Некоторые особенности современной исламской апологетики. Часть 1

Отличительной особенностью в мусульманских полемических произведениях, посвященных анализу христианской доктрины, является эмоциональная составляющая, для которой характерна перегруженность негативными образами и сравнениями. Вместо рационального анализа можно заметить попытки сыграть на чувствах читателей, вызвать у них отвращение, возмущение тем во что верят христиане, или тем что они должны исполнять. В подавляющем большинстве случаев подобные примеры являются надуманными или ложными, однако представление христианства в карикатурном и непривлекательном виде один из распространенных методов манипулирования сознания характерный для исламских пропагандистов.

В качестве примера можно привести некоторые высказывания бывшего протоирея В. Полосина, перешедшего в ислам, как показывает его история, вследствие более политических чем религиозных причин.¹³ В одной из своих первых брошюр «Прямой путь к Богу» этот новоиспеченный исламский автор пишет о том, что его привело к переходу в ислам. Это якобы необходимость покорятся властям, «смиренно подставляя злу для удара другую щеку», необходимость в ежедневных молитвах называть себя «блудным, грешным и окаянным, «червем дрожащим», «псом смердящим», «свиньей, лежащей в испражнениях»¹⁴.

Очевидно, что в этом случае автор пытается представить христиан как людей слабых, неспособных противостоять насилию, поставленных в такие условия, когда они ежедневно должны унижаться, в том числе сравнивая себя с вызывающим неприязнь в исламской культуре свиньей¹⁵. На самом деле здесь можно заметить пример откровенной подтасовки, через вырывание фраз из общего контекста, пренебрежением к тому как на самом деле понимаются эти выражения в православной традиции и образец откровенной лжи. Бывшему протоиерею как никому должно быть известно, что в Православии никогда не понимались слова Спасителя о непротивлении злу и об ударе по щеке (Мф.5:39) в смысле толстовского непротивленчества. Здесь речь идет о межличностных отношениях, когда претерпевший оскорбление побеждает зло великодушием и незлобием¹⁶. Тем более эти слова никогда не понимались как образ отношения к властям, в отличие, кстати от ислама¹⁷.

Молитв, в которых христианин называет себя «червем дрожащим» не существует, это откровенная ложь, рассчитанная на некомпетентную аудиторию. Ложью также является утверждение о ежедневном произнесении слов, в которых христианин отождествляет себя со псом и свиньей. Слова «пес смердящий», в которых подразумевается печальное духовное состояние человека-грешника, встречаются в молитве после канона Ангелу-хранителю. Образное выражение «яко бо свиния лежит в калу, тако и я греху служу» в тропаре 6-ой песни покаянного канона Господу Иисусу Христу. Чтение этих канонов обычно происходит во время подготовки к Таинству Причащения, поэтому они не могут входить в ежедневное молитвенное правило.

Слова где христианин называет себя «блудным, грешным и окаянным» присутствуют в третьей молитве вечернего молитвенного правила (молитва Святому Духу). Однако все эти тексты, во-первых, имеют библейское основание, поскольку «нет человека, который не грешил бы» (3Цар.8:46; Еккл.7:20. Ср.: 1Ин.1:8), поэтому осознание своего несовершенства, даже в мыслях, и рождающееся от этого смирение есть основание для богоугодности нашей молитвы (см. Пс.50:19). Во-вторых, в данном случае слова молитв не относятся к самой личности человека, а к его греховному состоянию, которое удаляет христианина от Бога и должно естественно вызывать неприятие и омерзение. Это становится очевидным, если посмотреть на весь контекст молитв, а не отдельно выдранные из него фразы.

В православной аскетической традиции отвержение греха, неприятие своего греховного состояния есть основание для победы над ним, что и выражают соответствующие тексты молитв. Это необходимо для того чтобы «зародилась нелюбовь к страстности, ненависть, неприязнь, которая и есть военная духовная сила и одна заменяет всю рать. Где нет ее, там без брани победа уже в руках врага»¹⁸.

Подобная тенденция характерна для так называемых «новых мусульман», которые пытаются для других и для самих себя представить свою измену христианской вере, оправданной и необходимой. Например, бывший священник Владимир Сохин перешедший в ислам примерно в таких же красках описывал жизнь православных христиан, обвиняя их в сознательном культивировании суеверий и даже в телесной грязи¹⁹.

Для бывших христиан отличительным признаком является желание вызвать одобрение у своих новых единоверцев, что часто выражается в стремлении очернить веру которую они предали наиболее удобоваримым для их новой аудитории способом. Например, сыграть на неприязненном отношении мусульман к Израилю, заодно высмеяв священный текст Нового Завета, как это делает А. В. Полосин. Вот что он в частности пишет об истории поклонения волхвов в Евангелии от Матфея (2:1–18): «Ст. 16. Итак, принятые внештатно на работу в тогдашний «Моссад» иностранные колдуны с ходу нарушили слово и обманули блаженного царя-батюшку! Взяли да и пошли назад другой дорогой! А он им так верил, так верил …»²⁰. Очевидно, что это ненаучный способ разрешения религиоведческого и текстологического вопроса, и он отличается от рассмотрения его в современной библеистике²¹.

Близким к вышеперечисленным методам ведения полемики является способ представить христианское вероучение и историю Церкви как грандиозный обман и заговор с целью сохранения власти над наивными верующими. Обычно в таком случае мусульманами приводятся совершенно не имеющие никакого отношения к реальности пропагандистские штампы о том, что «Иисуса сделали Богом» на Первом Вселенском Соборе, о заговоре церковных иерархов, которые отвергли невыгодные части Писания и заменили их другими, о том, что в IV-V веках каким-то образом проникшие в Церковь языческие жрецы зловредно исказили первоначальное Единобожие, включив туда представление о множестве богов и т.п.²²

Например, принявший ислам бывший коптский священник Ибрахим Халиль Ахмад пишет, что по вопросу канона Нового Завета созывались «вселенские соборы» (sic!), и прилагались лихорадочные усилия для редакции текстов, а по мнению идеолога «Братьев-мусульман» египетского богослова Саида Кутба, «48 тысяч патриархов и епископов» спорили об Иисусе Христе на соборе в Никее и император Константин, ничего не знавший о христианстве, склонился к признанию Его Богом²³.

Такие фантастические сведения о христианстве носят характер откровенной дезинформации, тем более что некоторые современные исламские авторы знакомы с вероучением и историей христианства, а другие легко это могут сделать²⁴. Но здесь цель оправдывает средства, ведь главное представить в глазах аудитории «ужасные» факты, посеять недоверие, вызвать возмущение: все для того чтобы на этом фоне сделать привлекательным исламское мировоззрение.

Подобные методы полемики рассчитаны прежде всего не на обращение к разуму человека, поскольку рациональных аргументов в них практически не приводится. Для такой исламской аргументации характерен психологический, манипуляционный метод, который сочетает в себе откровенную ложь, рассчитанную на положительный отклик в исламской среде и воздействие прежде всего на эмоциональное восприятие не сведущего в вопросах православной веры человека. В некоторых своих моментах вышеуказанные способы религиозной полемики напоминают методы работы тоталитарных сект²⁵.

Второй отличительной чертой исламской апологетической литературы можно считать игнорирование некоторых существенных положений христианской вероучительной доктрины. Такая ситуация в отношении христианского вероучения являете либо следствием некомпетентности, т.е. незнания объекта религиозной полемики, либо сознательного искажения его.

Таких примеров особенного отношения мусульманских полемистов к христианскому вероучению достаточно много. Рассмотрим некоторые наиболее распространенные и характерные примеры.

Начать можно с понимания сути и смысла Божественного Откровения. Для мусульманских авторов, за редким исключением, Священное Писание христиан – Библия, это все до последней черты есть прямая речь Бога. Именно такое представление о характере коранических откровений свойственно исламскому вероучению. Для мусульман в тексте Корана нет ничего случайного, ничего человеческого, т.е. Коран ― это диктант Аллаха, прямое Слово Аллаха²⁶. В авторитетном исламском исповедании веры имама ат-Тахави (ум. 935 г.) говорится: «Он (Коран) не создан, как речь людей, и всякий, кто слышит его и объявляет, что это человеческая речь, становится неверующим … это речь Творца людей и она совершенно не похожа на речь людскую».²⁷

Поэтому свою критику Библии, которая обычно сводится к поиску т.н. «противоречий» исламские апологеты основывают на изначально ложном представлении о том, как понимают свое Священное Писание сами христиане. Например, перенос исламского представления о Коране на Библию можно увидеть у бывшего священника В. Сохина. Последний утверждал, что христиане верят в неприкосновенность Священного Писания Нового Завета с первой до последней буквы, поэтому, по его мнению, «никаких изменений в тексте не могло быть».²⁸ Однако такое буквальное представление о богодухновенности, близкое к исламскому, характерно лишь для протестантов-фундаменталистов, большинство же христиан вовсе не считают, что Библия – это прямая речь Бога и что в ней ничего нет человеческого.

Текст Библии – богодухновенен, т.е. инициирован Богом, но принимается и произносится людьми (см. 2Пет.1:21). Библии – это не диктант, а Завет между Богом и общиной верующих – Церковью. Богодухновенность понимается в Православии как синергия ― сотрудничество человеческих усилий и благодати Божией в деле получения и передачи Откровения. Поэтому богодухновенность Священного Писания в православной традиции понимается «не как принадлежность каждой черты, каждого знака Богу, диктующему свои откровения священному автору, который выступает при этом лишь как пассивное, лишенное свободной воли орудие, но как сотрудничество, соработничество Святого Духа и человека»²⁹. Для христиан важен смысл Откровения, а не его форма, следовательно, незначительные различия в деталях никак не могут исказить смысл текста и следующие из него истины веры. Именно поэтому в христианстве, в отличие от ислама, получили распространение переводы Библии на разные языки, которые в понятной форме доносят до верующих смысл Слова Божия. Для исламской традиции перевод Корана на другой язык в арабского не имеет равного статуса с оригиналом, а считается только «передачей смыслов»³⁰.

В свою очередь отождествление Корана с прямой речью Аллаха создает трудности при объяснении расхождения текста древних списков Корана с современной его арабской версией³¹. Помимо этого, проблемы у мусульман возникают при объяснении учения об «отменяющих (насих) и «отмененных» (мансух) айятах Корана. Из логики понимания «прямой речи» Аллаха отмененных айятов в тексте не должно быть, хотя мусульмане считают, что они должны быть заменены другими (К.2:106; 16:101). Однако в тексте священной для мусульман книги находятся отмененные стихи без замены их другими и отсутствуют айяты правовое действие которых тем не менее не отменено³².

Обычным способом уйти от ответа на сложные вопросы в таких сложных случаях у многих современных исламских полемистов является апелляция к сакральности арабского языка Корана, который якобы невозможно однозначно истолковать. При этом обычно к такому методу прибегают люди которые сами не знают арабского языка или с трудом в нем ориентируются. В этом случае возникает резонный вопрос: Если арабский текст нельзя адекватно перевести, то откуда взялось множество современных русскоязычных «переводов смысла» Корана, смысл текста в которых практически не отличается?³³

Примерно таких же странным образом исламские полемисты пытаются обосновать свое видение «искажений» в тексте Священного Писания христиан. Обычно происходит типичная подмена, когда исламское представление о невозможности прямого перевода арабского текста на другие языки переносят на Библию. Именно отсюда берут свое начало теории мусульман о том, что древнегреческий текст Нового Завета якобы мало чего общего имеет с арамейским языком на котором якобы были первоначально записаны Евангелия (Инджил – араб.)³⁴. Но ведь христиане так никогда не считали! Здесь заметен пример типичной манипуляции и обмана со стороны исламских проповедников.

Попытка мусульман поставить под сомнение адекватность перевода текста Нового Завета не может быть основано и на научных данных. Современный библейские науки предлагают нам возможность ознакомится не только с текстом на древнегреческом языке, но и на арамейском³⁵. Существуют серьезные исследования на эту тему, которые никак не соответствуют псевдонаучным фантазиям мусульман³⁶. Текстология Нового Завета говорит нам о достаточно точном сохранении и передаче смысла священного текста, о чем свидетельствуют так называемые критические издания (UBS 3d ed.; NA 26/27)³⁷.

С другой стороны, вопрос о наличии искажений в Библии в самом мусульманском предании не имеет однозначного разрешения. По мнению отечественного исламоведа Тауфика Ибрагима, ссылки мусульманских полемистов на Коран об искажении Писания «фактически представляют тот самый некорректный метод вырывания слов из контекста»³⁸. Профессор Т. Ибрагим показывает, что в Коране речь идет не об искажении существующего текста Библии, а о его сокрытии от мусульман иудеями либо переистолковании смысла священного текста с соответствующим неисполнением предписаний³⁹. Более подробно с привлечением первоисточников по исламскому преданию и экзегезе коранического текста рассматривает этот вопрос священник И. Васильев, который убедительно показывает противоречивость исламской позиции⁴⁰. Представления исламских богословов о разного рода «искажениях» в виде сторонних добавлений к богооткровенному тексту, либо в виде изъятия каких-то его частей или же искажение в виде переистолкования смысла Священного Писания есть результат их «личных богословских суждений, но не учением традиции как таковой»⁴¹.

Здесь же встает еще одна проблема апологетов ислама, когда они пытаются отыскать надуманные искажения в Священном Писании христиан. Это зачатую отсутствие самых элементарных знаний об оригинальных языках Библии (древнееврейском и древнегреческом). При этом, как замечают православные богословы, сами мусульмане требуют от своих оппонентов – христиан, знание арабского языка Корана. Поскольку сведений, почерпнутых из «переводов смысла» откровений Мухаммада, якобы не достаточно для критики исламской точки зрения⁴².

То, что предлагается в качестве анализа библейского текста у мусульманских авторов в лучшем случае вызывает множество вопросов, либо является попыткой ввести читателей, либо слушателей в заблуждение. Рассмотрим в качестве примера некоторые лингвистические опыты наиболее известных исламских полемистов.

Поиск якобы существующих в Священном Писании христиан пророчеств об основателе ислама Мухаммаде – наиболее известная тема, к которой обращаются мусульмане во время дискуссий с христианами. В Коране существует несколько стихов (айятов), которые побуждают мусульман искать такие места. Это Сура «Преграды» («аль-Араф»), в которой говорится, что указание о Мухаммаде находится «записанным … в Торе и Евангелии» (К.7:157), Сура «Ряды» («ас-Сафф»), где сказано о «посланнике … имя которому будет Ахмад» (однокоренное имя с Мухаммад) (К.61:6), и, по некоторым толкованиям⁴³, Сура «Скот» («аль-Анам»), в которой подразумевается, что «люди Писания» (иудеи и христиане) «знают его (вероятно, Мухаммада), как знают своих сыновей» (К.6:20).

Однако уже с самими этими ссылками на Коран возникают некоторые вопросы к представителям ислама. Например, наиболее полный текст о наличии «пророчества» об основателе ислама в Библии, который, по мнению мусульман, был неграмотным, в 7-ой Суре «Преграды» являет собой пример исторической несуразности либо ошибки автора текста. Это видно из того, что айят, в котором говорится о грядущем неграмотном пророке (К.7:157), есть часть приводимой в Коране прямой речи Аллаха, обращенной к пророку Мусе (Моисею) (К.7:156–157), в ответ на его молитву (К.7:155–156). Получается, что Моисею и его современникам Аллах говорит, что он запишет (в недалеком будущем)⁴⁴ свою милость: «тем, которые богобоязненны, дают очищение и которые веруют в Наши знамения (156); которые следуют за посланником, пророком, простецом, которого они находят записанным у них («йаджидуунаху мактубан»)⁴⁵ в Торе и Евангелии (157)» (К.7:156–157). Встает вопрос о том, как кто-либо мог во времена исхода Израиля из Египта в недалеком будущем читать что-то о Мухаммаде в еще не написанном Пятикнижии (Торе) и еще не существующем Евангелии?

По теме поиска «пророчеств» об основателе ислама существует и достаточно много христианского апологетического материала с подробным рассмотрением и анализом аргументации мусульман. У современных православных авторов можно отметить два подхода при рассмотрении доводов исламских полемистов. Первый из них, наиболее распространенный, заключается в демонстрации несостоятельности исламских поисков «пророчеств» об основателе ислама в Библии на основании лингвистического и экзегетического анализа теста Священного Писания⁴⁶. Второй способ основывается на необходимости самим мусульманам обосновать истинность своих утверждений о наличии тех или иных пророчеств о Мухаммаде на исламских первоисточниках: Коране, достоверных хадисах, восходящих к Мухаммаду, или первому и второму поколению мусульман (сахабы, табиуны)⁴⁷.

Для первого, самого распространенного метода ответа мусульманам о пророчествах в Библии о Мухаммаде необходимо не только хорошо ориентироваться в Священном Писании, но обладать определенным знанием библейских языков и достижений современной библеистики. Второй способ, предложенный о. И. Василевым, выглядит очень убедительно, однако такой вид аргументации предполагает уже определенные знания в области исламских первоисточников и вероучения. Для некоторых современных исламских полемистов знание как христианского, так и исламского вероучения не является сильной стороной. Поэтому необходимо искать дополнительные методы в полемике с представителями ислама по данному вопросу.

Попробуем рассмотреть аргументацию мусульман о «пророчествах» о Мухаммаде в Библии с точки зрения соответствия их критериев научной аргументации. Дело в том, что для современной исламской апологетики заметной особенностью является использование лженаучных фактов и способов доказательства истинности исламского вероучения⁴⁸.

Поскольку часто в полемике с христианами мусульмане пытаются доказать наличие указаний о Мухаммаде в Библии на основе лингвистического анализа, рассмотрим корректность их аргументации.

В книге бывшего католического священника Абдуль Ахада Даууда (Давида Кельдани) «Мухаммад в Библии» довольно много мест, в которых он пытается найти в библейском тексте указания на пророчества об основателе ислама Мухаммаде. Одним из распространенных способов как раз и является своего рода лингвистический анализ оригинального текста Писания, тем более, что А.А. Даууд позиционирует себя как знатока древних языков⁴⁹.

Наиболее характерным местом в Евангелии, в котором А. Даууд видит указание на Мухаммада, являются стихи в которых используется древнегреческое слово παράκλητος – «Утешитель» (Ин.14:16, 26; 15:26; 16:7)⁵⁰. Несмотря на то, что текст Евангелия говорит об «Утешителе» как о Святом Духе (Ин.14:17, 26; 16:13), которого получат апостолы Христовы (см. Деян.2:1–39), а не как о человеке Мухаммаде, родившемся в 570 году, и что «иной Утешитель» будет в апостолах и они знают Его (Ин.14:17), все это не смущает исламского автора⁵¹. Более того, такое внеконтекстное толкование выглядит очень странно для вероучения ислама, т.к. Мухаммад не является духом и не может присутствовать в апостолах до своего рождения⁵².

Оказывается, по мнению этого бывшего христианина, «в Евангелии от Иоанна, написанном на греческом языке», слово «параклетос» (παράκλητος)⁵³ неизвестно «для классической греческой литературы»⁵⁴. Вместо него должно стоять слово «периклитос» (περικλῠτός)⁵⁵, соответствующее арабскому слову «Ахмад» (якобы одно из имен Мухаммада) в значении «знаменитейший», «прославленейший», в котором мусульмане видят пророчество об основателе своей религии. Указание на это они видят в Коране, где якобы Сам Иисус в Суре «Ряды» («ас-Сафф») говорит, что после него придет посланник, «имя которому будет Ахмад» (К.61:6)⁵⁶. Однако такие смелые заявления А. Даууда в отношении греческого языка и текста Евангелия уже вызывают сомнения в его компетентности, поскольку слово «параклетос» было хорошо известно древнегреческим авторам, например, ораторам Ликургу Афинскому (IV в. до н.э.) и Демосфену (384–322 г. до н.э.)⁵⁷.

Помимо этой ошибки, Даууд оказывается некомпетентным в вопросах текстологии Нового Завета, т.к. ни одна из существующих древних рукописей Евангелия от Иоанна не содержит такого сверхординарного искажения слова «параклетос»⁵⁸. Чем дальше этот исламский апологет пытается обосновать свое очевидно фантастическое предположение, тем больше делает ошибок. Например, он заявляет, что «не нужно обладать академической степенью по античной филологии, чтобы знать, что греческое слово, означающее «утешитель» или «успокоитель», не «Paraclytos», а «Paracalon», ссылаясь при этом на греческий текст Септуагинты в книги Плач Иеремии (Плач.1:2, 9, 16, 17, 21 и далее)⁵⁹.

Однако слово ὁ παρακαλῶν (Плач Иер.1:2, 9, 16, 17, 21) не имя существительное, а причастие настоящего времени действительного залога в именительном падеже м. р. ед. ч. от глагола παρακαλέω⁶⁰. В данном случае оно лишь выполняет роль существительного, т.е. не может быть его заменой во всех случаях. Более того, исламский автор выводит его из неизвестного или записанного с ошибкой греческого глагола «Paracaloo»⁶¹, а не παρακαλέω, как есть на самом деле.

В этом тексте содержится еще одна ошибка, на этот раз связанная с очевидным незнанием греческого языка переводчиками книги «Мухаммад в Библии» на русский язык. Они вместо названия греческой буквы «каппа», по-видимому, скопировали из английского варианта не известную науке «карра», называя ее греческой согласной⁶². Более того, всю эту ошибку с «греческой» буквой и ссылкой на А. Даууда воспроизводит в своей книге другой исламский автор – А.В. Полосин, кстати, редактор русского издания книги «Мухаммад в Библии»⁶³.

Возможно к ошибкам переводчиков относятся и ссылки на несуществующие места Священного Писания, в виде 1Ин.11:1~и 1Ин.16:22, которые исламский автор пытается как-то приспособить для поиска доказательств об исламском пророке⁶⁴. Однако это ему плохо удается. Известно, что Первое Соборное Послание апостола Иоанна Богослова имеет всего пять глав, лишь общий смысл текста позволяет понять, что первая ссылка это 1Ин.2:1, в которой речь идет о Господе Иисусе Христе как о ходатае (παράκλητον) перед Отцом. Данный текст позволяет понять смысл слов Спасителя в Ин.14:16~о том, Кто этот «другой Утешитель».

Само употребление данного имени и к Иисусу Христу (1Ин.2:1) и иному Утешителю – Духу Святому (Ин.14:26) говорит о единстве Двух Ипостасей по божественной природе и по действию в мире. О том, что здесь речь идет не о человеке, а о Боге, свидетельствуют слова из книги пророка Исаии, где Утешителем называет Себя Сам Господь Бог: «Я, Я Сам – Утешитель ваш (в LXX – παρακαλῶν; древнеевр. – «Менахем» מנַחֶמְ)» (Ис.51:12). Такое же понимание природы «Утешителя» нашло свое отражение в святоотеческой экзегезе. Блаженный Феофилакт Болгарский приводит следующее объяснение 1Ин.2:1: если Иисус Христос как Бог и παράκλητος имеет власть прощать грехи, поскольку Он есть жертва умилостивления перед Отцом «за грехи всего мира» (1Ин2:2), то «Сын имеет одно естество и одну силу со Отцем, и что действия одного из трех пресвятых Лиц общи и прочим Лицам»⁶⁵.

Что же касается второй ссылки 1Ин.16:22, то, судя по арамейскому выражению «маран-афа», это текст из 1Кор.16:22. Однако и в этом случае домыслы исламского автора не выглядят убедительно. Поскольку предполагать в литургическом возгласе древней семитоязычной апостольской Церкви «Maran Atha» указание на простого человека не соответствует ни контексту, ни параллельным местам Священного Писания⁶⁶.

После таких филологических и текстологических ошибок как пренебрежение здравым смыслом выглядит утверждение Даууда о том, что он «достаточно убедительно доказал, что «Параклитос» с лингвистической и этимологической точки зрения не означает «адвокат, утешитель или предводитель»»⁶⁷. Версия же о том, что зашифрованное имя Мухаммада было случайно искажено при переводе с арамейского на греческий, не выдерживает критики, т.к. в случае с παράκλητος (утешитель, заступник, ходатай) мы можем заметить обратное влияние греческого текста на арамейский текст. Это видно из того, что в иудейских таргумах и Талмуде, а также в арамейском тексте Пешитты встречается прямое заимствование из греческого текста, передающееся арамейскими буквами как «параклит» (פְּרַקְלִיט) и обозначающее заступника или защитника⁶⁸.

Понимая всю сомнительность филологической версии о необходимости присутствия в Евангелии от Иоанна (14:16, 26; 15:26; 16:7) вместо παράκλητος («утешитель») слова περικλῠτός («весьма славный») как возможный аналог слова «Ахмад» («прославенейший»),⁶⁹ некоторые исламские авторы выдвигают не менее фантастические версии, но уже в области новозаветной текстологии. По мнению А.В. Полосина, из-за бедности апостолы экономили бумагу при письме и вынуждены были сокращать гласные буквы. Поэтому, как пишет этот автор, «в древних манускриптах и стояли одни согласные буквы: «прклтс». Гласные стали вставлять позже, при переписках, когда для этого были созданы экономические условия». В этот момент и произошла неправильная огласовка «парклитос» вместо «периклитос» (якобы «Ахмад»)⁷⁰.

Однако такие предположения никак не могут быть текстологически обоснованы ссылками на имеющиеся в наличии древние папирусы и манускрипты⁷¹. Более того, данное утверждение является ложным с точки зрения лингвистики, т.к. в греческом языке, в отличие от семитской письменности, не употребляется вариант письма с написанием только согласных букв⁷².

Примерно так же можно оценить попытки объяснить предполагаемую мусульманами ошибку в древнегреческом тексте отличием в транслитерации имен на разных языках. При этом написание и звучание имени человека на разных языках подчиняется определенным правилам⁷³. Попытка убедить кого-либо в том, что перевод слова с древнееврейского на древнегреческий или любой другой язык может привести к неузнаванию имени человека или радикальному изменению значения слова, не находит подтверждения в тексте Библии, переведенном на множество языков. Как ни странно, судя по приводимым примерам со звучанием библейских имен на разных языках, это понимают и сами мусульманские пропагандисты⁷⁴.

Несмотря на все попытки современных исламских авторов доказать наличие пророчества об основателе ислама в тексте Евангелии от Иоанна, со строго научной точки зрения можно сказать, что это им не удалось. Отличительной чертой мусульманских авторов в поисках «пророчеств» являются попытки филологических манипуляций с библейскими языками, искажение данных новозаветной текстологии с произвольным переистолкованием часто выдуманных слов в угодном для себя смысле.

Помимо всего остального массива исламских фантазий о поиске пророчеств о Мухаммаде в Библии, по поводу которых уже не раз достаточно подробно высказывались православные и инокофессиональные авторы⁷⁵, хотелось бы рассмотреть и некоторые другие филологические опыты, которые из-за их запутанности и сложности редко применяются в полемике самими мусульманами.

Для примера рассмотрим поиск «пророчества» о Мухаммаде в словах ангельского гимна, который слышали вифлеемские пастухи при возвещении им радостной вести о рождении Спасителя. А. Даууд почему-то считает, что в словах «слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение!» (Лк.2:14) присутствует имя основателя ислама.

Вся доказательная база исламских апологетов, если так ее можно назвать, строится на ложном тезисе о невозможности адекватно, без искажений перевести священный текст⁷⁶. Эту выдуманную проблему мусульманские пропагандисты с внерациональным упорством каждый раз пытаются приписать христианскому пониманию Откровения Божия и способов передачи его на разных языках.

Исламский автор при доказательстве своего мнения проделывает филологическую манипуляцию, которая приводит его к весьма сомнительному результату. Более того, этот результат выглядит не просто сомнительно, но даже соблазнительно, если не сказать кощунственно для самих мусульман. Если резюмировать мысль исламского апологета, то имя Мухаммада на греческом языке скрывается в слове «благоволение» εὐδοκία (существ. в имен. пад., ед.ч. ж.р.)⁷⁷, которое в христианской традиции используется в качестве женского имени. Возможно, именно поэтому подобное «пророчество» об основателе ислама в Новом Завете не получило у самих мусульман широкого распространения.

Помимо этого, в своей конспирологической теории Даууд утверждает, что и греческое слово «мир» (εἰρήνη) из Лк.2:14~на самом деле означает ислам. По его словам, «любая другая интерпретация понятия «eirene», кроме «ислам», однозначно окажется некорректной и совершенно не вяжется с контекстом и смыслом ангельского гимна»⁷⁸.

В результате таких необоснованных предположений смысл евангельского текста у мусульманского проповедника приобретает совершенно фантастический смысл, который даже сам он не решается полностью воспроизвести в своей книге. Если суммировать все то, что А. Даууд написал при разборе данного стиха из Евангелия (Лк.2:14), получается, что Вифлеемские пастухи от ангелов услышали песнь следующего содержания: «Слава Аллаху в вышних, на земле ислам, а в человеках Ахмад («похвальный»)»⁷⁹.

Непонятно, почему свой вариант псевдолингвистической интерпретации песнопения ангелов мусульманский автор выдает за более понятный для еврейских пастухов? Какой такой ислам как «Царство Божие», по А. Дидату, появился в Палестине в 1 веке н.э. и каким образом еще не родившийся проповедник новой и весьма отличающейся от иудаизма религии мог оказаться в людях?⁸⁰ Как такие смелые переводческие опыты мусульманского автора соотносятся с общим смысловым контекстом анализируемого стиха и культурно-историческими реалиями Палестины 1 века н.э.? Помимо таких простых и логичных вопросов, которые позволяют сразу дать оценку подобным филологическим опытам по теме поиска «пророчеств» о Мухаммаде в Библии, обратимся и к тому, что следовало бы отнести к псевдонаучной составляющей исламской апологетики.

Если внимательно рассмотреть филологические изыскания современных исламских апологетов, то они в большей своей части могут быть отнесены к такой лженаучному явлению, как псевдолингвистика (или любительская лингвистика).⁸¹ В частности, в их языковых изысканиях можно обнаружить два признака, которые выдающийся лингвист академик А.А. Зализняка относит к характерным свойствам любительской лингвистики. Это пренебрежение гласными буквами и обращение внимания только на «костяк согласных» и игнорирование состава слова, когда обращается внимание на корень слова в ущерб приставке или окончанию (в арабском и еврейском языке в ущерб гласным-трансфиксам – Д.П.). Сюда же можно отнести такой признак, как подчинение своих интерпретаций «определённой идеологической установке» при игнорировании фактов, «которые не согласуются с основной идеей»⁸².

В качестве примера возьмем распространенный среди проповедников мусульман обычай отождествлять арабские слова «салам» (мир) и «ислам» (покорность). Помимо упоминавшегося случая можно сослаться еще и на автора поэтического перевода Корана на русский язык Валерию (Иман) Порохову (Ар-Рошд), которая говорит следующее: «Концептуальное значение слова «ислам», то это «слм» – без огласовки, это характерно для арабского языка, оно обозначает «мир"»⁸³. Однако такое истолкование значения слова «ислам» является неверным. Действительно, оба этих слова имеют один корень и являются производными от глагола سَلِمَ «салима» (быть благополучным)⁸⁴, но происходят от разных пород этого глагола (т.е. типов глагольной основы).

Слово سَلَام «салам» (мир) от III породы, а слово الإسلام «ислам» (покорность, предание себя Богу) от IV породы глагола سَلِمَ. Породы арабского глагола показывают прежде всего изменения в направлении действия и характер его протекания. Однако несмотря на общий корень, смысл слова может отличаться. Как замечают арабисты, в результате исторического развития языка «имело место изменение данной семантико-морфологической системы, что зачастую делает невозможным определение значения слов, исходя из семантики той или иной породы»⁸⁵. Поэтому никто из мусульманских переводчиков Корана никогда не решится использовать предложенный выше способ поиска смысла слова. Например, навряд ли кто-то захочет заменить в Суре Корана «Аль Имран» («Семейство Имрана») слово «ислам» на «мир»: «Поистине, религия пред Аллахом – ислам» (К.3:19), т.к. смысл текста станет малопонятным.

Тем более это не работает, когда пытаются искусственно перенести такие лингвистические методы с одного языка на другой. Ни в древнееврейском языке слово «мир» (שָׁלוֹם «шалом»), ни в арамейском «мир» (שלמא «шлама») не имеют значения «покорность», т.е. «ислам»⁸⁶.

Такая же ситуация получается с переистокованием мусульманскими авторами значения слова εὐδοκία – «благоволение» из второй части евангельского стиха Лк.2:14. В ходе своих филологических манипуляций А. Даууд как обычно говорит о сложности понимания и перевода семитского текста на древнегреческий язык, о том, что вообще невозможно точно передать красоту и изящества текста при переводе с одного языка на другой, забывая, что главное в переводе – это передача смысла.

Далее мы встречаемся с откровенной ложью, либо ненаучными домыслами. Наряду с лжеисторическими фантазиями о том, что до Никейского собора (325 г.) Церковь «не только не имела всех книг «Нового Завета», но даже четырех Евангелий»⁸⁷, А. Даууд говорит, что, насколько ему известно, «греческое слово «eudokia» не встречается в греческом переводе «Ветхого Завета» и что к нему трудно подобрать эквивалент в семитском оригинале⁸⁸. По поводу существования Евангелий до Первого Вселенского Собора в Никее и их авторитета у христиан, достаточно вспомнить «Диатессарон» («Через Четыре») составленный Татианом Ассирицем около 170 года, вероятно, на сирийском языке, т.е. на языке, к которому постоянно апеллирует мусульманский автор в своих предположениях⁸⁹. Что касается слово «eudokia» (εὐδοκία – благоволение в Синодальном переводе), то оно встречается в греческом переводе LXX, например, в некоторых псалмах (Пс.5:13; 50:20; 68:14; 88:18; 105:4; 144:16). В греческом переводе Ветхого Завета εὐδοκία передает значение древнееврейского слова רָצוֹן или רָצֹן «рацон» – благоволение, воля, желание⁹⁰.

Однако, заинтриговав своих читателей необходимостью знать арамейский текст ангельского песнопения в Лк.2:14, без которого якобы весь смысл греческого текста Евангелия будет непонятен, А. Даууд приводит текст из сирийского перевода Пешитта (Пшитта) который принципиально не отличающийся от общеизвестного. Греческое слово εὐδοκία (благоволение) не вступает в смысловое противоречие с сирийским вариантом, который передается словосочетанием «добрая надежда» или «доброе ожидание»⁹¹. Это видно из того, как толкует рассматриваемый нами текст Евангелия сироязычный автор преподобный Ефрем Сирин. Объясняя это место из «Диатессарона», святой отец пишет следующее: «Пастырям первоначально было возвещено это, дабы никто из тех, кто жительствует в пустыне, не падал духом, но, наипаче соблюдая себя, в обетованиях истинного пастыря имели мир. «Слава в вышних Богу, и на земле мир», – не бессловесным и бездушным, но добрым сынам человеческим надежда»⁹².

Видимо, понимая, что подогнать текст под требуемый смысл не удается, исламский апологет еще больше пытается запутать читателей. Фактически дальше в тексте начинаются манипуляции с обратными переводами с арамейского, латинского и греческого языков обратно на греческий. Естественно без учета общего контекста, грамматических и синтаксических конструкция предложения и общего его смысла⁹³. В результате таких маловразумительных операций, исламский автор неожиданно начинает переводить греческие слова, которые ни в каком из вариантов греческого текста Нового Завета не встречаются. Все это он делает не на основании текстологии и не на данных филологии, а только на собственном так и не доказанном убеждении, что в этом месте должно стоять слово, которое можно было бы подогнать под уже заранее определенное значение (под имя основателя ислама). Так А. Даууд неожиданно и совершенно необоснованно предлагает вместо εὐδοκία (благоволение), в интересующем нас месте, читать «eudokimos» (пользующийся доброй славой, славный)⁹⁴.

При попытке обосновать свое спорное утверждение, мусульманский проповедник совершает ту же самую ошибку, что и с рассмотренным выше случаем отождествления в семитских языках слова «мир» и «ислам». Как уже говорилось, восхождение слов к общему корню вовсе не означает их тождественность по значению. Действительно, греческие слова «eudokia» (εὐδοκία благоволение)⁹⁵ и «eudoxia» (εὐδοξία – доброе имя, хорошая слава)⁹⁶ этимологически восходят к глаголам δοκάω, δοκεύω и δοκέω⁹⁷. Но это вовсе не значит, что они имеют близкое по смыслу значение, что вопреки греческому языку утверждает А.-А. Даууд⁹⁸. Другими словами, «eudokia» (εὐδοκία) никак не может быть равнозначной «eudoxia» (εὐδοξία), т.е. тайным именем основателя ислама Мухаммада в варианте «Ахмад» («похвальный») (К.61:6), ибо рассматриваемые слова принципиально отличаются по семантике⁹⁹.

Надо признать, что все усилия А. Даууда найти в Евангелии от Луки (2:14) имя арабского пророка не кажутся убедительными не только христианским читателям, но и самим исламским апологетам. Например, А.В. Полосин в своем «Евангелии глазами мусульманина» после воспроизведения филологических изысканий Даууда (Кельдани) признается, что греческое слово «eudokia» после реконструкции арамейского варианта «все-таки не дает очевидной уверенности в том, что на этом месте было имя благословенного пророка»¹⁰⁰. Хотя в этой же фразе сам Полосин воспроизводит другие лжефилологические домыслы относительно того, что «мир» в устах ангелов, возвестивших рождение Христа (Лк.2:14) означает «ислам»¹⁰¹.

Если исламские авторы на самом деле хотели выяснить смысл и значение Евангельского текста, то они вместо сочинения фантазий обратились бы к современным исследованиям в области библейской текстологии. По мнению современных библеистов, в рассматриваемом нами стихе Лк.2:14~содержится семитическая конструкция, которая многократно используется в еврейских гимнах, обнаруженных в Кумране. Ангельское славословие полностью соответствует семитизмам первых двух глав Евангелия от Луки. В данном случае здесь используется древнегреческое слово «благоволение» в родительном падеже (εὐδοκίας). Соответственно эта часть стиха будет читаться как «люди [Его, то есть Бога] благоволения». Поэтому «стих 14 второй главы Евангелия от Луки включает строфу с двойным параллелизмом («слава...мир»), а не тройным («слава...мир...благоволение», все в именительном падеже). Таким образом, здесь выражено сознание, что рождение Мессии, Господа (ст. 11) – основание для славы в вышних Богу и мира на земле в людях благоволения, то есть в тех людях, которые суть Его благоволимый остаток, избранный для принятия дара Его Мессии»¹⁰². Как видно, и в данном случае предположение о зашифрованном в этом месте имени Мухаммада не имеет основания.

Конечно же, можно было для опровержения исламских измышлений пойти и более простым путем: рассмотреть употребление слова «eudokia» (εὐδοκία) в контексте всего Евангелия (см.: Мф.11:26; Лк.2:14; 10:21). В результате попробовать подставить в найденные места текста искомое мусульманами имя «Ахмад» (в значении «знаменитейший», «прославленейший», «похвальный») и попробовать их прочитать. Очевидно, что никакого смысла текста в результате проделанного эксперимента мы не увидим, что лишний раз доказывает ошибочность изобретенного мусульманами метода.

Вышеприведенный анализ исламского способа поиска пророчеств о Мухаммаде в Библии на примере переистолкования смысла слов «Утешитель», «eudokia» и сочетания «мир – ислам» демонстрирует лженаучную основу и манипуляторный характер доказательств своей точки зрения мусульманскими авторами. Во всех остальных случаях, когда исламские апологеты прибегают к своеобразному анализу текста Священного Писания, можно заметить примерно такой же подход.

Как уже говорилось, отличительной особенностью современной исламской полемической литературы являются попытки найти в Священном Писании Ветхого и Нового Завета то, что можно было бы истолковать как пророчества об основателе ислама Мухаммаде. Эти усилия мусульманских авторов часто вступают в противоречие с их собственными первоисточниками, в которых нет точных указаний на такие места, либо они имеют откровенно выдуманный характер¹⁰³. Однако поскольку большинство из той аудитории, к которой обращаются исламские авторы, плохо знакомы с исламским вероучением и текстами, то соблазн предоставить аргументы в пользу своей веры преобладает в данном случае у мусульман над честностью.

В поисках подобного рода предсказаний об арабском религиозном лидере исламские апологеты используют сомнительные способы, некоторые из которых уже были рассмотрены выше. Наиболее распространенным из таких методов является, как пишут сами мусульмане¹⁰⁴, сопоставление этимологии еврейских форм слов с арабским текстом и попытки подгонки их значения к тому, что можно было бы отнести к Мухаммаду.

В большинстве случаев при таких филологических экспериментах современные исламские авторы прибегают к помощи уже упоминавшейся любительской лингвистике. В основном такой способ поиска «пророчеств» наблюдается в отношении Ветхого Завета (некоторые примеры использования лжелингвистики в отношении новозаветных текстов были рассмотрены выше).

Рассмотрим наиболее распространенные примеры таких лженаучных толкований библейского текста мусульманами. Абдуль-Ахад Даууд, по-видимому, вдохновленный своим ошибочным отождествлением Мухаммада с «Eudokia», необдуманно заявляет, что буквальное и правильное значение этого слова «прекрасно соответствует еврейским «Mahmad, Mahmod, Himdah» и «He med», которые часто применяются в Ветхом Завете»¹⁰⁵. Кроме сомнительной даже для мусульман авантюрой с интерпретацией слова «eudokia», эту его аргументацию повторяют Ахмет Дидат, А.В. Полосин и многие другие. Суть такого способа поиска «пророчеств» у исламских авторов сводится к тому, что они пытаются отождествить согласные буквы «HMD» в библейских текстах на древнееврейском языке с соответствующей консонантной основой в языке арабском.

В частности, мусульмане заявляют, что указание на имя Мухаммад в виде Ахмад встречается в книге библейского пророка Аггея. Вот как приводит этот текст А. Даууд: «и потрясу все народы, и придет Химда (Желаемый) всеми народами, и наполню дом сей славою, говорит Господь Саваоф» (Агг.2:7)¹⁰⁶. По мнению мусульманских апологетов, семитский корень слова «желаемый» – hmd, который переводится как «великое желание», «жажда», «аппетит» и «страсть» соответствует такому же корню в арабском языке hmd в значении «хвалить». Далее они делают вывод о том, что эти три согласные необходимо понимать как «Амад» «в значении «знаменитейший», «прославленнейший», т.е. как имя арабского пророка Мухаммада (К.61:6), т.к. древние имена «обыкновенно имеют содержательное значение»¹⁰⁷.

Следует заметить, что в отличие от других мест, в данном случае исламские авторы пытаются приспособить свое толкование к общему содержанию библейского стиха. Однако сразу же бросается в глаза совершенно неверное понимание слов пророка Аггея о втором Иерусалимском храме. Дело в том, что пророк был свидетелем возвращения иудеев из вавилонского храма и свидетелем его строительства¹⁰⁸. Поэтому предположения мусульман, что слова о «доме», который наполнится славой в Агг.2:7~(ср. 3Цар.8:11; 2Пар.5:14; 7:2) это пророчество о тогда еще языческом капище Кааба в Мекке, в который придёт арабский пророк, выглядят издевательством над историческим контекстом и здравым смыслом. Это легко заметить, если прочитать весь текст пророчества о храме Агг.2:1–9, где, в частности, говорится, что «слава сего последнего храма будет больше, нежели прежнего» (Агг.2:9).

Более серьезным являются возражения относительно филологических изысканий представителей ислама. Здесь можно заметить очевидную попытку ввести читателей в заблуждение. Как уже говорилось, восхождение к общему корню вовсе не означает одинаковое значение слов не только в родственных, но и даже в одном и том же языке. Поэтому, несмотря на общую этимологию, корень hmd (חמד) в иврите имеет значение «желание; алчность; прелесть, красота, симпатия», а в арабском hmd (حمد) – «хвала, прославление»¹⁰⁹. Т.е. семантически эти слова «Желаемый» (חֶמְדַּ֣ת «хемдат») и «похвальный» (أحمد «Ахмад») не совпадают, у них разное значение и отождествлять их, как это делает, например, А. Даууд, говоря, что страстно «желаемый» это и есть «хвалимый», можно разве только лишь в лжелингвистике¹¹⁰.

Если принять такие ненаучные правила интерпретации, то можно найти намного более точные совпадения по поиску подобного рода пророчеств о Мухаммаде в Священном Писании. Например, в Притчах Соломона можно найти в чистом виде употребление корня hmd: «Нечестивый желает (חָמַ֣ד רָ֭שָׁע – «хамад раша») уловить в сеть зла; но корень праведных тверд» (Прит.12:12). Следуя методу мусульман, получаем следующее пророчество: «Ахмад (т.е. Мухаммад) нечестивый [желает] уловить в сеть зла». Слова пророка Осии можно при таком способе толкований понимать, как пророчество о проблемах последователей Мухаммада в противостоянии с Израилем: «Хотя Ефрем плодовит между братьями, но придет восточный ветер, поднимется ветер Господень из пустыни, и иссохнет родник его, и иссякнет источник его; он опустошит сокровищницу всех драгоценных (חֶמְדָּֽה «хемда») сосудов» (Ос.13:15)¹¹¹.

Очевидно, что такая интерпретация библейского текста не вызовет согласия у мусульман, что лишний раз подтверждает антинаучность применяемой ими же методики, т.к. она не выдерживает в таком случае проверки на объективность и верифицируемость.

Следствием неуёмного желания найти в Библии пророчества о Мухаммаде и под впечатлением своего открытия о том, что «Желаемый» есть искомый «Ахмад», профессор Абдуль-Ахад Даууд опускается до откровенной лжи. В частности, он уже без лишних поисков корня HMD обнаруживает имя «Ахмад» у пророка Малахии 3:1~– «Вот, Я посылаю Ангела Моего, и он приготовит путь предо Мною, и внезапно придет в храм Свой Господь, Которого вы ищете, и Ангел завета, Которого вы желаете (חֲפֵצִים֙); вот, Он идет, говорит Господь Саваоф». В интерпретации исламского профессора, текст должен выглядеть как «Он (адон – т.е. господин) внезапно придет в храм, он, которого вы ищете и желаете», т.е. желаемый (по-арабски: Ахмад)»¹¹². Эту мысль подхватывает и дальше развивает А.В. Полосин, полагая, как это следует из его слов, что и здесь есть арамейское слово ««желанный» – это «ХиМиДа», на иврите «ХиМДа»»¹¹³.

Но дело в том, что в этом стихе нет корня hmd (חמד), а используется другое слово – «хафецим» (חֲפֵצִים֙) «желаете», поэтому никакого «Ахмада» здесь быть не может. Вот так некритичное отношение к цитируемому тексту вместе с лжелингвистическими манипуляциями приводят к закономерному фиаско.

В контексте анализа использования методов любительской лингвистики у исламских проповедников больший интерес представляет еще одно «пророчество» о Мухаммаде, которое обнаружил Ахмед Дидат. Оно приобрело популярность у мусульман, о чем свидетельствует множество видеороликов по теме имени Мухаммада в Библии. По мнению этого исламского апологета, имена людей везде, на всех языках должны звучать одинаково, т.к. переводить имена недопустимо. Поэтому, как считает А. Дидат, несмотря на попытки христианских переводчиков скрыть имя Мухаммада в Библии, через передачу семантического значения имени при переводе, оно должно где-то сохраниться в своем первоначальном звучании.

Такое полное созвучие имени арабского пророка А. Дидат находит в словах поэтической книги Ветхого Завета – «Песнь Песней Соломона»: «уста его – сладость, и весь он – любезность (מַחֲמַדִּ֑ים – «махамаддим»). Вот кто возлюбленный мой, и вот кто друг мой, дщери Иерусалимские!» (Песн.5:16). Окончание множественного числа «-им», как считает Дидат, в данном случае это употребление местоимения в форме множественное величественное (pluralis majestaticus), и есть проявление уважения к личности «пророка» Мухаммада¹¹⁴. Все же остальное слово полностью совпадает по звучанию, как заверяют мусульмане, с именем искомого основателя ислама.

Сразу отметим, что этот способ поиска «пророчеств» отличается от предыдущих филологических опытов исламских авторов. Однако и здесь можно заметить использование ненаучных методов при анализе текста Библии и откровенные подтасовки¹¹⁵.

Можно заметить, что, несмотря на наличие общесемитского корня hmd (حمد חמד), слова, происходящие от него в арабском и древнееврейском языке, как уже говорилось, отличаются по своему значению¹¹⁶. Также следует сказать, что данном случае это существительное «махамаддим» («любезность», «самый желанный») мужского рода является именем нарицательным, поэтому не может быть именем человека¹¹⁷. Употребление же в иврите окончания множественного числа «-им» в Библии допускается только по отношению к одному из имен Божиих (Элохим), но никак по отношению к личному имени человека¹¹⁸.

Более того, рассматриваемое слово не совпадает по консонантной основе с именем Мухаммада, в Песн.5:16~это слово состоит из согласных mhmddm и имеет иную огласовку, чем имя основателя ислама. В данной ситуации это даже не слова омофоны (греч. ὁμός «одинаковый» + φωνή «звук»), т.е. слова, которые совпадают по произношению, но отличаются по написанию и значению¹¹⁹.

Если же попробовать подставить имя пророка ислама в рассматриваемый стих Библии, то результат вызовет недоумение получившейся смысловой конструкцией: ««уста его – сладость, и весь (וְכֻלּ֖וֹ «вэ хулло») он – Мухаммад (любезность מַחֲמַדִּ֑ים – «махамаддим»). Вот кто возлюбленный мой, и вот кто друг мой, дщери Иерусалимские!» (Песн.5:16). По контексту отрывка (Песн.5:10–16) получается, что невеста восхищается частями тела своего возлюбленного и в конце концов коверкая его имя (если допустить, что это Мухаммад), говорит ему, что он весь, целиком Махамаддим. Вообще-то, из содержания Песни Песней очевидно, что жених невесты – это царь Соломон (см.: Песн.1:3, 11–12; 3:11; 7:6–9). Неужели это такой комплимент? Естественно, что в реальности такого себе представить невозможно. Спрашивается, ради чего тогда предпринимаются мусульманами такие усилия, когда результат менее чем очевиден?

Зададим вопрос, почему при поиске «пророчеств» о Мухаммаде в Библии мусульмане не посчитали нужным увидеть его имя в других местах Священного Писания? Например, кто-то мог бы согласиться с такими словами, которые можно интерпретировать как печальную участь арабского пророка: «натянул лук Свой, как неприятель, направил десницу Свою, как враг, и убил все, вожделенное (מַחֲמַדֵּי «махамадде») для глаз …» (Плач.2:4). «Поражен Ефрем; иссох корень их, – не будут приносить они плода, а если и будут рождать, Я умерщвлю вожделенный (מַחֲמַדֵּ֥י «махамадде») плод утробы их» (Ос.9:16). Если посмотреть на все случаи употребления слова «махмад» (מַחְמָד) и его вариантов в Библии, то кроме единственного случая с Песн.5:16, все остальные тринадцать стихов Писания имеют негативную окраску или смысл по отношению к нему: 3Цар 20:6; 2Пар 36:19; Ис. 64:11; Плач 1:7; 1:10; 1:11; 2:4; Иез. 24:16; 24:21; 24:25; Ос. 9:6; 9:16; Иоил. 3:5¹²⁰. Где же здесь объективность и научная честность исламских проповедников?

Метод, предложенный А. Дидатом, по сути напоминает то, против чего выступают ученые-лингвисты и что можно смело отнести к лжелингвистике. Вот признаки такого лженаучного подхода: пренебрежение гласными-трансфиксам, которые имеют морфологическое значение в семитских языках, обращение внимания только на согласную основу в ущерб приставке или окончанию. Более заметен другой признак – жесткое подчинение своих лингвистических интерпретаций идеологической установке при игнорировании фактов, которые с ней не согласуются¹²¹.

В данной части статьи были рассмотрены лишь некоторые особенности современной исламской полемической литературы. Можно отметить достаточно невысокий уровень научной компетенции мусульман при рассмотрении и анализе христианских вероучительных текстов. Заметен упор не на рациональное, а эмоциональное восприятие предлагаемого ими полемического материала, а также склонность к разного рода ненаучным методам, а иногда откровенным подтасовкам и обману.