Очерки из истории православной Церкви и древнего благочестия на Волыни

Помянух дни древние, и поучахся (Пс.142:5).

1. Великими и высоко знаменательными чертами запечатлена история православной церкви Христовой на Волыни.¹ Современная, по своему происхождению, первоначальному просвещению славян, еще от времен святых и равноапостольных Кирилла и Мефодия, она в течении многих веков жила и развивалась под влиянием самых разнообразных условий и обстоятельств религиозных, политических и гражданских. И чего она не пережила в это время? – И тяжелые смуты княжеских усобиц удельного времени, и жестокое иго татарское, и невыносимые преследования со стороны поляков, латинян и униатов. Мечом, кровью и терпением непоколебимым, почти непрестанно берегли наши предки свою национальность, свою родную православную веру, до новых светлых дней, воссиявших для западнорусского края в лице благополучно ныне царствующего, Богохранимого, великого государя, царя-освободителя нашего, императора Александра Николаевича.

За то Господь милосердый никогда не переставал являть земле Волынской самые живые, ощутительные знаки своего Божественного благоволения и промышления во всех исторических её судьбах и положениях. Как и другие древнейшие и знаменитейшие области земли русской, и земля Волынская издревле славилась обилием даров духовных, открываемых то в прославлении чудотворных икон, то в явлении благодатных источников, то в подаянии высшей, небесной помощи в трудных обстоятельствах жизни и т.п.

Взгляните на одни горы Почаевские. Там в Божественном величии, и доселе сияет чудесами дивная икона Божией Матери, и при ней цельбоносная стопа, от лет древних источающая благодатную воду всем с верою почерпающим оную.² Здесь же чудесным и страшным явлением своим Матерь Божия подала некогда свою пренебесную помощь обители Почаевской, во время брани Збаражской от нашествия и обложения татарского (1675 года) и т.п.³ А сколько других благодатных и цельбоносных святых икон рассеяно на всем протяжении земли Волынской, каковы, например, чудотворная икона Божией Матери Зимнинской (в селе Зимном около Владимира-Волынского), святителя Николая в селе Западинцах (Старо-константиновского уезда), Спасителя Боремельского в местечке Боремле, (Дубенского уезда), Пресвятой Богородицы Житомирской (в городе Житомире), Тригорской (в Тригорском монастыре), Зогоровской (в Зогоровском монастыре), преподобного Онуфрия Любарского (в местечке Любаре Новоград-Волынского уезда) и прочее.

Но особенно богата история Волынской церкви обилием святых мужей, самим Господом прославленных за высокие подвиги веры и благочестия на пользу и спасение России. Таковы прежде всего святые угодники собственно – Волынские: святой благоверный Ярополк, князь Владимиро-Волынский († 1086); преподобный Стефан Печерский, епископ Волынский († 1094); преподобный Феодор, в монашестве Феодосий, князь Острожский († 1460); святая праведная дева Иулиания, княжна из Домбровицы Ольшанская († 1546); преподобный Иов, в схиме Иоанн, игумен Почаевский († 1651); и святой преподобномученик Макарин, архимандрит Овручский († 1678).

Правда из этих святых только один преподобный Иов почивает на Волыни в Лавре Почаевской; да кроме сего, по преданию, преподобный Стефан погребен при своей кафедре, во Владимире Волынском.⁴ Из остальных святых угодников преподобный Феодор, например, покоится в Киеве в дальних пещерах,⁵ там же, как известно, почивают и останки святой и блаженной Иулиании Ольшанской.⁶ блаженный Ярополк, как говорит предание, из Владимира-Волынского то же перевезен в Киев для погребения, и там положен в церкви святых апостолов Петра и Павла, которую сам создал.⁷ Что касается преподобномученика Макария Овручского, то мощи его еще далее, – именно в Переяславле, Полтавской губернии, где и поныне открыто почивают в каменном храме Вознесенского Переяславского монастыря, благоговейно чтимые соседними обитателями Полтавской, Черниговской и других ближайших губерний.⁸

И это обстоятельство, к сожалению, долго было причиною того, что многие из этих святых, особенно в период латино-униатского и польского преобладания в пределах западной России, почти вовсе неизвестны были на Волыни. Но какие пределы пространства и времени в состоянии разрушить то внутреннее, духовное родство, которое находится между этими святыми и землею Волынскою, вследствие их происхождения из Волыни, непосредственного, кровного родства с её обитателями и жизни их, проведенной в пределах Волынских на служении Господу, церкви и родине? Иначе, в самом деле, как, если не угодниками Волынскими, назовете вы преподобного Феодора Острожского, или блаженного Макария Овручского, которые и родились на Волыни, – один от родовитых князей Волынских-Острожских (около 1366 года), другой от здешней Волынской фамилии – Токаревских (около 1620 года),⁹ и большую часть своей жизни провели на земле Волынской, и только вследствие особых церковных и политических обстоятельств своего времени удалились из своей родины, чтобы окончить жизнь свою вне её – один в звании инока Печерского, а другой в качестве изгнанника, спасающегося от насилий и преследований латино-униатских, но к несчастию, сделавшегося жертвою других врагов, не менее опасных в его время, т.е. татар, от которых потом положил и живот свой в пределах южной России, в городе Каневе, нынешней Киевской губернии?¹⁰

То же самое должно сказать и о святой Иулиании Ольшанской, которая принадлежит Волыни, как дочь Волынского князя из Домбровицы, или на Домбровице (ныне Ровенского уезда, Волынской губернии), Домбровского Ольшанского,¹¹ родная сестра которой, Настасья Юрьевна была замужем за одним из князей Волынских, Козмою Ивановичем Заславским, сыном Острожского князя Януша Острожского (около 1551 года).¹² Кроме сего вообще фамилия Ольшанских и доселе известна на Волыни, и без сомнения, по крайней мере в лучших своих представителях, находится в ближайшем родственном союзе с святою Иулианиею, хотя многие из них, к сожалению, оставили православие и в настоящее время принадлежат к церкви латинской.¹³

Не говорим уже о св. Ярополке Владимиро-Волынском, которого сам Господь даровал, так сказать, земле Волынской вследствие его княжения на Волыни и в особенности его страдальческой кончины, последовавшей здесь в пределах Волынских, и притом в звании Волынского князя, в одном из важнейших уделов тогдашней Волынской области.¹⁴ А что он погребен в Киеве, то в те времена вообще было в обычае между потомками св. равноапостольного Владимира, – погребать всех князей его дома в первопрестольном граде, возле останков блаженного их предка. А святой Ярополк к тому же, еще был родным правнуком св. Владимира, и кроме того, как мы сказали, погребен в Киеве, в церкви, которую сам создал.

К этому можно прибавить, что может быть сам Господь свыше умудрил некоторых из св. угодников Волынских оставлять родные пределы в последние времена их жизни, для погребения в чужой стороне, для того, чтобы спасти таким образом священные их останки, предназначенные для торжественного прославления в нетлении св. мощей их, от тех кощунственных преследований и посрамлений, каковым в течении стольких веков подвергалась Волынская паства и все её святыни со стороны врагов православия, употреблявших все возможные меры к уничтожению и даже совершенному изглаживанию всех следов, мало-мальски напоминающих о древнерусской национальности и православной вере на Волыни. Кто поручится в самом деле, что иезуиты, так святотатственно поступившие с костями православного сына Константина Острожского, Александра, не сделали бы чего-либо еще более опасного с нетленными мощами преподобного Феодора Острожского, Макария Овручского и других?¹⁵ И святые мощи преподобного Иова подвергались немалому уничижению со стороны униатов, незаконно овладевших обителью Почаевской (около 1726 года) и только промысл Божий сохранил их от окончательного посрамления для прославления истинной веры – в торжество православия.¹⁶

2. Из других св. угодников, принимавших ближайшее участие в исторических судьбах Волыни, прежде всего известны святитель Петр, митрополит Киево-Московский, с именем коего, издревле в отечественной истории нашей, соединяется наименование урожденца и игумена Волынского. Галичане, правда, хотят указать место рождения святого Петра у себя в пределах Галиции, в тамошней старинной области Бельсской, что ныне Жолковский округ в северо-восточном углу Галиции Австро-Венгерской империи. Если даже принять и это мнение, поддерживаемое особенно г. Зубрицким,¹⁷ то и тогда святой Петр все-таки останется, но происхождению, волынцем в собственном смысле этого слова, ибо несомненно известно, что вся та земля, где указывает Зубрицкий место рождения и первоначального игуменствования этого св. угодника, искони принадлежала земле Волынской и составляла с нею единое неразрывное целое.¹⁸ Но кроме этого на Волыни издревле существует другое, не менее достоверное предание, что святой Петр родился в пределах настоящей Волынской губернии, близь местечка Ратного, Ковельского уезда, где также находится речка Рата, и над нею остатки древнего монастыря, основанного, по преданию, святым Петром, в котором он игуменствовал и в 1285 году принимал св. митрополита всероссийского Максима – до своего поставления в звание его преемника на кафедру первосвятителя земли Русской.¹⁹

На том же самом основании, в самом ближайшем родственном отношении к земле Волынской находится святитель Иннокентий, епископ Иркутский, который, по преданию, происходил от древней Волынской дворянской фамилии Кульчицких, многие из представителей коей и доселе исповедуют православную веру на Волыни и даже числятся в духовном звании Волынской губернии.²⁰

Кроме сего известно, что вследствие векового неразрывного единства, в каком земля Волынская находилась всегда с остальными областями Русскими, по единству веры и народности, непрерываемому в самые трудные времена польского преобладания в пределах западного края России, на Волыни из России являлись непрестанно то князья, приходившие сюда по праву престолонаследия, или призываемые для управления и наследия во время неурядиц самими волынянами, то всероссийские первосвятители, архипастыри и другие подобные им лица, по разным обстоятельствам посещавшие волынские пределы для устроения волынской церкви, назидания её древних городов и т.п. В числе помянутых лиц нередко являлись мужи глубокой веры и истинного христианского благочестия, которые потом были прославлены Господом и за это святою церковью признаны и доселе признаются в числе важнейших её покровителей и заступников.

Нечего и говорить о той близости, в которой эти святые находятся к земле Волынской. Они жили и действовали среди нас, трудились для нашего общего блага, а потому хотя и не принадлежат непосредственно Волыни, тем не менее связаны с нею неразрывными узами духовными, во имя которых, без сомнения, они тоже имеют все права на особенное внимание и почитание со стороны обитателей Волынской епархии, как и родные её угодники, отсюда происходившие, и здесь подвизавшиеся.

Сюда прежде всего надобно отнести св. Ольгу († 969), которая так известна усмирением древлян, состоявших, как ныне известно, в пределах Волынской губернии.²¹ За сим следуют: св. равноапостольный князь Владимир, просветитель Волыни и основатель многих её городов и храмов;²² преподобный Никола Святоша, князь Черниговский, который в 1099 году был князем Луцкого удела на Волыни,²³ и св. Благоверный князь Андрей Боголюбский, много раз сражавшийся на Волыни, и сверх сего в различные времена княживший в Дорогобуже (ныне место Острожского уезда), Пересопнице (Ровенского уезда) и в других местах древней Волынской области.²⁴ На Волыни же, как свидетельствуют старинные памятники, есть не мало монастырей, основание коих приписывается Мстиславу Владимировичу, признаваемому у нас издревле во святых сыну Мономаха.²⁵ Этому же блаженному князю предание усвояет устроение Луцкой Димитриевской церкви. Сюда же мы должны отнести наконец и блаженного Олега Романовича, князя Брянского, который в 1274 году посещал Владимир-Волынский для свидания с сестрою своею.²⁶

Не менее того также богата история Волыни обилием святых мужей, находящихся в ближайших отношениях к земле Волынской из лика преподобных. Таковые прежде всего преподобный Нестор летописец, который, по собственному свидетельству, ездил в 1097 году во Владимир Волынский и смотрения ради училищ и наставления учителей.²⁷ За тем следует преподобный Варлаам, игумен Киево-Печерский, который не только бывал на Волыни во время своих путешествий на Восток, но и скончался здесь в Святогорско- Печерском монастыре, что ныне село Зимно, в 4-х верстах от Владимира Волынского.²⁸ Сюда же, без сомнения, надобно отнести и святителя Нифонта епископа Новгородского, который в свое время игуменствовал на Волыни, в том же Святогорском монастыре, и даже здесь, по преданию занимался описанием событий Волынской истории.²⁹

Но говорим уже о таких великих и славных святителях, каковы: св. Феогност, митрополит Киевский и всея Руси, который нарочито посещал Волынскую епархию и здесь даже прожил однажды два года (1328–1330), занимаясь устроением земли Волынской;³⁰ св. Фотий, митрополит Киево-Московский, посещавший Волынские пределы в 1420 и 1430 году присутствовавший тут же на известном, знаменитом Луцком съезде Витовта;³¹ и напоследок св. Киприан, митрополит Киевский и Московский, который по целым месяцам и даже годам проживал на Волыни, и здесь занимался устроением Волынской церкви в смутные времена разделения митрополий.³²

Наконец в последнее время не подлежит сомнению, что даже святые и равноапостольные братья-просветители славянские Кирилл и Мефодий находятся в непосредственном ближайшем союзе с землею Волынскою, так как история прямо говорит, что в числе других стран они также посылали проповедников и в пределы Волынские, так что вследствие этого, по сказаниям древних писателей, пределы Моравской епархии святого Мефодия простирались в самую глубь земли Волынской, до рек Буга и Стыри.³³

3. Спрашивается, кто же были эти и другие святые? Когда и как они жили, и чем угодили Господу? И как именно действовали они на пользу и для преуспеяния истинной веры и благочестия на Волыни? Вот вопросы, которые невольно напрашиваются здесь не только у всякого волынца, мало-мальски интересующегося судьбами своей родины, но и у всякого истинно русского человека, которому поистине дорого его прошедшее, эта наша древле-православная, русская жизнь со всеми её прелестями, достоинствами и недостатками.

Не говорим уже о том, что все это прошедшее наше не осталось и не должно было остаться без влияния и на наше настоящее, и действительно в лице всех этих приснопамятных представителей веры и древнего благочестия на Волыни оно указывает нам не мало уроков и уроков самых живых, благородных и назидательных.

Известно, между прочим, что ничто в свете так не возвышает самосознание человека, как глубокое чувство религиозное. Чем славна, например, Москва? Что возвышает ее в её собственных глазах и так обаятельно влечет к ней сердца всего народа русского, как не обилие святыни, в ней находящейся? Таким же точно образом ничто так не влечет в Киев столько тысяч народа, ничто не делает его столь дорогим и священным для православного русского люда, как религиозное его значение, и нетленные тела святых угодников, в нем почивающих. Скажите же и волынскому народу, что и он вовсе не так беден духовном достоянием, как это ему доселе представляли, что из среды его выходили и среди его подвизались и спасались родные ему святые мужи почитаемые и признаваемые всею Российскою церковью, и он невольно поднимется в собственном сознании, и с чувством осенит себя православным русским крестом, и еще с большим дерзновением помолится Господу Богу, в полной вере, что его молитва будет окрылена святыми и действенными молитвами более близких к нему молитвенников, связанных с ним единством крови и происхождения или места жительства.

И если, когда, то особенно в настоящее время земле Волынской всего приличнее и необходимее обратиться к памяти родных своих угодников и других известных в её истории святых мужей и чудотворцев. Прошли те грустные времена, когда мы боялись открыто содержать и исповедовать свою святую православную веру. Пора торжественно, пред лицом всего мира заявить, что мы не даром берегли это драгоценное сокровище среди всех невзгод и искушений. Где же можем мы найти лучших учителей для этого великого дела, как не в лице родных своих и близких к нам святых угодников, связанных с вами единством крови, происхождения или местом жительства? Кто укажет нам тот путь, по которому должны мы идти, как не те, кои сами некогда шли по этому пути, нередко пролагая его собственною кровью и слезами? Для примера возьмем хоть этот знаменательный факт из жизни святителя Петра, митрополита Киево-Московского, когда он, связанный с землею Волынскою неразрывными узами крови и воспитания, и сверх сего посланный в Константинополь для поставления в митрополиты галицко-волынским князем, желавшим иметь в лице его самостоятельного митрополита для своей области, оставляет в сторону все эти обстоятельства, напротив того, прямо по рукоположении отправляется в Великую Россию и там учреждает митрополичью кафедру в Москве, пророчественным благословением назначая ее в столицы всероссийскому царству. Какой великий урок для современной Волыни, которую поляки в течении стольких веков старались отторгнуть от земли Русской и прикрепить к незаконному владычеству Польши, никогда не имевшей на это никаких прав ни исторических, ни политических! Пройдите мысленным взором за великим первосвятителем, – и вы невольно остановитесь на первопрестольной Москве, а с тем вместе и на великих потомках её князей, единственных законных обладателей всего русского царства, и Богодарованных и Богохранимых его повелителей и заступников.

Но самое главное, чего должно ожидать от распространения сведений о святых угодниках волынских среди не только волынского, но и всего юго-западного края России, – это возвышение православия, укрепление в нем его святости, древности и досточтимости и поражение латино-польских притязаний в их коренных основаниях и началах. «История, свидетельствует, что ополячивание западнорусского края, в том числе и земли Волынской заключалось в окончательном разобщении русских с русскою греко-восточною церковью, в разрыве духовного единства с русским народом и во вступлении не столько в политическое, сколько духовное единство с народностью польскою; совершалось ополячение чрез присоединение к латинской церкви и с того именно времени новоприсоединенный католик – русский, хотя уже издавна польский подданный, начинал считаться и действительно становился поляком. Русские оставались русскими хотя и в составе польского государства до тех пор, пока польская политическая национальность не отождествилась, благодаря иезуитам, окончательно с латинством и пока русские не совратились в католицизм. Таким образом латинство в этом крае явилось тем духовным историческим двигателем, который направил часть русского населения на иной, не русский, а польский путь развития, оно обратилось в самое могучее орудие ополячения».³⁴

Этого исторического значения католицизма нельзя и невозможно опускать из виду и в настоящее время. Какое же орудие можем мы противопоставить ему для его поражения и, если можно, окончательного разрушения? Нам кажется, что в числе других средств для этой цели, Волынь имеет самое подручное могучее средство в воспоминании о своих святых угодниках, здесь живших или происходивших из Волыни и здесь действовавших. Напомните в самом деле полякующим католикам волынским о той родственной духовной связи, в какой находятся разные их князья Заславские, паны Ольшанские, Токаревские, Кульчицкие и другие с православными святыми угодниками, просиявшими здесь и в других местах России из разных российских фамилий; укажите им на то вековое неразрывное единство, в котором земля Волынская искони находилась с остальными землями русскими, из коих наоборот так часто являлись на Волыни разные святые князья, богопросвещенные и православные пастыри и другие святые мужи, и вы без сомнения этим наложите печать молчания на уста не одного разумного ополяченного волынца, а может быть заставите и не одно полякующее сердце забиться любовью к старой вере наших общих предков, прославленных самим Господом за твердое исповедание православия и ныне, без сомнения, молящихся Отцу Небесному о вразумлении своих заблудших родичей.

С другой стороны, волынские поляки – латиняне и досоле еще любят хвалиться величием своих храмов, обилием разных каплиц, красовавшихся когда-то на лучших местах и перекрестках Волыни, и все это готовы и теперь еще употреблять, как один из сильнейших аргументов в доказательство превосходства своей веры и народности. Но полюбопытствуйте узнать, кого чтут они в этих храмах, каким святым по преимуществу посвящают свои каплицы и т.п. Они перечтут вам разных Непомуценов из Богемии, Станиславов бискупов или иезуитов Краковких, Казимиров, крулевичей польских, Антониев из Падуи или Падуанских и т.п., но не укажут ни одного святого, который по крайней мере, хоть некоторое время жил или действовал на Волыни, Хоть и со стыдом, но все волынские поляки и ополяченные латиняне должны признать в этом отношении свою несостоятельность пред православием волынской церкви, которая воспитала и возрастила земле Волынской таких великих и славных святых угодников, из коих многим сам даже Рим не посмел отказать в признании их святости и досточтимости.³⁵

Так всему миру известно, что латиняне с самых же первых дней западнорусской унии признали за униатами все богослужебные книги «со всеми таинствами, службою Божией, всеми обрядами и церемониями святой восточной церкви – цело и ни в чем ненарушимо», в том самом виде, в каком они были у православных, даже без прибавления оной артикулы: «и от Сына», как писал об этом из Рима Ипатий Поцей до примаса польского архиепископа Гнезненского Станислава Карнковского.³⁶ Таким образом, все эти постановления обнимали собою весь состав православных богослужебных книг, находившихся у православных до соединения с Римскою Церковью. А мы знаем, что в этих книгах издревле были помещаемы и почитаемы особыми службами и песнопениями: святой равноапостольный князь Владимир, блаженная великая княгиня Ольга, святитель Петр, митрополит Киево-Московский и другие, как выражается один латинский писатель, «русские монахи, священники, князья (monachi, sacerdotes, duces et moniales) и прочие, коих имена записаны в календаре Поссевина; а Поссевин, продолжает тот же писатель, посещал Россию в 1581 году, когда еще русские той и другой России (utriusque Russiae, т.е. велико-руссы и западно-руссы) подчинялись власти Византийского престола.

Не отказывались униаты от наших святых угодников и после соединения с римскою церковью (1596). Первые папские буллы униатам заповедовали им свято соблюдать все древние обычаи и постановления Восточной церкви, представляя, что эти последние в отношении к обрядности римской имеют такое же значение, как цветы в природе и краски в картине.³⁷ Тогда же, по повелению папы, напечатан в Риме (на греческом и латинском языках) Служебник восточной церкви, в котором удержаны все обрядовые отличия восточной литургии от папской мессы, даже такие, против которых решительно восставали тогдашние богословы римские, например, теплота и другие.

Подобно этому униаты помещали во всех своих богослужебных книгах и наших святых угодников без всякого прекословия со стороны римской церкви, нередко даже за и апробацией (одобрением) самых униатских епископов и митрополитов, как например, Львовский требник 1716 года, изданный, как сам говорит он, в своей «предмове до читальника саном священным почтенного», – «за благословением святого апостольского орону и боголюбивого архиепископа Львовского, Афанасия Шептицкого», впоследствии митрополита униатского. В атом требнике везде, где поминаются святые угодники, поставляются св. Владимир, Борис и Глеб, блаженная Ольга и другие.³⁸

Подобно сему в Львовском анфологионе 1694 году находим целую службу святителю Петру с литией, полиелеем, синаксарем и т.п. В униатских акафистах 1691 и 1683 годов, также в Львовском молитвослове 1720 года была помещаема известная служба преподобным Печерским, в которой, как и в обыкновенных молитвословах и акафистах киевских, прославляются и призываются на помощь не только блаженный Владимир царь с Еленою или с Ольгою, но и многие другие угодники Волынские и имеющие к Волынской земле особые отношения, каковы, например, Стефан «всехвальный Христова стада бывший предводитель и оное богоугодно упасший в неусыпных стражех нощных, всеизрядный Варлаам славу мира сего и вся красная ни во что же вменивый, Никола чудный (Святоша), помощник в скорбех, иже о самем единем слове исцеляше страсти немощных»; Михаил, Илларион и другие святители Российские, в том числе и святитель Петр, Киприан, Фотий, и Нифонт «божественные иерархи»; Иулиания, присносветящая свеща, елеем благодати одержимая и т.д.³⁹

Этого мало; мы имеем даже положительные сведения со стороны римской церкви, что святые «Елена или Ольга, Василий – Владимир, внук её и сыновья его Давид и Роман или Борис и Глеб, а также Антоний и Феодосий игумены, а с тем вместе конечно и остальные угодники Печерские со святым нашим Феодором Острожским и другими, должны быть приняты (recipiendi) и благочестно почитаемы (rectissime colendi) Римскою церковью наравне с русскими (ruthenis.) И что касается их, продолжает латинский архиепископ Северины, Николай Карминий Фалко, митрополит Брутийскии (in Brutiis ulterioribus), то об них рассудил собор Замойский (униатский), на котором (бывшем 1720 году) председательствовал высокопочтеннейший Иероним Гримальди, на ту нору апостольский нунций в Польше. Утвержденный Венедиктом ХIII; собор этот, как говорит Фалко, определил, для почитания в Литве – Бориса и Глеба, по уставу и особой службе (officio proprio), 2-е число месяца мая в воспоминание перенесения их мощей 1072 года, и 24 день июля в память их кончины. За сим память Василия-Владимира положена 15 июля; память Елены или Ольги устав русский полагает июля. И поляки все, заключает Фалко, чтут оных чествованием благоговейным,⁴⁰ тем более, прибавляет от себя, что сама Римская церковь прямо даже повносила имена многих из них в свои святцы, наравне с самими знаменитейшими своими святыми: Францисками, Пиями, Людовиками и т.п.⁴¹ Не говорим уже о святых Кирилле и Мефодие, которых латитиняне чтут особою службою с назначением им особого дня памяти (10 марта) и т.п.⁴²

Подобно этому, тот же Фалко не отказывает в признании святости святителя Петра, – напротив того прямо сознается, что об нем, да еще о святителе Алексие он слышал, что «они вели жизнь не порочную и творили знамения и чудеса» (prodigia et miracula). Об них, говорит Фалко, упоминает Мейерберг и Олеарий в третьей книге своих путешествий; они полагаются в греко-московских святцах папеброхия; равным образом их помещают у себя русские книги, как-то: Трефолой, Устав или Густав (ustavus vel Gustavus), часослов и другие. Потому, продолжает Фалко, если угодно, примем оных и мы (т.е. латиняне) и внесем в Римский мартирологий. Во всяким случая, о Петрие и Алексии, митрополите я знаю, заключает Фалко, что они почитаются литовско-русскими униатами, – и этого им Римская церковь не утверждала, но и не запрещала.⁴³

И мы имеем документы, что еще задолго до Фалко (которого сочинение напечатано в 1755 году) многие латинские писатели, в том числе самые иезуиты, с утверждения высшей административной власти, даже епископов и домашних прелатов, как Алоизий Кулеш, за апробацией Константина Казимира Бржостовского, епископа Виленского (1764), прямо называли святителя Петра святым Петром, хотя и старались объяснить эту святость своеобразно мнимым единением с Римскою церковью. То же самое читаем у помянутого Кулеша и о святых угодниках Киево-Печерских, которых он также именует не иначе, как святыми Печерскими, признает их нетление, чудеса и тому подобное.⁴⁴

А там, повторяем, между другими почивает родной наш святой угодник преподобный Феодор, князь Острожский, святая Иулиания Ольшанская и многие другие святые, находящиеся в ближайших отношениях к Волыни, как-то: преподобный Варлаам, Никола Святоша, святитель Нифонт и другие.⁴⁵

Наконец известно, что почаевские базилиане хотели было даже канонизовать преподобного Иова игумена Почаевского, и поэтому поводу, с участия известного строителя Лавры графа Николая Потоцкого, заводили особую переписку с Римским двором.⁴⁶ Не наша вина, что папа не уважил этой просьбы, и отказал на том основании, что преподобный Иов был ревнителем православия против папизма. Но для нас важен факт, что латино-униты в свое время так уважали и признавали святость, нетление и чудотворения угодника Божия, что за них не побоялись даже ходатайствовать у папы Римского.

Что же это все такое, как не признание со стороны самих же латинян той простой истины, что прославленные у нас на Волыни святые угодники Божии суть поистине святые, а потому, разумеется, также достойны уважения и почитания с их стороны, как и святые вообще признаваемые Римскою церковью? А вместе с сим, какой отселе великий урок для всех ополяченных обитателей Волыни, имеющих в лице указанных святых мужей таких родственных и Богом прославленных представителей православии! Не забудем при этом, что все эти святые всегда оставались русскими среди всех политических бурь и религиозных треволнений нашего края, а потому, разумеется, и всех своих почитателей и последователей, желающих и обязанных подражать их жизни и деятельности, по необходимости призывают быть русскими, истина особенно поучительная и назидательная для тех из ополяченных обитателей западной России, которые когда то были православными русскими, и только теперь, вследствие принятия латинской веры, сделались врагами православия и русской народности.

4. При этом без сомнения, желательно было бы отыскать такие особенные периоды в истории православной Волынской церкви, по которым можно было бы распределить изложение жизнеописаний святых угодников Волынских и других святых, принимавших участие в исторических судьбах Волыни, для более точного и основательного почитания их жизни и отношения к окружающей среде. Такие периоды всего яснее определяются ходом исторической церковной жизни на Волыни и соответствующими политическими и гражданскими обстоятельствами земли Волынской – от первоначального просвещения Православной Волынской епархии христианскою верою с половины IX века до начала XVIII века, когда поступил в Московскую академию на службу и, таким образом, перенес свою деятельность на Север России последний из святых угодников, принадлежащих истории Волынской церкви – святитель Иннокентий Иркутский.

В этом отношении история вообще представляет следующие периоды:

1) От начала христианства на Волыни с половины IX века до смерти святого равноапостольного князя Владимира: «Волынь, получающая первые лучи христианства из Моравии и за тем совершенно просвещаемая христианскою верою с окончательным присоединением её к великому княжеству Киевскому».

2) От святого Владимира до подчинения Волыни владычеству князей Литовских: «время тяжелых смут и неурядиц удельного времени, сопровождаемых постоянными набегами диких орд и непрерывными покушениями со стороны латинян на подчинение земли Волынской незаконному владычеству папы Римского».

3) Время Литовского владычества или так называемый период Литовский, кончившийся окончательным разделением митрополий со смертью Всероссийского митрополита Ионы († 1461); и наконец

4) времена унии и польского преобладания, и открытого гонения латинян и униатов на веру православную от брестской унии до первых годов XVIII века и вообще до наших времен.

Соответственно этому мы и разделим свое обозрение на следующие четыре отдела:

Отделение первое – с половины IX века до 1015 года, куда относятся следующие святые угодники, находящиеся в духовном союзе и в ближайших отношениях с землею Волынскою:

1) святые равноапостольные братья Кирилл († 869) и Мефодий († 885);

2) Святая блаженная княгиня Ольга († 969)

3) Святой равноапостольный князь Владимир († 1015).

Отделение второе – с начала XI века до 1326 года, куда относятся святые угодники Волынские и другие, проживавшие на Волыни и посещавшие её пределы во времена удельной системы, каковы:

1) Преподобный Варлаам, игумен Киево-Печерский († 1065);

2) Святой благоверный Ярополк, князь Владимиро-Волынский († 1086);

3) преподобный Стефан епископ Волынский († 1094);

4) преподобный Нестор летописец († княгин4);

5) святой благоверный князь Мстислав († 1132);

6) преподобный Никола Святоша, князь Луцко-Черниговский († 1142);

7) святитель Нифонт Новгородский († 1156);

8) святой Андрей Боголюбскиии († 1174);

9) блаженный Олег, князь Брянский (†1285);

10) святитель Петр, митрополит Киево-Московский († 1326).

Отделение третье – от первой половины XIV века до 1550 года, куда относятся святые, находящиеся в ближайших отношениях к земле Волынской во времена владычества Литовского и разделения митрополий, как-то:

1) святой Феогност митрополит Киево-Московский († 1353);

2) святитель Киприан, митрополит Всероссийский († 1406);

3) святитель митрополит Фотий († 1431);

4) преподобный Феодор, князь Острожский († 1435);

5) блаженная Иулиания, княжна Ольшанская († 1550).

Отделение четвертое и последнее – с половины XVI века до наших времен, куда относятся святые угодники, просиявшие на Волыни и из Волыни во времена унии и латино-польского преобладания, каковы:

1) преподобный Иов, игумен Почаевский († 1651);

2) священномученик Макарий, архимандрит Овручский († 1653).⁴⁷

История свидетельствует, что еще в первые времена славянской истории, когда св. равноапостольные братья Кирилл и Мефодий начали впервые посылать из Моравии проповедников в соседние страны, то вместе с этим, по преданию, они посылали таковых в Силезию, Польшу и соседнюю Русь.⁴⁸ А это всего ближе указывает на древнюю Волынь, которая непосредственно граничила с Польшей и, таким образом, из всех западных окраин России находится, так сказать, в непосредственном, соседственном отношении к странам, получившим свет христианства от святых первоучителей славянских.⁴⁹

И действительно, в акте, составленном по случаю присоединения моравского архиепископа к пражскому, восточные границы первого указаны по рекам – Бугу и Зтиру или Стыри, протекающих, как известно, в пределах Волынской губернии.⁵⁰ Основываясь на этом, равно как и на других богемских летописях известный исследователь славянских древностей г. Мацеевский положительно свидетельствует, что «страна, лежащая между Стырью и городом Луцком (близь которого протекает река Стырь) и рекою Бугом (который протекает вблизи Владимира-Волынского) некогда входила в состав Мефодиевой епархии, из которой получила и свет христианской веры».⁵¹

Нет нужды доказывать основательность этого мнения, особенно если вспомним, что в самом Киеве, еще до княжения св. Владимира были христиане и даже находилась церковь во имя пророка Илии.⁵² А это само собою поставляет св. Кирилла и Мефодия в самые непосредственные отношения к земле Волынской, во имя которой оба эти святые также, без сомнения, могут и должны быть признаны в числе ближайших-старейших её покровителей и заступников наравне со всеми остальными угодниками Волынскими, и другими святыми, принимавшими ближайшее участие в исторических судьбах Волыни.⁵³

Начало этой просветительной деятельности святых братьев относится ко второй половине IX века, около 860–865 годов по РХ, когда избранные константинопольским двором и патриархом (известным святителем Фотием), Константин (в схиме Кирилл) и Мефодий, по просьбе моравских князей Ростислава, Святополка и Коцелла, оставили Царьград и отправились на проповедь в Панонию.⁵⁴

На сем пути святые братья прежде всего обратили к вере болгарского князя Бориса, который не только сам принял крещение, но и сделался ревностным проповедником Евангелия между своими подданными. С своей стороны моравские князья то же привяли святых Константина и Мефодия с великою честью и, собрав учеников, дали им в научение книжное. Святые братья с апостольскою любовью посвятили себя этому великому служению, учили детей и устроили богослужение на славянском языке. В то же время, одушевляемые святою ревностью, они в течении четырех с половиною лет переходили из одной области в другую, и рассылали проповедников в соседние страны, всюду проповедуя слово Божие и уча народ на родном языке (около 860 года) «И ради быша словены, как говорит отечественный ваш летописец, преподобный Нестор, слышаще величия Божия своим языком».

В то же время, без сомнения, эта великая радость впервые посетила и землю Волынскую, потому что именно к этому времени предание и относит первое посольство Кирилло-Мефодиевых проповедников в соседние страны Силезии, Польши и Руси, а следовательно, как мы уже заметили, и нашей Волыни.⁵⁵ «Они, т.е. Кирилл и Мефодий, рукоположиша до вольное число священников; христианство же паче и паче умножашеся. Якоже они всюду христианство по учению греческие церкви основаху и утверждаху свидетельствует образ церквей, иже сооружено быша в Силезии, Польше, России и прочих. Во вся сия земли посылаху они проповедников».⁵⁶

Но не рады были тому питомцы Рима, немецкие епископы, заведовавшие тогда духовными делами Моравии, искони, как и теперь, находящейся в составе патриархата папы римского. Они осыпали бранью славянских проповедников за славянское богослужение, и за учение несогласное с их невежеством, и наконец перенесли свои жалобы на суд тогдашнего папы римского Николая, известного своею борьбой за первенство с патриархом Фотием.

Папа потребовал святых братьев к себе (867 год). Далекие от того раздора, который зачался тогда в высших сферах церквей и смотревшие на папу, как на обыкновенного правоверного патриарха, в области которого они действовали, Константин и Мефодий не решились противиться призыву; взяли с собою обретенные ими в Крыму мощи св. Климента и чрез землю Коцелла отправились в вечный город по востребованию. Но они были еще на пути (продолжая по дороге всюду проповедовать на славянском языке и устроять славянское богослужение), как смерть постигла папу Николая. Преемник его Адриан, опасаясь потерять влияние свое на Моравию, как потеряно оно было прежде,⁵⁷ и вместе с сим ласкаясь надеждами на Болгарию, принужден был остаться довольным просвещенными братьями. Мало сего, он счел даже за нужное оправдать славянскую службу особым посланием.⁵⁸ Но на этот раз св. Константину недолго суждено было наслаждаться успехами своего служения. Он занемог в Риме, облекся в схиму и, приняв имя Кирилла, чрез пятнадцать дней скончался – 11 февраля 869 года на 49 году от рождения. Его погребли в храме св. Климента возле мощей угодника, по правую сторону алтаря, где он и доселе почивает.

Исполняя завещание брата, св. Мефодий снова возвратился в Моравию. Но немцы, по-прежнему, с жестокостью восстали против его проповеди, и в пылу неразумной ревности своей к латинству, преследовали его до самого гроба. В 809 году папа Иоанн VIII, по их настоянию, даже запретил славянскую литургию, и потребовал св. Мефодия снова в Рим для объяснения. При всем этом, однако, при всем противодействии немецкой жадности, корыстолюбия и властолюбия, при всем противодействии невежества, к концу жизни св. Мефодия, все славянские племена, начиная с Хорватии и Далмации, до самых границ Полыни и России слушали его славянскую службу и читали св. писание на родном языке. Те из них, которые до этого времени еще не были крещены, как например, Чехия с её князем Боривоем, приняли св. крещение по проповеди Мефодия. Само моравское государство, широко раздвинутое Святополком, заключало в пределах своих несколько славянских племен; а с распространением государства моравского распространилась и святая вера.

Тем более при таких обстоятельствах весьма естественно могли входить в состав Мефодиевой архиепископии и другие области юго-западного края России, и кто знает, может быть еще во времена св. Мефодия, Волынь, единственная из областей русских, оглашена была теми родными звуками славянской службы, которыми вся Россия наслаждается доселе, и которые с самых первых времен послужили и теперь служат залогом её благоденствия и славы. Не даром же, повторяем, сохранились известия, что моравская Мефодиевская епархия простиралась до рек – Буга и Стыри.⁵⁹

На конце дней своих, как повествует житие св. Мефодия, он посетил Царьград, куда звал его царь, желая принять от него благословение, как от достойнейшего и почтеннейшего. Мефодий с радостью побывал в городе, где провел лучшие годы молодости, и одаренный царем, воротился в свою епархию, где вскоре и скончался 6 апреля 885 года и погребен в Велеграде, во храме Пресвятой Богородицы, против алтаря в стене.

Память св. равноапостольных братьев празднуется у нас 11 мая. Кроме того в древних месяцесловах особо полагалась память св. Кирилла в день его кончины – 14 февраля,⁶⁰ и особо память св. Мефодия, также в день его смерти, 6 апреля.⁶¹ Церковь латинская чтит обоих святых братьев вместе 10 марта,⁶² почтив их особою службою.

Не без причины почитаем мы приснопамятные действия блаженной Ольги под Коростеном относящимися к истории Волынской, потому что земля Древлянская с городами Коростеном, Овручем и другими не только теперь находится в пределах Волынской губернии, но и издревле составляли одно с Волынскою землею как в отношении гражданском и политическом, так и в религиозном.

И как покорение дулебов и других обитателей Волыни по всей справедливости приписывается Олегу, который, по преданию, водил уже волынцев с собою в поход на Грецию, так и первоначальное сближение земли Древлянской с землею Волынскою без сомнения должно быть отнесено к св. Ольге, как покорительнице древлян и первой строительнице земли Русской.

Начало известных отношений св. Ольги к древлянам относится, как мы знаем, ко времени смерти её мужа Игоря, убитого древлянами (около 945 года).

При первой вести о несчастной кончине великого князя, Ольга и сын её Святослав были поражены самою жестокою скорбью. Между тем древляне, убив Игоря, держали совет о том, каким образом природному князю их сделаться властелином всей Руси, и в числе последних средств придумали, что князю их Малу всего естественнее жениться на овдовевшей русской княгине; малолетнего же наследника престола они полагали извести в последствии. С этою целью древляне снарядили особое посольство в Киев из 20 человек, которым поручено было сделать Ольге предложение на счет замужества с их князем; в случае же отказа они должны были объявить Ольге, что к этому она будет принуждена силою.

Послы по Днепру прибыли в Киев. Великая княгиня приняла их с почестями, пригласила во дворец, спрашивала, благополучно ли они путешествовали. После этого послы с поклоном предложили Ольге цель своего путешествия.

– Земля древлянская, говорили они, послала нас к тебе умолить, чтобы ты не гневалась за смерть своего мужа, который угнетал нас налогами и приводил в разорение. Наши князья напротив стараются устроить землю и водворить всеобщее довольство. Пославший же наш правитель лучше всех: он кроток, милостив и к тому еще молод и миловиден собою. Что бы тебе пойти за муж за него? Ты была бы госпожою не только над Русью, но и над нами, над нашею древлянскою землею.

Скрывая чувства негодования и печали, Ольга отвечала:

– Люба мне речь ваша, ведь мне не воскресить уже мужа, вдовой же оставаться и при малолетстве сына управлять державою, я не вижу никакой возможности, так что действительно, мне остается одно, выйти за вашего молодого князя.

– Идите же теперь на покой в лодки ваши, скромно прибавила Ольга, завтра утром я приглашу вас на большой пир, которым я хочу показать, как дорожу и горжусь сделанным мне предложением; а как утром я пришлю за вами, вы покажите свое достоинство; откажитесь идти пешком на пир и ехать на лошадях; пусть мои люди понесут вас на себе, в собственных ваших лодках.

Между тем когда послы удалились, Ольга вместо приготовления пира, приказала выкопать на своем загородном великокняжеском дворе огромную яму. Утром верные люди сосланы были пригласить сватов на ширь. Помня хороню наставление Ольги, неразумные древляне отвечали:

Мы не намерены идти пешком, да и ехать не согласимся. Если же княгиня ваша непременно хочет видеть нас у себя, то пусть прикажет нести нас в лодках наших на ваших головах.

– Нам все равно, отвечали мнимо-покорные послы Ольги, мы люди подвластные, нести так нести. Хотя вы и убили нашего князя, но за то государыня наша собирается быть женою молодого князи вашего.

Таким образом древляне были подняты на головы киевлян, и сидя важничали, когда понесли их на теремный государев двор. Несчастные не знали своей участи, как вдруг, согласно приказанию Ольги, их принесли и бросили в приготовленную яму, как есть в лодке. Ольга смотрела на это из окон своего терема: потом, пришедши к яме, нагнулась и спросила находящихся в ней: «нравится ли им такая почесть?»

– Ох! пуще нам Игоревой смерти, возопили несчастные, ты умеешь хорошо льстить, наша смерть лютее Игоревой.

И действительно яма немедленно была засыпана и послов не стало.

«После этого Ольга послала от себя послов в землю древлянскую, чтобы те объявили древлянам, что если они желают видеть её за своим князем, – то пусть пришлют в Киев по больше из среды себя знаменитых мужей, – которые бы сопровождали ее в поезде к жениху для большего великолепия: «А то, пожалуй, велела прибавить Ольга, киевляне меня не пустят».

Недогадливые древляне тотчас снарядили пятьдесят самых знатнейших из придворных, державших их землю, и послали за Ольгою.

Как и прежних послов великая княгиня то же сначала по-видимому приняла с почетом, потом распорядилась, чтобы они прежде всего, по русскому обычаю, сходили в баню, и после того явились к ней отдохнувши. Древляне с радостью согласились на это предложение. Но лишь только они вошли в баню, слуги княжеские немедленно забили все двери, и обложив баню соломой, зажгли ее, и таким образом лишили жизни и это второе посольство древлянское.

После этого, действительно нимало не медля, Ольга снарядилась в путь, предварив древлян, что прежде, чем венчаться с их князем, она хочет тотчас по обычаю совершить тризну над могилою убитого Игоря, а потому они бы приготовили по больше медов и других напитков для достойного поминовения покойного. Древляне беспрекословно повиновались воле своей будущей повелительницы, и с охотою сделали всевозможные приготовления к её приему.

Но великая княгиня спешила к ним не для замужества, а для мести.

Не будем удивляться этому действию, как очевидно несогласному с памятью Ольги, как святой и чтимой нашею Православною Церковью. Надо помнить, что это делает Ольга еще задолго до своего крещения. К тому же в этом случае она действительно под влиянием родового обычая славян, считавших месть, наравне с другими народами древности, неприкосновенною, священною заповедью.

На встречу новоприезжей из главного древлянского города Коростена,⁶³ вышли древляне в праздничных нарядах, с изъявлением торжества и радости. Ольга прежде всего отправилась на могилу и, горько поплакав на ней и, совершив обряд поминовения, приказала насыпать над нею огромный курган, а сама обратилась к древлянам.

Смирные древляне начали упрашивать Ольгу, чтобы она не сердилась на них за смерть мужа; объяснили, что Игорь поступал с ними жестоко, что они считают ее такою милостивою и доброю, как их князь.

– Да я и не печалюсь уже о покойном муже, отвечала Ольга, я сделала для него все что следовало; теперь больше ни о чем не думаю, как только о предстоящем венце и новой судьбе своей.

И сбросив печальную одежду и облекшись в светлые ризы, великая княгиня пригласила древлян заняться пиром.

– А где же наша дружина, что мы посылали за тобою, спросили древляне?

– Идут за мной вместе с дружиною моего мужа, отвечала Ольга.

И жители Коростена охотно взялись за свои меды. Но лишь только они опьянели, Ольга велела своей дружине рубить всех. Мечи, ножи и копья засверкали над пирующими – и перебили множество народа. За тем Ольга поднялась, и возвратилась в Киев.

На другой год она снова отправилась с войском в землю древлянскую, взявши с собою и своего малолетнего сына Святослава. Нона этот раз древляне решились то же постоять за родину. Сражение открыл малолетний Святослав, бросив на неприятелей копье, которое пролетев между ушей коня, ударило его же в ноги. Тогда воеводы Свинельд и Асмуд – воспитатель Святослава закричали:

– Князь уже начал, дружина вперед!

Обе стороны сошлись и бились жестоко. Наконец древляне должны были уступить и заперлись в своих городах. Ольга снова пошла под Коростень и целый год держала его в осаде. Коростенцы тоже не думали сдаваться. Тогда Ольга придумала новую хитрость. Она послала сказать осажденным, что напрасно они так упорствуют, что другие города уже давно сдались и им пора сделать то же самое.

– И мы не прочь от того, отвечали осажденные, да боимся, что ты вновь будешь мстить за убитого мужа.

Ольга отвечала, что она уже довольно отомщена, а потому кроме покорности и дани ничего от них не требует.

– Чего же ты хочешь? Рады служить медом и мехами.

– Теперь вы уже слишком разорились от осады, отвечала Ольга, и не можете мне внести ни меду, ни воску, ни мехов, ни коней, ни другого имущества; потому в знак покорности вашей пришлите мне только по три голубя и по три воробья с дому. Для меня и того будет довольно.⁶⁴

Коростенцы не могли не посмеяться такой, ко их мнению, женской прихоти, и, собрав требуемых птиц, с поклонами отправили к Ольге.

– Теперь я вижу покорность вашу, сказала Ольга, идите и успокойтесь. Завтра же будет снята осада, и я отправлюсь к себе домой.

Между тем когда коростенцы удалились, Ольга приказала роздал каждому из своих ратных людей по голубю, другим по воробью, с тем чтобы они привязали к каждой из них по куску серы с зажженным холстом, и с наступлением вечера пустили в город. Получив свободу, птицы полетели в свои гнезда, и Коростень запылал со всех сторон. Тогда пользуясь смятением пожара осаждавшие кинулись на встречу бегущим и начали новое страшное побоище, в котором били всех, кто попадался под руку; иные сгорели с женами и детьми, другие потонули в реке. Сам молодой древлянский князь был убит воинами Ольги. Остальные частью уведены в плен, частью на месте были обложены страшною данью.

После этого древляне уже не стали сопротивляться и совершенно были покорены владычеству Киева. Предание говорит, что немедленно после мести над древлянами, Ольга с сыном и дружиною пошла по земле древлянской, всюду установили уставы и уроки, т.е. делая определения, как что делать, и назначая всякие обязанности, которые побежденные должны были выполнять к определенному сроку.⁶⁵ Памятником пребывания св. Ольги на Волыни и доселе служит так называемая Игорева могила, которая находится в Волынской губернии Овручского уезда в 5 верстах от местечка Искорости, но левой стороне почтового тракта из Овруча в Житомир, за рекою Ушью. Это курган умеренной величины, насыпанный, как говорит местное предание, великою княжною Ольгою над Игорем в 945 году, после тризны над могилою супруга убитого древлянами.⁶⁶

Подобно этому в том же местечке Искорости, среди реки Уши находится камень, в средине которого видно углубление, издревле называемое туземцами Ольгиной купальней. Рассказывают, что, завладев Искоростью или древним Коростеном, Ольга купалась на этом камне.⁶⁷ Сюда же должен быть отнесен находящийся в Овручском уезде на границе Словечанского имения с Прибытковским ключом особого рода колодезь, издревле называемый Иожиным; по местным преданиям колодезь этот то же выкопан по повелению княгини Ольги во время похода её на древлян.⁶⁸ Наконец там же в пределах Овручского уезда находится «грот» св. Ольги; скала на которой указывают следы копыт лошадей св. Ольги и её сына Святослава и т.д.⁶⁹

После распоряжений в земле древлянской, Ольга, чрез год пошла с тою же целью на север в Новгород, и здесь то же устрояла логовища, погосты и деши, всюду стараясь водворить правосудие, мир и порядок. Наконец в 957 году, она отправилась в Константинополь и там приняла святое крещение, при императорах Константине Багрянородном и Романе, и патриархе Полиевкте.

Единственною целью её по возвращении из Константинополя было направить на путь веры своего сына Святослава; но на все увещания матери Святослав отвечал упорным отказом. Христианская вера не нравилась воинственному и суровому князю, который, как только Ольга передала ему власть в руки, со всею ревностью предался страсти к походам и завоеваниям. Тогда св. Ольга обратила внимание на своих внуков и в сердце особенно любимого ею Владимира успела сделать то, в чем так упорно отказывал сын её.⁷⁰ Вместе с сим, не взирая ни на какие препятствия со стороны Святослава и дружины его, св. Ольга употребила все зависевшие от неё меры к распространению святой веры между россиянами и в среди этих блаженных подвигов скончалась 11 июля 969 года.

В этот же день св. Церковь совершает и её память.⁷¹

Святая равноапостольная княгиня Ольга действовала на Волыни в то время, когда еще была язычницей; напротив того жизнь и труды святого Владимира для земли Волынской относятся к самым лучшим временам его жизни после просвещения христианскою верою.

Это было, как известно, в 988 году. С того времени распространение святой веры сделалось, можно сказать, главною задачею жизни св. Владимира. В следствие итого, вскоре после крещения киевлян, желая, но свидетельству современника, сообщить всем подданным своим «лучшую веру»,⁷² равноапостольный князь, как повествует Нестор, «нача ставити по градом церкви и попы, и люди на крещение приводити по всем градом и селом».⁷³ Мы не знаем, говорит автор очерка «Православной церкви на Волыни», какие именно города и села разумеет здесь летописец, потому что он не называет оных по именам».⁷⁴ Но по ходу событий и географическому положению городов, нельзя не согласиться с автором Истории Русской церкви, что слова преподобного Нестора прежде всего должно отнести к городам и местам, окружавшим Киев, а таковы, по свидетельству того же автора, были: Переяславль, Чернигов, Белгород и Владимир-Волынский.⁷⁵

«Можно думать, прибавляет другой знаменитый историограф русской церкви, что святая вера насаждена еще при Владимире во всех тех городах и областях, которые он роздал своим детям в уделы, следовательно, кроме Новгорода и Ростова: в Полоцке, Турове, земле древлянской, Владимире-Волынском, Смоленске, Пскове, Луцке, Тмутаракане, и в пределах Муромских».⁷⁶ И действительно известно, что св. Борис например, содействовал утверждению христианства в Ростове, Мстислав в Тмутаракане; Судислав в Скове; Изяслав в Полоцке и св. Глеб в Муроме.⁷⁷ Почему же не предположить этого самого о Волынских князьях Позвезде Луцком, Всеволоде-Владимирском⁷⁸ и Святославе Древлянском. Не даром же летописец замечает о всех детях св. Владимира без исключения, что великий князь «посла с ними священника, заповедая сыном своим, да кождо во области своей повелевает учити и крестити людей и церкви ставити; еже и бысть».⁷⁹

Таким же образом, но свидетельству истории, св. Владимиру принадлежит основание первой Волынской Иерархии. В рукописном житии святого Леонтия епископа Ростовского читаем: «А тех четырех епископов Владимир посла по градам: Новгород нарече епископию, посади в нем первого епископа Иоакима. Другого Ростову – Феодора, порицаемого, посла его с сыном со князем Борисом. Третьего в Чернигов, четвертого в Волынскую землю. И тем же си четыре епископы первопрестольницы нарицаются, яко же от сих нача множитися правоверная вера христианская. И оттоле начата ставити по иным градом епископы – в Новгород, в Полтест, в Волынскую землю».⁸⁰

То же самое подтверждают Никонова летопись и Степеная книга. По их свидетельству современник святого Владимира, второй русский митрополит Леонтий, в 992 году поставил епископов: прежде всего в Новгород и Ростов, потом в Чернигов, Белгород и Владимир на Волыни»⁸¹ И этого, как пишет преподобный Филарет, нельзя не принять; ибо отдаленные от Киева – Новгородский и Ростовский епископы не могли часто собираться в Киев для совещаний, о чем однако говорит митрополит Илларион.⁸² Кроме того, по свидетельству автора Степенной книги, – св. Владимир, вознамерившись разделить государство на уделы, совещал предварительно благой совет с митрополитом Леонтием, еже бы разделити ему землю русскую в наследие сыновом своим и устроити в градах епископы во исполнение благочестия, и потому, посылая каждого из сыновей своих в назначенный ему удел, заповедал им между прочим советами со епископы;⁸³ только «вследствие вскоре последовавшей кончины князей и уничтожения самых уделов, по свидетельству преосвященного Макария, не утвердились предполагавшиеся епископские кафедры в Смоленске, Луцке земле древлянской.⁸⁴

Первые храмы христианские на Волыни то же воздвигнуты св. Владимиром, основав, по свидетельству летописи, или точнее украсив и укрепив в свое имя город Владимир Волынский,⁸⁵ св. равноапостольный князь в то же время соорудил здесь первый кафедральный каменный храм, во имя успения Божией Матери,⁸⁶ развалины которого и доселе находятся в одной версте от этого города.⁸⁷ Едва ли еще не раньше этого построена здесь св. Владимиром другая каменная церковь, которая по христианскому его имени названа и доселе называется Васильевскою.⁸⁸ Предание говорит, что эта церковь построена в один день войском великого князя в память победы, одержанной над ляхами (вероятно после войны с хорватами.⁸⁹ Благодарный Богу за одержанную победу князь велел каждому из своих воинов снести по одному кирпичу и воздвигнуть в один день эту святыню, которая между прочим уцелела и до настоящего времени, и действительно своею старинною и вместе с тем довольно не красивою архитектурой, много свидетельствует, как о глубокой своей древности, так и о том, что она сооружена с великою поспешностью.⁹⁰

Подобно этому также и доселе существует в селе Зимном в 4-х верстах от Владимира древняя каменная церковь, по свидетельству церковной описи то же построенная св. Владимиром.⁹¹ Здесь же и доныне хранится драгоценная святыня Владимирова, – благодатная икона Божией Матери, которою по преданию константинопольский патриарх благословил царевну Анну на брак с Владимиром, и оставленная блаженною четою в наследие Зимнецской церкви.⁹² Святым Владимиром устроены также храмы: св. Василия великого в городе Овруче, святого Димитрия в городе Луцке и другие.⁹³ Кроме этого, известно, что еще при святом Владимире устроены были на Руси при церквах приходские училища, где воспитывались дети под руководством местных священно и церковно-служителей; «и послав (Владимир) по всем градом своего царства и по странам, и повеле дети отымати у нарочитых людей и учити грамоте»,⁹⁴ и таким образом, по свидетельству летописи, бысть множество училищ книжных.⁹⁵

Между прочим, одно из таковых училищ, по преданию, было заведено также и на нашей Волыни в городе Владимире, как догадываются епископом Фомою, – греком, который был посылаем св. Владимиром в пределы западной России для распространения святой веры.⁹⁶

Среди таких и подобных трудов св. Владимир не стремился более к расширению русских пределов, как это было до крещения, а заботился главным образом только о том, чтобы обезопасить их от внешних неприятелей особенно от печенегов. С этою целью он построил на юге несколько новых крепостей и не раз выводил в поле свою храбрую дружину для отражения хищников. В то же время были открыты св. Владимиром мощи святой Ольги, освящена церковь десятинная и другие храмы в Киеве и его окрестностях, определены разные гражданские и судебные постановления, соединенные с постоянными делами любви и милосердия и т.п. К этому же времени, наконец относится и разделение Русского государства на уделы. Между прочим, отправляя в уделы сыновей своих великий князь отпускал каждого с особыми благоразумными пестунами, которые должны были приучать молодых князей к делам правительственным. Но сыновья св. Владимира были еще слишком молоды и не образованны, чтобы во всей точности понять и оценить намерения своего отца, желавшего иметь в их лице лучших себе помощников в управлении государством. Они думали только о себе и потому еще при жизни отца начали бороться за мнимые права свои. Первый дерзнул подняться, и при том против самого отца своего, Ярослав Новгородский, объявивший себя независимым (1114) и отказавший в обычной дани, которую ежегодно посылали великому князю и его телохранителям наместники Новгородские. Оскорбленный отец приказал готовиться войску к походу на Новгород, чтобы наказать ослушника, но в это время разболелся и 15 июля 1115 года скончался в любимом селе своем Берестове.

Память святого Владимира 15 июля, в день ого кончины.

По свидетельству преподобного Нестора блаженный Варлаам был сын знаменитого воеводы времен великого князя Изяслава Ярославича, – Яна Вышаты, мужа известного своими военными подвигами и примерным благочестием. Еще будучи юношей, Варлаам нередко приходил к преподобному Антонию и ученику его Никону слушать их наставления; и эти наставления наконец до того воспламенили сердце молодого боярина, что он «решился жить в пещере, презрев все в жизни сен и ни во что вменив славу и богатство».⁹⁷ Объявив однажды об этом намерении своем преподобный Антонию и получив от него благословение, Варлаам, на другой день, оделся в светлые ризы, сел на коня и поехал к пещере отцов, которые, видя твердую волю юноши посвятить себя на служение Богу, с радостью постригли его и облекли в монашескую одежду, наименовав Варлаамом.

Вскоре узнал об этом отец Варлаама. Отправившись в монастырь, он взял из него своего сына, снял с него монашеские облачения, и облекши его в светлые одежды, связанного привез домой. Здесь к довершению соблазна Ян Вышата приказал накрыть для Варлаама роскошный стол и при нем присутствовать женщинам, одетым в богатые роскошные платья. По ничто не помогло поколебать молодого воина Христова. Три дня пробыл Варлаам в доме отца, не вкушая никакой пищи, и не облачаясь в одежды. Тогда, видя полную непреклонность юноши, Вышата призвал к себе Варлаама, приветливо поцеловал его и отпустил в монастырь, среди всеобщего плача семьи и домочадцев.

Возвратившись в пещеру, угодник Божий со всею горячностью сердца предался подвигам смирения и послушания, так что когда преподобный Антоний затворился в кельи пещерной, то на свое место начальником братии назначил благочестивого Варлаама. Блаженный устроил над пещерою первую не большую открытую церковь во имя успения Богоматери, повелел братии собираться туда для молитвословия, вследствие чего, по свидетельству летописи, это место доселе, закрытое глубоким лесом берестовским, с этого времени стало на виду всех.

Впрочем, преподобный Варлаам не долго пробыл игуменом Печерской братии. Вскоре по воле Великого князя он был переведен в монастырь св. великомученика Димитрия и в нем поставлен игуменом.⁹⁸ Это было в 1057 году. После этого, как сын знаменитого вельможи, располагающий особыми богатыми средствами, преподобный решился посетить святые места; для каковой цели два раза путешествовал на восток сколько для пользы души столько и для блага своей церкви, ради которой в особенности старался изучить восточные обряды и обычаи, чтобы потом приложить оные на родине.⁹⁹ Но эти труды вместе с другими подвигами так изнурили преподобного, что на втором пути из Царьграда он уже не мог дойти до Киева. Дошедши, по свидетельству летописца, до Владимира-Волынского, угодник Божий вошел в монастырь, находящийся близь города, называемый святою горою, (т.е. Святогорский Печерский) и в нем с миром почив, окончил жизнь свою.¹⁰⁰

Умирая преподобный Варлаам дал заповедь находящимся с ним проводить тело его в монастырь св. Феодосия и там положить; а все что купил он в Константинополе, как то иконы и другое необходимое повелел отдать блаженному.

Воля святого мужа была исполнена немедленно. По приказанию Печерского игумена Никона тело его из монастыря Святогорского было перенесено в монастырь Печерский и здесь положено на правой стороне церкви, где и доселе почивает в пещерах преподобного Антония.¹⁰¹

Память преподобного Варлаама празднуется в Киево-Печерской Лавре 19 ноября, может быть в день его кончины, когда он умер на Волыни.¹⁰²

Правнук святого равноапостольного Владимира, блаженный Ярополк, во св. крещении Петр, был сын великого князя Киевского Изяслава Ярославича. История ничего не говорит нам о времени его рождения. Известно только, что Ярополк был третий сын Изяслава, и один из сыновей этого князя с самих ранних лет принимал непосредственное участие в делах отца своего.

В первый раз его имя встречается в истории в 1070 году, в борьбе Изяслава с Всеславом Полоцким, по утверждении Изяслава на великокняжеском престоле; после первого его изгнания (1069).¹⁰³ Известно, что после этого изгнания Всеслав быль избран киевлянами и объявлен великим князем Киевским. До сего времени Изяслав держал Всеслава у себя в Киеве, в темничном заключении. Потому, возвратившись на отчий престол, Изяслав немедленно изгнал Всеслава из Полоцка, куда тот удалился было по возвращении Изяслава, и посадил там сына своего Мстислава. За тем, когда Всеслав потерпел поражение под стенами Новгорода (1069), Изяслав послал против него Ярополка, который в следующем (1070) году разбил Всеслава у Голотичска,¹⁰⁴ и заставил его помириться с отцом своим.¹⁰⁵

Вскоре после этого Изяслав должен был снова бежать из Киева, оставив великокняжеский престол брату своему Святославу (1073) Вместе с ним отправился в изгнание и Ярополк,¹⁰⁶ и на этот раз с отцом своим побывал в Польше, у польского тогдашнего короля Болеслава, и даже в Германии у немецкого императора Генриха IV. У обоих из них Изяслав просил помощи против похитителей своего престола. Но Болеслав, как говорит Карамзин, не хотел искать опасностей в России, взял сокровища Изяслава, и по словам летописца, указал ему путь от себя.¹⁰⁷ Столь же мало успеха имел Ярополк с отцом своим и у немецкого императора. Окруженный в собственном государстве изменниками и неприятелями, Генрих, как говорит Карамзин, послал в Киев Бурхарда, Трирского духовного чиновника, и велел объявить князьям Российским, чтобы они возвратили Изяславу законную власть, или, не смотри на отдаленность, мужественное войско немецкое смирит хищников.¹⁰⁸ Но затем «обезоруженный щедростью Святослава, и не имея никакого способа воевать с россиянами, он утешил изгнанника одним бесполезным сожалением».¹⁰⁹

Это было в 1075 году. Тогда, лишенный надежды на ближайшую помощь соседей, Изяслав решился обратиться к Римскому первосвященнику, и в том же году послал Ярополка в Рим к тогдашнему папе Григорию VII, Гильдебранду. Гордый папа благосклонно принял сына великого князя русского, и в том же году послал посольство к Болеславу, «заклиная его именем Божиим отдать Изяславу все взятое им и его людьми, ибо хищники, писал папа, не внидут в небесное Царствие, ежели не возвратят похищенного».¹¹⁰ Болеслав не посмел противиться папе – и решился помочь изгнанному князю.¹¹¹

Но в это самое время умер в Киеве Святослав (1076), и на его место сел другой брат его Всеволод, который вскоре помирился с Изяславом и снова уступил ему великокняжеский престол (5.07.1077). Тогда Ярополк получил от отца своего удел Вышгородский, который в то время считался одним из старейших уделов в области великого княжества Киевского и большею частью был занимаем наследниками великокняжеского престола.

За сим мы видим Ярополка на войне, которую отец его предпринял на защиту Всеволода, изгнанного из его Черниговской волости беспокойным Олегом Святославичем и его союзником Борисом, сыном Вячеслава. Ярополк выступил к Чернигову вместе с отцом своим, дядей Всеволодом и его сыном Владимиром Мономахом. Уже победа была на стороне великого князя, как вдруг один из неприятельских всадников наехал и ударил Изяслава копьем в плечо. Рана была смертельная, и Изяслав скончался на поле битвы (1078), оставив великокняжеский престол своему брату Всеволоду. Ярополк проводил тело отца до самого Киева, оплакивая его смерть с дружиною: «батюшка, батюшка! говорил он, не без печали ты пожил на этом свете; много напасти принял от людей и от своей братии; – и вот теперь погиб не от брата, а за брата сложил голову». Изяслав был погребен в мраморной раке в храме Пресвятой Богородицы, «где стоял памятник св. Владимира».¹¹²

Известно, что в латино-польской богословской литературе, издавна существует особого рода мнение, в силу которого многие стараются доказать, что на Руси со времен святых Ольги и Владимира существовала непрерывная уния с церковью Римскою до самого митрополита Всероссийского Фотия († 1435).¹¹³ И вот в числе важнейших доказательств этого имения, некоторые латино-польские писатели стараются указать на посольство Изяслава в Рим и на пребывание там блаженного Ярополка у папы Гильдебранда.

После Иллариона (митрополита), пишет иезуит Кулеш, на Руси вступил на митрополию Киевскую Георгий, или Юрий в 1068 год. Что он был в унии с римскою церковью, на это указывает совершившееся во время его управления посольство Русского князя в Рим. Ибо Димитрий, (так называет его Бароний 1075 г.),¹¹⁴ посылал к папе сына своего. Причины этого посольства изложены в послании того же папы к Изяславу. Чрез сына своего Димитрий пожертвовал свое королевство святому Петру, дабы он имел оное из его рук и содержать под своею охраною, и даже хотел учинить ему присягу на верность. Принял это папа и, пиша к Изяславу (lib. 2 epist. 74), желает ему обороны святого Петра и заступления у Господа Бога, дабы и по смерти он удостоился царствия вечного.¹¹⁵

Заметим кстати, что такой же почти взгляд на это обстоятельство имеют и некоторые наши отечественные писатели. «Изяслав, говорит Карамзин, обратился к папе, с явному в истории Григорию VII, хотевшему быть главою всеобщей монархии или царем царей, и послал в Рим сына своего. Жертвуя властолюбию и православием Восточной церкви, и достоинством государя независимого, он признавал не только духовную, но и мирскую власть папы над Россией, требовал его защиты и жаловался ему на короля польского».¹¹⁶

Но достаточно прочитать пресловутую грамоту папы Григория к Изяславу, чтобы не только, по словам преподобный Макария, до некоторой степени усомниться в справедливости папского к Изяславу послания;¹¹⁷ но даже и совсем убедиться в его неосновательности и несправедливости.

Григорий VII писал к Изяславу:¹¹⁸ «Григорий епископ, слуга слуг Божиих, Димитрию, князю Россиян (Regi Russorum) и княгине, супруге его, желает здравия и посылает апостольское благословение».

«Сын Ваш, посетив святые места Рима, смиренно молил нас, чтобы мы властью святого Петра утвердили его на княжении, и дал присягу быть верным главе апостолов. Мы исполнили сию благую волю – согласную с вашею, как он свидетельствует – поручили ему кормило государства Российского именем верховного апостола, с тем намерением и желанием, чтобы святой Петр сохранил ваше здравие, княжение и благое достояние до кончины живота, и сделал вас некогда сопричастником славы вечные. Желая также изъявить готовность к дальнейшим услугам, доверяем сим послам, из коих один всем известен и друг верный¹¹⁹ – изустно переговорить с вами о всем, что есть и чего нет в письме. Приимите их с любовью, как послов святого Петра; благосклонно выслушайте и несомненно верьте тому, что они предложат вам от имени нашего, и прочее. Всемогущий Бог да озарит сердца Ваши и да приведет вас от благ временных ко славе вечной. Писано в Риме, 15 мая Индикта XIII», (т.е. 1075 года).¹²⁰

Очень могло быть, как основательно замечает преподобный Макарий, что Изяслав отправил в Рим сына своего жаловаться на польского короля, исповедовавшего римскую веру, или даже просить, чтобы папа своею духовною властью побудил Болеслава оказать помощь нашему князю за взятые у него сокровища.

Но как мог русский князь просить себе престола Русского у римского первосвященника, когда знал, что слово последнего не имело в России никакой силы, что его не послушались бы ни народ, ни князья? Как мог Изяслав, бывший уже двукратно великим князем и имевший неотъемлемое право на Киевский престол, просить у папы престола не себе, а сыну своему, когда знал, что это послужило бы только новым, неодолимым препятствием к достижению цели при существовавших тогда княжеских отношениях? Довольно ли уразумел Гильдебранд слова сына Изяслава? Не дал ли им своего более обширного смысла? Не хотел ли только воспользоваться благоприятным случаем, чтобы действовать на Русского князя, а чрез него и на русскую церковь для привлечения их в свои сети?»¹²¹

Нельзя не согласиться также с свидетельством другого нашего отечественного историка, который прямо говорить, что сам Карамзин «на сей раз мог быть слишком доверчив к папе, браня Изяслава, что он будто бы жертвовал властолюбию и православием церкви, и достоинством государя». «Действительно Карамзин, не видевший всей переписки пап с русскими, на сей раз мог быть слишком доверчив к папе. Много примеров было тому, что папа принимал поклон пастырю за поклон подданного царю – и в великолепных надеждах на будущность перестраивал по-своему действительность на бумаге».¹²²

Но даже признавая достоверность послания Григориева к Изяславу, мы должны сознаться, что оно не имело для римской церкви никакого значения. Мы видим, что, по смерти Святослава, Всеволод беспрепятственно уступил снова великое княжение Изяславу; тем, как говорит преподобный Макарий, и кончилось сношение Изяслава с Римом.¹²³ Тем менее обстоятельство это могло иметь какое-либо влияние на блаженного Ярополка. Исполняя волю отца своего – изгнанника, Ярополк, как верный сын, мог действовать от имени отца даже в пользу папы; но когда он увидел все бессилие римского первосвященника по отношению к делам России, когда вместе с сим убедился в алчности папских стремлений и не насытимой жадности Гильдебранда к порабощению всего мира, – он без сомнения с полнотой православного чувства отверг всякие сношения с Римскою курией, а может быть в последствии времени и слезами покаяния омыл свою невольную ошибку, если только она была сделана. Дальнейшая жизнь блаженного Ярополка служить сему самым лучшим доказательством.¹²⁴

Как только добрый Всеволод сделался великим князем по смерти Изяслава, он тотчас дал Ярополку отчину отца его Туров, и в награду за верную службу присоединил к ней стол Волынского княжения Владимирского. Шесть лет спокойно княжил Ярополк на Волыни, без всяких тревог и возмущений. На шестом году своего княжения, пред Пасхою 1084 года, набожный Ярополк отправился в Киев, чтобы провести Светлое Воскресение у великого князя, своего дяди. Этим случаем воспользовались Ростиславичи. По удалении Ярополка они выбежали из Владимира, собрали войско, прогнали Ярополкову дружину из его княжения и, овладев городом Владимиром, объявили себя князьями Волынскими.¹²⁵

Тронутый несчастьем племянника, Всеволод для защиты Ярополка послал на Волынь своего сына – Владимира Мономаха. Владимир побывал два раза у Ярополка на Бродах, и «сотворив там, по свидетельству самого Мономаха, любовь велику» с последним, овладел Владимиром, прогнал похитителей Ярополкова удела и снова утвердил его на Владимирском престоле.¹²⁶

Но на этот раз Ярополку не суждено было долго оставаться во Владимире. Побуждаемый постоянными требованиями без удельных западнорусских князей: Давида Игоревича и Ростиславичей, великий князь дал первому – Дорогобуж, а Ростиславичам – Перемышль и Теребовль. Между тем, эти города с давних пор составляли одно с княжением Владимиро-Волынским, и на этом основании до последнего времени принадлежали Ярополку. Обиженный таким образом Ярополк готовился защищать свое достояние. Впрочем, как свидетельствуют летописи, он вовсе не думал вооружиться против великого князя, а шел единственно против Давида и Ростиславичей, которых одних считал виновниками своей обиды. Но Всеволод понял дело по-своему, и потому ни мало не медля, снарядил войско против Ярополка и снова послал оное на Волынь под предводительством Владимира Мономаха. Блаженный Ярополк должен был бежать, и по примеру отца своего, удалился в Польшу, оставив в Луцке мать свою и семейство с дружиною. Мономах приблизился с ратью к Луцку; но лучане сдались без боя и выдали ему семейство Ярополка (1085). Мономах отдал Владимирский удел Давиду Игоревичу, владевшему в то время Дорогобужем, а пленное семейство Ярополка отослал в Киев.¹²⁷

Впрочем, в следующем году (1086) Ярополк снова вернулся из Польши в Русскую землю, заключил мир с Всеволодом, и старанием доброго Мономаха сел опять во Владимире. Такому обороту дел в особенности содействовала прежняя дружба Мономаха с Ярополком, а может быть и благодарность старого Всеволода к отцу его Изяславу и нежелание последнего вступать в борьбу с сыновьями Изяслава (братьями Ярополка), из которых старший по праву должен быль получить великое княжение по смерти Всеволодовой. Как бы то ни было, по Ярополк в третий раз утвердился в своей отчине хотя на весьма непродолжительное время. Посидев несколько дней во Владимире, блаженный князь поехал в Звенигород, один из городов Галицких.¹²⁸ «Когда дорогою, как говорит современник, он лежал на возу, некто Нерядец, один из дружины Ярополка, ехавший подле на лошади, по наущению злых людей, (вероятнее всего по наветам Ростиславичей),¹²⁹ проколол князя в бок саблею». Ярополк поднялся, извлек из себя окровавленное железо и громко воскликнув «ох этот враг меня покончил», скончался; Нерядец бежал в Перемышль к Рюрику Ростиславичу.¹³⁰

Это было 22 ноября 1086 года. Отроки Ярополковы взяли тело своего князя и повезли оное сначала во Владимир, а оттуда в Киев, чтобы воздать ему честь погребения там, где лежали кости отца его. Всеволод, Мономах и брат его Ростислав, духовенство и народ Киевский все встретили останки блаженного князя с искренним изъявлением горести и печали. За тем, по свидетельству Нестора «со псалмы и песньми проводили его до св. Димитрия и опрятавше тело его, с честью положили оное в мраморной раке, в церкви св. апостола Петра, юже бе сам начал здати преж, месяца декабря, в 5 день».¹³¹

Летописец со скорбью говорит, что блаженный Ярополк много принял бед без вины, был изгоняем братьями, обижен, разграблен, наконец принял горькую смерть. По словам преподобного Нестора, он был тихий, кроткий, смиренный, братолюбивый, каждый год давал десятину из всего имения своего в Богородичную Киевскую церковь и всегда просил себе у Бога такой смерти, какая постигла его родичей: Бориса и Глеба. «Господи Боже, взывал он часто, приими молитву мою, дай мне смерть, якоже двум братьям моим Борису и Глебу, от чужой руки, дабы я омыл грехи мои кровью моею и избавился сего тщетного, мятежного мира, как вражей сети». И вот, заключает преподобный летописец, молитва блаженного не отринута Богом! Он получил блага ихже око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человека не взыдоша; яже уготова Господь любящим его.¹³²

Другие известия прибавляют к этому, что блаженный Ярополк отдал Печерской обители все имение свое – волости Небольскую, Деревскую, Луцкую и около Киева,¹³³ не любил нетрезвости и насмешек, а вместо этого любил слезы умиления, никому не мстил и был весьма образован.¹³⁴

Память святого блаженного Ярополка – Петра Изяславича с самых древних времен полагается в православных русских святцах 21 ноября, на кануне его смерти, совместно с праздником Введения во храм Пресвятой Богородицы.¹³⁵

В рукописном тропаре ему читаем:

Тропарь, глас 4.

«Яко благоверен и праведен, за любовь Христа Бога от своих си смерть приял еси, Ярополче, страстротерпче святой, благоверный княже Волынский, и пролиял еси кровь твою, якоже прежде сродницы твои и страстротерпцы Богоблаженнии: Борис и Глеб: ихже подвигом ревнуя благочестно, Господеви взывал еси усердне: даруй ми кончину, якоже братиям моим, да и аз омыю грехи моя кровью моею, и избавлюся мира сего тщетного и мятежного. Темже днесь сошедшеся в память твою, верою и любовью славим Господа, укрепившего тебе в подвизе напрасные смерти; якоже бо агнец незлобивый от раба закален еси, и себе самого жертву непорочну Господеви принесл еси: егоже моли, присноблаженне, спасти отечество твое, и державе сродник твоих Богоугодней быти, и сыновом Российским спастися»

Кондак, глас 3-й.

«Возсия днесь преславная память твоя, Благородне страстротерпче Христов Ярополче Богомужно, созывающи нас к похвалению Христа Бога нашего. Темже к тебе днесь притекающе, с любовью взываем радостно: блаженна земля, упитавшаяся кровьми твоими, и свята селения, приимшая дух твой: идеже в рай нетленные пищи наслаждайся, не забуди нас, воспевающих тя, но присно поминай в молитвах твоих к Богу, да избавимся от всех бед и скорбей, иже присно память твою почитающий».

О первоначальном происхождении и воспитания преподобного Стефана предание не сохранило нам никаких сведений. Известно только то, что он с самого детства подвизался в Киево-Печерской Лавре под надзором и руководством и преподобного Феодосия и был его «присным, искренним учеником».¹³⁶ Вместе с сим блаженный Стефан с самых первых времен своего пребывания в обители пользовался особым уважением у братии Печерской, так что вскоре по пострижении единодушно был избран всеми доместиком Лавры т.е. начальником хора или уставщиком. С своей стороны и преподобный Феодосий то же не забывал своего любимого ученика, и нередко поручал ему вместо себя говорить поучения братии.¹³⁷

Когда преподобный Феодосий приближался к кончине, братия Лавры единодушно просила его, дабы он назначил им вместо себя игуменом «Стефана доместика». «Он вырос под твоей рукой, говорили ему, и послужил тебе; теперь дай нам его». Преподобный Феодосии с любовью принял желание братии, и призвав блаженного Стефана, в лице всего Лаврского собора, передал ему монастырь со всем его достоянием и за тем с миром почил о господе (3 мая 1074).¹³⁸ Умирая, преподобный Феодосии между прочим дал святому Стефану следующее наставление: «се чадо вручаю тебе монастырь, блюди его с опасением и храни что я устроил относительно службы, не изменяй и преданий монастырских».¹³⁹ Но особенно преподобный Феодосий с великою любовью и заботливостью поручал своему преемнику основанную им, новосозидаемую великую соборную церковь Печерскую, и умолял его довершить начатое дело.¹⁴⁰ Блаженный Стефан, как послушный сын, принял на себя исполнение воли своего отца и учителя. И действительно, его старанием, спустя три года, огромный храм Печерский был окончен вчерне. В то же время, оградив монастырь деревянною стеною, преподобный Стефан построил вблизи созидающейся церкви деревянные кельи, в которые перевел братию из старого пещерного монастыря, оставив в последнем только не многих иноков для погребения умирающих и ежедневного служения божественной литургии за умершую братию и ктиторов обители.¹⁴¹

Однако преемнику преподобного Феодосия не суждено было довести до конца завещанное ему дело великого основателя Печерской обители. Не известно по какой причине и по какому случаю, братия, которая сама выпросила себе Стефана во игумены у преподобного Феодосия, до того вооружилась против преподобного, что не только заставила его отказаться от игуменства, по даже лишила всякого прибежища в обители и принудила его совершенно удалиться из неё.¹⁴² Это было в 1078 году.¹⁴³

Как достойный ученик преподобного Феодосия, блаженный Стефан с твердостью перенес постигшее его несчастье. За то Господь даровал ему утешение в особом добром сочувствии, с которым теперь отнеслись к нему киевские бояре и вельможи великокняжеские. Из них многие были духовными детьми преподобного, некоторые даже еще по указаниям и назначению преподобного Феодосия. Потому они всеми силами старались помочь Стефану, делали ему разные приношения «и, как говорит летописец, милостью подвигшеся, от имений своих довольно, еже на потребу подаваху ему».¹⁴⁴

Тогда вспомнил св. Стефан о славных чудесах, свидетелем которых был он при построении Печерской церкви,¹⁴⁵ и на получаемые подаяния, по образцу её, решился устроить себе новую обитель. Но привязанный сердечною любовью к обители Печерской, с которою соединялось для него так много воспоминаний, преподобный не хотел далеко удаляться от неё, и потому свой новый монастырь основал на другом отроге Печерской горы, на урочище, называемом Еловым, посвятив его вместе с созидаемою церковью во имя положения ризы пресвятой Богородицы во Влахерне, от чего сам монастырь и получил наименование Кловского Влахернского.¹⁴⁶

Много собралось ревнителей иноческого жития к блаженному Стефану, в его Кловскую обитель. Он им дал весь чин строения и уставы, какие были учреждены для Печерской обители преподобный Феодосием. «И процвела, как говорит летописец, обитель Кловская и далеко распространилась молва о добродетелях блаженного Стефана, яко и в далечайших странах добродетельного ради жития славиму быти ему и знаему многим».¹⁴⁷

Вследствие этого, когда на Волыни скончался епископ Владимира Волынского,¹⁴⁸ то святого Стефан единодушно волею великого князя и митрополита был избран во епископа и назначен преемником покойного на кафедру Волынскую. Блаженный поставил вместо себя настоятелем Кловской обители ученика своего Климента, и рукоположенный митрополитом Киевским Иоанном, отправился на новое свое служение, около 1090 года.¹⁴⁹

Целый год благочестно пас преподобный Стефан врученное ему стадо Волынской паствы, с ревностью апостольскою служа для всех, по словам современника: «образом, любовью, словом, житием, смирением и чистотой».¹⁵⁰ Между тем в Киеве, в это время, общим советом Печерского игумена Иоанна с братией, решено было перенести святые мощи преподобный Феодосия из пещеры в новую соборную церковь успения Пресвятой Богородицы. Блаженный Стефан находился тогда в своей обители Кловской. Здесь еще продолжалось строение заложенной преподобным Стефаном церкви Валахернской, а потому святой угодник, по всей вероятности, приезжал в Киев для наблюдения за монастырскими работам.¹⁵¹ А может быть, он нарочито поспешил в Киев к этому времени для соборного служения вместе с митрополитом в великий храмовой праздник Успения Пресвятой Богородицы.¹⁵² Блаженный Стефан слышал о благочестивом намерении пещерной братии относительно перенесения священных останков преподобный Феодосия, но не знал, когда именно намеревались они совершить самое перенесение. Однажды ночью сидел он в своей обители и размышлял о том, как бы не пропустить этого дорогого для его сердца торжества. Вдруг видит он чрез поле зарю, сияющую во мраке над пещерою Феодосия. Святитель Божий огорчился, подумав, что без него переносят св. мощи, и потому нимало не медля, сел на коня, и вместе с учеником своим Климентом отправился в Печерскую обитель. Дорогою им показалось, что множество свечей горит около пещеры. По лишь только успели они приблизиться к ней, как свет прекратился и прежний мрак ночи объял пещеру. Тогда уразумел св. Стефан, что это было видение, сподобившее его свыше «видеть свет божественной славы от честных мощей отца и учителя его».¹⁵³ Это было на кануне 14 августа 1091 года, именно в ту пору, когда стараниями преподобный Нестора летописца, только что прокопана была гробница преподобный Феодосия и его святые мощи вынесены к дверям пещеры.¹⁵⁴

На другой день (14 августа 1091) действительно было совершено желанное братией и св. Стефаном перенесение мощей преподобный Феодосия, и блаженный епископ Волынский имел утешение сослужить ему вместе с другими архипастырями, присутствовавшими на этом торжестве.¹⁵⁵

После этого духовного торжества святой Стефан снова возвратился к своей пастве Волынской и здесь еще около трех лет (именно два года, 8 месяцев и 13 дней) довершал блаженный подвиг святительства, по свидетельству современника преподобного Нестора летописца, многие добродетели на успех словесному си стаду сотворив, их же ради обретеся достоин неувядаемого славы венца, его же от начала лет своих именем своим знаменова».¹⁵⁶ «И тако, как заключает Патерик Печерский, по летех многих преподобный Стефан на приятие венца того ко Христу Пастырей Начальнику отыде».¹⁵⁷ Добрый пастырь Волынский скончался в своей епархии, во Владимире-Волынском, 27 апреля 1091 года, и здесь погребен среди общего плача обитателей города Владимира и всей Волынской паствы.¹⁵⁸ В этот же день отечественная церковь совершает и его святую память.¹⁵⁹

Тропарь Стефану глас 8-й.

«Православия наставниче, благочестия учителю и чистоты, волынские паствы светильниче, архиеерев богодухновенное удобрение Стефане Премудре, ученьми своими вся просветил еси, цевнице духовная моли Христа Бога, спастися душам нашим» (из тропаря общего исповеднику).

Кондак глас 4-й.

«Стефан, иснолнь веры и благочестия, совершитель Богом основанные церкве, днесь яко великое светило всем воссия, Христово стадо богоугодно упасти в неусыпных стражех нощных; егоже чтуще, приносим песнь единому Тебе Христу, всех Владыце, молящи помиловати нас того благоприятными молитвами» (из канона святым почивающим на дальних пещерах, и правила преподобным Печерским. Мелетия Сирига).

С именем преподобный Нестора соединяется имя первоначальника русской летописи, оставившего нам древнейшее описание нашей отечественной истории. Не смотря, однако, на это, биографические сведения о его замечательной личности весьма скудны и дошли до нас только в незначительных отрывках. За исключением того, что преподобный Нестор родился в 1056 году, и как думают многие, в самом городе Киеве,¹⁶⁰ что за тем он вступил в Печерский монастырь на семнадцатом году от рождения, кроме далее известия, что он пострижен в монашество преемником преподобный Феодосия, Стефаном, в последствии епископом Волынским, и им же поставлен во диакона,¹⁶¹ и за тем в 1091 году принимал непосредственное участие в открытии святых мощей преподобного Феодосия,¹⁶² мы почти более ничего о нем незнаем. Самое время кончины преподобный Нестора не известно с точностью. Полагают только, что он умер после 1113 года «ибо этот год занесен в хронологический перечень, помещенный в начале его летописи».¹⁶³

Тем более драгоценны при этом те особые черты, которые история сохранила нам касательно отношений преподобный летописца к земле Волынской. Таково прежде всего известие о пребывании преподобный Нестора, во Владимире Волынском «смотрения ради училищ и поставления учителей». Это было, как рассказывает сам летописец, в 1097 году, когда преподобный писал уже свою знаменитую Повесть временных лет.¹⁶⁴ Без сомнения, как человека образованного и преданного науке, преподобный Нестора интересовали школы Владимирские тем более, что без сомнения это были школы старейшие в Русском государстве, и надобно полагать, в свое время самые замечательнейшие и обширнейшие.¹⁶⁵

Но особенно, как нам думается, преподобный летописец посещал пределы Волынские с другою не менее важною целью именно для ознакомления с историей и историческими памятниками края, который после области Киевской был тогда, как известно, главнейшим центром политической жизни русского государства. И действительно известно, что еще задолго до общерусской летописи преподобный Нестора на Волыни, как и в Новгороде, существовала местная летопись Волынская, занимавшаяся описанием южнорусской истории.¹⁶⁶ Знатоки замечают, что эта Волынская летопись во многих местах даже целиком вошла в состав временника Несторова,¹⁶⁷ вследствие чего, по всей вероятности, и, повествование её о событиях земли Волынской, как известно, составляет, можно сказать, третью часть всего содержании Несторовой летописи. Само собою разумеется, что преподобный летописец нигде не мог так познакомиться с Волынскою историей, как в столице тогдашнего княжения Волынского во Владимире Волынском и в особенности в Святогорском Владимирском монастыре, в котором, но мнению большинства исследователей, и писана известная Волынская летопись.¹⁶⁸ А это очевидно еще более приближает преподобный летописца к земле Волынской, поставляя его не только на ряду с важнейшими её посетителями, но и в числе первых её историков, сохранивших для нас сведения о древних судьбах и обстоятельствах нашего края.

Преподобный Нестор погребен в Киеве, в пещере преподобный Антония, где и доселе открыто почивает. Память его 27 октября, по древним святцам, в день его кончины.¹⁶⁹

Старший сын Владимира Мономаха, блаженный Мстислав родился в 1076 году, и при св. крещении получил христианское имя Феодора. Еще будучи 12 лет, он был послан дедом своим великим князем Всеволодом княжить в знаменитой тогда волости Новгородской.¹⁷⁰ На 19-м году его жизни уже видим св. Мстислава образцом мужества и великодушия христианского в борьбе с Олегом Черниговским, которому блаженный князь прощает несколько раз, испрашивает прощение у великого князя и отца своего, несмотря на то, что Олег убил брата его Изяслава и два раза вероломно нападал на него самого в намерении завладеть Новгородом.

В это время между прочим беспокойный Давид Игоревич во второй раз (1110 год) был лишен стола Владимирского на Волине,¹⁷¹ который как отчина теперь опять перешел в руки нового великого князя Святополка на основании Любецкого решения.¹⁷² Но новому великому князю не столько в настоящее время нужна была Волынь, сколько Новгород, который под властью Мстислава находился таким образом в семье Мономаха. С этою целью Святополк уговорился с Мономахом и другими князьями (1102), чтобы Мстислав был переведен во Владимир Волынский, а на его место в Новгород сел Ярослав, сын Святополков, княживший до сих пор во Владимире. Исполняя волю отца и великого князя Мстислав явился во дворце киевском, сопровождаемый знатными новгородцами и боярами Мономаха. Тогда посланцы Мономаха объявили Святополку:

«Вот Владимир прислал сына своего; а вот сидят новгородцы; пусть они возьмут сына твоего и идут в Новгород, а Мстислав пусть идет во Владимир».

Но на это новгородцы сказали Святополку: «мы князь пришли сюда, и вот что нам велено сказать: не хотим Святополка, ни сына его; если у сына твоего две головы, то пошли его к нам. Итого (т.е. Мстислава), дал нам Всеволод; мы его вскормили себе в князя, тогда как сам ты ушел от нас».¹⁷³ Святополк долго спорил с новгородцами, но они поставили на своем, взяли Мстислава и опять повели его назад в Новгород.

Тогда, не преуспев с одной стороны, Святополк решил действовать с другой, вследствие чего, спустя несколько времени, женил своего сына Ярослава, сидевшего тогда на столе Волынском во Владимире, на дочери блаженного Мстислава. И этот-то брак, бывший если не единственною, то по крайней мере одною из главных причин вражды между Ярославом и Мономахом, и был единственною причиною, приведшею наконец на Волынь самого Мстислава.

Именно Ярослав Волынский слишком дурно обращался со своею женою, вследствие чего сделавшись великим князем (1113 год), Мономах, еще в 1118 году ходил войною на Ярослава ко Владимиру, вместе с Давидом Святославичем Володарем и Васильком Ростиславичами. После двухмесячной осады, Ярослав смирился; но вскоре, порицаемый поляками, опять поднялся, в намерении достать себе старшинство пред Мономаховичами, и до того увлекся желанием чести, что прогнал от себя даже собственную жену – дочь Мстислава. Наконец, прогнанный из Владимира Мономахом, за оскорбление внуки, Ярослав явился снова под стенами этого города с венграми, поляками и чехами и осадил, его со всех сторон (1123).

Тогда во Владимире сидел другой сын Мономаха – Андрей. Сам Мстислав княжил в Белгороде близь Киева, куда переведен был отцом своим (1117), желавшим иметь в сыне ближайшего помощника себе. Мономах стал собирать войско против Ярослава. Но для того, чтобы до собрания более сильной дружины не оставить Андрея Владимирского без помощи, он послал впереди себя ко Владимиру Мстислава Белгородского с небольшим отрядом.¹⁷⁴

Блаженный Мстислав немедля отправился против своего неблагодарного зятя. Но не успел он дойти до Владимира, как осада была снята, в следствие неожиданной смерти Ярослава, убитого двумя поляками из дружины Андрея. Союзники Ярослава, пораженные его смертью, то же разошлись по домам, отправив к Владимиру послов с богатыми дарами для заключения мира (1123).¹⁷⁵

К этому времени между прочим относится далее и построение многих монастырей и храмов в Луцке, основание которых предание приписывает святому Мстиславу.¹⁷⁶ Вероятность этого предания переходит в полную достоверность, если обратим внимание на то обстоятельство, что св. Мстислав, по сказанию истории, во всю жизнь свою не пропустил ни одного особенно-удачного или счастливого случая из своей жизни, чтобы не ознаменовать его построением какого-либо монастыря или храма. Так сейчас по усмирении Олега Черниговского, им основана Церковь Благовещения на Городище вблизи Новгорода.¹⁷⁷ Совершив поход в дикую Эстонию, Мстислав в 1113 году заложил на княжом дворе каменный храм во имя св. Николая.¹⁷⁸ В марте 1116 года он опять смирил эстов, взял Отепе и захватил множество пленных, в память этой победы он воздвиг новый храм в Ладоге, во имя св. великомученика Георгия.¹⁷⁹

То же самое видим далее и по вступлении блаженного Мстислава на великокняжеский престол по смерти отца его (1125). Так в 1128 году он начал строить в Киеве храм и монастырь во имя великомученика Феодора. Это было данью благодарности за небесную помощь, избавившую его от бед, приготовленных коварным Олегом в Феодорову субботу, в каковую между прочим последний и был разбит Мстиславом.¹⁸⁰ В 1131 году блаженный Мстислав построил вблизи Киева храм в честь Пирогощей иконы пр. Богородицы, доставленной из Цареграда.¹⁸¹

Весьма естественно после этого, что, победив – и при том так легко, непокорного и вместе с сим причинившего столько семейных хлопот, волынского князя, блаженный Мстислав, по обычаю, решился ознаменовать эту новую свою победу особыми памятниками на Волыни, – и в память этого положил основание некоторым монастырям и храмам в древнем Луцке, который в это время лежал на пути из Киева во Владимир, и кроме того был еще так памятен для России но пребыванию в нем блаженного Николая Святоши, на ту пору еще подвизавшегося в обители Печерской. Не забудем кроме этого, что под властью Андрея сына Мономахова, княжившего в то время на Волыни – самый Луцк принадлежал теперь семьи Мономаховой, что в это время сам Мстислав находился в Белгороде,¹⁸² следовательно по сю сторону Днепра не вдалеке от Луцка, а при таком положении, само собою разумеется, он весьма легко мог распоряжаться здесь как на своей отчине, тем более, что как старший сын великого князя Мстислав, без сомнения он имел и права более широкие, особенно в волости брата, которого только что освободил от неприятелей.

Наследовав отцу своему (1125), блаженный Мстислав прогнал (1127) половцев не только за Дон, но и за Волгу, строго наказал князей, отказавшихся воевать против этих заклятых врагов христианства; ходил (1131) с детьми войною против дикой Литвы, и наконец на пасхальной неделе, 15 апреля 1132 года скончался, на 56 году своей жизни в Киеве, где и погребен в своем храме великомученика Феодора.¹⁸³

Церковь отечественная совершает память Святого Мстислава 15 апреля в день его кончины.¹⁸⁴

Преподобный Никола Святоша был сын благочестивого князя Черниговского Давида Святославича. В мире Святослав, во святом крещении Панкратий, преподобный Никола имел жену и детей, и одна из дочерей его была супругою блаженного князя Псковского Всеволода – Гавриила.¹⁸⁵

В 1097 году великий князь Святополк отдал Святославу Давидовичу город Луцк, составлявший тогда столицу особых удельных князей луцких. Это было в то время, когда Давид Игоревич, известный в истории ослеплением несчастного Василька, задумал возвратить себе прежнюю свою отчину Владимиро-Волынскую, данную ему на Любечском съезде (1097) и потом отнятую (1099) великим князем Святополком. Овладев некоторыми городами в Галиции, Давид внезапно напал на город Владимир, в котором на ту пору сидел сын великого князя Мстислав Святополкович, и осадил Владимирскую крепость.¹⁸⁶ Однажды, когда осажденные перестреливались с осаждающими, Мстислав, желавший личною храбростью ободрить Владимирцев, вышел на стену, чтобы выстрелить в неприятеля, как вдруг внезапно был поражен стрелою, от которой скончался.

Уведомленный об этом Святополк послал на помощь осажденным своего воеводу Путяту, который пришедши в Луцк к Святоше, застал здесь послов Давида, подосланных последним, с целью разузнать о действиях Святополка в пользу Владимирцев. Убежденный Путятою, Святослав схватил послов Давидовых и вместе с воеводою великого князя отправился во Владимир против Давида.¹⁸⁷ Путяга и Святоша пришли ко Владимиру в полдень, когда Давид, убежденный в бдительности послов своих, беспечно отдыхал после обеда, у стен крепости. Луцкий князь вместе с Путятою напал на сонного и начал рубить его. С своей стороны Владимирцы то же сделали вылазку из крепости, и Давид побежал от Владимира с племянником своим Мстиславом. После этого Святоша и Путята взяли город, и, посадив в нем наместника Святополкова – Василия, разошлись во своя-си, один в Киев к великому князю, а другой в Луцк на свое княжение.¹⁸⁸

Но в то же время не дремал и Давид. Он бежал к половцам, и встретившись на дороге с ханом половецким Боняком, вместе с ним отправился к Луцку и в отмщение за помощь, оказанную Владимирцам осадил Святошу. Не имея ни возможности, ни сил защищаться против неприятеля несравненно сильнейшего, Святоша поспешил заключить мир с Давидом и его союзниками – и за сим немало немедля, оставил беспокойный удел, и добровольно отправился к отцу своему в Чернигов.¹⁸⁹

Здесь блаженный князь владел многими землями и тем устраивал покой свой, своей семье, – жене и детям.¹⁹⁰ Это-то между прочим и было причиною того, что Святоша издревле именуется князем Черниговским, хотя в собственном смысле он ни разу не сидел на столе черниговском, и кроме удела Луцкого никаким другим княжением никогда не владел, так что вследствие этого, по всей справедливости, ему несравненно приличнее наименование князя Луцкого, чем Черниговского.¹⁹¹  

В 1107 году Святослав Давидович оставил жену и детей и 17 февраля того же года принял пострижение в Киево-Печерской Лавре с именем Николая.¹⁹²

Долго жил здесь Святоша, питаясь всегда трудами рук своих, несмотря на богатые доходы, получаемые им от имений, которые он употреблял на нищую братию и в особенности на строение храмов. Так, по преданию, устроен им в Лавре храм св. Троицы, что над святыми вратами, и больничный монастырь святого Николая, принадлежащий искони Печерской обители и существующий доселе. Вместе с сим св. князь любил также приобретать разные церковные книги, которые потом жертвовал в монастыри и церкви на потребу верующих.

За сим в 1142 году, еще раз видим святого князя миротворцем между братьями великого князя Всеволода и князьями Черниговскими, разорявшими в борьбе за уделы области Черниговскую и Переяславскую. Великий князь просил Святошу быть посредником между враждующими; блаженный отправился на место борьбы и своими внушениями совершенно примирил князей Черниговских с братьями Всеволода.¹⁹³

Это было последнее служение преподобного Николая церкви и отечеству. В следующем 1143 году 14 октября блаженный князь-инок почил от трудов своих и перешел в вечность служить единому Господу.¹⁹⁴

В этот же день святая Церковь совершает и его память.¹⁹⁵

Родители блаженного Нифонта, в мире Никиты, были люди благочестивые и зажиточные, жившие близь Киева. По смерти их благочестивый сын роздал свое имение бедным и посвятил себя на служение Богу в Киево-Печерском монастыре.

После этого, утвердившись в подвигах добродетели, блаженный Нифонт решился последовать стопам преподобного Варлаама, и подобно ему отправился на Восток с целью поклониться святым местам и в особенности узнать тамошние церковные уставы и обычаи, дабы, по примеру своего предшественника, сделать им надлежащее приложение на Родине.¹⁹⁶

Тогда, как видно из жития преподбного Варлаама, Святогорский Волынский монастырь лежал на пути из Киева в Царьград и обратно. Надобно думать, что на обратном пути из Греции блаженный странник, по примеру своего предшественника, остановился в этом монастыре и как человек образованный,¹⁹⁷ и, кроме того, искусившийся в опытах жизни и науке во время путешествия, был избран братией монастыря и поставлен в игумена Святогорского.¹⁹⁸ В справедливости этого в особенности удостоверяет нас свидетельство Татищева, который между прочим замечает, что преподобный Нифонт продолжал летопись Нестора после Сильвестра (с 1116 по 1157 годы) и по преимуществу описывает события Волынские.¹⁹⁹ Нет сомнения, что, сделавшись игуменом знаменитого Волынского монастыря, блаженный Нифонт, еще на востоке искусившийся следить за жизнью и обычаями края, должен был интересоваться событиями, окружавшими его в земле Волынской. А при таком положении дела, взявшись продолжать летопись Нестора, он по необходимости должен был описывать то, что ближе всего видел, тем более, что как мы заметили уже для него был готовый путь в этом отношении, проложенный его Святогорскими предшественниками, писавшими первоначальную летопись Волынскую.²⁰⁰

Посвященный за тем в епископы Новгородские, преподобный Нифонт в 1135 году прекратил своими увещаниями вражду, начинавшуюся было между киевлянами, черниговцами и новгородцами; потом много лет боролся с великим князем киевским Изяславом Мстиславичем (сыном святого Мстислава Владимировича) за известного митрополита Климента Смолятича, которого он не хотел признать законным архипастырем по причине его рукоположения собором одних епископов русских без ведома патриарха Константинопольского (1147). Наконец в 1156 году, получив известие из Греции, что на место Климента назначен новый митрополит из Константинополя, по имени Константин, и что таковый отправился из Царьграда в Россию, преподобный Нифонт, немедля, поехал в Киев, чтобы встретить столь желанного архипастыря. Но Господь не судил ему дождаться этого утешения. Еще Константин был на пути, как преподобный заболел в Киеве, и в том же году 21 апреля скончался в субботу великой пасхальной недели.²⁰¹

Его мощи и доселе почивают в Киеве в пещерах преподобный Антония. Память преподобный Нифонта 21 апреля, в день его кончины.²⁰²

Сын знаменитого Юрия Долгорукого Благоверный Андрей Боголюбский был внук великого Владимира Мономаха, и родной племянник сына его св. Мстислава Владимировича. Он родился в 1110 году в городе Суздале. Когда в 1149 году отец его овладел Киевом, Андрей, как старший между братьями, получил ближайший к Киеву стол Вышгородский. Между тем тогдашний великий князь киевский, Ярослав Мстиславич, изгнанный Юрием из Киева, отправился во Владимир-Волынский, и здесь, собрав на помощь поляков и венгров, решился идти на Юрия. С своей стороны Юрий не хотел ожидать Ярослава в Киеве, и потому, снарядив войско, двинулся на Волынь с сыновьями Андреем Вышгородским и Ростиславом Переяславским и союзниками своими половцами.

Посланные вперед Андрей и Ростислав прибыли в Пересопнипу, в которой княжил тогда престарелый дядя Ярослава – Вячеслав.²⁰³ Скоро прибыл сюда и сам Юрий – и получив помощь от свата своего Владимирка Галицкого,²⁰⁴ готовился напасть на Ярослава. Между тем Владимирко отправился к границам Польши и Венгрии, и этим так напугал союзников Ярослава, что те, услышав кроме этого, что еще пруссы идут в их землю, оставили Ярослава и удалились во своя си.²⁰⁵

Устрашенный Ярослав предложил мир, который, по-видимому, охотно был принят и Юрием, и Вячеславом. Но лишь только Ярослав распустил свою дружину, как Юрий отказался от всяких дальнейших переговоров, и не смотря ни на какие представления со стороны Вячеслава и сыновей своих, поднялся, и снова пошел против Ярослава.²⁰⁶

Войско Юрия двинулось к Луцку. Андрей и Ростислав с половцами шли вперед, и остановились ночевать между Луцком и Дубном у Муравицы.²⁰⁷ Вдруг ночью половцы чего-то переполошились и начали бежать назад. Вслед за ними побежали и русские; один только Андрей сохранил присутствие духа и устоял на месте, и только когда с рассветом увидел, что вся дружина разбежалась, двинулся к Дубну, где остановилось войско Юрия и половцы, ожидавшие подмоги от сего последнего.

Между тем в Луцке затворился брат Ярослава – Владимир. Соединившись с сыновьями и половцами, Юрий повел войско против этого города. Уже они приближались к крепостным воротам, как из Луцка выступил отряд пехоты и начал перестреливаться. Никто не мог и подумать, чтобы Андрей решился ударить на эту пехоту. «Не величав был Андрей на ратный чин, пишет летописец, и искал похвалы только у одного Бога».²⁰⁸

Не смотря на это Вышгородский князь вдруг прежде всех въехал в неприятельскую толпу. Дружина его последовала за ним. Началась жаркая схватка, в которой юный князь едва не лишился жизни. Уже Андрей переломил свое копье; раненный двумя копьями, его конь истекал кровью; острая рогатина прошла сквозь луку седельную; со стен городских сыпались камни. Наконец, один немец поднял рогатину и готов был проткнуть ею отважного князя; сам Андрей увидел опасность и думал: «будет мне такая же смерть, как Изяславу Ярославичу.²⁰⁹ Но вдруг одушевленный святой мыслью вспомнил он и призвал на помощь святого великомученика Феодора, которого память была совершаема в этот день,²¹⁰ вынул меч, и, сразив немца, готового проколоть ему грудь, благополучно возвратился к отцу. Добрый конь вынес своего господина и тотчас пал мертвым.

Отец, дядя и все братья обрадовались, увидя храброго Андрея в живых и вместе с боярами обнимали и хвалили молодого витязя, «ибо мужество сотворил он, паче всех тут бывших», так говорит летописец.²¹¹ Со своей стороны благодарный Андрей не забыл своего верного коня. Он велел схоронить его на берегу реки Стыри, на которой лежит Луцк, и соорудить ему памятник,²¹² который между прочим существует у Луцка и доселе, в виде огромного кургана, возвышающегося на берегу Глушца, составляющего рукав Стыри, в ограде сада бывшего Луцкого монастыря Бернардинов.²¹³

Шесть недель стоял потом Андрей с отцом своим у Луцка, Изяслав хотел было подать помощь осажденным, но Владимирко-Галицкий заставил его просить мира. Теперь сам Владимирко взялся быть посредником между Юрием и Изяславом; но особенно желал мира Андрей: «Не слушай Юрия Ярославича, говорил он отцу своему; мирись с племянником, не губи отчины своей».

Юрий уступил. Изяслав приехал к дядям в Пересопницу, сложил с себя достоинство великого князя и, уговорившись на счет дальнейших условий мира, возвратился во Владимир, а Юрий поехал в Киев (1150). Но вместе с сим по условиям мира старый Вячеслав получил стол Вышгородский, так что блаженный Андрей остался без удела. За то, впрочем, и сам Юрий недолго оставался в Киеве. В том же году он был прогнан Изяславом, которого отказался удовлетворить на счет добычи, пограбленной во время войны, и бежал в Городец Остерский. За ним в числе прочих удалился и св. Андрей. Отсюда ходил он потом к брату Ростиславу Переяславскому против дикого варварского населения на ту сторону Днепра, называемого турпеями.²¹⁴

Осенью 1150 года Юрий снова овладел Киевом, а с тем вместе и Андрей опять получил удел, и на этот раз не в Вышгороде, а на самой Волыни, «той же осени, говорит летописец, дал ему отец волость Туров, и Пинск, и Дорогобуж и Пересопницу. Андрей поклонился отцу, пошел и сел в Пересопнице».²¹⁵ Здесь Андрей приобрел всеобщее уважение, смирил половцев, которые, называясь союзниками отца его, грабили в окрестностях Переяславля, и не хотели слушать послов Юрия и удалились тотчас, как скоро Андрей велел им оставить Россию в покое.²¹⁶

Между прочим, целью переселения Андреева в Пересопницу со стороны Юрия было то, чтобы Андрей, храбрейший из Юрьевичей, оберегал границу со стороны Волыни, откуда Юрий опасался нападения со стороны Изяслава, снова по изгнании очутившегося на Волыни в Владимире-Волынском. Понимал эту цель и Изяслав, и потому, не могши ничего сделать силою, решился действовать хитростью. В следствие этого лишь только наступила зима, он послал к Андрею послов просить у него защиты пред Юрием.

«Отказываюсь от Киева, говорил он, если отец твой уступит мне всю Волынию. Венгры и ляхи не братья мои; земля их мне не отечество. Желаю остаться русским и владеть достоянием ваших предков. Выпроси мне у отца волость по Горынь».²¹⁷

Между тем заднею целью этого посольства со стороны Изяслава было то, чтобы его послы могли рассмотреть «весь народ Андреев, и как город стоит; потому что Изяславу раз уже удалось напасть здесь врасплох на брата Андреева – Глеба Юрьевича. То же думал он сделать теперь и с Андреем, только у сего, как говорить летописец «все было крепко и дружина большая».²¹⁸

Не подозревая никакой хитрости со стороны своего двоюродного брата, Андрей обратился к отцу с просьбою за Изяслава; но Юрий лучше сына знал племянника и на этот раз отказался от всяких сделок с Изяславом. Тогда, не видя другого спасения, Изяслав снова обратился к иноземным союзникам, и, получив помощь от короля венгерского Гейзы, пошел на Юрия, овладел Дорогобужем и явился по ту сторону Горыни.²¹⁹

Андрей, по призванию Владимирка Галицкого, вышел из Пересопницы, и соединившись с ним у Мычьска,²²⁰ пошел последам Изяслава. Дорогою он остановился при реке Уши, которую чуть только перешло войско Изяслава. Началась перестрелка. Великий князь хотел ударить на малочисленных неприятелей; но бояре отсоветовали ему это. Тогда Изяслав велел ночью разложить большие огни, и тем обманув неприятеля, пошел вперед, изгнал из Белгорода сына Юрьева – Бориса и наконец явился в самом Киеве, откуда бежал Юрий.²²¹

Между тем Андрей и Владимирко, ничего не зная о судьбе отца, стояли у Мычьска, как вдруг пришла к ним весть, что Юрий бежал и находится в Городце, а Изяслав в Киеве. Раздосадованный Владимирко оставил Андрея и взяв контрибуцию с Мычьска и других городов Волыни, возвратился во своя си; а Андрей с племянником Юрия – Владимирком Андреевичем поехал на устье Припяти, и оттуда к отцу, в Городец Остерский.

За сим еще раз видим блаженного Андрея в пределах заднепровских, во время вторичной борьбы Юрия с Изяславом. Разбитый в 1151 году под Киевом, Юрий с Андреем и его братом отправился в пределы западной России к Владимирку Галицкому, который снова примирился с Юрием и готов был опять помогать ему. Но Изяслав успел предупредить это опасное соединение, настиг Юрия за рекою Рутом (ныне Ротом) и не смотря на ужасную бурю и сильный дождь, вступил в сражение. Как старший сын,²²² Андрей рядил отцовскими полками. Подобно тому, как и под стенами Луцка мужественный князь первый бросился на неприятеля; копье его снова было разломано, щит оторвался, шлем спал с головы. Раненный в ноздри конь его метался во все стороны. Но на этот раз мужество Андрея, спасшее ему жизнь, не могло спасти Юрия. Изяслав то же с своей стороны не щадил самого себя, и Юрий был разбит близь Перепятова, и побежал с поля битвы. Вслед за ним должен был бежать и Андрей, и вместе с отцом своим остановился в Переяславле (1152).²²³ Это была последняя битва, решившая судьбу блаженного Андрея в пределах Западной России. Не успев после этого убедить отца своего прекратить междоусобия, миролюбивый князь выпросился в северную отчину Юрия и нимало не медля отправился в землю суздальскую (1155). «Нам батюшка здесь нечего делать, сказал Андрей Юрию, на прощании, уедем за тепло», и на всегда оставил беспокойные пределы Южнорусские.

Когда умер отец Андрея (1157), ростовцы и суздальцы, узнав ближе высокие качества блаженного князя, признали его своим князем и таким образом благоверный князь Суздальский Андрей стал великим князем Северной России.²²⁴ Здесь блаженный Андрей наказал соседних болгар-магометан, оскорблявших соседние области русские. И как в то же самое время греческий император Мануил то же одержал победу над магометанами-арабами, и при том именно в один и тот же день 1 августа, то в память этого между прочим и явился у нас известный «Праздник происхождения честных древ животворящего Креста», или по более точному значению, исхождение, крестный ход с хоругвями и другими священными изображениями, представляющими Крест Спасителя.

Вслед за тем блаженный Андрей смирил новгородцев, взял в 1267 году Киев, построил великолепный собор во Владимире, заложил не вдалеке от Боголюбова монастырь Покрова, и другие монастыри: Владимирский-Вознесенский, Владимирский-Спасский, Владимирский девичий Успенский, и вообще по сказанию современника, «монастыри многи созда, кормитель быв чернцем и черницам и убогим».

Такова же была и внутренняя жизнь благоверного Андрея, полная глубокого смирения, любви и постоянного сокрушения о грехах своих. Но это не спасло его от зависти и ненависти людей враждебных, из коих одни пылали злобою на Андрея за то, что справедливый князь вопреки их желаниям не дозволял им жить на счет других; другие ненавидели Андрея за то, что он отличал от других любимого слугу своего Прокопия и т.п.

В глубокую полночь вооруженные заговорщики, под предводительством ближайшего родственника Андреева Якима Кучковича, озлобленного на блаженного князя в особенности за то, что его брат был казнен за какое-то преступление, напали однажды на дворец князя в Боголюбове, зарезали стражу и, отыскав самого Андрея в спальне, начали поражать его мечами, саблями и копьями. Сильный Андреи долго отбивался от их нападений, пока наконец сила не изменила ему, и он пал под ударами убийц.

Это было ничью с 29 на 30 июня 1174 года. Убийцы оставили тело Андрея в огороде, но верный слуга его киевлянин по имени Косма, взял тело его, прикрыл оное и отнес, и положил в притворе церкви, откуда дотом оно было перенесено в церковь и положено в каменный гроб.

За тем по усмирении мятежа в Боголюбове, владимирцы с честью привезли своего князя во Владимир на Клязьме и здесь погребли в церкви Успения Богородицы, им самим основанной. В 1768 году мощи св. Андрея перенесены из главного храма в придел, устроенной во имя святого князя, где и по ныне открыто почивают в серебряной раке, сооруженной в 1820 году.

Память св. Андрея празднуется по всем церквам во Владимире и Боголюбове 29 июня, и сверх того 4 июля по особо сочиненной службе.

Св. Олег Романович был внук святого и великого князя Черниговского Михаила, убитого в орде в 1244 году. В 1274 году Олег был вместе с отцом своим Романом Михайловичем, на войне против Литвы. «По окончании войны, говорит современник, из Новгородка Литовского, Олег приехал во Владимир-Волынский к сестре своей Ольге или Елене Романовне, супруге князя Волынского Владимира». Собственно, Владимир звал к себе тестя своего, и говорил ему: «Государь-батюшка, приезжай побывать в своем доме и посмотреть на здоровье дочери твоей». Но Роман отказался: «Сын мой Владимир, отвечал он, не могу я отлучаться от моей дружины ратной; и живу в стороне угрожаемой войною, кто без меня управит моею дружиною? Вот пусть едет вместо меня сын мой Олег. Они поцеловались и каждый отправился в свое место».

Таким образом блаженный Олег побывал на Волыни, и без сомнения тут же брат с сестрою порешили не отставать друг от друга в совершении добрых дел, как это видим в последствии в участии Елены Романовны при постройке Олегом его монастыря Брянского, и в особенности в тех жертвах, которые она завещала на этот монастырь по кончине своей от богатых имений своих в земле Волынской.²²⁵

Не известно, когда блаженный Роман оставил мир и поступил в монахи. Но история свидетельствует, что он скончался иноком с именем Василия, в строгом подвижничестве († 1307). Мощи его почивают под спудом в каменном храме обители его, которую патриарх Никон, по благоговению к святому князю-подвижнику, возводил было на степень ставропигии.²²⁶

Память св. Олега совершается в Брянске 20 сентября, вместе с памятью деда его св. Михаила Черниговского.

С именем первосвятителя Петра искони в отечественной истории соединяется наименование уроженца и игумена Волынского, поставляющее этого великого и знаменитого угодника святой нашей церкви в самое непосредственное отношение к земле Волынской. «Петр бысть от Волынские земли благочестиву родителю сын, отца именем Феодора», читаем даже в кратких сведениях о святых угодниках, помещаемых в обычных наших великих часословах и следованных Псалтирях. То же самое говорит Степеная книга, также Четь-Минеи и т.п. Но в какой именно стороне Волынской области родился святитель-Петр, об этом, к сожалению, мы не имеем положительных сведений.

Мы уже заметили, что в своей истории древнего Галицко-Русского княжества Зубрицкий полагает это место в пределах древней Волыни, именно в бывшей некогда здесь старинной Бельской области, находящейся ныне в северо-восточном углу Галиции Австрийской Империи. «Речка Рата», на которой по преданию святой Петр основал свой монастырь, и где по свидетельству св. Киприана, преемника Петрова, он был игуменом, «вытекает, говорит Зубрицкий, в Жолковском округе некогда Бельской земли, у села Верхраты, и впадает в Буг выше Крестьянополя».²²⁷

Если даже принять и это мнение Зубрицкого, то, как мы уже сказали, и при нем святитель Петр все-таки останется таким же уроженцем Волынским, как и мы настоящие обитатели Волынской Губернии. Ибо, повторяем, вся эта земля, в которой ныне лежат места, указываемые Зубрицким, искони составляла часть земли Волынской. По свидетельству лучших исследователей, «Русь, принадлежавшая Владимиро-Волынскому княжеству, простиралась до границ прусских и обнимала все, что составляет теперь в Польше воеводства (или по нашему губернии) Сендомирское, Люблинское. Подлясское и Августовское.²²⁸ «К уезду Владимиро-Волынскому, по свидетельству Зубрицкого, издревле принадлежал также Галич с Перемышлем».²²⁹ А при таком положении, без сомнения, с самых древних времен входило в состав Волыни и нынешнее австрийское село Дворцы, на правом берегу Раты, где и доселе еще указывают следы обители, основанной святым Петром.²³⁰ Не даром же православные холмские епископы древней Волыни в то же время именовались и Бельскими.²³¹

Но кроме этого мы имеем другое не менее достоверное предание, что место рождения и первоначального игуменствования святителя Петра находится у нас, на Волыни, в пределах самой настоящей Волынской Губернии. Это место издревле указывают вблизи местечка Ратного, Ковельского уезда, где также находится речка Рата, и при ней развалины старинного монастыря, в котором, как говорят, блаженный угодник Божий быть игуменом.

Время рождения святителя Петра то же не определяется с точностью. Когда еще младенцем он находился в утробе матери, в это время благочестивая Евпраксия (так по преданию называлась мать блаженного) имела видение: ей представилось во сне, что она держит на руках агнца, между рогами которого росло дерево, пышно одетое листьями с множеством цветов и плодов. Посреди их горели свечи, от которых истекало благоухание. Это было, по замечанию святителя Киприана, знамением тех великих даров, которыми Господь имел наделить некогда своего избранника, долженствующего совершить в отечественной церкви особое и великое служение.

По достижении семилетнего возраста, юный Петр был отдан в научение книжное. Но как ни старался сначала молодой ученик, наука не давалась ему. Это чрезвычайно печалило его и его родителей. Однажды, как бы во сне, Петр видит мужа, одетого в святительские одежды, который, став близь него, сказал: «чадо, открой уста свои!» Недоумевающий отрок исполнил веление. В это время явившийся прикоснулся языка его и, благословив его, как бы влил некоторую сладость в уста его. С тех пор уже ничего не было трудного для юноши, и он вскоре превзошел всех своих сверстников.

На двадцатом году жизни святой Петр удалился в один из соседних Волынских монастырей,²³² принял здесь иноческий сан и затем, со всею горячностью юного сердца, предался подвигам нового звания; с этою целью он носил в монастырь воду на плечах, зимою и летом, мыл братские власяницы, и т.п. Когда ударяли в благовест на Богослужение,

Петр первый являлся в храм и, простояв всю службу, никогда не прислоняясь к стене, последний выходил из него. Так подвизался преподобный до 30-летнего возраста, по достижении которого волею игумена и братии был рукоположен в диакона, и потом во священника. В то же время у него родилось желание – учиться иконному писанию. Получив на это благословение у игумена, святой Петр взялся за новое учение, и чрез несколько времени так успел в нем, что без труда стал изображать лики Господа, Божией матери и святых. После этого он безленостно трудился над писанием св. икон, которые настоятель раздавал благочестивым посетителям монастыря, и этим, как пишет писатель жизни его, одних возбуждал к молитве, а других располагал благодетельствовать обители пожертвованиями нужного для жизни.²³³

За сим после многих подвигов общежития, блаженный Петр, по благословению Настоятеля, вышел из монастыря, чтобы подобно древним отцам жить в уединении. «Обойдя окрестные места, он, по свидетельству св. Киприана, нашел безмолвное место на реке Рати».²³⁴ Здесь поставил себе келью, и начал подвизаться в посте и молитвах.²³⁵ Но скоро молва о его подвигах распространилась в окрестностях; к нему начали стекаться со всех сторон жаждущие спасения, так что, спустя несколько времени, Петр должен был соорудить церковь (во имя Спаса Иисуса Христа) и поставить кельи для приходящей братии.

Наконец «слава о праведной жизни блаженного Петра достигла князя и вельмож страны Волынской и Галицкой, которая, как пишет св. Киприан, цвела тогда силою и богатством. князь и бояре дивились человеку Божию и с любовью приходили слушать его наставления, «В то же время (1285) посещал западнорусские пределы митрополит всея России Максим. Узнав об этом, блаженный Петр пришел с братией принять благословение у святителя и принес ему образ успения Владычицы, который сам писал». Святой Максим с любовью принял эту икону, украсил ее золотом и дорогими камнями, и потом до конца жизни своей хранил в своей кельи, как заветную святыню «днем и ночью молясь сей иконе о спасении вверенной ему земли русской».

После этого святитель Максим скончался 6 декабря 1305 года.²³⁶ Тогда один из игуменов Владимирских некто Геронтий, самовольно захватил святительскую утварь, жезл и ту икону, которую Петр поднес Максиму, и со свитою преданных себе сановников мирских и духовных отправился в Царьград – искать посвящения в митрополита Всероссийского. Это сильно взволновало всю землю русскую. Но в особенности вознегодовал на Геронтия тогдашний Галицко-Волынский князь Юрий Львович, почитатель святого Петра. Это был в свое время один из могущественнейших князей древнего Галицко-Волынского княжества, именовавший себя даже царем всей Руси.²³⁷ Юрий желал, чтобы митрополия русская была в его столице – Галиче,²³⁸ а потому он уговорил святого Петра ехать в Царьград – просить у патриарха особого митрополита для юго-западной Руси, вообще в это время недовольной перенесением митрополичьей кафедры на север России. Между тем секретно от себя Юрий писал к патриарху о назначении в митрополита самого святого Петра, и для большего успеха послал вместе с ним даже особого посла, которому поручено было хлопотать о посвящении игумена Ратского.

Святой Петр отправился из одной пристани, а Геронтий из другой. Не смотря, однако, на то, что оба они плыли в одно время, блаженный игумен Ратский плыл тихо и благополучно, тогда как Геронтия преследовала буря и волны морские задерживали ход корабля. Наконец в одну ночь – сама Матерь Божия явилась Геронтию и сказала ему:

«Напрасно трудишься; сан святительский не достанется тебе; но тот, Кто написал Меня – Петр игумен Ратский, служитель Сына моего и Бога, возведен будет на верховный престол митрополии русской и украсит его, и людей своих упасет, и так богоугодно пожив, в старости маститой с радостью перейдет к своему желаемому Владыке и Верховному Архиерею».

В это время на Константинопольской кафедре сидел благочестивый и добродетельный патриарх Афанасий. Как только святой Петр явился к нему, вся патриаршая комната исполнилась благоухания. патриарх уразумел, что это было ради святого Петра, и потому нимало не медля созвал собор, на котором торжественно объявил святого Петра митрополитом не одной только южной, но всей России. За тем сам патриарх служил литургию и посвятил святого Петра на новое его служение. «Слышал я, говорит святой Киприан, от некоторых в Цареграде, за истину передавших мне, что во время посвящения лице Петра просветилось как бы лучами солнечными, так что все служившие с патриархом изумились. Первосвятитель, убежденный в святости человека Божия, пророчески сказал всему собору: истинно повелением Божиим пришел ко мне дивный муж и благодатию Божией он хорошо упасет вверенное ему стадо».

Вскоре после этого прибыл в Константинополь Геронтий, и узнав о рукоположении святого Петра, невольно рассказал патриарху свое видение. Блаженный Афанасий сделал ему строгое обличение, и предав захваченную Геронтием утварь вместе с иконою и жезлом святому Петру, с миром отпустил нового митрополита в землю Русскую.

Эго было в 1308 году. В том же году святой Петр прибыл из Константинополя в Киев, и пробыв здесь немного времени, в следующем 1309 году отправился на север России в город Владимир-на-Клязьме, в котором его предшественником назначена была кафедра митрополитов всероссийских.

Но прибытии святого Петра во Владимир-на-Клязьме первым делом его было поставление архиепископа Давида на кафедру сиротствующей паствы Новгородской. За тем он отправился обозревать свою митрополию и в конце июля 1309 был в Новгороде. Вслед за сим, зимою следующего года видим святого Петра в Брянске, куда теперь кроме того звали его дела государственные. Именно удельный князь этого города – Василий был изгнан своим дядей Святославом. Василий испросил помощь у хана и с полчищами татар шел к Брянску защищать свои права. Кроткий святитель убеждал Святослава поделиться княжением с племянником или совсем отказаться от Брянска, чтобы не проливать крови человеческой. Но Святослав отказался от того и другого. Вследствие этого Василий немедля напустил татар на город, которые умертвили Святослава, и за тем по обычаю начали все предавать огню и мечу, так что сам митрополит едва мог найти себе убежище в церкви.²³⁹

Не смотря, однако, на такую заботливость святого Петра о покое и спасении своей паствы, вскоре нашелся человек, который дерзнул восстать на святителя и оклеветать его в самых небывалых преступлениях. Это был тверской епископ Андрей, который сам, происходя из дома князей литовских, желал было занять кафедру митрополита. С этою целью Андрей тайно послал донёс на святого Петра к патриарху Царьградскому. Тогда еще жив был блаженный Афанасий, сам бывший свидетелем добродетелей русского митрополита. Изумленный – он не хотел верить клевете, но преступления, взводимые на Петра, были таковы, что он принужден был послать доверенное лицо, исследовать дело на месте. Вместе с сим Афанасий написал к Петру особое послание, в котором, уведомляя его о доносе и своем смущении вследствие этого, просил митрополита постараться очистить и исправить дело. «Священнейший митрополит Киевский и всея России! – писал святейший Афанасий, возлюбленный во Святом Духе брать и сослужитель нашего смирения! избранием Святаго Духа поставлен ты пастырем и учителем стада Христова. Но вот из вашего племени и твоей области до моего слуха дошли слова тяжкие о тебе. Они смутили мою мысль. Постарайся очистить и исправить дело».²⁴⁰

Созванный по этому случаю собор в Переславле Северном совершенно оправдал невинного архипастыря, и потребовал осуждения нечестивого Андрея. Но за него вступился сам Петр и принял его под свою защиту. «Мир тебе чадо, сказал ему святитель. Не ты сие сотворил, но изначала завидующий роду человеческому диавол; ты же отныне соблюдай себя, а мимошедшее да простит тебе Бог».

Собор торжественно засвидетельствовал невинность митрополита и оставил в покое Андрея. За то святой Петр сам предложил теперь на суд его – поступки другого епископа, уже касавшиеся не личности, а самой церкви. Это были несправедливые действия Сарайского епископа Измаила, который по корыстным расчетам приписал к своей епархии церкви, принадлежащие к Рязанской епископии и не желал трудиться на новой пастве своей по Хопру и низовьям Дона. «Святитель Петр признавал такие поступки Измаила тем более преступными, что в это время низовьям Дона начали угрожал происки папы, который вскоре (1318) назначил в Кафу (Феодосию) своего бископа и епархию его простер от черного моря до России и от Булгарии до Волыни».

Собор низложил Измаила, и на его место митрополит поставил во епископа Сарайского и Донским землям Варсонофия.

Подобно этому же в сие время великий пастырь имел нужду обличать своеволие людей в вере. «В то время, говорит блаженный Киприан, появился еретик Сент, который проповедовал противное церкви Христовой и православной вере. Святой Петр обличил его и за упрямство предал проклятию, и он исчез».

К этому же времени можно отнести написание известных двух поучений святителя Петра, из коих в первом святитель убеждает христиан проводить время поста в строгом воздержании и молитве непременно приобщаться Святых Таин и т.п.²⁴¹ Но особенно поучительно и назидательно второе поучение святого Петра ко всему духовенству, в виде окружного послания игуменам, попам и диаконам.

«Знайте, дети, пишет святой Петр в какое достоинство вы призваны Богом. Апостол Павел пишет: кийждо в звании, в немже призван бысть, в том да прибывает (1Кор.7:20). Вы, дети, называетесь стражами церкви, пастырями словесных овец, за которых Христос пролил свою спасительную кровь. Будьте же, дети, истинными пастырями, а не наемниками, которые млеко едят и волною одеваются, а об овцах не пекутся (Иез.34:3). И не входящие дверьми во двор овчий также не суть пастыри, но татие а разбойники (Ин.10:1). Но вы, дети, таким не последуйте; подражайте истинному пастырю Христу, как Сам Он сказал в Евангелии своем: аз есмь пастырь добрый и душу мою полагаю за овцы, и прочее (Ин.11:15). Будьте, дети, образцом для своего стада, по слову Спасителя, как Он говорит своим апостолам: вы есте свет мира, вы есте соль земли. Тако да просветится свет ваш пред человеки, яко да видят ваша добрая дела, а прославят Отца Вашего, иже на небесех (Мф.5:13–16). Прежде всего вам должно просветиться сими добродетелями, кротостью и смирением; также блюстись от всех дел непристойных, которыми мир соблазняется: ибо горе человеку тому, сказал Спаситель, имже соблазн приходит (Мф.18:7). Оградившись страхом Божиим, отсеките, дети, от сердец ваших всякую отрасль, пагубную для души: гнев, ярость, зависть, ненависть, пьянство, которое есть корень всякому злу, и смехотворство; ибо сказано; всяко слово гнило да не исходит из уст ваших (Еф.5:29). И Спаситель сказал: от словес своих оправдишися и от словес своих осудишися (Мф.12:37). Будьте, дети, в дому Божием, как маслина плодовитая, и приносите плоды духовные и святость. Упражняйтесь, дети, в чтении священных книг и в учении день и ночь, по слову пророка: в законе Господни поучихся день и нощь (Пс.1:2). Вы люди святые, царское священие, язык свят (1Пет.2:9).

Да почивает на вас Дух Святой, как пишет Василии Великий Кесарийский в божественной литургии: Свят бо есть Господь и во святых почиваяй. Нужно, чтобы дела ваши соответствовали имени вашего священства: вера бо без дел мертва есть (Иак.2:20). Облекитесь, дети, как избранные Божии, в оружие света, то есть в благочестие. Если таким образом сами вы, дети, будете творити добрые дела пред Богом, тогда в состоянии будете научать и своих детей духовных. Посему, Бога ради, всеми силами потщитесь, дети, проводить жизнь в страхе Божием, чтобы упасти себя, и чадо свое и избавиться вечной муки. Писанием и не писанием понуждаю вас, дети, на дела благие, потому что я должен всегда напоминать вам и писать вам о том, что душеполезно и спасительно. Вместе и сам прощу вас, преподобные молитесь о моем не достоинстве по моей худости, по слову писания: молитесь друг за друга, яко да исцелеете (Иак.5:16), да сподобит Бог всех нас, без вреда, освободиться от сей суетной жизни, и получить вечное блаженство и неизреченную радость Христа Бога нашего, молитвами пречистые Владычицы нашей Богородицы. Наконец будем славить безначального Отца и единородного Сына Его, Христа Бога нашего, и пречистого преблагого и животворящего Духа, ибо так верными славится пресвятое имя Божие и того божественною силою мы избавляемся от враг видимых и невидимых, в сем веке и в будущем, во веки аминь».²⁴²

Так и делами, и словами подвизался святой Петр на пользу и спасение своей церкви, как в Москву (1312) пришла весть о смерти хана Тогтагу и вступлении на его место Узбека, принявшего магометанство. Для русского великого князя и всероссийского митрополита это был зов в орду к новому хану для поклонения и утверждения в правах своих. Кроме этого святитель Петр должен был явиться к Узбеку, чтобы испросить подтверждение прав духовенства, темь более, что эти права подвергались резким оскорблениям и насилиям произвола даже со стороны христиан. Поэтому святой Петр спешил в орду, чтобы предупредить послов немецкого императора и папы, которые то же шли в орду и могли испросить себе у хана преимущества для своей церкви, вредные для православия в южных областях России.

И Господь с успехом благословил путешествие святителя. Святой Петр был принят Узбеком с почестью и еще с большею честью отпущен из Орды.²⁴³ Вслед за тем прибыл в отечество великий князь Тверской, Михаил и привез от хана на имя Петра милостивую грамоту, в которой но только ограждена была личная свобода духовных лиц с правом на владение имуществами, но и утверждена свобода святой веры угрозою смертной казни её оскорбителям с признанием независимости церковного управления и т.п.

Так по молитвам и заботливости святого Петра Господь устроял церковь российскую – помощью самих врагов её, чтобы оградить ее от волнений внутренних и внешних. Тем более тяжело было при этом святителю Божию смотреть на господствовавшие тогда междоусобия князей русских. Напрасно удерживал он князя Московского Юрия во Владимире, убеждая его не ходить в орду домогаться великого княжения, когда жив был еще законный властитель всея России великий князь Михаил Тверской. Юрий не захотел слушать святителя, и своим властолюбием довел до мученической кончины Михаила.²⁴⁴ Напрасно после этого святой Петр удерживал сына Михайлова – Димитрия от нападений на области Московскую и Новгородскую. И Димитрий, и Юрий оба пали жертвою взаимной ненависти в орде, вследствие чего престол великокняжеский законно перешел в руки князя Московского Иоанна Даниловича Калиты, брата Георгиева. Наконец к новой скорби святителя язычник Гедимин завладел (1321) любимою родиною его, Волынью, и сам первопрестольный Киев перешел в руки неверных.

Среди таких невзгод и искушений взоры святителя невольно обратились к Москве, в которой прозорливый дух его видел главу будущей России, «хотя еще мал и не знатен был этот город, как мы видим его ныне», замечает блаженный Киприан. Святой Петр видел, что Москва соберет под свою сень раздробленные и истерзанные части России, и порешил на всегда остаться в атом городе, вблизи любимого им Иоанна, у которого и прежде еще он находил отдых душе своей. Потому, как только Юрий погиб в орде, святитель оплакал сего бедного князя, и, прибыв в Москву, на его погребение, никогда уже более не выезжал из неё.

Это было в первую субботу великого поста 8 февраля 1326 года. За сим на вербной неделе того же поста святой Петр посвятил первого епископа в Москве – блаженного Моисея в архиепископы Новгородские. Потом чтобы еще более закрепить союз свой с любимою столицею, и навсегда утвердить её силу и значение, первый Московский митрополит начал убеждать благочестивого Иоанна построить для него и его преемников особую кафедру в Москве, которая могла бы заменить Боголюбский собор Владимира и на которой должно было почить все благословение святителя.

Трогательны и высоко-знаменательны слова, с которыми святой Петр по этому вопросу обращался к Иоанну: «О Боголюбезный сын мой, говорит блаженный святитель, если ты послушаешься моего совета и соорудишь в Москве церковь каменную соборную, во имя Пресвятой Богоматери, то и тебя самого Господь благословит и поставит выше других князей, град сей славен будет во всех градах русских и святители поживут в нем и руки его взыдут на плещи (спину) врагов его, и Бог прославится в нем».

Вероятно в это же время прозорливый святитель благословил крестом, как говорит Иоанн Грозный «прародителя нашего великого князя Иоанна Даниловича и весь рода, наш».²⁴⁵ В последствии этим благословением чрезвычайно дорожили великие князья российские и не иначе передавали его, как наследнику престола.²⁴⁶

За то недолго заставил ожидать святого благочестивый князь Московский. Того же 1326 года в Москве, в месяце августе, желанный храм был заложен и посвящен во имя Успения Пресвятой Богородицы. Доставка материалов и самая работа шли быстро: храм все более и более приближался к концу. Но вместе с сим ещё скорее приближался к концу своего блаженного подвига первопрестольник Московский. В этих видах он сам приготовил себе каменный гроб в новом храме близь жертвенника и с миром ожидал своей кончины.

В это время, между прочим, Московский князь видит сон: виделось князю, будто ехал он на конях, близь реки Неглинной, где, ныне на горе стоит монастырь, именуемый высоким, с церковью во имя чудотворца Петра; внезапно представилась князю на этом месте гора высокая, покрытая снегом; изумился Иоанн и, показывая на нее своим вельможам, недоумевал о необычайной высоте горы, но мало по малу начал стаивать снег и вскоре исчезла самая гора. Иоанн возвестил о том святителю Божию и святой Петр пророчески ему сказал: «Разумно тебе да будет, о, чадо, что гора сия высокая, какую видел, есть образ твоего благородия, и Богом дарованного тебе отеческого скипетра и величия крестоносных хоругвей Русского царства; снежный же верх горы сей являет близкое скончание моего жительства, которое, подобно снегу, лежавшему на горе, вскоре скроется от очей твоих. Но, как и самая гора, когда ты долго на неё смотрел, сделалась невидимою пред тобою, так и тебе предлежит, после моего отшествия, благородно царствовав и воспитав около себя благородные чада, преставиться от мира сего. Когда услышишь ты о некоем старце, к тебе пришедшем, тогда, и ты уразумей о совершении доброго твоего жительства и близком отшествии к Богу».

И действительно спустя четыре месяца после основания храма, святой Петр перешел в жизнь вечную 21 декабря 1326 года. Пред этим, провидя прозорливым духом близкое отшествие свое ко Господу, он взошел в церковь соборную и совершил сам божественную службу, помолившись о православных царях и князьях и возлюбленном сыне своем, князе Иоанне, и за все благочестивое христианское население земли Русской, и воспомянул также о всех усопших. По выходе из церкви, призвав он весь клир церковный и, по обычаю своему, довольно поучал назидательным словом; с того часа не преставал раздавать милостыни; всем приходившим к нему убогим, также по всем обителям и церквам, иереям и диаконам. Великого князя Иоанна не было тогда в городе; святитель позвал к себе старейшину, поставленного князем, по имени Протасия, мужа верного и украшенного всякими добродетелями, и сказал ему: «чадо, вот я отхожу от жития сего; оставляю сыну своему возлюбленному князю Иоанну милость, мир и благословение от Бога, и семени его до века. Сколько сын мой меня успокоил, воздаст ему Господь Бог сторицею в мире сем и живот вечный наследует он; да не оскудеют от семени его обладающие местом сим и не упразднится намять его, и Господь исполнит его влагалища за то злато, которое завещал на совершение церковного строения». Потом, преподав всем предстоявшим мир, сам начал петь вечернюю службу, с воздетыми к небу руками; еще молитва была на устах его, как уже душа отходила из тела, возлетая на небеса к желаемому Христу.

Скоро весть о кончине святителя Божия распространилась по всему городу и его окрестностям. Все спешили воздать последний долг усопшему; наконец прибыл в Москву, и великий князь и со многими вельможами поспешил предать тело своего любимого отца погребению.

В погребении святителя Петра замечательно то обстоятельство, что митрополита, по происхождению Волынянина, но особому стечению обстоятельств отпевал то же Волынский епископ Феодосий Луцкий.²⁴⁷ В самый день погребения, когда несли тело святого на одре, некто видел, что святитель благословлял с одра своего сопровождающих на обе стороны, по обычаю святительскому.

Потом в 20 день по кончине угодника Божия молодой человек, от рождения расслабленный руками, получил исцеление у гроба святого Петра; тогда же слепому возвращено зрение, глухому – слух, и за тем последовали многие другие чудеса,²⁴⁸ вследствие чего преемник, блаженного Петра митрополит Феогност немедленно обратился в Константинополь к патриарху, с прошением разрешения установить празднование почившему чудотворцу.

Патриарх Иоанн отвечал грамотою: «Преосвященный митрополит всей Россий, всечестный, возлюбленный во Святом Духе брат и сослужитель нашего смирения! Благодать и мир от Бога твоему святительству! Мы получили писание твоего святительства, извещающее и удостоверяющее нас вполне и предшествовавшем тебе архиерее, что он прославлен Богом по смерти и принят Им как искренний служитель, что совершаются им и великие чудеса и исцеляются болезни всякого рода. Мы весьма обрадованы, чем духовно и вознесли хвалу Богу. Твое святительство спрашивает нас: как поступить с такими святыми мощами? Ты сам знаешь, какой есть чин на то в церкви Божией, когда узнает она о подобных несомненно. Пусть выполнен будет такой чин церковный. Твое святительство почтет раба Божия священными песнями и хвалами, то же установи и на будущие времена, во славу Бога, прославляющего славящих Его. Благодать Божия да будет с тобою!»²⁴⁹

Согласно этому установленно было праздновать память святителя 21 декабря в день его блаженной кончины. Потому к этому присоединено еще празднование перенесения мощей святого Петра 24 августа и особое воспоминание его вместе с святителями Алексием и Ионою октября 5 дня.

Мощи святителя поставлены в храме 1471 года. В это время гроб его был сожжен от татар, но тело осталось целым и невредимым, «Камень не выдержал силы огня, говорит очевидец, а мощи святого угодника, в показание всемощной силы, сохранились невредимыми.²⁵⁰

Заключим свое обозрение сведениями о святых иконах, писанных святителем Петром и доселе во многих местах почитаемых чудотворными по особым явлениям силы Божией от них. Такова прежде всего икона Богоматери в московском успенском соборе, писанная святым Петром; это та самая икона, которую игумен Петр поднес блаженному митрополиту Максиму, во время посещения им земли Волынской. Подобно этому, Новгородская икона Богоматери, его же руки, ознаменовалась. множеством чудес, чему свидетелем был св. Димитрий, в 1677 году, кроме этого известна также икона Богоматери Владимирская, списанная святителем с той чудотворной иконы, которую принес с собою Андрей Боголюбский из Вышгорода, куда перешла она с востока. Наконец в Переяславской Воздвиженской церкви есть икона Богоматери, писанная святителем, посланная им в Переяславль на благословение, и доселе находящаяся в особом уважении у народа.

Блаженный Феогност, но происхождению грек, посвящен в митрополита всероссийского в 1328 году, спустя два года после кончины святителя Петра, митрополита Киево-Московского, и в том же году чрез Киев и Владимир Волынский прибыл в Москву, Это было самое смутное время татарского владычества на севере России, под властью жестокого Узбека.²⁵¹ Но не лучшие времена были теперь и в юго-западном русском крае от насилий литовских и латинской пропаганды. Поэтому, по прибытии на место своего назначения, блаженный Феогност, подобно святому Петру, немедленно направил стопы свои, для обозрения обширной русской паствы, терзаемой угнетениями чуждой власти и внутренними неурядицами. С этою целью сначала он посетил (1330) Новгород и Псков и здесь силою своей духовной власти заставил удалиться из русских пределов Тверского князя Александра Михайловича, гонимого Узбеком за убиение убийцы отца его. За тем чрез Смоленск и Чернигов из Пскова блаженный Феогност прибыл на Волынь и здесь нашел необходимым остаться на некоторое время в утешение православным, гонимым латино-польскою пропагандою. Вследствие этого, блаженный дал знать из Волыни в Новгород, чтобы сюда прибыль к нему для посвящения Василий, избранный новгородцами во владыки Новгороду и Пскову. В то же время между прочим прибыли сюда к митрополиту послы и от псковичей, с просьбою, чтобы он поставил им особого епископа Афанасия. Но Феогност не внял ходатайству псковитян, и в 1331 году, во Владимире Волынском посвятил Василия во архиепископа Новгородского и Псковского. Здесь же также рукоположен митрополитом и другой епископ из великой России, для Твери блаженный Феодор.

За тем посетив другие древне-волынские города: Перемышль, Холм и Галич, Феогност остановился на некоторое время в Киеве для устроения здешней митрополии, особенно много пострадавшей в то время от набегов татарских и частью от Литвы. Отсюда же, из южной России, митрополит путешествовал и в Константинополь, вероятно, как догадываются, для решения некоторых недоумений, возникших во время обозрения паствы. В это же самое время, по всей вероятности, во время пребывания своего в Константинополе блаженный Феогност предлагал Патриаршему Собору о чудесах святого Петра, и получил от патриарха письменное разрешение праздновать его память.

Спустя семь лет после этого (1340) Феогност погребал в Москве великого князя Иоанна Даниловича, а чрез два года должен был сам ехать вместе с новым, великим князем Симеоном в орду для представления новому хану Джанибеку, который взошел на престол, умертвив двух братьев. Великий князь скоро возвратился в Москву; но митрополит был задержан в Орде, потому что новые придворные Джанибека, принадлежащие большей частью к поклонникам Магомета, убедили было хана, заставить митрополита отказаться от прежних прав, дарованных ханами. Для достижения этой цели фанатики исламизма долго томили Феогноста и подвергали его разным истязаниям; но святитель Божий терпел все, и ни под каким предлогом не соглашался предать святую Церковь. Он роздал вельможам татарским богатые дары (всего в 600 рублей) и достиг наконец того, что был отпущен с прежними правами.²⁵²

Между тем на сцену истории снова появился вопрос об отделении южнорусской митрополии от московской, подавленный было личным авторитетом святого Петра, но теперь опять поднятый даже Константинопольским патриархом (Каллистом), который около этого времени поставил особого митрополита Романа для Литвы и Волыни. Блаженный Феогност как нельзя более понимал все зло, долженствующее произойти от этого разделения, и потому с первою вестью о назначении нового митрополита для южной Руси, по совещании с великим князем, послал в Царьград послов с просьбою прекратить этот беспорядок. И заботы первосвятителя не были бесплодны. Константинопольский Собор 1347 года определил уничтожить прежнее определение об особом южнорусском митрополите и почтил Феогноста званием препочтенного митрополита и экзарха всей России.

После этого Феогност снова отправился 1348 году на Волынь, и вслед за его возвращением в Москву Волынский князь Любарт Гедиминович, во святом крещении – Феодор прислал к великому князю послов с просьбою выдать за него замуж племянницу его, дочь князя Ростовского Бориса, и она была охотно выдана за усердного к вере Любарта. В то же время Ольгерд великий князь Литовский прислал в Москву послов от себя просить руки другой родственницы великого князя Калиты – Иулиании дочери убиенного тверского князя Александра, и, хотя, Ольгерд был плохой христианин,²⁵³ однако, имея в виду полезные следствия, могущие произойти от сего замужества, митрополит преподал (1349) благословение и на этот брак и Иулиания была выдана замуж за литовского князя.

После этого блаженный Феогност пережил в 1351–1352 страшную моровую язву, которая, как известно в это время свирепствовала в таком ужасающем виде на Руси, что в иных местах не оставляла ни одного человека, за тем скончался 11 марта 1353 года, и 14 числа того же месяца похоронен в Московском Успенском кафедральном храме – «об едину страну с митрополитом Петром Чудотворцем».

Его святые мощи обретены нетленными в 1471 году, память его 14 марта.

Святитель Киприан был родом серб, из городи Тернова, и первые иноческие подвиги свои совершал на Афоне. Еще будучи иноком, он посещал пределы южной России по поручению Константинопольского патриарха, «для того, чтобы, как говорит Цареградский собор о Киприане, он примирил здешних князей друг с другом и с митрополитом» (св. Алексием), на которого первые жаловались патриарху. Как говорит история, Киприан действительно успел на время успокоить волнение. Но вслед за сим недовольные южнорусские князья опять послали новое посольство в Константинополь, умоляя дать им особого митрополита на место умершего литовского митрополита Антония; в противном случае они грозили отложиться и обратиться к другой церкви. После этого патриарх не мог не уступить, и после соборного рассуждения посвятил самого же Киприана митрополитом Киева и Литвы. В то же время подчинена была ему и епархия Волынская. А для того, чтобы сохранился древний порядок управления русской церкви, тут же постановлено было, дабы по смерти Алексия, Киприан остался общим митрополитом всея России.

Это было в январе 1376 года. Следуя соборному определению, блаженный Киприан по прибытии на место служения дал знать о своем назначении в Новгород, и за тем со всею любовью предался заботам об устроении подчиненной ему митрополии. «Дыша, как пишет автор истории православной церкви на Волыни, истинно Евангельским миролюбием, он, со многими трудностями и редким терпением обтекая всю землю русскую, по целым месяцам и годам проживал в земле Волынской; всегда старался извлечь пользу для церкви, утвердить общее благо, мир, порядок; снискал благоволение и князей литовских и королей польских, и умел держать в зависимости и подчинении епархии Волынской области даже в то время, когда между самими иерархами Волынскими находились такие, которые, неизвестно по каким видам, покушались отложиться от власти всероссийского митрополита». «Пусть не осуждает меня никто за то, что буду говорить, пишет в одном своем письме сам Киприан. Если был я в Литве, то многих христиан избавил я от горького плена; многие не знающие Бога познали истинного Бога и обратились к истинной вере крещением; я поставил церкви, утвердил христианство, издавна опустошенные святые места восстановил и присоединил к митрополии всей России. Новгородок Литовский давно отпал, и я его ввел в порядок, и теперь отсюда получаю для митрополии десятину и села. В Волынской земле сколько лет оставалась Владимирская епископия без владыки, я поставил владыку и святые места восстановил. Исконные софийские села перешли к князьям и боярам, и я их отыскиваю, чтобы по смерти моей владел, кого Бог поставит. При недостатке надзора святительского, писал далее Киприан, каждый владыка жил по своей воле, как хотел; попы, иноки и все миряне – то же что овцы без пастуха. Ныне Божиею помощью и нашими трудами дела церкви приведены в порядок».²⁵⁴

Между тем, скончался на севере тогдашний митрополит Московский Алексий (12.02.1378), и блаженный Киприан, согласно определению патриарха, должен был занять его место, чтобы, таким образом, всю русскую Церковь принять в свое управление. Но по неисповедимым судьбам Божиим ему не только не удалось достигнуть этого в первое время, но напротив того суждено было даже потерпеть разные испытания со стороны особенно сторонников известного Митяя, который самовольно решился сделаться митрополитом и даже увлек было на свою сторону великого князя московского Димитрия Донского. Поруганный и ограбленный под стенами самой Москвы, Киприан удалился в Царьград, «искать своей митрополии и единения церковного между югом и севером; но хотя в это же время Митяй и погиб в море на пути в этот город, однако другой из спутников его – некто игумен Пимен, обманом достиг того, что был посвящен в митрополита великой России, и Киприану снова оставлена была по-прежнему только митрополия одной малой России.

Вот как пишет сам Киприан о своем пребывании в Константинополе во время вышеупомянутых замешательств: «Там пробыл я до 13 месяцев. Нельзя бы то выйти из Царьграда по облегавшей его тесноте, морем владели латиняне-генуэзцы; а на суше – кругом безбожные турки. Когда находился я в этом заключении, продолжает святитель, напала на меня болезнь, до того тяжкая, что едва оставался я живой. Лишь только пришел я в себя, обратился за помощью к святому Петру чудотворцу; я молился ему: раб Божий и угодник Спасителя! Знаю, ты имеешь дерзновение к Богу и можешь помочь мне в беде и болезни; если угодно тебе, чтобы я, раб твой, достиг до твоего престола и поклонился чудотворному гробу твоему, то подай мне облегчение в болезни моей. И верьте мне, заключает Киприан, в тот же час тяжкая болезнь моя кончилась и чрез несколько дней я оставил Царьград.

Тот же самый угодник Божий, по сознанию самого же Киприана, вслед за сим действительно споспешествовал ему и поклониться честному гробу Его (т.е. святого Петра). Это случилось в 1381 году непосредственно после того, как великий князь московский узнал о происках Пимена, и потребовал возвращения Киприана из Киева. Призванный великим князем в Москву на место заточенного Пимена святитель между прочим установил здесь празднование на Руси, так называемой Дмитриевой субботы для поминовения о воинах, скончавшихся во время Куликовской битвы, крестил вместе с св. Сергием сына князя Владимира Андреевича Серпуховского, и вообще, казалось, навсегда помирился с великим князем. Но в это время, как известно, в Москве случилось нашествие Тохтамыша. Это нападение было так неожиданно, что сам великий князь едва спасся из города, чтобы собрать войско. Вслед затем должен был удалиться и Киприан из Москвы, и вместе с преподобным Сергием поселился в Твери.

К несчастию Тверской князь не хотел принять никакого участия в отражении Тохтамыша, и даже просил у сего последнего утверждения на княжеском престоле. Это дало повод недоброжелателям представить в невыгодном свете и пребывание митрополита у князя Тверского. К довершению несчастия, патриарх заступился за Пимена, и Киприан снова должен быть уступить Пимену и удалиться в Киев,

Не смотря, однако, на это и здесь он не забывал главной цели своей – соединить обе митрополии, и, наконец, после разных неудач, снова возвратился в Москву (марта 1390). Здесь он смирил взбунтовавшихся против него новгородских стригольников и крестил трех знаменитых мурз. В то же время не без утешения для Киприана устроились и дела о Галицкой митрополии. Не смотря на то, что сам литовский князь просил (1391) патриарха рукоположить некоего иеромонаха Симеона в митрополита Галицкого, и сам даже Луцкий епископ Феодор явился к патриарху с просьбою о поставлении его митрополитом в юго-западной Руси, патриарх однако не обратил внимания на их ходатайство, и по-прежнему признал Киприана митрополитом всея России, и даже поручил ему на место «несовестливого» епископа Луцка, поставить другого более достойного.

За тем в апреле 1396 года Киприан снова отправился в пределы юго-запада и вместе с великим князем прибыл к Витовту в Смоленск, где рукоположил епископа Смоленску Кассиана. В то же время Витовт дал слово не трогать православия и утвердил Киприана главою всего русского духовенства. Не с таким успехом приходилось митрополиту иметь дело с Ягеллом, под властью которого тогда находился Киев. Но и здесь своим благоразумием Киприан сделал многое для пользы православия, посвятив целых 9 месяцев на исправление дел древней митрополии, угнетаемой Латинскими проповедниками Ягелла. В то же время он был и на Волыни (1397) откуда вместе с ним, должно быть по определению патриарха, отправился в Москву и Луцкий епископ Феодор, который здесь и скончался

В 1401 году Киприан на Московском соборе лишил епархии другого Луцкого епископа Савву, обязавши его неотлучно жить в Москве, за некие, как говорит Никоновская летопись, вещи святительские, или как догадываются другие, потому что епископ этот имел несчастье заслужить гнев Витовта.

В июле 1464 года Киприан снова отправился из Москвы в Киев, в котором открылись тогда разные беспорядки, так что здесь он должен был даже сменить своего наместника и всех лиц, служащих при нем. За тем св. Киприан снова посетил Луцк и здесь поставил нового владыку на место удаленного Саввы. В то же время в Волынском городе Миролюбове Киприан виделся с Ягеллом и Витовтом, и обоими из них был принять благосклонно, хотя здесь вопреки своему желанию, он должен был сменить Туровского епископа Антония, человека ревностного по вере и преданного православию, но неприятного сторонникам латинства, которые никак не могли помириться с Туровским владыкой за его подвиги на пользу православия, и оговорили его пред митрополитом, будто он сносился с ханом Тади-Беком и даже приглашал его властвовать в Киеве. Киприан понимал дело, и хотел было ограничиться тем, чтобы оставить Антония при себе. Но Витовт грозил отнять у Киприана западные области, если Антоний не будет низложен, и святитель должен был уступить силе.

Наконец в январе месяце 1406 года, св. Киприан в последний раз возвратился в Москву. Отягченный горькими лишениями и летами, он начал чувствовать близость кончины, и потому поселившись в любимом своем селе Голенищеве начал по преимуществу заниматься богомыслием и молитвою. В начале сентября, он уже больной посвятил в Голенищеве епископа Митрофана в Суздаль, – а 16 сентября того же 1406 года скончался мирно смертью праведника.²⁵⁵

Блаженный Фотий посещал пределы Волынские во время управления всероссийскою митрополией два раза. Он был грек и поставлен во всероссийские митрополиты, спусти два года после смерти Киприана (1409) патриархом Цареградским Матфеем.²⁵⁶ Сентября 1 того же года он прибыл в Киев, и как на юге России давно жаловались, что не видят у себя митрополита, то Фотий пробыл здесь более 7-ми месяцев, лично осматривая положение дел и решая жалобы. После этого он отправился в Москву, куда прибыл на кануне Пасхи 22 апреля 1410 года. Здесь особенно заняли его дела о возвращении митрополичьих имений и земель, захваченных во время набегов монгольских. Это сильно вооружало против него бояр и даже самого великого князя. Но несмотря на это, Фотий успел возвратить кафедре все ей принадлежащее.

Но особенно тяжелое время настало для Фотия со времени подчинения Литвы и Волыни под власть Витовта, когда сей последний составил план об отделении своих владений от царства польского, и приобретении для своей династии титула королевского. Для достижения этой цели ему необходимо было с одной стороны задобрить папу, который один в то время считался раздаятелем корон, а с другой – прекратить всякие отношения своих русских подданных к Московским митрополитам, которые, проживая в Москве, своим влиянием постоянно поддерживали между литовско-русскими и московскими князьями дух братства, опасный для литовского самовластия. Вследствие итого, Витовт всячески старался содействовать распространению латинской пропаганды в своих областях, учредил в Луцке (1427) католическую кафедру, построил в том же городе доминиканский монастырь, отдал в полное ведение полякам Волынские города: Кременец, Олевск, Збараж, Ратно и другие. Наконец в 1428 году Витовт созвал подвластных себе князей русских и объявил им, что надо отказать Фотию в управлении Литовско-Волынскими церквами, и достать для них особого митрополита. По общему соглашению решено было обратиться по этому вопросу к патриарху Константинопольскому и греческому императору. Но тогдашний патриарх Евфимий вместе с императором отказали в этом неуместном желании, и Григорий Цимвлак, посланный было Витовтом для поставления в южнорусского митрополита, возвратился ни с чем. Тогда Витовт для достижения своей цели придумал новое средство. Он созвал всех епископов и архимандритов своей области и объявил им свое желание и отказ патриарха и императора. Духовные, как говорить Витовт, согласились с тем, что «вследствие дальности митрополита (Московского) от их епархий выходит много беспорядков, и что они могут без патриарха поставить себе митрополита». Но на самом деле, как известно, духовенство Литовско-Русское долго не соглашалось с Витовтом, и только угрозами он успел вынудить у него свое согласие Как бы то ни было, но в марте 1415 года, Витовт снова послал в Константинополь свою просьбу, и присовокупил, что если не дано будет ответа до 13 августа, то митрополит будет избран и поставлен местными епископами. Ответа не было до самого ноября месяца, а потому 14 ноября того же года, собором литовско-русских епископов был поставлен на степень митрополита литовской Руси Григорий Цимвлак и вступил в управление своею паствою. Епископы Литовские обнародовали от себя два послания, одно к блаженному Фотию, а другое по всей русской церкви, из коих в первом объявили, что еще при первом посещении Киева Фотием, они заметили в нем поступки не согласные с званием архипастыря, и теперь даже узнали о таких его делах, которые прямо осуждают его на низвержение, но они не хотят наносить ему бесчестия и только отказываются от его власти. Во втором послании они оправдывают свои действия, указывая на невыгоды, какие южнорусская митрополия терпела от дальности митрополита; на пример поставления Киевских митрополитов Иллариона и Климента, и наконец указывая на произвол Константина, патриарха и императора. В то же время Витовт издал грамоту от себя, в которой в резких чертах выражал жалобы на патриарха и митрополита, и объявил, что он действовал согласно с волею князей и духовенства для чести русской церкви.

Что оставалось делать Фотию? Он решился отвратить собиравшееся нечестие личным объяснением с Витовтом, и для этой цели отправился было в Литву. Но на границе Лисовского княжества его ограбили сторонники Витовта, и он принужден был возвратиться в Москву. После этого Фотию оставалось только посланиям Литовского духовенства и грамоте Витовта противопоставить свои собственные архипастырские послания. В них он оправдывает патриарха и императора, защищает единство митрополии её древностью, напоминает епископам их клятву не принимать другого митрополита, кроме поставленного патриархом и приводит одно за другим до 30 правил, которыми доказывает, что приемлющий власть незаконно не есть истинный Пастырь, и посвящающие себе самовольно такового пастыря подвергаются отлучению.²⁵⁷

Послание это, как и все дело о Григории было рассмотрено на Московском Соборе 1416 года, на котором все действия литовских епископов признаны также не справедливыми, как и представлял это Фотий. В то же время в защиту Фотия и всей Московской церкви, по словам преосвященного Филарета, совершилось несколько чудес от мощей первого митрополита Москвы, святителя Петра, тогда как Киев был ограблен и предан огню татарами. Наконец сам Господь заступился за Фотия, по неисповедимым судьбам Божиим Григорий Цимвлак умер, спустя три года по своем поставлении (1419). В то же время Свидригайло, освобожденный из Кременецной тюрьмы преподбным Феодором, князем Острожским, и всегда вообще преданный православию, заставил Витовта отложить в сторону планы Ягелла о папизме, и потому вслед за смертью Григория, Витовт дал согласие, чтобы Фотий снова принял в свое заведывание епархии Юго-запада.

Обрадованный таким исходом дел святой угодник Божий не медля отправился для обозрения своей юго-западной митрополии. С этою целью прежде всего он был в Новгородке у Витовта. За тем посетил Мстиславль с его князем Симеоном и отсюда отправился в Слуцк и здесь у князя Александра крестил его сына. После этого снова из Киева Фотий ездил (1421) во Львов, и отселе наконец прибыл на Волынь, где во Владимире Волынском провел весь праздник Рождества Христова, совершая богослужение, решая дела и делая наставления духовенству и народу. За тем в праздник Богоявления Фотий служил в Вильне и оттуда снова возвратился в Москву.

Но особенно замечательно было пребывание Фотия на Волыни в 1429 году на известном знаменитом Луцком съезде Витовта. Поддерживаемый Германским императором Сигизмундом Витовт хотел довершить раздел Литовского княжества с Польшей торжественным своим коронованием и принятием титула королевского. С этою целью он назначил в 1429 году торжественный съезд в Луцке, на который прибыли Германский император, великий князь Московский,²⁵⁸ король Ягелло с семейством, король Датский, посланники греческого императора Палеолога и множество других иностранных владетелей и почетных лиц.²⁵⁹

Вместе с ними явился на Луцкий съезд и Фотий, как всероссийский митрополит по своему званию связанный духовными узами с владетелями Литвы и России.²⁶⁰ Не место здесь описывать всю торжественность этого съезда; его блеск и великолепие.²⁶¹ Скажем только, что кроме роскошных обедов и пышных зрелищ, здесь рассуждали почти о всех современных вопросах, как-то: об единодушном противодействии опасностям, грозившим со стороны завоевательных турок, о набегах татарских и т.п. В то же время побуждаемый просьбами императора Иоанна Палеолога и явными беспорядками западной иерархии император Сигизмунд объявил твердое намерение заняться делом соединения церквей, и Фотий, как представитель православия, должен был дать свое согласие и благословение на это дело.

В августе 1430 г. надлежало быть новому съезду в Вильне и тогда же Витовт должен был принять корону, которую обещался прислать ему император Сигизмунд. Верный своему призванию Фотий не замедлил отправиться и на этот съезд, куда кроме ожидаемых послов императора приглашены были король Польский, великий князь Русский, князь Тверской, магистры, Прусский и Ливонский, ханы Перекопских и Заволжских татар, король Богемский, и множество других князей, воевод, панов и бояр из Литвы, Руси, Польши и других земель. Оставалось только дождаться короны, чтобы после коронации приступить к решению других вопросов. Но в это время поляки, искони мечтавшие о соединении Литвы с Польшей, перехватили на дороге корону и грамоту Сигизмунда, вследствие чего Витовт, обремененный летами и неудачею, впал в тяжкую болезнь, и спустя несколько времени скончался в Троках 27 октября 1430 года. Виленским гостям, таким образом, вместо коронации оставалось присутствовать на похоронах. Впрочем, они тотчас почти все разъехались, но, впрочем, Фотии, после этого, пробыл в Вильне еще одиннадцать дней, где и виделся с новым великим князем Литвы Свидригайлом, избранным единодушным желанием Литвы и Волыни. Без сомнения, к этому же времени, по словам преосвященного Филарета, Фотий приготовил сочинения свои об исхождении Святаго Духа и о различии Церкви Восточной и Западной. Ими он приготовлял как юного государя Московского, так и других своей паствы к делу о соединении церквей. И конечно, говоря словами того же автора, наставлениям пастыря одолжена была русская церковь тем, что молодой великий князь отверг унию Исидора.

Наконец и для Фотия наступило время отшествия в вечность, еще за несколько месяцев пред сим, указанное ему в сонном видении на Светлой Неделе 20 апреля 1430 года.²⁶² Он мирно почил 1 июля 1431 года, и погребен в Успенском Московском соборе вместе с своими предшественниками. Его святые мощи обртены в 1471 году. Память его 2 июля и 27 мая.

У старинных польских писателей издавна существует мнение, будто князья Острожские, а с тем вместе, конечно, и преподобный Феодор, были потомками Романа Мстиславовича I, князя Галицкого, чрез Василия Романовича II, предполагаемого деда Феодорова, правнука Романа I, князя, будто бы на Остроге, «Острожского».

От того-то, между прочим, и в старинном «Летописце Южнорусском, составленном в XVII веке», сын Даниила Роман Данилович II, называется прямо князем «Острожским», Заславским и Дубенским, и соответственно этому представляется следующее родословие их княжеского «Острожского» дома: Роман Данилович II, родной брат князя Льва (старшего сына Даниила Романовича известного основателя города Львова), оставил сына Василия, князя «Острожского»; тот Василий оставил по себе сына Даниила II, князя на Остроге, «Острожского»; от Даниила остался сын Феодор, князь «Острожский», Владимирский и Северский, и т.д.²⁶³

Но это мнение также не имеет основания, как и другое старо-польское сказание о происхождении самого Романа Галицкого, будто бы от Давида Игоревича, правнука Михаила – Святополка Изяславича, не смотря на то, что у того же старинного «Летописца Южнорусского», этот последний т.е. Давид даже прямо именуется предком княжат Острожских;²⁶⁴ ибо по прямому свидетельству нашей отечественной истории, князь Даниил I, отец Романа Галицкого, вовсе не был потомком Ярослава Святополковича, деда Давида Игоревича, а происходил по прямой линии от Владимира Мономаха, чрез блаженного сына его Мстислава I и правнука Мстислава Изяславича II, отца Романа Галицкого.²⁶⁵

Настоящее, не сомнительно-историческое свидетельство о происхождении преподобного Феодора, а с ним вместе и всего княжеского «Острожского дома» представляют старинные памятники Киевских церквей, где записан «род князя Константина Ивановича Острожского», вскоре по погребении его в Киево-Печерской Лавре, следовательно, в 30-х годах XVI века. Там имена предков князя Константина излагаются в следующем порядке:

Князь Георгий

Князь Димитрий

Князь Даниил

Князь Феодор, в иноцех Феодосий, и т.д.

Соответственно этому и ряд княгинь представляет следующие имена:

Княгиня Варвара,

Княгиня инокиня Елисавета

Княгиня Василиса

Княгиня Агафия, в инокинях Агрипина и т.д.

Таким образом, мы прямо находим родоначальников преподобного Феодора в лице прадеда его, «князя Георгия» и жены его «княгини Варвары» и деда его «князя Димитрия» и жены его «княгини Елисаветы».

«Несомненно, скажем словами покойного г. Максимовича, что эти имена были написаны для церковного поминовения ещё самим князем Константином, правнуком преподобного Феодора и потому это родоначалие князей Острожских должно принять за достоверное и нерушимое».²⁶⁶

Остается только решить, кто же были эти приснопамятные родоначальники блаженного князя? На этот вопрос мы опять получаем ответ из тех же старинных памятников, но только уже не Киевских, а из одного древнейшего памятника Дубенской церкви на Волыни, который составлен, как в нем самом говорится, по «старейшим поминаниям» той же церкви.²⁶⁷ Там князь Георгий и его княгиня Варвара прямо именуются «благоверными князьями Туровскими».²⁶⁸

Эта не большая заметка, яснее всех генеалогических догадок старо-польских и южнорусских, указывает нам на князей Острожских, как на отрасль древнерусских князей Туровских и Пинских, которые в свою очередь происходили от святого, равноапостольного князя Владимира, но ужо не чрез внука его, Игоря Ярославича, отца Давидова, как того желают польские писатели, а чрез правнука святого Владимира, Святополка Изяславича II. Родной внук этого Святополка имел, в свою очередь внука, Владимира князя Пинского, а от сего то последнего и родился Юрий, или Георгий Туровский и Пинский, прадед преподобного Феодора.²⁶⁹

Отец Феодора, князь Даниил Васильевич Острожский, появляется в истории в первой половине XIV века, в борьбе с польским королем Казимиром III Великим, за самостоятельность Западных областей России, которые Казимир хотел силою оружия подчинить своему владычеству.²⁷⁰

«То было, по словам Стебельского, в 1343 году, в особенности под Сандомиром, у реки Вислы, где помянутый князь Даниил, имея при себе Дашка, старосту Перемышльского и значительные орды татар, призванных на помощь, произвел такое быстрое нападение на указанного короля Казимира и его войско, собранное (между прочим) из целого королевства (Польского), что положил трупом самого даже гетмана (королевского) Войцеха Целея, воеводу Сандомирского из дому Гобданк «вместе с огромным множеством других убитых воинов».²⁷¹

Замечательно, что «это была первая попытка поляков завладеть Подолиею и Волынью» так победоносно отраженная Острожским князем.²⁷²

С этого времени нападения поляков на соседние западнорусские области повторялись беспрерывно, и без сомнения, поучительный пример князя Даниила остался навсегда путеводною звездою для его родичей и потомков, князей Островских, и в том числе в особенности для преподобного Феодора в их вековой борьбе за русские интересы и русскую народность, которая устала только со смертью последнего представителя православного Острожского княжеского рода, князя Константина Острожского.

К сожалению, уже самому князю Даниилу пришлось испытать на себе тяжесть тех неудач, которые потом на долго отдали полякам земли западнорусские в их не законное владение. В 1319 году, «тот же Казимир, по сказанию Стебельского, собравши значительные войска для покорения остальной части земель русских, в особенности Волынской, Холмской, Бельской и Брестской, так стеснил оные, что устрашенные его мужеством князья их, по неволе должны были покориться ему. «В то же время, но словам Стебельского, и Даниил, идя по следам других, должен был сделать то же самое».²⁷³

Но особенно родители преподобного Феодора отличались примерным благочестием и христианскою любовью к храмам Божиим. «Была тогда в Остроге Церковь св. Николая Чудотворца, которую и теперь многие помнят, потому что ее не очень давно разобрали за ветхость и за неимением средств поддержать ее. В эту Церковь благочестивый князь Даниил с княгиней своею Василисою и с детьми своими, записал землю на имя Чепель (?) уездам и в обруде, в паракане ж (ограде) як тая земля в себе маеть, вечно и нерушимо. Мают же тую землю, как писали они в вкладной своей записи, сохранившейся до XVII века в напрестольном Евангелии той же церкви, той церквы попы держати и мают соби всякий пожиток имати, а за нас Бога милостивого просити и роды наши поминати. А если бы кто имел той земли кривду чинити, маем мы и потомки наши боронити; а если бы имел теж кто тую землю от Божие церкве отымати, тот мает пред милостивым Богом на страшном суду с нами ся рассудити».²⁷⁴

Есть также известие, что князю Даниилу принадлежит построение каменных укреплений Острожского замка. Для этого князь Даниил вызывал из-за границы самых лучших мастеров, архитекторов, живописцев и других ученых людей, и они начали строить при нем эти башни, развалины которых мы видим и до сих пор. Но когда именно скончался князь Даниил, равно так же когда умерла его княгиня Василиса, об этом сами даже польские писатели, так падкие на разные догадки, не говорят ни слова. Длугош пишет, будто еще в 1410 году Острожский князь Даниил участвовал в битве Ягелла с крестоносцами под Грумвильдом; но это явная ошибка, потому что, как увидим далее, в этом походе участвовал не Даниил, а сын его Феодор, и история вообще после 1386 года совершенно умалчивает о личности князя Даниила и на его место является приснопамятный сын его Феодор Данилович.

Когда родился преподобный Феодор, об этом также нет сведений, как и о смерти отца его. Известно только, что он был старший из трех сыновей Даниила, и с молодых лет «любил учиться и любил узнавать, что и как делается в других землях, но все-таки любил свое больше и только старался придумать, как приложить в пользу России и своего любезного княжества на Волыни все, что было хорошего у других, однако не брезгал своим родным, не переменяя и не истребляя того, что было хорошего у нас».

В истории имя преподобного Феодора встречается первый раз в 1386 году, должно быть вскоре после кончины его отца, когда король польский Ягелло и Великий князь Литовский Витовт утвердили за ним его наследственное Острожское владение и увеличили его удел округами Заславским и Корецким. В 1390 году Ягелло снова подтвердил за ним княжества Острожское и Заславское, и в том же году Великий князь Витовт особою грамотою утвердил Феодора в его имениях: Бродове, Радосиолках, Радогоще, Межиречах, Дьякове, Свищеве и других.²⁷⁵

После этого история молчит о преподобном Феодоре до 1408 года. За несколько лет пред этим (1399) литовский князь Свидригайло, не любимый Ягеллом и Витовтом за его преданность к православной вере и русской народности, был схвачен польским войском, находящимся на Волыни под начальством Петра Шафранца Медусского и по распоряжению Витовта посажен в Кременецком замке, в цепях под присмотром тогдашнего Кременецкого старосты Кондрата Фалькенберга (поляка).

«Мы и теперь видим развалины этого замка, и можно судить, какая это была сильная крепость по-тогдашнему; её одну из всех крепостей русских не могли взять татары и даже сам Батый, по преданию, должен был со стыдом и проклятиями отступить от неё»²⁷⁶ «Стоят и теперь стены этого замка на высокой каменной горе, куда и одному человеку пешком даже трудно взойти, а подняться на нее целому отряду с пушками и лошадьми и осадными орудиями было почти невозможно, тем более, что с высоких стен стреляли раскаленными ядрами и осыпали картечью всякого, кто хотел приступить».

Туда-то засадили враги Свидригайла, и понятно, как это обстоятельство должно было опечалить православную Волынь и Литовцев, для которых Свидригайло был единственною защитою против латино-польских затей Ягелла и Витовта. Но особенно ближайшее участие в судьбе Свидригайла привял блаженный князь Феодор.²⁷⁷ С этою целью он подослал в Кременецкий замок двух испытанных человек рыцарского-шляхетского звания, Димитрия и Гелиаша (Илии), которые должны были прежде всего, под предлогом разных услуг войти в милость у замкового старосты Франкельберга. После этого, заручившись их содействием, Феодор в страстной четверг 1408 года явился с пятьюстами вооруженных воинов под стенами Кременецкого заика. «Тихо и осторожно, один за другим, стали подниматься воины Феодоровы в разброд по скалам» – и овладев укреплениями замка при помощи Димитрия и Гелиаша, которые нарочно стояли на карауле в то время в замке и секретно впустили туда воинов и самаго Феодора, умертвили старосту, Кондрата, перерезали польско-литовскую стражу и Ягелловых комиссаров, и, освободивши Свидригайла, отпустили его на воли», – откуда и тот под прикрытием ста пятидесяти Волынских всадников удалился в Венгрию, а отсюда в Москву.

«С нетерпением ожидал св. Феодор вестей из нашей первопрестольной столицы. Там княжил тогда сын Димитрия Донского Василий и был Великим князем всей северной Руси. Увидев Свидригайла с другими князьями литовскими и русскими и, выслушав их уверения, что войско Витовтово готово перейти на половину на сторону Свидригайла. Великий князь Московский двинул было свою армию до берегов Угры, (что ныне в нынешней Калужской губернии), а князь Острожский, собрав Волынские войска, стоял наготове, чтобы пособить им. Но Витовт не допустил далее Московскую рать. К довершению горя Свидригайло закутил, и не успел во время поднять киевских князей и все это замечательное предприятие кончилось почти ничем для него. Впрочем, Витовт согласился на мир, с обязательством не допустить никаких захватов в пользу латинства, а Свидригайлу пока Великий князь Василий дал удел у себя, во Владимире на Клязьме.²⁷⁸

Не радостно было Феодору видеть такой исход дела, на которое он без сомнения полагал не малые надежды, но по крайней мере церковь Русская теперь ограждена была мирным договором Витовта, и надо было пользоваться хоть этим до поры, до времени. Чтобы не раздражать врагов, блаженный Феодор даже пошел, около этого времени (1410), в поход с королем Ягеллом против немецких рыцарей-крестоносцев, которые делали постоянные набеги на Литовскую землю, чтобы насильно крестить жмудов в римскую веру. В известной, замечательной битве под Грумвальдом преподобный Феодору, вместе с другими начальниками отрядов, поручено было охранять самую особу Ягелла, и без сомнения блаженный князь не мало содействовал здесь успехам победы.

Между тем на Волынь, и в особенности к Феодору, все чаще и чаще начали доноситься нерадостные вести из Чехии. Вот латиняне засудили Гуса и сожгли его на костре; такая же участь постигла вскоре и его другого последователя Иеронима Пражского. Судьба этого последнего, тем более поразила православных обывателей Литвы и Волыни, что не за долго пред этим (апрель 1412 года), он сам был на Литве в Витебске с Витовтом и здесь торжественно засвидетельствовал свою любовь к православной вере, предпочетши поклониться мощам и иконам русским, а не латинским, с которыми латиняне вместе с православными выходили встречать Витовта. В Чехии почти весь народ поднялся на защиту учения своих излюбленных учителей, и в память славного Гуса его последователи начали называться гусситами. Но больше всех были озлоблены против латинян гусситы, которые поселились близь Праги на горе Таборе и взяли к себе начальником знаменитого Пражского гражданина Яна Жижку. Они скоро сделались грозою врагов своих под названием таборитов, и так были уверены, что Жижка ведет их к победе, что даже по смерти его сняли с него кожу и натянули ее на барабан, чтобы раскатами этого барабана, как бы голосом самого Жижки призывать сражающихся к бою и торжеству. К довершению несчастия умер тогдашний король Чешский Вячеслав (1419), и ему наследовал немецкий император Сигизмунд, который по наущению папы, решился употребить все возможные средства, чтобы сразить не покорных и утопить в крови учение Гуса.

Тогда чехи решились искать чужеземной помощи и хотели было сначала избрать своим королем Ягелла или Витовта. Но поляки и слыхать об этом не хотели; даже Витовт сам лично не решился отправиться в Чехию, но обещал отправить охотников и вместо себя послал туда своим наместником молодого племянника своего князя Сигизмунда Корибутовича.

Во всех этих переговорах князь Феодор принимал самое деятельное участие. В то же время он собрал войско на Волыни из своих людей и охотников русских и литовских и с сильным отрядом отправился в Кринов, где Корибутович тоже составил армию из волонтеров. Князья отправились в Моравию и несмотря на малочисленный отряд, приведенный ими с собою (не более 5 тысяч человек), они нашли сильную поддержку в чехах, так что император Сигизмунд должен был отступить и 16 мая 1422 года Сигизмунд Корибунтович вместе с Феодором вступил в Прагу в качестве короля Чехии. Здесь вскоре соединился с ними и победоносный вождь, в то время уже совсем слепой Жижка и с своей стороны также признал Корибутовича правителем своей родины. Руководимый св. Феодором Корибутович вскоре восстановил порядок в Праге, повел удачную войну против императора и стал искать средств к примирению между всеми чехами, разделившимися к несчастью на разные толки, держась по преимуществу сам стороны чешников (т.е. защищавших причастие под обоями видами), которые были более многочисленны и ближе к православию.

Но император Сигизмунд, не смотря на свои неудачи, начал опять собирать немецкое войско для борьбы с гусситами и разными происками так успел подействовать на Ягелла и Витовта, что те отозвали Корибутовича из Чехии и этот последний невольно должен был выехать из Праги 24 декабря того же 1422 года.

С тем вместе оставил Чехию и блаженный Феодор. Впрочем, как сообразительный вождь и политик, он не терял надежды, и точно не дальше как чрез год, когда император Сигизмунд при свидании с Ягеллом и Витовтом в Кринове, убедил их объявить войну чехам, Корибутович сам по себе отправился опять в Прагу, и охотники, на которых рассчитывали латиняне, вместо того, чтобы идти с ними, отправились под начальством св. Феодора снова в Чехию для борьбы с немцами. Жижка то же пристал к нему, и они общей ратью пошли навстречу врагов в Моравию. К сожалению, впрочем, Жижка вскоре тут же умер от болезни; но предводительствуемые Феодором войска всюду одерживали победы, так что, казалось, можно было рассчитывать на окончательный мир. Потому Феодор возвратился на Волынь, оставив самому Корибутовичу довершить дело своего призвания. Но к несчастью молодой князь на первых же порах ошибся в расчетах. Он думал, что можно уладить дело с папою и чрез него с императором, что папа согласится на принятие важнейших пунктов учения гусситов и для этой цели вступил в переговоры с папою Марком V. Но как только чехи услыхали об этом, они тотчас заподозрили Корибутовича в измене, схватили его, заперли в крепость, и, хотя потом чрез несколько месяцев выпустили, но потеряли к нему всякое доверие и он должен был воротиться в Литву (1427).

Есть основание думать, что Феодор не оставил даже гусситов и по удалении Сигизмунда из Чехии, потому что еще в 1430 года мы снова видим его, в качестве охотника, в Силесском походе гусситов. Но это была последняя служба его на пользу этого дела. В том же умер Витовт и блаженный Феодор должен был поспешить для избрания ему преемника.

Да и чехи сами, разделенные на партии и обессиленные беспримерною борьбой, мало представляли надежды на достижение какого-нибудь лучшего конца. Между тем Феодору предстояло не мало и своего родного дела, и он по неволе должен был оставить чехов, предоставив их судьбу воле Божией и их личной храбрости, чтобы заняться делами своего родного отечества.

Витовт умер, не оставив по себе наследников мужеского пола, и волыняне вместе с литовцами избрали на его место своим великим князем любимого, хотя и сурового Свидригайла брата Ягеллова. Но, к сожалению, Свидригайлу не посчастливилось подобно Витовту, и, по его избрании, немедленно между литовцами и русскими завязалась сильная междоусобная борьба за преобладание. Борьба эта, вспыхнувшая и до того времени, среди междоусобий Кейстута, Ягелла, Явнута, Свидригайла и других, и под конец затихшая было, вследствие талантов и внешней предприимчивости Витовта, нашла на этот раз более способных представителей и обозначилась рельефно в двух соискателях великокняжеского престола. Литовская партия, опиравшаяся на общинную, демократическую, преданную роду Кейстута, жмудь, сгруппировалась около Жигимонта Кейстутовича, «мыслившего в сердце своем, по диаволю наущению, како бы весь род шляхетский погубити, и кровь их разлити и поднести род хлопский, собачью кровь». Русская партия в лице многочисленных княжеских родов Рюриковичей и Гедиминовичей, опираясь на княжеское аристократическое феодальное начало и православную веру, имела представителем своим своего любимца православного Свидригайла Ольгердовича. В стороне от обеих партий зарождалась третья, которой суждено было вскоре восторжествовать над обеими. Это партия польская. Она имела опору в мелкой русской боярщине, мечтавшей о равноправности с польскою шляхтою, и в некоторых литовских сановниках, возведенных польским влиянием в крупные должности. Партия эта, равно враждебная и общинной Жмуди, и княжеской Руси, пока значительно уступавшая в силе обеим, вела свои дела осторожно. Опираясь на польскую помощь, она дружила попеременно, смотря по обстоятельствам, с обеими враждующими сторонами, а между тем, в виду будущей «унии», помогала полякам оттягивать у Литвы одну землю за другою. Наконец 17 октября 1432 года слабый Жигимонт, подставленный поляками на место Свидригайла, уступая домогательствам этой последней партии, подписал в Городле акт, которым уступил Польше области Владимирскую и Луцкую с городами Городло, Олеском, Ратном, Лопатиным и дал клятву не вступать ни в какой союз без согласия Речи Посполитой

Среди этой борьбы Феодор Острожский, как выражается современный ему Длугош, «муж из всех вождей Литвы и Руси, великой смелости и огромного авторитета в войсках», является самым деятельным, храбрым и распорядительным сподвижником Свидригайла.

В 1432 году Свидригайло поручил Феодору защищать землю Подольскую, которою поляки старались завладеть под видом помощи Жигимонту. Теснимый превосходными силами, Феодор, однако, успел удержаться на Подоле, отнял у поляков Смотрич, овладел Скалею, сжег Брацлав, снабженный польскими продовольствиями и, таким образом, очистив брацлавщину, по словам летописца южнорусского, «все Подолье на Свидригайла до Руси вырвал у поляков».

Нечего говорить, что такого рода действия Острожского князя не могли понравиться Речи Посполитой; тем менее могли они успокоить Ягелла. Потому, как только король польский узнал об этом, то немедленно сам «до Львова вытягнувши, послал войско коронное на Подолье» под предводительством польских полководцев Самотульского и Яна Мевжика из Домбровы.

Уже поляки вступили в землю подольскую. Но блаженный Феодор никак не хотел пускаться в открытую битву, как этого ожидали польские полководцы. Вместо этого, как выражается Зубрицкий, он по «русскому обычаю», начал отступать, предпринимая только небольшие стычки и захватывая по временам польские отряды, посылаемые для фуражировки. Таким образом волею неволею поляки были завлечены в самую глубь страны. Между тем начиналась зима (в ноябре месяце), и ослабленное долгим походом «и стужею польское войско решилось наконец вернуться домой.

Но в то самое время, когда, но словам летописца южнорусского, «ляхи для близкой зимы уже до дому се вертали», и изнеможенные зашли в болотистые окрестности Моравы, (Мурафы, впадающей в Днестр), Феодор, который но словам того же летописца, нарочито «там же за ними тянул, часу и месяца и случая», где бы на них «ударить смотрел», быстро обошел вперед и засев с войском в лесу, на противоположном берегу Морахвы не вдали от Копостырина выжидал поляков и, не дав им опомниться, «с великим и гвалтовым окриком» неожиданно ударил на неприятеля. «В то время река уже трохи замерзла, и, ляхи, будучи встревожены пригодою новою и несподеванною, одни ударились лед ломать, а другие возы свои в гати покинувши и поперевертавши, учинили битву. Но войско Феодора было несравненно сильнее и многочисленнее, и, ляхов, помешанных из реки выезжаючах, русь отвсюль назревали, били, топили и имали».

И без сомнения Острожский князь в это время истребил бы все польское войско, или же захватил бы оное в плен, если бы случайно, по Божьему смотрению (divina providentia), кик выражается Длугош, не подоспел на помощь полякам полковник Кемлич или Кеньбич, который находился в то время не вдали, на стороне «за фуражировкой с польским войском в сто коней. Он ударил на войско Феодора с тылу, и этим заставил осторожного князи прекратить на время битву до дальнейшего удобного времени.

Есть писатели, которые говорят, что сам Феодор, устрашенный Кемличем бежал из-под Копосторина, потерявши значительную часть войска. Но более добросовестные писатели (Зубрицкий, Нарбут и другие) сами сознаются, что это бегство досталось на долю не Феодора, а поляков. Есть письмо некоего Людовика Лянсе к великому магистру ордена Меченосцев от 20 декабря, следовательно, чрез три недели после Морахвской битвы, в котором тот извещает, что Свидригайло получил сведение, что Феодор положил под Коперштилем двадцать тысяч поляков, между которыми одной шляхты было душ четыреста. Кроме этого, по свидетельству Зубрицкого, поляки тоже усеяли своими трупами окрестности Мурафы, и преследуемые татарами, и бессарабами с трудом, и притом в небольшом количестве воротились в границы Польши. Если войско Феодора действительно пострадало на берегах Мурафы, то это надобно сказать только о находящихся в его полках – «Волохах», которые по словам летописца южнорусского, в то время были на, «лупезстве», т.е. занимались ограблением побитого польского войска. По свидетельству того же летописца, «их точно побито от ляхов и погибнуло много. Но зато и по делам, за грабеж беззаконный».

После этого Острожский князь провел зиму в окрестностях Каменца Подольского. выжидая дальнейших действий Свидригайла. И как только весною (1434) Свидригайло снова пошел против поляков, в то же время вместе с ним поднялся и Феодор, и, нимало не медля, отправился прежде всего в пределы земли Волынской к тогдашнему столичному Волынскому городу Луцку. Город этот находился в руках поляков и был укреплен двумя оборонительными замками, возвышающимися на двух взгорьях. Не смотря на это, Феодор овладел городскими укреплениями, и, отняв Луцк у поляков, покорил его своему союзнику Свидригайлу.

За тем в том же году (1433) мы снова видим Феодора на Подольи под стенами Каменецкой крепости, остававшейся еще во власти поляков под начальством, молодого рыцаря» (по Нарбуту) и знаменитого военачальника (по Зубрицкому) Теодорика Бучацкого. Чтобы, по обычаю, не проливать напрасно крови там, где можно было рассчитывать на воинское искусство, Феодор устроил под Каменцом засаду. С этою целью он начал подсылать под стены замка небольшие отряды татар, которые должны были нападать и грабить окрестности, чтобы выманить неприятеля в открытье поле. А сам между тем с отборным войском засел не вдали в горах, выжидая неприятеля. Не подозревая никакой хитрости, Бучацкий дался в обман, и в полном уверении, что это точно небольшие отряды беспокоят город и его окрестности, вышел из крепости, чтобы наказать разбойников и погнался за татарами. Татары стали незаметно отбиваться и отступать, пока не привели его на данное место. Теперь только Бучацкий понял в чем дело, но уже было поздно. Отрезанный от крепости; он принужден был уступить ее, и, не смотря на самое отчаянное сопротивление, достался в плен Феодору.²⁷⁹

Феодор тотчас отправил его к Свидригайлу, а сам, немедля, пошел к Каменцу Подольскому и здесь, овладев крепостью, подчинил ее своей власти без великого сопротивления.²⁸⁰

Теперь вся Подольская страна была в руках Феодора, или точнее в руках Свидригайла, во имя которого Феодор действовал. Потому, покончив, поляками в Каменце, Феодор оставил надежную стражу на Подольи, а помимо Теребовля и Олеска, вверх по Бугу, снова отправился на Волынь к Владимиру.

Там в это время действовал во имя Свидригайла другой русский полководец – Нос, управлявший значительными отрядами Волынского войска. Неутомимый Острожский князь тотчас соединился с Носом и вместе «ним отправился чрез Любовлю в Подлясье осаждать замок Брест-Литовский, занятый польскими войсками. Правда на этот раз счастье не совсем благоприятствовало Феодору у Бреста. Уже русские полководцы сожгли окрестности и, осадивши замок, «за малым чим не взяли его во власть свою»; как в то самое время к Бресту прибыли польские войска, посланные королем на выручку замка, и Феодор должен был снять осаду. Но вслед за сим он ударил снова на другие Вольские войска и, соединившись с Носом, прогнал поляков за Буг, и таким образом мало не всю Литву очистил для Свидригайла.

Теперь поляки по неволе должны были понять, что с православным русским народом вовсе не так легко справиться, как это казалось с первого взгляда. Вследствие этого, не смотря на всю свою фанатическую преданность Польше и католицизму, Ягелло должен был наконец уступить, и как борьба, очевидно, шла за православие и русскую народность, то, благодаря победам Феодора, польский король вынужден был «не только особым законом оградить свободу православной церкви на Волыни, но и сравнить русское дворянство с польским в правах и преимуществах и обязался оставить без исполнения все замыслы, враждебные православию (1433). Свидригайло возвратился на Волынь и поселился в Луцке.

В 1434 году Феодор снова отправился на Подолье, и здесь во второй раз отнял «на Свидригайла» у поляков город Брацлав, завоеванный, вероятно, во время его отсутствия (1433), Стефаном, воеводой молдавским и отданный им Речи Посполитой. В то же время скончался Ягелло и на его место вступил малолетний сын его Владислав Варнский. Надобно думать, что суровый Свидригайло давно уже не совсем был рад успехам Феодора, потому что хотя они и совершаемы были во имя Свидригайла, но все симпатии русского народа обращались само собою на сторону Феодора, особенно после того, как, побужденные успехами последнего, поляки должны были даровать особые права православной церкви и русскому дворянству. Может быть, к этому присоединилось еще и то, что сам Феодор, как догадывается Зубрицкий «решился уже более не полагаться на силы Свидригайла, но только на свои собственные, как происходивший сам некогда от владетельных князей русских».

Как бы то ни было, но со вступлением на престол малолетнего Владислава, Свидригайло, почуяв новую силу, решился отделаться от Феоора. Вследствие этого, в 1435 году, Свидригайло сам неожиданно вторгся в пределы Подолья, и поразив Феодора, захватил его в плен, и даже, по сказанию Кромера, заключил в тюрьму.

И без сомнения Свидригайло не легко расквитался бы с Феодором за свое недоверие, если бы на этот раз православные не вступились за своего любимого князя и не освободили его из рук Свидригайла. «Он был любим, по выражению Нарбута, волынянами и подолянами», потому, узнав о пленении Феодора, те и другие немедленно подняли мятеж и, соединившись с польскими полководцами на Руси: Викентием Самотульским и Михаилом Кулацким, ударили на Свидригайла, и, принудили его отступить, освободив Федора, названного здесь, как говорит Зубрицкий, «Несвижским».

Понятно само собою, что это печальное обстоятельство не могло не отразиться на отношениях Феодора к Свидригайлу. И Острожский князь, лишенный таким образом опоры в представителе православного литовского русского народа, вынужден был хотя на первых порах искать опоры у поляков, к тому еще принявших участие в его освобождении. Следствием сего было то, что, как свидетельствуют польские историки, Феодор не только примирился с поляками, по даже хотел было возвратить королю польскому завоеванные им города Брацлав и Каменец-Попольск. Но для поляков достаточно было пока и одного обращения на их сторону храброго Острожского князя. Потому они не приняли его приношения, но, чтобы еще более расположить Феодора в свою пользу, не только подтвердили за ним его наследственное имение Збараж, Винницу, Хмельник и Сокол,²⁸¹ но даже оставили за ним Брацлав и Каменец в его посмертное владение.

Как и следовало, впрочем, размолвка Феодора с Свидригайлом и примирение его с поляками продолжись не долго. Вскоре пришла решительная минута, когда услуги храброго острожного князя снова понадобились Свидригайлу, это было в том же 1135 году, когда последний решился покончить одним ударом борьбу с литовско-польскою партией. Свидригайло собрался со всеми силами. В лагерь его прибыло более сорока литовских русских князей с своими ополчениями. князья тверские доставили многочисленное войско. В стане Свидригайла явился даже магистр Ливонский с своими рыцарями и наемными немцами.

В это знаменательное время не утерпела и пылкая душа мужественного Феодора, и он, забыв обо всем, и о своей обиде, и о своем примирении с поляками, снова явился на помощь Свидригайлу.

Свидригайло поручил Феодору вместе с Жигимонтом Корыбутовичем набрать многочисленный отряд давно знакомых ему гусситов из Чехии и Силезии, считавшихся в то время лучшими военными людьми в Европе. Огромная сила, собранная Свидригайлом, двинулась из Витебска в Вильну. Но в то время, когда войско Свидригайла приближалось к Вилькомиру, на дороге оно было встречено небольшим жмудским ополчением под начальством Михаила Жигимонтовича. Завязалась упорная битва, в которой Свидригайло был разбит на голову. Магистр Ливонский, князь Жигимонт Корыбутович, некогда нареченный князь король Чешский, и с ним более 10 других князей пали в битве. Свидригайло бежал в Волощину, и там по выражению летописца, «более семи год овцы паствил, безвестно скрываясь». Русская партия упала духом. Оставшиеся в живых предводители её или несли повинную Жигимонту Кейстутовичу, теперь окончательно утвердившемуся на месте Свидригайла, или были заточены им в темницу.

В эту тяжелую для русских минуту, должно быть, сокрушилась и непоколебимая энергия мужественного Феодора Острожского. По крайней мере после этого только рать еще видим его в борьбе с татарами в 1438 году. Впрочем, Жигимонт Кейстутович торжествовал то же не долго. Ободренные Вилькомирским поражением поляки снова начали вмешиваться в дела Литвы и руководить правлением Жигимонта. это наскучило литовцам, и Сигизмунд, в 1440 году, был лишен жизни и на его место избран младший сын Ягелла – Казимир. Будучи сам от природы предан интересам литовско-русского народа, Казимир прогнал от себя поляков, примирился с своим дядей Свидригайлом, и утвердив за ним владение на Волыни с городом Луцком, в то же время не забыл и мужественного Острожского князя, и ему предоставил управление, на правах наместничества, другою частью Волыни, которую Казимир вместе с городами Владимиром, Дубном и Острогом присоединил к своему княжеству Литовскому (1441).

Таким образом к концу первой половины XV века, мы видим блаженного Феодора богатим вотчинником, обладающим обширнейшими имениями и землями в самых лучших областях Подолии и Волыни. Кроме сего, предание усвояет ему также усовершенствование на Руси военного искусства чрез введение особого гуситского строя в войске, называемого «табором» В последствии этот строй был усвоен малороссийскими казаками и в течении трех столетий доставлял им не одну победу над турками, татарами и полчками.

Есть также известие, что преподобный Феодору принадлежит создание в Остроге каменной Пречистенской церкви, которая еще в XVII веке была обращена в костел, и в таком виде, к сожалению, существует и до настоящего времени.²⁸²

Но на этом собственно и оканчивается мирская деятельность Феодора. После сего «преподобный Феодор Данилович», как читается в кратком Киево-Печерском сказании XVII века, «оставил прелесть мира сего и княжескую славу, взял на себя святое иночество, и так подвизался крепко о спасении своем; угождаючи Богу аж до смерти, душу свою всяко украшаючи, Госиодеви в руце отдал».²⁸³

К сожалению, история, так богатая сведениями о мирской деятельности преподобного Феодора, почти ничего не сохранила нам о его монашестве. Известно только, что, оставив мир Феодор поступил в Киево-Печерскую обитель, что его жена Агафия также была инокиней, под именем Агрипины; но, как и когда это сделалось, мы почти положительно не знаем.

Преподобный Филарет Черниговский полагает, что преподобный Феодор «удалился в Печерскую обитель и сменил княжескую мантию на иноческое вретище, после жаркой битвы с татарами 1438 года». То же самое мнение разделяет и Максимович в своих письмах о князьях Островских. Но мы видели, что еще в 1441 году Великий князь Литовский Казимир поручает Феодору управление Волынскими городами: Острогом, Дубцом и т.п. Потому всего вероятнее надобно полагать, что преподобный отец поступил в Печерскую обитель между 1441 и 1446 годами, когда история совершенно умалчивает о нем и на его место является уже сын его Василий Феодорович Красный.

Точно также почти ничего нельзя сказать о деятельности преподобный Феодора в звании Печерского инока. Известно только, что с принятием иноческой мантии преподобный Феодор, по обычаю монашескому, переменил прежнее свое мирское имя и принял новое имя Феодосия, может быть в память преподобного Феодосия Печерского, по следами которого князь судил подвизаться в его «Феодосиевой пещере».²⁸⁴ Затем из остальных сведений, сообщаемых преданием, можно указать разве на известия, сохранившиеся в старинном Печерском тропаре и современном ему кондаке XVII века, в которых воспевается его «смиренное послушание и безмолвие» (тропарь), и за тем приглашаются верные усердно восхвалить «красоты разные возгнушавшегося и богатства тленного со благодарением отвергшегося, в ризу же бессмертия облекшегося и богатому во щедротах последовавшего Христови, Феодора достословиа», и т.д.²⁸⁵ Из этого, между прочим, видно, что преподобный Феодор, отказавшись от мира, по преимуществу предался безмолвию и послушанию, и вместе с сим посвящал себя на дела благотворения и любви христианской. Но, без сомнения, искушенный житейским опытом в непостоянстве всего мирского, он опасался опять подвергнуться новой славе, и потому тщательно скрывал свою жизнь от взоров человеческих, «угождая только Господу», которого Одного избрал теперь своим покровителем и защитником от всех душевных бурь и треволнений.

Неизвестно даже положительно, был ли преподобный Феодор посвящен в иеромонаха или скончался в сане простого инока. На обыкновенных лаврских иконах, известных под именем «собора святых угодников Печерских», преподобный Феодор изображается в одежде простого монаха, в мантии и подряснике, опоясанным кушаком, с княжескою короною при ногах. Также точно в звании простого инока описывается он и у Буслаева: «преподобный Феодор князь Острожский: брада на конец космами, власы с ушей; на плечах клобук чёрный, риза преподобническая; руки на крест держит у сердца».²⁸⁶ Точно также, без всякого признака священства изображается наконец преподобный Феодор и на иконе, стоящей в Киеве на дальних пещерах над его мощами. Между тем в Пятницкой церкви, в городе Остроге, есть старинный образ преподобный Феодора, в рост, находившийся некогда, как говорит предание, в бывшей Острожской семинарской Преображенской церкви, (которая была там в поиезуитских зданиях). Отсюда после пожара 1825 года, образ этот был перенесен в старинную Острожскую Николаевскую церковь, а отселе по упразднении её в нынешнюю церковь Пятницкую. Судя потому, что эта икона возобновлена, и самое возобновление её относится, по свидетельству знатоков, к прошедшему веку, надобно думать, что происхождение её восходит к XVII или к началу XVIII века.

Между тем, на этой иконе преподобный Феодор изображен в мантии, с книгою в руке и в епитрахили. В таком же виде изображается оно и в церкви Кирилло-Мефодиевского Острожского братства и других. Значит, на Волыни издревле было предание о посвящении преподобный Феодора в иеромонаха. И это предание довольно вероятно, потому что вообще в древности всегда любили отличать высоких подвижников благочестии священным саном; тем более на таковое почтение по всем правам заслуживал преподобный Феодор, соединивший вместе с высоким благочестием подвижника знаменитое происхождение и такую громкую историческую славу в свете,

Подобно тому, как ничего почти не знаем мы о жизни и деятельности преподобного Феодора в Киево-Печерской Лавре, также точно неизвестно нам и о времени его кончины. Старинное малороссийское сказание говорит только, что, преподобный Феодор Данилович, князь Острожский, оставивши прелесть мира сего и княжескую славу, аж до смерти душу свою всяко украшаючи, Господеви в руце отдал. Но когда это было, сие не отвечает на это ни слова. Максимович, соглашаясь с преосвященным Филаретом касательно поступления преподобного Феодора в Печерскую обитель после 1438 года, не разделяет мления митрополита Евгения, относительно предполагаемой последним кончины преподобный Феодора в конце XV века. И точно, не смотря на то, что это мнение повторяется в словаре и указателе святыни Киева и в других книгах, оно на самом деле не заслуживает вероятия по той простой причине, что оно назначает для преподобный Феодора необыкновенно длинный период жизни. Ибо если даже считать рождение преподобный Феодора за 20 лет

до первого его появления в истории 1386 года, то, приложив это время к 1438 году, мы получим таким образом 72 года. Значит к концу XV века Феодору должно было исполниться не менее, по крайней мере, как 120 лет.²⁸⁷

Но это, очевидно, такой длинный период жизни, который непременно был бы замечен историей, если бы это действительно было на самом деле. Поскольку же история молчит об этом, то со всею вероятностью надобно полагать кончина преподобный Феодору около 20-х или 30-х годов второй половины XV века, когда ему должно было исполниться лет 80–90.²⁸⁸

С большею или меньшею достоверностью можно сказать только, что преподобный Феодор скончался 11 августа, ибо в этот день издревле совершается его память в Лавре, и при том особо, а не вместе только с остальными угодниками Феодосиевой пещеры 28 августа. А мы знаем, что Церковь издревле, по обычаю, празднует память святых угодников именно в тот день, когда они предают дух свой Господу.

Как бы то, впрочем, ни было, не подлежит сомнению, что преподобный Феодор скончался во второй половине XV века в глубокой старости, и по Лаврскому обычаю того времени, был погребен, вместе с другими подвижниками, на дальних пещерах «преподобного Феодосия».²⁸⁹ Что касается времени его прославления, то, по всей вероятности, оно последовало не позже конца XVI века, потому что уже в начале XVII века, по свидетельству Кальпофойского (1638), преподобный Феодор открыто почивает в Феодосиевой пещере «в целом теле» наравне с остальными современными ему угодниками и чудотворцами. К этому же времени предание относит составление известного уже нам сказания об угодниках дальних пещер, совместно с тропарями и кондаками в честь их, обнародованными в последнее время игуменом Модестом. В этом сказании, равно как и в ряду тропарей и кондаков, то же находится сказание о преподобном Феодоре, вместе с тропарем и кондаком в его имя, подобно другим преподобным Феодосиевой пещеры.

Наконец, в 1643 году прибыл в Киев иеромонах и протосинкел великой Константинопольской церкви Мелетий Сирич, который, но указанию митрополита Петра Могилы, вместе с общею службою святынь угодникам Печерским составил также особую службу преподобным дальних пещер на общий праздник их 28 августа. И в этой последней службе дня преподобный Феодора воспевается наравне с другими, совместно с ними поминаемыми угодниками, как например, Феодосий, Кукша, Илларион (митрополит) и другие.

Блаженный Феодоре, ты, который вселил в персть славу своего благородства, изменивши княжение на монашеский образ, и в нем благоугодил своему Владыке и ныне живешь со ангелами на небесах, молись о нас, чтобы мы сделались причастниками не гибнущей славы, которую одну доставляет святая православная вера и церковь наша.

Тропарь преподобному Феодору глас 4-й.

Княжеских дароношений и всею суетствия мирского спешне отвергся, Божиих же дарований, премудре Фадоре приискренне приобщиться желая, приял еси иноческий образ и в нем смиренным послушанием и безмолвным житием Царю небесному благоугождая, получил еси от него бессмертные дары, ихже и нам чтущим тя получити молися. (Модест, Краткие сказания стр. 61.)

Слава и ныне другой тропарь глас той же.

Яко благочестивого корене пречестная отрасль был еси блаженне Февдоре: яви бо тя Христос яко воистину Богодарованное сокровище Волынстей земли, нового поборника веры православные и народу Рсссийскому преславна и благоприятна: тем же ныне пледами светоносных трудив твоих в державе Богохранимого императора нашего, под сенью святые церкве православные наслаждающеся, хвалим Господа, даровавшего тебе силу и крепость и на супротивные: егоже моли спасти отечество твое, и державе сродник твоих Богоугодней быти и сыновом Российским спастися.

Кондак глас 1-й.

Красоты ризные возгнушавшегося и богатства тленного со благодарением отвершагося в ризу же бесстрастия облекшегося и богатому во щедротах восследовавшего Христова, приидите вернии усердно восхвалим Феодора достославна, яко молящася непрестанно о душах наших (Там же. Сравни также Максимович, о князьях Острожских стр. 12)

На утрени и на молебнах прокимен, глас 4-й: Честна пред Господом смерть преподобных его. Евангелие Матфея зач. 43 и по пятидесятом псалме стихира глас 6-й.

Феодоре блаженне, славу благородства своего в персть вселивый, изменив княжение на иноческий образ, в нем же Владыце своему добре угодивый, и ныне со ангелами в небесных живый, молися о нас, да славы не гибнущие наследницы будем

(Служба преподобный отцам дальних пещер, канона песнь 6, троп. 4)

В конце XII века, на Волыни, между другими удельными князьями, принимавшими участие в исторических судьбах тогдашней Руси, являются князья Домбровицкие, именуемые так от старинного столичного их города Домбровицы, (ныне местечко Ровенского уезда, Волынской губернии).²⁹⁰ Первым из этих князей известен Глеб сын Юрия, правнук Михаила Святополка, который в 1184 году принимал участие в Ерельской победе (по Карамзину на берегах Угла или Орели), одержанной Святославом Всеволодовичем Киевским над половецким ханом Кончаком. Другой Домбровицкий князь Александр погиб в 1224 году на берегах Калки, где, так несчастливо начал борьбу с татарами Мстислав Удалой. Когда остальные князья, устрашенные напором дикой орды, искали спасения в бегстве, един только Мстислав Романович с зятем своим Андреем и Александром – помянутым князем Домбровицким, защищался три дня, укрепившись на скалистых берегах Калки. Но подкупленные изменники (бродники) предали их в руки татар, которые подвергли их самой ужасной смерти, подложив их под доски, на которых пировала в память своей победы, пока несчастные не скончались в невыносимых мучениях.²⁹¹

Затем со времени подчинения Волынской земли под власть Великого княжества Литовского на Домбровице начинают именоваться родственные древним Домбровицким князьям – князья Ольшанские или Гольшанские, которые в половине XV века отделились от общего родового своего корня, и образовали особую ветвь Волынских князей Ольшанских, владевших Домбровицей, и потому подписывавшихся князьями Ольшанскими на Домбровице или Домбровицкими Ольшанскими.²⁹² От этой-то ветви происходил и отец святой Иулиании, которая потому у Кальпофойского, читавшего подлинную надпись на её гробнице, прямо именуется «дочерью Юрия Домбровицкого, княжною Ольшанскою».

К сожалению история сохранила нам весьма немного сведений как о святой Иулиании, так и об её родителях. Известно только, что отец её Юрий или Георгий на Домбровице Ольшанский был одним из благотворителей Киево-Печерской Лавры в первой половине XVI века. Но особенно отличался он в 1503 году в борьбе с татарами, которые, пользуясь неурядицами тогдашнего Польско-Литовского преобладания на Западе России, постоянно производили опустошительные нападения на города и селения земли Волынской, так что, по сказанию современников, княжеские города стояли среди усеянных пеплом степей, где скитались толпами бедняки-жители деревень, сожженных крымцами.

В 1530 году, в истории является другой Домбровицкий князь Иван Ольшанский, который в этом году быстро собрал ополчение и разбил на голову татар, покушавшихся пробраться в его имения. Затем с 1542 года мы видим этого князя воеводою Киевским; в 1544 году князь Иван Ольшанский был воеводою Уроцким и вскоре скончался в 1549 году. Это, по всей вероятности, ближайший родственник и даже едва ли не брат святой Иулиании, в чем особенно убеждает нас как согласие некоторых ученых,²⁹³ так еще более то обстоятельство, что князь Иван Ольшанский в хронологическом порядке именно как бы наследует Юрию Ольшанскому и таким образом является преемником не только его титула, но и славной борьбы с татарами.²⁹⁴

Кроме сего известно еще Евангелие, писанное в 1557 году «иждивением благоверной и христолюбивой княгини, т.е. жены князя Космы Ивановича Заславского – Настасьи Юрьевны, урожденной княжны Ольшанской, при благоверном князе Иоанне Феодоровиче Чарторыйском, зяте её милости.²⁹⁵ Это без сомнения сестра святой Иулиании, муж которой, помянутый князь Косма Заславский, сын Януша Юрьевича Осирожского,²⁹⁶ около 1551 года был старостою Каневским и так же, как и тесть его (и отец Иулиании) Юрий Ольшанский, подвизался в борьбе с татарами, опустошавшими землю Волынскую.²⁹⁷

Что касается собственно личности св. Иулиании, то история сохранила вам известие, что она была дочерью князя Юрия из Домбровицы Ольшанского и скончалась девою, на l6-м году от рождения.²⁹⁸ Но в каком именно году она родилась и когда последовала её кончина, об этом мы не имеем никаких сведений. Полагают, что св. Иулиаиия умерла попозже последних лет первой половины XVI века, так как известно, что по кончине своей она была погребена в Киево-Печерской Лавре, под южною стеною великой Печерской церкви Успения Пресвятой Богородицы, у предела св. Иоанна Богослова, где потом и обретены её св. мощи. Между тем в древнее время придел этот находился на хорах этой церкви и внизу её пристроен только при возобновлении Киево-Печерской Лавры князем Симеоном в последней половине XV века (1470). Если при сем примем еще во внимание, что личность отца св. Иулиании становится известною только в начале XVI века (1503) и затем совершенно исчезает из истории, уступая место деятельности другого Домбровицкого князя Ивана Ольшанского, то положив, что св. Иулиания родилась даже несколькими годами позже 1503 года, и затем присоединив к этому шестнадцать лет, прожитых княжною, по свидетельству её надгробника, мы получим таким образом ближайшее время её жизни между 1500–1520 и 1525–1510 годами; а на эти-то годы по преимуществу и указывают серьезные исследователи нашей отечественной старины.²⁹⁹

Обращаясь затем собственно к жизни и деятельности св. Иулиании, мы должны сказать, что она отличалась всеми добродетелями, приличествующими её возрасту и званию, как то: целомудрием, кротким послушанием родителям, благоприветливостью к низшим и в особенности делами любви и христианского благотворения, за что и удостоилась свыше небесного прославления в нетлении св. мощей и даре чудотворения. В этом именно смысле воспевает ее и святая Церковь наша, именуя ее «присносветящеюся свещею, елеем благодати возженною, и издающею немощным цельбу» и т.п. Восхищена бо бысть, заключим свидетельством слова Божия, да не злоба изменит разума ея, или лесть прельстит душу ея; угодна бо бе Господеви душа ея; сего ради потщася от среды лукавствия; яко благодать и милость в преподобных Его и посещение во избранных его.³⁰⁰

Это было в начале XVII века во время управления Печорским монастырем архимандрита Елисея Плетенецкого (1624). В то время копали могилу возле Соборной Лаврской церкви для одной девицы Киевской, и копающие случайно открыли в земле гроб, в котором оказалось нетленное тело молодой девицы; на ней было шелковое платье, обложенное злотым позументом; на шее богатое ожерелье, на руках зарукавья золотые, на пальцах – дорогие перстни, на голове золотой девичий венец с жемчугом; в ушах такие же серьги с камнями. Герб князей Ольшанских и серебряная дощечка с именем покойной, оказавшиеся на гробе в целости, удостоверяли, что это была Иулиания, дочь князя Георгия или Юрия из Домбровицы Ольшанского. Но лишь только копающие прикоснулись к одеждам покойницы, как они немедленно рассыпались в прах. Осталось одно только нетленное тело, к которому не дерзнула прикоснуться смерть, и драгоценные украшения на её руках и голове. Святую княжну облекли в новые одежды и положили в юго-западном углу великой церкви, но без почестей, подобающих святым. Много людей стекалось ко гробу её с разных сторон и некоторые без должного внимания прикасались к святыне, так что от этого мощи угодницы Божией начали было изменяться, и даже по сказанию современников немного почернели.

Спустя несколько времени после этого, когда на Киевский митрополичий престол вступил приснопамятный Петр Могила, святая княжна явилась ему в чудном видении, укоряя за маловерное невнимание к её прославлению и не почитание святых мощей её. Вследствие этого Могила велел Киевским инокиням вышить для новоявленных св. мощей особые благолепные одежды и, устроив для них приличную раку, с великим торжеством перенес оные на более приличное место и поставил в великой Печерской церкви, на том месте где ныне почивают мощи святителя Михаила, первого митрополита Киевского. Вместе с этим Петр Могила постановил ежегодно совершать память св. Иулиании, избрав для этого 6-й день июля месяца, в который были открыты её св. мощи, ибо, как замечает современное сказание, многие с верою к ней притекающие; получили исцеления.³⁰¹ Тогда же между прочим на гробнице новоявленной св. угодницы была положена следующая надпись: «по воле Творца неба и земли живет во все лета Иулиания, помощница и великая в небе заступница. Здесь кости – врачевство всех страданий. Райские селения собой украшает Иулиания, как цветок прекрасный в букете.

В 1617 году, пишет современник Кальпофойский, еще при архимандрите Елисее Плетенецком, пришел в Лавру неведомый человек, который изъявлял желание поклониться св. мощам Иулиании, и для этого просил экклесиарха открыть гроб её. В то время экклесиархом Лавры был иеромонах Ливерий, который, не замечая притворства неведомого поклонника, беспрекословно исполнил его волю, а сам отклонился в сторону для других занятий. Посетитель, казалось, с подобающим благоговением целовал св. мощи, но, лишь только он успел выйти за порог церковный, как внезапно упал на землю и начал метаться во все стороны, испуская пену из уст своих; вслед затем он испустил дух и скончался в страшных мучениях. Устрашенный необычным явлением экклесиарх позвал архимандрита, который велел обыскать несчастного, и в его пазухе оказался перстень, в котором экклесиарх сразу узнал перстень, бывший на руке у св. Иулиании.

В то же время пришел в Лавру один благочестивый Киевский гражданин, который узнал покойника и здесь пред всеми засвидетельствовал, что этот святотатец был еретик социнианин, неверующий ни в Божество Сына Божия, ни в св. Троицу и т.п.³⁰² Тогда архимандрит поучал братию, что ничего петь тайного, чтобы не открылось в свое время и, наставив всех душеспасительною беседою, велел предать земле тело несчастного без всяких обрядов, вне ограды монастырской. Другое не менее замечательное чудо от мощей св. Иулиании было в 1667 году в день памяти её, 6 июля. В этот день пришел в Лавру игумен Златоверхого монастыря Феодосий и просил открыть ему раку св. Иулиании, признаваясь, что еще досоле не воздавал её мощам должного поклонения, но что на сей раз он был побужден к этому особым чудным видением. Однажды, говорил он, после утреннего пения ему явился светлый лик многих святых дев, и в числе их одна сказала ему: «я Иулиания, которой мощи лежат в св. церкви Печерской, для чего ты пренебрегаешь мною? я же причислена от Господа к св. девам, ему угодившим». После этого благочестивый игумен никогда не приходил в Лавру, чтобы не воздать особенного поклонения св. мощам Иулиании.

В 1718 году в великой церкви Киево-Печерской Лавры случился пожар, испепеливший множество драгоценных предметов внутри её. В тоже время, по допущению Божию, подверглись действию пламени и нетленные мощи св. Иулиании. После пожара блаженные останки её были собраны в особую раку и в оной перенесены в дальние пещеры, где и поныне почивают не вдалеке от церкви и кельи преподобного Антония, между мощами преподобного Иоанна Постника и св. преподобномучеников: Василия и Феодора; а на место их в 1730 году поставлены мощи св. Михаила первого митрополита Киевского.³⁰³

Святая Православная церковь наша так воспевает св. деву Иулианию: «привожу к Тебе всещедрый Иулианию, свечу, постоянно светлую, владеющую обилием елея; её молитвами сохрани нас от всякого зла.³⁰⁴

Тропарь, глас 2-й.

Девства добротами преочищена и целомудрия цветами венчавшися, Богоблаженная дево Иулиание явилася еси миру в нетленном телеси твоем, источник исцелений и даров духовных подавая всем к тебе притекающим: и ныне, яко свеща теплая, благодати елеем возженная, предстоя престолу Господа и жениха твоею небесного того моли, дево чистая, избавити нас от всякого зла, чтущих память твою верою и любовью.

Кондак, глас 8-й.

Приводим ти, о Всещедре, Иулианию, присносветящую свещу, елеем благодати обдержимую, немощным цельбу: её же молитвами от всякого зла свободи нас и спаси всех, иже тя с поклонением величают

(Из правила преподобных Печерских, Песнь 9, тропарь последний)

1. История отечественной церкви давно заметила имя преподобного Иова на своих страницах. О нем говорит уже автор «Истории Российской Иерархии», его жизнь воспоминается в «Истории Русской церкви», преосвященного Филарета Черниговского, также в его жизнеописаниях «Русские святые, чтимые всею церковью или местно», в «Житиях святых Российской церкви» – Муравьева и т.п.³⁰⁵ Но все сведения, сообщаемые в этих сочинениях, по большей части суть не что иное, как повторение одного и того же основного жития преподобного Иова, сохранившегося в Почаевской Лавре от ученика его, игумена Досифея, под заглавием: «житие блаженного отца нашего Иова Железа, святой чудотворной Почаевские Успенские Лавры игумена, от иеромонаха Досифея, ученика ею и по нем тояжде святые обители игумена бывшего, списанное».³⁰⁶ Особенно буквально заимствованы из этого жития: «житие блаженного Иова Железа, игумена лавры Почаевской» у Муравьева и «краткое жизнеописание преподобного Иова, игумена Почаевского, помещенное в «Страннике» 1864 год. Потому, при всей своей близости к подлиннику, жизнеописания эти вообще носят на себе все недостатки оного, как то общность содержания, похожего более на панегирик, чем на строго историческое повествование и т.п. В особенности не достает здесь настоящей оценки того времени и той среды, в котором жил и подвизался преподобный Иов. Вследствие этого личность преподобного Иова в этих сочинениях представляется как-то одинокою, и если и останавливает на себе внимание, то почти исключительно одною строгою подвижническою жизнью, с легкими только намеками на отношение преподобного к князю Константину Острожскому, и другим окрестным вельможам, и обывателям. Один только преосвященный Филарет, в своих жизнеописаниях «Русских святых», несколько выходит из этого круга, стараясь ввести преподобного Иова в современную жизнь, и здесь дать ему надлежащее место и значение. Это от того, что ученый архипастырь, кроме жития Досифеева, имел под руками и некоторые другие источники, как то, униатскую книгу «Гора Почаевская»,³⁰⁷ маяк 1845 и другие. Но при этом у него не доставало главного, именно тех сведений, какие сохраняются о преподобном Иове в архиве Почаевской лавры. Потому при всей своей, так сказать, сравнительно большей определенности, жизнеописание преподобного Иова, составленное преосвященным Филаретом, все-таки не лишено некоторых недостатков, страдает по местам не точностью, ошибками хронологическими и т.п.

2. Между тем личность преподобного Иова, есть личность в собственном смысле историческая, замечательная не только одним примерным благочестием, но и посредственным участием в исторических судьбах современной ему православной церкви и отечественной истории в последней половине XVI и первой половине XVII века (1551–1691). Современник Иоанна Грозного, Бориса Годунова, Алексея Михайловича и Богдана Хмельницкого, ближайший друг и сподвижник знаменитого князя Константина Острожского, рожденный в пределах западной Руси в Галиции, в период самого тяжкого польско-литовского преобладания, кончившегося известною гражданскою люблинскою унией 1569 года, и затем в течение более полустолетия бывший свидетелем горьких плодов, порожденных церковною унией 1596 года, преподобный Иов во все продолжение своей столетней жизни не переставал бороться с врагами православия и русской народности, и для этой цели занимался списыванием и распространением православных книг, отправлялся на киевский собор 1528 года против Мелетия Смотрицкого, строго отстаивал имущество Почаевской лавры, захваченное Фирлеем, и т.п. И такой замечательный деятель кроме этого известен еще как устроитель и настоятель замечательнейшей в России обители Почаевской, удостоенный за свои подвиги от самого Господа высшего небесного прославления в нетлении мощей и даре чудотворения. Надобно сознаться, что таких личностей немного в истории православной церкви на Волыни, в недрах которой преподобный Иов провел почти все лучшие годы своей жизни и деятельности. Тем более особого изучения заслуживает он в этой истории, для уяснения той вековой борьбы, которую предки наши вели некогда за православие и русскую народность. Только тогда мы и можем понять всю силу этой борьбы, когда узнаем, что она имела во главе своей таких великих и замечательных деятелей.

Не менее того замечательна и посмертная судьба преподобного Иова. Здесь в этой судьбе история встречается с единственным, беспримерным обстоятельством, когда латино-униаты, овладев православною Почаевскою святынею, заключавшеюся, между прочим, в нетленных останках преподобного Иова, задумали просить у папы разрешения на признание преподобного Иова угодником не только православной, но и латино-униатской церкви. Черта в высшей степени замечательная и поучительная особенно для современных латинствующих обитателей юго-западного края России; теперь достаточно для них обратиться только к жизни преподобного Иова, чтобы в одной этой жизни сознать все превосходство православия, дарующего своей церкви таких великих угодников, которым сами латино-униаты не посмели отказать в их святости и досточтимости – до того, что наконец в пользу этой святости не боялись даже ходатайствовать у самого папы римского.

И теперь, почивая нетлегными своими мощами на скалистых твердынях горы Почаевской, в нескольких верстах от границы Галицкой, видимой с высот Почаевских даже простому, невооруженному глазу, угодник Божий, так сказать, стоит на страже между русскою православною церковью и отторженными от древнего благочестия чадами его родины (Галицкой Руси), страдающими под гнетом унии и латинства. И нет сомнения, в пренебесных молитвах своих, он с любовью и до ныне молит Господа об изменении печальной участи своих единоземцев, и возвращении их на лоно православия, дабы с возрождением по вере, они снова могли сделаться настоящими сынами единой, нераздельной Руси православной, но отношению к которой Почаевская лавра, по своему географическому и историческому положению, служит, так сказать, преддверием и путеводною звездою.

3. Память преподобный Иова совершается дважды в год:

1) 28 октября – преставление преподобного Иова, игумена Почаевского (1651);

2) 28 августа, праздник обретения мощей преподобный Иова (1659) и воспоминание торжественного открытия их по возвращении Почаевской лавры из унии на лоно православия (1833)

1. Пострижение преподобного Иова; 2. Его поступление в Угорницкий монастырь; 3. Пострижение в сан монашеский и рукоположение во иеромонаха; 4. Принятие пр. Иовом схимы; 5. Переход его в Дубенский Кресто-Воздвиженский монастырь; 6. Время игуменствования пр. Иова в звании настоятеля Дубенского; 7. Начало унии, и отношение пр. Иова к этому событию; 8. Попечение его о благочестивой жизни подведомой ему братии; 9. Отношение пр. Иова к князю Константину-Василию Острожскому; 10. Распространение православных книг; 11. Удаление его в монастырь Почаевский.

1. В Галиции на юго-западе, между горами карпатскими и Днестром лежит «край плодородный, богатый пастбищами, лесами и солью, называемый Покутьем. В конце первой половины XVI века край этот принадлежал Польше, и в порядке управления числился в так называемом «русском воеводстве малопольской провинции», к которому принадлежали: земля Львовская, Перемышльская, Саноцкая, Холмская, воеводство Бельсское, Подолье, и земля Галицкая с Покутьем.³⁰⁸ В то время у «благочестивых и христолюбивых» обитателей Покутья, по фамилии Железо, родился (около 1551 года) сын, который во святом крещении был назван Иоанном.³⁰⁹ Молодой Железенко с ранних лет начал обнаруживать стремление к уединенной жизни и благочестивым упражнениям, и «хотя и мал был возрастом, однако всеусильно горел сердцем уединенно работать Христу во иноческом житии». Вследствие этого на 10 году от рождения (около 1560 года) он оставил семейство свое, и «уклонившись от очей любимых родителей», удалился в соседний Угорницкий монастырь, и здесь просил игумена «дозволить ему служить братии».

2. Прозорливый настоятель провидел в нем избранника Божия и в нем имеющую быть Божию силу: потому, наставив его «духовною беседою», поручил его экклезиарху научить послушанию церковному. Но ревностный отрок не захотел довольствоваться этим одним послушанием; напротив того он старался служить всякому из братий, «угождая усердно каждому из наименьших монастырских работников», и этим вскоре заслужил себе такую любовь и расположение, что по общему согласию всего братства, игумен, «видя его добрые нравы, кротость и глубокое смирение», принял его в число иноков, и на 12-м году его жизни возложил на него ангельский образ с именем Иова.³¹⁰

3. С того времени преподобный Иов стал «иноком зело искусным» украшенным не столько летами, сколько добродетелью, «живя как ангел Божий посреди братий». Но особенно его добродетельная и благочестивая жизнь была поучительна для иноков обители, «зане всем на позор и на пользу бяше». Потому, как только блаженный Иов достиг совершеннейшего возраста (вероятно 30 лет около 1581 года), то по воле настоятеля тотчас же был возведен на степень священства, хотя по смирению своему долго отказывался от этого, «считая себя недостойным сана такового».

К этому же времени надобно отнести и пострижение преподобного Иова в схимонаха, потому что, по прямому сказанию Досифея, Иов восприял на себя серафимский образ еже схима именуется «не по многом времени» по рукоположении «ради невместимой в сердце своем благодати Божией, которою всегда усердно горел беспрестанно славить державу Его». С тем вместе преподобный Иов переменил и прежнее свое монашеское имя (Иова), получив при поступлении в схиму первоначальное имя Иоанна, данное ему при крещении, в память святого пророка и предтечи Иоанна, с каковым именем в последствии он является и в дальнейшей истории (за исключением жизнеописания Досифеева), до самой своей кончины.³¹¹

«Оттоле слава о приснопамятных подвигах пр. Иова начала распространяться по всем окрестностям Польши и Малороссии, так что многие даже, нарочитии вельможи начали приходить к нему пользы ради душевной». Но особенно обратил он на себя внимание известного поборника православной веры и русской народности на Волыни князя Константина Константиновича Острожского. Действуя всеми возможными средствами на защиту православия, благочестивый князь особенно заботился о внешнем и внутреннем благоустройстве находившихся в его имении монастырей, и о том, что составляет твердыню обителей, о непоколебимо благочестивой жизни иноков во славу православной церкви. Потому князь Константин обратился к игумену угорницкому «всяческими образами моля его, да сотворит любовь Божию, и пошлет сего блаженного трудолюбца в его Дубенский крестный монастырь»,³¹² дабы там показал он образ богоугодного жития инокам, среди развивавшейся порчи нравов, растлеваемых папизмом. Долго отказывался игумен, не желая лишиться «такового великого подвижника»; но наконец должен был уступить «на не переставаемые мольбы реченного княжате», и, хотя со скорбью, «дряхл о сем и печален», благословил пр. Иова на новое служение.

6. К сожалению, история не сохранила нам сведений ни о времени перехода преподобного Иова в город Дубно, ни о времени избрания его в настоятеля Святокрестской обители, которое по словам Досифея. последовало вскоре по прибытии Иова на Дубенский остров. Из сказания Досифея, мы знаем только, что преподобный Иов «по немногом времени», но прибытии на Дубенский остров, «нуждею» был избран в игумена от братии. Но когда это было? об этом Досифей совершенно умалчивает. Также точно молчит он и о времени поступления преподобного в обитель Дубенскую. Надобно думать, впрочем, что это было не позже 1582–83 года; потому что по прямому указанию Досифея пр. Иов пробыл в сане Дубенского игумена «вящши» т.е. больше два-десяти 20 лет. Между тем в 1604 году видим в Дубне уже нового игумена Виталия, который, по всей вероятности, был преемником пр. Иова в сане Дубенского Святокрестского настоятеля.³¹³

Такого рода предположение оправдывается и самым ходом повествования Досифеева о посвящении преподобного Иова во иеромонаха до его поставления в игумена, которое сразу дает понять, что между этими обстоятельствами протекло немного времени. «И тако на степень священства возведеся (в Угорницком монастыре); но по многом же времени. серафимский на ся восприят образ, (в том же монастыре); и оттоле уже прославися трудолюбиво и добродетельное житие его... Наипаче же Константин князь Острожский и Дубенский моли игумена, да пошлет сего трудолюбца, во обитель честного и животворящего Креста Господня (в Дубне); где не по многом времени избран во игумена от братии», и т.д. Для всех этих обстоятельств достаточно не более двух-трех лет, а такой именно срок мы и получаем, полагая переход пр. Иова во обитель Дубенскую и избрание его во игумена около 1582–83 года, т.е. чрез два-три да по его рукоположении, (совершившемся, как мы сказали, примерно около 1581 года).³¹⁴

7. Как бы то, впрочем, ни было, началось ли служение пр. Иова в сане Дубенского игумена годом раньше или позже 1582 года, во всяком случае то не подлежит сомнению, что он был уже Святокрестским настоятелем в Дубне в последние два десятилетия XVI века, и здесь проходил свое служение до первых годов XVII столетия. А при таком положении дела на его долю пришлось пережить в Дубне самое замечательное и критическое время в истории юго-западного края России. Это время церковной, брестской унии 1596 года и последовавших за тем гонений на православие и русскую народность в пределах Волыни, Подолии и Украины. Правда под защитою мужественного князя Константина Острожского († 1608) преподобный Иов мог не испытать непосредственно всех тех ужасов, коими церковная уния разразилась по своем появлении. Но все это, однако, не мешало ему принимать эти ужасы сердцем, тем более, что зло, порожденное унией, тотчас же начало проявляться так явственно и в таких поразительных фактах, что их не могли не видеть и не сознавать одни только разве мертвые, да иезуиты и обольщенная их шляхта.

8. Преподобный Иов с полнотою глубокого сердечного чувства отнесся ко всем этим бедствиям и страданиям. «Строгий подвижник», он твердо боролся с скорбями времени, и жестокие страдания, переносимые православием от иезуитов и прельщенной ими шляхты, не только не ослабили его благочестия, напротив возвышали его. В то же время он не хотел оставаться только праздным воздыхателем об общем бедствии; его благочестивая душа искала соответствующей деятельности. С этою целью пр. Иов прежде всего старался поднять уровень нравственной жизни в подведомой себе братии, «ихже свыше данным себе благоразумием, скромностью и частым поучением, а наипаче трудов своих благолепнейшими подвиги более двадесяти лет добре управляше».³¹⁵

9. Преподобный Иов тем более мог действовать с успехом на пользу православия во время своего пребывания на Дубенском острове, что во все это время он постоянно находил для себя надежнейшую опору в лице знаменитого князя Константина Острожского. Известно, что «великолепный вельможнейший из князей князь Константин-Василий был в то же время человек набожный и весьма строю соблюдал православные обряды и обычаи своих предков».³¹⁶ «Князь Константин-Василий, пишет один польский писатель, был так набожен, что когда молился, то, дабы ему ничто не препятствовало в молитвах, в церквах, в которых бывал, велел устроить лавки, совершенно закрытые кругом из золотистой, медной бляхи, с небольшими только окошечками на три стороны».³¹⁷ Но особенно он любил уединиться для молитвы на Дубенском острове у преподобного Иова. Потому, как только наступал великий пост, князь Константин Насилий тотчас отправлялся в Дубно, и здесь, поселившись в обители преподобного, сбрасывал с себя мирскую одежду и одетый по-монашески, затворялся на всю первую седмицу, пребывая в посте и благочестивых размышлениях.³¹⁸

В то же время, с примером назидательной жизни, благочестивый князь, любя обитель Дубенскую преподобного Иова, не щадил для неё и приношений материальных. Из сохранившихся немногих сведений о Дубенском Крестовоздвиженском монастыре известно, что еще прежде, до прибытия преподобного Иова в Дубно, монастырь этот пользовался десятинами с полей Дубенских, простирающихся от предместья Луцкого до Головчич и Садов и другими такими же приношениями «с дворских сел Иванья и Знесеня».³¹⁹ В 1599 году князь Константин Острожский присоединил к этому новую фундушевую запись, которою 15 июня пожертвовал Свято-крестской обители преподобного Иова остров честного Креста, Горбачин и Пантемимон-Климент с грунтами, полями и огородами, лежащими на лугу у болот Горбачинских и реки Ивановской, на которых расположена Выгнанка и другие.³²⁰

10. Само собою разумеется, что при таком положении своем пр. Иов мог смело, всеми зависящими от него средствами, действовать против врагов православия, тем более, что, как известно, в лице знаменитого князя Острожского не только преподобный Иов, но и вся православная церковь южнорусская имела тогда своего могущественного защитника, которого, не только уважал и даже опасался король польский (Сигизмунд III), но к которому с почтением относился даже сам папа Римский (Климент VIII).³²¹ А кого уважал и кому покровительствовал приснопамятный князь Константин, того не могли не опасаться и не трогать не только униаты, во даже сами иезуиты. Но особенно по примеру своего знаменитого покровителя преподобный Иов во время пребывания своего ь Дубне старался обращать внимание на распространение церковных книг, которые в то несчастное время составляли, можно сказать, единственную опору для православия против латино-униатских притязаний папизма.³²² С этою целью пр. Иов собрал вокруг себя многочисленное братства, которое, по его наставлениям, занималось изучением и переводом писаний отеческих. Избранные писцы, по указанию преподобного, переписывали лучшие книги и распространяли оные между православными. «Такожде, но словам Досифея, писанием книг церковных упражняшеся».

Между прочим, плодом этих литературных занятий преподобного Иова в Дубенском Крестовоздвиженском монастыре, явилась в свет «Диоптра мирозрительная», принадлежащая преемнику Иова, настоятелю Дубенского Крестовоздвиженского монастыря игумену Виталию. Это перевод с греческого и латинского, сделанный Виталием, по замечанию ученых исследователей, еще в то время, когда он был иеродиаконом в Дубенском монастыре; следовательно, как раз в то время, когда по сказанию Досифея, преподобный Иов «упражнялся писанием книг церковных».³²³ И кто знает, не был ли Виталий одним из лучших учеников преподобного Иова? Иначе, за что же по удалении блаженного, он удостоился стать его преемником? Как бы то, впрочем, ни было, но современники много ценили труд Виталия, так что его перевод Диоптры издавался несколько раз, и даже в первый раз был издан еще при жизни самого преподобного Иова в 1612 году «в наставление альбо изображение известное живота человеческого в мире» (часть первая), «яко есть развратный мир в нравех своих» (часть вторая), «яко подобает призревшему суету мира сего достойно работати Иисус Христу» (часть третья) и т.д.³²⁴

Замечательно также, что ко времени пребывания преподобный Иова на Дубенском острове относится и напечатание князем Константином Острожским известной первопечатной славянской Острожской библии 1581–1588 года. И если несомненно, что благочестивый князь Острожский смиренно поверил преподобному Иову, яко своему духовному отцу, свою душу и совесть, по тем более без его благословения, а может быть и побуждения, и просвещенного участия, он не мог взяться за совершение такого великого дела, каково печатание св. Библии. По крайней мере об участии преподобный Иова и его благословении на второе издание этой Библии 1588 года сомневаться нет никакого основания; ибо пребывание преподобного Иова на Дубенском острове в это время, как мы уже видели, также не подлежит никакому сомнению. А о значении Библии на родном языке для наших предков в темные времена унии и латино-униатского преобладания и говорить нечего.³²⁵

10. Тем более, само собою понятно после этого, какою славою за такие свои подвиги преподобный Иов должен быль пользоваться у православных современников. И точно, сказав об участии преподобного Иова в списывании книг церковных, Досифей, вслед за сим, непосредственно присовокупляет, что «сего ради все окрестные страны начали, собираясь, докучать (стужати) ему честью и похвалами». Но эта слава только смущала скромного подвижника Христова. Всегда строгий к самому себе, и с ранних лет навыкший кротости и смирению, он хотел иметь свидетелем своих подвигов одного только Бога, «ибо от единого только тайнозрителя Бога желал быть славим. В этих видах преподобный Иов остановил свои взоры на соседней пустынной обители Почаевской, где он всеконечно хотел утаиться от усердия. Может быть к этому не присоединилось в душе его печальное сознание слабости и бессилия борьбы с усиливающимся преобладанием латинства, в пределах западного края России, тем более, что к концу этого времени иезуиты начали запускать свои сети в самое даже благочестивое семейство князя Константина Острожского, и недостойный сын его Януш сделался приверженцем латинства еще при жизни отца своего.³²⁶ И к довершению всего, по всей вероятности, гонимый тайными преследованиями иезуитов, которые в это время затевали новое страшное дело против православия в лице самозванца Гришки Отрепьева, преподобный Иов «улучил удобное время и воспользовавшись сим временем тайно оставил монастырь Дубенский, (около 1602–1604 годов) и удалился на гору Почаевскую, от древле светлостью чудес многих сияющую».³²⁷

1. Первоначальные сведения о Почаевской обители; 2. состояние её во время прибытия преподобного Иова в Почаев; 3. Избрание преподобного Иова во игумена Почаевского; 4. Достояние православной церкви на Волыни во время жизни преподобного Иова; 5. Заботливость преподобного Иова об улучшении внешнего быта своей обители; 6. Сооружение новой каменной церкви во имя Святой Троицы; 7. Общее состояние монастыря Почаевского под управлением преподобного Иова; 8. Нападение татар на обитель Почаевскую в 1607 году; 9. Гонения, претерпеваемые Почаевским монастырем от Фирлея; 10. Копание колодезя; 11. Похищение чудотворной иконы Фирлеем; 12. Судебный процесс преподобного Иова с последним за пограбленные монастырские сокровища; 13. Возвращение чудотворной иконы; 14. Исход помянутого процесса вообще.

1. Основание Почаевской обители восходит к самим первым временам христианской церкви на Волыни. Есть предание, что обитель эта явилась здесь раньше всех других монастырей, и основана в XII веке иноками, уходившими из Киев от набегов татарских. В начале XIII века, когда иноки Почаевские жили еще в пещерах, один из них, взошедши на вершину горы Почаевской, увидел Пресвятую Богородицу «в столпе огненном на скале стоящую». В то же время явление это видел житель Почаева Иоанн Босый, пасший стадо овец «со отроками» на отлогих покатостях горы Почаевской. Пастух побежал в монастырь известить иноков о своем видении, но здесь ему сказали, что они сами видели явление Божией Матери, и что на том месте, где Она стояла, Она оставила след правой ноги, наполненный водою. С того времени этот след под названием стопы находится в Почаевской обители доселе, «благодатьми Пресвятой Матери Божия» источая цельбоносную воду всем с верою почерпающим оную».³²⁸ Спустя 200 лет после этого греческий митрополит Неофит, проезжая по Волыни (1559) «оставил у помещицы местечка Орли Кременецкого уезда Анны Гойской икону Божией Матери, которую привез из Константинополя», в благодарность за радушный прием, оказанный ему Гойскою.³²⁹ Икона эта долгое время находилась в местечке Орле между другими иконами «в доме блаженные памяти её милости». В течение этого времени слуги, а за тем и сама Гойская не раз видели возле, неё необычайный свет, который наконец побудил Гойскую убедить слепого от рождения брата её Филиппа Козинского помолиться пред этою иконою о возвращении зрения. Козинский повиновался, и, как только он помолился, отверзлись ему очи, «яко бы древле от Христа слепорожденному», и он стал видети совершенно как будто слепота никогда не поражала его.³³⁰ После этого Гойгкая уже не решилась более держать святую икону у себя, и созвав в 1597 году иноков и священников, «со свещами и пением Богодухновенным перенесла ее на гору Почаевскую, и там отдала обитающим в пещере инокам, в вечное хранение».³³¹

2. В такую-то благодатную обитель прибыл из Дубна преподобный Иов, ища спасения от треволнений мира, обуреваемого латинством. Но в то время, когда он таким образом стремился «отнюдь утаиться», Промысл Божий готовил для него другое еще высшее поприще, откуда «благоволеньем Божиим он должен был открыться всей вселенной». Чтобы удобнее достигнуть своей цели, преподобный Иов скрыл свое звание, и прибыл на гору Почаевскую в качестве «простого инока»; но пустынножители Почаевские сразу узнали в нем человека необыкновенного, и по указанию свыше, вскоре, «слезными увещаниями» снова избрали его и поставили во игумена горы Почаевской.³³²

3. Замечательно, что ни в бумагах, ни в преданиях лаврских не сохранилось никаких сведений касательно настоятелей, предшествовавших преподобному Иову, до его избрания в игумена горы Почаевской. Некоторые хотят объяснить это кознями базилиан Почаевских, которые, говорят, нарочно уничтожили в лавре древние памятники для того, чтобы скрыть все следы древне-православного происхождения обители Почаевской. Но если бы точно это было так на самом деле, то базилианам скорее всего следовало бы уничтожить всякие памятники касательно преподобного Иова, который не только был православным, но и боролся с унией за православие. Между тем в лаврском архиве и доселе цело сохраняются не только судебные дела преподобного Иова, но житие его с чудесами, записаны также, как увидим далее, многие чудеса, совершенные им во время унии и т.п. Нам кажется, что самое лучшее объяснение этого вопроса представляет «гора Почаевская», которая по сознанию самих же униатов, между прочим первоначально была напечатана православными, и потом только «типом обновлена» базилианами в 1793 году. В этой книге, между прочим, говорится, что Анна Гойская, отдав чудотворную икону в гору Почаевскую, «тамо в пещере обитающим инокам, в то же время будучи вдовою, дабы Пречистой Деве Марии Божией в чудотворной той иконе была большая хвала и слава преумножила в оной, большее число иноков фундушом, списанным року 1597, и уже готовому, находящемуся при скале храму Успения Пресвятой Девы Матери, Божия, сооруженному на милостыню вземленную от благодетелей, выделила подданных, грунта и леса в своем имении Почаеве, и церковь всякими потребами удовольствовала и украсила».

Из этого видно, что до поступления чудотворной иконы на гору Почаевскую, иноки, здесь находящиеся, жили только в пещерах и при том в самом небольшом количестве, так что, например, в 1240 году здесь было только два инока. Потому-то между прочим Анна Гойская далее и именуется основательницею и фундаторшею монастыря Почаевского, так как только с получением её пожертвований иноки Почаевские переменили пещерное или пустынное житие на общежитие и таким образом начали жить монастырем в собственном смысле этого слова.³³³ То же самое подтверждается далее и завещанием Гойской 1597 года, в котором между прочим читаем: «так как в моей местности при селе Почаеве с давних пор существует каменная церковь, в честь Успения Пресвятой Богоматери, то, чтобы при той церкви постоянное было славословие Божие, я решилась построить и основать при ней монастырь дли жительства в нем осьми чернцев, людей добрых, набожной жизни, не иного исповедания, как только греческого, подчиненных восточной церкви и двух дьячков» (т.е. послушников) и т.д.³³⁴ А при таком положении дела, разумеется, не иначе, как только со времени Гойской должны были начаться в Почаеве и настоящие игумены со всеми правами, приличествующими их званию. До того времени пустынники Почаевские, по примеру пустынножителей Афона, могли вовсе не иметь особых настоятелей, довольствуясь простим подчинением какому-либо старцу, отличающемуся истинно-христианским благочестием и примерною жизнью. Тем более ничего нет удивительного, если при подобных обстоятельствах, о таковых не сохранилось никаких особенных сведений на горе Почаевской. Это общее достояние древних пустынных монастырей и их подвижников.³³⁵

Теперь если ко всему этому примем в соображение, что преподобный Иов прибыл на гору Почаевскую в первые годы XVII века, как мы заметили около 1602 или 1603 года не далее, то на основании всего вышесказанного весьма естественно прийти к заключению, что Иов, по всей вероятности, был первым настоящим игуменом возникающей общежительной, обители Почаевской; почему, между прочим, собственно с него и начинаются положительные сведения об игуменах Почаевских в архиве Почаевской лавры. «Тако бо, по истине, как замечает Досифей, сицевого стража зело подвижна и искусна изволи имети Пресвятая Дева Богородица Мария в своей, небеси подобящейся обители».

4. И точно нужно было особое высшее избрание для того, чтобы во главе Почаевской обители на ту пору мог быть поставлен надлежащий «искусный страж», вполне достойный своего назначения. Не говорим уже о трудностях, какие предстояли новому игумену по важности самого дела, при устроении обители на новых основаниях. Это заявили сами иноки Почаевские, когда, при избрании преподобного Иова, по словам Досифея, обратились к нему «со слезными увещаниями». Но особенно много забот и опасностей предстояло преподобному Иову на поприще его нового служения со стороны врагов православия, тогда уже успевших распространиться, и как бы нарочно сосредоточивавших свою губительную деятельность на уничтожение православных монастырей и храмов на Волыни. Еще преподобный Иов был в Дубне, когда в Луцке, главном городе тогдашней Волыни, не осталось уже ни одного православного храма; они сначала были обращены в питейные дома, а потом вовсе разрушены.³³⁶ В 1630 году князь Николай Чарторыйский, сын Юрия, совратившегося в католичество в 1598 года самоправно подарил Нересопницу и её древний монастырь клеванским иезуитам, а на утверждение своего дара испросил грамоту у короля Сигизмунда III (1630).³³⁷ К довершению несчастия в начале XVII века Волынь лишилась главнейших и могущественнейших защитников православия, в лице Гедеона епископа Львовского († 1607) и знаменитого Константина князя Острожского († 1608); а со смертью их пали и все лучшие волынские училища (Львовское и Острожское), воспитывавшие доселе поборников православия.³³⁸

В то же время последовавшее явное отпадение Януша Острожского увлекло многих дворян в унию и даже в латинство. Сам Януш действовал положительно в духе латинства, он отнимал у православных храмы и перестраивал оные в латинские костелы,³³⁹ строил новые кляшторы³⁴⁰ и т.п.³⁴¹ Таким образом, только еще с большею силою в пользу латинства, действовала родная племянница его, дочь князя Александра Константиновича Острожского, Анна Алоизия Ходкевич (1600–1654)³⁴² и другие. Наконец в 1612 году скончался последний волынский православный епископ, владыка Луцкий и Острожский, Михаил Копыстенский, и православные уже не звали к кому обращаться за рукоположением своих священников. Между тем Владимирский униатский епископ Ипатий Поцей, сделавшись в 1600 году униатским митрополитом на место Михаила Рогозы, и другие греко-униатские власти на Волыни с конвоем солдат разгоняли православных, собиравшихся во мраке ночи на молитву, опечатывали православные храмы и т.д.³⁴³

5. Нужно было необыкновенное благоразумие, твердость воли, много такта и осторожности, чтобы при таких обстоятельствах не только управлять вновь устрояющейся обителью, но даже лично сохранить веру отеческую. Но преподобный Иов давно уже был искушен в этом деле во время своего двадцатилетнего управления Дубенским Крестовоздвиженским монастырем. Потому, сделавшись игуменом Почаевским, он сразу обратил свое внимание на все главнейшие потребности обители, и таким образом не только упрочил её благосостояние и неприкосновенность, но и возвысил ее в ряду других современных ей обителей как на Волыни, так и в пределах всего юго-западного края России.

Прежде всего, без сомнения, для этой цели необходимы были надлежащий средства материальные. Будучи современником Гойской, Домашевских и других, еще не совратившихся в унию и латинство православных обывателей Волыни, особенно в окрестностях Почаевской обители, преподобный Иов, святостью своей жизни и примерным благочестием, по неволе располагал их сердца к себе и к своему монастырю, и этим многих из них заставлял благодетельствовать обители на украшение храмов Божиих, улучшение быта иноков и т.п. Так, в 1640 году урожденная пани Куликовская Анна Александрова Добрынская пожертвовала в обитель преподобного Иова «посяг свой (приданное) сто злотых, на хвалу Божию, дабы она отправляема была за душу её, по её смерти».³⁴⁴ В 1617 году некто Сергий Петрович, мещанин Кременецкий записал на «пречистую Почаевскую (т.е. церковь успения) до монастыря полтораста злотых, дабы за душу его Господа Бога молили».³⁴⁵ «В 1648 году урожденный пан Иван Жабокрицкий записал на Почаевскую обитель двести злотых с имения своего Жабокрик с тем условием, чтобы эти деньги под условием отцовского благословения были отданы вельможному в Боге его милости отцу Иоанну Железу, игумену Почаевскому, для совершения молитвословий за его душу».³⁴⁶ В 1649 году урожденный пан Юрий Пузына пожертвовал в обитель преподобного Иова «злотых сто» с тем, чтобы «иноки, в том монастыре обретающиеся, сорокоусты, т. е, сорок служб Божиих (или литургий) по обряду своей церкви отправили» и т.п. Надобно думать, что по мысли же преподобного Иова, Анна Гойская, особым предсмертным (завещанием своим от 21 марта 1617 года, снова подтвердила за обителью Почаевскою все свои пожертвования, и для большей верности, может быть по требованию самого же Иова, «облятовала» (заявила) оное в 1620 года и записала в градских книгах Кременецких, и т.п.

На особенно богатые приношения в пользу Почаевской обители во времена преподобного Иова сделаны были супругами «Евою з Бережец³⁴⁷ и Феодором Гриневич – Домашевскими». В 1649 году Домашевские «обои вместе и нераздельно, будучи на теле и уме добро здоровы, и не будучи ни от кого подговорены, но по доброй воле своей, на сомнительный час живота своего, и сами будучи лет преклонных, а хотячи, дабы с тех (имений), которые были им от Пана Бога даны в распоряжение, дотоле еще в диспозиции их оставались не кому-либо, по имени его (т.е. Божию) святому хвала была воздаваема на вечные времена, записали Почаевскому монастырю 33 тысячи злотых польских, числящихся на разных заставных имениях, заложенных у Домашевских соседними панами, как то: Романом Гойским на местечке Устечку – (2500 злотых), Михайлом Чарторыйским на селе Островку (7 тысяч злотых), и другие и это все с тем, чтобы старший (т.е. игумен) и братия, в том монастыре тогда и на потом будучья и находящиеся, но смерти их обоих тые добра до по сессии своей взявши, пользовались оными аж до отданя, со всеми доходами, какие за что из записов покажутся, под условием только, чтобы получивши тые суммы или которую часть из них, получатели не на свою корысть какую световую (т.е. мирскую) ворочали, но тогда и на потом за отпущение грехов их Пана Бога уставичне (постоянно) просили и набоженство за умерших звыклое (обычное) отправовали, також с тоеж провизии и церковь справовали» (т.е. содержали и т.п.)³⁴⁸

6. Другим не менее важным делом преподобного Иова для устроения Почаевской обители было построение нового каменного храма на место прежней деревянной церкви успения Божией Матери. Теперь эта последняя оказывалась совершенно невместительною, особенно от множества богомольцев, начинавших стекаться на поклонение чудотворному образу Почаевской Божией Матери.³⁴⁹ Преподобный Иов так успел подействовать на благочестивое семейство Домашевских, что оно решилось «собственным коштом» соорудить на горе Почаевской новый каменный храм во имя Пресвятой Троицы. Надобно думать, что, по указанию самого же преподобного Иова новая церковь сооружена была несколько выше Успенской церкви, так что скала с цельбоносной стопою еще тогда вошла в состав самого храма, подобно тому, как и теперь помещается она внутри большего Лаврского Собора во имя Успения Божией матери.

Благочестивые супруги украсили новый храм «всеми потребами, приличествующими таковой церкви», пожертвовав для этой цели не только многие денежные суммы, но и наследственные свои сокровища, состоящие из золотых и серебряных вещей и других драгоценностей. В 1649 году храм был кончен вместе с двумя приделами, устроенными в нем по желанию Домашевских, во имя Благовещения Божией Матери и святого великомученика Феодора, и в том же году, по благословению тогдашнего волынского (Луцкого) православного епископа Афанасия Пузины (1634–1650) освящен, по всей вероятности, самим же преподобным Иовом.³⁵⁰ В то же время заботливостью преподобного перенесена была сюда из успенской церкви чудотворная икона Божией Матери, и для большей доступности для поклонников, по древле-православному обычаю, была поставлена в иконостасе, над царскими вратами главного престола, подобно чудотворной иконе успения Божией Матери в Киево-печерской лавре, и подобно тому, как помещается она и в настоящее время в соборном храме Почаевской лавры.

7. Само собою разумеется, что при таких порядках и благоустройстве обители, во времена преподобного Иова должно было умножиться на горе Почаевской и количество иноков. И действительно, уже в 1607 году, следовательно спустя не более двух-трех лет, по прибытии преподобного Иова в монастырь Почаевский, по свидетельству «горы Почаевской», «в монастыре том умножися большое число иноков», и обитель преподобного Иова сделалась предметом всеобщего внимания со стороны православных во всех соседних областях Польши и России.³⁵¹

8. Но не с одними только благотворителями преподобному Иову приходилось иметь дело на горе Почаевской. Известно, что с половины ХIII до самого почти конца XVII века, на Волыни как и по всей России, постоянно являлись опустошительные загоны татар, которые, предавая огню и мечу все, встречающееся на пути, удалялись восвояси, чтобы потом снова являться для дальнейших опустошений.³⁵² Между прочим, один из таковых загонов, в 1607 году, явился в пределах обители Почаевской, «одних убивая, прочих же захватывая в рабство». В это время один из иноков Почаевскпх, не ведая о татарах, проходил по горе, «молитвы совершающе». Вдруг один татарин напал на него и, увидев, что он стар и негоден к работе, поразил его мечем и обезглавил. Понятно само собою, какую скорбь это обстоятельство должно было причинить блаженному настоятелю и его обители. Но в то же время Господь не умедлил и утешить раба своего и его братию. По преданию убитый инок взял свою отсеченную голову, «аки другий Дионисий Ареопагит», и принесши ее на гору, положил пред чудотворною иконою пресвятой Богородицы, и только после этого скончался во храме, предав дух свой Господу.³⁵³

9. Но особенно тяжкие времена настали для преподобного Иова и его обители, по смерти благочестивой основательницы монастыря Почаевского – Анны Гойской. По её кончине, имения её перешли в руки внука её Андрея Фирлея, каштеляна Бельсского, впоследствии воеводы Сандомирского; «тойже прият в свою область и Почаев – старый». К несчастно Фирлей был протестант «ереси лютерские», а потому по одной своей вере уже не мог хладнокровно смотреть на монастырь Почаевский, которому Гойская даровала столько имений и доходов, Кроме этого, как говорит предание, Фирлей по характеру своему вообще был человек дерзкий и завистливый. Потому приняв в свое ведение Орлю, Козин, Почаев и другие имения Гойской, он тотчас начал портить и нарушать фундуш, данный монастырю Гойскою. С этою целью, «не могши терпеть в имениях своих иконы пречистой Матери Божией, находящейся в монастыре, и иноков, посвятивших Господу свою чистоту, он задумал уничтожить на горе Почаевской чудотворный образ Марии Девы, и самую стопу, и вместе с сим изгладить и разрушить до основания как иноков, так и самый монастырь, с тою целью, дабы все, что только было по благодати Божией чудесного на горе Почаевской испокон века, пришло в вечное забвение. Для этой цели Фирлей сначала отнял поля, леса и сенокосы монастырские; за тем присвоил себе крестьян, обратил ни во что разные монастырские материалы, раскопал пограничные знаки для уничтожения фундуша и ловил за монастырем иноков, бил их и тиранил».³⁵⁴ В заключение Фирлей простер свою дерзость до того, что даже запретил возить воду из колодцев Почаевских, («еще бо, по словам горы Почаевской, в то время не бе колодезя в монастыре»), и для сей цели разбивал монастырские бочки с водою, и «производил другие притеснения для уничтожения места святого».

10. Нечего и говорить, что первою заботою преподобного Иова, при таком положении, должно было быть снабжение обители водою. С этою целью он прежде всего обратился с молитвою к Пресвятой Деве Марии, сияющей в чудотворной иконе Почаевской, и, в надежде на помощь свыше, велел рыть колодезь в скале, на которой стоят монастырь Почаевский. Трудолюбивые иноки с полною готовностью принялись за дело, и Господь увенчал успехом их труды. Не успели они прокопать на 64 локтя, как немедленно в колодезе явилась вода, которою снабжается монастырь и до настоящего времени и которая, но безводию лаврской местности в новом Почаеве, доселе составляет истинное благодеяние для лавры и её поклонников.³⁵⁵

11. Но эта удача еще более озлила дерзкого Фирлея и вооружила его против пр. Иова и его обители. Вследствие этого, 19 июля 1623 года, он послал в Почаев «слугу своего Григория Козинского с прочими воинами такожде лютыми», которым велел ограбить монастырь, и в особенности захватить чудотворную икону Божией Матери: «ибо, думал он, если возьму чудотворную икону, иноки не возмогут оставаться на этом месте». Исполнители панской воли в тот же день напали на монастырь, и «похитивши не только украшения церковные, но и икону чудотворную Пресвятой Девы, отнесли ее в градец Козин в двор помянутого Фирлея вмести с золотом и серебром, фелонями, бисером урианским и серебренными привесками, именуемыми по латыни vota, на которых лично (т.е. «образно) представлены чудеса Божией Матери, и т.п.

12. Таким образом, четырнадцать лет терпел преподобный Иов притеснения и обиды, причиняемые Фирлеем его обители. Это время было употреблено преподобным для мирного соглашения с похитителями, или, как выражается сам Иов в протестации своей 1641 года за частократным упоминанием приятельским отдати похищенное.³⁵⁶ Но когда это не привело ни к каким последствиям, то блаженный решился наконец предать свое дело формальному суду, и в марте 1641 года 9 дня «ставши лично на уряде гродском, в замке его королевской милости Луцком, пред Гавриилом Коритинским, бурграфом, наместником старотства Луцкого, именем своим и всей братии монастыря Почаевского свидетельствовался против вельможного его милости пана Андрея Фирлея каштеляна Бельсского, и протестовал, что поименованный его милость пан Бельсский, сопротивляясь и не удовлетворяя обязательству, или (точнее) фундушу покойной урожденной её милости пани Анны из Козинских, Гойской, судиины земской Луцкой, данному на основание монастыря Почаевского Успения Пресвятой Девы, и явно признанному пред книгами земскими Кременецкими, и вместе с сим, не обращая никакого внимании на проклятие, в том фундуше выраженное, но действуя к унижению и оскорблению хвалы Божией и имений церковных, сам, вместо того, чтобы заслужить хвалу Божию и пресвятой Девы, усиливается и старается постоянно обижать церковь и тамошнее место, чтобы вместе с этим самих иноков вытиснуть с этого места. И прежде всего, захвативши образ Пресвятой Девы Богородицы, прославленный великими и замечательными чудесами и, сверх сего, усаженный богатыми и дорогими каменьями, из коих одних жемчугов урианских больших было коп осьмнадцать (т.е. более тысячи), и на нем гривны три цельного золота с эмалью, и при этом церковные облачения, пожертвованные как тою же покойною нашею судииною, так и другими разными людьми набожными, равно как и сшитые великим коштом и накладом самими иноками разных сортов: блаватные, бархатные, адамашковые, атласные, табиновые, и другие низшего достоинства, и при сих облачениях кадильницы чисто серебряные и крестов два, также чашу с дискосами и другими сосудами, относящимися к совершению святого таинства (евхаристии), серебряными и позолоченными, и все это приказавши отправить до замку своего Козинского не отдает и отдать не хочет. Потом при посредстве подданных своих Почаевских (он Фирлей) попортил и уничтожил копцы (т.е. пограничные столбы), которыми отграничены были грунта монастырские, и вместе с сим обратил в свою пользу грунт поля оремого и неоремого – волок десять, в каждой руке по десяти резов, вместе с рощею, находящеюся на этих же волоках, равно как и лесом, состоящим подле той же церкви с нолем и сенокосами, означенными в помянутом фундуше верными знаками. В то же время согласно фундушу (Фирлей) не хотел выделять для протестующих ни десятины, ни суммы готовых денег, и вот уже за лет несколько, несмотря на частократные дружеские напоминания, не отдавал их и не хочет отдавать, и дозволяет арендаторам и шинкарям села Почаева отправлять в монастыре продажу всяких напитков во время совершения богослужения в важнейшие праздники на посрамление хвалы Божией. И к довершению всего, нарушая права и общественное спокойствие, в прошедшем 1640 году месяца июля 19 дня, насильно пославши урядника своего Почаевского, вместе с боярами, подданными Почаевскими, которых было несколько десятков, именами ему ведомых, на собственные огороды монастырских подданных и, монастырский грунт, отграниченный фундушем между подданными монастырскими и монастырем, и лежащий по левой руке на пути из села Почаева в монастырь, порубал при посредстве оного урядника, бояр и подданных ограду возле огородов, огородные посевы обратил на во что, а поименованный грунт отнял и протестующих из оного вытеснил, и тое поле обратил на свою потребу, вследствие чего не только нарушил всякие законные обязательства, но и но причине неупотребления грунтов оных, многих привел к немалому убытку не только в монастыре, ни и его подданных».³⁵⁷

13. Второго мая того же 1641 года преподобный Иов занес такую же жалобу в градские книги Кременецкие – чрез посредство инока Почаевской обители Филарета Борисковича. Но в то же время, не полагаясь на одни собственные силы, «иноки Почаевские, совместно с игуменом своим Иоанном, которого сами униаты в этом случае называют особливым почитателем пресвятой Девы», усугубили свои молитвы ко Господу и его пречистой Матери, прося вразумить святотатца и наставить его к возвращению похищенного. В особенности преподобный Иов молился о святой иконе, которая составляла для монастыря единственную надежду и главное, неоцененное сокровище. И Господь не умедлил исполнить моление рабов своих. Однажды Фирлей, «от радости диавольской не ведая, что более делать нарядил свою жену в церковные фелони, и давши ей в руки чашу церковную, начал вместе с нею и со всеми тамо (т.е. в Козинском замке) бывшими хулить пресвятую Деву Матерь Божию в иконе Почаевской до Козина принесенную. Но лишь только богохульная жена дерзнула таким образом издеваться над святынею, как на нее напал лют бес, которым она удручаема была чрез долгое время, пока святая икона не была возвращена на гору Почаевскую.³⁵⁸

14. Это было, должно быть, в начале второй половины 1641 года, потому что в своей реляции на Андрея Фирлея, от 14 ноября того же 1641 года, преподобный Иов уже говорит только о взятии при иконе Божией Матери разных богатых вещей из церкви монастыря Почаевского, но не указывает на похищение самой иконы, как это видим в предыдущих протестациях от 9 марта и 2 мая 1641 года. Ободрённый таким видимым благоволением Божиим, пр. Иов еще с большею ревностью занялся процессом о возвращении остальных вещей, похищенных Фирлеем. С этою целью он сам не раз «очевисто» являлся в Кременец, посылал туда разных доверенных лиц от своего имени, и наконец добился того, что в 1643 году был назначен настоящий следователь по этому делу (суперарбитр) по обоюдному соглашению со стороны иноков Почаевского монастыря и его милости пана Андрея из Домбровицы Фирлея, каштеляна Бельсского, некто Стефан из Стремильча Лащ. Утвержденный в своей должности и записанный в книгах главного трибунала коронного (польского) Любельского, Лащ несколько раз назначал срок для производства следствия; но по болезни изменял оный. Наконец он назначил последний срок, по своем выздоровлении, на 9 марта того же 1643 года, и сам лично произвел дознание, на грунтах монастырских.³⁵⁹ Как и следовало, дело обители оказалось совершенно правым, и Фирлей декретом, 1643 года, 5 мая, данным в Люблине, на консерватах воеводства киевского, и определением трибунального сейма воеводства Волынского, от 17 ноября, того же года, «яко несталый и праву Посполитому не послушный» был приговорен к удовлетворению обители, с вознаграждением за все убытки, понесенные иноками Почаевскими как вследствие потери захваченного имущества, так и на расходы по процессу, и т.п.³⁶⁰

Но Фирлей был не таков, чтобы сразу повиноваться даже определениям высшей власти. Тем более неприятно было ему уступить простому игумену и его братии. Потому, не смотря на все старания преподобный Иова, дело поднятое между Фирлеем и отцом Иоанном Железо, и всею братией ого чернецами монастыря Почаевского, длилось до самого 1647 года, когда по определению коронного Любельского сейма, на консерватах воеводства Брацлавского, часть сокровищ, захваченных Фирлеем, была возвращена монастырю Почаевскому и Фирлей (4 марта 1647) покончил актом примирения с иноками не в унии состоящими.³⁶¹ В то же время, между прочим, Фирлей получил квитанцию от монастыря Почаевского и за чудотворную икону, которая, но словам горы Почаевской, хотя и была возвращена обители (после поражения жены Фирлея) 1641 года, но чтобы ясновельможный каштелян Бельсский ранее итого был расквитован по этому предмету судебным порядком, об этом в актах монастыря Почаевского не читаем.

Затем, впрочем, пока дело так и остановилось. «А тем временем, как выражается Гора Почаевская, воздвижеся брань на Польшу от Хмельницкого и татаров» (1648–1651). В то же время, между прочим, казаки разрушили (1648) город Кременец, в котором на ту пору сосредоточены были все тяжебные дела поискам Почаевской обители. Вследствие этого, как читаем в одном современном документе Почаевской лавры «они (т.е. казаки) разбили сундуки, находящиеся под крепкими «замками в склепах Кременецкого замка, в которых хранились акты «как гродские, так и земские, и сии акты, реестры и протоколы – одни повырывали из переплетных досок, другие совсем порвали, иные посетили; третии, попортив, побросали в колодезь, остатки которого и доселе существуют в Кременце, в развалинах замка, на горе Боне, и поразбрасывали в других местах; в каковом виде, по свидетельству того же документа, они лежали под снегом и дождями с декабря, до самого апреля (1648), так что только некоторые из них были найдены, и то в попорченном виде.³⁶²

А при таком положении дела, очевидно, вести какие-либо дела не было положительно никакой возможности, тем более, что самая война Хмельницкого на ту пору, как раз сосредоточивалась в окрестностях Кременца, невдали от Почаева, у Берестечка. Совместно с этим, в то же время в замке Фирлея случился пожар, который истребил большую часть захваченного имущества монастырского. Наконец в 1647 году скончался сам Фирлей.³⁶³ Потому, хотя, как замечает гора Почаевская, иноки Почаевские и имели великое попечение, купно со игуменом своим Иоанном Железом, о том, дабы возмогли отыскать похищенное, в особенности фелони, бисера, серебро и золото, однако часть сокровищ, захваченных Фирлеем, даже до нашего времени не суть возвращена.

Таким же образом вследствие помянутых обстоятельств к концу первой половины XVII века остались нерешенными и «саравы грунтовые», т.е. дела поземельные. И как по определению трибунального декрета Любельского 1647 года преподобный Иов 4 марта, расквитался с Фирлеем за часть возвращенных сокровищ, оставив за монастырем одни только дела поземельные, так по этому делу ему более и не пришлось сделать. Между тем 28 октября 1651 года скончался сам преподобный Иов, и уже преемникам его суждено было доводить это дело до конца, с другими более уступчивыми наследниками Фирлея.³⁶⁴

1. Православные книги, изданные в Почаевской типографии во время преподобного Иова; 2. Преподобный Иов на Киевском соборе 1628 года; 3. Келейные его упражнения; 4. Обращение с другими; 5. Уважение к нему современников; 6. Собственноручная подпись преподобного Иова в Почаевской Лавре; 7. Преподобный Иов дает у себя приют православным во время войн Хмельницкого; 8. Избрание преемника; 9. Кончина.

1. Известно, что на Волыни, в Почаевской обители, с самых древних времен существовала православная типография, в которой на основании привилегий от королей польских, печатались разные книги на языках славянском, латинском и польском. Заведение этой типографии предание приписывает основательнице Почаевского монастыря Анне Гойской.³⁶⁵ Когда преподобный Иов прибыл на гору Почаевскую, типография эта уже находилась в цветущем положении: шрифт был красивый, похожий на современный ему шрифт типографии Киево-Печерской Лавры; для начальных статей полагались особые каллиграфические буквы; разные виньетки, финалики и бордюры назначались для начальных и конечных листов и т.п.³⁶⁶ Нечего и говорить, с каким сочувствием преподобный Иов должен был относиться к этому заведению, доставлявшему ему теперь возможность распространять полезные книги не только чрез переписку их, как это делал он в Дубенском монастыре, но и печатью для всех желающих. Вскоре блаженному представился и удобный случай для достижения этой цели. В то время во Львове, в ставропигии братства успения Пресвятой Богородицы, был дидаскалом или учителем и проповедником, известный в истории нашей духовной литературы, Кирилл Транквилион – Ставровецкий, впоследствии архимандрит черниговский.³⁶⁷ В числе других своих сочинение Транквилион написал «Зерцало Богословия», направленное против латинян; и по благословению преподобного Иова книга эта была, «выдрукована в монастыру Почаевском, в маетности (имении) его, милости пана Андрея Фирлея, року 1618, месяца марта 12 дня».³⁶⁸

Таким же образом в Почаевской типографии, во время преподобного Иова, печатались проскомидийные листы для рассылки в православные церкви, письма или послания православных архипастырей, разные молитвы и т.п. И конечно, по малочисленности православных типографий того времени в пределах юго-западного края России, когда, по свидетельству истории, все, древнейшие типографии Волыни: Острожская, Кременецкая, Рахмановская, и другие мало по малу прекращали свое бытие и, действие еще в первой половине XVII века, и на Волыни была только «одна славяно-русская типография Почаевская»,³⁶⁹ обитель Почаевская находила возможность распространить свои типографские произведения между православными, и таким образом, без сомнения, по возможности содействовала к поддержанию православной церкви среди тогдашних бедствий, причиняемых латинством.³⁷⁰

2. Вскоре после этого, православная южнорусская церковь была утешена назначением нового православного митрополита на место отпадшего Михаила Рогозы. В то же время иерусалимский патриарх Феофан, рукоположивший (1620 года, 15 августа), Иова Борецкого в митрополита киевского, поставил также особого епископа (Исаакия Борисковича) на епархию Луцкую, от которой Почаевская обитель искони зависела в епархиальном управлении.³⁷¹ Тем тягостнее было для православных последовавшее вскоре после этого отпадение известного поборника православной церкви Мелетия Смотрицкого, которого патриарх Феофан в числе других поставил также в архиепископа на епархию Полоцкую, Витебскую и Могилевскую. Это случилось вскоре после того, как был убит (1623) известный униатский витебский епископ Иосафат Кунцевич.³⁷² Униаты и иезуиты объявили Мелетия соучастником в убийстве. король велел казнить убийц, и Мелетий, не отличавшийся твердостью характера, упал духом. Вслед за сим он удалился на восток, где пробыл около трех лет. Отселе на возвратном пути Смотрицкий явился в Рим, и там повергся к стопам папы, который буллою объявил ого архиепископом (титулярным) Иерапольским. После этого Мелетий поселился в Дерманском монастыре (1627), и вскоре начал писать против православной церкви. Таким образом в 1628 году он поручил Дубенскому греко-униатскому архимандриту (Спасского монастыря) Кассиану Саковичу напечатать в Дерманском монастыре свою «Апологию путешествия по восточным землям, в которой Мелетий не только выразил желание, чтобы Восточная церковь соединилась с Западною, но изложил разные клеветы на церковь Восточную и русских защитников православия. Здесь же он начал осуждать свои прежние сочинения, написанные в пользу православия и т.п.³⁷³

Узнав об этом, митрополит Иов Борецкий поспешил назначить в Киеве 1628 года духовный собор, на который к 15 августа призывал всех православных западнорусских епископов, архимандритов и игуменов. Кроме итого теперь предстояло ему объявить полученное из сейма королевское (от Сигизмунда III 1587–1632) предписание о собрании пожертвований на предстоящую войну с Россией за русское престолонаследие во времена Михаила Феодоровича (1613–1645). Послушный голосу архипастыря, а еще более ревнующий о славе православной церкви, преподобный Иов вместе с другими не умедлил явиться в Киев к назначенному времени, и здесь в течении всего собора имел утешение быть свидетелем отречения Мелетиева от унии, как он в соборном Печерском храме Успения пресвятой Богородицы 15 августа в служении с митрополитом топтал своими ногами свою апологию, как вместе с сим было произнесено проклятие на издателя Мелетиевых латино-униатских сочинений архимандрита Кассиана Саковича и т.п.³⁷⁴

На другой день, 16 августа, от лица собора было издано соборное объявление, в котором все бывшие на соборе заявили, что они «твердо стоят в православной восточной вере, не мыслят об отступлении в унию и под клятвою обещаются не уступать, и к тому же увещевают весь православный народ».³⁷⁵ Объявление это предложено было подписать всем присутствовавшим на соборе, и в том числе после подписи митрополита и других духовных высших сановников как то: луцкого епископа Исаакия, знаменитого Петра Могилы, на ту пору архимандрита Киево-Печерского и т.п, приложил свою руку и блаженный Иов по своему обще употребляемому схимническому имени: «Иоанн Железо игумен Почаевский».³⁷⁶

3. Не менее была замечательна и внутренняя жизнь преподобного Иова. «Днем бо, как говорит Досифей, беспрестанными рукоделии упражняшеся, как-то насаждением садовых деревьев, умножением различных щеп, (т.е. прививков), управлением садов, сыпанием плотин, которые и доселе находятся в Лавре за оградою при озере с западной стороны и т.п. Зато ночь всю угодник Божий отдавал одному только Господу. Но особенно преподобный Иов любил уединяться для этой цели в одной каменной пещере на горе Почаевской. Это та самая пещера, которая и доселе сохранилась в Почаевской Лавре и находится в так называемой пещерной лаврской церкви во имя преподобного Иова, под большею галерею, ведущею в соборный храм Успения Пресвятой Богородицы. Если прийти в пещерную церковь, в которой покоятся мощи преподобного Иова, под навесом природной скалы, искусно оставленной в своем первоначальном виде при постройке этой церкви, то пещера преподобного будет в правой руке к востоку. Для того, чтобы войти в нее, надобно прежде всего несколькими ступенями подняться на скалу, и, наклонившись вперед, идти к отверстью пещеры, которое так невелико, что в него могут входить только люди более или менее тощие. Спускаются в пещеру, обыкновенно вытянув руки вперед, почти головою вниз, потому что камни, висящие над спиною, препятствуют прямому положению. Впрочем, при этом вы хватитесь руками за камень, стоящий внутри пещеры с левой стороны в роде колонны, и таким образом опускаетесь в самую пещеру, пролезши между камнями около пяти аршин. Здесь прежде всего ноги останавливаются на не большой круглой площадке в аршин в диаметре, вверху которой, обратившись лицом к северу, открывается пустое пространство в аршин над головою, с таким же потолком, только более неправильной формы. Затем протягиваете левую руку, опираетесь в помянутую выше колонну, и наклонив голову, потому что пред вами открывается каменный свод в роде балдахина, поднимаете ногу, как бы на ступень, и подвинувшись вперед, таким образом входите в самое большое, северное углубление пещеры. Здесь-то собственно, по преданию, преподобный Иов совершал свои молитвенные подвиги. Но форме своей это углубление с левой стороны шире кверху, а с правой – шире книзу. При осмотре пещеры открывается, что в ней могут стоять не более семи человек и то, кто – наклонившись, а кто – прислонясь к стене. Нельзя также не заметить, что пещера преподобного Иова имеет вид несколько крестообразный с неправильными углублениями, из коих самое большое –северное; затем следуют по величине южное, и потом восточное; западное углубление то самое, которым входят в пещеру. В пещере нет ни одного удобного места ни для сидения, ни для лежания. Можно разве прислониться к стене полу-стоя, или же сесть, как обыкновенно сидят на земле. Но для правильного лежания, положительно и нет места, потому что основание пещеры чрезвычайно неправильно и не ровно. Длину пещеры с юга на север можно примерно определить в аршин пять; ширина её около трех аршин,³⁷⁷ полагая для этого в скверном углублении более двух, а к южном более полутора аршина.³⁷⁸ Камень пещеры везде одного рода; это крепкий песчаник, из которого вообще состоит вся гора Почаевская.³⁷⁹

Со всех сторон обросшая лесом и таким образом закрытая от взоров человеческих пещера преподобного Иова, представляла надежнейшее убежище для любителя безмолвия. «И если бы эта каменная пещера имела уста, то она, как пишет Досифей, о сем совершенно известила бы нас, как иногда чрез три дня, иногда же чрез целую седмицу один в ней затворенный и питаемый только слезами, изливаемыми от чистого сердца, он молился о благосостоянии света, во зле лежащего». Однажды, когда преподобный Иов молился таким образом, необычайный свет вдруг озарил его пещеру, и в течении более двух часов отражался из глубины её на противолежащей церкви. Я же, говорить Досифей, увидев сие, падши на землю, чрезвычайно напугался, странным таковым видением побежден.³⁸⁰

Между тем от такового плоти измождения, и в особенности от напряженных, долгих стояний начали истекать ноги преподобного, так, что тело кусками отпадало от костей его, о чем, как говорит Досифей, и до сего дне свидетельствуют честные мощи нетленные, в раке лежащие. То же самое, между прочим, и теперь свидетельствуют благочестивые иноки Почаевские, которым суждено было видеть тело преподобного Иова, во время переложения его мощей из одной раки в другую.

4. В обхождении с другими преподобный Иов был «чрезвычайно братолюбив, смирен, послушлив, кроток, милосерд и до того молчалив, что, по словам Досифея, от него трудно было что слышать когда-нибудь, кроме разве при каждом деле и движении, как реку, молитву сию: Господи Иисусе Христе помилуй мя». В одно время, проходя чрез монастырское гумно, преподобный Иов застал здесь человека, крадущего пшеницу, «и так нашел на него нечаянно, что вор не мог и шагу сделать от меха, пшеницы исполненного. В испуге вор пал к ногам блаженного, моля его, дабы он никому не говорил об этом; ибо человек той, по замечанию Досифея, знаем был между соседями и потому он весьма опасался, да не неиспразднится таковым злым делом слава его». Но, старец, не злобив сей и благоутробен, не только не укорил вора ни одним словом, но даже сам помог ему поднять украденный мешок, наставив только, смиренно мудрыми словами, не делать впредь ничего подобного, и приводя ему на ум заповеди Божия и нелицемерный суд, на котором надобно будет во всем отдать отчет Господу, отпустил его.³⁸¹

5. Нечего и говорить, что при таком поведении и деятельности преподобного, громкая слава, которая так неотступно сопутствовала ему в Дубне и Уторниках, не могла оставить его и в монастыре Почаевском. В особенности многие знатные особы начали теперь избирать его своим духовным отцом, поручая ему таким образом свою совесть и жизнь, среди тогдашних козней, рассекаемых врагами православия. Так в 1646 году основательница православного Загаецкого Иоанна Милостивого монастыря Ирина Ярмолинская, пожелав сделать завещание, которым распределила свое имущество на богоугодные заведения, в том числе и 300 злотых на обитель Почаевскую, в числе других свидетелей господ и приятелей своих, просила также скрепить это завещание собственноручною подписью и духовника своего преподобного Иона игумена Почаевского. Блаженный исполнил желание благочестивой жены, и по обычаю того времени подписался «Иоанн Железо игумен Почаевский, устно прошеный, печатор рукою властною, manu propria или собственноручно.³⁸²

6. Этому обстоятельству между прочим Почаевская Лавра обязана тем, что в настоящее время имеет у себя хоть один автограф руки блаженного угодника, к сожалению, не сохранившийся кроме этого нигде в делах Почаевского архива. Этот памятник сохранялся долгое время в монастыре загафцком, Но в 1S4 6 году, но распоряжению епархиального начальства, завещание Ярмолинской, с подписью преподобного Иова было ясгребовано из монастыри Загаецком, и передано Лавре, в которой сохраняется и по настоящее время, как одна из замечательнейших редкостей.³⁸³

7. Подобно сему, и другие в то же время искали у преподобного Иова защиты в трудных обстоятельствах жизни. Так во времена войн Хмельницкого (1648–1651), когда по словам горы Почаевской «ради нападений неприятельских немного иноков обреталося в обители, и от людей мало кто приходил на гору Почаевскую», преподобный Иов открыл у себя убежище известному уже вам пану Ивану Жабокрицкому, который в своем завещании 1648 года положительно свидетельствует, что, при таком тогдашнем бедствии, которое понесла Речь Посполитая и здешний край, когда он (Жабокрицкий), не причине неурядицы, постигшей Речь Посполитую, не мог иметь при себе не только приятеля, но и собственных деток, разбежавшихся по разным местам, велебный к Богу, отец Иоанн Железо игумен Почаевский (с братией того же монастыря) его до монастыря своего в ласки своей (т.е. по своей милости) в том несчастливом бедствии принять изволил, и как его, так и сына его младшего, при нем на тот час находящегося, достаточками своими содержал и т.д. Вследствие этого между прочим Жабокрицкий и просил даже похоронить себя в обители Почаевской, и для сей цели, как мы видели, записал оной двести злотых на поминовение, и т.д.

8. Так между прочим подвизался преподобный Иов до 1649 года, в этом году ему исполнилось 98 лет. Поэтому обремененный трудами и летами, он начал заботиться о том, чтобы по его смерти обитель имела достойных руководителей. И надобно сказать правду, было, о чем подумать. Прошло ужо более полустолетия (53 года), с того времени, как церковная уния водворилась в пределах юго-западного края России. К этому времени стараниями иезуитов были истреблены почти все древнейшие православные обители и храмы на Волыни; многие древние православные русские фамилии положительно перешли в латинство.³⁸⁴ Иезуиты с базилиа нами завладели почти всею Волынскою областью, и хотя устрашенные оружием Хмельницкого поляки (24 февраля 1649) приняли грозные предложения Богдана об уничтожении унии и не прекословности православия, но эти предложения не были еще утверждены королем и не было надежды на их утверждение.³⁸⁵

Таким образом, униатам оставалось только сделай, еще несколько шагов, чтобы овладеть самою обителью Почаевскою, составлявшею теперь, по значению своей святыни и по благоданным знамениям в ней совершающимся, можно сказать, единственный оплот для православной церкви в пределах Волыни.³⁸⁶ Пока жив был преподобный Иов, он зорко следил за всеми кознями и ухищрениями врагов православии, и к славе его надобно сказать, умел так влиять на современников, что латиняне при нем не смели даже и заикнуться об его обители.³⁸⁷ Но вот теперь он на закате дней своих. Как человек, глубоко искушенный в опытах современной жизни, изучавший ее почти в течении целого столетия, преподобный не мог не провидеть прозорливым взором своим, какие грозные тучи должны были разразиться над его обителью по его отшествии. Еще несколько десятилетий, и самая обитель Почаевская сделается достоянием латино-униатской пропаганды. А тут еще не кончены дела с Фирлеями о захвате монастырских земель; в самом монастыре начали появляться беспорядки от недостатка братии и прочее. Потому чтобы хотя на время дать обители умного и падежного деятеля, умеющего отстаивать дела монастырские, преподобный Иов, подобно преподобному Феодосию Печерскому, пожелал сам избрать себе достойного преемника, и указал такового в лице иеромонаха Самуила Добрянского.³⁸⁸

Благопокорная братия с любовью приняла предложение преподобного, и для большей верности скрепила назначение Добрянского особым формальным актом за подписью всех принимавших участие в исполнении желания блаженного.³⁸⁹

Мы особы, ниже подписанные, так значится в этом акте, соглашаясь с волею Божией и старшего нашего велебного в Боге отца Иоанна Железа, игумена Почаевского, который, обращая внимание на слабость лет своих, и желая дабы это святое место и братья не ослабли в житии набожном и порядке о достатках монастырских, яко подобный пастырь и отец ваш, умысливши провести остаток дней своих без всякой власти и тягости, указал нам за игумена и старшего, велебного в Боге отца Самуила Добрянского, и ему чрез свой особый лист уступил свое право игуменское,³⁹⁰ которого (т.е. Добрянского) и мы все, сколько нас в монастыре находится, мило и любовно и согласно принимаем за игумена и старшего нашего, и пока Господь Бог продолжит жизнь нашу, обещаем (оставаться) под его послушанием и властью без всякого противоречия и внесения каких-либо вымыслов, и поступающий на места наши (также поступать) имеют. А отец Добрянский должен так поступать с братией, как того требуют обычаи и постановления монастырские, для каковой цели, ради большей веры и несомненности, и дали мы этот ваш лист за подписью рук наших, кто из вас писать умеет, поручивши его до отдания брату нашему Арсению Ортотовскому, который за нас это писать будет. Деялося в монастыре Почаевском року 1619, месяца марта 13 дня.³⁹¹

Подлинный акт подписали: иеромонах Дорофей Третяковский (впоследствии второй игумен Почаевский по преподобном Иове); иеромонах Манасия; иеромонах Ларион Козицкий; иеромонах Маноель Водинский; иеродиакон Исаиа Ивановский; иеродиакон Иосиф Новицкий; иеродиакон Серафим Пахомович; монах Арсений Ортотовский; монах Варлаам Щаравский; а за всех неграмотных, именем, и за просьбою братий, которые писать не умеют, Стефан Онецкий.³⁹²

Впрочем, как видно из актов лаврских преподобный Иов и после этого не переставал собственно именоваться игуменом Почаевским, и надобно думать, управлял обителью, особенно в важных обстоятельствах, до самой своей кончины. Так в деле о внесении завещания помянутого Жабокрицкого в городские Кременецкие акты, месяца марта 18 дня 1650 года преподобный Иов прямо именуется «игуменом Почаевским», не смотря на то, что до этого времени, со времени избрания Добрянского, прошел целый год.³⁹³

9. 21 октября 1651 года, спустя четыре месяца после поражения Хмельницкого под Берестечком (30 июня 1651 года), преподобный Иов имел откровение свыше, что чрез семь дней он должен скончаться. «И таким образом, по словам Досифея, день и час отшествия своего еще пред седмицею на время изрече, еже и сбыстся.³⁹⁴

28 октября 1651 года преподобный Иов сам служил Божественную литургию, и по окончании её, воздав последнее целование сетующей братии, в тот же самый час, который предсказал без всякой болезни мирно перешел от привременной сей жизни к вечному блаженству, в царство великого короля Иоанна Казимира III (1648–1668).

Братия со слезами спрятали иссохшее от поста и трудов тело отца и наставника своего, и отпевши его по чину святые православные церкви, благочестно предали оное земле по обычаю на шестом году царствования государя всея России Алексея Михайловича (1645–1676), при Луцком епископе Дионисии Балабане (1650–1657), киевском митрополите Сильвестре Коссове (1647–1657), и всероссийском патриархе Иосифе (1633–1652).³⁹⁵

1. Открытие мощей преподобного Иова; 2. Знамения, последовавшие после этого; 3. Явление преподобного Иова во время войны Збаражской; 4. Преподобный Иов наказывает за неуважение к мощам своим; 5. Судьба мощей преподобного Иова во время завладения Почаевской обителью базилианами; 6. Уважение униатов к преподобному Иову; 7. Намерение базилиан Почаевских канонизовать его; 8. Судьба этого предприятия.

1. Семь лет лежало тело преподобного Иова в земле по его погребении. В это время над могилой его весьма часто являлся необыкновенный свет, приводивший многих в недоумение. Наконец на восьмом году (1659) во едину от нощей сам блаженный Иов явился в сонном видении тогдашнему киевскому митрополиту Дионисию Балабану (1657–1663), извещая его следующими словами: «извествую твоему преосвященству, яко тобою хощет Бог открыти кости моя».

Чрез несколько времени видение повторилось. Но митрополит, как мудрый и искусный богослов, хотя и узнал старца, потому что, по словам Досифея еще когда жил преподобный Иов, «он знал хорошо образ лица и богоугодное житие его»,³⁹⁶ но на первых порах не обратил на это серьезного внимания приписывая это сонному, обыкновенному мечтанию, а не преестественному Божию промыслу. Тогда преподобный Иов явился Дионисию в третий раз, не давая покоя митрополиту и уже отмщением грозя ему, если не исполнит повеленного. Митрополит пробудился в трепете, и оттоле уразумел, что это было от Божия произволения. Вследствие этого Дионисий, нимало не медля на утро взял с собою бывшего на ту пору в Киеве овручского архимандрита Феофана Креховецкого и со всем клиром своим отправился в обитель Почаевскую.

Здесь на месте Дионисий сделал дознание о жизни преподобного, и изведав благие дела его, Богу угодные немедленно велел открыть гроб Иова, в котором были найдены святые мощи его, без всякого истления, как бы того же часа погребенные, и исполненные недоразуменного благоухания. Митрополит взял нетленные остатки преподобного, и при многом народном людей собрании, с подобающею честью перенес оные в великую церковь живоначальной Троицы, и здесь по обычаю поставил в притворе или на паперти церковной, року Господня 1659 месяца августа 28 дня.³⁹⁷

2. Тогда, по свидетельству Досифея, многое множество народа одержимые различными недугами цельбу прияли; ибо, как будучи в теле, преподобный Иов, по словам того же писателя, был исполнен великой добродетели, так и по смерти своей верою притекающим к нему не преставал благодетельствовать.

Но особенно замечательное чудо совершилось в том же 1659 году, в лице самого Досифея, на ту пору уже игумена Почаевского.³⁹⁸ Чрез несколько дней по открытии мощей преподобного Иова, Досифей заболел огнем презельным, или, как говорится в книге чудес, вследствие тяжелых накожных нарывов, и так что наконец, никому от врачей даже и на ум не приходила надежда на его выздоровление. В это время – в праздник Воздвижения, прибыла в Почаев, ради всенощного пения и воздаяния иных молитв Господеви, благотворительница обители пани Домашевская, и с прислугою своею проводила нощной покой в определенной для неё кельи. Вдруг, в полночь она слышит поразительное пение из храма; необыкновенный свет сиял в окнах его. Домашевская подумала, что иноки совершают всенощное бдение; потому послала служанку свою, именем Анну, к дверям церковным, чтобы она узнала и возвестила ей что это такое? Посланная действительно нашла церковные двери отворенными, и когда вошла в храм, (ангельскою бо рукою были отверзты двери, как замечает Дослфей), внезапно увидела необычайный свет, а среди его преподобного Иова, совершающего молитву посреди двух, прекрасных юношей, имеющих на себе снего-светлое одеяние. В страхе Анна остановилась и стояла неподвижно.

Тогда преподобный обратился к ней, с светолепными юношами, и сказал: не бойся девица, но пойди и позови ко мне игумена обители. Он лежит на смертном одре, отвечала Анна. Тогда преподобный взял и подал ей шелковый плат, омоченный в миро и велел отнести его к больному. Анна пошла и от имени новоявленного угодника начала звать Досифея в храм у дверей кельи. Больной сначала принял это за мечту; но Анна не переставала стужать старцу, толкуще в двери и говоря ему: если святыня твоя считает меня за привидение, то пошли хоть служителя твоего, чтобы он принял от меня свиток сей врачевания, данный тебе от блаженного. Вооружившись крестным знамением, Досифей впустил к себе девицу, взял от неё плат, и помазав от напоенного мира свое тело вдруг сделался совершенно целым и здоровым, так что встал с постели и пошел в храм. Но там небесное видение уже прекратилось и экклесиарх отпирал двери церковный для всенощного пения. Изумленный Досифей сказал ему: что это такое, отче брате, божественною силою совершается в святыни сей? Но экклесиарх с своей стороны испугался еще более, и отвечал с ужасом: что отче всечестнейший? Я ради великой болезни твоей не пошел к тебе и за благословением; ибо вчера мы оставили тебя едва живым на ложи, а се ты всецело спешишь на утреннее пение. Спешу, отвечал Досифей, исполняя веление блаженного Отца нашего Иова; он бо с ангелами в полунощи, когда ми все спали, помолился о моем спасении Пресвятой Деве Богородице, и ангельскою рукою вратом отверстым, вошла служанка госпожи нашей фундаторки, которой блаженный Отец наш Иов вручил свиток, миром исполненный и, сим исцеливши меня, немедленно повелел мне идти в церковь, как ты видишь теперь меня без всякой болезни. И лишь только экклесиарх отпер двери церковные, Досифей тотчас припал к земле, пред ракой блаженного Иова и воздав Богу благодарение за таковые чудеса, совершаемые преподобным, немедленно приступил к служению всенощного бдения, к общему удивлению и благоговению всех, знающих о его болезни.

Спустя немного после этого, року 1661, месяца ноября 19 дня, пред урядом и актами городскими Кременецкими, и пред Стефаном Водорацким, наместником бурграфства Кременецкого и правителем Кременецкой городской канцелярии, явившись лично урожденный его милость пан Иоанн Лобос просил записать в книги следующее: что он пан Лобос, будучи посещен от Господа с немалого времени тяжкою болезнью, и потом по обету пробыв на богослужении в монастыре Почаевском, здесь при чудотворной иконе и стопе пресвятой Девы Богородицы и при реликвиях (т.е. мощах) блаженного отца Иова, бывшего пред тем игумена Почаевского, и цело т.е. в неиспорченном виде от многих лет доселе здесь остающегося, за молитвами их святыми удостоился значительной Божией милости и доброго здоровья. За каковое благодеяние Божие принося носильную жертву и благодарение величию Господа, и прославляя пресвятую Деву и этого блаженного (т.е. преподобного Иова), он Лобос записывает далее Почаевскому монастырю сумму свою 760 злотых, прося молитв и поручая себя вниманию Почаевской братии и т.д. В то же время исцелилась над ракой преподобного Иова «жена некая сановитая» именем Анна от тяжкого недуга – беснования. По сказанию, печатаемому при житии преподобного Иова, она обошла много мест, славных чудесами, но нигде не получила исцеления, и только когда родственники её привезли ее в обитель Почаевскую, и повергли пред мощами блаженного, «внезапно бес потряс ею и возрычав аки лев», оставил ее свободною молитвами блаженного.

3. После сего летом 1675 года, во время так называемой войны Збаражской с турками, в царствование польского короля Яна Советского (1674–1696), полчища татар, предводительствуемые ханом Нурредином, оставив Збаражский лагерь под начальством визира Кара-Мустафы чрез Вишневец подступили к обители Почаевской и обложив ее с трех сторон, осаждали в течении трех суток, грозя совершенным разорением.³⁹⁹ Уже татары сожгли окрестные строения и убили одного священника и одного иеродиакона из монастырской братии. Наконец в ночь на 23 июля. они составили совет, поднявши многочисленнейшую силу, единодушно взять монастырь и умертвить всех христиан в нем находящихся.⁴⁰⁰ К довершению несчастия, слабая монастырская ограда не представляла никакой защиты для осажденных, потому что в то время в Почаеве кельи были деревянные и монастырь имел только несколько каменных построек, будучи огражден только с некоторых сторон дубовою палисадой. В этих обстоятельствах игумен обители Иосиф Добромирский убедил братию и прочих христиан, заключенных в стенах монастыря, оставить всякую надежду на земскую помощь и обратиться к единственной заступнице Божией Матери и блаженному угоднику преподобному Иову. «В такой беде будучи, иноки и миряне непрестанно молились к Богу, теплые слезы, от очей проливающи и припадая к образу Пресвятой Богородицы и к раке блаженного Иова». Между тем, в среду 23 июля, с восходом солнца, татары держали последний совет, как бы удобнее овладеть монастырем. В ужасе игумен велел петь акафист Божией Матери. И лишь только начали петь кондак первый: «Взбранной Воеводе» как над великою церковью внезапно явилась сама пресвятая Богородица с небесными ангелами, имеющими обнаженные мечи, «омофор бело-блестящий распуская», и тут же близь её преподобный Иов, прилежно молящийся Богородице, кланяясь пречистой Деве, да не предаст в неволю, татарам монастыря, где он был игуменом». Татары сначала приняли это за привидение, и пустили стрелы в пресвятую Богородицу и блаженного Иова; но стрелы начали возвращаться назад и ранить тех, которые пускали их. Тогда в ужасе неприятели пришли в необычайное замешательство: «иные думая, что это небесные воины, гнали в след их и хотели убивать их, устремлялись друг на друга и убивали один другого; другие были попраны лошадьми; и таким образом изволением Божиим, оставляя свое оружие, побежали от горы Почаевской». Между тем освобожденные таким необычайным образом православные погнались за татарами, и в числе добычи захватили множество пленных, из коих, но словам, горы Почаевской, «некоторые приняв христианскую веру, долгое время оставались потом на послушании монастырском, до своей кончины».⁴⁰¹

4. В 1711 году пришел в Почаев некто пан Каминский, чесник Брацлавский, бурграф Кременецкий, с двумя своими братьями из Брацлава, и просил игумена Иосифа Добрянского, дозволить им в храме помолиться. Брат его Владислав, увидя нетленные мощи преподобного Иова, усумнился в их святости и втайне укорил иноков за то, что будто они ради корысти, одного из старцев усушили себе, дабы предвещать людей и собирать сокровище. Затем, выслушав, службу Божию, братья пошли в дом свои, до веси называемой Залесцы. В ту же ночь пан Каминский внезапно был пробужден необыкновенным криком Владислава, отселе уже не буду, уже не буду. недоумении, чесник Брацлавский разбудил брата и спросил его, по какой это причине он так кричит и устрашается? Или ты не видишь, отвечал Владислав, страшного сего старца с палицею грозящего мне, чтобы я не смел хульно, говорить о святых Божиих. Спасите меня из рук блаженного Иова, Железа. На другой день братья все трое снова прибыли в Лавру Почаевскую и, здесь усердно помолившись над ракой преподобного о прощении грехов своих, клятвенно засвидетельствовали сие событие пред лицом игумена. Спустя двадцать лет после этого тот же бурграф посетил опять Лавру и спрашивал экклесиарха, записано ли в книге жития преподобного чудо, бывшее с братом его, «се бо яко истина есть, прибавил он, жив аз свидетель сему есмь».⁴⁰²

5. Таким образом в течении более полу столетия, по открытии мощей своих, преподобный Иов не преставал являть свою благодатную силу во свидетельство своей святости, на пользу православия. Затем не прошло и десять лет, как Лавра Почаевская перешла в руки униатов, а с тем вместе досталась в их ведение и вся Почаевская православная святыня с чудотворною иконою и мощами преподобного Иова (1720).⁴⁰³ Базилиане Почаевские без труда распорядились святою иконою, потому что тогда вообще было в обычае у католиков и униатов завладевать благодатными православными иконами и обращать оные в мнимо-законные святыни своей церкви. Но что делать с мощами преподобного Иова? Униаты недоумевали тем более, что к этому времени Замойским униатским собором 1720 года ограничено было для униатской церкви почитание святых угодников древне-православной русской церкви повелением под анафемой чествовать из них только святого равноапостольного князя Владимира, блаженную Ольгу, Бориса и Глеба и преподобных Антония и Феодосия Печерских. Между тем блаженный Иов скончался во времена самой унии, в схизме, поборником православия. Вследствие итого, как только базилиане овладели монастырем Почаевскпм, они тотчас закрыли мощи преподобного Иова, и оставили оные за решеткой, прекратив на первых порах даже всякое сообщение с ними, не почитали его память, не возжигали свечей пред мощами и т.п.

Но угодник Божии, так ревностно подвизавшийся против унии во время своей земной жизни, не оставил являть свою славу врагам православия и по своей кончине. В этом отношении особенно драгоценный памятник представляет для нас известная уже нам «книга чудес Божией Матери и стоики (Xięga Cudow)», в которой вместе с житием преподобного Иова и чудесами, нами уже описанными, как мы сказали (см. предисловие) записан и ряд чудес, совершенных преподобным Иовом в самый разгар униатского преобладания в Почаевской Лавре с 1737 по 1768 год. Так по описанию этой книги «року 1737, дня 22, но календарю римскому, по-нашему же 11 Ианнуария, при супериоре Лавры Гедеоне Козубском (1730–1736), пришла в монастырь некая пани Понровская с малолетними сыновьями и дочерью и просила дабы могла выслушать службы Божия. В это время старший сын её, десятилетний мальчик, спросил экклесиарха: «где почивает Иов Железо, о котором говорят, что он не святой?» Не зная, что ответить на это, экклесиарх обратился к отроку с вопросом: кто же это говорил тебе, что он не «святой?» Отрок указал на слуг, пришедших с его материю, и затем еще усерднее начал просить показать ему мощи блаженного. В след за ним пошла его мать и бывшие с нею. По все только посмотрели на раку преподобного, и, не воздав никакой чести мощам святого, собирались выйти из пещеры. Но лишь только они вышли внутрь пещерной церкви, как вдруг детище, зле глаголавшее о блаженном, оцепенело – руки крестообразно простирающе. Вместе с сим у него отнялся язык и все тело стало твердо, как деревянное. В ужасе мать и слуги схватили пораженное дитя и вынесли оное из церкви. Затем испросив воды из цельбоносной стопы, и окропивши ею тело дитяти и вливши немного оной в уста несчастного, на силу только «мало нечто» привели оное в чувство, и таким образом в дом свой еле живое взяли».⁴⁰⁴

Спустя десять лет после этого 1718 года, октября 2 дня, при супериоре Лавры Варлааме Какойловиче (1743–1752), пришла в Почаев другая пани Агнесса из Борецких Пражмовская, с мужем своим Валентином Пражмовским, и по исповеди и святых таин причастии заявила под присягой, «что ей три раза являлся во сне велебный отец Иов Железо, однажды в белой одежде с пораненною головою, а другие два раза в облачении черном, и напоминал, чтобы она навестила его в Почаеве, где он почивает телом своим, и донесла местному настоятелю, что он (т.е. преподобный Иов) велебный слуга Божий достоин большей чести, и чтобы тело его было чтимо хоть каким-нибудь освещением». Вместе с сим Пражмовская сознала и утвердила подписью своей руки и засвидетельствованием мужа, что пред первым видением «велебного мужа Божия она часто болела головою и горячкою; когда же дала обет навестить «мужа Божия», то сейчас выздоровела и от горячки, и от лихорадки. Впоследствии она медлила исполнить обет; но снова к этому была побуждаема двукратным явлением блаженного, пока наконец не исполнила его воли».⁴⁰⁵

Таким же образом после этого в 1753 году во время управления Лавры генералом базилианского ордена прото-архимандритом Ипатием Белинским, исцелился благодатию преподобного Иова мечник города Дубна или оружейный мастер Януш Лигурри. Работая однажды возле сабли, Лигурри так ударил себя железом в колено, что от полученной раны врачи осудили его на смерть. Пролежав в постели 30 недель, Дубенский мечник наконец в один день обратился за помощью к Божией Матери Почаевской и к преподобному Иову, взывая: «Блаженный отче Иове Железо, помилуй меня!» В следующую ночь явился ему преподобный Иов, и то не во сне, а наяву, говоря: «Не беспокойся, будешь здоров; только более не обращайся к медикам; я сам пошлю тебе человека, который вылечит тебя». В ту же самую ночь преподобный явился и жене больного, обещая ей исцеление мужа, «лишь бы только он пошел в Почаев, и целовал тело его». На другой день с восходом солнца действительно пришел в дом Лигурри некий странник из Рима; он наварил в горшке липового цвету и дал выпить больному две чашки. После этого Лигурри заснул крепким сном, и в таком положении проспал целые сутки, встал от сна совершенно целым и невредимым, как ни в чем не бывало. «Было сие, как говорит запись 1753 года декабря 1 дня, а записано в книге чудес того же года августа 29».⁴⁰⁶

В той же записи, на странице 17–19, полагается на польском языке замечательная «Encomium, или песнь святому Иову Железу», – составленная, как говорит книга чудес, одним больным при возвращении, к здоровью за молитвой к преподобному Иову, 1736 года октября 10 дня, и положенная в раке на память при теле его. В этой песни, на конце под заглавием: «автор этих стихов о себе», составитель её рассказывает следующее, что он грешный, будучи свален болезнью, «в Боге, Марии и святом (т.е. Иове) искал защиты, и в благодать, Святого отдавался. И сейчас в сем пункте, как говорит сам автор, крепче становлюсь, встаю с кровати и большие силы получаю., Болезни, которые меня мучили, значительно устали; и ставши здоровее, я прежде всего Богу честь и хвалу отдаю, за сим пресвятой его Мастери Почаевской, от Которой настоящее получаю здоровье, по молитвам отца Железа святого. Пусть на целый свет славится имя его, заключает неведомый автор. Устно расскажу в Почаеве, что отец святой испросил мне здоровье».⁴⁰⁷

6. Опускаем затем некоторые другие частности, записанные в «Книге чудес», не так выдающиеся. Во всяком случае и приведенного нами достаточно для того, чтобы видеть, как блаженный Иов хранил и являл свою славу среда самого фанатического увлечения униатов, и вопреки всем усилиям латинства давал чувствовать верным свое заступление. Следствием сего было то, что, хотя униаты и закрыли решеткой и стеклом мощи преподобного, однако при всем этом всегда питали к нему самое искреннее уважение. Так положительно известно, что они признавали его нетление, как об этом читаем, например, в горе Почаевской: «его же «тело и доселе в пещере, в монастыре здешнем сущей, нетленно почивает». То же самое писали базилиаие Почаевские и в Преславной горе Почаевской: его имя в иночестве было Иов; а неприятии великого ангельского образа или схимы, он был назван Иоанном, Тело его, с 1651 года не подлежащее ни малейшему разрушению, почивает здесь целое, в низкой, самородной, при каменных пещерах церкви.⁴⁰⁸ Есть также известие, что униаты имели у себя и почитали икону преподобного Иова. Так в Книге чудес, на стр. 19 записан интересный «epigraphe chronicon» (т.е. хронографический эпиграф) к иконе преподобного отца «Иова Железа, составленный его почитателем, живущим в Почаевском, монастыре, в 1755 году, июня 25 дня. Этот эпиграф гласит следующее:

Зряй любопытне на сию икону

Да веси, чию являет персону?

Иов он се есть, железо реченный;

Житием свят муж, по смерти блаженный.⁴⁰⁹

Мало того, как гласит древнее Почаевское предание, базилиане Почаевские явно допускали к нему поклонников, и даже тайком служили пред его мощами молебны, ставили и возжигали свечи и т.п. Так в Книге чудес под 15 августа 1744 года, прямо значится, что некая Татианна Сидориха из Чуднова (ныне местечко Житомирского уезда на Волыни), будучи больна «смертельною хоробою», видела однажды, во сне преподобный Иова, во образе старца в одежде монашеской, который сказал ей, что она выздоровеет, лишь бы только дала обет пойти в монастырь Почаевский и там пред мощами его «купила кадила и дала ни молебствие». «Еже и сбыстса», по замечанию той же книги, т.е. значить, не только Сидориха выздоровела, но по её просьбе базилиане также служили и молебен пред мощами пр. Иова, кадили пред ними фимиамом, как пред законною, достопочтенною святынею, и т.п.⁴¹⁰

Подобно сему, 24 мая 1779 года, некто Григории Полянский, по происхождению из королевства Венгерского, даль показание в Почаевской Лавре, что, будучи в течении трех лет болен ревматизмом («на лакание костей»), и страшною опухолью в ногах, когда в 1778 году, потерявши всякую надежду на человеческую помощь, обратился с сердечною молитвою о спасении к Божией Матери, то увидели однажды в октябре месяце во сне, будто он находился в дороге и от нестерпимой болезни страшно плакал. В это время явился ему «монах небольшого росту и с бородою седою и щуплый», (каковым обыкновенно изображается преподобный Иов), который обратился к нему с следующими словами: «чего плачешь сынку?» – и затем распросивши его о болезни, велел идти ему в Почаев, и «там взявши его и введши по между стен, водил его то к киоту Матери Божией чудотворной, то в пещеру, где лежали мощи блаженного Железа, то к стопе Божий Матери и т.д.⁴¹¹ Пробудившись после этого Полянский вдруг оказался совершенно здоровым, и за тем, как гласит Книга чудес, отправившись в Почаев, «видел на яву то же самое, что и представлялось ему во сне» т.е. значит, также покланялся мощам преподобный Иова, и молился пред ними, по обычаю, как и пред всякими другими святыми и не тленными мощами и т.п.⁴¹²

Наконец в Преславной Горе Почаевской описано замечательное исцеление австрийского графа Ромуальда Иосифа Яворского, шамбеляна его императорского и королевского апостольского Величества, который явившись 7 июля 1800 года в Лавру Почаевскую для принесения Господу Богу благодарности за свое спасение от необычайного воспаления желудка и последовавшей за тем смертельной горячки, то же «с благочестивым любопытством посещал все священные места на горе Почаевской», и в том числе, по сказанию той же Преславной Горы, «ходил по длинной лестнице в пещеру или в подземную церковь, где и доселе почивает нетленное тело велебного слуги Божия Иова Железа» и т.п.⁴¹³

7. Но особенно высокое уважение у базилиан Почаевских началось к преподобному в XVIII веке, во времена известного фундатора Почаевской Лавры графа Николая Потоцкого – старосты Каневского. В этом отношении особенно замечательна попытка базилиан Почаевских канонизовать преподобного Иона авторитетом папы, чтобы таким образом сделать его угодником не только православной, но и латино-униатской церкви. Для сей цели набожный фундатор Каневский пожертвовал даже было особую сумму, обыкновенно требуемую в Риме в подобных обстоятельствах. В 1767 году дело это было передано на суд капы Климента XIV, вместе с вопросом о коронации чудотворной иконы Почаевской Божией Матери. Второго ноября 1767 года Потоцкий писал в Рим к другу своему, генералу базилианского ордена, прото-архимандриту Ипатию Белинскому, управляющему тогда Почаевскою Лаврою и взявшему на себя дело о коронации Божией Матери и канонизации преподобного Иова: «какое сделано распоряжение с пожертвованными от него суммами, и вместе с сим просил, чтобы часть этих сумм была отделена на коронацию чудотворной иконы Почаевской Божией Матери, и в то же время испрошена была канонизация преподобного Иова Почаевского». Совместно с этим в пятом пункте того же письма Потоцкий собственноручно спрашивает Белинского: «дело о коронации Божией Матери, равно как и о канонизации святого Иова Железа, началось ли и в каком положении находится?» В ответ на это Белинский отвечал: «По делу о коронации Божией Матери мы писали в Рим несколько раз и, отчасти обделанный, этот интерес пришёл бы к скорой развязке, если бы этому не препятствовали современные обстоятельства в отчизне. Что касается до дела о канонизации преподобного (weneгаbilis) Железо, то оно несравненно труднее, но той причине, что теперь не так скоро приступают к канонизации исповедника, не мученика (confessoris non martyris); требуют больших и бывших чудес, да и те, дознанные местным ординарием-епископом, в Риме перецеживают и перетрушивают по нескольку раз, собирая для дознания их rotam cardinaliciam (т.е. собрание кардиналов); почему, заключает Белинский, дай Господи, чтобы это дело довести до жданного конца чрез лет несколько».⁴¹⁴

8. И мы имеем несомненные доказательства, что базилиане Почаевские долгое время с нетерпением ожидали этого конца, в полном убеждении в его благополучном исходе. С этою целью они заботились о составлении и почитании песнопений в честь преподобного Иова,⁴¹⁵ и в последней половине XVIII века (около 1770–1773) заготовили было даже особую доску для печатания иконы преподобного Иова, а, быть может печатали и самую эту икону для распространения между желающими.⁴¹⁶ Но проходили годи; умер главный ходатай по этому делу Белинский (1771); папа Климент XIV разрешил буллою от 23 апреля 1773 года коронацию чудотворной иконы Почаевской Богоматери; затем 8 сентября 1773 года была совершена сама эта коронация; а о канонизации преподобного Иова не было и помину. По преданию, сохранившемуся в Почаевской Лавре, папа узнал о деятельности блаженного против унии и латинства, и отложил дело в сторону. А тем временем подоспело для Почаевской Лавры новое, предопределенное промыслом время, для возвращения её в лоно православия, а с тем вместе настал новый период и для мощей преподобного Иона, период нового прославления его в недрах православной церкви, единственно способной оценить его блаженные подвиги и незабвенные услуги на пользу православия.

1. Переход Почаевской Лавры в православие; 2. Донесение Волынского епископа Амвросия Святейшему Синоду о мощах преподобного Иова, и знамения, последовавшие в это время от мощей преподобного; 3. Установление праздника 28 августа в честь преподобного Иова; 4. Новое торжественное открытие мощей его; 5. Серебряная рака для мощей преподобного Иова; 6. Высочайшее посещение Лавры государем Николаем Павловичем; 7. Устроение пещерного храма во имя преподобного Иова; 8. Распоряжение о праздновании памяти преподобного Иова в Волынской семинарии; 9. Новое высочайшее посещение Лавры государем императором Александром Николаевичем; 10. Другие знамения, последовавшие от мощей преподобного Иова; 11. Предложение высокопреосеященнейшего Арсения об открытии Дубенской обители и крестного хода с чудотворною иконою Почаевской Божией Матери на Дубенский остров; 12. Устроение нового храма во имя преподобного Иова; 13. Новое знамение; 14. Заключение.

Более ста лет владели униаты обителью Почаевскою (1720–1831). В это время стараниями Потоцкого (1771–1782) была построена на горе Почаевской нынешняя великолепная лаврская соборная церковь Успения Пресвятой Богородицы; сооружен братский корпус со всеми принадлежностями; монастырские здания, обнесённые каменною стеною и т.п. Совместно с этим в 1774 году устроена, или точнее, переделана (поviter extructa) в Лавре, на самой окраине Почаевской горы, по южную сторону, теперешняя пещерная церковь с искусно-оставленною в оной, пещерою преподобного Иова. С дозволения тогдашнего униатскою Луцкого епископа Феодосия Рудницкого церковь эта была освящена в 1786 году местным супериором Лавры Иеронимом Братковским, одновременно с большою Успенскою церковью, и вследствие особенного памятного обстоятельства в Лавре посвящена во имя св. великомученицы Варвары.⁴¹⁷ Тогда же, по всей вероятности, перенесены сюда и нетленные останки преподобного Иова, и поставлены под навесом природной скалы, где и поныне почивают.

В таком положении, между прочим, находились дела, когда в октябре 1831 года по высочайшему повелению императора Николая Павловича, базилиане были удалены из Почаева, и обитель Почаевская снова возвращена в ведение православной церкви, как искони законная святыня и несомненное её достояние.⁴¹⁸

Вместе с этим, снова возвращены были православной церкви и нетленные мощи преподобного Иова. В том же 1831 году, по описи составленной православными приемщиками Лавры, в числе которых участвовал, между прочим, и известный Кременецкий протоиерей Григорий Рафальский (в последствии высокопреосвященный Антоний митрополит Санкт-Петербургский и Новгородский), под заглавием: «церкви», в № 2 значится: «церковь пещерная алтарем на восток во имя св. великомученицы Варвары, занимающая пространство под галереей в длину на 87, а в ширину на 10 локтей, с резным, местами позолоченным иконостасом, и с большим на север отверстием, ведущим в пространную пещеру в скале, где в гробнице за стеклом почивают мощи преподобного Иова, игумена, Почаевского».

2. В то же время, обер-прокурор Святейшего Синода, князь Мещерский особою бумагой просил преосвященного епископа Волынского Амвросия, в ведение которого поступила теперь Лавра Почаевская, «войти в соображение, но местным обстоятельствам, о гробнице иеромонаха, известного под наименованием Железо, и представить об этом свое суждение Святейшему Синоду на рассмотрение и утверждение».⁴¹⁹ Во исполнение этого предписания преосвященный Амвросий рапортом от 15 февраля за № 57 между прочим изъяснил Святейшему Синоду, что «в пещерной церкви почивают мощи Иова, православного игумена Почаевского совершенно целые». Между тем и сам святой угодник Божий не преминул порадеть о своей памяти, и с поступлением Лавры в ведение православных снова начал являть свою благодатную силу особыми знамениями, свидетельствующими о его небесном прославлении.

Так 1833 года, мая 25 дня, пришла в Почаев Оренбургской губернии, Мензелинского уезда села Макаровского крестьянская девица Матрона Шлегова 28 лет от роду. По её показанию протекло три года, как начала она страдать болью в голове и во внутренностях. С того, времени родилось в ней отвращение к святыне, и сколько раз бывала она в церкви, всегда чувствовала при чтении апостола и Святого Евангелия, также при пении херувимской песни и совершавшемся каждении, сперва охлаждение, а лотом внезапный необыкновенный жар в теле; за тем следовало слячение⁴²⁰ оного и наконец трясение членов, что сопровождавшееся страшным воплем. В 1832 году Матрона ходила молиться Богу в Воронеж, потом в Киев. В сем городе она имела сновидение, в коем видела старца, украшенного сединами и близь его некую женщину в белой одежде; оба побуждали ее прийти к Божией Матери, говоря: ты там поживешь у игумена; там будут тебя поить и обличать водою от Божией Матери и там ты исцелеешь. Сии слова три раза были сказаны Матроне, и она твердо сохранила их в памяти. После сего, следуя слуху, что больные сподобляются исцеления от чудотворной иконы Богоматери в Почаеве, пошла Матрона в сию Лавру, где также при слушании Божественных чтений и пений открывались в ней прежние мучительные припадки, воспрепятствовавшие ей приступать к причащению св. тайн, к которому она приготовилась. Между тем в первые три дня июня в пещерной церкви при мощах преподобного Иова несколько раз совершаемо было над больною освящение воды, чтение молитв, молебное пение преподобному Иову и великомученице Варваре, каждение ладаном и возлияние святой воды. После сильных страданий с воплями и с противоборством, державшим ее, наконец она погрузилась в сон и проснувшись почувствовала во всем теле облегчение и ощутила радость. Во время вечерни 3 июня Матрона пришла из пещерной в большую церковь, и здесь-то, как говорит, заметила в себе ту перемену, что могла уже спокойно и с благоговением, молиться Богу, взирать на чудотворную икону Богоматери, слушать церковные пения, молитвословия и акафисты. На другой день в воскресение при архиерейском служении она приобщилась св. тайн, что произвело в ней неизглаголанную радость и душевное спокойствие. С того времени чувствуя себя здоровою умом и телом, в глубине души своей она признала, что совершенным исцелением обязана милости и благодати, проистекшей, от чудотворной иконы Почаевской Богоматери, равно и от мощей преподобного Иова, почивающих в пещерной церкви. Истина сего чудесного исцеления засвидетельствована показаниями разных лиц, взятыми, от них под присягою в присутствии лаврского духовного собора, при, военном чиновнике и заседателе земского суда.⁴²¹

Это чудесное знамение последовало в Почаевской Лавре совместно с несколькими чудесами, совершившимися от чудотворной иконы Почаевской Божией Матери,⁴²² и как особое явление Божией силы духовным собором Почаевской Лавры доложено было Святейшему Синоду. Синод в свою очередь не умедлил довести об этом до высочайшего сведения, на усмотрение самого государя императора Николая Павловича, вследствие сего, между прочим, Лавра Почаевская, подобно другим благодатным местам Русской православной церкви, получила разрешение завести у себя особую книгу для записывания, подобных знамений.⁴²³ В то же время, преосвященному Иннокентию архиепископу Волынскому, преемнику преподобного Амвросия, дано было «разрешение высшего начальства» установить на Волыни особый праздник в честь преподобного Иова. Для сей цели волынским епархиальным начальством было избрано 28 число августа, как день особенно знаменательный по открытию св. мощей преподобного Иова 1659 года, и потому еще до поступления Лавры в руки униатов, празднуемый православными. Вследствие этого, 17 июня 1833 года преосвященный Иннокентий дал особое предложение Волынской консистории, в котором, извещая о св. жизни преподобного Иова и нетлении его св. мощей, равно как и о возобновленном им дне празднования памяти преподобного, 28 августа, предписал между прочим «учинить немедленно надлежащее распоряжение о приведении сего во всеобщее по Волынской епархии известие, чрез объявление священнослужителями прихожанам своим в воскресные, или праздничные дни в церквах».

В следствии этого, от 19 июня того же 1833 года из консистории последовало особое определение, в силу которого немедленно были разосланы особые указы духовным правлениям, пастырям, а также церквам Царства Польского (тогда состоящего в епархиальной зависимости от Волынского преосвященного) и Кременецкого уезда (в котором не было духовного правления), благочинным, равно как и в духовный собор Почаевской Лавры «с прописанием означенного предложения его преосвященства для надлежащего по оному исполнения».⁴²⁴

Весть эта скоро облетела всю Волынскую епархию и пределы Царства Польского, и, как следовало, отозвалась радостно не только между духовенством, но и между православным народом, который немедля начал запасаться иконами преподобного, служить ему молебны и т.п. Не говорим уже о том значении, какое вслед за сим начали иметь по отношению к этому обстоятельству открывшиеся непосредственно после сего посещения Почаевской обители православными, так что теперь на Волыни не много найдется церквей и даже частных домов крестьян, в которых не знали бы имени Преподобного, или не было его иконы, и т.п.

4. Между тем среди таких обстоятельств, в конце августа 1833 года, с высочайшего разрешения и с благословения Святейшего Синода, прибыл в Лавру высокопреосвященный Кирилл, архиепископ Подольский и Брацлавский, со своею свитою, ректором Подольской семинарии архимандритом Гедеоном, протодиаконом, диаконами и певчими. Посетив пещеру, в которой подвизался преподобный Иов, и лично убедившись в нетлении его останков, преосвященный Кирилл, по согласию с преосвященным Иннокентием, решился снова торжественно открыть святые мощи преподобного Иова для всеобщего почитания. С этою целью, 27 августа, оба архипастыря совершили первоначально крестный ход в пещерную церковь и сопредельную ой пещеру, где покоилось тело преподобного. За тем здесь же совершено было торжественное всенощное бдение с благословением хлебов у раки преподобного. На другой день, 28 августа, в тот самый день, в который за 174 года пред сим мощи преподобного Иова были открыты митрополитом Дионисием Балабаном, оба архипастыря после литургии, совершенной соборне преосвященным Иннокентием в пещерной церкви, совершили торжественный молебен пред мощами преподобного и своими архиерейскими руками открыли оные пред народом для всеобщего поклонения. За тем снова совершен был торжественный крестный ход с мощами преподобного Иова и Чудотворною иконою Пресвятой Богородицы, в котором участвовали ректор подольской семинарии архимандрит Гедеон, ректор волынской семинарии архимандрит Флавиан, наместник Лавры архимандрит Антоний (в последствии митрополит Санкт-Петербургский) и настоятель Дерманского монастыря архимандрит Иероффй (бывший епископ Острожский) со всею братиею Лавры, членами волынской консистории (на ту пору помещавшейся в Лавре Почаевской), и множеством священников и других разных духовных и светских лиц, собравшихся в Лавру на этот праздник. На другой день, 29 августа, сам преосвященный Кирилл служил литургию в большой соборной лаврской церкви в благодарение Господу, удостоившему его служить при сем священном торжестве во славу св. угодника, который таким образом снова, так сказать, был канонизован Святейшим Синодом и отселе сделался предметом всеобщего почитания и поклонения у православных.

Так опять исполнились знаменательные слова блаженного Досифея, ученика преподобного: «яко сице духовному сему светилу нашему иеросхимонаху Иову (Иоанну) Железу не благоволи Бог под спудом нощной не памяти сокрыватися, но на свещник всенародного зрения сицевым образом произведе».⁴²⁵ И теперь в Лавре ежегодно, 28 августа, в память этого события, священно-архимандрит Лавры (он же и преосвященный Волынский) совершает всенощное бдение у раки преподобного Иова и Божественную литургию в пещерной церкви, после чего в заключение отправляется торжественный молебен пред мощами св. угодника с провозглашением многолетия государю императору со всем царствующим домом, Святейшему Правительствующему Синоду и всем православным христианам.⁴²⁶

5. Вскоре после этого к большей славе угодника Божия его святые мощи были почтены особым богатым приношением от известной русской благотворительницы, графини Анны Орловой-Чесменской. Узнав о нахождении нетленных останков пр. Иова на горе Почаевской, благочестивая графиня пожелала устроить к ним серебряную раку. Для этого, собрав нужные сведения, графиня заказала таковую в Петербурге серебряных дел мастеру Верховцеву, употребив для этого чистого серебра 84-й пробы 3 пуда, 27 фунтов и 69 золотников.⁴²⁷ Кроме сего, вместе с ракою, графиня пожертвовала также в Лавру и остальные принадлежности к оной, как-то: бархатное покрывало малинового цвета и серебряную позолоченную лампаду весом 4 фунта и 12 лотов.⁴²⁸ К концу лета 1842 года все эти вещи были изготовлены и получены Лаврою, которая чрез епархиального преосвященного Никанора, находившегося тогда на очереди в Санкт-Петербурге, не умедлила довести о сем до сведения Святейшего Синода, вместе с испрошением его благословения на переложение св. мощей в ново устроенную раку. Святейшей Синод благословил совершить это проживавшему тогда в Почаевской Лавре преосвященному Анатолию, викарию Волынскому, епископу Острожскому.⁴²⁹ Ученый и благочестивый пастырь избрал для этого нового торжества 14 сентября 1842 года, и в этот день с подобающею честью переложил св. мощи из древней буковой раки,⁴³⁰ в новую, в присутствии тогдашнего Волынского губернатора генерал-майора Лашкарева, многих окрестных помещиков,⁴³¹ и при много-численном стечении православного народа, обыкновенно собирающегося и в Почаев на поклонение к празднику Воздвижения Честного Креста Господня.⁴³²

6. К довершению славы преподобного, чрез несколько дней после этого изволил посетить Лавру государь император Николай Павлович. Император прибыл в Почаевскую Лавру 25 сентября 1842 года, и по выслушании божественной литургии в Соборной Успенской церкви, приложившись к чудотворной иконе Почаевской Божией Матери, изволил пить воду из Стопы, и за тем в сопровождении преосвященнейшего Никанора, архиепископа Варшавского (управлявшего тогда и Волынскою епархией), посетил пещеру преподобного Иова, и здесь по обычаю русских православных царей благоговейно прикладывался к его св. мощам, как к благодатной святыне Лавры, достойной всеобщего уважения и почитания, наравне со всеми остальными досточтимыми святынями церкви православной.⁴³³

7. После этого, для надлежащего прославления пр. Иова, недоставало только приличного храма, посвященного его имени. Это дело взял на себя преемник преосвященного Никанора (возведенного в сан митрополита Санкт-Петербургского), высокопреосвященнейший Арсений, впоследствии митрополит Киевский и Галицкий. По его мысли 1858 года пещерная церковь во имя св. Великомученицы Варвары была разделена на две части, и в западной её половине, примыкающей к пещере преподобного, устроен особенный храм во имя преподобного Иова, который в том же году был освящен самим высокопреосвященнейшим Арсением 28 октября, в день памяти преподобного Иова.⁴³⁴

8. В то же время высокопреосвященнейший Арсений дал особое предложение волынской духовной семинарии, которым предписал праздновать в оной преставление преподобного Иова 28 октября, и наравне со всеми остальными важнейшими праздниками с увольнением воспитанников от классов и приличным богослужением. И надобно сказать, – эта мера, как нельзя более, содействует к распространению памяти преподобного Иова особенно между духовенством Волынской епархии, а чрез него, конечно, и между православным народом Волыни, в пастыри которому готовить своих питомцев Волынская семинария.

9. За тем 31 октября 1859 года Лавра Почаевская снова осчастливлена была вторичным высочайшим посещением в лице покойного государя императора Александра Николаевича. Как и в незабвенное посещение его августейшего родителя, так и теперь блаженные останки преподобного Иова почтены были высочайшим вниманием и благоговейным чествованием, – с тем еще отличием, что, посетив пещеру преподобного, государь не только прикладывался к его мощам, но и молился в новом храме, посвященном его имени.⁴³⁵

10. Таким образом не прошло и тридцати лет со времени возвращения Почаевской обители в недра православной церкви, как память пр. Иова была почтена всеми возможными почестями, начиная от торжественного открытия его святых мощей и устроения к ним драгоценной раки, и оканчивая устроением храма, посвященного его имени, установлением дня ого памяти и двумя высочайшими посещениями. За то со своей стороны и св. угодник Божий не переставал снова являть свою благодатную силу на пользу и спасение всех обращающихся к нему с верою и несомненным упованием. Так в записях Почаевской Лавры значится, что в мае месяце 13 дня 1855 г. «пришедши в Почаевскую Лавру на богомолье старуха лет 60-ти, жена отданного в рекруты Степана Алексеева Кирихина, государственного крестьянина Вятской губернии, Елабужского округа Можинской волости, Можинского пятисотка, деревни Никольской Малой Сюги, Устиния Феодорова, показала, что 6 лет тому назад она, будучи в Почаеве бесноватою, молитвами у раки преподобного Иова, где читалось ей последование на изгнание злого духа, приобщением благодатно целебные воды из стопы Божия Матери освободилась от нечистого духа, мучившего ее тяжкими припадками беснования около 20 лет».

«1857 года октября 12 дня, новороссийского, Его Высочества Великого князя Владимира Александровича, драгунского полка майор Филипп Францевич Кейсер, с супругою своею Екатериною, прибывши из Каменец-Подольска на богомолье в Лавру, и помолившись здесь, просили ризничного иеромонаха Анатолия вписать в книгу, к числу чудес Божия Матери и преподобного Иова, о случившемся исцелении над сыном их мальчиком, Владиславом, на которого, тут же указывая, рассказывали, что пред венгерскою кампаниею в 1848 году этот сын их, будучи в младенчестве от роду четырех месяцев, был одержан с 4 декабря мучительными конвульсиями, которые продолжались 8 месяцев. Наконец он сделался калекой, левая рука его была сведена назад; голова необыкновенной величины держалась на бок и ежеминутно тряслась. Доктора, истощивши все свои средства, решительно отказались от излечения больного, и мы родители сего младенца, как они рассказывали, оставались в отчаянии. Между тем, когда мы квартировали в городе Луцке, некоторые особы сообщили нам сведения о св. Почаевской Лавре, о которой в первый раз услышавши, дали обет помолиться Богу в ней со страждущим младенцем, и когда мать оного младенца начала с верою и упованием призывать на помощь Почаевскую Божию Матерь и угодника Божия преподобного Иова, то припадки начали у дитяти постепенно уменьшаться. Потом спустя несколько времени, приводя обет свой в исполнение, мать прибыла с болящим своим сыном младенцем в Почаевскую Лавру, где пред чудотворною Иконою Почаевской Богоматери отслуживши просимый ею молебен с акафистом, приложившись к чудотворному её образу и приобщившись благодатной воды из Стопы Божией Матери, отправилась в пещерную церковь; здесь у св. мощой угодника Божия пр. Иова, во время отпеваемого им молебна, когда приложили дитя к св. мощам, болящий младенец невидимою силою исцелился, сделался совершенно здоровым и красивым, и теперь (указывая на него родители сказали): «вот каков он молодец!» О каковом чудесном исцелении мальчика Владислава благодарение воссылая Господу Богу, Пресвятой Деве Богородице и угоднику Божию пр. Иову, истину сию засвидетельствовали устно, майор Филипп и Екатерина Кейсеровы».⁴³⁶

11. Вследствие этого между прочим для большей сливы преподобного высокопреосвященнейший Арсений возымел было знаменательную мысль – устроить в честь пр. Иова особый крестный ход с чудотворною иконою Почаевской Божией Матери на Дубенский остров, на котором угодник Божий столько лет подвизался на пользу православия, и для сей цели снова восстановил там православный монастырь, который и теперь находится в зависимости от Лавры и состоит под её управлением. Мысль эта в 1860 году была повергнута на высочайшее усмотрение государя императора Александра Николаевича. Его Величество изволил благосклонно принять проект высокопреосвященнейшего и 2 июля 1860 года удостоил его высочайшего утверждения. К сожалению, только, по особой трудности, крестный ход этот еще ни разу не приведен в исполнение; только открыта одна обитель, хотя православные обитатели Волыни еще и доселе ждут крестного хода с нетерпением.

12. В 1862 году, по предложению духовного собора Лавры и с утверждения преемника Арсениева высокопреосвященнейшего Антония, бывшего архиепископа волынского и житомирского, пещерная церковь во имя преподобного Иова расширена чрез снесение запрестольной стены и снятие Варваринского престола, который в том же году перенесен в лаврскую больничную церковь; на место же его поставлен новый престол во имя пр. Иова, освященный высокопреосвященнейшим Антонием 11 октября 1864 года. Таким образом, Лавра приобрела во имя своего святого угодника новый просторный и великолепный храм на место прежнего невместительного и сравнительно бедного.

13. Когда в 1867 г. преосвященный Антоний переведен из Волынской епархии на кафедру. Владимирскую, его место занял новый владыка, покойный высокопреосвященнейший Агафангел, при котором 14 января 1870 года случилось новое замечательное чудо. 19 января того же года Собор Почаевской Успенской Лавры доносил Его Высокопреосвященству, что солдатка Екатеринославской губернии, Ростовского уезда, Екатерининской волости, села Екатериновки, Ирина Васильевна Волошинова, от роду 37 лет, одержимая беснованием уже шестнадцатый год, бывшая во многих святых местах с мольбою об освобождении её от злого духа, но нигде не получившая исцеления, прибывши 27 декабря 1869 года в Почаевскую Лавру, 14 января 1870 года, по милости Божией, совершенно освободилась от духа беснования и получила здравие. Обстоятельства её беснования и исцеления следующие: Прибывши в Почаевскую Лавру в сопровождении пятнадцатилетнего своего сына Михаила, Ирина Волошинова, хотя и присутствовала при богослужениях в Лаврских церквах, но присутствовала по принуждению; часто сопротивлялась идти в церковь до того, что ее приводили несколько человек; в самой же церкви она постоянно издавала неистовый крик; в это время она ни на кого не смотрела и только в стенаниях произносила разные несвязные слова, ругательства и хулы, покушаясь даже ударить кого либо, особенно служащих, но была удерживаема. В сильных припадках беснования падала на землю, валялась, кричала, чем возбуждала к себе полное сострадание и обращала на себя внимание всех, тем особенно, что находившийся в ней бес вел разговор в мужеском роде. Столь явные озлобления врага рода человеческого возбуждали в Лаврской братии особенное усердие к молитвенному об исцелении страждущей возношению при всех церковных службах и в особенности пред чудотворною иконою Божией Матери и пред нетленными мощами преподобного отца нашего Иова, а с 11 января после исповеди, удостоивши больную причастия Св. Таин, Иеромонах Иоанникий, как чередный Пещерной церкви, по совету и благословению наместника Лавры, начал совершать над больною первоначально освящение воды, а потом и Таинство Елеосвящения с чтением заклинательных молитв Св. Василия Великого, что исполнено было 11, 12 и 13 января после Литургии. Во время сих священнодействий, особенно во время помазывания елеем, больная так бесновалась, что несколько дюжих человек не могли удержать ее. Наконец 14 января, по совершении над нею водоосвящения, когда при чтении заклинательных молитв не без усилий она была помазана елеем от лампад Божией Матери и преподобного Иова, то бес, с криком «куда мне выйти?» стрясши и повергнувши эту женщину на землю, начал мучить её до того жестоко, что она казалась мертвою; почему на грудь её положена была копия чудотворной иконы Божией Матери, а на лице Честный Крест, и чрез некоторое время, после страшных припадков мучения, лице её приняло надлежащий человеческий вид, она встала, начала креститься, молиться и благодарить Господа и Пречистую Его Матерь за явленное ей милосердие. Донося об этом Его Высокопреосвященству, духовный собор присовокупил, что после этого чудесного исцеления сделано было распоряжение о совершении соборного молебна с акафистом пред чудотворным Ликом Пресвятой Богородицы о здравии Ирины и поручено возносить молитвы о ней и на прочих молитвословиях, и пред св. мощами преподобного отца нашего Иова; что прежнее состояние болящей и настоящее её положение могут подтвердить не только братия Лавры, но и сторонние и сопутствующие исцеленной.

На сем донесении резолюция высокопреосвященнейшего архипастыря последовала 22 января 1870 года (№ 14) такая: «Поручаю наместнику Лавры отобрать от посторонних лиц, знавших исцеленную до исцеления её, показание: 1) о прежнем состоянии её; 2) о настоящем её положении; и 3) о том, вследствие чего произошла эта перемена; о последующем же донести мне с приложением подлинных показаний и настоящих бумаг».

Вследствие сей резолюции наместник Лавры 17 февраля за № 279 донес Его высокопреосвященству, что он в присутствии пристава 1-го стана Кременецкого уезда отобрал под присягою показания от пяти лиц: девиц Матроны Григорьевой Волкодавовой и Лукерии Кондратьевой Прасоловой и солдаток: Марфы Димитриевой Мятенковой, Матроны Ивановой Соколовой и Анастасии Семеновой Москалевой, из коих первая – Матрона Волкодавова давно знает бывшую больною, а ныне совершенно исцелившуюся в Почаевской Лавре Ирину Васильеву Волошинову, как её землячка. Все означенные лица, спрошенные наместником, по важности дела, по присяге и в присутствии станового пристава 1-го стана Кременецкого уезда Индутного, подтвердили болезненное состояние и последовавшее в Почаевской Лавре исцеление Волошиновой. Сама Волошинова с видимым содроганием и ужасом о прошедшем своем состоянии, с искренним благодарением к Господу Богу, Пречистой Его Матери и угоднику Божию Иову Почаевскому, спрошенная отцом наместником без присяги, чистосердечно подтвердила свою мучительную болезнь, происходившую от вселившегося в нее, как она высказала ему – наместнику, злого духа и видимое действие благодати Божией, явленное ей в её исцелении. Болезненное положение Волошиновой и настоящее её здоровье он, отец наместник и почти вся братия Почаевской Лавры также могли свидетельствовать.⁴³⁷

14. Наконец, за Божиею помощью, пишущему эти строки суждено было послужить честной памяти угодника Божия составлением особой ему «службы и акафиста», изданных Почаевскою обителью, с разрешения и благословения Святейшего Синода, вместе с составленною нашим же не достоинством «службою и акафистом в честь чудотворной иконы Божией Матери Почаевской» в 1884 году, «в память исполнившегося пятидесятилетия со дня включения Почаевской обители в число православных русских лавр 13 октября 1833–1883 года». С этою целью мы нарочито пересмотрели старинный акафист преподобному, составленный, по преданию, одним ученым монахом, находившимся в Лавре в 30-х годах XIX столетия, и долго потом читавшийся пред мощами угодника Господня по рукописи, и дополнивши его новыми фактами, изложенными в настоящем историко-биографическом очерке жизни и прославления преподобного Иова, дали этому акафисту совершенно новый вид, оставив только прежнюю основу его, с прибавлением особой молитвы преподобному и т.д. Служба же преподобному составлена нами вся вновь, так что теперь Лавра Почаевская смело может похвалиться, что сделала для славы своего угодника все, что. только было возможно с её стороны.

15. За сим пока это последнее обстоятельство, особенно известное в истории жизни и прославления преподобный Иова.⁴³⁸ Что будет далее впереди сие ведомо одному только Господу всеведущему! Нам остается только молиться и в искренней христианской молитве просить св. угодника Почаевского вместе с святой церковью, да сохраняет и соблюдает он всех и каждого, в мире и тишине, вере не лицемерней и богоугодном жительстве и даст всем приходящим к нему и помощи и заступления ищущим, благодать и милость от Христа Бога нашего и Пречистой его Матери, да никто же изыдет от него в туге и скорби, в печали и сетовании посрамлен и постыжден в надеянии своем; но кийждо по мере веры и любви своей восириимет поне некую отраду и утешение, облегчение и подкрепление, защиту, и помощь во славу Бога Триипостасного, Емуже подобает всякая слава, честь и поклонение, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков, Аминь».⁴³⁹

Тропарь преподобному Иову, глас 4-й

Возлож на ся иго Христово, от юности преподобне отче Иове, многолетне свято подвизался еси на поприще благочестия; и притек к горе Почаевской, знаменанной стопою Пресвятой Богородицы, почерпл еси цельбоносную воду от камене чудесне истекающую, и благодатию Божию укреплялся, мужественно вооружился еси противу кознем диавольским, и наставив сицевому ополчению иночествующих, победители тех представил еси Владыце своему и Богу: Того моли спастися душам нашим.

Кондак глас 8-й.

Воссия от спуда земного благодатная луча честных мощей ей твоих угодниче Божий, яко благочестно пожив в вере Христа Бога нашего, достигл еси добродетелей совершенства. И оставль сладость жития преходящего, в пещере горы Почаевские в пощении, молитвах и трудех свято потрудился еси, и теми тело твое увядил еси. Ныть же пришед к Богу в безмятежный и вечный живот, молишися о всех с верою к тебе прибегающих. Тем же благодарне вопием ти: радуйся, отче Иове, преславный угодниче Божий и обители Почаевские украшение.

На молебнах: Прокимен и Евангелие преподобному общие, по пятидесятом псалме: преподобне отче Иове во всю землю изыде вещание исправлений твоих, и прочее.

Время рождения преподобного Макария неизвестно. Надобно думать, что это было не позже первых двух десятилетий первой половины XVII века, потому что около 1657 года св. Макарий был уже в сапе архимандрита Овручского;⁴⁴⁰ а это конечно могло быть не иначе, как по истечении по крайней мере тридцати лета его жизни (около 1620–25).

Блаженный Макарий родился в городе Овруче Волынской губернии, по преданию, от благочестивых и православных родителей, которые по одним именовались Токаревскими, а по другим – Торскими.⁴⁴¹ С ранних лет воспитали они своего сына в правоверии и страхе Божием. Но особенно молодой Токаревский отличался послушанием и любовью к молитве и храму Божию, вследствие чего не раз оставлял домашние поручения и удалялся в церковь на Богослужение или поступал на услужение к духовным лицам, чтобы у них учиться духовной жизни и благочестью.⁴⁴²

Около двадцатипятилетнего возраста любовь к молитве и благочестивым упражнениям окончательно овладела душою блаженного юноши, и он, оставив дом родителей, удалился в местный Овручский монастырь Успения Пресвятой Богородицы и здесь постригся с именем Макария, как бы в предзнаменование того, что на самом деле он некогда сопричислен будет к лику блаженных,⁴⁴³ и других с собою приведет к блаженству вечному.⁴⁴⁴

В новом своем звании преподобный инок посвятил себя на и изучение догматов Православной веры и правил благочестия. Особенно любил он заниматься чтением творений св. Иоанна Златоустого. И поныне в Переяславском соборе Полтавской губернии, где почивают мощи святого Макария, хранится книга Творений св. Златоустого, киевской печати 1623 года, с собственноручною подписью преподобного Макария, свидетельствующею о принадлежности её св. угоднику.

Вскоре после своего вступления в монастырь, блаженный Макарий был рукоположен сначала во иеродиакона, а потом в иеромонаха. Наконец около 1657 года, архиепископ Черниговский Лазарь Баранович, в то время управлявший Киевскою митрополией, посвятил и его в сан архимандрита и поставил настоятелем обители Овручской.

Деятельность преподобного Макария в Овруче относится к самым тяжким временам латино-польского преобладания на Волыни и во всех пределах Западного края России. Прошло уже около полустолетия с того времени, как несчастная уния водворилась в пределах Речи Посполитой (1596). К этому времени стараниями иезуитов были истреблены почти все православные обители на Волыни, многие древле-русские фамилии приняли унию или окончательно перешли в латинство, и, хотя устрашенные оружием Хмельницкого поляки (24 февраля 1639) приняли грозные предложения Богдана об уничтожении унии и неприкосновенности православия, но эти предложения не были приняты королем и не было надежды на их утверждение, так что латино-униатам оставалось только сделать несколько серьёзных шагов, чтобы завладеть не только обителью Овручскою, но и другими православными обителями Волынскими.

Среди этих обстоятельств, блаженный Макарий является одним из самых деятельных защитников православия на Волыни и руководителем подчиненной ему братии против всех козней унии и латинства. Преподобный управлял обителью Овручскою около 15 лет. В это время униаты не раз нападали на его монастырь, расхищали церковное имущество, подвергали насмешкам и бесчестью братию. Вследствие этого, иноки Овручские почти постоянно собирались оставить монастырь, чтобы искать другого более спокойного места. Но преподобный всегда удерживал их от этого намерения, ободряя надеждою на Промысл Божий и заступление небесное. Особенно любил он псалмы Давида и ими врачевал скорбь своего сердца и сердца братии: «Повторяйте, говорил он инокам, повторяйте чаще слова Давида: Господь просвещение мое и спаситель мой, кого убоюся? Господь защититель живота моего, от кого устрашуся? Аще ополчится на мя полк, не убоится сердце мое. Аще восстанет на мя брань, на Него аз уповаю» (Пс.36:1–3).

В одно время татары окружили обитель преподобного так, что и иноки не могли выходить ни за водою, ни за хлебом.⁴⁴⁵ Преподобный молился и наконец в совете с братиею решился выйти против врагов с духовным оружием. С этою целью он совершил молебствие в храме и, с собором иноков, с иконами и хоругвями, вышел за монастырские ворота. Татарам показалось, что против них идет огромное множество народа. Это их так устрашило, что они обратились в бегство, не успев захватить с собою даже своих больных, которых оставили под стенами обители.

Спустя немного после этого латиняне, вместе с униатами, пришли толпою в монастырь Овручский и вызывали преподобного настоятеля на обращение к унии, или на спор о вере. Св. угодник отвечал им: «Нет общения света с тьмою; вы оставили свет и возлюбили тьму, оставили правила вселенских соборов и прияли предания лжи, и, вместо того, чтобы быть под главою Церкви Иисусом Христом, преклонились под ноги западного властителя Церкви». Противники отвечали, что и они тоже имеют веру христианскую; на это преподобный сказал им: «Покажите веру от дел своих. Христианские ли ваши дела, когда вы убиваете людей и истребляете заведения, воспитывающие христианское благочестие? О, Господь воздаст вам судом своим за дела ваши; а мы стоим и будем стоять в своей вере, пока будет стоять мир. Ваша же вера, уклонившаяся от апостольской, рассеется как мгла от света».

После этого поляки уже не могли терпеть более. Подстрекаемые иезуитами, они воспользовались нашествием татар на Полесье и вместе с ними напали на обитель преподобного вооруженною силою, и разорив ее вместе с городом и окрестностями его, заставили самого Макария удалиться из Овруча (1671). Святой угодник известил о своем бедствии архиепископа Черниговского Лазаря и удалился в Киев искать спасения в Киево-Печерской Лавре.

В Киеве св. Макарий утешен был дружеским посланием архиепископа Черниговского Лазаря, который писал к нему (16 мая 1671): «Весьма болезную о том приключении, которого вы и отклонить не могли. В этой скорби ищите утешения в одном Боге, который кого любить, того и наказывает. Вы находитесь как роза между шипами: она растет между ними, а они ей ничего не вредят. Будете еще долго процветать в Церкви Божией, как в вертограде, доколе не достигнете небесного. И Христос не легко приобрел тот венец, которым теперь Он украшен, сперва на земле перенес терновые на главе Своей колючки и затем получил на небе венец неувядаемый. Умеет Господь избавлять благочестивых от напасти (2Пет.2:9). Много зол Праведнику, но Господь от всех избавит его (Пс.33:20). Крепко хотелось мне жить по-приятельски с вами у Всемилостивого Спаса (в Новгородсеверском монастыре), или где бы вам понравилось; но теперь этих лык не дерут; прежде гораздо удобнее было отыскать место, нежели теперь. В настоящее время и сами едим хлеб в изнурении (Пс.136:2); но готовы поделиться с вами тем же, потому что другого нигде нет, разве только там, где ни болезнь, ни печаль, ни воздыхание. Желаю вам после многих лет многих обителей на небе и с молитвами моими препосылаю благословение».

В то же время попечительный архипастырь ходатайствовал за преподобного у тогдашнего малороссийского гетмана Дорошенко. «Его милость, архимандрит Овручский, писал Лазарь Дорошенку, будучи не в состоянии покойно жить в своей архимандрии, ограбленный ордами и ляхами, лишенный служителей, которые умерщвлены, между тем, как имения забраны, отправился на поклонение святым местам Киевским; будучи постриженцем моим, он посетил меня как сын отца и рассказал мне о своих бедствиях. Благоволите, вельможность ваша, милостиво принять его как человека достойного и заслуженного в Церкви Божией; выслушайте его с доверием как вполне стоящего веры».⁴⁴⁶

Следствием сего было то, что управлявший тогда на правом берегу Днепра митрополит Иосиф Нелюбович-Тукальский определил преподобного Макария в Канев и назначил его настоятелем тамошней обители. Долго сопротивлялся преподобный этому новому своему назначению; его кроткая благочестивая душа полюбила киевские пещеры и в них думала довершить свое служение Господу. Но воля архипастыря превозмогла, и блаженный отправился на место своего служения.⁴⁴⁷

В 1672 году в новой своей обители блаженный Макарий дал у себя приют несчастному Юрию Хмельницкому, сыну знаменитого Богдана, который по смерти отца своего так много пострадал от своей неопытности и наветов врагов своих.⁴⁴⁸ Но особенно преподобный Макарий прославился в Каневской обители своими чудесами, которыми Господь еще при жизни благоволил отличить своего угодника. Раз пришел к нему житель Канева, лишившийся зрения от болезни, покрывшей тело его струпьями. Болезнь при пособии лекарств частью облегчилась; но зрение не возвратилось, и никакие советы врачей не оказали пользы слепцу. Тогда он обратился за советом к пр. Макарию. Преподобный отвечал, что лекарств у него нет, но предлагает ему евангельский совет: «Веруй и молись Тому, Кто дал зрение слепому; иди, прибавил преподобный, к навечерию Богоявления Господня и молись». Навечерие совершал сам преподобный, молясь и о слепце. Когда же сказал он в молитве: «велий еси Господи, и чудна дела Твоя», слепец ощутил, что мимо очей его прошел резкий луч света и он стал видеть все. В последствии времени, в благодарность за это, прозревший построил в Каневе храм в честь Богоявления Господня, который существует и до настоящего времени.

Другой опыт: сын одной матери, молодой человек, вел жизнь рассеянную. Скорьящая мать открыла скорбь свою преподобному и просила помощи его. Преподобный взялся врачевать больного душою сына и то призывал его к себе, то бывал в доме матери, уговаривая сына прийти в себя. Рассеянный сын, долго не внимавший ничему, раз сказал: зачем принуждают его долго молиться? Преподобный отвечал: «Долгие молитвы совершают иноки по обету и это к тебе не относится; но вот что относится к тебе: оставаться тебе без молитвы – тоже, что осудить душу на голодную смерть; читай одну молитву: Отче наш... и в ней найдешь все – и свет богопознания, и уроки для жизни, и утешение и силу для духа; прочесть эту молитву со вниманием, думаю, не тяжело». Рассеянный сын послушался. И что же вышло? Прочтя раз молитву, он захотел прочесть ее в другой и в третий раз. Затем молитва до того полюбилась ему, что он стал читать ее часто и читая учился добру, стал трудиться, жить внимательно к себе, переменился во всем и был утехою матери до гроба.

Третий случай относился в судье-лихоимцу, который, не смотря на бедность, ни на слезы, продавал суд свой за деньги: преподобный каждую субботу посылал к нему, то от имени одного, то от имени другого, деньги с запиской, где говорилось одно; «отдаю я последнее, более не имею; пощади себя и меня». Судья, пораженный такою проповедью, не только отстал от лихоимства, но и нажитое неправедно раздал по церквам.

Однажды, по просьбе жителей, Макарий посещал Переяславль. В это время один отец семейства был тяжело болен. Горюющая семья просила преподобного совершить над болящим елеосвящение, и он исполнил просьбу их и больному возвратилось здоровье.⁴⁴⁹

Вообще во все продолжение Каневской жизни преподобного Макария и старые и малые, здоровые и больные, богатые и убогие приходили к нему и для всех он был отцом и благодетелем. В то же время Господь наградил своего угодника особым великим даром – прозрения. За несколько лет пред смертью он видел густые облака, носившиеся над обителью и мрак, часто облегавший всю страну. «Не доброе знамение, говорил Макарий; видно будет лютая скорбь на нас». И точно, вскоре после этого, в пределах Канева последовал страшный голод, от которого жители пришли в отчаяние. Макарий раздал все свое имущество для избавления неимущих от смерти и кормил и призревал к нему приходящих. Наконец за два года пред кончиною (1676) он положительно предсказал городу Каневу разорение и крайнее запустение своей обители, а себе мученическую смерть. Вследствие этого преподобный велел братии своей готовиться постом, покаянием и причащением св. Таин как бы ко дню судному. В тоже время возбужденные его предвещанием православные обитатели Канева и его окрестностей отовсюду начали стекаться в обитель Каневскую и здесь день и ночь проливали в храме слезные моления ко Господу, а Макарий всех поучал непоколебимо держаться св. веры православной, хотя бы за нее пришлось потерпеть самую смерть. «Приять венца нетленного никому невозможно, говорил и он, если кто не будет законно мучен».

Скоро поляки напали на город Канев, многих убили и сожгли, оставшиеся в живых бежали в обитель преподобного и в стенах её под сенью святого старца искали спасения. Но это было только начало бедствиям. В 1678 году султан послал многочисленное войско из татар и турок взять украйну для Юрия Хмельницкого. После осады Чигирина, «бусурмане, как рассказывает летописец, 25 августа пошли из-под Бужина вверх по Днепру. Дав себе отдых после военных беспокойств подошли они к славному казацкому городу Каневу и, сентября 4 взяв его, опустошили и умертвили множество людей. В старинном и прекрасном монастыре Каневском каневцы собрались во множестве и заперлись в большой каменной церкви, надеясь спастись здесь; но турки обложили церковь, соломой и дровами, зажгли и задушили всех в церкви.

В это же несчастное время промыслом Божиим суждено было, исполниться и предвещаниям преподобного Макария о его страдальческой кончине.

Когда неприятели окружили монастырь Каневский, то они сначала старались разными обманами вызвать жителей из обители, и требовали с угрозами, чтобы те сдались. Но здесь все находились под водительством пр. Макария и ничто не могло поколебать твердости их духа, возбуждаемого и поддерживаемого наставлениями блаженного старца. Видя непреклонность осажденных, татары ринулись на обитель и разрушив ворота ворвались внутрь её. Страх объял всех; каждый, кто мог, искал спасения на стенах и в погребах обители. Один только Макарий бесстрашно встретил врагов с крестом в руках. Татары с яростью устремились на преподобного и, схватив его, начали бить чем попало и ругаться над св. крестом, бывшим в руках его. Блаженный страдалец молил их только об одном, чтобы они не оскверняли святого храма и не убивали невинных. Татары вытащили его из обители, и влача по улицам, били без пощады. Страдалец терпел и молился. «Господи, взывал он, приложи мне веру, да верен обрящусь пред Тобою».

После этого мучители вспомнили об имуществе, которое, по их мнению, должно было быть снесено жителями в обитель, и о золоте монастырском, и терзая святого стали требовать, чтобы он сказал им, где они спрятаны? Святой старец отвечал: «Мое злато на небеси, а не на земли. Я здесь его не закапывал, зная, что придут тати и разбойники и расхитят; имущество Церкви в благодати и милости Божией». Варвары с насмешкой выслушали эти слова и отпустив тех, которых успели схватить в монастыре вместе с преподобным, послали сказать заключившимся в обители, чтобы они сдались и выдали все, в противном случае всем грозили неминуемою смертью. С своей стороны чрез тех же посланных преподобный велел сказать заключенным: «Да не отступят православные от св. веры, но да с терпением стремятся на предлежащий им подвиг, памятуя непрестанно Господа Иисуса Христа: аще терпим, с Ним и воцаримся; аще отвержемся, и той отвержется нас». Услышав имя Христа, нечестивые еще с большею злобою напали на мученика, поставили его между двух столбов и железным орудием начали крутить его колена. Страдалец молился и терпел, призывая Господа укрепить его в подвиге: «Стопы моя направи на путь мирен к Тебе, Боже, в селения Твоя; ибо сего желает и всем скончавается душа моя». Враги били его по лицу, по глазам и груди, наконец хотели было содрать с него кожу; но, опасаясь стечения народного, кончили тем, что отрубили ему голову и бросили тело его на площади 7 сентября 1678 года.

Оплакав своего заступника православные, среди ночной темноты, взяли тело его и внесли его в монастырскую церковь, в которой заключились, обрекши себя умереть за веру Христову. Между тем татары вторично подступили к обители и, найдя монастырскую церковь заключенною вместе с собравшимся в ней народом, зажгли храм и всех заключенных в нем уморили дымом и сожгли огнем. Затем враги удалились, и собравшиеся жители Канева пошли искать тела своих присных на церковном пепелище. Но, к общему удивлению всех, они нашли одно лишь нетленное тело доблестного подвижника Христова св. Макария. «Хотя и много было тел, говорит предание, но ни одно не осталось в целости; тело же преподобного обретено во власянице, с крестом на персях и с другим крестом в руках, которым он побеждал скорби жизни и поборал по вере православной, ради коей благодушно приял мученическую смерть; тело его было как бы живое».⁴⁵⁰

Православные с любовью взяли блаженные останки отца и учителя своего и похоронили оные в том же храме, в котором и нашли его под жертвенником 8 сентября 1678 года.

6. Открытие мощей св. Макария и его прославление 1688 год.

Святые мощи блаженного Макария мирно покоились на месте своего погребения до1688 года. В это время понадобилось перестроить церковь в монастыре Каневском, и, когда копали фундамент, докопались до гроба преподобного Макария; двое из честных иноков открыли гроб и в нем нашли не тленные останки страдальца. В тоже время от мощей преподобного начали истекать исцеления – и усердные христиане начали стекаться ко гробу угодника Божия, мощи которого теперь с подобающею честью были перенесены й поставлены на приличном месте в той же обители. Но так как враги православия и после этого не переставали по временам нападать на Каневский монастырь, то в том же 1688 году иноки перенесли тело святого преподобномученика в город Переяславль и здесь поставили оное в полковой церкви Воскресения Христова.

В 1700 году, когда восстановлена была Переяславская епархия, бывшая долго в запустении от набегов татарских, епископ Переяславский Захария Корнилович испросил (после Полтавской битвы) у императора Петра I дозволение восстановить древний кафедральный Переяславский Свято-Михайловский монастырь. И когда он был кончен и освящен (1713), то вместе с сим в ноябре месяце того же года, в день памяти св. архистратига Михаила (8 дня), были перенесены сюда и мощи св. преподобномученика Макария, и с великою честью поставлены в храме обители. Здесь почивали они до самого упразднения Михайловского монастыря 1786 года. После этого 4 августа того же года они были перенесены в каменную церковь Вознесенского Переяславского монастыря, где и до ныне почивают.

У преосвященного Гедеона записано одно замечательное чудо, случившееся, как пишет он, «в числе многих исцелений, истекавших от гроба преподобного». В 1742 году, когда преосвященный Никодим переносил св. мощи Макария из трапезной церкви монастыря в обновленный им каменный соборный храм обители, в и это время полковник Алексей Глебов, не владевший руками и ногами, принесен был родственниками ко гробу преподобного, и по и отпении молебна, приложившись к св. мощам получил совершенное исцеление.⁴⁵¹

Память святого преподобномученика Макария празднуется 7 сентября в день его кончины.

Тропарь, глас 8-й.

Божественным желанием весь сам себе от юного возраста господски воздожив, явился еси светильник светлый граду твоему, поучая всех истинней вере и житию богоугодному, священномучениче Макарие, Овручская похвало. Сего ради, ако агнец непорочный гонимый от распрелюбивых врагов, восшел еси во обитель Каневскую, идеже яко пастырь добрый душу твою положил еси за овцы твоя. И ныне ко всечестней раце многоцелебных мощей твоих мы грешнии со умилением притекающе, дар исцеления приемлем многострадально, ты бо присно источаяши болящим здравие, печальным утешение, и всем чтущим тя всякое исполняеши требование, молящися Христу Богу спастися душам нашим.

Кондак, глас 2-й.

Постническое и равноангельное житие твое страдальческими уяснил еси подвиги, и Ангелом совсельник боговлаженне явился еси Макарие, с ними Христу Богу моляся не престай о всех нас

(Сообщены из Переяславского монастыря Полтавской губернии, где почивают мощи св. Макария).

Святый Иннокентий родился в конце XVII века от древней Волынской дворянской фамилии Кульчицких⁴⁵² и первые годы своей юности провел в Киевской Академии. Здесь он обучался всем наукам тогдашнего образования и немедленно, по окончании курса учения, отказался от мира, постригся в Киево-Печерской лавре и приняв священство. В 1710 году Московская Академия требовала из Киева наставников из воспитанников Киевской Академии. Между другими выбор пал и на св. Иннокентия, который отправлен был в Москву вместе с двумя товарищами по назначению. Спустя четыре, года после этого св. Иннокентий получил звание префекта и в том же 1714 году переведен в Петербург в Александро-Невскую Лавру со званием соборного иеромонаха. Здесь он выполнял также должность обер-иеромонаха по флоту, т. е., как говорить пр. Филарет Черниговский, «был начальником флотских иеромонахов, надзирал за их поведением, разрешал сомнения их и о нуждах их духовных сносился с Синодом».

Спустя несколько времени, в 1720 году, когда архимандрит Александро-Невской Лавры Феодосий Яновский был посвящен во епископа Новгородского, Иннокентию поручено было исправлять должность наместника Лавры. В это время между прочим император Петр I повелел, чтобы при русской пекинской миссии, как и при римской миссии, был епископ. В исполнение монаршей воли Святейшей Синод назначил Иннокентия начальником китайской миссии, и 5 марта 1722 года он был посвящен титулом епископа Переяславского. Апреля 19-го новый святитель выехал на место своего назначения с двумя иеромонахами, пятью певчими и тремя служителями. В марте 1722 года Иннокентий прибыл в Иркутск и за тем, остановившись в Селенгинске за Байкалом, должен был ожидать дальнейших распоряжений о пути в Пекин. Но к сожалению, в грамоте, писанной из Сената в Китайский Трибунал, Иннокентий, помимо ведома императора, был назван духовною особою – господином. Этим воспользовались враги православной Пекинской миссии, китайские иезуиты, имевшие основание опасаться, чтобы православный епископ в Пекине не открыл китайцам глаза на их проделки. Они внушили китайцам, что слова: духовная особа и господин равносильны наименованию богдыхана; вследствие этого Мунгальский Трибунал отказался пропустить Иннокентия в Пекин, «потому что», как сказано в ответной грамоте, «он назван духовною особою и великим господином».

После этого Иннокентий оставался целые три года в Селенгинске, в ожидании решения судьбы своей. Но чтобы не тратить напрасно времени, он стал заниматься проповедью Слова Божия язычникам, кочевавшим около Селенгинска, диким бурятам и монголам, и своею проповедью обратил к свету Христову значительное число не верующих.⁴⁵³ В тоже время он старался подкреплять туземных христиан, ослабевавших в вере от влияния соблазнов язычества.⁴⁵⁴Затем в марте 1725 года святитель, по указу Святейшего Синода, должен был переехать в Иркутский Вознесенский Монастырь в ожидании новых распоряжений о своей миссии. Вслед за сим, в июле того же года, императрица Екатерина I послала в Китай для решения дел с Срединною Империей полномочного посланника Савву Владиславовича Рагузинского, которому в то же время велено было взять с собою и Иннокентия, если не будет препятствия со стороны китайцев. Рагузинскому велено было умолчать о епископском сане Иннокентия, а только прямо именовать его лицом духовным. Но Рагузинский не удостоил даже своим посещением Святителя во время проезда чрез Селенгинск, куда в то же время, весною 1726 года, прибыл и Иннокентий в ожидании посланника. Причиною сего было то, что еще во время пребывания своего в Иркутске, Рагузинский за и значительную взятку дал слово настоятелю Иркутского Вознесенского монастыря Антонию Платковскому, что он, Платковский, а не кто другой будет начальником Пекинской миссии.⁴⁵⁵ И точно, именным указом, 7 января 1727 года, Платковский, по ходатайству Рагузинского, был назначен настоятелем Пекинской миссии, а св. Иннокентию снова подтверждено было оставаться в Иркутском Вознесенском монастыре впредь до дальнейших распоряжений.

Впрочем, на этот раз и Святейшей Синод заставил ожидать себя недолго. Указом 15 января 1727 года он восстановил то самое определение о св. Иннокентии, которое предполагалось еще при Петре Великом, по случаю первого отказа китайцев. В силу этого указа Иркутская церковь, входившая доселе в состав Тобольской епархии и с 1707 года управлявшаяся Викарным епископом, теперь поставлена в ряду самостоятельных епархий, и св. Иннокентий наименован её архипастырем с титулом епископа Иркутского и Нерчинского. 1 сентября 1727 года святитель разослал окружную грамоту к своей пастве с пастырским наставлением и приступил к её управлению.⁴⁵⁶

Нет сомнения, что сам Промысл уготовлял неутомимого Иннокентия на служение новой Иркутской пастве, страдавшей на ту пору расстройством и неурядицами, превышающими всякое понятие. Святой архипастырь увещевал и наказывал виновных, пресекал беспорядки, давал разные инструкции, назначал доверенных лиц для решения недоразумений, предписывал духовным вести себя честно и не забывать своих обязанностей и т.п. Но самые теплые заботы были обращены блаженным архипастырем на монгольскую школу, открытую при Вознесенском Иркутском монастыре еще в бытность Платковского. Святитель исправил её помещение, завел в ней обучение церковно-славянской грамоте, вызывал способных учителей и заботился о доставлении нужных книг.

И как человек образованный, без сомнения, он поставил бы эту школу в самое лучшее положение, если бы тому не мешала скудость средств и крайняя нужда, с которыми боролся сам святитель. По странному недосмотру, при определении св. Иннокентия на Иркутскую кафедру, не было сделано распоряжения о его жаловании. Вследствие этого ему приходилось содержать школу из доходов Вознесенского монастыря, который один питал и содержал и его самого. Святой Иннокентий представил Синоду о нужде в жаловании и о границах епархии, оспариваемых Тобольским митрополитом. Синод постановил определением от 29 августа 1729 года как назначить жалованье и сумму на постройку архиерейского дома, так и, согласно прошению Иннокентия, включить в состав его епархии округи Селенгинский, Якутский и Илинский. В тоже время определение это было сообщено Сенату. Но Сенат молчал до самого 1731 года, вследствие чего Синод вынужден был войти с докладом об этом к самой императрице. И только 27 октября 1731 года определение Святейшего Синода было утверждено, и Сенат распорядился о выдаче жалованья Иркутскому владыке и денег на постройку архиерейского дома.

Но этими плодами забот святителя суждено было пользоваться уже его преемникам, а не самому св. Иннокентию. В начале октября 1731 года он, и без того не пользовавшийся крепким здоровьем, заболел и пролежал целых два месяца, не будучи в состоянии даже совершать служения для ожидавших посвящения ставленников. 25 ноября он приказал молиться в храмах Иркутска об облегчении своей болезни, и наконец утром 27 ноября предал дух свой Господу, истощенный заботами и скорбями, хотя в это время ему было только не много более 50 лет.

В 1764 году, по случаю производившихся работ под алтарем Тихвинской Иркутской церкви, в которой был похоронен св. Иннокентий, гроб святителя видели совершенно целым; даже бархат, которым он был обить, не был поврежден сыростью места. За тем, когда открыли гроб, то св. тело оказалось совершенно нетленным и издавало приятный запах.⁴⁵⁷

В царствование императора Павла I, Сенаторы Роневский и Левашов, ревизовавшие Иркутскую губернию, донесли государю о нетленных мощах и чудесах святителя. Вследствие этого в 1800 году Святейшим Синодом предписано было духовным лицам поверить на месте донесения Сенаторов. Строгое следствие вполне оправдало их известия, и вслед за сим мощи Иннокентия были торжественно открыты и по всей России предписано было праздновать память его в 26-й день ноября.⁴⁵⁸

«И се Аз с вами есмь во вся дни, до скончания века» (Мф.28:20).

1. С глубокою думою обращаем мы взор свой к прошедшему Волыни, и наша мысль невольно поражается созерцанием дивных судеб Божественного промысла, открываемых в исторических судьбах её самым живым, поразительным образом. Вот из великой семьи славянской Господь избирает приснопамятных братьев солунских для обращения и просвещения народа славянского. Руководимые силою свыше, они составляют славянскую азбуку, переводят на славянский язык Слово Божие, потом проповедуют и распространяют оное в областях разных славянских стран и народов. Но в особенности всеблагому Промыслу Божию благоугодно было, дабы они сосредоточили свою деятельность в пределах царства Моравского. Отсюда они рассылают проповедников в разные славянские соседние области, и эти проповедники, по пути, заходят в соседнюю Русь, т.е. в пределы деревней Волыни, из областей русских ближе всех примыкающей к пределам Польши и соседней с нею Моравии, и здесь посевают первые, но тем не менее глубокие семена православной веры, так что к концу жизни св. Мефодия (около 880), когда понадобилось определить границы его Моравской архиепископии, ему подчинены были и пределы земли Волынской с важнейшими и древнейшими её городами – Владимиром, тогда еще Людомиром, лежащим близ Буга, и городом Луцком, древним Луческом, издревле лежащим на берегах реки Стыри, до которых, как мы видели, по преданию, простирались пределы первой славянской архиепископии.

Потом восстает св. Ольга, и она усмирением и покорением враждебных древлян навсегда подчиняет их владычеству русскому, а вместе с сим таким образом полагает начало и тому внутреннему, неразрывному единству, в котором земля древлянская искони находится с землею Волынской, как единое с нею целое, связанное преданиями историческими, географическим положением и т.п.

О великом значении незабвенных заслуг св. благоверного Владимира для Волыни и говорить нечего, они давно оценены историей и не видеть в них особенных, промыслительных действий Божиих на пользу и спасение Волыни могут одни неверующие.

После Владимира в русском государстве настают тяжелые времена усобиц удельного времени. Жестокие бедствия, наносимые этими смутами, не менее тяжело отзываются и в судьбах Волыни, тем более, что самых уделов – на долю Волынской области, особенно на первых порах, досталось не малое количество. Так, при самом еще св. Владимире из его сыновей – Позвизд посажен был на столе Луцком, Всеволод во Владимире, Святослав в земле древлянской. Впоследствии времени видим на Волыни еще новые уделы в Дорогобуже, Пересопнице, Луцке и т.п. К довершению несчастия, младенчествующие в христианстве обитатели Волыни должны были терпеть в это время то от голода, то от моровой язвы и других бедствий. В тоже время орды диких половцев, стекаясь с разных сторон, нередко даже по призыву самих враждующих князей удельного времени, без всякого милосердия грабили, предавали огню и мечу беззащитные селения и умерщвляли всех, кто попадался в руки, с яростью и зверством, какого не запомнит история. А тут еще и Рим начал расставлять свои сети, подсылая своих сторонников, чтобы явными и тайными путями оторвать православных христиан Волыни от родной церкви и подчинить их незаконному владычеству папы Римского.

Казалось, как устоять неопытным Волынским христианам среди всех этих несчастий и искушений. Но в том-то именно и открывается непосредственное участие Божественного Промысла в исторических судьбах Волыни, что из всех этих бед и опасностей церковь Волынская вышла не только нетронутою, но и торжествующею. И в этом великом деле опять главными, так сказать, проводниками промыслительных действий Божиих являются богопросвещенные св. мужи, самим Небом прославленные за их благочестные и благотворные подвиги на Волыни и для Волыни и всей отечественной нашей церкви и государства русского.

В это время прежде всего посещает землю Волынскую и здесь умирает благочестивый Варлаам, игумен Киево-Печерский, угодник Божий, происходивший из знатной фамилии, и как сын знаменитого вельможи (Яна Вишатича), располагающий богатыми средствами, два раза путешествовавший на Восток, особенно для изучения обрядов церковных и обычаев, чтобы потом приложить их на родине.⁴⁵⁹ Без сомнения, посещая каждый раз по пути Святогорский Волынский монастырь, в коем потом с миром окончил и жизнь свою, преподобный каждый раз делился здесь своими сведениями с обитателями Волыни, и таким образом, по устроению свыше, самым непосредственным образом способствовал к устроению Волынской церкви среди свирепствовавших тогда неурядиц и треволнений. За сим блаженный Ярополк княжить и преподобный Стефан святительствует на Волыни, оба замечательные примерным благочестием и непоколебимою христианскою жизнью. Без сомнения, такие люди не могли не влиять на современников к смягчению их нравов и утверждению в подвигах веры и любви христианской. Не даром же летописец со скорбью изображает потерю блаженного Ярополка для Волыни, замечая в тоже время, что «он был тихий, кроткий, смиренный, братолюбивый», что он отдал Печерской обители все имение свое – волости Небольскую, Деревскую, Луцкую и около Киева, не любил нетрезвости и насмешек, а вместо этого любил слезы умиления, никому не мстил и был весьма образован. Тоже самое известно и о блаженном Стефане. По свидетельству почти современного ему списателя жития его, он был истинным пастырем своего словесного стада, «образ бывая всем словом, житием, любовью, духом, верою и чистотой». Высокое его благочестие и святость жизни были засвидетельствованы самим Господом, когда в 1091 году и он сподобился видеть, «свет Божественной славы от честных мощей отца и учителя своего» преподобного Феодосия Печерского, во время открытия святых мощей его. Нечего и говорить, что мог сделать и какую пользу должен был принести для Волыни такой пастырь, тем более, что епископы Владимирские в то время были первосвятителями всей обширной области Волынской. И по сказанию истории, преподобный Стефан точно «многие добродетели на успех словесному стаду сотвори, ихже ради сподобися неувядаемого славы венца». Такое же значение для Волыни имела, без сомнения, и личность блаженного Амфилохия, яко крепкого подвижника веры и благочестия, за свои подвиги прославленного Самим Господом, и т.д.

В тоже время в лице преподобного Нестора летописца земля Волынская удостаивается особого, так сказать, блюстителя образования, который нарочито отправляется в её пределы для обревизования (смотрения ради) и инспектирования её училищ и наставления учителей, без сомнения, во исполнение высших целей Божественного Промысла, который провидел, как нужно будет просвещение для Волыни в предстоящие ей темные времена литовского и польского преобладания, и потому, так сказать нарочито, во главе его поставил такого великого и образованного деятеля. С сосредоточением исторических судеб в пределах Волыни, в начале удельного периода, когда Владимир Волынский, Луцк, Дорогобуж, Пересопница и т.п. были яблоками раздора для князей Киевских, Волынских и других, на Волыни является преподобный Нифонт, и описывая в Святогорском монастыре современные ему события, становится таким образом Богодарованным историографом Волыни, и в тоже время преемником в этом знаменательном деле блаженного Нестора, который в своей летописи, как мы видели, по преимуществу описывает события Волынские. Не без особенных конечно промыслительных целей вместе с сим на Волыни является и св. Мстислав, сын Мономаха, и здесь строит храмы и монастыри в Луцке, потому что Луцк тогда уже начинал становиться центром Волыни, и создание в нем благолепных храмов и св. обителей, особенно по инициативе и на средства такого великого св. мужа, было лучшим залогом для православия Волынской области особенно в будущем, когда во времена литовско-польского владычества Луцк сделался главным городом Волыни и исходным пунктом сначала литовской, а потом латино-польской пропаганды в пределах юго-западного края России.

На Волыни потом, без сомнения, по устроению свыше княжат святые и благоверные князья: преподобный Никола Святоша и святой Андрей Боголюбский, и в тоже время св. Олег Брянский посещает пределы Волынские. Своею благочестивою, кроткою и примерною жизнью, своим благородным и миролюбивым характером, они поневоле обращали к себе сердца наших предков, и без сомнения яснее всяких доказательств давали понять всем и каждому, что может и должна делать святая истинная христианская вера, а вместе с сим, всего естественнее, располагали и удерживали волынян в недрах православия и любви христианской среди всех удельных смут и неурядиц.

К этому же времени наконец относится рождение и деятельность великого урожденца Волынского, святителя Петра Киево-Московского. А кому из русских неизвестно великое знаменательное значение этого святого угодника не только в истории Москвы и Московского Княжества, но и в судьбах всей греко-российской православной церкви, а вместе с сим и конечно страждущей долгое время православной церкви Волынской? Чрез перенесение и утверждение все. российской митрополичей кафедры в Москве, св. Петр первый положил краеугольный камень той великой силе и могуществу, какие потом получили московские князья, от которых, по пророчественному предречению святителя, все российское царство, в том числе и земля Волынская, получили полную ослабу и умирение, и окончательное торжество над всеми врагами своими как политическими, так и религиозными.⁴⁶⁰

Но не скоро еще обитателям Волыни суждено было дождаться полного исполнения этого великого предречения знаменитого родича своего. Еще не кончились бедствия удельной системы на юго-западе России, как на землю Волынскую налегла другая беда, еще более тяжелая и невыносимая, разумеем гонения латинян, набеги татарские и унию.

Сначала враги наши для достижения своих целей захотели отделить русскую, православную митрополию Киевскую от Московской, дабы таким образом совершенно устранить всякое влияние, какое московские первосвятители имели и могли иметь на дела западнорусской церкви. Но особенно попытки для достижения этой цели начинаются со времен подчинения Волыни владычеству князей Литовских (1321).

С того времени Волынь вступает в новый период своей церковно-исторической жизни, период литовский, кончившийся в заключение действительным разделением митрополии по смерти св. митрополита всероссийского Ионы (1461). В это время Господь посылает в землю Волынскую святителей Феогноста, Киприана и Фотия, митрополитов Киево-Московских, которые со многими трудностями и редким терпением объезжая землю западнорусскую, по целым месяцам и даже годам проживали на Волыни, всюду стараясь утвердить общее благо, мир и порядок. Не говорим уже о том, как например, святитель Киприан ставил епископов на Волыни, блаженный Фотий отстаивал интересы православия на Луцком съезде Витовта и т.п. Все это такие действия, которые одни могли на долгое время утвердить Волынян в вере отцов их, и без сомнения, если мы и доселе не изменили этой вере, то этому обязаны оным столпам православия, которых не даром вся российская церковь почитает своими заступниками и предстателями.

В тоже самое время на Волыни восстает и действует блаженный Феодор, князь Острожский, который до поступления своего в обитель Печерскую, единственною целью своей жизни и деятельности полагает защиту православия и русской национальности на своей родине против усилий папизма и его клевретов Поляков. Истинный и ревностный сын православной церкви, он усердно строить и украшает св. храмы на Волыни, наделяет их богатыми вкладами, и тем самым живейшим образом споспешествует к возвышению православия, тогда как папизм употреблял все усилия, чтобы раз: рушить его. В тоже время для православия Волынян необходимо было не иметь никакой политической зависимости от Польши и её латинствующих панов и правителей. Вследствие этого, когда Ягелло, великий князь Литовский, женившись на польской королевне Ядвиге, начал проследовать православие и русскую народность в пределах юго-западного края России, блаженный Феодор мужественно принял сторону православного Свидригайло, и своими победами над поляками и сторонниками Ягелло сделал то, что, не смотря на всю свою фанатическую преданность Польше и католицизму, Ягелло должен был уступить, и «не только особым законом оградил свободу православной церкви на Волыни, но и сравнял русское дворянство с польским в правах и преимуществах, и обязался оставить без исполнения все замыслы враждебные православию».

К этому же времени относится и св. Иулиания Ольшанская, которая, как святая и Богом прославленная дочь знаменитого Волынского князя, по своим ближайшим родственным связям с домом Волынских князей Заславских и другими знатнейшими фамилиями Волынскими и Литовскими, без сомнения, святостью своей жизни н примером благочестия, поневоле располагала к себе своих родичей, и таким образом, весьма естественно не мало споспешествовала к поддержанию и утверждению православия на Волыни, колеблемого от преследований и насилий латино-польских.⁴⁶¹

За тем со времени Брестской унии (1596) Волынь вступает в новый период церковной и политической жизни, период положительного латино-польского преобладания и господства и открытого гонения со стороны иезуитов и униатов. Волынь положительно обагряется кровью за сохранение православия и непоколебимую преданность вере и национальности отцов своих. В это время Господь воздвигает на Волыни прежде всего преподобного Иова игумена Почаевского. Современник Иоанна Грозного, Бориса Годунова, Алексия Михайловича и Богдана Хмельницкого, ближайший друг и сподвижник знаменитого ревнителя православия князя Константина Острожского, рожденный в период самого тяжкого латино-польского преобладания в пределах западного края России, кончившегося известною гражданскою Люблинскою унией 1569 года, и затем в течении полустолетия бывший свидетелем горьких плодов, новорожденных церковною Брестскою униею 1596 года, преподобный Иов во все течение своей столетней жизни (1551–1651) зорко следил за всеми ухищрениями и кознями врагов православия, и для этой цели занимался списыванием и распространением православных книг на Волыни, ездил на Киевский православный Собор 1628 года против Мелетия Смотрицкого, строго отстаивал имущество Почаевской обители, захваченной лютеранином Фирлеем, и вообще устроил и украшал обитель Почаевскую во славу православия.

И к славе его надобно сказать, что, без сомнения, по устроению свыше, он так успел влиять на современников, что враги даже не смели в его время и заикнуться об обители Почаевской, не смотря на то, что это была тогда почти единственная православная обитель на Волыни, и по важности своей святыни и обилию чудес, совершающихся в ней, составляла предмет самых жадных стремлений католицизма. Без сомнения, конечно, не иначе, как по устроению Божественного промысла, и святые его мощи прославлены Господом как раз в самые тяжкие времена латино-униатской пропаганды и иезуитско-польских преследований на Волыни, когда в унию переходили лучшие дворянские фамилии и униаты с иезуитами овладели почти всею Волынью, так что еще к концу жизни преподобного не было уже ни одного православного храма в Луцке, не смотря на то, что в те времена город этот был, так сказать, столицею Волыни. Покланяясь мощам своего великого поборника, православные с радостью видели, как Господь прославляет истинных заступников православной церкви, и без сомнения от его раки почерпали тот дух мужества и непоколебимой твердости, с каким они являются в это время против всех неслыханных гонений поляков, латинян и униатов.

В тоже время, в лице св. преподобномученика Макария Овручского Господь даровал земле Волынской не только мужественного поборника против папистов, которых он поражал и словом, и делом, но и непоколебимого защитника против свирепых татар, на ту пору бывших настоящими бичами Волыни, Литвы, Подолии и Украины. За то, правда, святому угоднику суждено было и окончить свою жизнь под ударами нечестивых злодеев; но он оставил в наследие верующим свои святые и нетленные мощи, у которых все угнетенные и обуреваемые притеснениями врагов находили отраду и утешение, как находят оные и теперь все, с верою к нему притекающие.

Наконец в лице святителя Иннокентия Иркутского Волынская церковь имеет замечательного труженика, по неисповедимым судьбам Промысла, пронесшего свет веры и благочестия в далекие пределы Сибири, как бы в знамение того великого единения, которое имело некогда наступить с воссоединением Волыни с государством Российским, в котором вместе с Сибирью она составляет часть огромного и страшного врагам нашим великого организма русского.

И это мы указываем факты выдающиеся, обстоятельства более других известные и поразительные. А сколько еще других подходящих случаев можно указать в исторических судьбах православия на Волыни! Кто в самом деле направил стопы богомужных Печерских иноков на гору Почаевскую, чтобы они основали здесь славную обитель в самую тяжкую пору ига татарского? Кто воздвиг у нас знаменитого князя Острожского Константина, который не щадил для православия своей родины ни собственных трудов, ни имущества, ни своего положения в Польше? Кто вдохновил известного Острожского протопопа Наливайку, брата знаменитого гетмана и мученика православия Наливайки, который умирая дал завет, дабы его погребли в поле, чтобы и кости его не лежали с латинянами и униатами? Кто привел на Волынь Хмельницкого, и по его инициативе возбуждал целые полчища отважных защитников родной церкви и национальности, и неумолимых мстителей за кровь, проливаемую их отцами и родичами за православие и преданность родному очагу? Кто затем решил судьбы Польши, и наконец из-под её власти освободил пределы Волынские и возвратил их под власть родного государства Всероссийского, с которым Волынь и по своему географическому, и национальному и церковному положению должна и без сомнения будет составлять до конца веков единое нераздельное целое? Кто воздвиг этих благородных жен Гойских, Ярмолинских, Блудовых и других великих благотворителей, сооружавших на Волыни православные монастыри и храмы в самый разгар унии и латино-польского преобладания во славу православия?

Надобно быть слишком невнимательным и даже совершенно глухим к путям небесного Провидения, чтобы во всем этом не видеть шествий одного и того же милосердого Бога Израилева (Пс.67:25), который так же велик в поразительных, великих делах, как и в делах малых, но совершаемых по Его благому смотрению и направлению. «Посмотри, писал некогда Петр Могила известному отступнику, Дубенскому архимандриту Кассиану Саковичу, посмотри на свою братию униатов, что они делают с монастырями и церквами, которые наделены были имениями... Не говорю о других меньших монастырях, которые вашею унией ниспровергнуты до основания. Пойди только на Волынь; посмотри, что делается в древнем монастыре Жидиченском, и скажи им, сколько там монахов и какой чин содержится? Посмотри на древний монастырь Дорогобужский, не найдешь ли там только архимандрита с послушником? Посмотри и на мирские церкви, до чего доведены они со времени господства ваших униатов? Но с другой стороны посмотри на наши убогие православные монастыри, угнетаемые различными бедствиями; посмотри на монастырь Тригорский (близ Житомира) общежительный, и там увидишь по крайней мере восемьдесят иноков, в великом смирении проходящих тесный путь евангельский. Взгляни еще на братства Виленское, Киевское, Луцкое (Крестовоздвиженское) и другие, как они по благодати Божией процветают в строгом благочестии. И согласись, что как было во времена апостолов среди бедствий, нужд и всяких утеснений, так и у пас православных русских, по слову Божию, сила Божия в немощах совершается» (2Кор.12:9).

Не говорим уже о том, что не многие из областей обширной земли Русской, подобно Волыни, могут похвалиться такою близостью благодатных явлений Божией Матери, которая от лет древних, так сказать, взяла эту землю под свое высшее, материнское покровительство, явившись здесь в столпе огненном, на скале Почаевской (около 1240), и доныне источая оттуда – из гор Почаевских неоскудные дары своей любви и пренебесного милосердия от цельбоносной Стопы своей и от своего чудотворного образа, на пользу и спасение всем к ней притекающим. И чем, как не знамением высшего благоволения Царицы Небесной к нам грешным можно почитать то, что святая её икона Почаевская начинает открывать свою благодатную силу на Волыни именно как раз в то самое время (1597), когда враги православия измыслили на погибель русского народа и русской народности и утвердили свою злосчастную унию на Брестском лже-соборе (1596)? Не иначе, без сомнения, как по устроению свыше, Матерь Божия и потом благоволила отдать даже на время свою святую Почаевскую икону в руки униатам (1720–1730), дабы, и от них прославляемая, она приняла надлежащие почести от самого даже Папы Римского, приславшего золотые диадемы для коронования той иконы (Климента XIV, 1733), и таким образом пред лицом целого света засвидетельствовать, что православие Волынской церкви и её заветная, родная святыня также достойны особого внимания и уважения, как и она сама наша небесная Владычица и заступница усердная.⁴⁶²

2. Что же остается делать нам после этого? Что воздадим Господеви о всех, яже воздаде нам? Неужели так и ограничимся только одним простым ознакомлением с историей жизни родных своих и близких к нам св. угодников, без всякого приложения этого знакомства к делу, к своей жизни и деятельности?

Нет, все сказанное нами поневоле налагает на нас свои особые обязанности, и обязанности, надо сказать, самые высокие и безусловные.

Желательно было бы, во-первых, дабы все православные священники Волынской епархии вменили себе в непременную обязанность поминать не одного только преподобного Иова игумена Почаевского, как это делается в настоящее время, но и всех вообще святых угодников волынских, особенно на литиях, в отпустах, и вообще, где таковое поминовение полагается по уставу. Для этого, применяясь к подобным поминовениям киевских угодников в киевских богослужебных книгах, можно бы поминовение это совершать следующим образом: «Спаси Боже люди твоя.... и проч. Святых славных и всехвальных апостол, святого равноапостольного князя Владимира и блаженные российские княгини Ольги; Иже во святых отец наших равноапостольных Кирилла и Мефодия первоучителей славянских; иже во святых отец наших и вселенских учителей.... иже во святых отец наших всея России чудотворцев: Михаила, Петра, Алексия, Ионы и Филиппа, Макария, Димитрия, Митрофана и Тихона, и преподобных отец наших Стефана и Амфилохия Печерских епископов Волынских, святых славных и добропобедных мученик... и святого преподобномученика Макария, архимандрита Овручского: преподобных и Богоносных отец наших... и преподобных отец Иова Игумена Почаевского и Феодора князя Острожского; святых праведных Богоотфц Иоакима и Анны, и святого праведного Ярополка князя Владимиро-Волынского, блаженные Иулиании девы, княжны Домбровицкие-Ольшанские (и святого, егоже есть день) и прочее.

Та же самая мера должна быть приложена и к остальным святым, принимавшим участие в исторических судьбах Волыни, особенно на местах их жизни и деятельности, как-то по отношению к преподобному Нестору летописцу и Олегу Брянскому, во Владимире-Волынском, по отношению к преподобному Варлааму и святителю Нифонту в селе Зимном, к св. Андрею Боголюбскому в Луцке, Дорогобуже и Пересопнице, к преподобному Николе Святоше и блаженному Мстиславу в Луцке, и т.п. Можно бы пожелать также, чтобы имя святителя Иннокентия Иркутского, как уроженца Волынского, тоже не было забыто волынянами, и в этом отношении его всего лучше поминать в числе других святителей наравне со св. Петром митрополитом и прочими.

Совместно с этим весьма было бы полезно праздновать память св. угодников волынских не только в дни памяти каждого из них, но и всех вместе, хоть бы под именем «собора святых угодников Волынских». Для этого в особенности желательно было бы, чтобы, по примеру Лавры Почаевской, назначено было 25 мая, как день ознаменованный спасением нашего Великого государя, и притом, от руки поляка-волынца, и вообще по своему весеннему положению всего более удобный для празднования простым пародом на западе России, когда простолюдины отдыхают от весенних работ своих и у нас обыкновенно совершаются религиозные путешествия ко св. местам в Почаев, Киев и т.п.

Если бы означенные цели были достигнуты, тогда можно бы обратиться к епархиальному начальству с просьбою об открытии на Волыни особых братств с специальною целью для распространения сведений о родных угодниках и совершения их памяти в Волынской губернии. Братствам этим всего приличнее было бы соединиться под знамена нашего приснопамятного братства Кирилло-Мефодиевского Острожского, почтившего своим наименованием незабвенные заслуги св. братьев для всего славянского мира и нашей земли Волынской, и по его инициативе, сообразно своему назначению, прежде всего избрать своими покровителями святых угодников, находящихся к ним в таких или других отношениях. На первых порах полезно было бы, если бы таковые братства появились хоть в уездных городах Волынской губернии, и соответственно этому братство Владимирское могло бы устроиться например, во имя св. благоверного Ярополка, Дубенское во имя преподобного Иова, так как здесь угодник этот подвизался более 20 лет, в качестве игумена Дубенского Честно-Крестского монастыря; Овручское – во имя преподобномученика Макария Овручского; Луцкое – во имя пр. Николы Святоши; Ровенское – во имя св. Андрея Боголюбского, так как местечко Пересопница, где был князем этот св. угодник, находится ныне в пределах уезда этого города; Заславское – во имя св. Иулиании Ольшанской. Затем Староконстантинову всего приличнее было бы избрать своим покровителем пр. Феодора Острожского, так как известно, что этот город происхождением своим обязан потомку сего святого, князю Константину Острожскому; братство Кременецкое – могло бы устроиться в честь чудотворной иконы Божией Матери Почаевской, так как икона эта искони числится в пределах уезда, принадлежащего Кременцу; Ковельское – во имя святителя Петра митрополита, так как в уезде этого города и теперь, как мы видели, указывают следы обители, в которой, по преданию, угодник Божий был игуменом на Волыни. Затем самое наименование Новоград-Волынска прямо показывает, что ему всего приличнее стать под покровительство преподобного Стефана епископа Волынского; равно как и значение Житомира, как губернского города Волыни, говорит прямо, что ему всего нужнее и необходимее посвятить свое братство имени всех вообще св. угодников Волынских. Острог в особом братстве не нуждается, так как имеет уже свое братство обширное и замечательное.

Основный девиз всех этих братств должен быть: ежегодное совершение памяти избранного покровителя местного братства, равно как и всех св. угодников Волынских, с обязательством непременно иметь у себя иконы каждого из них в братской церкви.

Затем основанные на таких началах местные уездные братства могут приглашать к открытию таких же подчиненных себе братств в сельских приходах своего уезда, дабы таким образом всю Волынскую землю покрыть сетью братств, имеющих специальною целью прославление родных угодников особенно на местах их жизни и деятельности, например, в Дорогобуже, Пересопнице, селе Зимном, Ратном и т.п. Как и уездные братства, эти местные братства, конечно, не иначе могут быть открываемы, как под условием безусловного совершения памяти святых угодников Волынских, устроения в их честь св. икон и т.п., дабы таким образом вся Волынь могла познакомиться с своими родными чудотворцами во славу православия и в посрамление, а может быть и обращение врагов его.

Равным образом за невозможностью устроят везде св. храмы или приделы во имя этих святых на местах, ознаменованных их жизнью или подвигами, волынянам не мешало бы увековечить эти места хоть на первых порах устройством приличных часовень, посвященных их памяти. Таким образом обитателям Луцка не мешало бы поставить часовню на кургане Андрея Боголюбского, тем более, что, как говорят, там и до последних времен стояла католическая каплица, посвященная имени латинского святого Яна Непомуцена. Подобно этому стараниями жителей Кременецкого уезда должна быть сооружена приличная часовня в бывшей деревне Орле, ныне Урле, при развалинах дома Орлянской помещицы Анны Гойской, где св. чудотворная икона Почаевской Божией Матери впервые явила свою благодатную силу ниспосланием света от Неё, исцелением слепого от рождения брата Гойской и т.п. Такая же часовня, стараниями жителей Дубенского уезда, должна быть воздвигнута в. местечке Козине, на развалинах замка Фирлеева, где св. икона Почаевская была около 20 лет в плену и после этого показала великое чудо наказания жены Фирлея, дерзнувшей оскорбить в ней Пресвятую Богородицу. Другие подобные часовни могут быть сооружены стараниями ровенских жителей в Пересоннице; Острожских – в Дорогобуже; Ковельских – в селе Ратном; Владимирских – в селе Зимном, во имя преподобных Варлаама и Нифонта, также в самом Владимире во имя преподобного Стефана, блаженного Ярополка, преподобного Нестора и св. Олега Брянского; в месте Искорости во имя св. Ольги и т.п.

Но особенно с разрешения епархиального начальства весьма полезно было бы для Волыни посвящать во имя родных угодников, а равно также и в честь иконы Божией Матери Почаевской, те из храмов в Волынской епархии, которые в последнее время так часто устрояются в разных местах Волыни, особенно на счет правительства. Конечно, все это надо делать с осторожностью, при помощи убеждения, хотя мы можем заметить не обинуясь, что там, где священники задумывали что-либо подобное, они не только не встречали ни малейшего сопротивления со стороны прихожан, напротив находили в них полнейшее сочувствие и даже благодарность.

Об устроении особых храмов или приделов во имя родных угодников и иконы Почаевской, а также часовень или икон, посвященных их памяти, в главных центрах Волыни, как-то в Почаевской Лавре и городе Житомире и говорить нечего. Эту обязанность взяло на себя благопопечительное епархиальное начальство Волынской губернии, и сколько мы знаем, для этого сделан прекрасный почин в Почаевской Лавре, в которой при последовавшей раскраске большего соборного Успенского храма в 1874 году все стены его по преимуществу украшены ликами св. угодников Волынских и других святых, известных в истории Волынской земли.

Дай Господи, чтобы все эти благие начинания не остались без продолжения во славу русской национальности и к торжеству православия в этом крае, искони русском, который своими страданиями и кровью сынов своих, пролитою за родину и веру отцов своих, вполне заслужил того, дабы эти вековые начала его жизни снова воссияли во всем своем величии, полно, свято и благопристойно, как это всегда могут сделать, и действительна делают люди, преданные русскому имени и св. церкви православной.