Псалом 26
Двадцать шестой псалом надписывается так: псалом Давиду, прежде помазания. Надписание замечательное, и в истории Давида имеет верное приложение, потому что Давид был действительно помазан на царство Израилево, след., псалом этот написан был Давидом прежде его помазания. Казалось бы, что вопрос о надписании тем должен и кончиться, и как окончательно и удовлетворительно разрешённый, будет служить для нас путеводною звездою в исследовании самого содержания псалма; но здесь-то именно и начинается ряд недоумений, которые более или менее могут затруднять изъяснение слов пророческих, и закрывать или изменять смысл оных, потому что у Давида не одно было помазание, а три, различающиеся и временем, и местом, и обстоятельствами сопутствующими и последующими, и всё это, естественно, могло иметь своё разнообразное влияние на его душу и сердце, и столь же разнообразно отражаться и выражаться в его мыслях, чувствах, словах и делах. Первое помазание совершено было над ним в Вифлееме пророком Самуилом, ещё до гонения Саулова, второе – в Хевроне – коленом Иудиным, после погибели Саула, третие – всеми коленами Израилевыми, по смерти уже Иевосфея. О первом помазании Писание повествует так: прииде Самуил в Вифлеем, и прияв рог со елеем, помаза Давида посреде братии его, и ношашеся Дух Господень над Давидом от того дне и потом (1Цар.16:4:13): о втором в том же Писании сказано: и вопроси Давид Господа, глаголя: вниду ли в един от градов Иудиных? И рече Господь к нему: вниди. И рече Давид: камо вниду? и рече: в Хеврон. Потом бытописатель, рассказав, как он взошёл, присовокупил: и приидоша мужи от Иудeи, и помазаша тамо Давида, да царствует над домом Иудиным (2Цар.2:1:4); О третьем помазании там же говорится: и приидоша вся племена Израилева к Давиду в Хеврон, и чрез несколько слов: и положи им царь Давид завет в Хевроне пред Господем, и. помазаша Давида на царство над всем Израилем (2Цар.5:1–3). Значит, псалом сей изречён Давидом между первым и вторым его помазанием, т. е. прежде нежели он принял второе поставление на царство и вступил в управление делами, потому что лицо, говорящее в этом псалме, представляется человеком страждущим и укрывающимся от гонения и преследования врагов своих, а Давид в этот именно период времени и был действительно в таком положении. И так, Давид изрёк слова сии гонимый Саулом, когда пришёл в Номву к первосвященнику Авимелеху, и помолясь в Скинии Божией, прияв благословение святых хлебов и меч Голиафов, избежал таким образом от руки врага; о сем говорит он в этом псалме: яко скры мя в селении Своем в день зол моих (Пс.26:5). Тогда и Доик идумеянин, пасший там царских мсков, желая выслужиться пред Саулом, донёс ему о бегстве Давидовом. Потому и говорит Пророк в том же псалме ниже: возсташа на мя свидетеле неправеднии (Пс.26:12). Впрочем, яснее это увидим при самом изъяснении псалма. Но почему же, опять, может быть, спросят, не сказано в надписании: между помазаниями, что конечно было бы яснее и определённее, а – прежде помазания? Потому, вероятно, что первое помазание, как частное и наедине, только в виду семейства Иecceeвa совершившееся, в строгом смысле и не почиталось помазанием: оно было, и по намерению совершителя его – пророка Самуила, и по внутреннему своему значению, только приготовительное, так же как третие – дополнительное, только по желанию остальных десяти колен Израилевых, покорившихся Давиду, допущенное, след., собственно говоря, только второе помазание, как прямо царское, – потому что Давид с сего времени начал царствовать, – почиталось и называлось помазанием.
Таким образом, узнав смысл и силу надписания псалма и чрез него определив, по возможности, время и обстоятельства, в которых изречён был псалом сей, мы с тем бо̀льшим удобством приступим к изъяснению оного.
Господь просвещение мое, взывает псалмопевец, и Спаситель мой, кого убоюся: Господь защититель живота моего, от кого у страшуся? (Пс.26:1).
Самое начало псалма уже ясно показывает, что составитель его незадолго пред тем находился в положении до того тяжком и затруднительном, что у него, так сказать, темнело в глазах; что он не знал, что с собою делать, на что решиться и куда направиться; что различные и многочисленные опасения и недоумения, колебания и сомнения смущали душу его и омрачали свет ума его; но что один Господь среди этой тьмы и мглы послал ему Свой свет, и облежавший его мрак мгновенно рассеялся; тогда он укрепился и ободрился: вместо страха и смущения явилась в нём отважность и решимость, вместо расслабления и изнеможения – бодрость и сила; стремнины и пропасти, кривизны и распутия на пути его исчезли и открылся пред ним прямой, верный и безопасный, хотя и не совсем гладкий путь; земля, доселе под стопами его колебавшаяся, вдруг огустела, окрепла и окаменела, и он, поспешно став на ней твёрдою ногою, благодарно и радостно, с неустрашимым сердцем, восклицает: Господь – мой свет и спасение: кого мне бояться? Господь крепость жизни моей: кого мне страшиться? Господь был светом и спасением для Давида, крепостию и охранением для его жизни, когда он один раз, внезапно и в нескольких шагах поражённый от Саула копием, чудесно избавлен был не только от смерти, но и от уязвления, в другой раз, неожиданно в своём доме захваченный, безопасно избежал из рук его посланных; когда двукратно настигнутый Саулом с его дружиною в теснинах Иудейских, двукратно также его самого имел в руках своих, но не коснулся его жизни, яко царя своего и помазанника Божия; когда отвсюду гонимый и преследуемый в своём отечестве, нашёл, по указанию Божию, себе убежище в земле иноплеменничей, и когда он в собственном сыне врага своего непримиримого обрёл себе друга самого нежного и защитника верного. Все эти и многие другие подобные опыты милости и помощи Божией возвысили дух его и укрепили его надежду, так что имел после сего право сказать о враждующих против него:
Внегда приближатися на мя злобующим, еже снести плоти моея, оскорбляющии мя и врази мои тии изнемогоша и падоша (Пс.26:2).
Злоба врагов Давидовых была действительно велика чрезвычайно, и употребленное им здесь, для означения её степени, выражение: злобующии, еже снести плоти моея, т. е., до того злобные против меня, что хотели бы съесть меня, нисколько не преувеличено, ибо чего хотел и чего искал подлинно главный враг его Саул, как не его смерти? Чего так же непрестанно жаждали и на всех путях искали прислужники Сауловы, как не его погибели? А это разве не то же значит, что и снесть плоти его? Но все они, по словам Давидовым, мало-помалу, один за другим изнемогли и пали, исчезли или рассеялись. Пал Саул в несчастной брани с Филистимлянами, пали с ним вместе и мнoгиe из соучастников его злобы и мщения против незлобивого Давида, а другие нашли свой бесчестный конец в другое время и в других местах. Доик и Савей, Ахитофел и Семей не преполовили дней своих.
Ободрённый такими опытами защиты и помощи Божией, Давид уже не считает малодушно врагов своих и не страшится их множества, но и целый полк их вызывается встретить бестрепетно и вести брань с кем бы то ни было небоязненно, возложив своё упование на Господа:
Аще ополчится на мя полк, говорит он, не убоится сердце мое; аще возстанет на мя брань, на Него аз уповаю (Пс.26:3).
Одно только наиболее всего озабочивало и беспокоило его, это – невозможность, или трудность, по причине страннической его жизни, для своей безопасности, и особенно во время пребывания его в стране иноплеменнической и языческой, часто и открыто посещать скинию завета, изливать в ней пред Богом свои благодарные чувства и наслаждаться в ней созерцанием красоты Господней. Об этом он крайне скорбел и сетовал, и непрестанно молил и просил Бога даровать ему сию милость, как сам он свидетельствует о сем в том же псалме далее.
Едино просих от Господа, то взыщу, еже жити ми в дому Господни вся дни живота моего, зрети ми красоту Господню, и посещати храм святый Его (Пс.26:4).
Вот то̀ свидетельство пророкоцарственного Давида о любви своей ко храму Господню, о котором мы упомянули выше. Любовь эта была в Давиде, во-первых, сильна, потому что над всем владычествовала и все прочие желания его в себе одной, так сказать, поглощала: едино, говорил он, просих от Господа, то взыщу, еже жити ми в дому Господни; во-вторых, обширна, потому что просила блага на целую жизнь: вся дни живота моего, прибавляет он; в-третьих, просвещенна и основательна, потому что хорошо понимала благо искомое и достойно ценила оное, ибо видела в дому Божием красоту Господню, которой внешнее око не могло заметить, и умела наслаждаться ею: еже зрети ми, объясняет он, красоту Господню, и посещати храм святый Его. И сия любовь выразилась в нём, между прочим, в том, что тотчас же, по воцарении своём, перенёс Божественный кивот ближе к своему жилищу, построил другую, более прежней, чудную скинию и учредил разные лики певцов, а самое перенесение кивота в оную торжествовала обильными и богатыми жертвами, и сам он, от избытка внутреннего чувства, веселился и радовался с народом своим до забвения своего царского сана, скача, по выражению Писания, и играя пред ковчегом. Но любовь к земному жилищу Бога Небесного в благочестивом Давиде усиливалась ещё от благодарной мысли о том, что он в этом жилище нашёл для себя скрытое убежище от гонения Саулова; мысль cию выражает он в следующем стихе, говоря:
Яко скры мя Господь в селении Своем в день зол моих, покры мя в тайне селения Своего, на камень вознесе мя (Пс.26:5).
Т. е., не только сокрыл меня в жилище Своём и тем избавил меня от угрожавших бед, но и поставил в совершенную безопасность, как бы вознеся меня на каменную, недоступную гору.
И ныне, продолжает Пророк, вознесе главу мою на враги моя: обыдох и пожрох в селении Его жертву хваления и воскликновения: пою и воспою Господеви (Пс.26:6).
Эти слова дают, кажется, повод довольно верно заключать, что псалом сей изречён был не только прежде помазания, но и пред самым помазанием Давида, когда он уже возвратился от иноплеменников в землю Иудину, и в Хевроне двумя коленами признан и объявлен царём; ибо то, о чём он в предыдущих стихах просил и молил Бога, и чего так сильно желал и искал, в настоящем стихе представляется получившим и пользующимся тем, или, по крайней мере, намеревающимся пользоваться; так он желал, просил и искал пребывания в дому Бога своего и посещения храма святого Его, а здесь уже является в сем селении Божием, предстоит жертвеннику Его и возносит Ему жертву хвалы и благодарности: обыдох, говорит он, и пожрох в селении Его жертву хваления и воскликновения, или – если признать с некоторыми в сем месте неточность перевода славянского, состоящую, впрочем, только в перемене времени глаголов, и вместо: обыдох и пожрох, ближе к еврейскому подлиннику, перевести: обыду и пожру жертву хваления и воскликновения ― намеревается приступить к жертвеннику Божию и вознести жертву хваления и воскликновения. Прекрасное, при изъяснении сих слов, делает замечание блаженный Феодорит, говоря: не жертвы, предписанные законом, хочет Пророк принести в скинии, но жертву хваления и воскликновения, какую во всех церквах по вселенной и приносит день и ночь чрез уверовавших в Бога; в объяснение же слова: воскликновение, присовокупляем, что это слово есть воинский клик отважнейших для воодушевления робких, а таково именно и песнопение церковное: оно есть клик благодушествующих и песнословящих Бога: благодушествует ли кто в вас, говорит апостол Иаков, да поет (Иак.5:13). Выражением же: и ныне вознесе, или вознесёт главу мою на враги моя, очевидно намекает Пророк на своё воцарение, давая словам сим такой смысл, что теперь, не смотря на многочисленность врагов, его окружающих, он воцарится над ними, сам их окружит и одолеет их, что совершенно согласно с истоpиeю Давида, ибо он, сначала повсюду гонимый и преследуемый и нигде себе спокойного и безопасного места не находивший, потом двумя только коленами – Иудиным и Вениаминовым – за царя принятый, хотя и для всего Израиля Самуилом, по прямому указанию Божию, помазанный, а наконец и остальными десятью коленами в сем звании признанный и провозглашённый, всех окрестных, враждебных его, царству народов частию покорил совершенно силою оружия, заставив их платить себе дань, а частию укротил и смирил до невозможности вредить его подданным и делать набеги и опустошения в земле Израилевой по-прежнему, и таким образом, действительно, глава его над врагами его вознеслась и возвысилась. Пою и воспою Господеви, заключает Пророк своё исповедание. За всё это приношу Господу благодарную песнь и буду приносить вечно. Благодарность мужа праведного и в отношении к человеку никогда не ослабевает и никогда не прекращается, а тем более в отношении к Богу, никогда не престающему благодетельствовать нам. Отец Мой, глаголет Господь, доселе делает, и Аз делаю, Он выну сияет солнце Своё на благие и злые, на праведные и неправедные, с небесе нам дожди дая и времена плодоносна, и наполняя пищею и веселием сердце наше.
Но Пророк, как бы не довольствуясь всем доселе сказанным, повторяет далее свою прежнюю мольбу, взывая: услыши, Господи, глас мой, им же воззвах, помилуй мя, и услыши мя (Пс.26:7).
Значит, имел нужду повторить сию мольбу: сего требовало его сердце, глубоко и всецело Господу преданное. О, как безрассудно и вместе нечестиво поступают те из нас, которые повторением некоторых молитв в церковном богослужении тяготятся и скучают, скорбят и сетуют; как грубо и жестоко ошибаются они, думая видеть в этом повторении не существенную потребность для духа молящихся, а одно неуместное излишество, и как бы неуменье и недогадливость составителей богослужебного чина, чем особенно можно возбудить, поддержать и оживить в человеке его молитвенное настроение, и чем также легко можно ослабить и расстроить оное. По всему приметно, что эти люди никогда искренно и чистосердечно не изливались, и никогда разумно и внимательно за движениями и чувствованиями души своей не следили и не наблюдали, и потому решительно не знают, что способствует к поддержанию оных в известном направлении и на известной степени, равно как – к возбуждению и усилению молитвенного расположения, и что тому и другому более или менее противодействует, а если они по временам и маливались и ныне молятся, то, по выражению Апостола, один только язык их молится, а ум их без плода есть: уста произносят слова молитвенные, а сердце помышляет на злая, и куёт внутри себя слова и дела, клятвы достойные; телом они стоят во храме и иногда даже, хотя редко, смотря на других, и преклоняются пред св. иконами, а душою и мыслями блуждают по стогнам и торжищам, по балам и театрам, и поклоняются мамоне или Астарте, или другим божествам того же рода. Иначе они вскоре поняли бы и своим собственным опытом дознали бы, что одни и те же молитвы, несколькократно повторённые, для истинно-молящегося суть то же, что ступени в лествице для восходящего на высоту, что точки опоры для птицы, возлетающей к небу, что подставки и подмостки для возводимого постройкою здания, что воинские клики, для возбуждения и ободрения и подкрепления сражающихся воинов. Могло ли быть излишеством то, что в течении веков делают Архангелы и Ангелы, Херувимы и Серафимы, неумолчно воспевая Господу сил одну и ту же песнь победную: Свят, Свят, Свят, Господь Саваоф, исполнь небо и земля славы Твоея? Обвиним ли в излишестве и Самого Владыку Ангелов – Господа Иисуса за то, что Он, в предсмертной молитве Своей к Богу Отцу, по свидетельству Евангелия, третицею тожде слово рек (Мф.26:44)? Да не будет; обвиним лучше самих себя, обвиним нашу леность и нерадение, нашу холодность и невнимательность и к своим собственным потребностям, и к наставлениям матери нашей Церкви, и к дивному составу и порядку молитв, нам ею внушаемых.
Тебе рече сердце мое: Господа взыщу, взыска Тебе лице мое, лица Твоего, Господи, взыщу (Пс.26:8).
Вот чему особенно нам должно учиться у таких мужей, каков праведный Давид, чтобы в молитвах наших к Богу главным образом говорило сердце наше, а язык служил бы только верным отголоском или провозвестником того, что происходит в сердце. Тебе рече сердце мое, вещает Пророк. Послушаем же, что изрекает сердце пророческое, – без сомнения, это должно быть достойно особенного нашего внимания.
Изрекает нечто весьма важное, великое и необычайное, изрекает вместе желание или намерение искать Господа: Господа взыщу, говорит оно, и исполнение желания сего: взыска Тебе лице мое, прибавляет оно, и возобновление прежнего желания: лица Твоего, Господи, взыщу, заключает оно. Что же это значит? То, что в душе праведника между богоугодным желанием и исполнением оного промежутка не бывает, и что за исполнением непосредственно следует новое усиленное того же рода желание, никогда не престающее и всегда в силе и живости возрастающее до тех пор, пока вполне и совершенно в явлении лицу Божию не достигнет желаемого, и в крове лица Его окончательно не успокоится, как тот же Пророк в другом месте о сем ясно свидетельствует: возжада душа моя к Богу крепкому живому: когда npиидy и явлюся лицу Божию (Пс.41:3)? насыщуся, внегда явитимися славе Твоей (Пс.16:15), или как сам о себе говорит Апостол: аз себе не у помышляю достигша: едино же, задняя убо забывая, в предняя же простираяся, со усердием гоню к почести вышняго звания Божия о Христе Иucуcе (Фил.3:13–14); но как можно искать Господа, или искать лица Божия? В разрешение сего вопроса приведём подлинные слова Aфaнacия Великого, в толкование на cиe именно место сказанные: кто истинным сердцем, говорит он, молится Богу, той истинно ищет Бога и обретает Его в сей жизни, а в грядущей явит ему Господь и лице Свое Божественное: ныне бо, рече Апостол, видим, яко зерцалом, в гадaниu, тогда же лицем к лицу (1Кор.13:12). Взыска же лице человеческое лица Божия, егда Бог Слово воплотися, и образом обретеся яко человек, сый cиянием славы Отчия и образ Ипостаси Его (Евр.1:3).
Не отврати лица Твоего от Мене, и не уклонися гневом от раба Твоего; помощник мой буди, не отрини мене и не остави мене, Боже Спасителю мой (Пс.26:9).
В сих словах указует Пророк самый образ или способ, каким он искал Господа и лица Его и, по его словам, обрёл Его: не отврати лица Твоего от Мене, вопиет он, и не уклонися гневом от раба Твоего, не отрини мене и не остави мене, помощник мой буди, Боже, Спасителю мой; след., способ этот, как справедливо объяснил нам св. Афанасий Великий, состоит в усердной и искренней, глубоко-смиренной и неотступной молитве. Совокупление в настоящей молитве многих, почти тождезначущих, но одно другого в силе и значении превышающих, слов, как то: не отврати лица Твоего, не уклонися гневом Твоим, не отрини мене, не остави мене и помоги мне, и притом как с отрицательной, так и с положительной стороны показывает настоятельную потребность и усиленность молитвы сей, а умилённый её тон и употребление в ней слов: раба, помощника и спасителя открывает в молящемся сознание своей беспомощности и глубокое смирение. Образ же выражения в ней заимствован от человека гневающегося и отвращающего лице своё от прогневавшего его, и в жару негодования своего отталкивающего его от себя, между тем как последний всеми мерами старается удержать его при себе и обратить к себе. И всякий, конечно, признаёт, что ничего нельзя было придумать лучшего и совершеннейшего для изображения того состояния, в котором Пророк находился: и крайность положения, и настоятельность мольбы, и твёрдость надежды равно здесь и с силою высказаны. В следующих же за сим словах указывается новая черта беспомощности молящегося, и в ней – новое побуждение к милосердию Божию:
Яко отец мой, говорит Пророк, и мати моя остависта мя, Господь же восприят мя, или, ближе к еврейскому подлиннику, Господь же да восприимет меня (Пс.26:10).
Неизвестно собственно, на какое именно оставление отцом и материю намекает здесь скорбящий Давид, на то ли, что отца и матери его в это время уже не было в живых, и потому, естественно, они его оставили, или на то, что, во время гонения Саулова, из боязни гнева и мщения царева, и отец, и мать его, и все родные его от него, как от чуждого им, совершенно отказались, или, наконец, на то, что когда пророк Самуил, по внушению Божию, явился в дом Иессея отца его, для помазания одного из сыновей последнего в царя Израилева, то Иессей всех прочих сынов своих охотно представил пророку, а о Давиде, как будто не стоющем внимания, даже и не вспомнил и не прежде, как только по вызову самого Самуила, представил его. Во всяком, впрочем, случае состояние Давидово было беспомощное, и потому прилично и естественно было ему в молитве к Богу на оное указывать, а Богу, как всегда скорому и верному помощнику беспомощных и спасителю погибающих, оказать ему Свою милость и послать к нему Свою помощь, тем более, что Давид хочет верно служить Ему и неуклонно идти путём, какой ему указан будет (а это для успеха молитвы самое главное и необходимое условие), и для того он далее просит Бога:
Законоположи ми, Господи, в пути моем, и настави мя на стезю правую враг моих ради (Пс.26:11).
Не надеялся богомудрый Давид ни на свой разум, без сомнения, высокий, когда в произведениях его не престаёт мiр доселе удивляться ему, ни на свою осторожность и осмотрительность, которые всегда изумляли и посрамляли козни врагов его, ни на свою волю, по-видимому, твёрдую, в школе тяжких опытов созревшую и окрепшую, а просит Самого Бога быть его законоположником и, по Своему благоусмотрению, направлять и управлять путём его, и дабы враги его не имели справедливого повода обвинять его и нападать на него, просил поставить его на стезю правую, для укоризны и злословия недоступную. Не предаждь мене, продолжает он, в души стужающих ми, т. е., не предай меня в руки врагов моих, и приводит на то причину:
Яко восташа на мя свидетеле неправеднии, и солга неправда себе (Пс.26:12).
Враги страшны для нас не сами по себе, но клеветою своею, и поколику попускает им Бог; а если не попустить того Бог, то все хитрости и козни их будут бессильны и обратятся против них же самих. Давид хорошо это знал и чувствовал, и в настоящем месте cию истину высказывает. Вот, говорить он, восстали на меня свидетели лживые, но неправда солгала самой себе, ибо ложь их обнаружилась. Они употребили против меня разные клеветы; но, при Твоей помощи, не потерпел я от того никакого вреда, вред же сей обратился на самих клеветников, и брошенные ими на меня стрелы к ним же возвратились и жестоко их изранили. Истина утешительная, которую мы, при всех оскорблениях и обидах от ближних наших, при всех клеветах и наветах их, должны твёрдо содержать в памяти и ободряться и подкрепляться ею! Истина эта состоит в том, что все враги наши, сколь бы они многочисленны, сильны, хитры и коварны ни были, так же как и сам диавол – отец всякой между человеками вражды и раздора, клеветы и коварства, если Бог не попустит им, не только нимало не могут повредить нам, но большую принесут нам пользу, а себе самим нанесут великий вред; если же Господь Бог то̀ попустит им, то об этом не скорбеть мы, а радоваться должны, ибо премудрый и Всеблагой Бог ничего без благой и мудрой, для нас во всяком случае благотворной, цели не попускает и не делает. В этих, конечно, мыслях Пророк, достаточно ободрённый и утешенный, благонадёжно взывает далее: верую видети благая Господня на земли живых, т. е., а я надеюсь, при Твоей, Господи, помощи, не только в настоящей жизни быть безопасным от врагов, но и насладиться ожидаемыми благами в жизни будущей, – ибо землёю живых Пророк называет жизнь будущую, как изъятую от смерти и свободную от печали и тления.
Потерпи Господа, так заключает Пророк свою молитву псаломскую, мужайся, и да крепится сердце твое, и потерпи Господа (Пс.26:14).
С сими словами обращается Пророк в заключение или к самому себе, или ко всякому, подобно ему, клеветы и наветы от людей зложелательных терпящему; в том и другом случае заключение, достойное своего предшествующего изложения, и составляет урок спасительный: что бы с кем в жизни ни случилось, какие бы печали и скорби, разглашения лживые и свидетельства неправедные ни преследовали тебя, не смущайся и не унывай напрасно, будь твёрд и непоколебим в надежде на Господа, моли и проси Его помощи и терпеливо ожидай её пришествия. Терпя, потерпи Господа и Он услышит тя и избавит тя.
* * *
Потерпи Господа, мужайся, и да крепится сердце твое, и потерпи Господа (Пс.26:14).
Так заканчивается псалом сей. Теперь соберите же в мыслях своих всё, что вы об этом псалме вообще и о каждом слове и выражении его в частности ныне слышали от нас, и затем, с должным вниманием и с искренним участием в судьбе говорящего, прочитайте его весь в совокупности, или, так как не у всякого из вас есть даже книга псалмов, хотя никому из христиан непростительно не иметь её, послушайте нас: мы вам прочитаем его, и, для большей удобопонятности, вместо славянского, на русском языке. Так бы надлежало поступать нам и с каждым псалмом, по изъяснении оного в подробности, дабы вы могли вернее и удобнее понять и яснее видеть взаимную связь частей и полный состав целого; но нам недостаёт для сего времени, и потому предоставляем это делать вам самим непосредственно, по выслушании толкования на известный псалом, когда всё ещё в вашей памяти живо и свежо. Настоящий же псалом, как не обширный, из 14 только стихов состоящий, мы решаемся прочитать для примера. И так, слушайте: Господь просвещение мое, взывает Пророк, и спасение мое: кого мне бояться? Господь крепость жизни моей: кого мне страшиться? Если будут наступать на меня злодеи, чтобы пожрать плоть мою, если будут наступать противники и враги мои, то они преткнутся и падут. Если станет против меня неприятельский полк, не убоится сердце мое; если восстанет на меня война, я и тогда безопасен. Одного прошу я у Господа, того только ищу, чтобы пребывать мне в доме Господнем во все дни жизни моей, созерцать красоту Господню и рано посещать святый храм Его; ибо Он укрыл меня в селении Своем в день бедствия, прикрыл меня покровом в скинии Своей; на каменную гору вознес меня; теперь я подниму голову мою пред врагами, окружающими меня; принесу в Его скинию жертвы славословия, и стану петь и бряцать пред Господом. Внемли, Господи, гласу моления моего; Тебя призываю, помилуй меня и услыши меня. Сердце мое говорит пред Тобою: взыщу Господа, и взыскало Тебя лице мое, лица Твоего, Господи, взыщу. Не сокрой от меня лица Твоего, не отринь во гневе раба Твоего, не отвергни меня и не оставь меня, Боже, Спаситель мой! ибо отец мой и мать моя оставили меня, но Господь принял меня. Наставь меня, Господи, на путь Твой, и веди меня прямою стезею, вопреки соглядающим за мною. Не отдай меня на волю врагам моим, ибо возстали на меня лживые свидетели, которые дышат злобою. Верую, что увижу благость Господню на земле живых. Надейся на Господа, будь мужествен, да будет сердце твое крепко, надейся (терпеливо и твёрдо) на Господа. Не правда ли, что в словах этих так много мысли и чувства, силы и жизни, трогательности и умилительности, что, внимая им, невольно увлекаешься вслед за говорящим и вместе с ним неприметно возносишься к небу – к Богу-Спасителю несчастных, злобою человеческою преследуемых, что чувствуешь себя как бы внезапно оживающим и постепенно возрождающимся, что какое-то особенно отрадное, не земное, а небесное – чистое и светлое ощущение входит в вашу душу, движет и управляет ею, очищая и возвышая её, что тщетно ищешь чего-либо подобного, столь же умилительного и трогательного, в произведениях ума собственно человеческого и ничего не находишь? Прибавьте к сему в вашем воображении воспоминание, что слова сии произносит несчастный, но и в самом несчастии великий, Давид, едва только избегший из рук врагов своих, по пятам его преследующих, произносит, обливаясь, без сомнения, горькими слезами, в какой-нибудь уединённой пещере, или на скале пустынной, окружённый только своею верною, но малолюдною и подобно ему бесприютною дружиною, а, может быть, ещё за рубежом земли отечественной, едва переступив оный, для своей безопасности, в виду иноплеменников, вчерашних врагов его, теперь же дающих ему у себя убежище, или... и тогда сила и значение слов сих ещё более пред вами увеличится. Представьте также, что молитву cию псалмопевец возносит к Богу в ночную пору, или в самое раннее утро – обстоятельство, о котором сам он здесь же упоминает, но которое нами, при изъяснении псалма, как-то ненамеренно пропущено, между тем как оно, по многим отношениям, весьма важно. Ночная пора и раннее утро особенно благоприятны для молитвы: первая – по своей тишине, безмолвию и темноте, устраняя чрез то всякие случаи и поводы к отвлечению внимания и рассеянности, а последнее – по живости, свежести и крепости чувств и сил, чрез ночной сон, после дневного утомления, восстановленных, обновлённых и умноженных, открывая, таким образом, легчайший путь к восхождению духовному до престола благодати. Блаженный Давид, кроме дневных молитв своих, любил молиться Богу во время ночи и рано утром, как сам о себе свидетельствует, говоря: во дни воззвах и в нощи пред Тобою, да внидет пред Тя молитва моя: приклони ухо Твое к молению моему (Пс.87:2–3), или: в день заповесть Господь милость Свою, и нощию песнь Его от Мене, и молитва Богу живота моего (Пс.41:9), и ещё: полунощи востах исповедатися Тебе о судьбах правды Твоея (Пс.118:62). Равным образом – об утре: утро молитва моя предварит Тя (Пс.87:14), или: предвариста очи мои ко утру (Пс.118:48) и наконец: заутра услыши глас мой, заутра предстану Ти (Пс.5:4); да и других к тому же побуждал: в нощех, взывал он, воздежите руки ваша во святая и благословите Господа (Пс.133:2), ибо он хорошо знал и собственным опытом изведал великую пользу от молитв сего рода. Cиe благочестивое обыкновение праведного Давида и св. Церковь от времён апостольских переняла и передала нам, учредив для нас, кроме дневных богослужений, ещё утренние и вечерние, полунощные и всенощные богослужения. Впрочем, не один Давид, но и все св. мужи вообще любили ночное время, как свободное от шума и стука дневного, и от забот и попечений житейских, посвящать на молитвенное служение и тем благоугождали Господу. Сам Господь Иисус во время земной своей жизни нередко проводил ночи в молитве, а св. апостолы, даже быв заключены в узы и темницу, измученные и израненные, не оставляли сего богоугодного обыкновения, и молитва их в cиe время была до того сильна и действительна, что мгновенно и узы с них спадали и двери темничные пред ними отверзались: так о Павле и Силе в книге Деяний, между прочим, повествуется: в полунощи Павел и Сила молящеся пояху Бога: послушаху же их юзницы. Внезапну же трус бысть велий, яко поколебатися основанию темничному: отверзошася же абие двери вся и всем юзы ослабеша (Деян.16:25–26). Равным образом, когда апостол Пётр за слово благовествования всажден бысть в темницу: тогда молитва бе прилежна бываемая от церкви к Богу о нем, и абие в нощи той, егда Ирод хотяше извести его (на смерть), Ангел Господень предста, и свет возсия в храмине (темничной): толкнув же в ребра Петра, воздвиже его, глаголя: востани вскоре, и спадоша ему ужя железная с руку (Деян.12:5–7).
Не попустим же и мы, возлюбленные, обременять себя сном до излишества и тем расслаблять и изнеживать плоть свою до неспособности её служить духу послушным орудием; напротив, будем, по возможности, и от нощного времени, хотя по несколько минут если не часов, уделять на молитву, день о́нь страшный помышляюще, егда имать Господь, яко тать в нощи, пpиити к нам и восхитить нас на суд свой, и блажен раб, его же обрящет бдяща, не достоит же паки, его же обрящет унывающа и беспечным сном отягощенна; постараемся, по меpе сил наших, постоянно бдеть и бодрствовать, да не оскудеет и не растлится молитвенный елей в сосудах наших, и да не постигнет нас горькая участь дев юродивых, пред ними же, по слову Христову, двери чертога небесного затворишася; будем, наконец, вместе с Церковию молить и просить Господа, чтобы Он сподобил нас бодренным сердцем и трезвенною мыслию всю настоящего жития нощь прейти, ожидающим пришествия светлого и явленного дне Его, во еже воздати комуждо нас по делом нашим, да не падше и обленившеся, но бодрствующе и воздвижени в делание, обрящемся готова, в радость и божественный чертог славы Его совнидем, идеже празднующих глас непрестанный и неизреченная сладость зрящих доброту лица Его неизглаголанную во веки веков. Аминь.