По поводу Малороссийских проповедей^{64 (Священника Гречулевича)}

Без сомнения всякий Русский читатель порадуется появлению проповедей на одном из наречий Русского народа; но не грустная ли это радость? Не грустно ли подумать, что такое явление редкость; что слово доброго поучения никогда, или почти никогда, не облекается в формы доступные, знакомые, близкие меньшей братии нашей; что оно как будто боится унизиться, спустившись до такой неблестящей среды?

Всякий скажет, что этому быть не до́лжно; отчего же оно есть? Конечно, вина не в просветительном начале, полученном нами от Божией милости и от первоучителей Востока; вина и не в наследстве древней Руси, которая в своё время не скупилась на поучения для всех состояний; вина и не в особенных каких-нибудь отношениях учителей к поучаемым; ибо никогда не было и не могло быть чувства пренебрежения между чадами того Царствия, в котором исчезают все земные различия: в нас нет и тени такого безбожного аристократизма, да в нас и вообще нет никакого аристократизма (от чего, слава Богу, и демократизма быть не может; эти слова на Руси просто не имеют смысла). Правда, нет у нас проповедей для сельского сословия, да разве есть проповеди для других сословий? И если есть, то не так же ли они редки, как и проповеди на каком-нибудь местном наречии? Отчего же так?

В двух видах является труд человечества: в развитии общества и в развитии личностей. Совокупность обоих видов составляет желанное искомое совершенство человеческого преуспеяния в области духовной, также как и в области гражданской; но это совершенство, эта гармония не были до сих пор уделом никакой страны в мире. Везде является преобладание какого-нибудь из двух начал. Вследствие особенных обстоятельств исторического развития, нашей Русской земле досталась по преимуществу первая половина общей задачи; все силы, вся мысль человека обращались единственно к ней, и права личности были не только оставлены без внимания, но и совершенно принесены в жертву общему строительству. Таков ход нашей истории, как гражданской, так и духовной. Из этого направления истекало постоянно усиливавшееся значение вопросов, касающихся до церковного единства, и сравнительное равнодушие к вопросам личного образования или, лучше сказать; обращение живых личностей в личности отвлечённые. Естественно, что и поучения приняли такой же характер. Они сделались то рассуждениями, иногда очень глубокомысленными, о вопросах веры или общей нравственности, то выражением созерцания, часто весьма возвышенного, то излиянием чувства, вдохновенного почти до песнопения; но во всех случаях слушатель действительный, наличный, имел значение только весьма второстепенное. Он мог быть заменён другим, а поучение осталось бы то же. Таким образом, поучения не были обращаемы ни к кому в особенности и подавно к какому-нибудь разряду людей, или к какому-нибудь сословию. Что низшее, неучёное сословие менее других понимало слова поучения, это уже было простою случайностью, ибо самые-то слова не имели собственно в виду никого.

Первая половина труда нами совершена. Пора обратиться ко второй, без которой вся прежняя работа, оставаясь чисто одностороннею, потеряла бы всякое жизненное значение. Мы уже сказали, что такой односторонности она в древности не имела и впала в неё только вследствие особенного исторического развития, без сомнения несколько перешедшего свои разумные пределы. Яснее прежнего понимаем мы, что самый общий подвиг, всегдашняя цель наших стремлений, есть только итог подвигов частных, и что он только тогда плодотворен и жив, когда отдаёт полную справедливость этим подвигам частным и уважает их права.

Действительно высоко всякое человеческое лицо, как бы ни было оно низко поставлено случайностями жизни; действительно важна всякая частная жизнь, какой бы ни был круг её действий. Сознавая это, слово поучение будет, без сомнения, обращаться всё более и более к жизни действительной и к лицам действительным, а не отвлечённым. Оно будет говорить всеми наречиями, со всеми сословиями, передавая истину и сообщая совет. Таков его долг: ибо Божии дары, разум и истина, назначаются Богом для всех, хотя передаются через немногих. Кто знает истину и не сообщает её людям, тот крадёт истину у человека; кто имеет добрый совет и не даёт его другим, тот крадёт у человека разум.