Слово в день Усекновения главы Святого Иоанн Крестителя.

Есть стыд наводяй грех, и есть стыд слава и благодать. (Сир. 4, 25).

Это изречение древнего библейского мудреца разъясняет нам одну нравственную черту, выразившуюся в обстоятельствах мученической кончины святого Иоанна Крестителя. Стыд Ирода сознаться пред своими придворными в безрассудности клятвы, данной угодившей ему танцовщице – исполнить всякую ее просьбу, довел его до преступного повеления предать смерти величайшего праведника, против собственного его убеждения. Это внутреннее его убеждение в невинности и благотворном влиянии св. Иоанна на его собственную загрубевшую в преступлениях душу возбуждало в нем смущение и стыд пред самим собою. Но в порочном его сердце проблеск стыда истинного пред своею совестью был подавлен стыдом ложным перед людьми. Для выхода из затруднительного положения путем сознания в безрассудстве данной клятвы и раскаяния, у него не достало честности и мужества, – и преступление совершено. Так есть один стыд наводяй грех, и есть другой стыд слава и благодать.

Конечно, не без особенной цели св. Евангелистом Марком с такою ясностью раскрыта в печальном опыте эта борьба между стыдом ложным и истинным, и эта несчастная победа первого над последним. Цель эта, – общая всем евангельским повествованиям, – преподать нравственный урок верующим на все времена. А этот урок о внимании к стыду истинному и о хранении себя от стыда ложного особенно нужен христианам нашего времени.

Нет надобности много объяснять, какую страшную силу получил в наше время стыд ложный, т. е. стыд перед людьми и их мнением, становящийся на место стыда истинного пред Богом и совестью. Возобладали в ученом мире враждебный христианству учения, нельзя не следовать им, или по крайней мере неудобно бороться с ними: стыдно показаться врагом современного просвещения; хотя с чужого голоса, хотя наобум, а надобно повторять современные так называемые либеральные мысли. Вводятся обычаи, разрушающие нравственный порядок церковной и семейной жизни, – нельзя не следовать им, хотя совесть и восстает против них: стыдно идти против общего направления века, когда все так восхваляют современные усовершенствования во всех родах жизни – частной и общественной. Выходит мода в одежде, нередко безобразная, и не удобная, и вредная для здоровья -нельзя не следовать ей: стыдно перед людьми, когда все ей следуют, хотя для большинства любителей моды это и дорого, и средств у них мало, и семейства их от этого страдают. Смущается юноша, когда развратные товарищи влекут его к преступным удовольствиям, – нельзя бежать от них: это значило бы противиться современной цивилизации, да и стыдно показаться недорослем, боящимся гнева отца и матери и не умеющим завоевать себе свободу. Внутренне страдает девица, попавшая в общество людей, поставивших себе целью развитие и высвобождение женщины из-под влияния старинных христианских правил скромности и целомудрия, но она вопреки совести молчит и не выражает негодования: стыдно показаться непонимающею современного движения к установлению полноправности и равенства женщины с мужчиною и свободного отношения полов. Вот стыд наводяй грех. И мы видим своими глазами, какое множество грехов от него разливается в нашем обществе.

Раскроем с большею подробностью библейское учение о другом стыде, плодами которого являются слава и благодать, т. е. совершенство и благополучие.

Стыд истинный, как прирожденное свойство души человеческой, проявляется в двух видах. Первое, наиболее для нас понятное, движение стыда – это страдание души по совершении нравственно неприличного поступка, или преступления. Мы с детства помним, как во дни невинности мы внутренне страдали, когда уличали нас во лжи, употреблении неприличных слов, обиде братьев и сестер и т. под. Еще более памятны нам первые падения, состоявшие в свободном и сознательном нарушении заповедей Божиих, разрушившие наш внутренний мир и блаженное состояние невинности. Здесь стыд есть болезненное ощущение души, входящее в состав целого ряда нравственных страданий, называемых угрызениями совести, и относится как к внутреннему сознанию нашего унижения, так и к внешнему обнаружению греха, когда грешнику кажется, что все знают об его преступлении и все видят на лице его следы его позора. В этом состоянии грешник готов скрыться от себя самого и от всего мира; так скрылись наши прародители после грехопадения, услышав глас Господа Бога, ходящаго в раю (Быт. 3, 8). Освободиться от этого стыда можно только искренним раскаянием во грехах, исправлением жизни и внешнего поведения.

Другой вид стыда, менее нами понимаемый и наблюдаемый, есть стыд предварительный, предупреждавший грехи и преступления. Он есть смущение души при виде нравственного неприличия, при появлении соблазна и приближении греха. Он переходит в страдание, когда невинная душа пред опасностью греха трепещет как горлица при появлении хищного ястреба. Это прирожденное и драгоценное свойство души человеческой. Если бы материалисты обратили на него должное внимание, то по одному этому чувству не смешали бы человека с бессловесными животными. Стыд в этом смысле можно назвать обонянием души, которое дает ей возможность издали чувствовать смрад греха и отвращаться, от него. Как телесное чувство обоняния предохраняет нас от вредной пищи, питья и от зараженного воздуха, так чувство стыда предохраняет нас от греха. Как притупленное обоняние лишает нас способности замечать вредное для нашего здоровья, так ослабление, или утрата естественного чувства стыда подвергает нас опасности освоиться с зловонием греха, придышаться и привыкнуть к нему, как бедные люди привыкают к зараженному воздуху в гнилых помещениях. Есть и внешний показатель сохранения в нас цельности и чистоты этого тонкого чувства – это краска стыда на лице невинного человека при одном двусмысленном слове или при виде неприличного поступка. Есть внешнее свидетельство и утраты стыда, – это беспечное, а при глубоком развращении и дерзкое выражение в лице человека даже при виде самых возмутительных картин разврата. В первом случае, при тщательном охранении чувства стыда и при внимании к его указаниям на опасности соблазна и греха, воспитывается в душе нашей в качеств навыка, имеющего характер добродетели, – стыдливость, или постоянная опасливость греха. Библейский мудрец особенно высоко ставит стыдливость в женщине: благодать на благодать жена стыдлива, говорит он (Сир. 26, 18), т. е. высшее достоинство и красота женщины есть ее стыдливость. Во втором случае, при постепенно возрастающем пренебрежении к чувству стыда и притуплении его, является равнодушие к соблазнительным явлениям, а потом и совершенное бесстыдство не только при виде, но и при совершении преступлений.

Из этого видно, какое великое значение в нашей нравственной жизни имеют стыд и стыдливость. По учению христианскому, семя греха появляется в уме нашем в виде нечистой мысли, потом падает в сердце и в почве его пускает корень в вид нечистых ощущений, затем обнаруживает свои горькие листья в соблазнительных словах, и наконец приносит свой смертельный плод в преступлении закона Божия: похоть заченши раждает грчьх, грех же содеян раждает смерть (Иак. 1, 15). На всех этих степенях развития греха стыд преследует его. В состоянии невинности мы стыдимся собственной своей грешной мысли и чувства, стыдимся своего и чужого нецеломудренного слова, и при первом страстном порыве к гpеxy чувствуем стыд в виде общего душевного потрясения и страха, сопровождающегося внутреннею борьбой, и только в самозабвении, проломивши эту спасительную ограду, низвергаемся в пропасть греха, оставаясь со стыдом посрамления и печалью в сердце. Эта история наших грехопадений всем известна. Поэтому мы можем понять, какое охранение невинности и доброй нравственности составляет стыдливость, и какие широкие ворота греху в нашу душу растворяются с утратою стыда. При стыдливости человек бежит от греха; при утрате этого чувства, движимый плотскими побуждениями, сам ищет греховных наслаждений. При стыдливости он уклоняется от общества развратных людей; при бесстыдстве ему любезнее товарищество буйных развратников, чем людей нравственно благородных и честных. При стыдливости и малая допущенная вольность в нравственном отношении надолго оставляет сожаление в душе неиспорченного человека; при бесстыдстве любимый разговор развращенных людей составляют соблазнительные рассказы и в виде особенного геройства выставляются безнравственные успехи и победы. При остатке стыдливости и испорченный человек старается скрыть свои нравственные недуги, а при совершенной потере стыда порок выставляется наружу, зло становится открытым и соблазн принимает размеры нравственной заразы, поражающей целые общества. Таковы в наше время собрания и гульбища сопровождаемые безнравственными оргиями; таковы театральные представления, соблазнительные по мысли и содержанию, бесстыдные по обстановке. А одобрения и восторги, изъявляемые при таких представлениях со стороны зрителей, представляют доказательство крайней испорченности общества и утраты не только стыдливости, но и чистого эстетического вкуса.

Что стыдливость есть охрана добродетели и узда порока, это знали и языческие лучшие мыслители и учители нравственности; они высоко ставили стыдливость и вооружались против открытого разврата. Но во всей полноте это учение раскрыто в христианстве под общим именем целомудрия, т. е. цельности, правоты и чистоты духа, при которой становится преступлением и нечистая мысль и воззрение с вожделением (Мат. 5, 28). Осторожные и целомудренные отношения полов ставятся в основание душевной чистоты, так как ничто столь решительно не разрушает правильного течения нашей внутренней жизни, как преступные плотские связи, наполняющие ум нечистыми помыслами и сердце страстными вожделениями, расслабляющие силу воли и поражающие душу нашу болезненною немощью в совершении всякой добродетели. Здесь то по преимуществу и поставляется учением христианским на страже целомудренная стыдливость, очищаемая молитвою и охраняемая всегда присущею душе христианина благодатью Божией. Она то, эта ангельская стыдливость не допускает рассеянного взгляда, неосторожного слова и прикосновения по опасению, что страсть, как электрический ток, быстро передается от одного лица другому. Она то и охраняла в народах христианских молодые поколения от нравственного растления до заключения благословенных супружеских союзов и обеспечивала на всю последующую жизнь добрую нравственность и благополучие семейств.

В наш век как будто намеренно все направляется к изгнанию из обществ стыдливости и водворению в них неограниченной свободы в обнаружении всех дурных свойств природы человеческой. Современная философия не признает наследственной порчи природы человеческой вследствие грехопадения прародителей, и потому всякие порочные явления в ней признаются законными, потому что они естественны. Наука без всякой осторожности для пользы телесной, в ущерб нравственной, раскрывает даже перед девицами все тайны природы, требующие прикрытия. Искусство в изваяниях, картинах, рисунках периодических изданий выставляет соблазнительные изображения телесной красоты и сладострастные сцены без всякой заботы о том, кто и с какими мыслями будет наслаждаться этими произведениями. Всем известно, по каким распутьям разврата и преступлений водит читателей обоего пола и всех возрастов легкая европейская, а отчасти и наша литература последнего времени, как бы заботясь о том, чтобы дать образованным людям самые верные средства утратить скорее внутреннюю стыдливость, и приучить их к разврату в действительной жизни. В общественной жизни, кроме бесстыдных зрелищ, о которых мы говорили, свобода отношений между полами, во многих публичных собраниях, нецеломудренность в одежде и разговорах, все располагает к утрате тонкого чувства стыдливости. Даже дети обоих полов в нарочно устраиваемых собственно для них балах, и так называемых детских утрах как бы заранее освобождаются от своей невинности и робости. Удивительно ли после этого, что у нас жены бросают мужей, а мужья жен своих, дочери убегают из домов родительских в развратные запрещенные сборища молодых людей не только здешних, но и заграничных; сыновья с раннего возраста оставляют книги и бросаются во все роды преступных удовольствий? Многими и многое в этом порядке жизни извиняется и оправдывается; иные и сознавая опасность такого положения, с чувством беспомощности говорят: ,,что делать? Ныне такое время “. Как будто время есть какая-то непобедимая сила, влекущая нас против воли к развращению и бедствиям, как будто не мы сами делаем время таким, или другим, т. е. благоприятным для христианской добродетели, или затрудняющим исполнение нравственных обязанностей. Изменимся сами каждый в своем кругу, усугубим осторожность и бдительность по отношению к современным соблазнам, – и изменится наше время. Это трудно при общем нравственном расслаблении, но необходимо для нашего собственного блага. При доброй воле и помощи Божией все возможно.

Но древний мудрец, как мы видели, в особенное совершенство, а следовательно и в особенную обязанность вменяет стыдливость женскому полу: благодать на благодать жена стыдлива. Сама природа одаряет женщину особенною силою стыдливости,, и тем дает понять, что в женском поле она должна быть охраняема с особенною заботливостью. Если общество бесстыдных мужчин представляет противное зрелище, то общество утративших стыд женщин становится еще более возмутительным и жалким. Можно по справедливости сказать: погибло то общество, где женщины утратили стыд. И в этом не трудно убедиться. Женщине принадлежит первоначальное воспитание детей. На ней лежит обязанность охранять невинность детских душ, и заблаговременно подавлять в них всякое проявление дурных склонностей. Но как это делается? Не наставлениями и рассуждениями, которых малые дети не понимают, а простым пробуждением в них естественного чувства стыда, простым и коротким словом: „стыдно“. Это краткое указание на естественную потребность хранить чистоту нравственного чувства, соединяемое с христианским, столь же кратким указанием: „ грех “, пробуждающим в невинной душе чувство страха Божия, – составляет самый верный способ первоначального нравственного воспитания. И вокруг понимающей это матери, и представляющей в себе пример целомудренной стыдливости, вы никогда не увидите детей неприлично одетых, распущенных и дерзких. Стыдливая жена не только девиц, но и взрослых сыновей, занимающих вне дома неблаговидные привычки, одним своим словом приводит в порядок; она и забывающегося мужа одною краской стыда на лице своем и выражением оскорбленного достоинства заставляет опомниться: она и на гостей своих, кто бы они ни были, одним своим скромным видом и целомудренным взглядом налагает печать сдержанности и приличия. Это могущественное влияние женской стыдливости признают даже испорченные мужчины, прекращая при появлении женщины вольные речи. Не то видим мы в семействах, где хозяйка дома и своим и чужим подает пример развязности и вольности, давая понять, что в ее доме царствует свобода, что у нее все позволено. Из таких домов и выходят дети, которым впоследствии никакими усилиями нельзя внедрить в душу утраченную стыдливость, и которых так трудно удержать на пути чести и нравственного приличия. Какое значение каждая женщина имеет в своем семейном кругу, такое же и все женщины, взятые вместе, имеют в целом обществе относительно окружающей их среды. Там, где они во всех вселяют уважение к себе и опасение оскорбить их нравственное чувство, там сдерживаются страсти и соблюдаются нравственные приличия; там же, где это влияние утрачивается, всякому обществу предоставляется возможность превращать свои собрания в более или менее шумные оргии. Но великое несчастье нашего времени состоит в том, что все, как мы сказали, ныне направлено к тому, чтобы лишить современную женщину этой нравственной силы и этого лучшего ее украшения. Не только сторонние молодые люди, пропитанные современными воззрениями на положение женщины в обществе, стараются освободить ее от стеснительных уз стыдливости, но и сами мужья при поздней женитьбе, прошедши в холостой жизни все роды развлечений и приобретшие дурные привычки, становятся во вред себе и семействам своим, скажем прямо, развратителями своих жен.

Как же возвратить стыдливость и целомудрие в наши семейства и в общество, когда они утрачиваются?

Для этого нужно, во-первых, восстановить в семействах под руководством нашей воспитательницы, православной Церкви, благочестивое настроение в поведении всех взрослых членов семьи, – родителей, родственников и старших детей, чтобы и малолетки чувствовали этот дух благочестия, который столь же животворно действует на нравственное течение духовной жизни, как чистый воздух на здоровье тела. Благоговейное отношение ко всему божественному и священному, прилежание и порядок в занятиях, приличие в одежде, осторожность в слове при напоминаниях молодым людям о приличии нравственном, обязательном не только для христианина, но и для всякого честного человека, – вот совокупность средств, или, лучше, среда, где воспитываются и охраняются чувство страха Божия и родственная этому религиозному чувству естественная стыдливость и целомудрие.

Во-вторых, в учебных заведениях, где родителей заменяют воспитатели, должен быть сохраняем тот же характер христианской семьи, откуда должны быть изгоняемы всякие вольности детей и юношей, всякие неприличные речи и движения, чтобы в жилище науки все соответствовало его благородному назначению. И это наблюдение за приличным поведением воспитанников несравненно нужнее, чем самая исправность в приготовлении уроков, так как всякий выходящий из школы может пополнить свое образование впоследствии, но утраченной внутренней стыдливости возвратить не может, а только много-много, если заменить ее соблюдением наружных приличий. Причина этому очевидна: при недостатке каких-либо познаний остается в уме и памяти пустое место, которое легко наполнить, если не опущено время, а при утрате доброго свойства нравственного немедленно на место его вселяются противоположные ему помыслы и влечения, которые изгонять трудно, а заменять добрыми навыками и еще труднее.

Наконец, в-третьих, мы много говорим о правильном настроении общественного мнения, но еще больше нужно говорить и заботиться об охранении общественного приличия, о развитии в обществе нравственного порядка и чистого вкуса. Допущение безнравственных зрелищ в театрах и еще более безнравственных гульбищ в общественных садах и на улицах больших городов, – это общественные школы разврата для молодых людей. Охранение народной нравственности настолько выше и важнее научного образования, насколько дело важнее мысли и слова. Умножение многознающих говорунов не столько необходимо для блага государств и народов, сколько умножение честных и благородных деятелей на всех поприщах общественной жизни. Отсюда видно, что обязанности начальств и правительств в христианских государствах относительно народной нравственности еще важнее, чем обязанности школьных учителей и воспитателей. Не все миллионы народов проходят чрез школы, но всем доступны публичные увеселения, и чем менее будет наблюдения за разумностью и нравственным характером этих увеселений, тем быстрее пойдет развращение и разложение народов.

Что делает наш век из девиц и юношей, куда ведет он народы христианские при торопливости, легкости и односторонности в деле образования и при ложных взглядах на развитое общества, – об этом страшно и думать. Крепок и силен духом был наш православный народ, поставленный Промышлением Божиим под руководство Церкви, а теперь и он видимо слабеет, мельчает и раз- вращается. И это в наше так называемое просвещенное время...

Скажем в духе покаяния словами пророка: Господу Богу нашему правда, а нам стыдение лиц. (Вар. 1, 15). Аминь.