Послания
Послание 1. Гаию служителю1515
Тьма исчезает от света, а тем более от многого света; неведение истребляют знания, а тем более многие знания. Восприняв это в смысле превосходства тьмы, а не тьмы как лишенности1516 света, говори сверхистинно, что незнание о Боге и все превышающая Его тьма таятся от обладающих сущим в мире светом1517 и знанием сущих, скрываются от всякого света и прячутся от всякого знания. И если кто–нибудь, видя Бога, уразумел1518, что он видел, то понял, что он не Его видел, но нечто из сущего, Ему принадлежащего и уразумеваемого. Сам же Он пребывает превыше ума и сущности, и Ему совершенно не свойственно ни быть познаваемым, ни существовать1519. И совершенное незнание, понимаемое в лучшем смысле, есть знание Того, Кто выше всего познаваемого.
Послание 2. Тому же [Гаию служителю]
Каким образом Находящийся вне всего выше1520 богоначалия и выше благоначалия? Если божественность и благость1521 поймешь как самое дело благотворящего и боготворящего дара и неподражательное подражание Сверхбожественному и Сверхблагому, соответственно которому мы обоживаемся и ублажаемся, то это уразумеешь. И если, стало быть, это оказывается началом обожения и ублажения обоживаемых и ублажаемых, то Тот, Кто сверхначален по отношению ко всякому началу, пребывает вне и так называемой божественности и благости как богоначалия и благоначалия, поскольку Неподражаем и Безотносителен1522 и превыше всех и подражаний и отношений, и подражающих и причаствующих.
Послание 3. Тому же [Гаию]
«Внезапно» предполагает что–то, до той поры бывшее неявленным, выводимое, вопреки надежде, в явленность. Применительно же к Христову человеколюбию – а именно на это, я думаю, намекает богословие1523 – это исхождение осуществившегося как человек Сверхсущественного из состояния сокрытости в доступное нам состояние явленности. Но Он – Сокрытый1524 и после явления, или – чтобы более божественно сказать – в явленности. Ведь и это свойство Иисуса сокрыто; и никаким словом и умом не изъяснить связанное с Ним таинство; даже говоримое, оно пребывает неизреченным, и уразумеваемое – неведомым.
Послание 4. Тому же [Гаию служителю]
Каким образом, говоришь ты1525, Иисус, вне всего сущий, всем людям по сущности единочинен? Но ведь не как причина бытия людей1526 Он называется здесь человеком, а как по самой сущности целиком и истинно человек. Мы же определяем Иисуса не по человеческой1527 сущности, ибо Он – не только человек (ведь Он не был бы Пресущественным, если бы был только человеком), но – воистину человек, отличным от людей образом, Человеколюбец, превыше, чем это возможно для людей1528, но и по–человечески, из человеческой сущности осуществляющийся Пресущественный. И, всегда пресущественный, он пребывает ничуть не менее преисполненным пресущественностью, и не заботится о ее избытке, и поистине войдя в человеческую сущность, сверх этой сущности осуществленный1529 и превыше человека1530, Он действует как человек. И оказывается Девой сверхъестественно родившая, и беспокойная вода не чувствует тяжесть вещественных земных ног и не расступается, но становится крепкой, как вещество нельющееся (см. Мф.14:25).
Стоит ли перечислять прочее, столь многое, благодаря чему ум, божественно зрящий превыше ума, познает и то, что было сказано применительно к человеколюбию Иисуса утвердительно, как имеющее силу превосходящего1531 отрицания (апофасиса)? И чтобы высказаться нам короче: Он не был человеком не как не–человек, но как из людей произошедший, пребывающий над людьми и превыше человека, воистину ставший человеком и затем все совершавший1532 не как Бог божественное и не как человек человеческое, но как ставший мужем Бог некоей новой1533, богомужней, энергией с нами жительствуя.
Послание 5. Дорофею литургу
Божественный «мрак» (см. Исх.20:21) – это «неприступный свет», в котором, говорится, обитает Бог (1Тим.6:16), – невидимый из–за чрезмерной светлости и неприступный из–за избытка сверхсущественного светоизлияния1534. В нем оказывается всякий, удостоившийся познать и видеть Бога, – в свете невидимом самом по себе и непознаваемом. Оказавшись воистину превыше зрения и знания, познавая только то, что ты – за пределами всего воспринимаемого чувствами и мыслями, говоришь вместе с пророком: «Удивился разум Твой от меня, утвердился, не возмогу против него» (Пс.138:6).
Так ведь и божественный Павел познал, говорится, Бога, – поняв, что Тот выше всякого сущего разумения и знания; почему он и сказал, что «неисследимы пути Его, и неисповедимы суды Его» (ср. Рим.11:33), и «неизреченны дары Его» (ср. 2Кор.9:15), и «мир Его превыше всякого ума» (ср. Флп.4:7), – найдя, что Сущий превосходит все, и паче разумения уразумев, что Тот, Кто является причиной всего, – вне всего.
Послание 6. Сопатру иерею
Не считай это победой, иерей Сопатр, – похулить исповедание или мнение, кажущееся нехорошим. Даже если рассудительно ты его опровергнешь, не обязательно свойственное Сопатру уже хорошо. Ведь истинное, как единственное и сокровенное, может1535 – среди многого ложного и кажущегося – и от тебя, и от других утаиться. Ибо если что–то не красное, не обязательно оно уже белое; и если кто–нибудь не лошадь, не обязательно – человек.
Так делай, мне повинуясь: перестань говорить против других, а говори поистине в защиту истины1536, чтобы совершенно неопровержимо было говоримое.
Послание 7. Поликарпу иерарху1537
1. Я не умею говорить с эллинами или с другими язычниками, полагая, что для добрых мужей достаточно, если они смогут уразуметь и высказать то, что само по себе истинно, как все обстоит на самом деле. Ведь когда таковое, чем бы оно ни являлось, будет по закону истины открыто и беспримесным установлено, все содержащее что–то иное и прикидывающееся истинным будет изобличено1538 как чуждое истинно сущего, неподобное ему и, скорее, кажущееся, нежели сущее. Излишне и бороться с ними или с таковыми изъявителю истины. Каждый ведь утверждает, что владеет царской номисмой – и наравне с некоей истинной частичкой держит какого–то обманного идола. И только ты его обличишь, тут же за него заступятся и тот и другой. А если ты прямо утверждаешь истинное никем другим не опровергнутое слово, то все совершенно иное по содержанию опровергается само по себе благодаря непобедимому стоянию поистине сущего истинным. Хорошо, как мне кажется, это осознав, я и не поторопился говорить с эллинами или с другими язычниками: мне ведь достаточно – и дай–тο Бог! – прежде самому уведать истину, а потом, зная ее, подобающим образом о ней говорить.
2. Ты говоришь, что софист Аполлофаний1539 бранит меня и называет отцеубийцей как нечестиво пользующегося достижениями эллинов против самих эллинов.
Справедливее было бы, однако же, нам ему сказать, что эллины нечестиво пользуются божественным против божественного, стараясь с помощью премудрости Божией ниспровергнуть божественное. Я уж не говорю о вере многих1540, приземленно и страстно приверженных произведениям поэтов и почитающих «тварь паче Творца» (Рим.1:25), но говорю, что и сам Аполлофаний нечестиво пользуется божественным против божественного. Ведь знание сущего1541, правильно называемое им философией, а божественным Павлом названное «премудростью Божией» (см. 1Кор.1:21), истинных философов должно возводить к Виновнику и самого сущего, и ведения его.
И чтобы мне не обличать, вопреки убеждению, взгляды других лиц или его, скажу лишь, что Аполлофанию1542, как человеку мудрому, следовало бы разуметь, что никак и никогда ничто небесное не может уклониться от своего порядка и движения, если только и к этому его не подвигнет Виновник и Содержатель его бытия, Творящий и Претворяющий все, согласно священному слову (см. Быт.1:1; Дан.2:21)· Как, удивляясь Тому, Кто обладает всепричинной и пренеизреченной силой, не почитает он и отсюда познаваемого нами истинно сущего всеобщего Бога, когда солнцу и луне1543, по силе и статусу сверхъестественнейшим1544, Он приказал быть совершенно неподвижными (см. Нав.10:12–14) вместе со всем прочим и стоять в продолжении целого дня всем в одних и тех же знаках зодиака? И, более того, – когда все, и большее и объемлемое, так согласованно обычно движется* тогда вместе с объемлющим не двигалось им объемлемое. И – когда некий иной день почти утраивается1545 по продолжительности, и в течение целых двадцати часов, или приблизительно такого времени1546, движение солнца обращается вспять (см. Ис.38:8) и затем вновь в высшей степени сверхъестественно возвращается назад. И солнце, своим путем за десять часов совершившее свое пятиобразное движение1547, Он заставляет в остальные десять возвращаться точно назад, двигаясь неким новым путем (см. 4Цар.20:9–11)· Это естественным образом и вавилонян поражало и без борьбы подчинило их Иезекии как некоему богоравному, превосходящему людей, существу. И я не буду, пожалуй, говорить о великих чудесах в Египте или о каких–то иных где–либо имевших место богознамениях, но напомню об общих небесных знамениях, явленных повсюду и всем.
Аполлофаний обязательно скажет, что таковое не истинно. Особенно то, о чем говорится в персидских священных рассказах1548, благодаря чему маги и до сих пор совершают празднования тройному Митре1549. Ну и пусть по незнанию или по неопытности он таковым не верует. Но скажи–ка ему: «Что ты думаешь о затмении, бывшем во время спасительного распятия?» (см. Мф.27:45; Мк.15:33; Лк.23:44–45). Ведь оба мы тогда, вместе находясь в Илиополе1550 и стоя рядом, видели как луна невероятным образом1551 заслонила солнце притом, что это не было время их схождения, и как затем1552, начиная с девятогом часа до вечера, она сверхъестественным образом помещалась внутри солнечного диаметра. Напомни ему и кое-что другое. Он ведь знает, что мы видели, что это совмещение начиналось с востока и луна, дойдя до края солнца, затем возвратилась и, стало быть, не с одной и той же стороны произошло совмещение и очищение, но с диаметрально противоположных сторон.
Таково тогда бывшее сверхъестественное, одному Христу Всевиновному возможное, творящему «великое и чудесное, которому нет числа».
3. Если тебе удобно и возможно, скажи ему так: «Аполлофаний, обличи меня, тогда с тобою бывшего, смотревшего вместе с тобой, с тобой обсуждавшего все и вместе удивлявшегося». Не знаю, чем побуждаемый, Аполлофаний пустился тогда прорекать и, как будто объясняя мне происходящее, сказал: «О, добрый Дионисий, это знамение происходящего в делах божественных».
Столько да будет нами в послании к тебе сказано. Ты же способен недостаточное наполнить и в конце концов привести к Богу мужа весьма мудрого, который, быть может, снизойдет до того, чтобы кротко изучить премудрую истину нашего исповедания.
Послание 8. Димофилу служителю1553 [О занятии своими делами и о доброте]
1. Исторические книги евреев говорят, добрый Димофил, что оный священный Моисей был удостоен богоявления за великую кротость (см. Чис.12:3). И если иногда они и представляют его лишенным1554 божественного лицезрения, то отвергают его от Бога не прежде, чем сообщают, что он потерял кротость. Они же говорят, что сильной яростью разгневался на него Господь как на самовольного и противящегося божественным советам человека (Исх.4:14). А когда они показывают его руководствующимся богорассудными ценностями, то провозглашают его таковым по причине преимущественного1555 богоподражания Благу.
Он ведь был очень кротким, и поэтому о нем говорится как о рабе (служителе) Божием (Исх.14:31), более всех пророков удостоенном боговидения (Чис.12:6–8). Даже когда на него и на Аарона напали некие дерзкие люди из–за первосвятительства и народоначалия, он оказался выше всякого славолюбия1556 и властолюбия и предоставил богоизбранному (букв. «феокриту») предстательствовать за людей (см. Чис.16:1–7). Поскольку же и восстали на него, и поносили его из–за первенства, и почти что бросились уже на него, он, кроткий, призвал Благого во спасение и вполне справедливо представил, что он не виновен во всем злом, что творят начальствуемые. Он ведь знал, что беседующему с благим Богом подобает, насколько это возможно, отображать в себе в первую очередь Его подобие и уметь совершать благолюбивые деяния.
Что же делает богоотца1557 Давида боголюбезным? Именно то, что он был добрым, и даже к врагам был добр. "Обрел, – говорит преблагой, – мужа по сердцу моему (ср. Пс.88:21)? И в самом деле, благое законоположение1558 даровано нам – заботиться даже о подъяремных врага (см. Исх.23:4–5). И Иов как обладавший беззлобием был оправдан (см. Иов.1:1–8, 42:10–12), и Иосиф не наказал братьев–заговорщиков (см. Быт.50:19–21), и Авель просто и без сомнений пошел с братоубийцей (см. Быт.4:8). И все, о ком проповедует богословие, – благообразны, не замышляют зла, и даже чужая злоба не отвращает их от добра, но совершенно напротив – они и злых боговидно ублажают, простирают и на них свою многую благость и их к подобному же кротко призывают.
Но восклонимся горе1559, не кротость священных мужей возвещая, не благость человеколюбивых ангелов, милующих народы и молящихся о них Благому (см. Зах.1:12), запрещающих губительным злодейским множествам творить зло (см. Зах.3:2), огорчающихся от злых поступков людей, радующихся же спасению призываемых к благому (см. Лк.15:10), и – все другое, что богословие передает о добродетельных ангелах, но, в безмолвии приемля благотворящие лучи поистине благого1560 и сверхблагого Христа, с их помощью да возведены будем светом к Его божественным благодеяниям.
Разве это не свойство неизреченной и превышающей ум Благости – сотворить сущее и все его ввести в бытие1561 и хотеть, чтобы все было близким к Ней и всегда причастным того, что свойственно Ему, – соответственно пригодности каждого? Как понять, что и за отступающих Он с любовью держится, и спорит1562, и молит не презирать их, когда они влюблены и сокрушенны1563, и терпеливо поддерживает бранящих Его и Сам их защищает? И еще больше обещает заботиться о них, и когда они еще далеко, но приближаются, Он подбегает1564 и встречает, и, весь всех охватив, целует, и не напоминает о прежнем, но любит настоящее, и устраивает праздник, и «созывает друзей», то есть добрых1565 людей, чтобы в обители все с Ним порадовались (см. Лк. 15:6). (Димофил же и если кто другой с добрыми людьми враждует, совершенно справедливо подвергается запрещению: пусть выучится прекрасному и подобреет). Разве же не подобало, сказал Он, Благому порадоваться спасению погибших и жизни умерших (см. Лк.15:24, 32)? Не задумываясь, и на плечи Он берет только что возвращенное от заблуждения, и добрых ангелов подвижет к радости, и «благ и к неблагодарным» (Лк.6:35), и сияет солнцем Своим «на злых и на добрых» (см. Мф.5:45), и саму «душу Свою полагает за» (см. Ин.10:11, 15) отбегающих.
Ты же, как показывает написанное тобой1566, и припавшего к священнику нечестивого, как ты сказал, грешника, – не знаю как, приняв это на себя, – оттолкнул. Он потом молил и объяснял, что пришел для уврачевания пороков, но ты не ужаснулся, но с яростью не достойно обошелся и с добрым священником, решившим помиловать: нечестивого кающегося. И под конец сказал священнику: «Выйди вместе с подобными тебе». И, не имея на то права, заскочив в недоступное для тебя, принизил1567 Святая святых. А потом пишешь нам: «Я промыслительно спас готовое погибнуть священное и все еще сохраняю его неоскверненным».
А теперь слушай наши слова. Не подобает и выше тебя в служении находящимся, и равным тебе служителям поправлять священника1568, даже если кажется, что он нечестиво относится к божественному, даже если бы оказалось, что он совершил что–то другое запрещенное. Ведь если отступление от определений и законоположений является безобразием и бесчинием в божественнейшем, то не имеет оправдания даже ради Бога совершенное нарушение богопреданного порядка. Ибо Бог «в Себе» не «разделился», ибо «как тогда устоит царствие Его?» (Мф.12:5–26; Мк.3:24; Лк.11:18). И если "Богу, – как Речения говорят, – принадлежит суд» (ср. Ис.30:18; Рим.2:2), а иереи, следом за иерархами, – возвестители (букв.: ангелы)1569 и толкователи божественных судов (ср. Мал.2:7), то ты от них подобающим тебе образом узнай божественное через литургов1570, – у людей, благодаря которым и быть1571 служителем ты сподобился, Или священные символы не это вопиют? И не просто ведь то, что Святое святых для всех недоступно: приближается к нему прежде всего порядок священносовершителей, затем порядок иереев1572, а следом за ними – литургов. А для поставленных в чин служителей двери недоступного1573 для входа запретны, – двери, у которых они получают посвящение и предстоят, – не для того, чтобы их стеречь, но для порядка и для познания самих себя – скорее ближе к людям, нежели к священнослужителям. Вот почему святое чиноначалие священных порядков священнополагает, чтобы они были причащаемы божественного, поручая другим, то есть находящимся внутри, его им передавать. Ибо стоящие у божественного жертвенника, можно символически сказать, зрят и слышат божественное, сияющим им открывающееся, и, благообразно выходя к внешним по отношению к божественным завесам1574 послушным служителям, и священному народу, и очищаемым чинам, являют им святыню соответственно их достоинству, – прекрасно сохранявшееся неоскверненным до тех пор, пока ты не заскочил тиранически в Святое святых и не принудил против воли вынести святыню. И сказал, что держишь и сохраняешь святыню, хотя и не знаешь, и не слышал, и не имеешь ничего из подобающего1575 иереям, равно как и истину Речений не познал, каждый день споря о них для совращения слышащих.
Если ведь кто–нибудь покусится властвовать над народом, не получив на то приказа от царя, по справедливости ведь будет наказан1576.
И не также ли – если князя, оправдывающего кого–то или осуждающего, некий из предстоящих ему его подчиненных осмелится пересуживать (не говорю уж оскорблять, а притом и лишать власти). Ты же, человече, так же дерзок по отношению к кроткому и доброму священнику и его священническому уставу?
Это следует говорить, когда кто–то, посягая на превосходящее его достоинство, думает, что поступает как подобает. А это ведь недопустимо ни для кого. В самом деле, что неуместного сделали Озия, покадив Богу (см. 2Пар.26:16–19), или Саул, принеся жертву (см. 1Цар.13:9–14), или тиранические демоны, истинно богословствовав1577 об Иисусе (Мк.3:11–12)? Но отвергнут1578 богословием всякий вмешивающийся в чужое дело («чуждопосетитель») (1Пет.4:15), и каждый да пребудет в чину своей службы, и «один лишь архиерей пусть войдет в Святая святых лишь раз в году» (ср. Исх.30:10; Евр.9:7) и то во всей полагающейся по Закону священноначальнои чистоте (см. Исх.30:20–21; Лев.16:4, 24). И только иереи имеют попечение1579 о святом, а левиты не «прикасаются к святому, чтобы не умереть» (ср. Чис.4:19–20). И прогневался Господь яростью на несдержанность Озии, и Мариам покрылась проказой, дерзнув устанавливать правила для Законодавца (см. Чис.12:1, 10), и на сыновей Скевы1580 наскочили бесы (см. Деян.19:13–16). И «Я не посылал их, сказал Он, а они бежали», и «Я не говорил им, а они пророчествали» (Иер.23:21), и нечестивец «приносящий Мне в жертву тельца, для Меня – словно убивающий пса» (ср. Ис.66:3). И просто сказать: справедливость Божия не терпит беззаконных. И когда они говорят: «С Твоим именем мы сотворили многие чудеса, – Он отвечает: Отойдите от Меня все, делающие беззакония» (ср. Мф.7:22–23).
Так что нельзя, как говорят священные Речения, даже тому, что справедливо, следовать не в соответствии с достоинством1581. Каждому подобает внимать себе и не помышлять о высочайшем и глубочайшем, и разуметь – только то, что ему дано сообразно его достоинству.
2. Почему же, – говоришь ты1582 – не надо обвинять нечестивых или в чем–то ином неподобающем обличаемых священников, и одним лишь хвалящимся Законом позволительно «преступлением Закона бесчестить Бога» (Рим.2:23)? И почему иереи суть изъявители Божии? Как могут они возвещать людям божественные добродетели, сами не познав их силу? Или: способны ли просвещать потемненные? И как передают другим Святого Духа те, кто, есть ли Дух Святой, по–настоящему и поистине не уверовали?
Я отвечаю тебе на это1583 (ибо не враг же Димофил, и я не стерплю, чтобы ты был похищен Сатаной). Каждый из окружающих Бога порядков более ведь богообразен, чем далее отстоящий от Него. И что ближе к Истинному свету, то и освещеннее и светлее. И не в смысле места1584 пойми это отстояние, но в смысле пригодности к боговосприятию. Если, таким образом, порядок иереев – просвещающий, то человек не просвещающий совершенно, значит, отпал от священнического порядка и силы, а тем более – вообще непросвещенный. И мне кажется дерзким тот, кто посягает совершать дело священника, не боясь и не стыдясь исполнять божественное вопреки достоинству, полагая, что Бог не знает того, что ему самому известно, и думая обмануть Того, Кого лжеименно называет отцом, и осмеливается христовидно1585 произносить свои скверные злохуления (не могу сказать «молитвы») перед божественными символами. Таковой – не иерей, никак не иерей, но злой обманщик, поругатель себя и волк, облачившийся для нападения на божественных людей в овечью шкуру (ср. Мф.7:15).
3. Но не Димофилу1586 положено это исправлять. Ведь если и богословие повелевает следовать праведному (а следовать праведному1587 – это хотеть воздать каждому по достоинству), то справедливо, чтобы все этому следовали не вопреки своему достоинству и чину, поскольку справедливо, чтобы и ангелам было воздано и уделено по достоинству, однако же – не нами, о Димофил, а нам – через них от Бога, и им – от еще более преимуществующих по положению ангелов. И просто сказать: во всем сущем через первых воздается вторым соответствующее их достоинству от благоупорядоченного и справедливейшего Промысла. Ведь те, кто поставлен Богом начальствовать над другими, по достоинству воздают следующим за ними и подчиненным. Пусть же Димофил уделит по достоинству своему разуму1588, гневу и вожделению, и да не нарушит свой чин, но возобладает1589 над низшими превосходящий их разум. Ведь если на рынке мы увидим, что раб оскорбляет старца–хозяина, будучи моложе, или сын – отца, и нападает на него, и наносит раны, мы ведь сочтем, что он поступает нечестиво, и вряд ли не поможем, подбежав, старшим, хотя они, возможно, первыми поступили несправедливо, – как же тогда мы не устыдимся, наблюдая, как гнев и вожделение обижают разум, – отвергают данное Богом начало и сами собой воздвигают нечестивое и несправедливое бесчиние, распрю и беспорядок? Правильно наш блаженный от Бога посланный законоположник1590 не удостаивает предстательствовать в Церкви1591 Божией того, кто прежде хорошо не предстательствовал в своем доме (ср. 1Тим.3:12), ибо тот, кто учинил как надо себя, учинит и другого, а если другого, то – и дом, а если дом, то – и город, а если город, то – и народ. И просто сказать, как говорят Речения, «верный в малом и во многом верен, а неверный в малом неверен и во многом» (Лк.16:10).
4. Сам ты уделяй по достоинству1592 вожделению, гневу и разуму, тебе же уделят божественные литурги, а им – иереи, иереям же – иерархи, а иерархам – апостолы1593 или преемники апостолов. И если кто–нибудь из них как–то погрешит против подобающего, то будет исправлен равночинными ему святыми, но соотношение чинов (букв.: чин на чин) не перевернется, но каждый в своем чину и в своем служении да пребывает.
Вот сколько сказано нами тебе в пользу того, что надо знать и делать свое дело. А что касается бесчеловечности, как ты говоришь, нечестивого и мерзкого мужа, то не знаю как и оплакать1594 сокрушение возлюбленнного моего. Чьим, ты думаешь, служителем был ты нами поставлен? Ведь если не – Благого1595, то всяко по необходимости ты должен быть полностью чужд и нас, и нашего служения. И тогда тебе пора поискать других и бога, и иереев, и при них скорее озвереть, нежели в добре преуспеть, и быть жестоким служителем милой тебе бесчеловечности. И разве же мы сами до совершенной святости усовершенствовались и не нуждаемся в божественном человеколюбии по отношению к нам? «Не двойной ли, как говорят Речения (ср. Иер.2:13), грех" 1596, подобно нечестивым, мы совершаем, не зная в чем претыкаемся, но оправдывая себя и полагая, что что–то видим, поистине же ничего не видя (ср. Рим.1:22)? «Ужаснулось этому небо» (ср. Иер.2:12), и я затрепетал и не доверяю самому себе. И если оы я не получил написанное тобой – неподобающим, будь уверен, образом написанное – то не был бы убежден, хотя и некие другие люди сочли нужным заверить меня, что Димофил думает1597 , что благой по всему Бог – не Человеколюбец, и что сам он не нуждается в Милующем или Спасающем, и даже священников отвергает, удостоенных Благостью носить неведения людей и хорошо знающих, что и они обложены немощью.
Но Богоначальный Священносовершитель1598 шел иным путем. Будучи «отделенным, – как говорят священные Речения, – от грешников» 1599 (Евр.7:26), любовь к Себе Он связал со способностью к кротчайшему по отношению к овцам пастырству (см. Ин.21:15) называет злым рабом того, кто не вернул товарищу долг и не поделился частью дарованных ему многих благ, и приговаривает его получить самому от своего собственного 1600 зла (см. Мф.18:32), чего следует и мне, и Димофилу бояться. Даже ведь и тем, кто бесчестил Его 1601 в само время страдания, Он доставляет прощение от Отца (Лк.23:34) и запрещает ученикам, когда они решили немилостиво осудить за нечестие прогнавших Его самаритян (Лк.9:52–55).
И вот что включает многословие твоего свирепого послания (ибо и вверху и внизу ты звучишь), – будто не за самого себя, но за Бога ты отомстил. Скажи мне, ты злом отмстил за Благого?
5. Отступи. "Мы имеем1602 не такого первосвященника, который не может сострадать нам в немощах наших» (Евр.4:15), но «беззлобен» Он (ср. Евр.7:26) и «милостив» (Евр.2:17). Он «не воспрекословит, не возопиет» (Мф.12:19; ср. Ис.42:2), и Он «кроток» (Мф.11:29), и «милостив о грехах наших» (ср. 1Ин.2:2). Так что мы не одобрим твои не вызывающие зависти порывы, даже если тысячи раз ты собой повторишь Финееса (см. Чис.25:7–8) и Илию (см. 3Цар.18:40). Ведь когда Иисус услышал, что Его ученики хотят этому подражать: они показались Ему непричастными кроткого и благого Духа (см. Лк.9:55; ср. 1Пет.3:4). Ведь и наш божественнейший1603 Священноположник с кротостью учит противящихся учению Божию. Ибо учить, а не мучить подобает1604 незнающих, – как и слепых мы не наказываем, а руководствуем.
Ты же начинающего восклоняться к свету мужа, по щеке ударив, оттолкнул, свирепо прогнал человека, с большим сокрушением пришедшего, какового – и это большой ужас вызывает! – Христос, будучи благ, ищет заблудившегося по горам (см. Мф.18:12), и отбежавшего призывает, и, найдя, едва не на плечи берет (Лк.15:5). Нет, прошу, не будем так дурно распоряжаться самими собой и вонзать меч в самих себя. Ведь те, кто пытается кого–то онеправдовать1605 или, напротив, облагодетельствовать1606, – пусть не все, что хотят, делают тем, – но, самим себе доставляя зло или добро, будут исполнены либо божественными добродетелями, либо свирепыми страстями. И одни, последователи и спутники добрых ангелов и здесь и там1607, с полным миром и свободой от всех зол унаследуют в вечно сущий век блаженнейшие уделы и «всегда будут с Богом» (см. 1Фес.4:17), что – величайшее из всех благ1608. А другие отпадут от божественного и своего собственного мира и здесь и по смерти1609 пребудут со свирепыми бесами.
Ради этого нами прилагается большое старание, чтобы с Благим Богом быть и пребывать с Господом всегда, а не оказаться отлученным со злыми, заслуженно по своим делам претерпев, чего я больше всего боюсь и молюсь о том, чтобы пребыть всех зол непричастным.
А если хочешь, вспомним1610 и видение некоего божественного мужа, и ты не посмейся, ибо я скажу истину.
6. Когда я как–то1611 оказался на Крите, меня привечал священный Карп – муж, хоть и чуть странный, но из–за большой чистоты ума для боговидения пригоднейший. Так, он не начинал священные совершения таинств, прежде чем не явится ему в предсовершательных молитвах1612 благоприятное священное видение. И он говорил, что был однажды огорчен кем–то из неверующих. Он печалился оттого, что тот совратил кого–то от Церкви к безбожию, когда этот новокрещеный только еще совершал дни иларий1613. И необходимо было об обоих благоподобно помолиться и, взяв в помощники Бога–Спасителя, одного обратить, а другого благостью победить и не покинуть, уча всю жизнь1614 и доныне, и таким образом возвести их к божественному знанию, чтобы, даже если бы их раздирали сомнения и они неразумно ожесточались, были бы вынуждены оставаться по закону справедливости здравыми (букв.: целомудрствовать). Но не стерпев этого прежде всего в себе, не знаю, как, исполнившись тогда некими многими злыми замыслами и горечью, он в таком плохом состоянии лег спать, ибо был вечер. Около же полуночи – а у него был обычай в это время1615 бодрствовать в уединении для пения божественных гимнов – он поднимается, не насладившись без волнения1616 покоем из–за многих снов, всегда прерывавшихся. Стоя, однако же, на божественной беседе, он неблагочестиво скорбел, горевал и говорил, что несправедливо, если останутся живы безбожные люди, развращающие «правые пути Господни» (Ос.14:10; ср. Деян.13:10). И говоря это, молил Бога, чтобы какая–нибудь молния1617 без пощады лишила жизни обоих разом.
И когда он это сказал, вдруг – говорил он – показалось ему, что он видит, что дом, в котором он стоит, сначала поколебался, а затем разделился с самого верха на две половины, и перед ним вспыхнул с небес и на него опускается некий очень яркий огонь (ему ведь казалось тогда, что крыши нет), а небо открыто, а на небе – беспредельный Иисус с предстоящими Ему человековидными1618 ангелами. Он видел это, глядя вверх, и удивлялся. Наклонившись же вниз, Карп, сказал он, увидел в земле некую темную разверзшуюся и зияющую пропасть и – что те мужи, которых он проклинал, стоят перед ним у края этой пропасти, жалкие, трепещущие так, что больше не могут держаться из–за неустойчивости их ног1619. А снизу, из устья пропасти, выползают и ползают вокруг их ног змеи, и то тащат их, обвившись, одновременно и утяжеляя, и увлекая, то зубами или хвостами бьют и подталкивают, всячески стараясь столкнуть их в пропасть1620. Были и некие люди среди змей, на этих мужей нападающие, толкающие их, дергающие и бьющие. И казалось, что те вот–вот упадут, отчасти невольно, отчасти вольно, понемногу понуждаемые и убеждаемые злом1621.
И говорил Карп, что, глядя вниз, он радовался, а наверх не обращал внимания, только досадовал и испытывал нетерпение оттого, что те двое еще не упали, и на деле часто их, ослабевших, старался столкнуть, и огорчался оттого, что не мог этого сделать, и проклинал их. И опять он поднял глаза, чтобы вновь увидеть, как и прежде, небо, и увидел, что Иисус, глядя на происходящее, сжалился, встал с пренебесного престола, сошел к тем мужам и подал им добрую руку1622, и ангелы с Ним вместе их восприняли, поддерживая их с других сторон. И сказал Иисус Карпу: «Бей теперь Меня уже занесенной рукой1623. Я ведь снова готов пострадать за спасаемых людей; Мне ведь тоже хочется, чтобы другие1624 люди не согрешали. Однако же смотри, не кажется ли тебе, что пребывание в пропасти со змеями хорошо бы заменить пребыванием с Богом и добрыми и человеколюбивыми1625 ангелами?"
Вот что выслушав, я верю, что это на самом деле было.
Послание 9. Титу иерарху1626 [вопросившему посланием, что такое дом Премудрости, что – чаша и что еда ее и питие]
1. Я не знаю, о добрый Тит, ушел ли священный Тимофей, не услышав чего–нибудь о богословских символах. Но в «Символическом богословии»1627 мы хорошо растолковали ему все кажущееся многим диковинным в Речениях о Боге. Ведь нелепость страшную внушают1628 несовершенным душой людям неизреченной премудрости отцы, когда некими сокровенными и дерзновенными гаданиями открывают божественную и таинственную, недоступную для скверных истину.
Потому–то и не верят многие из нас словам о божественных таинствах: ибо мы воспринимаем их только через приращенные к ним доступные чувствам символы. Подобает же и раскрытыми, сами по себе, обнаженными и чистыми видеть их. Только так ведь их видя, мы сможем почтить1629 «Источник жизни» (Пс.35:10), созерцая его в Себя Самого изливающимся и Самим по Себе стоящим, и некую единую Силу, простую, самодвижущуюся, неоскудевающую в Себе, но являющуюся ведением всех ведений и всегда через. Себя Себя созерцающую.
Подобает, подумалось нам, чтобы мы ему и другим раскрыли, по мере возможности, различные виды применяемой к Богу символической священнообразности. Ибо то, что вне ее1630, исполнено столь невероятным и бредовым вымыслом! Например, применительно к сверхсущественному богорождению измышлена Божья утроба, телесно1631 Бога родившая; написано о слове, в воздух испускаемом из изрыгающего его мужеского сердца, и о духе, из уст выдыхаемом; и утробы ι богородящие, носящие Сына Божия, воспеты перед нами как приличествовало бы телесным; или в образе сада представлены некие деревья, побеги, ростки, цветы и корни; или – извергающиеся источники вод1632; или светорождения, производящие воссияния; и некие иные изъяснительные священнописания сверхсущественных богословий. Для обозначения же умных1633 Божиих промыслов, дарований, проявлений, сил, свойств, жребиев, обителей, исхождений, разделений и соединений, – человеческий образ и многообразие диких зверей и других животных, и растений, и камней кругом к Богу поналеплено; и выдумано, что женские украшения и оружие варварского производства Им на Себя надеты; и глина и плавильня, словно ремесленнику, приданы Ему; и лошади, и колесницы, и троны подставлены; и некие пиршества1634 изысканные приготовлены; и что Он пьет и упивается, и что спит и в похмелье бывает, понавыдумано.
Что и говорить о гневе, скорби, о различных клятвах, раскаяниях, проклятиях, злобствованиях, о многообразных и запутанных1635 выдумках с целью нарушить обещания, о гигантомахии, по книге Бытия, согласно которой, говорят они, устраивают из страха заговоры те сильные мужи; и это поучение для назидания – не во вред кому–то другому, но ради спасения себя выдумщиками; и об этом совете на небесах, устрояемом против обмана и хитрости Ахава (3Цар.21); и о свойственной Песни Песней вещественной и блудной многострастности; и обо всех остальных, сколько смелости есть, священных условных знаках боговыражения из числа тайных, выставленных и ставших делимыми из единых и неделимых, образными и многовидными из единых и необразных, коих скрытую красоту если бы кто смог увидеть, нашел бы все таинственным и боговидным и исполненным яркого богословского света.
Да не подумаем, что видимые условные знаки1636 созданы ради них самих: они ведь прикрывают неизреченное и невидимое для многих знание, – чтобы не стало доступным для непосвященных всесвятое и чтобы открывалось оно только истинным приверженцам благочестия, всякую ребяческую фантазию от того, что касается священных символов, удалившим и способным благодаря простоте ума и свойству умозрительной силы восходить к простой сверхъестественной находящейся выше символов истине.
Однако же и то подобает разуметь, что богословское учение двояко: одно – неизреченно1637 и таинственно, другое – явленно и постижимо; одно символическое1638 и ведущее к таинствам, другое философское и аподиктическое; так что в слове соплетено с выразимым невыразимое. Одно убеждает и делает связной1639 истину говоримого, другое же действует и утверждает в Боге ненаучимыми тайноводствами.
Ведь и при отправлении святейших таинств наши служители, как и служители законного предания1640, от боголепных символов1641 не отказались. Видим также и всесвятейших ангелов через гадания1642 таинственно открывающими божественное, и Самого Иисуса в притчах богословствующим и преподающим богодейственные таинства с помощью образа трапезы1643. И подобало ведь не только, чтобы Святое святых сохранялось недоступным для многих, но чтобы и сама человеческая жизнь1644, неделимая и одновременно делимая, осиявалась подобающим ей образом божественными знаниями и чтобы бесстрастная часть души1645 созерцала простые и глубочайшие зрелища из числа богоподобных картин, а страстная по–родственному служила ей и тянулась к божественнейшему, пользуясь заранее подготовленными из формирующих символов образами, поскольку врождены таковые прикрытия и обнаруживают тех, кто и помимо покровов, богословию явному1646 вняв, созидает в себе некий образ, руководствующий к постижению1647 названного богословия.
2. И само миротворение всего видимого происходит из невидимого Божия, как говорит и Павел1648, и истинное Слово. Отчего богословы1649 и рассматривают одно с точки зрения общества1650 и закона, другое – с точки зрения очищения и чистоты; одно как человеческое и посредствующее, а другое как сверхмирное и совершающее таинства; одно как идущее от законов явленных, а другое – от неявленных установлений, соответствующих тем или иным священным Писаниям; умам и душам. Ибо не простую историю1651, но животворное совершенство содержит раз и навсегда предлежащее им Слово.
Надлежит, стало быть, и нам – вопреки общему об этом мнению – обращаться1652 подобающим священному образом вовнутрь священных символов, а не пренебрегать ими, являющимися следами, оттисками и явными образами невыразимых и поразительных божественных видений. Ибо не только сверхсущественные умственные светы1653, но й вообще божественное различается по изобразительным символам, как, например, сверхсущественныый Бог называется «огонь», а умопостигаемые Божии Речения – «огненными». К тому же и боговидные чины умопостигаемых и разумных ангелов изображаются во многих различных видах и огненных убранствах. И иначе следует понимать один и тот же образ огня в применении к сверхразумению , Божию, иначе же – к Его умопостигаемым промышлениям,1654 или словесам, и иначе – применительно к ангелам: в одном случае имеется в виду причина1655, в другом бытие, в третьем причастие, в иных – иное, что определяется их рассмотрением1656 и умопостигаемым порядком.
И подобает не смешивать как придется священные символы, но раскрывать их соответственно или причинам, или образам бытия, или силам, или чинам, или достоинствам, каковым они служат проявляющими условными знаками.
И чтобы не сообщить сверх надлежащего, вернемся к уже предложенному нами разысканию1657. И скажем, что всякая пища есть совершенствователь питаемых, несовершенство их и недостаток восполняющий, слабость врачующий, жизнь их сохраняющий, новое цветение ей доставляющий и ее обновляющий, животворное наслаждение им дарующий, и вообще она – огорчающего и несовершенного отгонительница, веселия же и совершенства их подательница.
3. Хорошо ведь сверхпремудрая и благая Премудрость Речениями воспевается, как чашу тайную поставляющая и священное свое питие изливающая, скорее же – прежде того твердую пищу предлагающая и с высоким проповеданием сама нуждающихся в ней благолепно приглашающая. Двойную ведь пищу божественная Премудрость предлагает: одну – твердую, плотную, а другую – жидкую1658, изливаемую, каковую и подает в чаше промыслительной ее благости. Чаша, округлая1659 и открытая, да будет символом открытого и на все исходящего безначального и нескончаемого1660 обо всех промысла. Хотя и на все распространяется, пребывает он, однако же, в себе самом и стоит в недвижимом тождестве, совершенно из себя неисходно утвержден; неподвижно и крепко стоит чаша.
О Премудрости1661 же, что она создает себе дом и в нем предлагает твердую пищу и питие, и чашу, говорится, чтобы всем божественное благолепно накопляющим было ясно, что и Промыслом совершенным является Виновник бытия и благого бытия всего, и на все распространяется, и во всем оказывается1662, и все объемлет, и вновь Сам в Себе по преимуществу1663 остается, и ничем ни в чем никоим образом не является, но устраняется всего, Сам в Себе тождественно и вечно будучи, стоя1664 и пребывая, и всегда одним и тем же неизменным являясь, и никогда вне Себя1665 не оказываясь, ни от своего собственного седалища и неподвижного пребывалища и очага не отлучаясь, но в Себе и все совершенные промыслы благодействуя, и происходя на все, и оставаясь Сам по Себе, и покоясь вечно, и двигаясь, и ни покоясь, ни двигаясь, но, если так можно сказать, промыслительные действия в неподвижности и неподвижность в промысле неразрывно и совершенно имея.
4. Но что такое твердая пища и что жидкая? Их ведь подательницей и промышленницей воспевается благая Премудрость. Твердая пища1666 служит, как я думаю, знаком разумного и неколебимого совершенства и тождества, благодаря которым божественное с его постоянным, сильным, единым1667 и нераздельным разумом становится причастным для тех разумных чувствилищ, которым божественнейший Павел, приняв от Премудрости, воистину твердую пищу подает. Жидкая же – символ разливаемого и до всего спешащего дойти течения, различными, многими и разделяющимися1668 путями к простому и спокойному богопознанию питаемых соответствующими им благами руководящего1669. Потому–то и уподобляются божественные умопостигаемые Речения росе, воде, молоку, вину и меду: из–за живородной их, как у воды, силы; растительной, как у молока; оживляющей, как у вина; и очищающей, а также и предохраняющей, как у меда. Их ведь божественная Премудрость дарует приходящим1670, подавая и щедро изливая поток изобильных и неистощимых яств. Это ведь значит воистину угощать.1671 Потому–то она и воспевается как животворительница, а также младопитательница1672, обновительница и совершенствовательница.
5. В соответствии с этим священным раскрытием образа пира и о самом всяческого добра виновнике, Боге, говорится1673, что Он упивается, – из–за преизобильного, превосходящего воображение Его пиршества, или, точнее сказать, по причине совершенного состояния Божия и невыразимой Его безмерности. Как ведь у нас, в низком смысле, опьянением является непомерное наполнение вином и исступление из ума и рассудка, так и в более высоком смысле, применительно к Богу, под опьянением следует разуметь не что иное, как преизобильную, по причине того, что она – в Нем, безмерность всех благ. Также и сопутствующее пьянству умоисступление следует понимать как превосходящее мысль превосходство Божие, соответственно которому возвышается над мышлением Сущий выше мышления1674, выше разумения и выше самого бытия. И просто всем, сколько ни есть добра, упоен1675 и оттого исступлен Бог, – как разом всем этим переполненный и при этом – безмерности всякой чрезмерность! – сущий вне и за пределами всего.
Исходя из этого, и пиры преподобных в царствии Божием по тому же да разумеем1676 образу. "Подходя ведь, – сказано, – сам царь усадит их и сам послужит им» (ср. Лк.12:37). Выражает же это некое общее и единомысленное единение святых в приобщении божественным благам, и «Церковь первенцев, написанных на небесах» (Евр.12:23), и духи праведных, всеми благами усовершенствованные и всех благ исполненные. А возлежание1677 понимаем как отдохновение от многих трудов, беззаботную жизнь, боговдохновенное жительствование в свете и стране живых, наполненное всяческим священным наслаждением, и обильное подаяние доставляющих блаженство различных благ, отчего радостью1678 всяческой наполняются от самого радующего их Иисуса, и усадившего их, и прислуживающего, и вечный покой дарующего, и преисполнение удовольствий раздающего и разом источающего.
6. Ты будешь, я хорошо знаю, добиваться, чтобы было раскрыто значение и эвфемистического сна1679 Божия и бодрствования. И когда мы скажем, что божественный сон – это удаленность Божия и непричастность для тех, о ком Он промышляет, а бдение – забота о том, чтобы промышлять о воспитании и спасении тех, кто в этом нуждается, ты перейдешь к другим богословским символам.
Почему и полагая излишним, то же тем же окружая, думать, что там подразумевается нечто другое, а притом и соглашаясь последовать вам в добре, послание на сказанном заканчиваем, изложив в наших писаниях, как мне кажется, даже больше того, что было должно.
И само полное наше «Символическое богословие»1680 тебе посылаем, где ты найдешь, наряду с Домом Премудрости и семью столпами, исследованными по отдельности, и твердую пищу, на жертвы и хлебы разделенную. В нем обстоятельнее разъясняется также, и что такое растворение вина, и что такое похмелье Бога от пьянства, и само ныне сказанное. Да и всех символических богословий, как я думаю, оно является благим раскрытием, соответствующим Речений священным преданиям и истинам.
Послание 10. Иоанну Богослову, апостолу и евангелисту, заключенному на острове Патмос1681
Приветствую тебя, священная душа, возлюбленный мой. Я имею на это большее по сравнению с другими право. Радуйся, воистину возлюбленный, – весьма возлюбленный сущим Любящим, Желанным и Любимым (см. Ин.13:23, 16:27, 21:7, 20).
Что удивительного, если Христос действует истинно, а Его учеников обидчики изгоняют из городов (см. Мф.23:34), сами себе по достоинству воздавая, а от святых, скверные, отделяясь и уходя? Воистину, явленное в образах суть видимое невидимого. Даже и в грядущих веках Бог не будет виновен1682 в справедливых от Него отлучениях, но виновными окажутся сами полностью себя от Бога отлучившие. Равно как мы видим, что уже здесь некоторые пребывают с Богом, будучи рачителями истины, отойдя от вещественных пристрастий и, совершенно свободные от всех зол, в божественном вожделении всего благого любят мир и освящение и из настоящей жизни отходят к будущей, – ангелоподобно жительствуя среди людей, с полным бесстрастием, богоименованием1683, святостью и иными благими свойствами.
Я вовсе не настолько безумен, чтобы считать, что вы как–либо страдаете, но полагаю, что и телесные страдания, судя по одному из них, чувствительны. А об онеправдывающих вас и думающих, что заточили, несправедливо обвиняющих по праву сущее солнце Благовестия (Евангелия)1684, я молюсь, чтобы они, оставив то, что сами себе причиняют, обратились к добру, и вас к себе привлекли, и приобщились к свету.
Нас же даже препятствие1685 расстояния не может лишить всесветлого сияния Иоанна, ибо ныне мы прочтем для памяти и обновим в ней твое истинное богословие, а немного позже – скажу уж, хоть это и дерзко, – и сами с вами соединимся. Но я заслуживаю полного доверия, поскольку научился от Бога и говорю то, что предузнал, – что ты освободишься из Патмосской тюрьмы, вернешься на Азиатскую землю, осуществишь там новые подражания благому Богу и передашь тем, кто следует за тобой.
* * *
Я полагаю, Гаий этот тот самый, кому божественный евангелист Иоанн написал Третье послание, – судя и по другим признакам, свидетельствующим, что этот божественный муж общался с апостолами. «Служителями» же (букв. «терапевтами») называются монахи, как указал в шестой главе книги «О церковной иерархии», говоря там об их поставлении – людей, не являющихся клириками, но занижающих положение выше народа. Ими же, кажется, восхищается Филон Иудеи в книге «О созерцательной жизни», или «Собрание прошении», называя их терапевтами и повествуя об их образе жизни незадолго до конца этой книги. Прочти написанное самим Филоном.
Это говорит он, понимай не в обычном смысле того, что, как тьма рассеивается светом и тем более сильным, или как неведение каковое и само есть тьма, прекращает иметь место благодаря знаниям, особенно когда их становится много, так же и незнание о Боге, сходствуя с невежеством от неучености как мы сказали. Но насколько кто просвещается знанием о Боге и насколько кто собирает знания о сущем, то есть об и умопостигающих, настолько более, преуспевая в знании о Боге, познает, что непознаваемость, то есть неведение, применительно к Богу есть свет и знание, превосходящие все познанное. И тогда молчанием чтит он: безмолвие о Боге. Так что не в смысле лишенности знания говорят о незнании Бога – что кто–то уразумел всем и самому ему Неведомого и Непостижимого – но в смысле превышения и превосхождения всякого знания, говорится и в трактате «О мистическом богословии», в первой главе, книге «О божестванных именах», в главе второй.
Насколько кто возымеет, говорит он, знание сущих и сущии свет, то познаваемо. Ибо оно не светом или знанием проясняется, но от обладающих таковыми скорее скрывается. И когда таковые даются и возрастают – я имею в виду свет и знание, – божественное оказывается невидимым и непознаваемым.
Заметь, что кто созерцал Бога и уразумел, что он видел, тот видел не Его, «но нечто из сущего, Ему принадлежащего и уразумеваемого».
При этом надо мысленно добавить: «соответственно сущему и познаваемому». Способность же не быть принадлежит Ему, поскольку бытие есть свойство твари, Бог же выше бытия, потому что несоздан.
Это ведь и в слове «О божественных именах» многократно по-разному говорится. Преимущественно же он объясняет это в одиннадцатой главе этого слова, около ее конца, говоря: «Каким образом Тот, кто причина всего, – и благость и божественность, и основа благости и божественности, и выше этого?» Следует также прочесть: «Ты спрашиваешь, каким образом Бог – начало, превышающее божественность». Затем он отвечает: «Если ты понимаешь, что божественность есть именно тот исходящий от Бога дар, благодаря которому мы обоживаемся, а не Сам Бог, то имеешь и ответ. Ибо Бог, будучи, говорю я, самой Сверхсущественной Сущностью, – выше даруемого и благодатствуемого богоначалия, то есть обожения» и так далее. Следом затем он резюмирует словами: «Если исходящий от Бога дар становится началом нашего обожения, то ясно, что Тот, кто является Причиной и Началом всякого начала, а скорее Сверхначальным, вне и выше также и так называемой божественности, или же богоначалия. Ибо Бог обладает добром не относительным, как мы, образом, но безотносительным. Мы обладаем им относительно, ибо изменчивы, а Он неизменен».
Не сами, говорит он, божественность и благость в их существе, чем бы оно ни было, я имею в виду, но благотворящий и боготворящий дар сущего Бога и Добра, ибо это – начало и причина обожения и ублажения, и в этом смысле, объясняет он, говорится о Сверхбогоначалии и Сверхблагоначалии, так, стало быть, мыслимом. И заметь в связи с этим, что божественность и благость не являются самой сущностью (букв.: «самосущностью») Бога. А что Бог – вне и этого, пространней говорится в 11 главе слова «О божественных именах».
Это означает: относительным образом не имеющий ничего, но из Себя производящий подражание и отношение как сами дела; причаствующие же и подражающие – это те, у которых это усматривается. А неподражаемым и безотносительным он назвал божественное потому, что насколько кто преуспевает в подражании и отношении к Богу, настолько постигает неосуществимость подражания и отношения.
Я полагаю, что скорее всего Гаий спросил о том пророчестве пророка Малахии, где говорится: «И внезапно придет в храм Свой Господь, Которого вы ищете, и Ангел завета, Которого вы желаете» (Мал.3:1). Что он спросил об этом, мне показалось из–за вставки: «На это, я думаю, намекает богословие». Удивительно он богословствует здесь о Господе Иисусе Христе. И заметь, как он объясняет «внезапно». Заметь и то, что Христос «осуществился как человек».
«Сокрытый» он часто говорит вместо «Бог» и «сокрытость» вместо «божественность», как и в предыдущих словах. «Сокрытый» же здесь говорится вместо «Бог» в смысле «Невидимый».
Ты, говорит он, спросил: «Каким это образом?» И заметь слово «здесь», то есть в Домостроительстве, поскольку и вне этого, как причина бытия людей, как Творец людей, Он называется человеком.
Это говорит и Африкан в «Хронографиях». Ведь Бога называют омонимически по всему тому, что – из Него, поскольку Он во всем. А в Домостроительстве он называется человеком как по сущности полностью как человек осуществившийся, согласно сказанному: «В Нем обитает вся полнота божественности телесно» (ср. Кол.1:19). И отметь все чтение Послания, ибо оно – против всякой ереси, и более старой, и более новой.
Не через человеческое, говорит он, во Христе, определяя Его, мы говорим, что Он выше человека, – определяя Его как, по причине Своей сущности, чуждого общей человеческой природе, но, конечно же, – по причине Его божественности. Ведь он присовокупил: «Ибо Он не только человек», – то есть также и Бог. Хоть и целую природу человека Он воспринял, но мы, говорит он, не отделяем Его от божественности. Он ведь добавляет: «Ибо Он не только человек», – а сказав это, тут же присовокупляет: «И не Пресущественный только», поскольку – и человек.
«Превыше, чем это возможно для людей», он говорит потому, что – из Девы; а «по–человечески» – потому что провел в материнской утробе полагающееся по законам рождения время; а «из человеческой сущности» – потому что, как сказал святой отец, – «от девственных кровей святое тело Христово» (?).
И по вочеловечении Христову пресущественность он назвал божественностью. А ее пресущественность – это превосходство сущности, премудрости и силы.
Человеку ведь свойственно рождаться от женщины, «превыше же человека» имеет в виду – от Девы. И заметь, что тело Христа земное, а не небесное, как решили некоторые.
Вот и здесь он сказал «превосходящего» для различения понимаемого в смысле лишенности. Тут же последующим он себя поясняет. Что такое утверждение (катафасис), мы сказали выше, в третьей главе слова «О мистическом богословии». Каким же образом применительно к Господу нашему Иисусу Христу утверждения имеют силу высшего отрицания, применительно к свойственному людям объясняется. Ведь если мы утверждаем о Христе, что Он человек и родился от девственной матери соответственно нашей природе, то это утверждение имеет сокровенную и превышающую ум силу отрицания. Ибо слушатель скажет, что Он – не человек, поскольку родился от девы, но выше человека, хотя в остальных отношениях – человек. Он объясняет и это, говоря, что утверждение, что Он человек, поясняет отрицание, что Он не человек, но выше человека, что ясно из знамений, от Него происшедших.
Он говорит, что Христос не как Бог совершал божественное, потому что – вместе с плотью, а не чистой божественностью, хотя и – божественное. Так же и человеческое Он совершал не как человек, ибо божественною властию, когда хотел, давал иногда плоти осуществлять (букв.: действовать) свое, однако же человеческое. А «ставший мужем» поясняет «вочеловечившийся». А «богомужная энергия» означает и разом и божественную, и человеческую энергию. Так ведь с нами, или же ради нас, то есть на земле, жительствовав, Он соделал, как выше сказано, божественное и человеческое. И обрати внимание на сверхъестественное и неизреченное Господне соединение, – что не как Бог Он соделал божественное (ибо был человеком), и не как человек человеческое (ибо был и Богом). Почему божественный Григорий Богослов чудно сказал: «Как смешиваются природы, так и названия, взаимопроникая друг в друга вследствие сращения». Что не как Бог сотворил Он божественные дела, показывает то, что Он ходил по морю телесными ногами. Божье ведь дело – сгустить воду, а не Божье – ходить плотскими ногами. Несвойственны ведь божественности плоть и кости ног. Божье дело, опять же, – сделать, чтобы дева родила; а не божественности – оформиться с лицом и прочими человеческими членами. То же самое – и, идя от противного: ибо не как человек творил Он человеческое. Ведь человеком Он был, происходя от Девы, а не подобным человеку, ибо какой человек – от девы? Также ходить ногами свойственно человеку, но по воде – не свойственно человеку, ибо какой человек это сотворил?
Пусть никто не говорит, обратившись к суесловию, что он называет Господа Иисуса «богомужником», ибо он не сказал «богомужникову», – образуя от «богомужника», но – «богомужнюю» энергию, то есть соплетенную энергию Бога и мужа. Откуда и Бога он назвал «ставшим мужем», а не мужа – Богом. Ныне же только смешанную энергию он назвал «богомужней». Ибо только как Бог Он действовал, когда на расстоянии исцелил сына сотника, а только как человек, хотя и был Богом, когда ел и скорбел. Смешанным же образом Он совершал чудеса, – помазанием сотворяя слепым глаза и прикосновением останавливая кровоточивой кровотечение.
Сказанное здесь отцом восприми по аналогии с телесными глазами: ибо то же, что делает отсутствие света, приводя к бездействию зрительные силы, имеет результатом и неуклонное смотрение прямо на солнце в полдень.
Явно обличив ложь во многом, можно, говорит он, самому ошибаться в истинном, каковое единственно. Истина ведь одна, но сокрыта таинственностью догматов и требует многих с помощью божественной благодати изысканий. Так, Несторий, опровергая взгляды Ария и Аполлинария, и другие такие же – других подобных, впали в иные безобразные ереси. Пусть никто из–за этого не смущается и не отвергает труды отцов против инославных. Ведь он говорит не то, что не следует обличать и опровергать верования нечестивых (потому что – как сам же он в слове «О божественных именах» оказывается опровергающим мнения Элимы?), но – что не надо заниматься этим как самым главным – говорить против других, но надо по–учительски уточненно излагать слово истины, а опровержением пользоваться, лишь когда оказываешься в окружении восставших нечестивых. Иначе. Заметь, что надо не хулить верования других людей, а утверждать собственное, и не писать против веры или исповедания, кажущихся нехорошими, но – в защиту истины. Почему он это говорит, проясняет следующее послание.
Заметь и почему в защиту истины надо писать, а не против других.
Этот святой Поликарп Смирнский стал епископом церкви в Азии, будучи слушателем святого Иоанна Евангелиста, как говорит Ириней в третьей книге слов «Против лжеименного знания», и скончался мучеником от огня. И у самого божественного Поликарпа есть послания к Филиппийцам. Это послание блаженного Дионисия содержит много удивительного и странного о солнечном затмении во время распятия Христова.
«Будет изобличено» – по–разговорному; таков ведь и синтаксис. ["Идола» сказано вместо «подобие».]
Речь идет о софисте Аполлофании, бывшем товарищем великого Дионисия, поносившем его как ставшего христианином и говорящего против эллинов: ведь и человеческая мудрость происходит от Бога.
Эту фразу надо так построить: «Я не говорю уж о вере многих, приземленно и страстно приверженных словам или страстям поэтов».
Знанием сущих он назвал понимание движения небес и постижение устройства других частей творения, – согласно одному из правил философии, гласящему: познать, как существует сущее. Изречение же апостола, высказанное в Первом послании к Коринфянам, таково: «Поскольку ведь мир своею премудростью не познал Бога в премудрости Божией» (1Кор.1:21). То есть ясно, что под премудростью он понимал уяснение гармонии и устройства твари. Заметь, что знание сущего называется философией, каковую апостол в Первом послании к Коринфянам называет премудростью Божией. [В начале он ведь сказал о цели, соответственно которой он не писал ни против эллинов, ни против других язычников.]
Он сказал, что причиной всего, исходя из представлений эллинов, надо считать Бога: уже из этого следовало бы познать все определившего Бога, – повелевшего солнцу и луне иметь часы дня и всему кругу небесному обращаться, то есть двигаться с востока на запад. Хотя они и не увлекаются охватывающим их небом – небо ведь и неизменная сфера неподвижных звезд обращается циклически с востока на запад, – сами солнце и луна движутся навстречу всему с запада на восток. И так, в первую очередь, познается и заслуженно становится предметом удивления Творец всего и Повелитель, Бог. Это мы разъяснили – против Аполлофания, заявляющего, что небо не остановилось тогда вместе с солнцем; выше этого, в предисловии, мы сказали об этом точно. [Он говорит о звездном порядке, останавливающемся по воле Божией и не движущемся вновь, когда захочет, – как то было при Иисусе Навине и Иезекииле.]
Здесь он рассказывает о том, что было при Иисусе Навине, а напоминает эту историю святому Поликарпу для того, чтобы тот пересказал ее Аполлофанию. Ведь он говорит: «Скажи ему: Знай, что Бог, когда солнце и луна были диаметрально друг другу противоположны, и солнце уже заходило, приказал светилам стоять на месте, и они стояли, остановленные некоей невыразимой силой Виновника их бытия, Бога. И все стояло неподвижно вместе с двумя светилами, ибо ни небо, ни прочие звезды не перемещались, но стояли вместе с двумя светилами неподвижно. И не на малое только время остановился ход всего и движение, но на целый день, так что был при Иисусе Навине день удвоенный, из двадцати четырех часов каждый, как ясно говорит это Иисус Сирах в гимне отцам (Сир.46:4)». Потом он прибавляет: «Если же Аполлофаний скажет: «Это невозможно, ибо не остановились тогда вместе с двумя светилами небеса и остальные звезды, но двигались», – отвечай ему так: «Прежде всего подобает тебе обратиться к истинному Богу и Его разуму, движущему объемлющее светила небо и оставляющему неподвижными объемлемые им светила. Это ведь требует большей силы – при движении неба и прочих звезд оставлять неподвижными солнце и луну, а не разом двигать вместе все, что всегда во взаимосвязи сообращается"».
Он говорит ведь, что небо оставалось неподвижным (это ведь он назвал «все») во время остановки солнца и луны. Намного же, говорит он, более удивительно было бы, если бы небо двигалось (его ведь он имел в виду, говоря «все», «большее» и «объемлющее»), солнце же и луна (это ведь «объемлемое») не двигались вместе с объемлющим.
Он добавил «почти», поскольку тройным по протяженности тот день не был (ибо он состоял из тридцати двух часов): десять часов – от восхода до времени, когда это произошло, когда было дано знамение, десять – до момента, когда солнце попятилось назад на восток, и двенадцать до окончательного заката. Этот образ здесь, в слове, он и использовал, сказав: все небо вместе с солнцем на протяжении двадцати четырех часов совершало это сверхъестественное движение в обратную сторону, или же одно солнце?
То, о чем так сказано, пойми как происходящее в нарушение законов природы. В самом деле, все возвращается и движется в обратных направлениях, отступая, благодаря этим превосходящим понимание поворотам кругом, назад на такой же промежуток времени. Об этом и в 4–й книге Царств говорится, и особенно в переводе Симмаха, и во 2–й Паралипоменон.
Годовое движение солнца совершается пятью образами: во–первых, это северное восхождение, то есть – время от весеннего равноденствия до осеннего тропика; во–вторых, северное схождение – от того момента до момента осеннего равноденствия; в–третьих, схождение южное – от равноденствия до северного тропика; в–четвертых, оттуда вновь южное восхождение до равноденствия; и пятое – противоположное всему. Рассказав о пятиобразном движении, посредством прибавления члена, прибавляя его, он показал знакомое и обычное. То, что отец говорит здесь, надо понять так. Предположим, что солнце в некий день в час восхода полностью находится в первой части знака Овна, не имеющей минут. Возвратиться в ту же самую часть Овна ему было невозможно, не совершив предписанное ему пятиобразное движение, то есть – через триста шестьдесят пять дней с четвертью. Итак, за десять часов, начиная с двенадцатого, в котором оно находилось, до места, где оно совершило восход, то есть до первой части Овна, воспятившись в нее, оно как бы совершило пятиобразное движение, то есть путь годового обхождения. А за остальные десять часов после возвратного движения, оказавшись на месте, на котором было, когда было дано знамение, – предположительно сказать, в одной с половиной части Овна, – подобным же образом исполнило пятиобразное движение, возвратившись, как он сказал «точно назад». Невозможно ведь, чтобы оно вновь оказалось в этой одной с половиной части Овна, единожды выйдя из нее, кроме как спустя все дни года, как сказано.
Сказано вместо «историях».
Митру персы называют солнцем. На продолжительность этого дня он указал словом «тройному». И заметь при этом, что отец говорит, что тьма во время распятия Господня от шестого часа до часа девятого была по всей земле.
По–видимому, он говорит об Илиополе в Египте; они ведь оба там тогда еще учились.
Говорят ведь, что не иным образом происходит солнечное затмение, как только если луна заслонит солнце.
Обрати здесь внимание на объяснение предмета недоумения, согласно евангелисту Луке. Никто ведь кроме него не объяснил странность того, как произошло чудо. Божественный Лука сказал, что от шестого часа настала тьма во время распятия Господня от солнечного затмения (Лк.23:44–45), и все сомневаются, как это он назвал это затмением, когда была четырнадцатая луна и не происходило совмещения солнца и луны. Ведь почти все экзегеты, жившие многое время спустя, сочли, что солнце само прекратило испускать свои лучи на три часа до девятого часа. Применительно к этому случаю и говорится о странном образе затмения. Он же говорит, что луна, будучи четырнадцатой после восхода (ведь это не было время схождения), в шестой час настигла солнце и покинула его с восточной стороны солнечного диска, откуда она и подошла, а подойдя, наплыла на него, и, остановившись, почти весь его диск затенила. Подобало бы, если бы это было обычное затмение, с одной и той же стороны произойти и затемнению и очищению. Поскольку когда луна находит на солнце – скажем, с востока, – закрывает сначала восточную часть солнечного диска, на которую начинает наплывать. Оттуда же, с восточной части, начинается и очищение солнечного диска: когда луна движется на запад, то первой при прохождении и пробегании солнца открывает ту сторону, которую первой закрыла, то есть восточную. При страдании же Спасителя произошло не так, но наоборот. Ибо, придя с востока, луна заслонила солнце и закрыла весь его диск. А затем не пошла дальше на запад, но попятилась вновь на восток и обнажила первым делом западную сторону солнечного диска, ибо отошла к противоположному краю солнца, на восток. Так что больше затемнения и очищения солнца с одной и той же стороны не бывало. И Флегон, эллинский летописец, тоже вспоминает это затмение, бывшее во время сто третьей Олимпиады, в тринадцатой книге «Хронографий», говоря, что оно произошло не обычным образом, но он не описал как. И наш Африкан в пятой книге «Хронографий», и Евсевий Памфил в своих сочинениях упоминают это затмение.
Этот Димофил был монахом, как показывает надписание, ибо служителями (букв.: терапевтами) звали монахов. Разгневавшись же на своего священника и оскорбив его за то, что тот принял некоего кающегося в грехах человека, кающегося, побив, он выгнал, а священника выставил, и сам воссел как самопоставленный священник. Заметь, что это зло и в те годы было. Хорошо он сказал: «добрый Димофил», – за бесчинную силу, а не за благоговение божественное, порицая его и за это укоряя монаха.
То есть – когда Писания говорят, что он оказывался в немилости Божией, и лицо Его отвращалось от него. Прежде, говорит он, они показывают, что он оказывался лишенным кротости и вследствие этого страдал, оказываясь вне Божьего зрения.
Заметь, что кротость исключительна и преимущественна при подражании Богу и что за кротость Моисей называется служителем Божиим.
Славолюбие есть по преимуществу пожелание славы и любовь к ней. «Богоизбранному» (букв.: «феокриту») – не значит кому–то так именуемому, но тому, кого Бог счел годным и кому поручил начальствовать.
Заметь, что богоотцом он называет Давида из–за Христа. Ибо божественный Павел говорит: «Я отделен для благовествования того, что провозвещено в святых Писаниях о Его Сыне, явившемся от семени Давида по плоти» (ср. Рим.1:1–3 ). Так что Давид, действительно, богоотец.
Ибо в Законе написано, что и принадлежащего врагу упавшего подъяремного следует поднять (Исх.23:5).
К более высокому. Отметь и человеколюбие ангелов, и что они молятся о народах Богу, и что запрещают отступническим силам, то есть бесам.
О благости Господа нашего Иисуса Христа, истинного Бога. [Поистине Он творит существование, то есть удерживает пребывание в 6ытии.
Поскольку он сказал «все», а в числе всего и бездушное, и бессловесное, добавив «соответственно пригодности каждого», он позаботился о подходящем ограничении.
Заметь: как Господь желает привлечь всех и молит нас не отпадать от Него, почему и слывет Утешителем.
«Быть сокрушенным» означает в собственном смысле «быть надломленным». Слово применяется и к возлюбленным, каковые пользовались им, преживая несчастье с влюбленными, обычно в телесном смысле, говоря то есть, что они надломлены. Откуда оно берется и для других подобных случаев.
Здесь он имеет в виду евангельскую притчу о блудном сыне (см. Лк.15:20–24) и тому подобное. Удивительно и то, что он сказал «весь всех», – посрамляя тогдашних еретиков, которые говорили, что только душу спасает Бог, но не тело. «Весь», говорит он, – Господь – как душу и тело воспринявший; а «всех» – потому что Он спас нас, состоящих из души и тела. Были ведь тогда еретики, происходящие от Симона, как показывают Ириней и Ипполит. И по–оригеновски верующие то же самое думают. «Охватив» же сказано вместо «обняв».
Заметь, о ком он говорит как о созываемых друзьях. Немного же ниже он думает что это – добрые ангелы. И смотри, как он понимает слова «Чтобы в обители все с Ним порадовались» (см. Лк.15:6).
«Ты же, Димофил, – говорит он, – и священника оскорбил, который сказал, что должен быть помилован, то есть достоин милости, кающийся нечестивец». Кажется мне, что Димофил оскорбил пресвитера, ибо священниками (букв.: «иереями») обыкновенно он называет пресвитеров, как ясно показал в книге «О церковной иерархии». И здесь же немного ниже сказанное мной он подтверждает. А синтаксис должен быть обратным: «Ты оскорбляешь священника, признавшего справедливым, что нечестивый должен быть помилован, то есть достоин милости».
«Принизил» сказано вместо «унизил» и «умалил», или же не это, но «принизил» – вместо «собрал», как говорится, то есть взял с жертвенника и отнес; а это полагается делать только диаконам и пресвитерам, поскольку Закон говорит: «А иереи имеют попечение о святом» (?), как он на следующем листе и говорит.
Заметь, что не подобает пресвитера, даже если тот согрешает, поправлять ни диакону, ни монашествующему, ни тем более мирянину, – за исключением только ереси. Ибо выше монашеского чина чин литургов, то есть диаконов. И если это так, то в гораздо большей степени никому не положено обвинять епископов.
Заметь, что иереи – вестники (букв.: «ангелы») и толкователи, то есть учителя божественных судов, после иерархов, и что о пресвитере, преследуемом и оскорбляемом монашествующим, он написал послание, отсюда особенно становится ясным.
Заметь, что те, кто хочет научиться божественному от пресвитеров, не сами должны это делать, даже если они и монахи, но через посредство диаконов; и то – когда представится подходящее время.
Как мы сказали выше, в «Церковной иерархии», в главе о совершении монашеского чина, пострига, пресвитерами дается им монашеский образ.
О порядках церковных чинов и в чем состоит служение монахов – их ведь он называет служителями. Об этом он говорит в «Церковной иерархии».
Диаконам ведь поручена охрана церковных врат, как он говорит в «Церковной иерархии», в главе о священнических совершениях, спустя немного после начала главы.
Заметь, что и тогда были завесы у жертвенника.
Заметь, что кто бесчинно и в нарушение священных законоположений заскочет к святыням, тот, как следует верить, ничего из таковых не видит, не слышит и не имеет, хоть и руками их касается.
Заметь, что если и подобающее кто-то делает, но вопреки своему чину и достоинству, то и он преступает дозволенное.
О бесах, богословствовавших об Иисусе.
Заметь, что отвергнут богословием всякий вмешивающийся в чужое дело («чуждопосетитель») (1Пет.4:15).
Заметь, кто может подготавливать и брать святое и что не всем это позволено.
На сыновей же Скевы наскочили бесы потому, что, не веруя во Христа и не будучи рукоположены, они заклинали бесов, что было позволительно одним заклинателям. Это находится в «Деяниях святых апостолов» (см. Деян.19:13–16).
Заметь, что значит: «Праведным путем достигается праведное», как сказал Моисей (ср. Втор.16:20), и – что даже праведному нельзя следовать вопреки достоинству. Об этом есть и в дальнейшем. Пространнее этим занимается Ориген в 10 беседе «На плач Иеремии».
Возражение как бы от лица Димофила, – что существует неисправимое нечестие в среде иереев.
Апология в ответ на возражение о действиях без позволения.
Заметь, что сказанное об ангельских нижестояниях и чинах надо понимать не применительно к месту, какое они занимают по отношению к Богу, но применительно к пригодности каждого. Ибо, конечно же, не на каком–то месте находится Бог, равно как, вероятно, и умные силы.
То есть совершеннодействие таинств. «Христовидно» же – потому что иереи, молясь перед божественными дарами, или же символами, принимают Христов чин.
Ибо не подобает, говорит он, Димофилу, являющемуся служителем, исправлять эти согрешения.
Заметь, что означает справедливо следовать справедливому и что ангелам за справедливое воздается.
То есть пусть Димофил усмирит свое неразумие, гнев и вожделение собственного любоначалия. И заметь, что во всем сущем посредством первых воздается вторым соответствующее их достоинству.
Пусть, говорит он, разум сдерживает гнев и вожделение, ибо они – низшие. В управлении ими проявляется власть и сила разума, так что не просто, но с некоей выгодой надо воспользоваться ими.
Он говорит о божественном Павле.
В Послании к Тимофею.
Отметь похвальный церковный порядок, – чтобы монашествующих наказывали диаконы, их – священники, а священников – епископы, епископов же – апостолы и их преемники. А в среде преемников апостолов наказание бывает от равных по чину.
Заметь, что апостолы и преемники апостолов больше епископов и что каждый должен быть исправляем более святым, чем его чин. Преемниками апостолов сейчас, я думаю, являются патриархи.
Отметь горечь или, скорее, сострадание отца.
Ибо если ты не думаешь, говорит он, что был поставлен нами в служители благого Бога, то всяко и нам и всей Церкви ты чужд. И заметь, что, скорее всего, в приходе великого Дионисия случился этот грех и что он поставил Димофил а монахом в своей церкви.
Заметь, какое прегрешение он называет двойным, – когда, греша, человек не знает, что грешит. Это слова Иеремии, которые он дальше разъясняет: «Вдвойне согрешили люди: оставили Меня, источник жизни», – и так далее (см. Иер.2:13).
Многое, великое и сострадательное утешение для грешников.
Он имеет в виду Господа, – что Он повелевает непохожее на то, что сделал Димофил.
«Греха Он не сотворил, и не обнаружилось лести в устах Его», как говорит апостол (1Пет.2:22), решительно же – следующее: «Отделенный от грешников и превознесенный выше небес» (Евр.7:26).
То есть своего человеколюбия, а не тьмы и мучения.
Это находится в Евангелии от Луки.
Много благ да прибудет тебе, отче сострадательнейший!
Заметь, что он называет учеников Господа «непричастными Святого Духа», когда они хотели, чтобы огонь сошел с неба на самаритян, что мы находим в Евангелии. Почему Господь и говорит им: «Не знаете, какого вы духа» (Лк. 9:55). Но равным образом Он это сказал, показывая, какой благодати служить они были избраны. Равно и Отец, имея в виду совершенство дара, который они получили по Его воскресении, сказал это, потому что написано: «Ибо еще не было Духа Святого, потому что Христос еще не прославился» (Ин.7:39). «Священноположником» же он называет святого апостола Павла как рукоположившего его на архиерейство в церкви Афин, как написано в священных Апостольских постановлениях.
Заметь красивое и ныне особенно полезное утверждение, что учить, а не мучить подобает незнающих, – как и слепых мы наставляем на путь, а не наказываем. То, что находится над щекой, некоторые зовут виском, некоторые же челюстью, а другие частью головы. Лучше же щеку (коррин), как он сказал, называть виском (кротафон). Гомер, однако же, называет ее щекой (корсин). Ударение в слове «щека» (корри) острое на предпоследнем слоге. Димофил ведь ударил в висок («ис тон кротафон») раскаивающегося.
Заметь, говорит он, что будет с теми, кто хочет кого–то онеправдовать или облагодетельствовать, хотя они и не осуществили на деле то, что хотели.
То есть, не все, говорит он, осуществили из того, что хотели, по отношению к тем, кого они вознамерились онеправдовать или облагодетельствовать. Ясно ведь, что есть разница между нежеланием облагодетельствуемых и слабостью онеправдывающих.
Заметь, что праведники не только в будущем веке, но и в нынешней жизни суть спутники, или последователи и сопутешественники добрых ангелов.
Заметь, что величайшее из всех благ – это всегда быть с Богом.
Заметь, что грешники и в этой жизни, и в будущей мучаются, будучи осуждены своими страстями быть вместе с бесами, как заслужили.
Заметь, сколь страшно и утешительно видение святого Карпа.
Прекрасный рассказ о том, что не подобает согрешающих проклинать, даже если они согрешают против Бога. Эта история заслуживает быть отмеченной как повествующая о неизреченном благоутробии Господа нашего Иисуса Христа и – о кающихся. Он говорит и о святости божественного Карпа. Это тот Карп, которого апостол упоминает во Втором послании к Тимофею (2Тим.4:13).
Предсовершительными афиняне звали ведь молитвы, читавшиеся перед браком после принесения жертв. Ибо брак звали свершением как завершающий то, что нужно человеку для жизни. Это может быть показано на примере многих написанных поэтами комедий. Они ведь воспринимали брак как таинство. И говорили, что нужйо было предварительно освятиться, посвятиться и как бы предочиститься, приготовляясь к таинству, то есть, – как Кратин в драме Пилея. Особенно ведь брачные состояния и свершения они звали таинствами какого–то из их лжеименных богов как усовершенствующие и вводящие совершенствуемых в совершенство. Великий же Дионисий применил нечестиво эллинами говоримоеˆ таинству Истины и предсовершительными молитвами назвал совершеннейшие моления об очищении перед животворящим таинством и о неосужденном причащении совершеннейшего и совершенствующего дара жертв. «Привечал» же сказано вместо «как странника принимал».
Существовали некие дни для жертвоприношений, которые называли илариями. И одни такие дни были частными илариями, – когда кто–то женился или родил сына, а другие общими, и они назывались всенародными; так, при поставлении царя устраивались всенародные иларии. И скорбеть в эти дни поблизости нельзя было, но каждый день устраивались всенародные зрелища и жертвоприношения, и плачущие замолкали, и смотрели, и в бесконечных угощениях проводили определенные дни таковых иларий. Праздник иларий был специфически римский – в честь матери их богов, а скорее бесов, как говорит Димофил в слове «О жертвах и праздниках у древних».
То есть пока продолжается настоящая жизнь. Следует заметить, что боголюбивым людям подобает всю жизнь учить заблуждающихся и побуждать их к познанию истины. И заметь следующее: некоторые невежественно говорят противоположное, используя апостолькое изречение, гласящее: «Человека еретика после первого и второго увещания отвращайся» (Тит.3:10), не понимая смысла сказанного, следующими словами прекраснейшим образом проясняемого. Тогда ведь благословно после первого и второго увещания отвращаться, когда учащий решил отвращаться, узнав, что таковой круто изменился и скрывается как сам себя осуждающий. Ясно ведь, что у священных учителей открывается и состояние приходящих. Иные же слова «после первого и второго увещания» поняли как «после научения с помощью Ветхого и Нового Заветов».
Заметь, что апостольское предание передало нам правила ночного псалмопения.
Отрицательная частица «не» должна быть связана со словами «без волнения», чтобы целое получилось таким: «Он поднимается, ни многими снами не насладившись, так как они прерывались, ни без волнения пребывая, так как сны прерывались».
Молния (пристир) есть спиралевидное движение сверху вниз огненного воздуха. Оно сжигает его, почему и называется от глагола сжигать (пимпран).
Заметь, что ангелы являются святым и в виде людей.
Отметь слова «из–за неустойчивости их ног», что указывает на благосовращаемость произволения: не желающие ведь не пали бы.
Заметь, как дьявол ввергает людей во тьму кромешную, которую он здесь называет пропастью, то есть бездной, – или обманывая, или подстрекая повинующихся ему. А иногда он берет распутных людей себе в сотрудники для обольщения других, как и идолопоклонника – против ныне обманутого, о котором речь. Потому он и видит в видении мужей между змей, то есть бесов, влекущих побежденных дьяволом, от каковых нас Господь да освободит.
Заметь это «злом», то есть – грехом, каковой, совершаемый добровольно, мы главным образом и называем злом. Слова «невольно и вольно» не понимай как указывающие на некую принуждающую силу, то есть, надо понимать, на дьявола, как понимают манихеи и месалиане, но – что мы, склоняемые делать злое, часто даем место для нападений на нас, черпая силу у самих себя против себя. Обессиливает же он, дьявол, когда мы не склоняемся, поскольку близка к нам содействующая помощь Божия, как показывает дальнейшее.
Заметь и неизреченное благоутробие Господа.
«Рукой», – ясно, что Карпа.
То есть распинающие, – сказал Карпу Господь.
Заметь, что и Сам Господь называет ангелов «добрыми и человеколюбивыми».
Этот святой Тит – апостолу знакомый, он его и на Крит поставил епископом, как говорит послание, написанное к тому же самому Титу божественным Павлом.
Заметь, что охватывает «Символическое богословие» великого Дионисия.
Внушить – значит впечатлеть и вложить в свое сознание некие метафоры живописцев, каковые, обращаясь к Истине, пишут иконы. Неизреченной же премудрости отцами он называет пророков.
«Сможем почтить» сказано вместо «сотворим предметом почитания», «окружим почестями», «восхитимся», «изумимся». Обрати внимание на сказанное о Святой и поклоняемой Троице: «Источник жизни в Себя изливающийся и Сам по Себе стоящий». Этим показывается ведь и Ее единосущность, и то, что Единица, выступившая в Троицу, остается в Ее пределах. Так и Григорий Богослов говорит в первом слове «О Сыне» и во втором «О мире». Заметь также слова «всегда через Себя Себя созерцающую»: и это говорит он о Святой Троице.
«Ее» – то есть символической образности. И здесь он пишет «стольким» вместо «многим». Что же до «то, что вне», то есть того, что легкомысленно, то это из обычной речи добавлено.
«Божья утроба», – потому что сказано: «Из чрева прежде утренней звезды Я родил Тебя» (Пс.109:3). «Слово в воздух», – потому что сказано: «Изрыгнуло сердце мое слово благое» (Пс.44:1). «Дух выдыхаемый» – потому что сказано: «Духом уст Его» (Пс.32:6). «Лона» же – потому что сказано: «Единородный, сущий в лоне Отчем» (Ин.1:18). «В образе сада» же, то есть в виде растений, – потому что сказано: «Древо жизни есть» (Откр.2:7), и «Из зародыша Сын мой произошел» (см. Быт.49:9), и «Возрастет и произрастет Иаков» (ср. Исх.1:7), – сказанное о Христе, чей плод спасения исполнил землю, и тому подобное. Так что отметь, почему применительно к Богу говорится «утроба», «изрыгание слова» и прочее таковое.
«Источники вод», – согласно словам «У Тебя источник жизни» (Пс.35:10), и «Меня оставили, источник жизни, воды живой» (ср. Иер.2:13). «Воссияния» же – потому что сказано: «Сей, будучи сияние славы» (Евр.1:3), и «Господи, в свете лица Твоего будут ходить» (ср. Ис.2:5), и «Во свете Твоем узрим свет» (Пс.35:10), и тому подобное.
Пример обозначения промыслов, «Как орел покроет гнездо свое» (ср. Втор.32:11) и – то, что рядом; «дарований» же, – потому что сказано, «Отверзаешь руку Свою» (ср. Пс.103:28) и «Дающий пищу всякой плоти» (Пс.135:25). Очевидно, и это свидетельствует о промысле. «Проявлений» же – потому что в образе человека Он являлся в Ветхом Завете святым, а в образе голубя – Дух Святой. К промыслу же относится и наказание нечестивых, ибо сказано пророком: «Как медведица удрученная, или как леопард» (ср. Ос.13:7–8). Силы же называются очами и другими частями тела. «Свойств» же – потому что у Амоса Он назван отвесом (Ам.7:7–8), ибо божественной природе свойственны бесстрастность и непреклонность, как и состояниям испорченности истребляемость, почему и говорится: «Бог наш – огонь поядающий» (ср. Евр.12:29). И остальное из сказанного ясно трудолюбивым; и возводительное и иносказательное (апагогическое и символическое) рассмотрение у них не противоречат друг другу. «Жребии» и «обители» можно понять как образы неизменности и незыблемости божественной природы, что обнаруживается и в образе кладущихся в основание камней. «Исхождения» же и «разделения» – сообщение присущих Ему по природе благ, как в случае лилии, например; благоухания, отчего и говорится «цвет полевой» (Пс.102:15), «лилия долин» (Песн.2:1). Так же следует понимать и «соединения» с Ним – обращающихся и связывающихся с Ним творений, как показывает образ краеугольного камня. Женские же украшения, о которых говорится у Исаии (ср. Ис.61:3), обозначают многообразие божественного промысла. Подобно этому под плавкой и плавильней следует разуметь или созидательный промысел, или разделяющую и очищающую силу. Становится здесь ясным и смысл образа военного снаряжения: он обозначает способность низлагать и уничтожать противников. «Оружие же варварского производства» заставляет вспомнить: «В одежде, шитой золотом» (Пс.44:14) и «Препояшь оружие Твое по бедру Твоему, Сильный» (Пс.44:4). Ведь оружие (букв.: «фракийский меч») – варварское оружие, как сообщает Филарх. Подобным образом ремесленником является всякий мастер, работающий с огнем.
«Некими пиршествами» он называет такие пиры, о которых говорится в Евангелии, – когда откормленный телец и прочее уготовляется для блудного сына.
«Нарушить обещания» он здесь говорит, имея в виду, что некоторые пророчества на первый взгляд не кажутся сбывшимися, как, например, – представляя из многого малое, – сказанное Иакову: «Будь господином брата твоего» (ср. Быт.27:29), а также – что касается пребывания царствия в семени Давида, что по видимости явно не сбылось; по внимательном же рассмотрении это вовсе не так. Что касается Иакова, то это исполнилось во власти его потомков, и в восхождении ко Христу, равно как и обещанное Аврааму относительно обладания землею и благословения народов. А что говорится о Давиде – все ко Христу возводится. Подобным образом – и сказанное по видимости о Соломоне в 44 псалме. Такого рода толковательные объяснения со свойственным им разнообразием он называет «многообразными выдумками», – не как обманом уводящие от истины, но как мудро обнаруживающие искомое.
Он говорит об «условных знаках», несущих в себе символический смысл, имея в виду, что понимать их надо применительно к истине, которую образ содержит и изображение непосредственно передает; говорит, что они не самостоятельная форма, но маска и приблизительное обозначение более глубоких умозрений и представлений. Говорит это потому, что образы и символы не ради них самих как тайные знаки были придуманы, но из–за недостойных, – чтобы доступное им не показалось заслуживающим презрения.
Он объясняет само присутствующее в Писании неизреченное мистическое предание, называя его символическим, потому что оно выражено в пророчествах через символы, но и – совершительным, потому что в символах оно передает совершение таинств посредством священнического предания. Он говорит, что это неизреченное, или символическое, соплетено с выразимым в слове, то есть, что в том, что говорится, символу доверяется и невыразимое, или же таинственное. Ибо в символе сокрыто истинное и не предназначенное для общего пользования, как в законной пасхе – истинная, о которой говорится: «Наша пасха – за нас принесен в жертву Христос» (1Кор.5:7). Вторая же часть богословского предания явна и познаваема не через символы, она называется и философской, и демонстративной, к ней относится то, что имеет дело с этическими, физическими и практическими свойствами творения. Этой более открытой части присуща способность убеждения и доказательства истинности того, о чем идет речь; потому она является и доказательной. Символическому же богословию не свойственно убеждать и доказывать, однако оно может производить некоторое неявное эффективное божественное действие, каковое утверждает и как бы основывает во Христе способные к видению таинственного созерцательные души посредством мистических, или символических загадок – посредством не словом объясняемых таинств, но молчанием и откровением осияний Божиих просвещая ум для уразумения неизреченных таинств. И заметь, что предание богословов двояко, и – каково оно и каким образом существует.
Символическое и совершительное – через символы совершаемое, каковы законное служение и наше священнодействие таинств, хотя наше более высоко и духовно. Философское же и аподиктическое – то, которое осуществляется посредством изучения тварей, каких–то божественных промышлений и теоретического истолкования того, что о Боге говорится в Писаниях.
«Убеждает и делает связной» – словно накладывает некие узы и печать на то, что говорится об истине, и придает веры слышащим. Символическое же с помощью совершаемого приближает человека к Богу действительным состоянием и впечатлением, что он и назвал «ненаучимыми тайноводствами».
Заметь, что не только законное предание, но и совершение наших таинств требует священных символов. И ничего в этом удивительного, поскольку и ангелы вводятся в божественные таинства с помощью гаданий, да и Сам Господь предстает богословствующим в притчах.
Что–то из Писания, по этой причине, естествознание передает символически, а что–то в чистом виде.
«Через гадания» – как, например, у Захарии говорится, что ангел образно показывает и говорит об Иисусе Иоседекове и его одежде (Зах.3:1–9, 6:11–13); и у Даниила Гавриил извещает о Христе и намекает на связанные с Ним таинства (Дан.9:21–27) и иное подобное. «Богодейственным» он называет либо то, что оканчивается Богом, причаствующим этому, либо то, что Богом сделано.
«Образом трапезы» он называет таинство, совершаемое путем благословения на божественной трапезе святого хлеба и чаши. И заметь, что и Ветхий и Новый Заветы многое передают посредством символов, и – почему.
Неделимой и делимой назвал он человеческую жизнь, мне кажется, по такой причине: первой – из–за неделимости и бесплотности души, а второй – из–за различия и множества частей тела. Смотри–ка, как удивительно повествует он о душе. То, о чем он говорит как о неделимом, он называет и бесстрастным; это то тончайшее и чистейшее в душе, что можно назвать цветком, – чем и является ум, источающий способность к слову, благодаря каковому уму душа и способна к умопостижению, в каковом уме зрятся простые и как бы обнаженные таинства, способные быть познанными помимо символов. То же, что в ней делимо, он назвал и страстностью; это душевная сила, соединенная с чувством духом, пребывающим между душой и телом, в каковом духе утверждены суть силы чувства и постигаемых путем исследования мыслей. Этим объясняется подверженность души страстям: благодаря чувствам ведь она опускается до пристрастности к постигаемому чувствами. А такая, если можно так сказать, часть души, как ум, не является чистой и способной созерцать божественное и умопостигаемое непосредственно, но нуждается в некоем более грубом посреднике, как бы руководствующем им на пути к простому и неделимому, что и осуществляют символы благодаря посредничеству, возводя, то есть, от воспринимаемого чувствами и явленного к невыразимому.
Умопостигающая (разумная) часть души бесстрастна не потому, что вообще непричастна страсти, но как не имеющая внешних причин для страсти – в отличие от тела, подверженного множеству приключающихся и причиняющих вред несчастий, каковые душа, не имея на то желания, не претерпевает. Подверженность же ее страсти объясняется восприятием ее чувствами сущего вовне, – сродным, сказал он, передаче божественного телесным образом через посредство символов, с помощью которых мы возводимся к созерцанию невещественного.
Заметь, что и те, кто познакомился с явным и лишенным покровов богословием, созидают в себе некоторые образы, руководствующие их к восприятию слышимого. Иначе: Примеры явного богословия: «Явился Господь» – Аврааму или Моисею, «Сказал Господь», «Было слово Господне к пророку» и тому подобное. Явное – потому что не прибегает к изобразительным символам. Имеется в виду образ, возникающий в уме при благочестивом рассмотрении таковых высказываний и подобающий божественной природе.
Подобно тому, как божественный Афанасий с помощью деревьев представляет ипостаси поклоняемой Троицы, а другие святые – с помощью иного. И создание мира, делающее явным невидимое Божье, до определенной степени имеет некий образ из разряда символов.
Апостол ведь так говорит: «Ибо невидимое Его, то есть вечная Его сила, в творениях постигается» (ср. Рим. 1:20). Христос же (Его ведь, думаю, называет он «истинным Словом») говорит: «Если о земном сказал Я вам, и вы не верите, – как поверите, если скажу вам о небесном?» (Ин.3:12) и тому подобное.
Говоря «с точки зрения общества и закона», он имеет в виду похвалы и благополучие их соблюдающих и бедствия и осуждение от них отступающих. Очищающими же и чистыми он называет наставления и предохранительные рекомендации. «Человеческим и посредствующим» – вопросы вроде: «Где, Авель, брат твой?» (Быт.4:9) и выражения вроде: «Сойдя, увижу» (Быт.18:21) и «Господь испытает праведного и нечестивого» (ср. Пс.10:5). К посредствующему относятся и кажущиеся совершенно неумесными уподобления Бога, например, зверям или вещам бездушным. Под «сверхмирным же и таинства совершающим» он имеет в виду удивительный акт творения Словом и одним желанием. «Законы же явленные» – например, объявление изнасилованной в пустыне девицы достойной оправдания и тому подобное. «Неявленные же установления» – например: «Иакова возлюбил, Исава же возненавидел» (Мал.1:2–3; Рим.9:13) и иное такого рода. «Многообразно» же отец говорит потому, что одно ведь символически, а другое в чистом виде и сверхмирно Писание передало.
Философии принадлежит как деятельное, так и созерцательное. Деятельному принадлежит как общее, оно же называется и политическим, к каковому относится законодательство, так и частное, к каковому относится этика. Деятельное включает и экономику. В созерцательном же одно называется естественным, поскольку имеет дело с воспринимаемым чувствами и изменяющимся, оно же и мироведение, а другое – зрительным и богословским как имеющее дело с умозрительным и вечным. Об этом было сейчас сказано. К сфере созерцательной философии принадлежит также то разом вечное и воспринимаемое чувствами, чем ведают астрономия и математика, о каковых Писание не говорит, но евреи во «Второзаконии» имеют.
Заметь, что то, что сказано Писанием символически, или же исторически, содержит не простую историю, но животворящее совершенство. Животворящим же совершенством он называет цель, какую святые преследуют, с помощью Писаний совершенствуя для вечной жизни учащихся. Он говорит это, показывая необходимость воспринимать возведение к неявному и иносказание.
«Обращаться» пишется в смысле «проникать», что означает «вторгаться», «входить», «оказываться внутри чего–либо»; так говорит и Диогениан.
«Сверхсущественными умственными и божественными светами» он называет Пречистую и Пресвятую Троицу. «Умопостигаемыми» же – превосходнейших ангелов. Разницу между ними мы полностью изложили в книге «О божественных именах».
Что касается промышлений, то это как в Евангелиях: «Огонь пришел Я ввергнуть на землю» (Лк.12:49), «слов» же – как у Иеремии: «Не таковы ли слова Мои, как огонь? – говорит Господь» (ср. Иер.23:29). Так что ясно, что применительно к Богу образ огня следует понимать иначе, нежели применительно к умопостигаемым существам, то есть к ангелам, к промыслам Божиим и к словам.
Образ огня в смысле причины относится к Речениям Господа; в смысле бытия – к Богу; в смысле причастности – к ангелам. А то, что имеет в виду бытие, отличается от того, что имеет в виду причастность, следующим: одно обнаруживает сущность, саму по себе сущую и обладающую привнесенной извне боговидностью, как в случае ангелов; а другое, имеющее в виду бытие, – божественное, то есть происходящее от Бога, дело или Речение.
Заметь, что в соответствии с предметом речи понимаются образы, хотя они одни и те же.
Он перешел к вопросу прикровенности притч и говорит о свойстве пищи.
Заметь, что он назвал питием жидкую пищу.
Созерцание чаши и ее округлости.
«Безначальным» он называет Божий промысел не потому, что считает сущее собезначальным Ему, как думают безумцы, говорящие: «Бог и все одновременны», – но потому что Тот был прежде даже, нежели сущее появилось в идеях, или в прообразах Божиих, то есть в Его вечных умозрениях (каковые божественный Павел наименовал предопределениями, как мы говорили в книге «О божественных именах»), в каковых идеях и умозрениях Божиих то, что должно было сбыться, было предвоображено; так что промысел Божий безначально существовал прежде всякой твари. Божественному же промыслу, или проразумению, было свойственно желание произвести тварь, которая воспользовалась бы Его промыслительной благостью. В соответствии с этим и «нескончаемым» называется промысел о бессмертных ангелах, о имеющих стать бессмертными нас и о нас ради совершенных благах.
Что означает, что Премудрость создает себе дом и уготавливает в себе то, о чем он говорил, и что – вне его, и что – в нем.
Об этом говорится и в книге «О божественных именах», – как это – «покоясь и двигаясь». Следует заметить, что Бога он называет «Промыслом».
И здесь слова «по преимуществу» мы должны понимать как не имеющие отношения к лишенности и небытию.
Здесь мне кажется нужным пояснить, что очаг (греч. «эстиа»), означающий, вероятно, устойчивость, называется «очагом» от «он есть» (греч. «эсти»).
Поскольку он сказал «покоясь», имея в виду неизменное пребывание, «двигаясь» же – имея в виду промысел о сущих, к каждому из этих слов надо мысленно добавлять «всецело», чтобы говоримое получалось таким: «Ни всецело покоясь и оттого не двигаясь промыслительно, ни всецело двигаясь и оттого изменяя Своему пребыванию». Иначе. Заметь, что «Вечно покоиться и двигаться», сказанное о Боге, имеет в виду Его промыслительную деятельность в пребывании. А «ни покоиться, ни двигаться» указывает на Его пребывание в промысле. Все, о чем здесь идет речь, мы многократно излагали в книге «О божественных именах».
Что такое твердая пища и что жидкая; и – что твердая пища есть «неколебимое совершенство».
«Единым и нераздельным разумом» в словах о Боге он называет ум, не разделенный направленными к материальному мыслями, но единообразно мыслящий о надприродности и неисповедимости божественной природы, имея развитые чувствилища внутреннего человека.
Обычным, я думаю, образом использует он образ «разливаемого» и дальнейшее.
Не единым ведь образом, но многообразно и различно учимые, познаем мы, как двигаться к совершенству богопознания.
Заметь, что проявляют символы.
Заметь, что слово «угощать» (эуохейн) отец возводит к «благоденствовать» (эу эхейн).
Питать хороших юношей. Из Гомера ведь это; ибо «молодой» (корос) – это юноша (неаниас), а вследствие стилизации – «младой» (в греч.: *вследствие плеоназма – курос»), откуда и – «младопитательница».
Заметь, почему говорится, что Бог упивается и отчего, и что такое пьянство у нас, и почему применительно к Богу говорится об исступлении.
Заметь, что Бог выше мышления, выше разумения и выше бытия.
Заметь походя, почему о Боге говорится, что Он упоен (пьян) и в исступлении.
Заметь, каковы так называемые трапезы, или пиры, в Царствии Небесном.
Заметь, что такое возлежание в Царствии Небесном, – что это покой, безопасная жизнь и прочее.
Радостью, или веселием (это ведь и есть радость), по справедливости называют Иисуса.
Заметь, как мы понимаем применительно к Богу сон и бодрствование.
Заметь, что содержит «Символическое богословие». Более обстоятельно, то есть более пространно, оно разделило все и изобразило.
Это возвещающее радость послание достойно той священной древности и ученика, которого любил Иисус. Как можно понять из этого послания и из послания к Поликарпу, седьмого, Дионисий, когда это писал, был в возрасте около девяноста лет. Ибо в послании к Поликарпу он говорит, что, пребывая в египетском Илиополе, видел противоестественное солнечное затмение, происшедшее во время спасительного распятия Господня, каковое было в восемнадцатом году царствования Тиверия. В пятнадцатом же его году Господь Иисус начал проповедь, как показывает Евангелие от Луки. Три года и малое число месяцев проповедав, Господь и Бог наш добровольно страдает, что происходит в восемнадцатый год правления Тиверия. Всего же Тиверий царствовал двадцать три года, так что от спасительного страдания до кончины Тиверия – почти шесть лет. Заточей же святой евангелист Иоанн на остров Патмос, каковой является одним из Киклад, около последнего года царствования Дометиана. А тот царствовал пятнадцать лет и пять месяцев. Получается, что от восемнадцатого года Тиверия, когда было затмение, до последнего года Дометиана – шестьдесят четыре года и приблизительно семь месяцев. Предположим, что божественному Дионисию, когда он видел затмение, происшедшее при распятии Господа, было двадцать пять лет, потому что, я думаю, он был еще учащимся. Так что всего ему было тогда около девяноста лет. Заточение святейшего Иоанна при Дометиане упоминает и Ириней в третьей и пятой книге «Против ересей», где указывает и его время, и Климент Александрийский в слове «Кто из богатых спасется?»
Заметь, что не Бог виновен в отделении грешников для стояния слева, но сами грешники виновны в этом перед собой, совершенно отделив самих себя от Бога.
«Богоименование» говорит он, либо имея в виду то, что они всегда все делают во имя Божие, либо – что называющимся по имени Бога, то есть Христа, подобает жительствовать подобно Ему, – и самим называемым богами.
«Солнцем Благовестия (Евангелия)» он называет этого божественного Иоанна справедливо. Говорит же он следующее: «Я, заслуженно обвиняя и понося тех, кто тебя, солнце Благовестия (Евангелия), думает держать в заключении на этом месте, молюсь, однако же, да воспрянут и прибегнут они к тебе, чтобы спастись, просветившись. Ибо как безумствует тот, кто полагает возможным ограничить местом это физическое солнце, так и они безумствуют, думая удержать свет твоего Благовестия (Евангелия) вместе с тобой на острове Патмос».
Сказано вместо: «Даже то, что ты оказался далеко». И заметь, что великий Дионисий пророчествовал, ясно сказав, что ему было открыто от Бога – как и самому святому Иоанну, – что спустя небольшое время тот будет освобожден из заключения на острове Патмос, что и произошло. Ибо, как мы сказали немного раньше, около последнего года царствования Дометиана Иоанн был сослан на остров Патмос, – когда Дометиан воздвиг гонение на христиан. Затем, перед кончиной царя, этот величайший евангелист Иоанн видит божественное Откровение.