Слово в неделю мироносиц
Во едину от суббот Мария Магдалина прииде заутра, еще сущей тме, на гроб (Иоан. 20:1).
Если бы ублажаемая днесь вместе с прочими святыми женами Мария Магдалина решилась учинить таковой поступок ныне: то, быть может, лукавый и злоречивый мир потщился бы перетолковать его не так в выгодную сторону, и вероятно нашел бы в нем более безрассудной предприимчивости, нежели благоразумного мужества, достойного славы и бессмертия.
Как возможно, сказал бы он, женщине одинокой, в темноте ночной идти посреди земли, покрытой врагами последователей Христовых, и куда же? – Ко гробу, окруженному неприязненною стражею, покрытому камнем весьма великим, запечатленным печатьми Злокозненных старейшин иудейских, и назираемому тысячею глаз враждебных?
Но не так судила сия святая жена, и не так судит об ней Церковь, прославляя достохвальную память ея. Быв проникнута пламенною любовию к умершему Христу Иисусу, она совершенно забывает о всех трудностях и неудобствах, имеющих встретиться с нею на сем богоугодном поприще; не страшится ужасов, ожидающих ее в темноте ночи; не безпокоится об опасностях, угрожающих ей со стороны врагов; мало даже заботится о своем бессилии – отвалить камень гробный, но, напутствуемая верою и благим упованием на вседетельный промысл Божий, она шествует безбоязненно, не колеблясь мнимыми призраками ужаса, ни злоречивыми пересудами людей, на гроб возлюбленного ей Господа. Вот пример мужества в жене, достойный подражания мужей. Вот образец любви, вся препобеждающей за возлюбльшего ю Христа Иисуса (Рим. 8:37)!
Конечно св. Магдалина так много любила Христа Спасителя потому, что Он Сам за чистосердечное ея раскаяние и искреннюю преданность Ему любил ее много. Но разве нет и у нас таких же, или еще больших побуждений любить Его?
Мария любила Его еще прежде, нежели Он пролил кровь свою на всемирном жертвеннике, из любви к роду человеческому, а вместе с тем конечно и к ней, и еще не знала сего, или покрайней мере не была решительно уверена в сем – до Его воскресения; а мы, не смотря на то, что знаем и верим, что Христос душу Свою положил за нас, остаемся к Нему равнодушными!
От чего же это происходит? Разве мы не такие же люди, как и она? Разве у нас сердце тигрово? Разве мы менее ея облагодетельствованы Спасителем нашим? Нет, возлюбленные чада и братия, мы более ея облагодетельствованы Им: ибо Он более простил и прощает нам, нежели ей; но менее чувствуем Его благодеяния. От чего? От того, что более уважаем пустые предрассудки, нежели Его евангелие. Подвергнуться злонамеренным пересудам людским за открытое исповедание имени Христова и за безпритворное служение Ему, для нас страшно; а быть неблагодарными к своему Благодетелю и Господу и непрестанно оскорблять Его делами своими, мы почитаем маловажностию!
Но рассмотрите внимательнее, и вы увидите, сколь маловажны и недостойны внимания сии пересуды и сами по себе и особенно по отношению к той награде, которая предоставлена верующим на земле и на небе за благодушное перенесение оных.
Они маловажны сами по себе. Ибо кто произносит их? Люди благоразумные, хотя бы даже не имели в себе благочестия, равного благочестию пересуждаемых, без сомнения никогда не согласятся употребить высокого дара слова на столь низкое и постыдное дело. Итак пересудами благочестивых занимаются люди, в строгом смысле, недостойные имени людей, и потому заслуживающие быть изгнанными из среды обществ человеческих, люди страждущие жестокою и неисцельною болезнию ума и сердца.
Всякое неосновательное суждение есть верный признак недостаточного ума. Но кто из судящих ближнего своего может похвалиться, что суд его истинен? На чем обыкновенно основывается он? – На одном поверхностном взгляде на внешний образ действий другого. А намерения, побуждения, тайные помыслы, сокровенные воздыхания, словом душа и сердце, преимущественно участвующие в действиях наших, и сообщающие им такое или другое нравственное качество, остаются неприступными для взора человеческого. Кто бо весть от человек, яже в человеце, говорит Апостол, точию дух человека, живущий в нем (1Кор. 2:11)? Кто может проникнуть сердце человеческое? Оно глубоко (Псал. 63:7). Един Бог знает тайны помыслов наших. Его только очи, тмами тем светлейшии солнца (Сир. 23:27), видят и несодеянное наше. Он един разумевает все помышления наши издалеча, и все пути наши провидит (Псал. 138:16, 2. 3). Итак Ему только одному, как испытующему сердца и утробы (Апок. 2:23), свойственно судить и оценивать действия наши. А человек, существо слабое и ограниченное, едва понимающее самого себя, или, может быть, даже и непонимающее, как может отважиться сокращенным мерилом своего разума измерять безпредельность духа ближнего своего? И каково должно быть измерение сие, когда оно производится при столь скудной и несовершенной мере?
Но сия скудная и несовершенная мера еще более сокращается и оскудевает от пагубного действия на нее страстей и пороков. Страсти ослепляют ум, заглушают совесть, ожесточают сердце. Человек в страсти, сказал один из просвещенных мужей, есть худой судия. В таком состоянии все, что не потворствует любимым его прихотям, для него противно, несносно. Что же сказать о тех, которые образом мыслей и жизни своей совершенно противоположны с ним и служат, так сказать, ежедневным для него упреком и обличением? О! Для таковых он не щадит ни языка, ни злоречия, чтобы только вселить славу их в персть, и в землю живот их (Псал. 7:6). Нет столь гнусной клеветы, которой не принял бы он, или не придумал бы сам, для поношения имени их. Нет столь постыдного порока, которого не решился бы приписать им. Нет столь священной и возвышенной добродетели, которой не потщился бы он представить в самом мрачном виде, в самых низких чертах. Нет столь невинных слов, столь благородных побуждений, столь святых намерений, которых он не захотел бы и не мог бы исказить своими пересудами самым жалким образом.
Впрочем не думаете ли, возлюбленные, что я с намерением увеличиваю это мрачное изображение, чтобы представить вам, как мало заслуживают внимания суждения человека, омраченного страстями? Нет, я еще много уменьшаю оное, чтобы не слишком оскорбить чувствительность добрых представлением, сколь жестокие и непримиримые враги находятся у них в соседстве – между собратиями их, между теми, которых они называют именем ближних своих. Но в сердце, волнуемом страстями, бывает совсем иначе. Это пещь, седмижды разжженная, в которой все доброе, все святое пожжено и истреблено. И неужели думаете вы, что, стоя подле сей гибельной пещи, можно быть безопасными? Разве вы надеетесь, что для вас изменятся законы естества? Вы окружены развратными: думаете ли, что они будут равнодушно смотреть на ваши добрые дела, что будут снисходительно судить о ваших поступках? Нет, не ожидайте сего чуда: тьма не любит света, она силится омрачить его. И сие усилие ея очень естественно и некоторым образом даже извинительно. Вы стараетесь о благочестии? Следовательно несомненно гонимы будете: ибо вси хотящии благочестно жити о Христе Иисусе, гоними будут (2Тим. 3:12), говорит небесная истина. Вы стремитесь к добродетели? Следовательно наперед можете быть уверены, что будете поносимы и поругаемы: ибо премудрый повелевает всем предприемлющим работати Господеви, уготовать душу свою во искушение (Сир. 2:1).
Но радуйтеся и веселитеся: яко мзда ваша многа на земли и на небесех. Блажени есте, егда поносят вам, ижденут, и рекут всяк зол глагол на вы лжуще, ради имени Христова (Матф. 5:11:12). Сравните безпристрастно блаженство сие, которое вы предвкушаете здесь – на земле в душах ваших от добродетели, и которое несравненно в бóльшей мере будете ощущать на небе, – с злонамеренными толками и пересудами поступков ваших, слышимыми вами от ближних ваших, и вы увидите, стóят ли они того, чтоб ими безпокоиться, а тем более ужасаться их и оставлять путь правый, ведущий к оному неизреченному блаженству. Аминь глаголю вам с Апостолом: недостойны суть страсти нынешнего века к хотящей славе явитися в вас (Рим. 8:18).
Так, возлюбленные! И одна минута наслаждения вожделенным присутствием Господа достаточна с избытком вознаградить нас за огорчения целой жизни, претерпеваемые нами из любви к Нему. Посмотрите на Марию, сестру Лазареву, приседящую ногам Иисусовым, с каким удивительным равнодушием слушает она укоризненные упреки от сестры своей. Быв исполнена живейшим удовольствием и неизреченною радостию от созерцания богосветлого зрака небесного Учителя и от слушания животочных глаголов Его, она даже не внемлет упрекам сим: сердце ея полно небесных ощущений; ему некогда помышлять и заниматься земными неприятностями. Посмотрите также на богомудрого Стефана: для чего вы не слышите ни воплей, ни стенаний Его в то время, когда отвсюду мещут в него убийственные камни, а вместо того видите его только молящася и глаголюща: Господи Иисусе, приими дух мой? – Для того, что он, воззрев на небо, виде славу Божию, и Иисуса стояща одесную Бога. Се вижу небеса отверста, взывал он к людям, жаждущим крови его, и Сына человеча одесную стояща Бога (Деян. 7:59:56). Равным образом, для чего и другие ученики Христовы исходили от лица иудейского собора радующеся, яко за имя Господа Иисуса сподобишася безчестие прияти (Деян. 5:41)? – Для того, что они предзрели Господа – выну пред собою, укрепляющего и утешающего их своим присутствием. Куда и где также обыкновенно укрывался от различных огорчений своих пророкоцарственный Давид! В тайне лица Божия (Псал. 30:21), сам он ответствует нам. Здесь – пред лицем Утехи Израилевы – он удобно забывал все земные свои горести. Таково состояние даже в сей жизни ищущих Господа и обретающих Его, но вместе с сим теряющих расположение людей и привлекающих на себя стрелы злоречия их.
Но это только одна тень, один слабый и несовершенный отблеск той славы, того высочайшего блаженства, которое предназначено в удел им в жизни будущей. Сия слава и блаженство неизреченны и неописанны. Апостол Павел, восхищенный до третьего небеси – в рай, говорит, что он слышал глаголы, ихже нелеть есть глаголати (2Кор. 12:4), что ухо не слыша, и око не виде, и на сердце человеку не взыдоша, яже уготова Бог любящым Его (1Кор. 2:9), и из любви к Нему все переносящим.
Впрочем полноту будущей славы праведников пророк Давид изображает так: насыщуся, внегда явитимися славе Божией (Псал. 16:15). Тайновидца Иоанна, созерцавшего некогда сию славу духом, вопросил един от старец, присущих престолу Агнца: сии облечении в ризы белые, кто суть, и откуда приидоша? И сам ответствовал ему: Сии суть, иже приидоша от скорби великия (Апок. 7:13:14).
Заметьте, возлюбленные, сия неизреченная слава, сие высочайшее блаженство есть наследие скорбящих и озлобленных. Как же мы хотим, чтобы оне достались нам одним без скорбей и страданий? Не преступно ли такое желание? Не беззаконно ли намерение – отказаться от соучастия со всеми святыми в общей их злополучной на земле участи? Не есть ли оно вместе явный признак нечестивого отвержения от Бога, распорядителя судьбы человеческой, и отречения от мздовоздаяний, предназначенных праведным?
Но если бы вечность ничего не обещала нам за подвиги благочестия; если бы земля на сем трудном поприще износила нам одни только волчцы и терния; если бы огнь и меч угрожал нам за последование Христу; если бы ужасы смерти и ада предстояли нам на пути к Нему: то неужели бы нам позволительно было остановиться на нем? Нам, для которых Он пожертвовал Своею жизнию, для которых оставил покойное лоно Отца небесного, и добровольно обрек Себя на скорби и мучения, на поношение и безчестие, на жизнь бедственную среди людей развратных и безчеловечных, и на смерть поносную от руки рабов неблагодарных и при всем том еще любимых Им?
Нет, не так думали Апостолы и поступали; а мы – ученики их. Они, весь день умерщвляемые, вменялись яко овцы заколения (Рим. 8:36), и, не смотря на то, шли неуклонно и, безропотно кровавым путем за своим крестоносным Учителем. Кто ны разлучит от любве Божия, яже о Христе Иисусе Господе нашем, восклицает один из них, и потом ответствует: ни скорбь, ни теснота, ни смерть, ни живот, ни Ангели, ни начала, ниже силы, ни настоящая, ни грядущая, ни высота, ни глубина, ни ина тварь кая (Рим. 8:34, 38–39).
Не будем же, слушатели-христиане, скорбеть и сетовать, унывать и малодушествовать и мы, когда рукою Провидения, по премудрым и праведным судьбам Его, чрез ближних и присных наших и нередко даже дорогих и любезных нам, подносится к устам нашим чаша, растворенная желчию и оцтом – неминуемыми скорбями и бедствиями, добре ведяще, яко недостойны суть страсти нынешнего века к хотящей славе явитися в нас.
А наипаче вы, возлюбленные о Господе сестры, должны в подобных случаях всемерно блюсти и хранить себя не только от сло́ва и де́ла ропотливого и малодушного, но и от помыслов, втайне дух ваш досадою и огорчением смущающих и волнующих: ибо для чего вы собрались в сию св. обитель? Конечно не на радости земные, за порогом ея вами оставленные, не на утешения света, добровольно вами покинутого, не для удовлетворения страстей и прихотей ума своевольного и плоти неистовствующей, для которых нет здесь ни места, ни времени; а для чего? – для того, чтобы вы, по выражению св. Церкви, в юг, т. е. в охранительных стенах обители и в тесных своих келлиях, среди разных недостатков и лишений, никем и ничем не развлекаемые, изобильно сеяли на нивах сердец своих скорби постные со слезами и молитвами, да в свое время радостию пожнете рукояти присноживотия; для того, чтобы в кротости и терпении смиренномудрого духа, в послушании и безмолвии благодушно и безропотно содевали свое спасение. Для того вы свергли с себя пред лицем Божиим, с обетом клятвенным, одежды светлые, дабы печаль, яже по Бозе, в сердцах и душах ваших живущая и действующая, при взгляде на сии одежды, непрестанно возбуждалась, умножалась и поддерживалась в покаяние нераскаянно (2Кор. 7:10). Не умедлите убо, возлюбленные, увещаем вас словами премудрого, и не обленитесь воздати обет Господеви, его же обещали есте устами своими, да не прогневается Бог о гласе вашем и растлит творения рук ваших (Еккл. 5, 3–5). Аминь.