласточка церковная, святой Дамаскин, о том воспевает: «В Чермнем море браку Неискусимыя Невесты образ написася древле» (Догматик, глас 5). И это хранило Израиль от волн морских, потопивших фараона. Хотели, думаю, воды и жидовского рода не пощадить, как тех, которые хотели в будущем неблагодарными и ропотными отступниками от Бога стать, врагами Его, наконец же, и убийцами Сына Божия, но, увидев в них предзнаменование Марии, испугались волны морские: «Море увидело и побежало» (Пс. 113, 3).

Видишь, как еще в Ветхом Завете Мария, одним прообразом Своим, уже тихим Пристанищем была? Внемлем же и невреждению Ионы: как в глубине морской да в утробе водного зверя, посреди такого смрада и тесноты, не умер три дня и нисколько не повредился там, где человек не может и полчаса живым оставаться? Что там его хранило целым? Только та же Преблагословенная Дева Мария, Ее и в том открылось предзнаменование. Так говорит Церковь: «Во утробе Ионы младенца невреди морский зверь, яковаго же прият; в Девицу убо вселися Слово и плоть прием, пройде сохранив Неистленну» (Канон на Рождество Христово, песнь 6, ирмос). Это и хранило Иону три дня живым и невредимым, потому что хотело Слово от Девы Нетленно воплотиться. Образом этого нетления и был Иона в ките.

О, сколь доброе пристанище – Пречистая Дева! Как Своих и со дна морского живыми и целыми выводит!

Кто без Нее, тот в лужице воды утонет, а держащийся Ее, если и посреди моря будет, стопы ног не замочит.

Храни и меня, о Мария! «Да не потопит меня волнение водное, да не поглотит меня пучина» (Пс. 68, 16).

Погружаемся и мы в воды глубокие, ибо мир этот окаянный есть море, так его многие называли.

Святой Амвросий: «Какое море так непредсказуемо, как мир, столь неверный, столь мятежный, столь пугающий пропастями, столь волнующийся ветрами нечистых духов!»

Святой Златоуст: «Различными грехами и многообразными искушениями, как некими волнами, обуревается мир этот, о нем читаем: «Это море великое и пространное» (Пс. 103, 25)».

Кассиодор: «Морю, вправду, уподоблен мир: ложью горек, волнами бесовскими трясется, ветрами прегрешений смущается».

И святой Дамаскин сетует: «Приидох во глубины морския (то есть в мирские страсти), и потопила мя есть буря многих ми прегрешений» (Октоих, гл. 4, песнь 6, ирмос).

Воистину мир – это второе море. Как в пучине морской, так и в мире, – многообразные пагубы, погружения, лишения надежд, беды. Как сказал апостол: «Весь мир лежит во зле» (1Ин. 5, 19).

Жизнь в нем более наполнена смертью горькой, нежели жизнью. Его блаженный Августин описывает так: «Разве мы жизнь эту, которую в мире видим, назвать можем жизнью? Ее ветры вздымают, болезни истончают, горячки иссушают, воздухи немощами исполняют, брашна отягощают, посты смиряют, глумления соблазняют, скорби истаивают, попечения сокрушают, беды гнетут, богатства утолщают, нищета на землю повергает, молодость возносит, старость преклоняет, болезни и злые случаи мучают – после столького же многого зла смерть наконец наступает».

Находясь в таком злом море мира сего, посреди стольких бед, скорбей и напастей, почему не ищем пристанища? Почему суеты еще держимся? Почему ненасытно пьем соленую воду пристрастия? Почему погибель нашу любим? Не слышим ли святого Григория Назианзина, проповедующего: «Вот мир, который любим, убегает, уже сам в себе усох, в сердцах же наших еще процветает! Всюду смерть, всюду плач, всюду погибель. Отовсюду бьют нас, однако мы, ослепленные похотью плоти, те самые горести его любим. Бегущего гоним, на падающего устремляемся, не имея же сил подпереть падающего, сами с ним падаем».

Вняв этим словам и очами своими истину их в мире увидев, отвергнем всякую печаль житейскую и ко пристанищу небесному, к Богу и Божией Матери, скоро и усердно притечем, восклицая: «Ты мене окорми ко пристанищу Твоему, благим виновная, верным утверждение, едина Всепетая!» (Параклис Богоматери, песнь 3).

Миролюбцам, яко в море, – отвсюду бед много, Добру пристань обретает, кто взыскал Бога.

В царствование Иустиниана была некая женщина из благородных, первая патриция в палате царевой, именем Анастасия: вдова, всеми и самим Царем почитаемая за разум и целомудренную жизнь. Но добродетель всегда имеет ненавистников: царица Феодора, видя ее царем почитаемую и хвалимую, разгневалась и от ненависти замыслила злое. Узнав об этом и рассмотрев мятежную суету, праздную, и даже пагубную, честь миролюбцев – Анастасия – оставила все. Втайне наняла корабль, взяв только малую часть своего имения, и бежала. Достигнув Александрии, поселилась там и создала монастырь, доселе именуемый Патрициин. Когда же умерла Царица Феодора, послал Царь разыскать Анастасию, желая сделать ее Царицей ради ее премудрости, красоты и целомудрия, ибо всеми дарами была она от Бога одарена. Узнав об этом, блаженная предалась дальнейшему бегу, ничего не взяв с собою, будто одна из нищих.

И пришла она ночью в скит к преподобному отцу Даниилу, ему все о себе подробно поведала и, плача, упала его к ногам, умоляя дать ей келию где-нибудь вне скита, в пустыне, и утаить ее, чтобы никто не узнал о ней до самой ее кончины. Преподобный же отец Даниил, дивясь теплоте духа в ней и рачению Божественному, облек ее в иноческий образ мужским одеянием и переименовал, назвав ее Анастасием-скопцом, дал ей пещеру в восемнадцати поприщах от скита.

В той пещере преподобная, избавившись от многобурного мирского моря, презрев всю царскую славу и честь, и богатства, как к пристанищу тихому, к единому Богу пристав, прожила двадцать восемь лет в трудах и подвигах, которые кто счесть может? Один лишь Всевидец. И никто не знал, что женщина она, но евнухом назвалась.

Каждую же неделю отец Даниил говорил своему ученику: «Возьми, чадо, немного хлеба и воды и неси к отцу Анастасию-скопцу в пустыню, ничего ему не говори, только, постучав с молитвою и положив при дверях приношение, тотчас отходи молча». Это ученик творил много лет, но, придя однажды, нашел у дверей дощечку с надписью: «Приди, отче, скоро и возьми все, что нужно». Ученик принес дощечку отцу, он же, прочитав, заплакал и сказал: «Горе нашей внутренней пустыне, какого столпа потеряли сегодня!»

Взяв Божественнее Тайны, вместе с учеником пошел он спешно и, открыв пещеру, нашел преподобную, как огнем объятую. И поверг себя отец ниц, и, плакав много, сказал: «Блажен ты, отче Анастасий, ибо о часе сем пекся, презрев царство земное и славу человеческую». И ответил ему мнимый Анастасий: «Блажен ты, новый Авраам и странноприимник Христов». Сказал отец Даниил: «Сотвори молитву, отче Анастасий». И ответил Анастасий: «Более я прошу молитв твоих в час сей». И сказал отец: «Если бы я предварил сей час, то помолился бы о тебе».

Тогда Анастасий немного приподнялся от одра своего, обнял голову Святого Отца, лобызая, и сказал: «Бог, наставивший меня и приведший в это место, Тот да совершит старость твою, как Авраама». Старец же взял ученика своего и поверг его к ногам Анастасия со словами: «Благослови, отче, чадо свое!» – «Бог, чадо, предстоящий предо мною, чтобы разлучить меня от тела моего, ведающий, сколько стоп сотворил ты к келий сей, Тот да упокоит тебя со святыми Своими; как упокоил дух Илии на Елисее, так да наречется имя Отцов твоих на тебе». Потом обратился мнимый Анастасий к отцу: «Не совлекайте с меня риз, но как есть, так и погребите меня, пусть не узнает никто обо мне».

Затем святая причастилась Божественных Тайн, обливаясь теплыми слезами, сказав: «Ныне отпущаеши мя». И добавила: «Молитесь о мне». Сказав, возлегла на одр, посмотрела на восток и, обратившись направо от себя, изрекла: «Добре, пришли, идем». И стало лицо ее как огонь, и сотворила крестное знамение на устах, говоря: «Боже сил, в руки Твои предаю дух мой», и предала душу свою Богу.

Много рыдали отец с учеником над мощами, ископали гроб перед келией и, взяв с себя верхнюю ризу, отец повелел ученику облечь в нее тело честное, поверх риз, в которых была. Но когда одевал брат святые мощи, заметил женские сосцы, как два листа иссохшие, и узнал, что женщина была естеством. И сказал отцу: «Авва, отец Анастасий женщиной был».

Увидев, что не утаилось это от ученика, отец поведал ему о преподобной Анастасии: как убежавшую от мятежного мира облек мужским одеянием, как Анастасием переименовал, скопцом нарек, чтобы утаилась от ищущих, ибо многих послов посылал Царь на ее розыск. И не только Царь, но и патриарх Александрийский. И так, целуя честные мощи, погребли их пустынники, хваля Бога, дивного во Святых Своих.

Смотри, как та преподобная, избежав мирского моря, к доброму притекла пристанищу.