Влияние Египта и Финикии на Грецию, Крит и Фивы

Около того времени, как падало царство вано-ассирийское и влияние Ирана на Африку⁷⁷ прекращено было восстанием новой династии, основанной в древних Фивах, пробуждённые силы племён кушитских стали действовать на юго-восточную Европу. Почти в одно время колония с берегов Нила пристала к Пелопонесу и выходцы из Финикии принесли в Беотию и на юго-западные берега своё просвещение, свою религию и свою полугласовую письменность. Ещё прежде отозвалось их влияние в горном Крите, принадлежащем по своему населению одним и тем же началам с Элладой; но в скором времени местное племя, приняв в себя южное просвещение, освободилось от чужеземного ига и распространило свою власть на берега Эллады, вступая в частые и счастливые сражения с туземцами и с колониями Финикии. Первые шаги Кушитов обозначились художественно-строительным направлением, смелыми трудами гидравлики, тёмными обрядами пещерных таинств и введением вещественно-символической религии. Быть может, ещё грознее, кровожаднее и таинственнее была религия критских выходцев; но в то же время в ней более было склонности к человекообразию, развившемуся в позднейшее время от сказочного характера северных религий, и более было стремлений к началу духовному и просвещению мысли. Финикия во многом запечатлела след свой в Крите, в предании о лабиринте заметно некоторое влияние Египта; но ещё сильнее и важнее сродство критян с жителями Малой Азии, иранцами, принявшими в глубокой древности кушитское искажение, но не вполне забывшими духовное начало Ирана, несмотря на свирепость веры, следствие упорной борьбы, и на вкравшееся поклонение органической природе. Не в Крите зародилась Эллада, но что-то похожее на дух её будущего развития вылетело с Дедалом из тёмного плена критского лабиринта⁷⁸.

Из областей греческих первая выступает на историческое поприще Беотия. Много сказаний передано нам древними писателями о Пелопонесе, Аттике и Фессалии; но средоточие древней мифической истории было в Фивах, городе, получившем своё начало и имя от чистых Кушитов Египта, перешедшем впоследствии в руки финикийских колонистов и основавшим своё раннее значение на синкретизме веры, на «вещественном образовании и на большой строгости государственного устройства».

Предания о Фивах соединяют в себе память о великих зданиях, о крепостях, о стройной жизни, об искусствах в их низшем, вещественном значении и о царях, носящих на себе полужреческий характер Востока, а не патриархальный характер других греческих царей. Лаий и Эдип не то, что Тезей или Кодр. В них виден не анакс, а тираннос. История Фив до сих пор не совсем понята в науке.

Влияние Фив было весьма сильно; из них истекла бо́льшая часть чисто-кушитских стремлений в Элладе; около них движется вся летопись её сказочных времён от Кадма до Тезея, с которым начинается новая эра жизни. Победа Тезея над Фивами, как его же победа над Минотавром, определяет освобождение Греции от египто-финикийского мира и от перевеса предприимчивых критян. Им открываются исторические века эллинской самостоятельности и кончается исключительное преобладание южной стихии, воплотившейся в Фивах.

Колония финикийская (Кадм) не основала беотийской столицы, но заняла город, уже основанный Египтянами и носящий имя кушитского бога (Шива), перешедшее в т с придыханием и соответствующее по самим Эллинам имени Юпитера: Фивы-Диосполис⁷⁹; Финикийцы же основали крепость, известную под именем Кадмеи, основали твёрдое государство и возвысили политическое значение города. Названия городских ворот указывали даже и в позднейшее время на своё восточное происхождение, между прочим, имя ворот Онки никогда не было изменено Эллинами.

Онка, богиня сирийского поморья, едва ли не та самая, которая впоследствии смешалась в одно целое с Нейф египетской и названа была Эллинами Афиной Трипонийской. По крайней мере, в некоторых изображениях Минервы этрусской, кажется, можно разобрать слово Онка. С другой стороны, также Минерва представляется с дельфином на щите и этим напоминает Деркето финикийскую. Очевидно, что многобожие составилось из разнообразных изображений и символов двух полярных сил, мужской и женской, а позднейшее невежество приняло всякое изображение и имя за нечто отдельное и божественное. Потом эти отдельные божества снова слились одно с другим в эпоху устроения синкретизма и чиноположения народных пантеонов. Бесполезно бы было следить за ходом кушитских религий; но до́лжно заметить, что везде они сопровождались борьбой между поклонниками силы мужской, живительной, и женской, восприемлющей. Это же самое можно отчасти заметить в мифе о Тирезие, решающем спор между Юпитером и Герой; но Греция склонилась в пользу более духовного, мужского начала, и тёмная казуистика с эллинским воззрением на этот вопрос отзывается в тяжбе между истцом – Эринниями и ответчиком – Орестом.