Слово в первую неделю Великого Поста

Егоже писа Моисей в законе и пророцы, обретохом Иисуса. (Ин. 1:45).

Целые тысячелетия ожидал род человеческий жертвы, которая, удовлетворив за грехи его правосудию Божию, вполне убеждала бы разум, что она соразмерна оскорблению величия Божия. Но тщетно проливалась повсеместно кровь животных, повсюду дымились на алтарях всесожжения: ни одна жертва не имела силы успокоить человеческую совесть разумным убеждением, что ей удовлетворено правосудие Божие; никто не дерзал ни об одной жертве сказать с такой уверенностью, с какой Иоан Креститель, указав на Иисуса Христа, изрек: се Агнец Божий, вземляй грехи мира (Ин. 1:29)! Посему-то, едва услышали сие свидетельство упоминаемые в нынешних чтении Евангелия ученики Иоанновы, немедленно в сокрушении сердца не только сами последовали за Спасителем, но и ближним своим сообщают утешительное известие: Егоже писа Моисей в законе и пророцы, обретохом Иисуса! Вместе с сим Апостолы прилепились к Иисусу Христу с такой решимостью, что в последствии могли говорит Ему: се мы оставихом вся и в след Тебе идохом (Мф. 19:27).

Такую же решимость производит в сердце искренно кающегося глубокое чувство бедственного состояния души в греховной неволе. Посему, если бы и у нас первейшим предметом наших желаний было единое на потребу – душевное: тο и мы приступали бы к таинству покаяния, во-первых, с истинным сокрушением сердца о нашей греховности, и, во-вторых, с неизменным предположением жить целомудренно, праведно и благочестиво.

Сокрушение, свойственное истинному покаянию, есть внутренняя, болезненная скорбь сердца, которой томится кающийся при взгляде на протекшую жизнь, от сознания, что она была сцеплением самых безрассудных желаний, намерений, поступков, что она протекла в суете и легкомыслии. И в помышляющих о вечной участи своей, живое сознание своей греховности превосходит всякую душевную скорбь об утрате временных благ, превосходит ощущение всякого рода несчастий и бедствий, какие только постигают человека в течении настоящей жизни: потому что если грех есть величайшее зло, ненавистное премудрости, благости и правде Божией; если грех доводить до потери высочайшего блага – самого Бога, то естественно гораздо более сокрушаться о том, что мы поработили себя греху, нежели о всех бедствиях, постигающих человека в сей жизни? Ибо можно ли вообразить бедствие более того, как когда обличает меня совесть, что я оскорбил Бога, Господа, Благодетеля, Отца моего, который в течении моей жизни ежеминутно изливал и не перестает изливать на меня бесчисленные благодеяния ; что я перегорчил благость Божию, потерял милость Отца небесного, лишился Его благодати, попрал своими беззакониями заветную кровь Спасителя моего, отпал от завета с Ним, преогорчил благость Утешителя Духа Святого, помрачил в себе образ и подобие Божие, осквернил одежду оправдания заслугами Христовыми, данную мне во Св. крещении! Может ли быть чувство болезненнее того убеждения, что я не только сделался недостойным предназначенного мне царствия небесного, но еще заслужил вечное отвержение от лица Божия, привлек на себя праведный гнев Божий, приобрел вечные мучения и слезы отчаяния в геенне огненной? Может ли быть злостнейшая неблагодарность, безрассуднейшая дерзость, упорнейшее противление, как пренебрежение неисчислимых щедрот Божиих, постоянное преступление заповедей Всевышнего, ожесточение во грехах, действующее, злобно вопреки благодати Божией?

Так для души, истинно сокрушающейся об оскорблении Бога своими грехами, ничего не может быть болезненнее греховного состояния. И при содействии благодати Божией, сокрушение сердца кающегося полагает благонадежное начало примирения его с Богом, потому что, признание своей виновности перед Богом и сокрушение об оскорблении Его умилостивляет Бога. Душа, сетующая о величестве зла греховного, иже ходит слячен и боляй, и очи его оскудевающи, и душа, алчущая оправдания Господня воздадят тебе славу и правду, Господи, говорит Пророк. Таким сокрушением сердца были проникнуты те блаженные, которые по общей слабости нашей природы, поползнувшись во грех, всецело обратились на путь покаяния, и слезами душевного болезнования о том испросили помилование Божие и прощение грехов своих. Так очистил Бог от грехов кроткого Давида; ибо Давид с горькими слезами молился: помилуй мя, Боже, no велицей милости твоей, и no множеству щедрот твоих очисти беззаконие мое (Пс. 50:1). Простил Отец небесный блудному сыну безрассудное поведение; ибо сей из глубины души воздыхал: Отче! согреших на небо и пред Тобою, и уже несмь достоин нарещися сын твой (Лк. 15:18, 19). Принял Спаситель снова в лик Апостольский верховного Петра после его отречения, ибо Петр не переставал оплакивать свое малодушие. Благодать Божия омыла от греховных нечистот Марию, ибо она слезами своими омыла ноги Иисуса Христа, и власами главы своей отерла их.

Искреннее сокрушение о своей виновности перед Богом, возбудив в кающемся отвращение от греховного образа жизни своей, производит в нем содействующей ему силою благодати намерение впредь провождать жизнь по воле Божией. Какое же намерение в сем отношении можно почесть признаком истинного покаяния?

Главный признак истинного покаяния состоит в решительном намерении впредь не возвращаться на путь порока, потому что, с одной стороны, не возможно и прощение грехов наших, если мы от всего сердца не гнушаемся грехами своими, не ощущаем в себе совершенного к ним омерзения; с другой стороны, если кающийся, сокрушаясь о греховном своем состоянии, не решается в тоже время всемерно стараться об исправлении своего поведения, то вся жизнь его пройдет в бесплодных предположениях о сем; в течении целой жизни, то будет томиться он желанием искреннего покаяния, то содрогаться при мысли оставить свои греховные привычки, обратившиеся как бы в природу его. Посему, хотя по временам и станет он каяться, но никогда не кончить начатого. Равным образом, намерение жить по заповедям Божьим необходимо в кающемся самое искренне, которое пронизало бы все силы души нашей. Истинное покаяние зависит еще от намерения самого пламенного, которое, объяв все желания и ощущения сердца нашего, постоянно окрыляет душу нашу любовью к Спасителю, управляет и мыслями, и начинаниями, и действиями нашими во всех отношениях наших. Наконец, признак истинного покаяния состоит в твердой и неизменной решимости, которой не в состоянии поколебать ни какие препятствия, не могут ослабить ни какие затруднения и обстоятельства жизни нашей!

Если кающийся не проникнут такой решимостью; то тщетно и само упование его на милосердие Божие, тщетна надежда и на прощение грехов его. Посему-то Давид, обратившись на путь покаяния, клятвой утвердил себя в своем предположении: кляхся, говорил он, и поставих сохранити вся заповеди Твоя (Пс. 118:106), Господи! Самое милосердие Божие обещает грешникам помилование только под условием решительного обращения на путь добродетели: отвратитеся, взывает Бог устами Пророков, отвратитеся от путей ваших лукавых и от начинаний ваших злых (Зах. 1, 4), – да оставит нечестивый пути своя, и муж беззаконный советы своя (Ис. 55:7)... Обратитеся ко Мне, глаголет Господь, всем сердцем вашим в посте и в плачи и в рыдании; расторгните сердца ваша, а не ризы ваша (Иоил. 2:12, 13), и помилую вас (Иер. 42:12)… Следовательно, только тот может утешаться надеждой на милосердие Божие, кто, сокрушаясь о своей греховности, делает все, что только состоит в его силах, чтобы снова не совратиться на путь порока!

С сей целью, приступающий к таинству покаяния должен предварительно испытать себя: тверда ли его решимость принести искреннее покаяние, или намерение его еще шатко и слабо. A испытать себя в сем отношении очень легко. Стоит только обратить внимание: подавляем ли мы в себе силой воли и молитвенных воздыханий греховный образ мыслей и желаний? Если ты доселе был надменным, непокорным, строптивым: ощущаешь ли в себе готовность подражать уничижению Спасителя, смирившего Себя так, что был послушлив Отцу небесному до смерти крестной? Если ты находил удовольствие в клеветах и пересудах: готов ли теперь сознаться перед всеми в злословии, которым ты обидел ближнего? Если ты ленился участвовать в общественном Богослужении: радуешься ли теперь духом, подобно Пророку, когда говорят тебе: пойдем в дом Господен? К удостоверению в искренней решимости принести покаяние содействует еще наблюдение за собой: избегаем ли случаев, увлекавших нас в грехопадения? Решились ли мы всемерно удаляться от дурных сообществ, от соблазнительных мест и зрелищ? Отвращаемся ли мы от нескромных игр, забав и всего того, что увлекает в растление нравов? Без такой решимости покаяние наше будет ложно, обманчиво; ибо по слову Мудрого: любяй бедство впадет в не (Сир. 3:25)! а Тот, кто больше Соломона, говорит: аще око твое соблажняет тя, изми е, и верзи от себе: добрейше ти есть со единем оком в живот внити, неже две оце имущу ввержену быти в геенну огненную (Мф. 18:9).

И так, если, углубляясь в себя, сознаем, что нет еще в нас искренней решимости принести покаяние, заслуживающее прощения грехов: то значит нет в нас, братья, и искреннего сокрушения о том, что мы грехами своими преогорчили благость Божию. О сем-то более всего и стенать должно, что мы не чувствуем сокрушения о грехах наших. Для нас необходимо самое усильное покаяние и много, много слез, потому что мы и бесчувственно грешим и безмерна тяжесть грехов наших!

Господи Боже наш, Душе Святый! Сокруши окаменение сердца нашего, даруй нам образ покаяния и твёрдую решимость жить по Твоим заповедям. Аминь.