Падение Ассирии. Освобождение Вавилона. Его знамение

Давно уже развился эгоизм государственный, человеческий союз был расторгнут, и вооружённая рука решала судьбу народов. Но государства имели ещё другой, высший смысл, религиозный или нравственный. С усиливающимся синкретизмом верований и увеличивающимся разъединением народов, резче и резче стало выказываться преобладание воинственного начала. Нравственная и религиозная жизнь государств исчезала с помрачением самого смысла религиозного; внутренняя связь их слабела, и стихии торжества переходили к полупросвещённым дикарям, соединяющим любовь к славе и добыче с восторженным напряжением личных сил, умственных и физических.

В VIII столетии до P.X. царство Ассирийское распалось на части. Великолепный костёр принял последнего царя восьмисотлетней династии.

Имя Сарданапала¹²⁶ и его история, может быть, взяты из мифов, они крепко напоминают Иракла (Сандан), представителя силы духовной, впавшего в искушение вещественной жизни и очищающего себя огненной смертью. За всем тем конец династии ассирийских царей напоминает конец династии Шанг в Китае, и нет ничего невероятного в торжественном самоубийстве царя, наследника длинного ряда царей, не могущего пережить своей державы и после бесславной жизни напоминающего в смерти славу своих великих предков.

Новая ли династия взошла на престол ниневийский или прежняя продолжала править уменьшенной державой, но значение государства исчезло. Великое средоточие юго-западной Азии, некогда подчинявшее власти своей всю область иранскую, упало и уже никогда не восставало. Деятельность Ассирии ограничилась военными подвигами в стране, лежащей между Тигром и Средиземным морем и борьбой с юго-западными соседями. Это стремление к распространению власти своей в новом направлении объясняется напором средне-иранских (мидо-персидских) племён; но дикость нравов, заметная в ассирийских царях (Саргоне, Сеннахерибе, Салманасаре и других), кажется, указывает на новую стихию, изменившую прежний быт и пришедшую вероятно с приливом северных и горных народов.

Некоторые сходства заметны между религиями северо-западных Славян и тем, что нам известно о религии ниневийской, например, между поклонением Нергалю или богу войны в эмблеме петуха и таким же поклонением в Литве и славянском примории Балтики. Такое же поклонение явно отзывается в отношении Алектору¹²⁷ к Аресу; но эти сходства не доказывают нисколько влияния упавшей Ассирии на Северо-Запад. Они объясняются очень просто из распространения в Европе племени Ванов, владевших Ниневиею в конце 3-го и в начале 2-го тысячелетия до P.X.

Напор Ассирийцев уничтожил слабейшее царство сирийское и обессилевшее царство израильское. Иуда, укреплённый верой Езекии и словом пророков, устоял; Египет отбил от себя¹²⁸ поток северных завоевателей. Эти две неудачи ускорили падение Ниневии. Вскоре нахлынули из-за Кавказа полчища диких наездников (мнимых Скифов, финно-турецких племён). Их опустошительный набег погромил всю юго-западную Азию до самых границ Египта, откупившегося при Псамметихе богатыми дарами и, временно удалив от Ассирии опасность, угрожавшую ей со стороны Мидийцев, приготовил ей окончательное падение.

Весьма замечательное и загадочное обстоятельство в рассказе о скифском нашествии – основание ими поселения в Палестине при Бет-Шеане (Скифополис)¹²⁹. Трудно его сообразить с правами кочевых дикарей и можно было бы усомниться в существовании самой колонии, если бы оно не было вполне доказано сказаниями Эллинов и свидетельством Евреев. Загадка, вероятно, объясняется тем, что поселение основано не самими Скифами, но одной из оседлых закавказских общин, увлечённых разливом кочевого племени и утративших своё собственное имя. Точно тоже случилось в позднейшее время со Славянами во время переселения Германцев и Аваров.

Вавилон отделился от Ниневии. Его возмущение помогло освобождению Мидийцев; но самый Вавилон не вдруг отторгся от северной столицы: по крайней мере кажется, что преемники Набонассара находились ещё в некоторой зависимости от царей ассирийских и только мало-помалу получили полную самостоятельность. Целые тысячелетия прошли с тех пор, как великолепный город, основанный Кушитами на берегах Евфрата, подпал власти своей северной колонии, перешедшей в руки иранского народа. С тех пор Вавилон не жил отдельной жизнью и был только второй столицей царей, живших преимущественно в Ниневии; но в нём преобладал характер южный, характер вещественного просвещения, зодчества, роскоши и разврата. Иранское начало, принесённое в него завоевателями, не могло остаться без влияния, и это влияние явно во вражде Вавилонян-победителей против кумирного поклонения приморской Палестины и Финикии. Топор их уничтожал священные леса, капища и сиваические эмблемы (ашкера)¹³⁰, точно так же как меч их истреблял народы.

Это явно из свидетельств еврейских и объясняет в пророке радость священных рощ Ливана о падении Вавилона.

Но никогда Иранство не могло развиться вполне на почве кушитской. Маги или жрецы вавилонские не были совершенно идолопоклонниками, ибо существование кумиров очень подвержено сомнению, и безумие Навуходоносоровой гордости не представляет ещё характера религиозного; но самый магизм или халдеизм в его вавилонской форме принадлежит вполне системам кушитским и представлял поклонение необходимости в целом ряде органически возрождающихся триад. Память о духовности и свободном творчестве иранского божества, первобытного Бела (одного и того же, что Гель, Белен, Гелиос других племён того же корня) исчезла под примесью кушитских стихий, и Вавилон по духу религии принадлежал землям полного и безобразного синкретизма точно также как Сирия и Финикия, от которых он отличался только меньшей жестокостью в обрядах. Между тем самоё народонаселение принадлежало Ирану более, чем народы приморские, и язык носил яснейшие признаки своего коренного начала.

Кирпичи, открытые в болотах при-евфратских, до сих пор представляют неразрешённую загадку. Ключ к ним найдётся, вероятно¹³¹, из дальнейшего сравнения всех клинообразных письмен, и тогда явится больше данных для узнавания древнего наречия вавилонского; но родство его с наречиями Ирана может быть утверждено смело и безошибочно из одной формы царских имён. Преобладающие в них звуки или корни, небо и царь, явно принадлежат Ирану. Стеснение смысла слова небо (сделавшегося у Вавилонян именем одной планеты Меркурий) ничего не значит. Тоже самое происходило с этим словом и в языках западно-иранских. Характер же самых имён связывает в Вавилоне земли восточные с землями приморья и доказывает близкое родство с Ираном. Точно тоже заключение можно вывести из употребления клинообразных письмен и из некоторых религиозных преданий, например, о потопе, спасении Ксисутра богом Хоном¹³², хотя трудно отличить сказания местные от тех, которые могли быть займом от Евреев.

Издревле торговля цвела в Вавилоне: он был великим средоточием караванов, соединяющих восточную Азию с прибрежьем Средиземного моря, складочным местом для товаров Финикии и Индии. Два тысячелетия кряду обогащали его жителей, никогда ни подвергая разорениям войны, вероятно с самого начала вано-ассирийской династии. Его бесконечные стены во всей своей длине равнялись вышиной с башнями, которыми гордятся столицы новых веков. Башни его подымались выше пирамид Египта. Правда, рассказанная о его сокровищах, казалась в позднейшее время вымыслом горячего воображения Востока.

Ясные свидетельства о несметном богатстве мелкого Палестинского царства при преемнике Давида, богатстве, приобретённом в короткий срок двух царствований, могут показать, какова должна была быть торговая столица всей Азии (ибо таков был Вавилон) после двух тысячелетий благоденствия.

Вместе с торговлей цвело и просвещение. Освобождение южно-ассирийской столицы от северной при Набонассаре сделалось, как мы видели, астрономической эпохой для Китайца и Эллина; таинства древних наук хранились у могучей касты жрецов, славившихся мудростью своей ещё долго после падения царства.

Кроме показания Греков мы имеем ещё свидетельство Евреев (3Цар.2:35): мудрость египтян поставлена вместе с мудростью жителей Востока, и по всей вероятности Восток тут значит землю вавилонскую.

Довольно любопытно видеть, как трудно уму человеческому добиться самых простых изобретений. Надписи на кирпичах приевфратских вытеснялись, как известно из новейших исследований, средством, весьма похожим на стереотипию. Кувшины с вином у Римлян обозначались буквами, весьма похожими на буквы, употребляемые в книгопечатании, а сколько веков прошло до изобретения Гуттенберга или Кутногорского, кто бы он ни был, Немец или Славянин.