Слово в неделю двадцать шестую по Пятьдесятнице
Не приобщайтеся к делом неплодным тмы, паче же и обличайте (Ефес. 5:11). Слова чтенного Апостола.
Вот две христианския обязанности, почти забытые христианами, или по крайней мере редко и редкими исполняемые! – Первая состоит в том, чтобы не приобщаться к делам неплодным тьмы, а вторая – в том, чтобы обличать творящих оные. Та и другая равно неприятна для света; но первая по крайней мере для формы удерживает свое место в курсах светского нравоучения, а последняя лишена и сего скудного преимущества и заменена гораздо умереннейшими правилами просвещенной политики, слишком робкой и снисходительной в отношении к людям, но в то же время слишком дерзкой и жестокой в отношении к Богу. Первой по крайней мере на словах не чуждаются ни отцы, ни матери, ни наставники, ни учители, хотя на самом деле следуют другому противоположному закону; а последняя, быв вытеснена из круга людей высшего тона новооткрытыми добродетелями – превратно понимаемою веротерпимостию и благоразумным равнодушием к самым соблазнительным словам и поступкам ближних наших, едва нашла себе убежище под мирным кровом людей безвестных для мира и малоценимых, или, в тишине уединения трудящихся над устроением на земли царства Христова.
Словом, в наше время избегать сообщества людей, богатых неплодными делами тьмы, а наипаче обличать их, – не принимать участия в их кощунных мыслях и суждениях, в их безнравственных поступках, ни словом, ни делом, ни даже молчанием, и напротив смелою рукою и с душою твердою отражать нападения изуверства и безверия, – значит добровольно предать себя на жертву всеобщим упрекам и порицаниям, значит осудить себя на совсем невыгодную славу людей грубых и строптивых, незнакомых с приличиями света, чуждых воспитания и образованности, неодаренных гением смышленности, как лучше жить и обращаться в свете, безрассудных ревнителей устаревшей для нынешнего века веры и обветшалого для времен просвещенных благочестия. Но за то какая блистательная слава, какия высокия награды ожидают сих мужественных подвижников и сих смелых защитников веры и благочестия по ту сторону гроба, в последний день суда всемирного! Сам Судия всех судей земных, в слух всея вселенные, пред лицем Ангелов Божиих, исповедает, по обетованию Своему, поруганные и обесславленные имена их пред Отцем Своим небесным, покроет их Своею светозарною славою, и за претерпенные ими хулы и поругания имене Его ради, воздаст им блаженство вечное. Иже исповесть Мя пред человеки, говорит Он ученикам Своим во время земной Своей жизни, исповем его и Аз пред Отцем Моим, Иже на небесех, и пред Ангелы Божиими (Матф. 10:32, Лук. 12:8); прославляющие Мя прославлю, и дам сести им одесную Мене (Ап. 3:21). Блажени есте, егда поносят вам, и ижденут, и рекут всяк зол глагол на вы лжуще, Мене ради. Радуйтеся и веселитеся, яко мзда ваша многа на небесех (Матф. 5:11:12).
О! как тогда люди гениальные, истощившие всю остроту ума своего на поругание веры Христовой и ея верных исповедников, позавидуют невеждам сим, в простоте своего сердца, последовавшим небесному ея учению, и с святым дерзновением обличавшим ея хулителей! «Как?» скажут первые, «сии презренные рабы отеческих преданий, неумевшие возвыситься над предрассудками отцев своих, ныне возвысились до славы Божественной, а мы с своим высокопарным гением, с знаниями всеобщими, низвержены во тьму кромешнюю! Ах! Для чего не были подобны им? Для чего мы так много презирали их и посмеявались обличениям их? Быть может они были бы теперь за нас ходатаями пред престолом Правосудного. Быть может, их мольбы доступные облегчили бы судьбу нашу. Но теперь, куда прибегнуть нам? Взор их строг и грозен, как и взор Судящего; лице сияет светом неприступным; вместо защиты и покрова нам, они громким гласом, яко гласом вод многих, вопиют об отмщении нам за поругание свое, и се грозные перуны мщения несутся уже с быстротою молнии из рук громовержца на поражение наше. Увы нам, увы нам бедным и злосчастным! Куда сокроемся от постигшего нас гнева Сына человеческого, толикократно нами поносимого и злословимого. Горы и холмы! падите на ны, и покрыйте ны от лица Седящего на престоле, и от гнева Агнча; яко прииде день великий гнева Его: и кто может стати (Апок. 6:16:17)? Бездны морския и пропасти земные! Примите нас в хладные недра свои, и укройте от мстящей руки Божией.
Но горы и холмы не отозвутся на глас богохульников; бездны и пропасти будут немы и глухи для воззваний поносителей святые веры и Церкви, и – они злополучные, неимущие ни откуда помощи и защиты, в страшных терзаниях собственной совести, с поздним раскаянием, падут в страшные руки Бога живого.
О! Да сохранит всех нас Господь от столь злополучной участи сих велемудрых проповедников неверия, и да удостоит нас, по милосердию Своему, паче общения в наследии с нищими духом и худородными мира сего, с буиими и невежествующими Христа ради и Евангелия. Но для сего нужно, по словам Апостола, не только не приобщаться к неплодным делам первых, но наипаче обличать оные: не приобщайтеся к делом неплодным тмы, паче же и обличайте. А кто из нас имеет столько твердости духа, чтобы с пожертвованием славы ума своего, решился стать прямо лицу их? Соломон говорит: изжени от сонмища губителя, и изыдет с ним прение; егда бо сядет в сонмищи, всех безчестит (Притч. 22:11). Но сии губители разговаривают иногда так сладко, шутят так остро и замысловато, а главное – так умно успокоивают нашу преступную совесть, что всегда нам при них и после них становится легче, и путь к воспрещенным удовольствиям открытее; как же нам расстаться с ними? Как осмелиться сказать, что они словами своими вливают сладкий яд в душу нашу, но все таки яд, который рано или поздно умертвит ее, что они могут губить себя, сколько угодно, но только пусть оставят нас в безопасности, с нашими предрассудками, в которых видели истину умы боговдохновенные?
Другой мудрец Израиля присовокупляет другой подобный совет: не играй с ненаказанными, да не приимут безчестия прародители твои (Сир. 8:9); но что нам до прародителей? Они безмолвствуют во гробе, а игра с ненаказанными забавляет нас: одно другого стоит; для чего же не пожертвовать честию прародителей для забавы столь привлекательной? Притом они жили и умерли в невежестве, а потому почитали безчестным то, что просвещение настоящих времен называет в высшей степени честным: неужели же отставать нам от современников и со стыдом отступить под ветхое знамя слишком набожных предков своих?
Небесный Учитель завещает каждому из нас: аще согрешит к тебе брат твой, иди и обличи его между тобою и тем единем. Аще тебе послушает, приобрел еси брата твоего. Аще ли тебе не послушает, пойми с собою еще единого или два; аще же не послушает их, повеждь Церкви; аще же и Церковь преслушает, буди тебе якоже язычник и мытарь (Матф. 18, 15–17). Но сие приобретение, обыкновенно говорим мы, ныне так тажело и неудобно, что мы в праве уволить себя от попечения об нем, а общение с преслушниками Церкви столько обещает и доставляет существенных выгод, что лучше согласиться самим быть преслушниками небесного Учителя и Церкви Его, нежели с потерею оных выгод отказаться от общения с ними.
Апостол Павел повелевает: человека еретика по первом и втором наказании отрицайся, ведый, яко развратися таковый, и согрешает, и есть самоосужден (Тит. 3:10:11). Но сей человек столько силен и знатен и по уму своему и по влиянию в обществе, и за единомыслие с собою столь блистательный открывает путь к счастию, что с нашей стороны было бы слишком безрассудно не согласиться с ним, – отказаться от чести рядом стать с знаменитыми и высшими из круга прозаической посредственности. Притом же, что может препятствовать воспользоваться сим благоприятным случаем? Звание христианина и спасение? Но христианство и спасение главным образом зависит от сердца, а ведь можно, говорят, соглашаясь с неправомыслящим на словах, не соглашаться с ним в сердце; следовательно, можно быть по внешности еретиком, а во внутренности – истиным христианином.
Другой Апостол предписывает: аще кто приходит к вам, и сего учения не приносит, не приемлите его в дом, и радоватися ему не глаголите: глаголяй бо ему радоватися, сообщается делом его злым (2Иоан. 1:10:11); то есть: если кто является к вам с учением противным евангельскому, то не принимайте такового в дом свой, и даже не приветствуйте его: ибо приветствующий его чрез сие самое приветствие делается участником в злых делах его. Но это уже слишком строго, скажут при сем тысячи голосов; это правило годилось для времен апостольских, но никак не годится для наших, которые имеют столь много преимуществ пред первыми, а главное – свободу мыслей. Как отказать в приветствии человеку подобному нам, хотя и непоследующему Евангелию? Как не принять его в дом свой по столь маловажной причине, каково разномыслие в вере? Как воспретить ему посмеяваться при нас и при детях наших вере, нами исповедуемой, когда он отвергает? Воспрещение сие не покажет ли в нас грубых суеверов, людей незнающих ни вежливости в общежитии, ни приличия в обращении? а это имена заклейменные всеобщим позором, – страшилища, пред коими невольно трепещет сердце каждого.
Ах, слушатели! Такой образ мыслей и действий, более или менее общий всем нам, не явно ли направлен против слова Божия, – не ясно ли обнаруживает, что мы не только не обличаем противников и хулителей учения и имени Христова, но и приобщаемся к неплодным делам их – или прямым участием в них, или притворным согласием с ними, или по крайней мере равнодушным молчанием пред ними! Одни из нас привлекаются к сему выгодами и удовольствиями от общения с ними; другие – малодушным опасением бесславия, а иные наконец – суетным желанием прослыть людьми необыкновенными. Но сколь преступны и недостойны христианина все сии побуждения! Рассмотрим в отдельности каждое из них, начав с более общего нам.
Противников веры и Церкви Христовой, собственно так называемых, – истина утешительная! – должно быть очень мало. Не говоря о безчисленном множестве древних, прославившихся сколько умом и просвещением, столько же благочестием и добродетелями христианскими, – пред ней с благоговением повергались Бюффоны, Де-Люки, Невтоны, Лейбницы и Канты, и умирали с крестным знамением на груди и в сердце своем. Самые Руссо и Вольтеры, патриархи изуверов времен настоящих, не раз с восторгом и удивлением отзывались о высоком учении Евангелия, которое, по гордости ума своего, покушались низложить. Но число сих противников веры и Церкви значительно увеличивается от суетного и смешного желания людей слабоумных – возникнуть из праха, в котором бездарная природа осудила пресмыкаться их, и стать, по словам их, выше толпы их окружающей.
По странной игре случая, или тайному действию сатаны, – или просто, по превратному суждению людей, любящих основывать свои заключения на самых мелочных явлениях и больше уважающих дерзость бесстыдную, нежели скромность благоразумную, сие нелепое желание по крайней мере в начале своем редко не вознаграждается неожиданным успехом. Всякий бред неверия, при всем своем безмыслии, у нас обыкновенно почитается признаком таланта, ума глубокого и оригинального, недовольного порядком вещей обыкновенным; и тот, на которого вчера смотрели мы, как на существо жалкое и бездарное, ныне становится предметом общего внимания. Самые благонамеренные из нас, не соглашаясь с ним в его несвязных мыслях и суждениях, не отказывают однакоже ему в уме, который так отважно, хотя нескладно, выразил себя. Не довольно ли уже для него и сего одного выигрыша, чтобы идти далее, и тем с большею дерзостию гибельным путем неверия? Не даем ли мы в руки безумного оружие против самих себя? Не уполномочиваем ли соблазнительного его примера к подражанию других? Не приобщаемся ли, по словам Апостола, к делам его злым, довершая его собственную погибель, до которой, быть может, он бы и не дошел без нашего поощрения или по крайней мере без неуместной нашей скромности и преступного внимания, поставляя свое спасение в положение опасное и нерешительное и предавая наконец всех других окружающих нас опыту искусительному?
Но если бы мы сей бред неверия подвергли строгому рассмотрению, и здравым и твердым рассуждением обнаружили и ниспровергли зыбкия начала его; то не были ли бы мы истинными благодетелями как для себя, так и для других, и наипаче для того, кто имел несчастие заразиться им? Не успокоили ли бы чрез то умы колеблющиеся и сердца смятенные? Не возвратили ли бы благодатный мир душам, по безпечной неосторожности потерявшим оный? Кто знает? Может быть та минута, в которую мы с непонятным равнодушием слушаем дерзкия суждения о вере человека, недавно вовлеченного в соблазн и еще в тайне колеблющегося в своем заблуждении, – может быть, говорю, сия минута есть последняя для его спасения, и мы, опустив оную, и нашим молчанием или вежливою хвалою уму его ободрив и утвердив его в непривычном ему заблуждении, сделаемся убийцами души его, – кровь его не взыщется ли от руки нашей его и нашим Создателем? И напротив, остановив и посрамив его дерзость и своевольство в самом начале, не спасем ли его от близкой погибели и не покрыем ли, по уверению Апостола, множество грехов его и своих? Братие, говорит апостол Иаков, аще кто в вас заблудит от пути истины, и обратит кто его, да весть, яко обративый грешника от заблуждения пути его, спасет душу от смерти, и покрыет множество грехов (Иак. 5:19). Не принесем ли мы чрез то жертву обильную и благоугодную Тому, Кто пролил за него и за нас безценную кровь Свою, и не получим ли от щедрой руки Его обильной награды? Не Сам ли сказал Он: иже сотворит и научит тако человеки, сей велий наречется в царствии небеснем (Матф. 5:19)? Но в сем царствии и малым быть много; сколь великая честь и награда быть великим в нем!
Впрочем, не думайте, что неверие обличать и опровергать трудно и неудобно. Быв порождением тьмы, оно легко рассеевается при появлении света, – надобно только владеть сим последним. Давно Бакон сказал, что истинное просвещение ведет к вере, а невежество – к неверию. Аминь.