Митрополит Арсений (Стадницкий) о соборе 1917‒1918 гг. и восстановлении патриаршества (ежегодная богословская конференция)¹

Среди научных проектов Свято-Тихоновского университета особое место занимает публикация дневника одного из наиболее выдающихся иерархов Русской Церкви ХХ века – митрополита Арсения (Стадницкого). В 2006 г. вышел первый том Дневника², охватывающий период с 1880 по 1901 г. Всего предполагается издать не менее восьми томов, что займет, очевидно, еще несколько лет. Ввиду особого значения в истории Русской Церкви Поместного Собора 1917–1918 гг., 90-летний юбилей которого мы недавно отметили, было принято решение издать, не откладывая наконец, ту часть дневника, которая посвящена Великому Поместному Московскому Собору 1917–1918 гг. Естественно, каждому, кому небезразлична история Русской Церкви, будет интересно узнать, что писал о Соборе, о восстановлении Патриаршества и о самом Патриархе Тихоне, человек, принимавший самое активной участие в работе Собора, второй кандидат на Патриарший Престол, фактически Председатель Собора в 140 его заседаниях.

Выдающийся церковный и государственный деятель митрополит Арсений родился в 1862 г. в молдавском селе. В 1885 г. окончил Киевскую духовную академию и в том же году был пострижен в монашество. В 1897–1903 гг. сначала инспектор, а затем и ректор Московской духовной академии (в дневнике за 1917 г. академии посвящены самые светлые страницы его воспоминаний). В 1898 г. хиротонисан во епископа Волоколамского, викария Московской епархии. С 1903 г. епископ Псковский и Порховский. В 1904 г. удостоен степени доктора церковной истории. Член Предсоборного Присутствия. С 1907 г. член Государственного совета. С 1910 г. архиепископ Новгородский и Старорусский. Неоднократно в годы лихолетья подвергался репрессиям. Проходил по одному делу в 1922 г. с Патриархом Тихоном. С 1924 г. фактически находился в ссылке в Средней Азии, где ему было разрешено свободно проживать до конца жизни. С 1933 г. митрополит Ташкентский. Скончался митрополит Арсений 10 февраля 1936 г. в Ташкенте.

Подробно о всем Дневнике митрополита Арсения можно узнать из «Предисловия» к первому тому³.

Как церковный историк митрополит Арсений хорошо понимал ценность дневниковых записей для последующих поколений; отлично понимал, что события, в которых он принимал участие, несомненно являются ключевыми для истории. Конечно, времени для ведения дневника у него было мало. Описывая свой обычный рабочий день на Соборе, начинавшийся рано утром и оканчивавшийся уже после десяти вечера, он замечал: «Разве можно после этого заниматься чем-либо личным «для себя», например что-нибудь прочитать. Тут даже газеты не можем прочитать. Я еще удивляюсь, как я пишу и эти строки. Правда, это отражается на стилистике и полноте сообщенного. Но все-таки стараюсь записать, хотя что-либо, ибо знаю, что ничего подобного впредь не придется переживать (здесь и далее выделено нами. – Авт.). А память слабеет. Помянуть древнее и поучиться – несомненно полезно и назидательно»…⁴

13 августа 1917 г. архиепископ Новгородский Арсений прибыл в Москву на Собор вместе с архиепископом Петроградским Вениамином (Казанским) и поселился в Чудовом монастыре.

15 августа, как пишет архиепископ Арсений, «с выдающейся торжественностью состоялось открытие Всероссийского Поместного Собора. С 7 ½ часов утра в 25 монастырях и церквах Москвы вне Кремля, архиерейским служением были совершены литургии, после которых крестные ходы направились на Красную площадь и духовенство с архиереями во главе следовало в Кремль, причем архиереи входили в Успенский собор и становились на подмостках по боковым сторонам среднего храма. Я служил в Благовещенском храме. В Успенском соборе служили митрополиты: Киевский Владимир (Богоявленский)⁵, Петроградский Вениамин и Кавказский Платон (Рождественский) с членами Собора. Чудную картину представлял сонм архипастырей, стоящих по средине храма. В соборе находились некоторые министры «благоверного» правительства во главе с министром-Председателем Керенским. Все они съехались ныне в Москву на Государственное совещание в виду гибели нашей родины. После Литургии митрополит Владимир прочел с амвона грамоту Синода об открытии Собора. Затем все архипастыри прочли Символ веры и начался крестный ход всей Москвы. Процессия направилась в Чудов монастырь, куда проследовали для поклонения мощам святителя Алексия архиереи, а затем все направились на Красную площадь, которая к этому времени вся была полна народом. Зрелище неописуемой красоты и величия. Оно возможно только в Москве. На Лобном месте находились все архиереи. Отслужен был краткий молебен. Молились о том, чтобы Господь призрел на собравшихся вкупе верных людей Своих, «во еже благоугодно совершити им устроение Православной Церкви Российской» и – о спасении Державы Российской. Торжество это закончилось в два часа. В три часа у Митрополита Тихона была праздничная трапеза для всех преосвященных и для некоторых более именитых членов Собора – из пресвитеров и мирян. Вечером с 6 до 10 часов было совещание одних только епископов по соборным вопросам»⁶.

Так началась работа Поместного Собора 1917–1918 гг.

17, 18, 19 августа в Епархиальном доме проходили заседания Собора, посвященные выборам руководящих органов Собора. Как известно, Председателем был выбран митрополит Тихон, а его первым заместителем – Товарищем Председателя – был избран известный своими научными трудами и административными талантами архиепископ Арсений. С этого момента он становится ключевой фигурой среди членов Собора.

Описывая первые дни работы Собора, владыка пишет: «Предвыборная агитация и вообще всякая агитация, к сожалению, имеет на Соборе большое место. Большое участие в ней принимает бывший Обер «шалый» Львов. В дикой злобе своей он ведет борьбу вообще против всего епископата, обливая его грязью. Заигрывает с пресвитерами и мирянами. К счастью, агитация его достигает противоположных результатов. Он все домогается попасть в президиум; но без успеха. Епископат пока пребывает в единении и единодушии, что не на руку и смущает «пресвитерианцев». Так буду именовать впредь т. н. обновленцев, церковных реформаторов, имеющих целью борьбу с епископатом, якобы угнетающим элементом»⁷.

За все время работы Собора архиепископ, а затем митрополит Арсений не пропустил ни одного заседания, на 140 из 170 он председательствовал, кроме того, он входил в Соборный Совет, Совет епископов, Высшие органы церковного управления. Он как никто знал изнутри всю работу Собора. Поэтому для нас столь ценны непосредственные впечатления такого свидетеля, безусловно, главнейшего события нашей церковной истории, каким являлся Священный Собор 1917–1918 гг.

В его Дневнике отображены многие эпизоды работы Собора, не вошедшие в официальные источники, описаны многие заседания Собора, которые до сих пор не опубликованы, это касается вопроса о спасении Киевских святынь, обсуждений вопросов, связанных с выступлением генерала Корнилова, а это может существенно дополнить материалы о работе Собора. Архиепископ Арсений близко к сердцу принимает происходившие в России события, тяжело их переживает, оставаясь истинным патриотом своей Родины. Он при своем систематическом уме, прекрасной памяти, литературному дарованию столь подробно дает жизненную картину церковной жизни того момента, которую трудно себе представить. Многие воспоминания других членов Собора, написанные спустя несколько лет, были уже осмыслены и не дают непосредственного впечатления от его работы. Хотя митрополит Арсений вел свой дневник почти конспективно, он, безусловно, описывал главнейшие события, происходившие на Соборе. Но главное, что особенно ценно в Дневнике, это необычайная живость. Он очень ярко описывает все события, в которых был участником, очень живо реагирует на все события, или церковные, или политические, во всех дневниковых записях, и поэтому картина русской жизни и Церковного Собора оживает при чтении Дневника. Вы представляете себе, какая была погода в то время, с каким трудом приходилось добираться с места проживания в Чудовом монастыре до Епархиального дома в Лиховом переулке, как проходили заседания, как выступали различные участники Собора, как началась революция в Москве. Оценки митрополита четки, иногда шутливы, но, безусловно, интересны. Хотя иногда оценки архиепископа Арсения слишком субъективны и строги, но при этом он строг и к себе, так он пишет: «Надо правду сказать, наш Председатель (т. е. святитель Тихон) совершенно не умеет вести заседаний. Не можем и мы (т. е. его Заместители) похвалиться этим искусством»⁸.

Особое внимание в Дневнике уделено митрополиту Тихону. Несколько скептическое отношение в начале записей постепенно меняется по мере более близкого знакомства с ним и становится восторженным. Безусловно, что именно святитель Тихон постепенно становится основным главным действующим лицом Дневника.

Как известно, основным вопросом на Соборе был вопрос о Высшем Церковном Управлении или иначе говоря, быть или не быть Патриаршеству в Православной Российской Церкви. Как писал архиепископ Арсений в начале работы Собора, «предвидится, что патриарший вопрос на Соборе будет предметом многих споров и словопрений…»⁹. Он признается: «В Предсоборном Совете я был против Патриаршества, собственно не по существу, а против своевременности его в ближайшее время. Теперь склоняюсь к своевременности установления его»¹⁰, что не преминул напомнить архиепископ Серафим (Чичагов) на одном из заседаний Епископского совещания. «Я подтвердил это и при этом добавил, что я и теперь не убежден в этом (необходимости восстановления Патриаршества), хотя не буду высказываться против него. Вернее, я не принципиально против Патриаршества, а против своевременности его в данное время. Пусть бы теперь был председатель Синода, а затем года через три можно бы возглавить Церковь и саном Патриарха, особенно если будет такое лицо, которому мы безбоязненно и уповательно вручили бы управление Церковью. Архиепископ Антоний (Храповицкий), идеолог Патриаршества, доказывал, что теперь-то и наступило это время.

Будущее покажет, кто прав. Буду бесконечно рад, если мои воззрения окажутся ошибочными»¹¹.

Но 22 сентября он пишет: «Сегодня с десяти до двух присутствовал на отделе о Высшем Церковном Управлении. Отдел был почти в полном составе своих членов, которых записано больше ста, так как предстояло принятие резолюции по вопросу об учреждении патриаршества. Сторонники и противники Патриаршества мобилизовали свои силы для голосования. Вопрос об этом дебатируется уже в целом ряде заседаний Отдела, где произносятся многочисленные речи за и против…

Большинством 65 против 38 голосов принята следующая формула: «Принять, как основание для будущих работ, восстановление присвояемого первому между равными епископу сана патриарха, возглавляющего высшее церковное управление, вместе с органами этого управления подотчетными поместному церковному собору». Я голосовал принципиально за Патриаршество»¹².

Вернувшись с пленарного заседания, владыка писал: «По вопросу о Патриаршестве настроение все обостряется. Как жаль, что я не успеваю воплощать в письменах всего происходящего на Соборе, равно как и настроения. Положительно не имел для этого времени. Целый день не бываю у себя дома… И так почти каждый день. Прихожу к себе только в часов одиннадцать. Где же при таких условиях еще что-нибудь записывать…»¹³. До 25 октября архиепископ Арсений посвящает большую часть своих записей вопросу о патриаршестве и начавшемся в Москве большевистском перевороте.

Но, как пишет он 26-го октября, «началась междоусобная брань. Большевики восстали против Временного правительства. Сегодня газеты не вышли. Из Петрограда идет переворот власти. Большевики заняли дворцы, некоторые банки…»¹⁴.

С 27 октября архиепископ Арсений, ввиду изменившихся обстоятельств, переезжает из Чудова монастыря на Троицкое подворье и остается там жить. «Мне выпало быть в кельи вместе с профессором Петроградской академии А. П. Рождественским¹⁵, земляком и почти однокурсником митрополита Тихона. У которого поэтому он и имеет свое пребывание»¹⁶.

«В субботу, 28-го, утром пили чай у Владыки (Тихона); стрельба становилась все сильнее и явственнее. Тем не менее, мы решили отправиться на собрание Собора в Епархиальный дом, отстоящий отсюда на недалеком расстоянии, четверть часа ходьбы. Мы и отправились пешком втроем: я, митрополит Платон и архиепископ Анастасий (Грибановский). Только что мы спустились вниз к переулку на Самотеке, как началась сильная канонада со стороны Кремля, как нам казалось, мы и струсили и повернули назад, и возвратились на Подворье. Но затем решили все же отправиться, а митрополиты – Тихон и Владимир – отправились в карете.

В Епархиальном доме собрались живущие в Семинарии и в близлежащих местах; а более или менее отдаленных не было. До заседания делились впечатлениями и сообщениями о происходящем…

В начале заседания было оглашено заявление более тридцати членов о прекращении прений и голосование предложенных четырех общих положений. Большинством голосов предложение было принято, а затем в случае утвердительного решения его, завтра, в пятницу, в десять часов утра назначить крестный ход, возглавляемый митрополитом Тихоном…

А пушечная канонада и пулеметная трескотня продолжалась и после указанных пяти часов вечера, и слышна и теперь даже, в одиннадцать вечера, когда я пишу сии строки, правда в значительно ослабленной длительности. Даст Бог, быть может и прекратится совершенно, а то нервы мои слишком истрепались, и я плохо сплю эти ночи. Правда, этому препятствуют и патриаршие думы.

Господи! Ты знаешь мою немощь, избери сильнейшего мене…

Сегодняшний вечер, впрочем, как и все вечера последние, мы все здесь живущие преосвященные провели в беседе о текущих событиях и о будущем Патриархе. Я совершенно искренно говорил, что я чувствую себя неспособным к такой высокой деятельности. Преосвященный Тихон тоже о себе говорил. И мы оба признавали, что архиепископ Антоний, как идеолог Патриаршества, мог бы более соответствовать такому сану. Впрочем, заключили мы, Господь лучше знает, кого ему избрать орудием своего Промысла о Церкви Святой»¹⁷.

«31-е октября. Вторник. Сегодня было пленарное заседание Собора. Намечались записками по три кандидата в Патриархи. Причем для кандидатского избрания требовалось абсолютное большинство, т. е. более половины голосов»¹⁸. В результате избранными кандидатами оказались архиепископы Антоний, Арсений и митрополит Тихон.

«Итак, я – кандидат в Патриархи. У меня мутится сознание, голова перестает работать, сердце замирает от смущения. Боже мой! Какой я Патриарх. Господи, слезно молю, да минует меня чаша сия. Я готов уйти на покой, в пустыню, куда глаза глядят. Я теперь понимаю святых отцов, отказывавшихся от епископства.

Пишу эти строки и плачу. Нервы взвинчены до крайности. А тут доносится непрерывная пальба. Чувствую, что я всю ночь не сомкну глаз. Меня берет отчаяние, и я прямо не знаю, на что решиться. Господи, вразуми, наставь…»¹⁹.

«1-е ноября. С трех до пяти было епископское совещание, под аккомпанемент пушечной пальбы. В числе других вопросов предложен обсуждению был и вопрос о настоящей междоусобной брани, о том, не откликнуться ли Собору на нее и как именно… Опять обсуждался вопрос о скорейшем избрании Патриарха из трех кандидатов. Я опять был против такого форсирования, указывая на то, что нет никакой «конституции» для Патриарха и даже не определено место его жительства, область его и т. д. Все-таки большинство, правда, незначительное, было за скорое избрание. Целый день продолжалась стрельба. Вечером виднеются зарева пожаров»²⁰.

«2-е ноября. Утром с половины десятого до одиннадцати было заседание Соборного Совета в Епархиальном доме, а затем до половины третьего – пленарное заседание, при участии пушек… На пленарном заседании рассматривались текущие вопросы, а затем опять вопрос – о сроках выбора Патриарха. Прения принимали довольно страстный характер обеих противных сторон. Сторонники форсирования доказывали, что нужно поскорее, чуть ли не завтра, тут или в соборной палате и во всяком случае, не позже воскресения. Более умеренные, к числу которых и я принадлежу, доказывали, что нужно предварительно в краткий срок, в две недели, выработать положение и потом вынимать жребий, тем более что неизвестно теперь, можно ли будет попасть в Кремль, и служить в Успенском соборе, где только и должен выниматься жребий»²¹.

«4 ноября. Теперь же решено большинством завтра, в воскресенье, избрание посредством жребия Патриарха, но только не в Успенском соборе, так как там невозможно служить вследствие порчи купола, а с другой стороны, так как Кремль занят большевиками, которые никого туда не впускают. И это на Святой Руси, которая не может распорядиться своим храмом! Это было бы понятно, если бы оно имело место где-нибудь в турецких, персидских и т. д. странах. Но на Руси, – позор! Из Успенского собора должна быть изнесена к Литургии икона Владимирской Божией Матери, – о чем, как и вообще о завтрашнем избрании Патриарха постановлено известить Штаб на предмет перенесения иконы и вообще – гарантии безопасности. Миссию эту взял на себя митрополит Платон, который после долгих усилий и унижений успел в этом, хотя с некоторыми ограничениями. Пропуск гласил, что со стороны Штаба нет препятствий к избранию Патриарха (sic), но что лучше было бы с этим повременить в виду неспокойного времени и возможности каких-либо противонациональных попыток. Но, что вообще 40% за спокойствие. Тут же в Штабе разрешили взять завтра икону, но не крестным, во избежание каких-либо опасений, а в карете. Достойно замечания то, что митрополита Платона заставили около часу сидеть в передней на рундуке, под конвоем часового (но специально для митрополита) и пропуск получен из рук служащей еврейки, которая небрежно вручила его ему»²².

«Завтра в Храме Спасителя разрешается патриарший вопрос. Посредством жребия указана будет воля Божия, кому из избранных трех кандидатов нести этот тяжелый крест. Чем ближе подвигается время, тем все страшнее делается. Завтра служат двенадцать преосвященных архиепископов с митрополитом Киевским во главе.

А мы – кандидаты – остаемся дома, в ожидании благовестия. Церемониально-богослужебной частью занимается архиепископ Кишиневский Анастасий. Выработанный им в Комиссии ритуал, одобренный Синодом, следующий. В половине десятого в Храме Спасителя собираются служащие преосвященные. К этому времени приезжает митрополит Киевский Владимир. Мы – кандидаты – служим или слушаем (литургию) у себя порану, а затем к часу должны собраться на Митрополичьем подворье и ждать благовестия, которое принесут нам старейшие преосвященные. По окончании часов митрополит Владимир идет в алтарь, здесь ему дают три билетика, на которых саморучно он вписывает имена кандидатов, свертывает их и бросает в приготовленный ковчежец, который затем и запечатывается. Этот ковчежец поставляется на солее, пред принесенной из Успенского собора иконой Владимирской Божией Матери. За литургией поминаются наши имена. По окончании литургии молебен, пред концом которого на виду всего народа, на солее митрополит Киевский снимает печать, а затем старец иеромонах Алексий вынимает жребий. После этого, поется «Тебе Бога хвалим» и конец молебна; а затем депутация из шести преосвященных приезжает на подворье для извещения. Митрополит Тихон завтра будет служить литургию в своей крестовой церкви. Я же буду только слушать. В моленной стояли во время всенощной митрополиты Владимир и Тихон, а я – в зале, примыкающей к церкви, в темноте. Я не хотел зажечь света, чтобы быть сосредоточенным. И простоял я здесь всю всенощную, в темноте. И молился я так, как только могу, о том, чтоб Господь не возлагал на меня непосильного бремени, чтобы миновала меня чаша сия. При представлении только одной возможности избрания меня в Патриархи, меня бросило и в пот, и в холод, и я готов был разрыдаться.

После легкой трапезы, за которой обыкновенно кроме хозяина садятся митрополит Владимир, я и Анастасий, я долго гулял по комнатам с митрополитом Тихоном. Беседа наша все время вращалась вокруг заветной воли Божией. Несмотря на природное спокойствие митрополита Тихона и теперь он был значительно возбужден. Мы неустанно высказывали своя сокровенная, чтобы жребий пал на архиепископа Антония, но не потому, чтобы он был совершенно подходящим для этого, а потому что он все время был идеологом Патриаршества, которое уже давно является для него жизненным вопросом. Кроме того, я совершенно искренно указывал на митрополита Тихона, как на достойнейшего кандидата, преимущественно по практическим соображениям и по свойствам его характера. Взять, например, вопрос о помещении для Патриарха. Где он будет на первых порах жить? В Чудовом теперь нельзя. В Ново-Спасском – не приспособлено. А если будет избран московский Митрополит, то он может временно оставаться в своем помещении. А по характеру своему – он благодушный и спокойный, – что так важно в практическом отношении. Что касается меня, говорил я, то я боюсь, что не понести мне этого креста и я считаю себя неспособным для такого исключительного служения. Так мы беседовали до полуночи. Пришел я в свою келлийку и стал писать эти строки, чтобы отвлечься от патриарших перспектив. Господи! Избавь меня от этой высокой почести. Ты видишь, что я искренно молю Тебя об этом»²³.

На следующий день, день избрания Патриарха, он запишет:

«Воскресенье. 5-е ноября. Исторический день: фактически восстановлено Патриаршество и первым Патриархом избран Богом через жребий митрополит Московский Тихон. По порядку. Ночью я, конечно, почти все время бодрствовал в думах о предстоящем указании воли Божией. Литургию слушал в митрополичьей молельне, а служил митрополит Тихон. По окончании литургии пил чай с митрополитом и с сослужащими ему… После этого я пошел в свою келью, в ожидании суда Божия. Я очень нервничал и меня успокаивал профессор А. П. Рождественский. Я был в положении ожидающего тяжкого приговора. Наконец, в половине второго послышался грохот экипажей. Сердце замерло. Вбегает митрополичий келейник и оглашает: «Нашего избрали!» Я помолился, облобызал своего соседа и мы отправились в крестовую церковь. Тут уже было довольно много народу и благовестили соборные, стоявшие на средине храма: митрополит Киевский Владимир… В алтаре в это время облачался в мантию нареченный Патриарх. Отслужен был им краткий молебен. После отпуста митрополит Владимир объявил ему по чину об избрании в Патриархи, на что нареченный ответил: «Благодарю, приемлю и ничтоже вопреки глаголю» и затем произнес краткую речь о тяжести предстоящего служения, которое можно уподобить свитку пророка Иезекиля, на котором было написано: плач, горе, страдание…»²⁴.

«Благовестникам предложен был чай. Трапезовали же мы в обычном составе. Патриарх по-прежнему был прост, добродушен и весел: Патриаршество почти не изменило его и я уверен, – не изменит.

В три часа собрались епископы. Приветствовал Патриарха от имени епископов архиепископ Антоний (Храповицкий), высказавший общую радость о таком Патриархе, который еще со студенческой скамьи своими товарищами наречен был носителем такого высокого сана. По окончании речи он воздал ему земное метание, тем же ответил и Патриарх. Побеседовав несколько времени, Преосвященные разошлись. Повидимому, многие рады такому избранию, на чем большинство может объединиться. Правда, он – не яркий человек. Но я думаю, что на первых порах такой и нужен, чтобы привить эту идею. Достоин примечания взгляд самого нареченного Патриарха на свойства первого патриарха, высказанный им мне, когда еще не определились кандидаты. «Патриархом первым будет избран бесцветный человек», Этим он дал самому себе характеристику. Но повторяю, что это – самое лучшее избрание.

Вечером трапезовал вместе с Патриархом. После первого подъема, теперь замечается упадок. Еще бы!»²⁵.

«7 ноября. В два часа Патриарх выехал в Лавру, где пробудет до интронизации, которая предполагается числа 21-го ноября. Председательство на Соборе передано мне…

17 ноября. Теперь нужно ожидать, быть может, разгона Собора большевиками, которые действуют террористически.

На утреннем заседании прочитан был архиепископом Кишиневским Анастасием чин интронизации Патриарха и одобрен Собором. «Настолование» назначено на 21-е ноября в Успенском соборе. Теперь идут переговоры с большевиками о свободном проходе в Кремль и в Успенский собор, по крайней мере, членов Собора. Сегодня же отправилась депутация от Собора в Троицкую Лавру для приглашения Патриарха на настолование… Патриарх приедет в воскресенье вечером. Близится великий исторический момент в жизни Церкви. Какие знаменательные события мы переживаем! Наши потомки только оценят значение этого и других моментов, переживаемых нами»²⁶.

«С трех до шести вечера в митрополичьем помещении было епископское совещание. Одним из предметов обсуждения был вопрос о ритуально-богослужебном и так сказать о бытовом отношении к Патриарху…»²⁷.

«19 ноября. В половине девятого вечера прибыл из Лавры нареченный и избранный Патриарх. Мы, живущие у него архиереи и митрополит Владимир, архиепископ Агафангел (Преображенский), я, архиепископ Анастасий и епископ Никодим (Кротков) Чигиринский, викарий Киевский, встретили его в первом зале, приветствовали целованием в уста и рука в руку. Трапезовали вместе. Патриарх очень доволен пребыванием в Лавре, отдохнул, в добром настроении. Рассказывал, как какие-то «товарищи» в солдатской форме, представившие удостоверение от революционного комитета, производили обыск в его помещении и называли его «товарищ». Удивительно, с каким спокойствием и даже юмором повествовал Патриарх о приключившемся и вообще, о новых своих «товарищах»»²⁸.

В записи от 20 ноября, архиепископ Арсений сообщает факт, который еще ни разу не встречался в воспоминаниях членов Собора: накануне интронизации на святителя Тихона примеривалось патриаршее облачение. «По обыкновению трапезовали мы с Патриархом. После обеда присланы были из Патриаршей ризницы приспособленные в женском монастыре патриаршие облачения и мы примерно облачали Патриарха. Какая красота, стильность, прочность, драгоценности! Сколько вкуса и понимания! Настоящие облачения ни в какое сравнение не могут идти со старинными. Саккосы, омофоры, палицы. Поручи, подризники – патриархов Филарета, Ионы, Никона, Адриана и т. д. Одно великолепие – и по красоте, и по прочности материи. Они и теперь совершенно свежи. Вот она самобытность русская! Обрядили Патриарха для завтрашнего настолования»²⁹.

И, конечно, в дневнике одна из самых больших записей относится к 21-му ноября, дню интронизации Патриарха. «Исторический день в Русской Церкви: в Кремле, в большом Успенском соборе состоялось возведение Патриарха Тихона на Патриарший престол. Но нерадостно совершилось это великое торжество в истории Русской Церкви. Израненный Кремль встретил своего Патриарха не в красоте и велелепии, а в разрушенном и расстрелянном виде. Это торжество скорее было похоже на великий печальный обряд, нежели на радостное венчание отца великой церкви. Новая революционная власть сделала все от нее зависящее, чтобы испортить этот великий праздник». Но, несмотря на это, «особенно трогательно и величественно было, когда вся Церковь возглашала аксиос. После этого я, стоя у престола, в царских дверях, произнес велегласно мирную ектению, в которой, между прочим, молились «о спасении и заступлении святейшего отца нашего Тихона, ныне посаждаемого Патриарха». В это время сакелларии с диаконами принесли на блюде сак и омофор патриарший, две панагии и патриаршую шапку, и митрополиты при помощи диаконов облачали его. Сак – патриарха Питирима, омофор патриарха Адриана, панагии патриархов Иова и Ермогена, и шапка патриарха Никона. Так совершилось великое событие в Русской Церкви! И мы были свидетелями и участниками его. Лик нового Патриарха в оригинальном для нас непривычном головном уборе сразу принял иконографический тип.

Чудную картину представлял Патриарх, в своем патриаршем облачении, восседающий в углублении Горнего места во время чтения Апостола, а затем стоявшим во время чтения Евангелия, с председящими и предстоящими преосвященными и сослужащими…»³⁰.

Архиепископ Арсений далее пересказывает первую патриаршую речь. «Он начал с того, что здесь возведение его на патриаршество совпадает с праздником Введения во храм Пресвятой Богородицы и подобно Первосвященнику, смутившемуся вхождением Святой Девы во храм, и он с великим смущением принял на себя это служение по избранию Собора и указанию Божию. Странным и дивным представляется, приблизительно говорил он, мое нынешнее вступление на патриаршее место, которое свыше двухсот лет было пустым. Многие мужи мечтали о патриаршестве. Но не было достойных людей. Вот если бы был жив теперь митрополит Филарет, то он бы был действительно достойным Патриархом. Но я, полный немощи, дерзаю вступить на патриарший престол только по вере Божией. Дарование мне патриаршества есть особое явление милости Божией. Когда я помышляю, что от меня требуется, душа моя наполняется трепетом. Но Господь удостоил меня своим избранием, вызвал меня на высокое служение и излил на меня свою милость, и я буду уповать на милость Божию в этом служении. Я знаю, насколько это служение тяжелое, особенно теперь, среди бурь и кровопролитной брани – внешней и междоусобной… Господи, сыны оставили завет Твой, осквернили святыню, не пощадили даже священного Кремля, убивают священников Твоих. Но среди стомиллионного народа найдется еще, верно 7 000 не приклонивших колен пред Ваалом»³¹. «Речь его всегда простая, без всяких претензий на ораторские приемы. Но все-таки она произвела известное впечатление, приемля во внимание историчность момента и нервный подъем богомольцев. После этого Патриарх, в сопровождении двух митрополитов, проследовал на Патриаршее место. Народу было далеко не столько, сколько могло бы и должно было бы быть. «Товарищи» не пустили. И это в России, на Святой Руси! Боже мой, Боже мой! Какой позор!

По окончании богослужения «предложена была братская трапеза… Трапеза прошла очень задушевно и в радостном настроении духа. Патриарх был очень благодушен. Дай Бог, чтобы это благодушие никогда не покидало его, но сопутствовало бы и надлежащей твердости. Слава и благодарение Богу за все»³².

22-е ноября. Среда, – пишет владыка Арсений, – пленарное заседание Собора – продолжение обсуждения доклада о высших органах церковного управления, под моим председательством. В двенадцать часов прибыл на Собор Патриарх, по моему предложению, когда я сегодня утром заходил к нему. Он торжественно был встречен в вестибюле всем Собором и с пением праздничного тропаря направился в соборный храм, где отслужена была краткая лития. Я приветствовал его речью от имени Собора, по его поручению, данному мне, когда я, открыв собрание, объявил о прибытии Патриарха… Патриарх отвечал на нее. В своей речи и он отметил, что как избранный Собором он и будет действовать в согласии с Собором. Затем он благословлял народ. А мы в это время пели «Достойно» знаменного распева. Вышло все очень умилительно и торжественно»³³.

29-е ноября. «Настоящий день памятен для меня, так как на сегодняшнем заседании оглашено о возведении меня в сан митрополита, по представлению Собора. Насколько раньше я уже слышал, в виде каких-то неопределенных слухов, что соборяне подали или по дают заявление в Собор о возведении меня и архиепископа Антония, как кандидатов на патриарший Престол, в сан митрополита. Оказалось, что это правда. Подано было заявление за подписью около сотни соборян Патриарху Тихону, который решил провести этот вопрос через Синод, как способ пока более удобный и целесообразный.

Вчера было заседание Синода, на котором мы и возведены в сан митрополита. Кроме того, сам Синод избрал еще трех митрополитов: Иакова (Пятницкого) Казанского, Агафангела (Преображенского) Ярославского и Сергия (Страгородского) Владимирского. Последние два состоят членами Синода. Таким образом народилось пять белых клобуков. Но мне отрадно, что я получил это звание от Священного Собора, как знак его внимания к моим посильным трудам. Должен сказать, что я действительно всего себя предал Собору и в качестве председательствующего ношу на себе все тяготы. Для личных дел у меня положительно нет времени. Ежедневно по два заседания – с утра до позднего вечера: с десяти до двух и с пяти до девяти, не считая времени на путешествие туда и обратно, что совершаю преимущественно пешком. Я не пропустил ни одного заседания со времени открытия Собора ни Пленарного, ни отделов, ни Соборного совета. Я ни разу не брал отпуска. Пишу это не для самовосхваления. А во имя правды – на память самому себе.

Когда секретарь в присутствии Патриарха объявил постановление Синода, по поводу заявления Собора, то весь Собор троекратно по чину воспел: «аксиос». После этого Патриарх приветствовал, а я ответил краткой речью, в которой, между прочим, высказал, что радует меня не титул, ибо я хорошо знаю слова Григория Богослова, который говорил, что епископам нужно отличаться не титулами, а – добродетелями; что радует меня не изменение цвета головного убора, а радует любовь и внимание соборян, целующих если не дела мои, то намерения; что внимание их есть – честь для меня или что тоже доброе имя, забота о котором составляет долг всякого человека. В подтверждение этого привел слова Сирина о добром имени, Христа и апостола Павла, который говорил, что лучше умереть, чем кто испразднит его похвалу…».³⁴

Митрополит Арсений особо отмечает в своем дневнике смирение новоизбранного Патриарха: «Патриарх – прекрасный и остроумный собеседник, причем часто и себя не щадит. Между прочим, характеризуя себя как Патриарха, он без всякой рисовки говорит о себе: «Я еще до выбора Патриарха, говорил, что первым патриархом не должна быть какая-нибудь яркая личность, а посредственность. Так оно и случилось». Такое смирение прямо трогательно. Не всякий сможет так сказать»³⁵.

В целом дневник митрополита Арсения очень ярко рисует и образ его выдающихся современников, и картину великих событий, ими пережитых. Это уникальное и совершенно искреннее свидетельство замечательного архипастыря о времени кануна жесточайших гонений.