Предисловие к Русской Беседе⁴⁴

Любезный читатель!

«Русская Беседа» просит твоего благосклонного внимания. Всякий журнал имеет свой характер, своё значение, свой образ действия. «Беседа» определяет своё значение самым именем своим. Простая, искренняя, непритязательная Русская беседа обо всём, что̀ касается просвещения и умственной жизни людей. Кажется, тут и объяснять нечего: всё остальное узнается из дальнейшего хода журнала. Оно и так; но всё же приятно, прежде вступления в какую бы то ни было беседу, узнать, хоть сколько-нибудь, направление и характер собеседников. Русская Беседа понимает это естественное желание с твоей стороны, любезный читатель, и постарается удовлетворить ему, сколько возможно.

В Русской Беседе ты встретишь людей, искренно любящих просвещение, от которых услышишь дельное или приятное слово, но которые более или менее разногласят между собою во мнениях касательно важных и отчасти жизненных вопросов; при всём том Беседа постоянно сохранит единство характера и направления. Какие бы ни были различия во мнениях почтенных и радушно принятых гостей, домашний кружок связан единством коренных, неизменных убеждений. Полное изложение их и приложение ко всем предметам мысли и знания – впереди; беглый очерк их встретишь ты в следующих строках.

Когда народ получает от другого первые начала письменности, просветитель передаёт ученику собственную свою азбуку, или возникает новая, более сообразная со звуковыми потребностями новопросвещаемого народа. В первом случае являются нелепые сочетания согласных, как у Славян, принявших Латинские буквы, или эс, це, га Немцев, или множество изофонетических знаков, как у Французов (например, 24 манера писать звук in и 28 манер писать звук an), или, наконец, та уродливая письменность Английская, в которой буквы ставятся, кажется, не для того, чтобы показать, какие звуки следует произносить, а для того, чтобы читатель знал, каких звуков он произносить не должен. Во втором случае является азбука разумная, как например наша Кириллица. В первом случае народ принимает грамоту, во втором грамотность. Точно то же является и при всякой передаче просвещения от народа к народу. Новопросвещаемая земля может получить в деле просвещения данные и выводы уже готовые и, так сказать, вытвердить их на память, или получить ту искру просвещённой мысли, которая должна впоследствии разгореться светлым и чистым огнём, питаемым родными материалами. Но последний случай составляет весьма редкое исключение. Обыкновенно народ-просветитель (хотя бы он был действительно просветителем только в отношении к положительному знанию) поражает таким блеском глаза своих учеников, что все явления его умственной и нравственной жизни, все даже внешние особенности его вещественного быта делаются предметом суеверного поклонения или безрассудного подражания. Таково было отчасти влияние народов Романских на племена Германские. Самолюбивая Англия обезьянничала перед Италией, а в Германии ещё Фридрих II презирал Немецкий язык. То же явление повторилось и у нас, только в размерах, гораздо больших, потому что Запад уже развил все свои умственные силы, а мы были в совершенном младенчестве в отношении к знаниям, которые мы получили от своих Европейских братий. Соблазн был неизбежен. Но время течёт; но мысль, ознакомившаяся с просвещением, избавляется от суеверного поклонения чужому авторитету по мере того, как получает большее уважение к своей собственной деятельности. Наступает период критики. Прошедшее со всею его невольною ложью отстраняется не с негодующим упрёком, а с добродушною, иногда и горькою улыбкой. Дальнейшее самоуничижение перед мыслью иноземною делается уже невозможным для всего народа и смешным в тех лицах, которые ещё не хотят или не могут понять требований современных. Безграничное доверие к учителю и его мудрости очень любезно в ребёнке и часто свидетельствует о богатом запасе любознания, оно сносно в отроке, оно нестерпимо в человеке взрослом: ибо служит признаком слабоумия или, по крайней мере, пошлости.

Когда Русское общество стало лицом к лицу с Западною наукою, изумлённое, ослеплённое новооткрытыми сокровищами, оно бросилось к ним со всею страстью, к которой только была способна его несколько ленивая природа. Ему показалось, что только теперь началась умственная и духовная жизнь для Русской земли, что прежде того она или вовсе не жили, или по крайней мере, ничего такого не делали, что̀ бы стоило памяти в роде человеческом. Но действительно было совсем не то. Русский дух создал самую Русскую землю в бесконечном её объёме, ибо это дело не плоти, а духа; Русский дух утвердил навсегда мирскую общину, лучшую форму общежительности в тесных пределах; Русский дух понял святость семьи и поставил её, как чистейшую и незыблемую основу всего общественного здания; он выработал в народе все его нравственные силы, веру в святую истину, терпение несокрушимое и полное смирение. Таковы были его дела, плоды милости Божией, озарившей его полным светом Православия. Теперь, когда мысль окрепла в знании, когда самый ход истории, раскрывающей тайные начала общественных явлений, обличил во многом ложь Западного мира, и когда наше сознание оценило (хотя, может быть, ещё не вполне) силу и красоту наших исконных начал, нам предлежит снова пересмотреть все те положения, все те выводы, сделанные Западною наукою, которым мы верили так безусловно; нам предлежит подвергнуть всё шаткое здание нашего просвещения бесстрастной критике наших собственных духовных начал и тем самым дать ему несокрушимую прочность. В то же время на нас лежит обязанность разумно усваивать себе всякий новый плод мысли Западной, ещё столько богатой и достойной изучения, дабы не оказаться отсталыми в то время, когда богатство наших данных возлагает на вас обязанность стремиться к первому месту в рядах просвещающегося человечества.

Таковы, любезный читатель, убеждения, которые «Русская Беседа» должна выражать; содержанием же для неё может служить всякий предмет, относящийся к умственной жизни человека в её личных или общественных проявлениях. В кругу общих интересов человечества и оставаясь верными правилу: «Homo sum, nihil humani a me alienum puto»⁴⁵, издатели будут всегда давать первое место тому, что будет прямее относиться до нашей отчизны и её умственной жизни. Это, разумеется, само по себе; но происшествия нынешнего времени, оправдывая наши давнишние и не раз высказанные сочувствия, послужили, вероятно, уроком для всякого Русского человека. В те дни, когда вся Европа оглашалась криками неистовой вражды против нас, когда всё дышало злобою, голос сочувствия услышали мы только от своих братий по крови – Славян, и братьев по вере – Греков; но не голос только слышали мы, а видели дело, видели подвиг любви, бестрепетно встречающей смерть за братьев. Рядом с интересом отечества «Русская Беседа» посвятит особое внимание всему тому, что будет иметь отношение к жизни народов Славянских и народа Греческого. Она считает долгом, хоть словом, благодарить их за любовь, которую они запечатлели своею кровью.

Форма «Беседы»… Но как исчислить формы человеческой беседы? Критика, рассуждение, исторический рассказ, повесть, стихи, всё входит в её состав. Разумеется, будут в издании отделы; но тебе, конечно, случалось не раз, любезный читатель, проводить с друзьями вечера, на которых не было рассказано ни одного анекдота, не пропето ни одной песенки, и всё-таки вечера оставляли в тебе приятные и добрые впечатления, и ты не роптал, а был доволен. Приложи же это правило к нашей «Беседе», и если какого отдела не найдёшь, скажи себе, что видно не было на этот раз анекдотического или стихотворного вдохновения, и поставь: не имеется, как ставят в грамматиках, когда какой-нибудь формы недостаёт в глаголе. Слово: не имеется, право, лучше пошлой повести и плохого стиха.

Предметом «Беседы», будут, как уже сказано, служить все разнообразные проявления умственной жизни человека; но не до́лжно забывать, что самая умственная жизнь получает всё своё достоинство от жизни нравственной. Её современная слабость отзывается в том, что́ можно назвать пустодушием Европейского просвещения. Вопросы нравственные должны присутствовать при разрешении почти всех умственных вопросов. Поэтому не удивляйся и не гневайся, если иногда услышишь слово несколько строгое, даже может быть несколько оскорбительное для уха, избалованного крайней нежностью нашей печатной словесности. «Беседа» не считает себя вправе обходить требования нравственной правды. Без сомнения, стараясь разрешать, сколько возможно, старые или новые вопросы, беспрестанно представляемые жизнью и мыслью человеческою, она нисколько не льстит себя надеждою на безошибочность решения. Она даже позволит себе, может быть и нередко, ставить новые, ещё неразрешённые вопросы, в полной уверенности, что вопросы неразрешённые далеко не бесполезны: они будят деятельность ума и готовят его к будущему разрешению. «Беседа» не обещает ни безошибочности, ни всезнания, но обещает искренность и добросовестность; от тебя же просит внимания и беспристрастия, дабы общий труд мог совершаться успешно: ибо все, как пишущие, так и читающие, одинаково, сотрудники в деле знания, в деле просвещения, в деле жизни.

«Русская Беседа»