Общественная и умственная жизнь Кушитов, их влияние на Иранцев. Астрономия. Письмена

Государственная форма ассирийской и вано-ассирийской династии (царствования Нина и Семирамиды) была основана на разделении каст точно так же как и позднейшее царство Мидийцев; но оно не имело нисколько того бесчеловечного характера, который развивался естественно в странах кушитских и который привился к Брахманам Индостанским вследствие их враждебных отношений к туземцам. Признание одного сословия, в котором достоинство человеческое было попрано ногами, такого сословия, которое не смело бы дыханием или взглядом своим осквернять своих благороднейших братьев, вносило начало дикости во все части общины и должно было дать разделению всех каст резкость, совершенно чуждую Ирану, заключавшему в себе одно начало племенное. Впрочем, и в Индостане это изменение происходило мало-помалу. Первые сказки исторические ещё представляют возможность перехода из касты в касту, и кроме царей, т. е. воинов, кажется даже другие сословия могли возвыситься до Брахманства (как, например, в предании о Какшиванте³⁵. Настоящая же колыбель Ирана никогда не подвергалась искажению: касты в ней представляли всегда простодушное разделение государственных работ. Каждая имела своего представителя, главу или царя, подчинённого общему представителю, главе государства. Не было ни презрения, ни вражды между сословиями, и кожаный передник кузнеца Кава³⁶, усыпанный алмазами, был славой мидо-персидских царей и предводил их завоевательные дружины.

Просвещение Хамидов проникло, как мы уже сказали, в самое сердце Ирана, внося в одно время начала усовершенствования и искажения. Восточные области характером своим разнились от западных, отделяясь от них, в смысле религиозном, преимущественным поклонением воде. Было ли это отличие коренным или привитым от их соседей, Кушитов индусской долины – трудно определить. Оно могло быть следствием быта земледельческого в странах, бедных водами, оно могло быть занято от жителей долин Гималаев и Инду-Кху, у которых особенно царствовало поклонение рекам, олицетворённым в виде змей, и царь этих благодетельных змей носил имя Нила³⁷, напоминающее царственную реку африканских Кушитов. Как бы то ни было, восточный Иран представлял особенно развитие улучшений бытовых, хотя выходцы его, Брахманы, воздвигли в Индостане бессмертный памятник философского труда, духовный памятник, величием своим равняющейся несокрушимым громадам кушитских пирамид. Иное было влияние нового просвещения на западный Иран. Занятое у Кушитов, оно пробудило дремлющие силы разума в благородном племени и получило новый и высший характер. Огонь, которому поклонялись горные Азы и Мидийцы, как будто бы очищал их помыслы. Земля, из которой избранный родоначальник Израиля вынес светильник неугасаемой истины и древних, святых преданий, долго хранила чистоту веры и духовного богопознания, переданную ей сынам своим – Пеласгам и Германцам и возобновлённую в ней самой собирателями или сочинителями позднейшей Зендавесты. Ум, пробуждённый южным стремлением к науке, скоро оторвался от изучения земных явлений и обратился к небесам, в которых невольное, детское чувство видит жилище духовного творца миров. Халдеи и прибрежье Каспия усовершенствовали астрономию. Древние циклы, разочтённые с верностью, свидетельствующей о наблюдениях постоянных и точных, превосходнее позднейшего гиппархова. Светлый, безоблачный, прозрачный воздух, смелые и высокие здания или вершины гор, с которых глаз обнимал пространные горизонты, и поклонение огню, как чистейшему символу божества: таковы были побудительные причины и пособия, подвинувшие вперёд науку небознания. Топография созвездий, которая, как уже сказано, приняла живую форму рассказа вместо мёртвой формы описания, явно указывает на иранский источник: сказка, заключённая в ней, принадлежит народам, враждующим против змеепоклонения. Предания древности, согласно с выводами науки, приписывают Халдее и её пастырям глубочайшие знания астрономические. Соседи Халдеи, горные Азы, независимые братья Мидийцев, изобрели около того же времени науку гласовых письмен. По преданиям Персии, Тахмурасп, один из Пишдадиев, т. е. из династии олицетворённой в Джемшиде или Семирамиде, воевал против Дэвов (прозвище, данное Азам) и, победив их, принял от них мудрость чтения и письма.

Из этого сказания можно предположить, что в самом Иране были временные раздоры, и что жители Мизендерана и Каспийских берегов хранили свою независимость во время царства бактро-ассирийского.

До́лжно, однако, заметить, что хотя многие доводы подтверждают предания Персии, но весьма сомнительно, чтобы действительно существовали уже в то время враждебные отношения между Мидией и прикаспийской страной. Прозвище Тахмураспа, Дивбенд и Рибавенд, указывающие на победу над Азами и Ванами, не могли принадлежать царю ванской династии и вероятно перенесены на него с которого-нибудь из преемников Феридуна, т. е. из позднейших царей мидийского поколения. Эллинский алфавит, которого характер принадлежит к полной гласовой системе, заимствован по большей части из шатких и полугласовых систем приморской Сирии. Сродство многих букв эллинских с финикийскими не подвержено сомнению; предание о финикийском начале письменности в Элладе, само по себе вероятное, как предание древнее, вполне подтверждается сравнительной критикой. Но не до́лжно искать одного начала в какой бы то ни было отрасли образованности или жизни такой страны, которая все свои стихии как племенного состава, так и духовного развития получила из двух разнородных источников. Грамотность и образованность мало-азийская, бесспорно, связанная с чисто иранскими и вероятно с восточно-иранскими первообразами, имела сильное влияние на Элладу. Вообще горная страна демавендской цепи и её отрогов выказывается явным средоточием во многих отраслях жизни умственной и религиозной. Между прочим, до́лжно заметить, что прибрежье Тигра, примыкающее к области древних Азов, представляет столкновение двух форм письменности гласовой, именно справа налево и слева направо. Обе формы соединены в страны, получившие всю жизнь свою от нашествия Аза-Ванов, в Скандинавии, под названием рун простых и рун обратных. Клинообразные же надписи, принадлежащие той же области при-тигрской, представляют разительное, но кажется ещё незамеченное сходство с третьей, самой таинственной формой письменности: скандинавской, со счётными Рунами (Цал-рунар). Избрание этой формы для надписей объясняется легко святостью предмета и особенным удобством её для насечки на камне; а отклонения от простого закона счётных рун принадлежат времени введения многосложных и искусственных правил. Дальнейшее искажение их и бо́льшая искусственность проявляется на берегах Евфрата, на кирпичах древнего Вавилона.

Небознание, новая наука, вещественный плод духовного стремления, получило в одно время характер сказки и характер таинства. В обоих видах она проникла в религию и жизнь народов. Сказка обратилась в миф, а с другой стороны те таинственные значения, которые были приписаны ходу небесных светил, перешли в сказку. В этом заключается одна из причин сбивчивости древних мифологий и пустых толков позднейшей учёности, часто находившей и везде искавшей астрономию в религию, тогда как уже первая звёздная сказка носит на себе приметы предшествовавшего религиозного раздора между поклонением жизни – змее и свободному духу – огню.

К родине астрономии примыкают народы, действительно приносившие свои моления звёздам небесным (или воям небесным), последователи Цабеизма. Чище и яснее всех держались этого мнения выходцы страны при-араратской, семитская семья Геламитов, увлечённая торжественным движением Ирана на Юг в кушитскую Аравию, где она пришла в соприкосновения и столкновения, часто враждебные, с Аравитянами, – Хамидами, поклонявшимися Шиве-Дионизосу. Впоследствии оба племени смешались более или менее в разных округах; но тип африканский исчез не везде, несмотря на победы Геламитов. Светопоклонение, принимая всё более и более характер исключительного огнепоклонства, стало резче отделять средний Иран от восточного. Распря религиозная вероятно усилила бытовые различия между Азами и Ванами и дала повод к долгой и жестокой борьбе.

Замечательно, что в сумерках богов Аза-Тор противопоставляется водяной змее, а Ван Фрейр – огненному Суртуру. Давно уже народы разошлись, и вековые вражды заменили древнее братство. Тысячелетие протекло в кровавых распрях племён; но жизнь ещё не размельчала, семьи не совсем разрознились, и какая-то память старого, кровного союза и старых дружеских сношений ещё жила в униженном человечестве. Племена действовали великими массами, и мысль ходила просторно по земле. Открытие, сделанное на одной точке земного шара, могло легко распространиться во все концы его, и наблюдения, сделанные халдейскими пастырями, перешли, в виде науки или сказки, ко всем народам, принимая везде особенные образы и характер. Хамиды, давшие первое учёное движение иранскому племени, заняли от него новое, таинственное занятие, изменяя многие символы его и присваивая себе несправедливо славу самого изобретения. Кажется, собственно Кушитам принадлежит новое разделение года на шесть двухмесячий и на три четырёхмесячья. Оно находится более или менее ясно в Египте, Индостане, Китае и даже Мексике в связи с символами Шиво-Буддаизма, между тем как собственно иранским землям более свойственно было разделение года на четыре трёхмесячные времени. Впрочем, некоторые познания астрономические были древнее нового развития науки. Верная ориентация пирамид и других памятников свидетельствует о древних наблюдениях, общих всем племенам и предшествовавших их разделу, хотя самая форма пирамид, безвкусие их постройки, отсутствие религиозного характера и ненависть Египтян к их строителям указывают уже на влияние Ирана, на эпоху смешения, и на царственную династию, высвободившуюся из-под ига одностороннего направления чисто кушитской мысли, хранившейся у касты жрецов, представителей вещественной мудрости Хамидов.

Наука гласовых письмен, несколько позднейшая астрономии и менее заманчивая для воображения, распространилась не так скоро и не так далеко. Сказка астрономическая проникла в пустыни, переносилась из края в край кочующими народами и радовала созерцательную склонность даже одиноких семей. Для письменности нужны были общительность и постоянные сношения или стремление к науке; но там, куда проникла новая стихия просвещения, являлся вслед за ней целый ряд великих изменений. Главнейшими из них были большая твёрдость науки, возможность кодификаций и неизменность языка в тех странах, где самый характер просвещения и жизни (как у Хамидов) не служил достаточным ограждением для слова. Письменность символическая или иероглиф мысли в Египте и Китае, как уже сказано, заковывал мысль в данные системы, но оставлял языку полную свободу искажаться. Письменность гласовая оставляла свободу мысли и заковывала слово. Она совершенно самостоятельна, между тем как иероглиф в начале своём есть только бытовое применение искусства. Иероглиф мысли перешёл, как известно, в иероглиф звука, т. е. в письменность гласовую, но сохранил навсегда след своего первобытного образования. Очень вероятно, что самый этот переход произошёл в касте жреческой, но уже под влиянием чуждого просвещения. Дальнейшее развитие письменности гласовой, иератическая и демотическая, суть уже просто займы, сделанные Кушитами у Иранцев с разными изменениями. Те страны, в которых победа скоро осталась за Ираном в борьбе с его южным противником, не знают иероглифа. Другие, в которых, как в Индостане, борьба была продолжительна и в которых, однако же, нет примет символического письма, свидетельствуют о колонизации, предшествовавшей ещё изобретению иероглифа и уже не принявшей письменности кушитской по явному превосходству системы иранской. Не в Египте, но в колыбели его образованности, в Эфиопии начало деканского населения и деканского художества. Китай, более отдалённый и позднее колонизированный или, по крайней мере, просвещённый, стоит в большей зависимости от Египта. Письменность его имеет, очевидно, одно и то же начало, как и иероглифы: символизацию мысли. Большая простота зависит, вероятно, от первоначального преобладания Буддизма, который связан неразрывно с Шиваизмом как его внутреннее прямое отрицание, но в то же время представляет в сравнении с ним характер совершенной простоты, безыскусственности, так сказать, трезвости и положительной пользы.

Отрицание прямое никогда не выносит мысли человеческой из той области, в которой оно застаёт её. Отрицательное число есть число бесконечное; как отрицание конечное, оно живёт в мире конечности; отрицательный плюс находится в прямой зависимости от своего положительного плюса, и протестантство истомляется в бесплодной борьбе на почве, созданной римским католицизмом. Таково всегда и везде отношение Буддизма к Шиваизму. Он вечно стремится к освобождению духа и в тоже время принимает молча начало необходимости во всех проявлениях, следовательно, нигде не может достигнуть свободы. Логические законы неумолимы, и рационализм, один раз овладев какой бы то ни было областью мысли, не может уже быть изгнан из неё. Его ничтожество в смысле жизненном узнаётся по его бесплодности, и только тот может от неё освободиться, кто, постигнув его односторонность и став вне его, нашёл для разума своего опору живую и независимую от формальности. Впрочем, рационализм, несмотря на свою внутреннюю слабость, часто напрягал духовные силы человека и был началом великих явлений в жизни разумной, общественной и всемирной истории.

Порядок первой гласовой азбуки, вероятно, останется в числе неразгаданных тайн. То же можно сказать и о форме букв. Деванагари имеет также мало притязаний на первобытность, как и английский или французский алфавит. Древнейший порядок мог бы быть угадан по клинообразным надписям, в которых явно счётное начало; но счётная азбука скоро вступает в общую колею и подвергается тем же изменениям, как и простая, а те надписи, которые сохранились до нашего времени, представляют уже азбуку искажённую и распространённую по законам совершенно произвольным.

Например, а носовой представляет составной знак из н и указания на гласную; э длинное тоже ясно составное из знака придыхания и i или е краткого; о длинное также. Невозможно отделить первоначальных стихий³⁸, но если (как вероятно) угольник означает десяток, то можно предположить, что число букв не далеко превосходило два десятка, и что буква х была окончательная. Быть может, найдутся ещё древнейшие надписи и приблизят учёных к разрешению этого вопроса.

Впрочем, сомнения насчёт порядка и формы букв не относятся к самой системе азбуки. Сличение Деванагари, клинообразных письмен и славянской азбуки приводит к одному к тому же результату, именно: что каждая согласная заключала в себе краткую гласную неопределённого звука, а краткое, среднее между а и о в Индии, среднее между о и а у Славян и среднее между а и е у Персиян.

Это не подвержено никакому сомнению в санскритском, явно в славянском по употреблению знака безгласия не только в конце слов, но и между связными согласными; и едва ли подвержено ещё спору в надписях персеполитанских.

Такая система основана на самом простом и безыскусственном начале, на необходимости краткой гласной при согласной для складов, и след её сохранился в стране, которая была колыбелью самой письменности. Все три формы письмен, прямых, обратных и таинственных счётных встречаются на прибрежье Тигра. Чистый Иран избрал простые письмена; Семиты предпочли обратное направление. Мешанное письмо или бустрофедон составился, по всей вероятности, от влияния южной иероглифической письменности по своему происхождению из живописи, равнодушной к направленно знаков; а счётная азбука осталась достоянием магов или жрецов, в позднейшие века перенёсших её тайну, хотя с другими законами, до скандинавского Севера.

Благодеяния грамотности уже признаны: от неё начинается новая эпоха жизни человечества. Но вместе с улучшениями бытовыми, с большей определённостью понятий, с большей твёрдостью наречий и с возможностью кодификаций, вошли большая искусственность в сношениях людей между собой, упадок обычаев в смысле законов, презрение учёного сословия к неучёному, излишняя важность всего писанного, утрата предания неписанного, и вследствие всего этого отдельное умствование, развитие чисто логического начала и преобладание анализа в недрах Ирана, хранившего до тех пор развитие синтетическое, связанное с обычаем и преданием.

По всем вероятностям, освобождение науки от вещественной полезности и начало астрономии принадлежат династии халдео-ассирийской; посвящение науки в служение слову, т. е. начало письменности, относится ко времени династии восточно-иранской, т. е. вано-ассирийской. Ещё позднее самоё слово сделалось предметом науки у Иранцев Индостанских, но этот новый успех мысли, спасший для нас важнейшее свидетельство об общем первоначальном языке, не распространялся никогда далее Ганга на Восток и Инда на Запад.