Православие, как единая в мире истинная и спасающая религия

Под этими святыми сводами древнего храма православного¹, в нынешний торжественный день праздника Православия, считаю наиболее уместным и благовременным занять внимание православных слушателей, сюда собравшихся, беседою о Православии. Святое христианское Православие, составляя все содержание, всю полноту веры нашей, в то же время есть и неисчерпаемый источник знания, безусловно, важнейший предмет человеческого ведения. Не смотря на то, что вслед за боговдохновенными апостолами, раскрывшими нам основы нашего вероучения, множество святых отцев и учителей церковных, великих богословов, людей высокого ума и просветлённого знания, проникали мыслию и сердцем своим в содержание Православного вероучения, а также в таинство его жизни и неисповедимых судеб на земле; не смотря на то, что в Православии нашем, кажется, уже ничего более нет для нас тёмного, скрытого, невыясненного и неустановленного, – все-таки, как непреложная богооткровенная истина и единая спасающая человека в мире сила, святое Православие всегда пребудет для сознания человеческого необъятным богатством просвещения, неиссякаемым источником благоговейного размышления и сердечного назидания. – Настоящею беседою я имею в виду, не касаясь всем нам хорошо известной сущности и содержания Православного вероучения, обратить внимание на знаменательнейшую историю Православия на земле и только напомнить поистине чудодейственную его силу и влияние в жизни человечества, ближайшим образом в жизни нашей православной отчизны.

Вся многовековая история Православия раскрывает нам на своих страницах одно из очевиднейших и непререкаемо-убедительных доказательств той великой для человечества истины, что оно-то именно, наше святое Православие, и есть единая в мире истинная религия, которая всегда пребывала под особенно-промыслительным водительством Божиим, – религия, открытая Самим Богом, угодная Богу и спасительная людям.

Имя Православия, т. е. правого, правильного верования в Бога, истинного христианства, усвоено нашему вероисповеданию приблизительно около VIII века, с того времени, когда от единого, истинного христианства отделились вероисповедания не истинные, христианство неправое, человеческими заблуждениями искаженное. Таким образом, имя Православия упрочилось сравнительно поздно, но то, что этим именем называется, т. е. само-то Православие, Православное христианство, очевидно восходит к самому началу и основанию христианства на земле, к Самому Христу Спасителю.

Останавливая внимание на имени нашего Православного вероисповедания, нельзя не заметить, что и самое это имя является знаменательным, полным осмысленного значения. Как название и всякого вообще предмета, имя религиозного вероучения естественно должно возможно точнее и вернее обозначать сущность самого учения или выдавать очевиднейшее, самое характерное свойство его, должно служить первым, наиболее наглядным и возможно метким показателем качеств этого учения. Самые употребительные и известные наименования западных христианских исповеданий, как напр.: церковь латинская, англиканская, исповедание лютеранское, протестантское, кальвинское – нисколько не характеризуют сущности предмета, не определяют внутреннего качества своих вероисповеданий; все эти названия, напоминая только имена целых народов или отдельных лиц, уже этим самым знаменательно выдают только именно земное образование тех вероисповеданий, по крайней мере – слишком деятельное участие в них элемента человеческого.

Выше их стоит имя католичества, т. е. кафолического вселенского христианства; но однако, в той части христианского общества, которая желает себя прикрывать этим именем, последнее является, очевидно, теперь совершенно ложным, фальшивым и незаконным: в применении к христианам, заведомо отделившимся от вселенской церкви, фактически извратившим и продолжающим все больше и больше извращать древнее вселенское, кафолическое христианство, имя католиков является также знаменательною только так сказать уликою их отступничества, конечно бессознательным, но очевиднейшим – в устах их – самообличением.

Одно только Православие уже одним своим наименованием свидетельствует о внутреннем достоинстве своего христианства, об его чистоте и непорочности. Одно только это высокое имя – Православный (=ὀρθόδοξος), т. е. правильно думающий, правильно мыслящий о вере, правоверующий, таким образом, точно обозначает верного ученика Христова, истинного христианина. Образовавшись не случайно или умышленно, а так сказать произнесенное самою историею христианства, когда от него отделилось и отпало все неистинное, все, что не право, не православно, имя это знаменательнейшим образом называет теперь только тех, которые, по слову Апостола, суть «сограждане святых и свои Богу», которые «утверждены на основании апостолов и пророков и имеют Самого Иисуса Христа краеугольным камнем» (Еф.19–20).

Христианство, на первых порах исключительно истинное, всецело и нераздельно Православное, в святейшей личности и в устах его Божественного Основателя, явилось в самое ужасное время на земле, в дни самого рокового состояния человечества. От века обетованное, явилось оно именно как богодарованный якорь спасения потерявшему правый путь жизни человечеству, явилось как небесный маяк, светом истинного знания и боговедания озаривший мир земной, погибавший в непроглядной пучине умственной и нравственной тьмы, в неисходном мраке лжи, пороков и заблуждений. То была беспросветная пора или слепого человеческого самообольщения, безумно горделивого самообожания, или – безнадёжного отчаяния человека в себе и своих силах, пора крайнего умственного и нравственного растления. Весьма характерно два представителя тогдашнего человечества открыто и решительно исповедали это ниспровержение самых даже основ правды, добра и истины в человеческой жизни. Устами известного Брута весь главенствовавший тогда на земле мир римский сказал: «Добродетель, ты – пустое слово!».

Но и гордое, пытливое знание, которым более всего жило древнее человечество, гордый ум, которым пуще всего оно кичилось, потеряли свой авторитет, устойчивость, к себе доверие. Устами Пилата на суде Христовом древний мир не без горечи, но уже только иронически воскликнул: «что есть истина?!» – окончательно убежденный, по опыту многих веков блужданий человеческого ума, в том, что ответа на этот вопрос нет, что ответ потерян и для человека уже невозможен. Итак, не было уже более в мире красоты сердца человеческого – добродетели, не было и красоты ума человеческого – истины. Человек потерял в себе и для себя все и божественное, и человечное, – мир остался без всякого божества. Искра знания истинного и святого боговедения таилась только в малозаметной для мира Иудее, – только тут поддерживалось семя веры в обетованного Мессию. В лице этих последних исповедников богооткровенного завета ветхого, все человечество ожидало искупления сверхъестественного, весь мир чаял обновления божественного.

По исполнении предопределенного от века времени, и снизошло это божественное искупление и помощь человечеству, совершилось это небесное мира обновление. Снова воссияли на земле, казалось, безвозвратно попранные и потерянные, вековечные идеалы человечества – истина, правда и добро. Как бы в ответе на ироническое замечание Пилата – возможна ли какая истина, разве есть она? – сама вечная Истина, снизошедши с небес, торжественно объявила изумленному, во всем и в конец изверившемуся, а потому даже и воспротивившемуся очевидности, человечеству: «Я есмь Истина!» Как бы в ответ на мысль и слова Брута, что самое понятие добра потеряно, добродетель уже превратилась в пустое слово, что, стало быть, уж более невозможна человечная, добрая и нравственная жизнь, сама Жизнь вечная, явившаяся на земле, торжественно провозгласила миру: «Я есмь жизнь: Мною, если кто и умер, оживет!» Так восстановлена была снова связь земнородных с их небесною отчизною, утвержден новый завет Бога с человеком. Так воссияло на земле, постепенно, более и более собою ее объемля и осеняя, божественное христианство, святое Православие, богооткровенное знание.

Божественным снисхождением в христианстве обновлен был весь погрязший в пучинах зла и порока мир; Божественным милосердием искуплены были от вечности мучений все, от века, хранившие в себе искру веры в помощь Божию, в грядущего Мессию Искупителя. Божественным человеколюбием не лишены были и все мы, еще тогда небывшие, возможности вкусить эту высшую сладость бытия, даровано было и нам, еще не существовавшим, верховное счастие существования, жизни, жизни временной на земле и вечной на небе. Призванные в новый завет с Богом, мы получили только несравненно большую, сравнительно с ветхозаветным человечеством, возможность верою в Мессию уже пришедшего, в спасение уже очевидное, уже содеянное, создавать себе счастие вечной жизни и бесконечного блаженства. Таким образом, Православным христианством весь мир был обновлен, но не уничтожен; даровано спасение всему и прежде бывшему и последующему человечеству, но не положен предел роду человеческому. Не измененным пока, до второго Христова пришествия, остался и весь порядок мировой и человеческой жизни. С одной стороны дух злобы, лишенный отселе всецелой силы и власти над человеком, не был сражен окончательно и оставлен ещё в возможности сеять в мире свои плевелы; с другой стороны и человек, получивший полную возможность спасения, не был изменен в своем существе и природе: ему оставлена его свобода, вольная направляться к добру и ко злу, на путь спасения и на путь погибели. В мудрых целях Божественного промышления о человеке, эта неполнота победы над злом явилась обнаружением и высочайшей правды, и безмерной милости, – на кресте Христовом именно «милость и истина сретостеся, правда и мир облобызастася». Истина и правда требуют, чтобы человек, нераскаянный во грехе, отвергающий даже и Божественную, дарованную ему в христианстве помощь, по делам своим заслуженно и справедливо погибал безвозвратно. Милость же и мир обнаруживаются в том, что человеку оставлена полная возможность и своим, самостоятельным и сознательным подвигом управлять свою свободу на сторону добра, преодолевать соблазняющий его в жизни грех, побеждать таким образом и своими силами духа злобы, достигая чрез то высоких степеней земной святости и небесного блаженства.

Итак, до второго, последнего и царственного пришествия Христова на землю, сатана, находя послушное себе орудие и верного союзника в свободе людей порочных и нераскаянных, продолжает свое погибельное дело. Усилиями его достигнуто то, что множество людей, наперекор всякой очевидности, вопреки всем яве свершившимся преобразованиям и пророчествам, вопреки всем чудодейственным знамениям, удостоверившим Божество Спасителя Иисуса Христа, не уверовали в Него, отвратились от Него, даже беспощадно и мучительски поругались Ему. Усилиями того же духа злобы и после, и теперь еще целые массы человечества пребывают или в упорном неверии, или, даже и веруя в Спасителя, сдаются в сторону различных лжеучений, более или менее существенно искажающих Божественную чистоту истинного, Православного христианства. Сколько еще всяких ложных религий и вероучений доселе омрачают лицо земли! Сколько даже и в недрах самого христианства есть всяческих раскольников, сектантов, еретиков, наконец, просто суемудрых лжепророков и лжеучителей, которые дерзают критически относиться к христианству, его судить, осуждать и по-своему исправлять, реформировать?!

Но смущаться ли, однако, этим православному христианину? – Нет, все это – и прежде бывшее, и в наши дни совершающееся, пред нашими глазами существующее – все это так именно и должно было случиться, потому что все это еще девятнадцать веков тому назад было открыто нам Божественным предведением. Сам Божественный Основатель христианства, ясно предвидя судьбу своего спасительного завета в человечестве, с глубокою скорбию о нераскаянных, сказал: «Не мир принес я в мир, но меч» (Мф.10:34). Этот меч и есть истинное, Православное христианство, которому предстояло и до конца мира предстоит бороться с несовершенством и заблуждениями человеческими. Еще понятнее и откровеннее для нас выразили тоже и святые апостолы, Великий Апостол языков Павел и первоверховный Апостол Пётр согласно предсказали, что настанут времена, когда «неции отступят от веры», что «будут лживые учители, их же ради путь истинный похулится» (1Тф.4:1; 2Пет.2:2). Таким образом, существование заблуждений, ересей, лжеучителей, столь свойственных извращенной природе человеческой, даёт только новое, сверх несметного множества других, доказательство божественности христианства, только лишнее еще и поразительно-точное исполнение боговдохновенных предсказаний.

Считаю совершенно излишним распространяться о том, из чего и как сложилось наше Православное вероисповедание. Для всех не только нас, православных, а и неправославных должно быть ведомо, что сложилось оно на основе Божественных откровений и научений самого Спасителя, «во вся дни до скончания века» духовно пребывающего с церковию право верующих в Него, и – из Божественных внушений Святаго Духа, также «пребывающего с нами во век» (Ин.14:16) и «научающего всему и наставляющего на всякую истину» (Ин.16:13). Под водительством Духа Святаго действовали, учили и писали свои боговдохновенные книги святые апостолы; вдохновляемые и просвещаемые Духом Святым учили и писали свои великие творения святые отцы и учители церкви; под охраною Духа Святаго сберегалось и сберегается священное предание; наконец «изволися Духу Святому», точно формулировались наши православные символы, составились церковные каноны, сложились соборные определения. Из таких источников возникшая и при такой помощи и воздействии сложившаяся, такою всемогущею небесною силою охраняемая и управляемая, вера Православная и есть величайшая святыня на земле, предопределенный «образ здравых словес», великая сила Божия во спасение человеков. По слову святителя Димитрия Ростовского, вера Православная «Спасителю нашему обручена, ангелами почтена, пророками украшена, апостолами прославлена, мучениками и исповедниками вознесена»²). С полным сознанием истины и правоты своих слов святая церковь наша, на сегодняшнем торжестве Православия ещё раз повторивши православное свое исповедание, торжественно провозгласила: «сия вера апостольская, сия вера отеческая, сия вера кафолическая, сия вера вселенную утверди!»

Но какую страшную историю, полную самых, казалось, неотвратимых препятствий и губительнейших ударов, должно было пережить наше святое Православие! Какими только адскими силами мир земной не вооружался против его небесной святыни! Не нужно, конечно, напоминать здесь первоначальную историю христианства на земле, потому что кому же из нас не известен этот сплошной ряд мучений, гонений, кровавых преследований исповедников Христа?! кто из нас ещё с детства не содрогался от представления леденящих сознание целых потоков крови христианской, буквально напоивших собою землю?! Нет жестокости, нет мучительства, каких зверство людское и злоба адская не применяли бы –вслед за Самим Божественным Основателем христианства – и к Его верным последователям. Сотнями, тысячами избивались христианские мученики; не один раз предпринимались попытки истребить всех христиан поголовно. Казалось бы, нет никакой возможности спастись христианству в этом аде восставшей против него страшной злобы; казалось бы, что самое имя христианства должно было бесследно исчезнуть с лица земли....

Но ни силы ада, ни тем менее силы человеческие не могли победить всемогущества Божия, отвратить милосердия небесного, поколебать человеколюбия Божественного. Правы оказались слова еще ветхозаветного пророка, что «истина Господня пребудет вовек». Тем более не ложно слово самого Спасителя, что скорее «небо и земля прейдут, словеса же Моя не мимо идут». Всякое насилие, всякое зло, причиненное христианству, являлось только новою и новою силою, споспешествующею ему: чем большая возникала пред ним опасность, тем больше проявлялась в нём внутренняя сила. Злейшее из зол земных, в мысли нашей не укладывающееся преступление мировое – богоубийство послужило к созданию самого фундамента христианства: крест Христов, облитый потоками святейшей крови Господней, и утвердил новый завет Бога с человечеством – завет христианства. Кровь святых мучеников явилась самым живым и плодотворным семенем к распространению и возвеличению христианства. Быстро и невероятно успешно растёт тело церкви Христовой; целые местности, области, присоединяясь к вере в Распятого, становятся знаменательнейшими трофеями торжествующего над всякими насилиями и притеснениями христианства. И скоро уже, видим мы, из слабого, гонимого, позоримого, христианство становится и сильным, и могущественным и покровительствуемым в качестве религии господствующей, государственной. Таким образом, к чему же привели все внешние гонения и физические насилия над христианством, в течение целых трех первых веков его жизни так беспощадно жестоко терзавшие его и так упорно – настойчиво тяготевшие над ним? Они привели только как раз к противоположному результату: к полному упрочению именно внешней силы и физического могущества христианства!

Тогда устремляются на христианство иные силы и противодействия; возникают новые опасности для него уже с другой стороны и в другом направлении, опасности, ещё гораздо более страшные для чистоты и цельности Православия. Возникают гонения не физические, не внешние и материальные, а внутренние, духовные и нравственные, на самое вероучение христианское; возникают уже в недрах самого христианства одна за другою ереси и расколы, направленные злобою адскою очевидно к тому, чтобы поразить сущность христианства, подорвать доверие к нему, в крайнем случае, обессилить, расшатать его. Но в это время Промысел Божий воздвигает из среды христианского общества могущественные духовные силы, в лице всему миру известных великих отцов и учителей христианских, которые в своих сочинениях с желаемою только полнотою и предусмотрительною всесторонностию изъяснили Божественное учение Православного христианства и изобличили всевозможные и бывшие и могущие быть ереси. Во главе с этими великими столпами Православного учения собираются великие соборы христианские, вселенские и поместные, на которых именно, «по изволению Духа Святаго», вечно живущего в церкви, точно и непререкаемо изложены символы правого вероучения. Таким образом, ереси и расколы, по-видимому, подрывавшие христианство в недрах его самого, способствовали только тому, что всестороннее определялось и точнее формулировалось именно Православие христианское; по мере возникновения новых и новых заблуждений и лжеучений, все старательнее обезопасивалась истина от искажений, все более и более исключалась возможность ересей. Итак, к чему же привело внутреннее, духовное насилие над христианством, терзавшее его в течение следующих четырех столетий его истории? И оно знаменательнейшим образом привело как раз к противоположному и при всей злостности намерений к благостному результату: к внутреннему именно укреплению, к духовному торжеству христанства! – Словом, вся первоначальная история Православного христианства свидетельствует, что во всякое время благопотребное, Промысл Божий то и тем более усиливал в Православии, что и чем сильнее ложь земная старалась в нем извратить, подорвать, уничтожить.

Но быть может самая страшнейшая из страшных опасность Православному христианству ещё предстояла впереди: последнее, что только и оставалось в возможности – это противопоставить христианству сразу всех врагов его и внутренних, и внешних, направить против него одновременно насилие и физическое, и духовное.

И это последнее усилие адской злобы, ратующей на Бога и на образ и подобие Его – на человека, не замедлило обнаружиться в последующее время христианской истории, особенно с конца IX столетия. Не входя в подробное описание положения церкви Христовой за это страшное и многознаменательное время, напомню только, что в эту пору целая половина мира христианского, западная, уклонилась от Православия, стала на путь целого ряда еретических заблуждений, так существенно выделивших из вселенской Православной церкви церковь так называемую католическую, латинскую. А в довершение бедствий, за этим внутренним саморазделением церкви Христовой, приспела и гроза внешняя: именно та, восточная, половина мира христианского, которая осталась неуклонно верною хранительницею чистого апостольского Православия, постепенно лишается всякой силы, быстро теряет свою самостоятельность и, наконец, совсем подпадает власти турок. Православие христианское оказалось сразу в двойном ярме, двоякой опасности с двух сторон: с одной стороны, из вне, отделившаяся половина церкви, оставшаяся свободною, независимою и могущественною, всякими происками и интригами грозит самой сущности Православного учения, всячески силится и восток совратить к своему еретическому единомыслию; а с другой стороны – у себя дома, на востоке, внешнее насилие турок постановило непреодолимую преграду христианскому просвещению, наложило невыносимые оковы на Православную церковь. Под гнётом дикого изуверного народа, подорвано было все, веками накоплявшееся и материальное и умственное, духовное богатство и благосостояние православных греков; замолкло свободное и образованное греческое слово, насильственно остановлен был правильный рост церкви Христовой, и из красы и гордости европейского человечества, из носителя и провозвестника для всего мира просвещения православно-христианского, грек постепенно превращается в жалкое, забитое существо, в столь хорошо известный нам и доселе тип обнищавшего и одичавшего, во всех отношениях «разорённого» грека. Устоять ли этому, теперь несчастному племени, за свою стойкость в Православии отверженному могущественным западным христианским миром, устоять ли ему в Православии? Сохранить ли, сберечь ли ему, одному, без поддержки, у него только одного спасенную для мира незапятнанную истину Христову? Поистине время настало страшное, опасность для Православия воздвиглась роковая!

Но «истина Господня», принесенная на землю самим Сыном Божиим и запечатленная Его смертию крестною, «пребывает во век», и всякое восстание на неё только ещё больше и ещё яснее обнаруживает её нечеловеческую, неземную силу и непоколебимую жизненность. В мудрых целях Провидения Божественного допущено было это двоякое и, казалось, смертное испытание церкви Православной, но, однако привело оно не к смерти, а как раз наоборот, к новой жизни, новой силе и новой славе. В самом деле, по естественным человеческим соображениям, предстояло что-нибудь одно из двух: или Православная церковь греческая должна была подчиниться западной, своею жизнию туда именно перейти, т. е., иначе говоря, погубить свое Православие в ереси католичества, или же, не изменяя истине, погребсти жизненность и деятельную силу свою у себя дома, под гнётом турецко-мусульманским. Вышло, однако, ни то и ни другое, а вышло третье, т. е. нечто совершенно неожиданное, новое, совсем в человеческие, земные соображения и не входившее: в это страшное, роковое для Православия время, как бы чудодейственно, как бы из ничего, Господь воздвигает новый кивот для своего завета, новый ковчег для сохранения миру своей святыни, – воздвигает из совершенно безвестного, дотоле неведомого и дикого племени могущественную народность, из которой также вдруг, сразу, также как бы чудодейственно, и образует свою верную церковь. Эта новая народность – наша славяно-русская; этот новый кивот нового завета Господа с человечеством – наша церковь Православно-русская.

Взявши от греков веру, образованность, законодательство, главные основы жизни общественной и семейной, Россия, это дитя православной Константиновой Византии, а по окончательном падении последней – непосредственная преемница её, законная наследница её духовных богатств, и стала действительно второю Византиею, явилась достойным убежищем Православия и твёрдым оплотом православно-христианского просвещения.

Но и здесь, в новой своей колыбели, Православие не могло быть свободным от козней, тревог и опасностей. И внешние испытания, как, например, в целые столетия монгольского ига, в годы междуцарствия, во время борьбы с Польшею, Литвою и пр., и внутренние колебания, в форме некоторых ересей, раскола и лжеучений, часто нарушали и доселе ещё нарушают мирное царство церкви Православной на русской земле. Но все эти обстоятельства, да и вся вообще история России, как нигде и никогда, явственно свидетельствуют об одном, что Православие, всегда спасало Русь, как со своей стороны Русь всегда самоотверженно отстаивала свое святое Православие. В этом отношении Россия в истории целого человечества представляет явление поистине знаменательное и в высокой степени поучительное: такого разительного примера столь неразрывного взаимодействия жизни и безопасности государственной с жизнию и безопасностию церковной, как видим здесь, не даёт нам ещё никакая история и ни одного народа. Впрочем, о судьбе Православия в России и о силе его значения здесь – речь впереди³; теперь же ограничиваюсь только ссылкою на этот исторический факт полной сохранности на Руси святой чистейшего христианского Православия с самого первого усвоения его и доселе.

Итак, девятнадцать уже столетий святое Православие христианское освещает землю. Многим козням и опасностям, как видели, оно подвергалось, но и тем большими усилиями оно всегда охранялось, отстаивалось, тем большую силу, мощь и жизненность оно в себе проявляло, и в этой своей многовековой истории стало теперь еще почтеннее, и – если только так можно выразиться – ещё для нас стало святее и дороже. Несмотря на всяческие насилия, гонения и противодействия, в результате девятнадцативековой жизни Православия на земле имеется не гибель, даже и не порча только, не искажение его, а полная сохранность в первоначальном, ещё апостольском и святоотеческом его содержании и виде. То же учение, только ещё точнее выясненное и определеннее формулированное, просвещает души и наполняет сознание верующих; та же обетованная Спасителем благодать Духа Святаго осеняет святыню церкви Православной и действует в таинствах, в обрядах её.

Мало того, даже внешность, обыкновенно всего более подвергающаяся изменению в жизни, и она в Православии, как учреждении Божественном и воле человека не подлежащем, остается как бы независящею от времени и, в общем, пребывает вековечно неизменною. Только разве за очень немногими, совсем ничтожными и отнюдь не существенными исключениями, та же внешняя обстановка в храмах, в богослужении, в церковной жизни верующих поддерживаются доселе, что была ещё и в первые дни христианства. Войдите в храм православный и вы очутитесь в особом царстве, именно не от мира сего современного; очутитесь в условиях жизни давно минувшей, в обстановке первых веков христианских. Самое здание храма и все расположение в нём составных частей и наполняющих его предметов нагляднейшим образом переносит в первоначальную историю христианства. Всюду в храме стоят иконы – изображения самого Спасителя, Его Пречистой Матери, святых апостолов, святых отцов и учителей церковных, угодников Божиих: всё это основоположники Православия, все это явные, как бы и сейчас живые, да действительно и доселе действующие нередко в чудотворениях свидетели святейшей христианской старины. Вся обстановка богослужебная, утварь, облачения и разные принадлежности, как напр. воздухи, кадилы, фимиам, светильники, просфоры и пр. – всё это так живо воскрешает в сознании нашем первые дни христианских богослужений. Священнодействующие в храме лица обязательно получили право и благодать священства от епископа, который сам преемственно получил её от святых апостолов; так что всякий священник, всякий диакон наш православный имеет безусловно непрерывную историю того таинственного потока благодати, который снизошел на него в посвящении, – каждый обязательно имеет так сказать прямым духовным родоначальником своим, через посредство целого преемственного ряда святителей, именно того или другого святого апостола.

Вслушайтесь в то, что читается и поётся в наших храмах: тут читается Псалтирь и другие ветхозаветные священные книги, которыми услаждались и назидались верующие ещё в дни самого Христа и в Его присутствии; тут читаются и новозаветные священные книги, так живо и так деятельно переносящие внимание наше к лицам, временам и событиям, от которых и началось наше Православие; читаются тут молитвы и поются гимны – все произведения высокой христианской мысли и чистого вдохновения великих в истории нашего Православия лиц и все с тем же исконно древним и строжайше православным содержанием христианским, даже вероятно и с подобным напевом, как молитвы и песнопения первых христиан.

Всмотритесь, наконец, в то, что происходит в храм православном. Тут совершаются цельные богослужения – вечерни, всенощные, часы и пр.: все это только точнее формулированные в своем состав молитвенные бдения первых христиан; тут совершается божественная литургия: это – совершенная самим Господом Его святейшая тайная вечеря. В совершении таинств, обрядов, богослужений, все от первого слова до последнего движения напоминает о глубокой христианской древности, свято и неизменно доселе сохраняемой. На литургии, напр., вы слышите целые эктении об оглашенных, – что это такое, кто это такие оглашенные? Давно уже они стали неведомы, уже много веков прекратился самый этот институт оглашенных; но он когда-то, в первые столетия христианства существовал, за оглашенных тогда молились – и мы доселе слышим провозглашаемые на литургии за них эти древние моления. Так поразительно строго, так неуклонно хранит наша Православная церковь святые заветы апостольских и святоотеческих преданий, уставов и обычаев, в такой мере ненарушимо бережет она святыню первоначальной православно-христианской старины!

Итак, история Православия, даже при самом беглом и мимолетном взгляде на неё, уже даёт нам разительные и очевиднейшие доказательства его божественности и не поврежденности. Свидетельствуя о ведомом всему миру происхождении Православия от самого Христа, Сына Божия, история развёртывает пред нами знаменательную картину многовековой жизни Православия, превозмогшего всякие земные насилия и адские козни, и доселе в неприкосновенности сохранившего свою первоначальную чистоту, целостность и святость. Но ведь помимо этих, так сказать, внешних признаков, мало ли в самом Православии внутренних доказательств его решительнейшего превосходства над всеми человеческими религиями, доказательств его именно божественного величия и совершенства, как для всей земли единственно правого и спасающего вероисповедания?!

Например, это со всею возможною только для человека ясностию и полнотою раскрытое учение догматическое о Боге, мире, человеке, об отношении человека к Богу и т. д.: это со всею только возможною для земли высотою раскрытое нравственное учение, этот, например, основной закон христианской веры и жизни, закон любви, невероятный в мире своекорыстия и эгоизма, уничтожающий зверя в человеке и созидающий в человеке святое подобие Бога, и т. д., – словом, всё это великое, дотоле неведомое и разве только величайшими умами лучших людей смутно предполагаемое и предчувствуемое, всё, чем христианство удивило и поразило мир, чем оно победило мудрость мира сего, все это, прежде всего, и чище, целостнее, вернее, чем где бы то ни было, хранится в нашем Православии. Впрочем, не о превосходстве вообще христианства пред другими религиями, в чем убеждён давно уже весь просвещенный мир и чего не отрицают не только верующие, а даже и неверующие люди, хочу вести здесь речь; я хочу обратить внимание на превосходство Православия пред другими христианскими же исповеданиями, на его неоспоримую, единственную правоту в ряду и этих последних. Правда, для нас, имеющих несказанное счастие принадлежать к Православию, это уже и так выше всяких сомнений и не требует никаких доказательств; тем не менее, для всякого вообще христианина поучительно бросить хотя бы даже мимолётный взор на другие христианские исповедания. Из сопоставления с ними ещё рельефнее выступает чистота и несравненное превосходство Православия, ещё убедительнее обнаруживается, какою величайшею святынею Господь наградил нас, православных, и какою бесценною драгоценностью владеем мы в нашем Православии.

От единства с вселенскою церковию прежде всего отделилась церковь западная, которая, усвоив себе название католичества, противостала и противополагается нашему Православию. Отнюдь не намерен пускаться, так сказать, в принципиальное решение вопроса об истинности или не истинности католичества; отнюдь не хочу доказывать лживость его заблуждений, новоизмышлённость и, значит, человеческое происхождение новых догматов, которыми оно отделилось от Православия. Доказать всё это не составило бы никакого труда, тем более что стоящее обок с католичеством наше непоколебимо верное апостольскому и древле-вселенскому христианству Православие есть слишком могущественный свидетель этой лжи католичества и обличитель его заблуждений. Но доказывать этого даже и ненужно, стоит только взглянуть на само католичество – с чего оно началось и в каком теперь виде состоит, чтобы убедиться, как ложь сама себя обличила, как неправда солга себе (Пс.26:12).

В самом деле, раз ставши на путь заблуждений, как, незаметно для себя, далеко ушла уже в этом направлении западная церковь! Начав только с нескольких немногих догматических отступлений от вселенского Православия, католичество может похвалиться теперь целою новоизмышлённою догматикою, в которой, как своего рода перлы человеческого лжемудрствования, в глаза бросаются некоторые уж слишком явно небожественные по своему происхождению и уж слишком корыстно-человечные догматы. Не говоря например о догмате об исхождении Духа Святаго и от Сына, учении о чистилище, не говоря о лишении верующих святейшей крови Христовой в таинстве причащения, об опресноках, о безбрачии духовенства и т. д., благочестивая верующая душа христианина воистину изумляется напр. учению католичества о светском главенстве папы, возмущается индульгенциями католическими, т. е. продажею по таксе отпущения грехов, прошедших и даже будущих, причём люди бедные, очевидно, уже только за бедность свою лишаются столь лёгкой для богатых возможности спасения; верующая душа не может не возмущаться, например, ещё так недавно измышлённым догматом католическим о непогрешимости папы – вопреки и здравому смыслу и слову Божию, утверждающему, что человек не может быть безгрешен, «аще и един день жития его», и что только един Бог без греха; и т. д.

Мало того, обогащаясь внутри себя, в содержании своём, всё новыми и всё очевиднее выдающими заблуждение человеческое учениями, уцелело ли католичество в том виде и составе, в каком было оно тогда, когда самонадеянно отделилось от вселенской церкви Православной, гордостно выдавая себя за истинное христианство, за кафоличество? О, нет и слишком нет! Предоставленное уже себе, лишенное Божественного промышления, на слабой и ненадежной человеческой опеке, какому расколу оно не подвергалось и каких сект, каких дроблений внутри себя не испытало?! Прежде всего отделилось от него протестантство, потом явилось реформатство, затем являются кальвинисты, рационалисты, квакеры, анабаптисты, янсенисты, англикане, старокатолики и т. д., и т. д. И все эти секты католические не имеют и тени подобия, например нашим раскольническим толкам. Последние блуждают только во тьме умственной и есть исключительное порождение невежества; с распространением просвещения в народе нашем, они, безусловно, и наверно падут сами собою, – их, собственно говоря, нужно не увещать, а просвещать, не обличать, а обучать. Совсем не то секты католичества: они и росли-то с ростом просвещения, и увеличиваться стали потому, что образованный человеческий разум не мог мириться с крайностями и заблуждениями католичества; многие именно из умнейших людей запада, то или иное отвергая в католичестве, начали постепенно, больше и больше от него отпадать, отделяться. И в будущем бесчисленные сектанты католичества, в своих естественных усилиях отыскать религиозную истину, скорее придут под сень Православия (что действительно теперь уже и случается), но никогда, без сомнения, не вернутся в лоно навсегда для них подорванного в своём авторитете католичества. Многие секты западной церкви уже превращаются мало по малу в чистейший рационализм, в неверие; все они продолжают взаимную между собою борьбу, лишают тем сами себя последней доли своего веса, авторитета, народного к себе уважения. Взаимная рознь и неприязнь сокрушают взаимно их силы и разными путями влекут западный мир христианский к мраку скептицизма, к постепенной потере христианства, которое, собственно, уже давно там искажено и подорвано, к потере вообще веры, всякой религии. И теперь уже большинство просвещенного западного человечества если поддерживает христианство, то только лицемерно, по имени, совсем утратив веру в его божественность и спасительность; и теперь уже есть целые государства на западе Европы, которые необинуяся отрицаются открыто от своего христианства, изгоняют и из школ, и из жизни всякую религию. Так воистину «неправда солгала себе», заблуждение изобличило само себя, погубило себя!

Раз отделившись своевольно и самонадеянно от вселенской православной истины и допустив явные нарушения последней, западный христианский мир в тысячелетие своей особной жизни постепенно лишался сдерживающего авторитета истины и теперь в массе большинства своего совсем теряет истину, – таким образом, оказывается на пути к гибельнейшему духовному падению. Без религии в людях нет и не может быть истинной, прочной и одухотворенной нравственности; теряя с религиею в себе все божеское и человеческое, насильственно омрачая в себе образ Божий, при видимом даже может быть блеске земной культуры, люди совершенно естественным путём превращаются только в самых умных и оттого ещё более опасных зверей, которые как бы инстинктивно мстят за своё духовное унижение и, являясь тягостными для себя, ещё более страшны бывают для других. Самый узкий эгоизм, самое крайнее своекорыстие становится единственным законом их поведения, бесчеловечие и жестокость – их убеждением и правилом действования. И не видим ли мы теперь в жизни западноевропейского человечества уже явных знамений этого страшного порядка жизни? Не превращается ли теперь на наших глазах и с каждым днём всё более и более большинство западноевропейских христиан в какие-то бездушные, ходячие только машины, все таланты свои, зарывающие в землю и только в земное, все силы и способности свои, посвящающие на служение исключительно только эгоизму, корысти, наживе, прибыли? Не замечаем ли мы там уже так быстро и так страшно ширящееся господство бесчеловечия, зверства, жестокости, заявляющих себя во всех этих революциях, крамолах, стачках, анархических злодействах, бессмысленных убийствах, бесцельных взрывах и т. д. и т. д.?!

Таково ужасное состояние, к которому приходит теперь, на наших глазах, западный, к сожалению, почти что только называемый так «христианский» мир.

А история, которая, например, у нас, на православном востоке, является непререкаемым свидетелем неповрежденной чистоты и нераздельной целости нашего Православного вероисповедания, следовательно, могущественным союзником Православия, эта история, в отношении к западному христианству, является как раз наоборот, злейшим его врагом, неопровержимым и опаснейшим изобличителем. Не говоря уже о сохраняемом в этой истории памятовании первого незаконного и неправого отпадения католичества, вся дальнейшая история последнего сколько хранит на страницах своих преступного, греховного, совсем не христианского! Сколько и каких злодеяний не было там совершено из-за религии, каких только насилий и злоупотреблений не допущено было над святым именем христианства! Церковь мира и любви вооружается там мечом, совершители бескровной жертвы военачальствуют на кровавом поле; рыцари и так даже называемые ״крестоносцы“ совершают возмутительные насилия и разбойничают под предлогом распространения святой веры! Инквизиция, при одном воспоминании о которой содрогается душа христианина, «во имя Христа» превзошла всякое мучительство, всякую жестокость, когда-либо виданные землею! Иезуиты на веки оставили по себе самую позорно-печальную и заслуженно-ненавистную память: гугеноты во Франции, анабаптисты в Германии, кальвинисты в Нидерландах поражали мир своим буйством и своеволием. Такие ужасы и жестокости, как например Варфоломеевская ночь, доселе остаются беспримерными в истории человечества. Наконец, сами недосягаемее для обыкновенных смертных «непогрешимые» главы западного христианского мира, достойнейшие представители католического клира и своей паствы, папы в течение целых столетий служили действительно едва досягаемым образцом нравственной распущенности и порочности. Их, например, «семидесятилетнее авиньонское пленение», т. е. невероятное погрязание в сладострастии и всяческих пороках; их «папский раскол» (1378–1409 гг.), когда два или три папы одновременно, как самые мелкие соперники и низкие интриганы, боролись из-за власти и громили друг друга проклятиями; наконец господство в течение целых столетий во всей вообще курии католической таких пороков, о которых «не лети есть и глаголати», – всё это такие тёмные и позорные страницы в истории западного христианского мира, подобных которым не знает история может быть целого мира и никакой религии.

Итак, история западного католического христианства не только не поддерживает и не оправдывает его, а едва ли не разительнее всего подтверждает его самозванство: от дел его так легко познать его ложь, заблуждение, отсутствие в нём благодати. Удивительно ли, что западные христиане, по мере большего и большего расширения исторического знания, ближе знакомясь с своим вероисповеданием в его исторических судьбах, не находят в своём христианстве всех свойств и признаков истинного, божественного учения, усматривают в нём только как будто лишний повод многих преступлений в жизни своих предков, и – отказываются от него: или пытаются на разные лады, всякий по своему усмотрению и разумению, исправлять, очищать его, или же пробуют совсем опростать душу свою от религии, силятся сделаться атеистами?

Но ведь, с другой стороны, не может же человек остаться без Бога: атеизм всегда был и будет аномалиею, уродством в душевном строе человека. Если и дикие дикари не могут обходиться без религии, если доселе ни в одной стране света, ни в каком племени, никакому путешественнику не удалось отыскать человека, которому чужда была бы идея Существа Бесконечного, который не искал бы Бога и так или иначе не воплощал бы для себя эту идею о Боге, в той или иной форм не проявлял бы своего богопочтения; то и новейшие просвещенные атеисты, без сомнения, тщетно затрачивают неимоверные усилия ума своего, чтобы истребить неистребимое, чтобы вытравить из души человеческой потребность Бога, заглушить в ней присущее ей стремление к Богу. Самые эти усилия их доказать свое неверие, эта упорная борьба их против Бога уже свидетельствует, что, по существу, невозможно человеку освободиться от веры, что безумна и тщетна эта насильственная и упорно святотатственная борьба с так близким человеку его Творцом и Промыслителем. И сколько раз, в самом деле, история человеческая была уже свидетельницею того, как некоторые племена в гордом ослеплении или в развратном отупении своем отказывались от веры, но потом тоскливо искали её и снова успокаивались только найдя её! Сколько известно имен отъявленных атеистов, неверов, которые, однако, откровенно признавались, что в глубине души своей они уважали религию и даже веровали, хотя всеми силами и хотели не веровать! Словом, религия неистребима, сколько бы ни вооружалась извращенная мысль человеческая против неё; она необходима для души человеческой – как воздух, как пища необходимы для тела. Где же она?

С тех пор, как христианство осенило землю святынею своего небесного откровения, человечество – и верующее и даже неверующее – давно уже признало и согласилось, что из всех ведомых ему религий без сравнения высшая, святейшая и совершеннейшая есть именно религия христианская. Но, однако, и в христианстве нет единства, и в нём раскол, и в нём несколько религий... Если един есть Глава и Божественный Основатель христианства Спаситель Христос Иисус, то едина должна быть и Его церковь истинная, едино должно быть истинное, правое христианство Его. Где же оно? Там ли, в той ли половине церкви христианской, вероучение которой представляет постепенное нарастание новоизмышленных догматов, явно искажающих богооткровенную истину христианства? Там ли Христово, апостольское и кафолическое христианство, где самые просвещённые представители и учители веры, по их собственному заявлению, «усилия направляют к тому, чтобы устранить» некоторые древлецерковные символы, так как последние не мирятся с их «просвещённою мыслию и кажутся невероятными»; где с высоты кафедр поучают, что например «принятие апостольского символа в его буквальном смысле не может считаться свидетельством христианской и теологической зрелости»; где в замене апостольских символов учителями христианства, профессорами, выдумываются и «предлагаются» символы новые, «наиболее соответствующие теперешнему пониманию Евангелия» – в полной уверенности, что эти в новой редакции предлагаемые символы «будут стоять выше древних?!»⁴ В той ли половине церкви истинное христианство, история которой полна страниц представляющих недостойную картину нравственных падений и преступных издевательств даже над самым именем христианства? Там ли, наконец, эта вселенская «едина, святая, соборная и апостольская церковь», где вероучение Христово, «исправляемое» соответственно вечно изменчивому этому человеческому «теперешнему пониманию», совершенно естественно и неизбежно раздробилось на множество враждебных и противоречивых сект, во взаимных распрях и препирательствах которых «своя своих не познаша»? Или же истинное христианство там, в той половине христианской церкви, вся история которой представляет одно только ревностное усилие спасти в неприкосновенности Христово учение и апостольское предание, и которой, несмотря на все козни, опасности, треволнения жизненные, действительно удалось сохранить эту верность Христу и Его святым ученикам и апостолам?

Новозаветный провидец и боговдохновенный тайнозритель Иоанн Богослов в своем Апокалипсисе (Откр.12), рисуя прикровеннообразно будущую судьбу церкви Христовой на земле, пророчески видел жену, украшенную всеми светилами небесными: она облечена в солнце, под ногами её луна, а на главе её венец из звёзд; видел далее он, как змий отторг от неё третью часть звёзд небесных.... Можно ли нам, православным, не узнать в этих отторженных звёздах – несчастных западных христиан, погибших и погибающих чрез католическое отпадение от истинного христианства, и трудно ли, с другой стороны, им узнать в этой жене венчанной нашу истинно христианскую церковь Православную?!

И действительно, добросовестнейшие из них давно уже обращают свое внимание на Православный восток, с великим уважением говорят о Православии, узнают в нём истинное христианство, а некоторые из них, оставя свое упорство, даже сами принимают Православие. Без всяких усилий с нашей стороны (в чём справедливо можно упрекать нам, православным, самих себя) без всякой намеренной пропаганды, само Православие, своею святою силою влечёт и располагает к себе тех из западных христиан и по преимуществу именно учёных богословов, которые имели случаи с ним ознакомиться. В ряду этих последних мы встречаемся с именами столь известных католических и протестантских богословов, каковы: Ветте, Дёллингер, Мишо, Сент-Поль, Курси, Пьюзей, Ньюман, Палмер, Вильямс, Кебль, Уатерланд Ниль и др. Нет, конечно, возможности пересмотреть теперь сочинения, в которых эти католики и протестанты так знаменательно и поучительно даже для нас, православных, в самых лестных и сочувственных выражениях пишут о нашем Православии, усматривают в нём достовернейшего свидетеля истины Христовой, а иногда так и прямо – истиннобожественное, современное и однозначащее христианству учреждение. Но решительно трудно отказать себе в истинном удовольствии привести хоть некоторые только строки из некоторых западных сочинений, где уже, конечно, беспристрастно и уж, конечно, непринужденно, единственно во имя правды и честности – правдиво и честно высказались неправославные о Православии. Так напр., пастор Буассар, в 1867 г. издавший в двух томах большое исследование «Церковь Русская», при всем его – как он предупредительно заметил для своих неправославных читателей – стремлении к беспристрастию, не мог скрыть уважения и очевидной любви к предмету своего изучения – к церкви русской, за её «величие и святость». В предисловии к своему труду, характеризующем вообще отношение его к избранному предмету, он говорит: «Восточная церковь и главная отрасль её – церковь русская – представляет уму историка страницы, полные интереса, высокие уроки добродетели, благородные предания о христианском самоотвержении. Здесь были мужи веры, неустрашимые миссионеры, мученики и исповедники Христа. Восходя к началу веков, остановим ли внимательный взгляд на древнем Киеве, колыбели веры русской, или на святом городе Москве, посмотрим ли с удивлением и вместе уважением на благородные черты таких пастырей, как Кирилл, Никон, Филипп-мученик, Гермоген, Филарет, таких аскетов, как Антоний, Феодосий, Сергий, Зосима, таких государей, как Владимир Мономах, Александр Невский, Михаил Романов, столь многих мучеников и исповедников всякого возраста, пола и состояния, – во всех этих и многих других отношениях, с точки зрения миссий, иерархии, догматов, христианской жизни, деятельности монашеской и литературной, – изучение русской церкви имеет первостепенную важность»⁵. Учитель реформатского исповедания Боннекемпфер в Берлине и в Потсдаме читал в 1857 году публичные лекции «о Русской церкви». Не решаясь, как протестант, во всём соглашаться с Православием и всё в нём одобрять, тем не менее, он в восторженных выражениях говорит о нашей Православной церкви. «Любезные братья! Церковь российская заслуживает всего нашего внимания!» так начал он свои чтения, и далее с истинным можно сказать умилением описал пред протестантскою публикою главным образом внешнюю обстановку Православия: храмы, богослужение, обряды, празднества и т. д., «Посмотрите, между прочим говорил он, на их (т. е. православные) храмы, на их иереев, на их обряды, послушайте их песнопений, дышащих помазанием свыше по содержанию и глубоко-умилительных по звукам! Посмотрите на эту поразительнейшую набожность, с какою народ предстоит в храмах или повергается на помост церковный пред святынею таинства! Едва вступаете вы в преддверие их церквей, как уже веет на вас какой-то особенный дух благоговения.... Святилище отделено от церкви иконостасом, внушая всем мысль о возвышенности алтарной святыни, на которую не всякий способен взирать открытым лицом. Все стены увешаны священными изображениями: это правоучение в лицах!» И т. д. Сопоставляя православную Россию со своею неправославною отчизною, Боннекемпфер отдаёт решительное превосходство первой за её религиозность и благочестие. В описании некоторых торжеств православных, особенно богослужения пасхального, он положительно приходит в восторг, возвышается до поэзии. «Увлекательно – заканчивает он это описание – смотреть в пасхальную ночь на купол св. Петра в Риме, ещё восхитительнее смотреть из гондолы на церковь св. Марка в Венеции; но все это ничтожно в сравнении с русскою пасхальною ночью!»⁶ Но без сомнения самое поразительное явление в западной богословской литературе представляют сочинения Овербека. Немец, протестант, профессор и доктор богословских наук, Овербек в 60–70-х годах нашего столетия издал в свете несколько сочинений, в которых необычайно смело и горячо поднял голос во имя и в защиту Православия пред лицом западного мира. Добросовестное историческое изучение привело этого немца к признанию правды и истинности православного востока, и он не устыдился и не убоялся исповедать это во всеуслышание. «Братья протестанты! писал он: взгляните на церковь, которую основал Христос и которую Он в совершенной истине до- ведет до окончания мира. Эта церковь была обезображена в Риме. Вы захотели ее очистить, преобразовать; но в вашем делании исчезла совсем церковь. Взгляните же на восток – ex Oriente lux! (с востока свет!). Там не было надобности предпринимать опасный процесс очищения веры, потому что эта церковь пребывает такою, какою и была – неизменною в православной вере»⁷ – К этому голосу немца, католика, а потом протестанта, можем ли прибавить что-нибудь ещё мы сами, православные, – да и нужно ли что прибавлять? Не все ли сказано этим уже конечно беспристрастным человеком из вражеского стана – о истинности и решительнейшем превосходстве нашего Православия пред всеми прочими и христианскими исповеданиями?!...

Конечно, всегда была и теперь без сомнения есть в среде и нашего православного общества масса людей, которые отвергают многое из учения и древних уставов и правил нашей церкви: многие и многое стараются в жизни церкви Православной перетолковать по-своему, многого не соблюдают, над многим даже глумятся, издеваются. Как всегда, находились и находятся люди безумные, говорящие «в сердце своем: несть Бог» так же точно никогда конечно не иссякнут с лица грешной земли и «мужие, глаголющии развращенная» (Деян.20:30), «лжеучители, их же ради путъ истинный хулится». Но святая церковь Православная, водимая во всех путях своих Промыслом Божиим, осеняемая Духом Святым и руководимая Господом Христом, «во вся дни до скончания века» в ней пребывающим, никогда не сдавалась и не будет сдаваться ни на какие уступки и сделки, ради модной и, как многие силятся доказать, просвещенной «современности». Она всегда выше всякой человеческой и земной мелочности и суетности; она всегда пребывает единою, неизменною и строго верною основному своему принципу: хранить истинное христианство в его древней евангельской чистоте, апостольской и святоотеческой цельности и неприкосновенности.

Этот принцип Православия вытекает из существа учения Христова: как един и неизменен Он, «Иисус Христос вчера и днесь, тойже и во веки» (Евр.13:8), так должна пребыть всегда неизменна и «едина вера», возвещённая Им (Еф.4:5)

Этот принцип Православия есть и единственно здравый, верный и мудрый: разве, в самом деле, не явно ослепление и безумие тех, которые осмеливаются восставать на чистоту учения Православного и в оправдание своё утверждают, что богоустановленным правилам церковной жизни можно давать иной, более правильный вид, что богооткровенное учение веры можно усовершенствовать и развивать по своему воззрению, наравне с науками и всеми вообще всегда несовершенными человеческими знаниями? Разве не явно безумствуют, таким образом, признающие, что дело Божие может и должно подлежать человеческому исправлению и усовершенствованию?!

Этот принцип Православия есть и единственно надежный, и спасительный в религиозной жизни человека и уже оправданный всею исторею: в этом с такою очевидностию, отрицательным путём, убеждает нас церковь католическая, принципу этому изменившая и зато теперь очевидно саморазлагающаяся. В этом, также отрицательным путём, убеждают нас, кстати сказать, и наши раскольники, в неразумии своём отделившиеся от единства церковного и зато рассеявшиеся как овцы без пастыря, разбившиеся почти на столько же сект и толков, сколько у них голов. Но больше всего нас, уже положительным путем, убеждает в том вся история самого Православия, нераздельного, единого, всегда и всецело себе верного, и зато всегда непоколебимо стойкого, непобедимо мощного духом своим, неодолимого ни для каких сил земных.

Наконец, этот принцип Православия и прямо нам указан и завещан боговдохновенными проповедниками и изъяснителями Православного христианства: ясно предвидя опасность для истины Христовой со стороны самонадеянного и самозаконного ума человеческого, они так часто и так настойчиво внушали непреклонную стойкость в возвещенном ими учении: «Бодрствуйте, стойте в вере, мужайтесь и утверждайтесь!» (1Кор.16:13) «Братие, стойте и держите предания, им же научистеся» (2Фес.2:15). Как бы наперёд предостерегая от столь сильного и влиятельного для нас соблазна «современности» и модного «прогресса», больше всего ратующих, как говорят, на «консерватизм» Православия, великие и святые устроители его из глубины веков уже взывали к нам: «Не сообразуйтеся веку сему!» (Рим.12:2). «Любы мира сего вражда Богу есть» (Иак.4:4). Как бы прямо имея в виду позднейших непризванных и непризнанных реформаторов и новоявленных толковников христианства, его истинные толковники и апостолы настойчиво предупреждали нас: «блюдитеся, да никтоже вас будет, прельщая философиею и тщетною лестию, по стихиям мира, а не по Христе» (Кол.2:8). Предвидя всю роковую опасность новых лжеучений «по стихиям мира» – то сего для

людей немощных верою, апостолы с такою необычайною энергиею завещали не верить даже им самим, не верить даже ангелу небесному – «аще благовестить вам паче, еже благовестихом!» (Гал.1:8).

В сегодня совершенном многознаменательном и глубокопоучительном Торжестве Православия святая церковь Православная во услышание всего мира, торжественно отреклась от всех, что-либо в ней отрицающих; предала анафеме, отлучению от себя, всех тех, которые несоблюдением её требований и уставов, таким образом, фактически сами отлучились от единства с нею. В тысячу пятьдесят третий раз церковь Православная ныне громко повторила свои апостольские и соборные символы, чтобы весь мир знал, во что она верует, что приемлет и соблюдает, чтобы весь мир памятовал её апостольское происхождение и звание, и ни на минуту не усомнился в её Православии.⁸ Как открытое исповедание своей чистоты и своего Православия, церковь наша из года в год совершает этот знаменательнейший обряд Торжества Православия, который только по неразумию и недомыслию подвергается в обществе нареканиям; церковь предаёт нарушающих её учение и уставы анафеме, т. е. не проклятию, какой страшный смысл обыкновенно у нас в жизни неточно соединяют с этим словом, а только совершенно законному, понятному и совместимому с христианством милосердием, но вынужденному однако справедливостию отделению из своей среды, отлучению от общества верующих. Это ежегодное исповедание своего Православия, так сказать ежегодная исповедь себя и освобождение от членов недостойных придают церкви Православной только ещё большую силу против всех посягательств на её единство, святость и чистоту, – еще большую устойчивость среди вечно мятежного и непрестанно «воздвизаемого напастей бурею моря житейского».

Никогда не умолкал в человечестве святотатственный ропот на Божественную истину, возвещенную Христом Спасителем; никогда не прекращалось восстание и брань мира сего на наше святое Православие. И, тем не менее, всегда и с течением времени все больше и больше весь воинствующий мир должен убеждаться в постепенном падении своих сил и в торжестве истины Господней, которая очевидно имеет «пребыти во век». Каждый, можно сказать, новый пережитый год все более и более утверждает несомненность той от века предреченной истины, что и «врата адова не одолеют» святой церкви Православной. Во всяком случае, прожитые Православием почти девятнадцать веков для всякого не только верующего, а и вообще беспристрастного человека явно свидетельствуют, что пред лицом целого света, на глазах всего человечества совершилось величайшее историческое чудо: царство совсем не от мира сего, не только не располагающее никакими мирскими средствами, приманками, соблазнами, но решительно восставшее на мир и всё мирское, – царство уничиженное, бессильное в мире и как ничто и никогда ненавидимое и преследуемое миром – победило мир! Из начала своего всею силою человеческою и злобою адскою гонимое, презираемое и уничтожаемое, Православие святое, явно обнаруживая свою только чудодейственную мощь и только сверхъестественную силу, сохранилось, возросло и победно воцарилось в мире. Чрез посредство и многоученых носителей западного прогресса, и совсем неучёных вождей нашего тёмного раскола, и, наконец, даже чрез посредство всем конечно известных некоторых влиятельных представителей нашего национального таланта – словом, всяческими тайными силами ада до последних дней подрываемое и извращаемое, Православие святое, тем не менее, стоит превыше всех этих «уязвлений в пяту», стоит именно как непоколебимый «столп и утверждение истины», и – в знамение своей всегдашней победы и во свидетельство своей неприкосновенной цельности, святости и чистоты – из года в год всенародно празднует своё величественное «Торжество Православия».

Было время, в начале своём, церковь Православная состояла из очень немногих единиц, и очень многие миллионы напрягали усилия уничтожить эти единицы, но… многие миллионы побеждены немногими единицами! Что же могут значить теперь в необъятной массе многих миллионов православно-христианского мира немногие единицы этих упорно-преступных, несчастных в своём гибельном заблуждении и самонадеянном ничтожестве исказителей и извратителей Православия, всех этих жалких проповедников на разные лады «нового христианства»?! Не вразумляет ли этих неразумных история Православия, не убеждает ли их самым очевиднейшим образом она в том, что – как поётся в нынешнем богослужении – Сам «Господь положил утверждение своей церкви пребыть непреклонною во веки веков от смятения ересей: Божия бо сила Православие удержала есть“?!⁹

Во всяком случае, эта история Православия, на которую я сделал в настоящей беседе конечно только самое краткое, самое мимолётное указание, представляет одно из нагляднейших и сильнейших доказательств, непререкаемых и очевиднейших свидетельств исключительной для всего мира истинности, богоугодности и спасительности Православия.

Знаменательнейшая вообще и высоко поучительная для всех неверующих и заблуждающихся, история Православия для нас, верующих, сверх того, полна и самого отрадного света, высоких утешений. Если Православная вера, которую мы исповедуем, как утверждает история, есть именно та самая, которую содержала первенствующая Христова церковь, то возможно ли усомниться в её истинности?! Если Православное учение, которому мы последуем, есть именно то самое, неизменное и ненарушимое, какое проповедал Сам Христос и раскрыли Его святые апостолы, разъяснили святые отцы и учители церкви, то может ли оно быть не спасительно?! Если Православные таинства, которые мы приемлем, те же, какие были в церкви еще апостольской и совершаются так же, как совершались при апостолах и святых отцах во вселенской церкви, то сомнений нет, они божественны, и мы приемлем в них вседействующую благодать Божию. Если Православное богослужение, в котором мы участвуем, неизменно тоже, какое совершалось в апостольское и святоотеческое время, стало быть, оно правильно и богоугодно. Если Православные пастыри наши преемственно и непрерывно сохраняют рукоположение апостольское и имеют власть, переданную им чрез апостолов от Иисуса Христа, то сталобыть, повинуясь таким пастырям, мы повинуемся самому Христу, и, слушая их – слушаем самого Христа. – Если все это так, если во всём этом с несомненною очевидностию удостоверяет нас история, то мы и получаем отраднейшую возможность – с чувством невыразимой благодарности Господу, в Православии нашем благодетельствующему нам, совершено сознательно и всецело убеждённо провозглашать, вместе с церковию, про наше святое, единое в мире истинное и единственно в мире спасающее Православие: «сия вера Апостольская, сия вера Отеческая, сия вера Православная, сия вера вселенную утверди!»