Бесы и бесноватые

В последнее время отношение христиан к вопросу о существовании злых духов значительно изменилось к худшему. Чистая, правая и святая вера стала осложняться примесью ложных понятий и представлений, мало-помалу искажаться, видоизменяться, терять свой первоначальный облик и настоящую ценность.

Так, в добрые, старые времена искренно верили в существование злых духов. Верили в то, что бесы влияют на судьбу человека, совращают его с истинного пути, направляют к злу, ко греху, ко всякой неправде и беззаконию, верили во всё это, ощущали в себе действие злой, разумной силы, противодействовали ей, и просили Бога об „отогнании всякого супротивного” и т. д. и т. д.

Теперь же совсем не то. Теперь ни во что не верят. Более того, теперь даже иронизируют над теми, кто верит в силы ада, кто убеждён в их могучем, непосредственном влиянии на человеческие сердца.

– Вы до сих пор в чертей верите? – смеются над верующими, ведь это суеверие, предрассудок, пережиток глубокой, седой старины, наследие тёмных, непросвещённых, грубых и некультурных языческих предков. Вера в бесов – то же, что вера в колдунов, домовых и русалок. Поддерживать эту веру, – значит „подмораживать” религиозное сознание простых людей!

В последнем романе Мережковского: „Александр Первый” находим такие строки:

– Неужели вы о чёрте серьёзно? – спросил Бестужев.

– Серьёзно. А что?

– Вы в чёрта верите?

– Верю.

– С рогами и хвостом?

– Вот именно.

– Тут, по-вашему, он и сидит?

– Пожалуй, что так.

– Ну, поздравляю, чёрта за хвост поймали!

– Договорились до чёртиков! ⁸⁷.

„Отрицание бытия злых духов и вообще всего христианского учения о злых духах, пишет отечественный богослов, проф. П. Я. Светлов ⁸⁸ считается в неверующей среде вы(ражением)передовой образованности и одним из лучших украшений ума, а вера в злых духов – уделом отсталых невежд, верящих в чертей, в колдовство, русалок и т. п. нелепости наравне с необразованными”.

Вот, например, что пишет один из корифеев современной отрицательной критики:

„Вспомним только о Лютере, который так сжился с этой верой в дьявола. На каждом шагу представлял он себе, что имеет дело с врагом человеческого рода. Не только дурные мысли и искушения, но и внешние бедствия, посещающие людей, болезни, внезапную смерть, пожары и градобитие считал он непосредственным делом дьявола и его адских приспешников. Это указывает на низкий уровень, но вместе с тем и на то, что у великих людей и суеверие иногда выражается в величественных образах” ⁸⁹.

В другом месте этот же самый учёный (мы говорим о Штраусе) выражается несколько сильнее. Он пишет:

„Если процессы ведьм составляют одну из ужаснейших и позорнейших страниц христианства, то вера в дьявола является одной из отвратительнейших сторон старой христианской веры, и то место, которое эта опасная фигура ещё занимает в воображении людей, может служить мерилом культуры” ⁹⁰.

Ввиду такого критического отношения к одному из главных христианских догматов, не мешало бы нам, пастырям Церкви, своевременно откликнуться на ходячие возражения „совопросников века сего”, лишний раз осмотреть свои боевые позиции и возможно крепче, основательнее утвердить главные пункты затронутого вопроса.

В самом деле, есть ли бесы? Может быть, их вовсе нет? Может быть это суеверие, предрассудок?

Нет, бесы существуют. Это действительная, реальная сила. За их бытие – и религия, и наука, и история, в святоотеческое предание.

Чтобы не быть голословными, мы постараемся аргументировать свой ответ возможно полнее и обстоятельнее.

Рассмотрим означенный вопрос сперва с чисто религиозной стороны.

Христиане ни на одну минуту не должны сомневаться в бытии злых духов, в существовании царства дьявола. Иначе вера их будет суетной, и проповедь о Христе будет напрасной. Почему так, – мы сейчас покажем.

По свидетельству св. апостола и евангелиста Иоанна Богослова „Иисус Христос для того-то и явился, чтобы разрушить дела дьявола” ⁹¹. Значит, если мы отвергнем учение о злых духах, то спрашивается, зачем же тогда приходил на землю Сын Божий? Неужели затем, как справедливо замечает Успенский ⁹², „чтобы разрешить дела пустой мечты”? Раз нет злых духов, то, значит, не было и нужды в пришествии Христа. В этом не может быть никакого сомнения после авторитетных глаголов св. Иоанна.

Итак, удаление такого важного камня угрожает целости всего здания христианской веры. Ещё Гёте ⁹³ в молодости заметил, возражая Бардту, что „если существует хоть одно библейское понятие, так это именно понятие о дьяволе. Потому что если Христос, как пишет Иоанн, пришёл разрушить дела дьявола, то не будь последнего, и во Христе не было бы никакой нужды”.

Затем, христиане ещё потому должны веровать в существование злых духов, что Сам Иисус Христос признавал их бытие и силу. Это видно, например, из следующих Его слов: „Идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его” ⁹⁴. Или: „Ваш отец диавол, и вы хотите исполнять похоти отца вашего; он был человекоубийца от начала и не устоял в истине, ибо нет в нём истины; когда он говорит ложь, говорит своё, ибо он лжец и отец лжи ⁹⁵. Ещё пример: „ныне суд миру сему; ныне князь мира сего будет изгнан вон” ⁹⁶. „Немного Мне говорить с вами, ибо идёт князь мира сего, и во Мне не имеет ничего ⁹⁷. Последний пример: „Сеющий доброе семя – Сын Человеческий; поле есть мир; доброе семя, это – сыны царствия, а плевелы – сыны лукавого; враг, посеявший их, есть диавол; жатва есть кончина века, а жнецы – суть Ангелы ⁹⁸.

Если же Спаситель мира признавал существование дьявола и его лукавых слуг, то мы, христиане, ни в каком случае не должны сомневаться в их реальном бытии.

Против такой постановки означенного вопроса враги христианской веры делают обыкновенно такое возражение:

Да, Иисус Христос говорил о бесах, о дьяволе, о князе мира сего. Этого нельзя отрицать. И в этом никто не сомневается. Но вот в чём дело. Иисус Христос приспособлялся к языку своего народа. Он хотел быть понятным и доступным для каждого. Посему и допускал в своих речах такие чисто народные слова и понятия, как дьявол, бес, дух нечистый и лукавый и т. д.

С таким взглядом, безусловно, нельзя согласиться. Он, прежде всего, противоречит нравственному характеру абсолютно-правдивой личности Христа, а, затем, не оправдывается и евангельскими данными.

Невозможно допустить, чтобы Иисус Христос, воплощённая правда и воплощённая святость, приспособлялся к суевериям своего народа. Ведь таким путём Он бы потворствовал развитию народных суеверий и предрассудков. Между тем, мы знаем, что Он и апостолы были заинтересованы совсем в обратном, именно, в том, чтобы рассеять и искоренить существовавшие в среде иудейского народа ложные понятия и представления. Кроме того, система приспособлений, к которой, до́лжно полагать, неоднократно прибегал Спаситель, умаляет достоинство евангельских повествований. И вот почему. Всякий, принявший эту теорию на веру, будет думать, что в учении Христа есть примесь лжи, так как в нём умалчивается истина (т. е. действительные мысли Учителя). И ещё: такая система приспособлений приносит не столько пользу, сколько вред, потому что ум слушателей вводится в обман неточными изречениями.

Нет, таким Христос не известен нам даже в рационалистическом изображении, посему и мы, как наиболее верующие, не станем приписывать Ему сомнительных свойств и качеств.

Помимо всего этого до́лжно ещё сказать то, что теория приспособления совершенно не оправдывается многими евангельскими изречениями.

Так, Спаситель мира не только говорил о бесах, но даже указывал средство избавиться от них. „Сей же род, – говорил Он, – изгоняется только молитвою и постом” ⁹⁹. Если бы злые духи представляли собою не что иное, как суеверие, предрассудок, то Господь ни в каком случае не стал бы рекомендовать Своим ученикам и последователям тех средств, путём которых можно было избавиться от влияния злой разумной силы. Это – вне всякого сомнения. Теперь, если Он указывает разумные и целесообразные средства к избавлению от злых духов, то, значит, можно быть уверенным, что Христос и Сам признавал существование бесов. Против такого вывода и теория аккомодации (приспособлений) ничего не может возразить.

Замечательно ещё то, что Спаситель означенные слова (см. Мф. 17:21) говорил не народу, а апостолам. Ему не было никакой нужды приспособляться в данном случае. Апостолы прекрасно понимали Его. Они были чужды Иудейских суеверий и предрассудков ¹⁰⁰. Однако и с ними Христос говорил о бесах. Значит, Спаситель смотрел на бесов не как на предмет народного суеверия, а как на реальную силу.

Наконец, самая манера говорить о бесах ясно показывает, что и Господь и апостолы употребляют слово „бес” не иносказательно. Взять хотя бы такие слова евангелиста Марка о Марии Магдалине: „из неё Господь изгнал семь бесов” ¹⁰¹. Вот приблизительно всё, что можно сказать по вопросу о существовании бесов с чисто религиозной стороны. Но и из этого, сравнительно ничтожного материала, с необходимостью вытекает то заключение, что бесы существуют, что это реальная, а не призрачная сила.

Теперь осветим настоящий вопрос с чисто научной стороны.

Факт существования злых духов или бесов подтверждается живым человеческим опытом.

Кто читал творения св. отцов, тот знает, как живо и близко ощущали они присутствие вблизи себя злой силы. Эти „ощущения” для нас очень важны. Они говорят нам о том, что бесы действительно есть. Иначе святые подвижники и не ощущали бы их присутствия.

Справедливость такого вывода подтверждает такой крупный и авторитетный мыслитель, как американский психолог Вильям Джемс. В своём капитальном произведении: „Многообразие религиозного опыта” ¹⁰², переведённом и на русский язык, он путём многочисленных иллюстраций и строго проверенных научных данных устанавливает следующее положение: „человеку присуще чувство реальности, т. е. чувство присутствия вблизи себя какой-нибудь невидимой силы. Это чувство принадлежит не только религиозной природе человека, но, вообще, всему его существу, так что, если кто-нибудь неожиданно приблизится к человеку, то тот всегда почувствует это. И если какая-нибудь сила будет находиться вблизи него, то он сразу ощутит её. Таков закон этого чувства”.

Не будем приводить тут доказательств Джемса, потому что, думаем мы, каждый на себе самом испытал то, о чём он говорит.

Каждый, вероятно, знает по себе, что чужой пристальный взгляд, устремлённый на нас, даёт нам себя чувствовать. Мы сидим за книгой, заняты делом, ведём разговор, вдруг чувствуется нам не по себе. Мы невольно оборачиваемся, поднимаем глаза и видим, что на нас пристально смотрят, как бы заставляя взором и нас ответить тем же.

Бывают случаи ещё большей чувствительности и отзывчивости на стороннее присутствие. Люди, случайно попавшие в громадное тёмное помещение, под влиянием „чувства реальности” безошибочно угадывают, есть кто с ними тут вместе или нет, несмотря на полную тишину и темноту. Никого не видно и не слышно, а чувствуется, что кто-то есть.

Так и свв. подвижники. Они жили в пустынях, жили в полном уединении, но сердцем чуяли, что они не одни, что с ними кто-то есть, что на них устремлён чей-то пристальный взгляд. Они озираются, ищут невидимое, но чувствуемое существо. И... находят. Бесы являются им не только духовно, но и видимо, вступая часто в открытую с ними борьбу.

Возможно ли для какого-нибудь сомнения зачеркнуть это свидетельство людей духовной жизни о бытии злых духов?

Конечно, нет. Это, по крайней мере, будет противонаучно.

Пойдём далее.

Мы уже говорили, что бесы видимо являлись святым подвижникам. А если так, то сомневаться, значит, в их реальном существовании не приходится.

Против такой постановки вопроса вооружается доктор Леманн. В своей обширной книге: „Иллюстрированная история суеверий и волшебства от древности до наших дней” он, вместе с многочисленными своими единомышленниками, прямо заявляет, что такого рода явления и видения есть не что иное, как галлюцинации ¹⁰³.

Хорошо, но для галлюцинаций требуется всегда определённая почва. Теперь спросим, на какой собственно почве, по каким причинам и обстоятельствам подвергались свв. пустынножители галлюцинациям?

Известный галлюционист Мейер так отвечает на поставленный нами вопрос:

„Неправильное питание мозга при известных условиях естественно обусловливает неправильность его функции. Добровольное или вынужденное голодание, продолжительный пост в связи с молитвою, возбуждением фантазии для приготовления себя к высшим вдохновениям, ещё другие причины, в лицах, и без того впечатлительных, ведут к тому, что они начинают, как им кажется, слышать голоса из „того мира”. Галлюцинации от неправильного питания ещё легче появляются в связи с другими, вредными здоровью, условиями, как-то: недостаток сна, усиленная душевная деятельность и т. п.” ¹⁰⁴.

Правда, на такой почве галлюцинации бывают. Может быть даже часто. С этим мы вполне согласны. И в этом никто не сомневается.

Но вот в чём дело. Демонических явлений святым подвижникам никогда и ни в коем случае нельзя отождествить с галлюцинациями, потому что те и другие совершенно противоположны.

Так, по свидетельству того же Мейера ¹⁰⁵, галлюцинации, возникающие на почве плохого питания мозга, отличаются тихим, ровным, спокойным характером.

Например, истощённому продолжительным голодом кажется, что он видит хлеб, желаемые блюда. Изнурённому в боях воину часто являются, как наяву, его враги. Потрясённому смертью дорогих и близких существ иногда кажется, что он видит их живыми, вблизи его находящимися. И т. д. и т. д.

Совсем другого рода бывают демонические явления нашим святым. Эти явления, в противоположность первым, отличаются буйным и страшным характером.

Для иллюстрации приведём два-три примера.

Весьма поучительно в указанном отношении житие подвижника XI в. Исаакия Печерского.

Исаакий Печерский жил одиноко в маленькой пещере, одевался во власяницу и козлиную кожу, через день съедал просфору. Такой образ жизни он вёл семь лет. Однажды, погасив свечу, он увидел двух „юнош прекрасных”, лица их блистали „аки солнце”. Они ему сказали: „мы есмы ангелы, и се грядет к тебе Христос с прочими ангелы”. Действительно, Исаакий увидел „множество”. Один из них „паче всех сияше”. Исаакию приказали поклониться этому „паче всех сиявшему”, как Христу, что подвижник и исполнил. Бесы „клич велий сотвориша... наш еси Исаакие”. Вся келья наполнилась бесами, которые играли „в сопели, тимпаны и гусли”: Бедный Исаакий „начаша с ними скакати и плясати на мног час. Бесы, утрудивши его, оставили еле жива суща”. На другой день подвижник был еле жив. Иноки „Исаакия мняше мёртва быша”. В продолжение двух лет Исаакий был расслаблен, постоянно лежал, и за ним ухаживали иноки. Только на третий год наступило улучшение. „Он же, помало взирая на других, вкушаше хлеба и так научишася ясти” ¹⁰⁶.

Припомним ещё искушение св. Антония Великого.

В первое время своих подвигов этот святой муж чувствовал себя бодро, хорошо. Но когда заглушённые на время естественные стремления к миру и плотские пожелания проявились снова, в нём началась внутренняя упорная и продолжительная борьба с самим собою, борьба мучительная, доводившая его иногда до беспамятства. Оставаясь в пустыне один, без руководителя, Антоний вскоре подвергся искушением дьявола, и эти искушения были для него тем тяжелее, чем более отвечали возникавшим в нём чувственным пожеланиям. В нём возгорается буря помыслов, которая и служит источником нравственных страданий и раздвоенности. Эта внутренняя борьба с самим собою была настолько тяжёлой, что сделалась даже заметной для посторонних ¹⁰⁷.

Число таких примеров, при желании, можно увеличить до каких угодно размеров. Но, думаем, и этих достаточно. И эти вполне ясно характеризуют нам демонические явления святым подвижникам.

Теперь проведём параллель между явлениями первого и второго порядка, т. е. между галлюцинациями и демоническими видениями.

Первые, как мы сказали, отличаются тихим, ровным, спокойным характером. Вторые же – буйным, страшным. Первые, как чисто созерцательные, не изнуряют, не истощают человека. Вторые же, как мы видели, доводят человека до „расслабления”, до „беспамятства”, до „болезни”. Другими словами, первые явления не имеют никаких последствий, а вторые – весьма печальные и тяжёлые.

Затем, ещё одно, довольно существенное различие между галлюцинациями и демоническими видениями. Именно: у здоровых галлюцинации, особенно при частом их повторении, обязательно замечаются и постепенно излечиваются или устраняются. Чаще всего – поливанием головы холодною водою, прогулками по свежему воздуху, и т. д. Психически же больными они никогда не осознаются ¹⁰⁸.

Проф. психиатрии В. Ф. Чиж прямо заявляет, что наши святые, видевшие демонов, были большею частью людьми ненормальными, „психопатами”. Но тогда бы они не сознавали своих галлюцинаций, как это утверждает знаменитый галлюционист Мейер ¹⁰⁹. Между тем из житий святых мы знаем, что решительно все наши подвижники великолепно сознавали всё то, что происходило с ними. Отсюда видно, что видения святых угодников Божиих нельзя счесть за галлюцинации.

„Итак, для вожделенного отождествления демонических явлений с галлюцинациями приходится, – пишет один русский учёный, – объявить их субъектов за умопомешанных; но за это дело никто не возьмётся даже при той храбрости, которая у неверия всегда является в борьбе с верою” ¹¹⁰.

Слышится ещё другое, в этом же роде, возражение.

Говорят, что при изолированном положении святых подвижников, видения последними духов становятся вполне естественными. Отрешившись от мира, погрузившись в самих себя и сосредоточивши своё сознание на борьбе с возникавшими в них дурными мыслями, подвижники думали, что те конкретные образы, в которых, под влиянием фантазии, воплощались их субъективные мысли и желания, имеют объективное значение, так как психологически известно, что при углублении человека в самого себя и при сосредоточии его на какой-либо идее становится невозможным восприятие впечатлений и, следовательно, теряется сознание, для возникновения и поддержания которого требуется, как необходимое условие, приток в душу свежих и новых впечатлений извне. Без этого же притока невозможен и процесс сознания, как это бывает, например, во сне, когда наши представления о предметах и лицах становятся как бы самыми действительными предметами и живыми личностями.

Такой, или подобный взгляд, можно услышать в современном обществе от весьма многих образованных людей, либерально (в худшем смысле этого слова) относящихся к христианскому учению.

Но прилагать такое объяснение к видениям духов некоторыми людьми, значит предполагать этих людей находящимися в какой-то спячке, в каком-то бессознательном состоянии. Проводить параллель между сновидениями и демоническими явлениями – значит признавать людей не умеющими отличить своих собственных сновидений от действий, происходящих наяву, в действительности, значит – признавать их находящимися в бессознательном состоянии, или же в состоянии умопомешательства. Между тем святые подвижники имели, так сказать, просветлённое сознание, потому что они в своих творениях высказывают здравые и высокие мысли, что было бы совершенно невозможным, если бы они находились в бессознательном состоянии. Видения духов были и Спасителю ¹¹¹, высоту и глубину сознания Которого никто не отважится отрицать ¹¹².

Ну, хорошо, возражают нам противники христианского учения, если бесы существуют, то почему они являются только святым и ощущаются только подвижниками? Почему, например, не ощущаются они простыми, обыкновенными людьми? Почему они не являются нам и другим? Если есть бесы, то они должны всем являться и всеми ощущаться.

Мы не можем согласиться с такими взглядами. Нам кажется, что если бесы и являются, то только святым. И если ощущаются, то только ими. Ведь они являются со специальной целью. Именно, совратить человека с истинного пути, направить его на путь зла и погибели. Все мы, т. е. простые, обыкновенные люди, давным-давно находимся во власти дьявола, и потому нет никакой нужды являться ему нам и искушать нас. Совсем другое – подвижники. Они добродетельны, они святы, стоят на истинном пути, противодействуют козням бесовским и ведут постоянную, упорную и ожесточённую борьбу с дьяволом. Бесам интересно таких завлечь в свои сети, соблазнить, искусить. А в нашем падении, повторяем, они совсем не заинтересованы, потому что мы и без того идём по широкому пути, ведущему в погибель. Вот почему праведникам бесы являются, а нам не являются. Ими они ощущаются, а нами нет.

Впрочем, нельзя и того сказать, будто бы злые духи ощущаются только подвижниками, святыми, а нами – никогда.

„Не приводит ли нас собственный опыт к мысли о духовной силе зла? – пишет известный апологет Лютард. – Кто из нас не испытывал, как ему в святейшее моменты, в благоговейные часы его настроения, приходили такие соблазнительные мысли, от которых он хотел бы отказаться и касательно которых он ясно сознаёт, что они не в нём имеют своё последнее происхождение? Мы все неоднократно испытываем, что нам приходится бороться не просто с плотью и кровью, но с таинственным миром тёмных сил, действие которых проникают в наше внутреннее существо” ¹¹³.

То же самое почти, только в других выражениях, говорит проф. П. Я Светлов. Вот его слова:

„Кто не ощущал в себе по временам, и даже в моменты наивысшего подъёма духа к добру, движений в душе, неизвестно откуда возникающих и как раз противных общему нравственному настроению? Внезапное появление в нашей душе злых мыслей, чувств и желаний против воли, вопреки общему нравственному настроению в тот или иной момент и нравственному характеру личности вообще – факт общеизвестный и не всегда объяснимый раздвоенностью нашей воли” (Рим. 7:14–23) ¹¹⁴.

Особенно часто такие явления бывают среди чистых, добрых, неиспорченных детей.

Вот маленькая, но зато яркая иллюстрация, взятая нами из одного очень интересного психологического этюда „Васина вера”, приведённого бывшим арх. Михаилом в статье: Религия в семье и школе” ¹¹⁵.

„Васе снился ад, в котором клокотали красные волны огня и в страшной пляске крутились всевозможные чудовища...

„Ой! – вскрикивает Вася и дрожащий, весь в поту, бежит к отцу:

„Что ты, что ты? – испуганно повторяет отец – „Господь с тобой! Да ты перекрестись, сынок, помолись”...

На другой день Вася просыпался поздно и, прежде всего, думал о Боге:

– Какой Бог страшный. Как Он больно наказывает.

И Вася – из боязни Бога – ещё строже начинал относиться к своим религиозным обязанностям...

Но демон искуситель уже подкрадывается к ребёнку, и в это время чем строже был Вася к своей молитве, тем чаще и чаще приходили к нему грешные мысли.

„А что если отвернуться от иконы? А если сесть на корточки?”

– Господи, какой я грешный! – думал он и начинал молиться. И он молился, молился, но преступные мысли и желания обуревали его, окутывали его со всех сторон, ужас овладевал Васей, и ему хотелось бежать куда-нибудь далеко-далеко, туда, где нет ни страшного Бога, ни выслеживающих глаз отца.

А вот впечатления детства известного польского писателя Г. Сенкевича ¹¹⁶.

„Когда я был ребёнком, на меня однажды нашло такое религиозное настроение, что я молился с утра до вечера и вместе с тем в минуты величайшего религиозного экстаза в голове у меня мелькали такие богохульные мысли, что как будто их подсказывал мне демон или ветер навевал извне. Точно также я грешил против людей, которых любил всей душою, за которых без колебания отдал бы всю жизнь. Эта трагедия сильно мучила меня. Но не в том дело. Возвращаясь к этим богохульным мыслям; я думаю, что никто не должен отвечать за них, так как они являются извне, а не служат признаком зла, вкоренившегося в моральный организм”.

Такие, и подобные им явления всего лучше объяснять действием злых духов. Иначе если мы отвергнем в данном случае участие бесов, то такие внезапные, безнравственные движения мысли и души будут беспричинны, чего, конечно, ни в коем случае допустить нельзя.

Известный мыслитель Паскаль в своих „Мыслях” только путём предположения дьявольского обольщения считает возможным объяснить религиозный индифферентизм людей, их равнодушие к вечности, увлечение пустяками и игнорирование существенными вещами.

Да, многое бы в нашей жизни осталось необъяснимой загадкой, если бы мы посмели отвергнуть христианское учение о существовании злых духов.

Доселе мы говорили об ощущениях, о переживаниях, о явлениях повседневного опыта. Другими словами – об экспериментальных данных в пользу существования злых духов, называемых бесами.

Теперь скажем несколько слов и о том, что не только опыт, но даже теоретические построения человеческого разума и те приводят нас к необходимости признания злой, разумной силы.

Вера в бесов стоит в тесной связи с верой в ангелов. Ведь бес это, по учению св. Церкви, – падший ангел. Но вера в ангелов, т. е. в добрую, разумную, высшую, чем человек, силу требуется человеческим разумом, как необходимый постулат.

В самом деле, неужели Бог остановился в Своей творческой деятельности на человеке, как на существе, выше которого ничего и быть не может. Неужели нет иных существ, которые стояли бы между человеком и Богом?

Несомненно, есть. Это доказывают многие соображения и наблюдения.

Вот первое основание. Совокупность земных существ и предметов представляет собою как бы лестницу, имеющую разные ступени, по которым рядами поднимаются разные формы бытия, начиная с самой низшей и простейшей и кончая самою высшею, сложнейшею. Между этими формами, стоящими не отрывочно и одиночно, но тесно связанными одна с другою, нигде нет скачков, или пустых промежутков. Напротив, при переходе от одной формы к другой, везде замечается строгая постепенность и последовательность. Самая низшая и первичная форма природы – минералы. Затем идёт растительное царство, животное. Переходным звеном от мира животных к человеческому царству служат так называемые антропоморфные обезьяны, более всех других животных приближающиеся к человеку и по своему внешнему виду и по физическому устройству.

Наконец, на высшей ступени бытия стоит человек.

Если мы признаём, что ангелов не существует, что человек высшая форма творения, то во вселенной, между Творцом и тварью образуется громаднейший пробел, или промежуток, скачок. А в ней, как показывает наблюдение над доступной нам частью вселенной, пробелов и скачков нет. В ней незаметно одна форма переходит в другую. Без ангелов вселенная не была бы полна, а оставалась бы половинчатою и незавершённою, и, следовательно, не была бы в строгом смысле вселенною. Идя постепенно, градация существ, наполняющих её, вдруг обрывалась бы на человеке, так как высший духовный мир не имеет в последнем своего завершения и законченности. Ангелы составляют духовный полюс вселенной, противоположный полюсу чистой материи ¹¹⁷. Было бы странным предполагать несоответствие одного полюса с другим. Было бы странным и нелепым для нашей мысли предполагать, что, между тем, как материя, входящая в состав природы человека, имеет тысячи разнообразных форм и видов, последовательно идущих от форм грубых, низших к формам утончённым, высшим, – дух, входящий так же, как и материя, в состав человеческой природы, существует только в одной форме, и, притом, форме низшей, так как человеческий дух в своих проявлениях несовершен. Это равнялось бы тому, если бы при существовании, например, разных видов растений, начиная с травных и кончая древесными, существовал бы один только, и, притом самый низший, вид животных, примерно – какой-нибудь слизняк. Других же видов никаких бы не было. В таком случае, очевидно, не выполнена была бы творческая идея создания животного мира. Точно также не выполнена была бы творческая идея и нравственного мира, если бы существовало одно только существо (человек), принадлежащее к этому миру ¹¹⁸.

Напротив, если мы признаем существование ангелов, то пробел во вселенной уничтожится сам собою и картина мира получит совсем другой вид. Именно:

В области Божьего создания человек окажется на границе двух миров – видимого и невидимого, чувственного и духовного. Он станет средоточным пунктом или центром, в котором объединяются силы, законы, и формы и виды обоих миров. По своей физической стороне и её условиям он будет принадлежать к общей, космической жизни и будет, так сказать, повторением ступеней материальной природы, потому что в тканях его организма есть неорганические, растительные и животные элементы. В этом отношении человек станет членом в ряду земных существ и членом самым высшим, заключительным, по причине лучшего и высшего устройства своей физической организации и психически животной жизни. Вся видимая природа будет представлять собою только ряд предварительных ступеней к нему, как представителю и завершителю её, и отражаться в нём как мир звуков, образов, ощущений и представлений.

Но, составляя собою заключительное звено в области видимого мира, касаясь самых последних её границ, и служа повторением ступеней его, человек в то же время по другой стороне своего бытия, именно – по своему сознанию, разумности и нравственной личности, общее сказать, по своему духу, – будет выходить из области видимой природы. В этом отношении человек станет исключительным явлением в последней, начальною ступенью другого мира существ, – существ высших его и духовных, уходящих от него в беспредельность.

Таким образом, как существо телесно-духовное, человек будет представлять собою переходную ступень от существ материальных и чувственных к бесплотным духам, занимая между первыми самое высшее место, а между последними – самое низшее и последнее место, как первичная и начальная форма ¹¹⁹.

Нет, должны быть существа, по крайней мере, не в такой степени ограниченные плотью, пространством и временем, как человек. Если наша мысль могла прийти к идее ангела, составить о нём понятие, как о совершеннейшей, чем человек, духовной силе, то Творец, конечно, тем более силён продолжить далее человека линию разумных существ; и было бы в высшей степени непонятно, если бы Он на человеке прервал Свою лестницу творения.

„Нет никакого разумного основания думать, – пишет Оливер Лодж, автор известной и интересной книги «Катехизис для родителей и учителей», – что человек есть высочайшее разумное существо, что мир, какой нам удалось изучить, населён существами высочайшими во вселенной. Это – неосновательная гордость ума, что мы, столь незначительные создание, которые едва в состоянии прозревать величие звёздного неба, решаемся отрицать существование высших сил и высшего знания, чем наше”.

Таким образом, и наблюдение над природой и логика нашего разума, и гармония Божьего мира – всё это говорит за то, что ангелы существуют, что их бытие необходимо признать.

Если же допустимо бытие вообще высших, чем человек, разумных сил, т. е. ангелов, то отчего недопустимо существование беса, т. е. злой разумной силы, которая по учению Св. Писания, есть падший ангел?

Подводя итог всему вышесказанному, мы должны сказать, что и Св. Писание, и жизненный опыт, и теоретические построения – всё это говорит за то, что существование бесов нельзя отрицать, что злые духи есть, что это реальная сила, и, притом, разумная, высшая сила, которая, по временам, вмешивается в человеческую жизнь и направляет её к худым последствиям.

Но самым неоспоримым, самым ценным и важным доказательством бытия злых духов являются так называемые „бесноватые”.

Беснование – одна из самых страшных, мучительных и, можно сказать, неизлечимых болезней. Когда именно появилась она в мире, когда стала мучить и терзать людей – об этом никто ничего не знает. Так давно она появилась, так долго царствует она в мире.

Наибольшего развития и процветания беснование достигло во времена Христа Спасителя. Но и теперь оно довольно распространено, и теперь везде и всюду можно видеть несчастных больных, одержимых „духом злобы поднебесным”.

Вот они-то и служат самым ценным, лучшим и неопровержимым доказательством существования злых духов или бесов.

Вопрос о бесноватых мы тоже, подобно вопросу о бесах, постараемся рассмотреть по возможности полно и обстоятельно, как со стороны религиозной, так и со стороны чисто научной.

Сперва о религиозной стороне.

С христианской точки зрения, не может быть никакого сомнения в существовании бесноватых в той именно форме, в какой обыкновенно представляет их себе наш простой народ. Потому что и Спаситель, и ученики Его имели постоянные столкновения с бесноватыми, исцеляли их, и описывали их такими чертами, по каким и теперь мы узнаем этого рода больных.

Вот две довольно ярких евангельских иллюстрации, которые как нельзя лучше уясняют нам характер данной болезни и свидетельствуют о полном тождестве бесноватых древнего и нового мира.

„Один из народа сказал: Учитель! Я привёл к Тебе сына моего, одержимого духом немым; где ни схватывает его, повергает его на землю, и он испускает пену, и скрежещет зубами своими, и цепенеет... Иисус сказам ему: приведите его ко Мне. И привели его к Нему. Как скоро бесноватый увидел Его, дух сотряс его; он упал на землю и валялся, испуская пену. И спросил Иисус отца его: как давно это сделалось с ним? Он сказал: с детства; и многократно дух бросал его и в огонь, и в воду, чтобы погубить его; но, если что можешь, сжалься над нами и помоги нам” ¹²⁰.

Ещё пример:

„Пришли на другой берег моря, в страну Гадаринскую. И когда вышел Он из лодки, тотчас встретил Его вышедший из гробов человек, одержимый нечистым духом; он имел жилище в гробах, и никто не мог его связать даже цепями; потому что многократно был он скован оковами и цепями, но разрывал цепи и разбивал оковы, и никто не в силах был укротить его; всегда, ночью и днём, в горах и гробах, кричал он и бился о камни ¹²¹.

Такими же точно чертами ¹²² характеризуются и современные „бесноватые”. Они тоже бьются о камни, о землю, о церковные плиты и помосты, отличаются колоссальною физическою силою, кричат, богохульствуют, бранятся, истекают пеной и т. д. и т. д.

Таких больных Иисус Христос называл „бесноватыми”, их болезнь приписывал врагу человеческого рода и единственным средством избавления от неё считал „пост и молитву” ¹²³.

Это видно из следующих мест Св. Писания. В евангелии, например, Марка говорится, что „приводили к Нему многих бесноватых, и Он исцелял их, изгнавши многих бесов, и не позволял бесам говорить, что они знают, что Он – Христос” ¹²⁴. Вообще, рассказывается, что Он проповедовал в синагогах по всей Галилее и изгонял бесов. Двенадцати Своим ученикам, при послании на проповедь, Он дал власть изгонять бесов, чем они и воспользовались ¹²⁵. О Марии Магдалине известно, что из неё Господь изгнал семь бесов ¹²⁶. Наконец, среди тех знамений, какие обещаны были Христом верующим в Него, изгнание бесов, нужно заметить, поставлено на первое место ¹²⁷.

Если так, если Господь на бесноватых смотрел как на людей, одержимых злым духом, то, значит, и мы, стоя на чисто христианской почве, должны, прежде всего, признать существование бесноватых как таковых, а затем и то, что эта болезнь от нечистого, злого духа, т. е. от беса.

Идя далее, мы приходим к такому заключению, если существуют люди, одержимые дьяволом, то, вне всякого сомнения, существуют и бесы.

Но противники христианской веры, видимо, без бою не хотят сдаться. Они начинают придумывать всевозможные объяснения, толкования, которые в большинстве случаев так далеко отстоят от истины, как небо от земли. По временам отрицают буквальный смысл Св. Писания и допускают аллегорический, метафорический, мистический смысл. Словом, пускаются на всё, лишь бы не согласиться с традиционными взглядами на бесов, ибо это „смешно, старо, простовато”.

Они, например, вот что говорят по поводу евангельских повествований об исцелении Иисусом Христом тех или иных бесноватых.

– Да, Христос исцелял бесноватых, больных телом и душей. Только это исцеление нельзя понимать в том узком, одностороннем смысле, в каком обыкновенно представляют его ортодоксальные богословы. Дело в том, что в данном случае под бесами разумеются человеческие страсти, злые навыки, порочные стремления, которые, быв олицетворены в образе бесов, изгонялись Христом силою Его могучего нравственного влияния. Так, когда, например, говорится о Марии Магдалине, что из неё Господь изгнал семь бесов, то этот факт чудесного исцеления до́лжно представлять себе таким образом, что Иисус Христос Своим могучим нравственным влиянием исцелил её от семи тяжких и смертельных грехов, среди которых блуд стоит на первом месте.

С такого рода постановкой вопроса, безусловно, нельзя согласиться. Такому толкованию, прежде всего, противоречат следующие слова Христа Спасителя:

„Когда нечистый дух выйдет из человека, то ходит по безводным местам, ища покоя, и не находит; тогда говорит: возвращусь в дом мой, откуда и вышел. И, пришед, находит его незанятым, выметенным и убранным; тогда идёт и берёт с собою семь других духов, злейших себя, и, вошедши, живут там; и бывает для человека того последнее хуже первого” ¹²⁸.

Далее. С такой точки зрения совершенно немыслимо объяснить следующие чудеса Иисуса Христа.

„Гадаринский бесноватый, увидев Иисуса издалека, прибежал и поклонился Ему, и, вскричав громким голосом, сказал: что Тебе до меня, Иисус, Сын Бога Всевышнего? Заклинаю тебя Богом, не мучь меня! И Иисус сказал ему: выйди, дух нечистый, из сего человека. И спросил его: как тебе имя? И он сказал в ответ: легион имя мне, потому что нас много. И много просили Его, чтобы не высылал их вон из страны той. Паслось же там, при горе, большое стадо свиней. И просили Его бесы все, говоря: пошли нас в свиней, чтобы нам войти в них. Иисус тотчас позволил им. И нечистые духи, вышедши, вошли в свиней; и устремилось стадо с крутизны в море, а их было около двух тысяч; и потонули в море” ¹²⁹.

Спрашивается, если под бесами разуметь человеческие пороки, то, как они могли войти в стадо свиней и потопить его в море? Как они могли заклинать Иисуса Христа не мучить их? Как они могли отвечать Господу на все вопросы и называть своё имя? Как они могли просить у Спасителя разрешения войти в стадо свиней?

Нет, такой истолковательный приём никуда не годится. Он только приводит к курьёзам, к смешным и нелепым выводам.

Наконец, вся, так сказать, соль разбираемого возражения полагается в могучем нравственном воздействии Христа Спасителя на окружающих Его больных. Но не нужно забывать того, что исцелял бесноватых не только Христос, не только Его ученики и апостолы, но и люди, не имевшие на то никаких полномочий от Божественного Учителя и посему, до́лжно полагать, не имевшие никакого нравственного влияния.

„Иоанн сказал Иисусу: Учитель! Мы видели человека, который именем Твоим изгоняет бесов..., и запретили ему, потому что не ходит за нами. Иисус сказал: не запрещайте ему, потому что никто, сотворивший чудо именем Моим, не может вскоре злословить Меня, ибо кто не против нас, тот за нас” ¹³⁰.

Правда, в ответ на это нам могут сказать, что человек, изгонявший бесов именем Христа, тоже пользовался влиянием и доверием в своей среде, почему и он исцелял так называемых „бесноватых”.

Хорошо. Мы на время согласимся с этим. Допустим, что означенный человек имел великую и могучую нравственную силу, при помощи которой благотворно действовал на всех душевнобольных. Но вот вопрос – почему апостолы не могли одно время исцелить бесноватого? Неужели они не обладали потребной силой нравственного воздействия? Быть этого не может. Однако они оказались бессильными изгнать беса из одного больного человека. Значит, тут дело не в нравственном воздействии, а в чём-то другом, и речь идёт не о человеческих слабостях, пороках и беззакониях, а о действительно существующих бесах.

В этом не может быть никакого сомнения.

Посему, с религиозной точки зрения мы должны признать, что в „бесноватых” живёт и действует злой дух, бес, который мучит и терзает человеческую душу, и делает её поистине больною.

Если же мы придём к другому какому-нибудь заключению, ничего общего не имеющему с христианским взглядом по данному вопросу, то мы окажемся в резком противоречии с учением и делами Иисуса Христа.

Теперь перейдём к научному решению затронутого нами вопроса.

По нашему мнению, т. е. по мнению всех православных христиан, „бесноватые” не кто иные, как люди, одержимые злым духом, который, тяготясь своим мучительным существованием в аду, стремится разными способами слиться с другими разумными существами, обитающими на земле, т. е. с людьми.

Совсем иначе рассуждают рационалисты. Они говорят, что „бесноватые” это – нервнобольные люди, одержимые суеверною, безумною идеей (idée fixe), будто бы в них живёт и действует дьявол. Причём, эта идея является для них не более, как средством к объяснению всех испытываемых ими мук нервного страдания, всегда сопровождающегося страшным угнетением духа, потерею власти над собою и возникающею отсюда неожиданностью и непроизвольностью душевных движений – мыслей, чувств и желаний, – всегда тоскливых, мрачных, угнетающих и подавляющих.

Такого воззрения на бесноватых придерживается, помимо известных всем свободомыслящих рационалистов ¹³¹, и такой, по-видимому, ортодоксальный мыслитель, как Фаррар ¹³².

Посмотрим, насколько основательны и убедительны доводы, приводимые рационалистами в защиту своего объяснения.

Говорят: Демономания (вид истерии) – обыкновенная, естественная болезнь, поддающаяся правильному систематическому лечению. Это доказывается тем, что в древности, на востоке, существовали так называемые экзорцисты, которые посредством особых заклинательных формул, и путём употребления целебных корешков и курений, изгоняли из бесноватых нечистых духов.

В ответ на такое возражение мы должны сказать следующее. Экзорцисты действительно существовали. Даже во времена Христа Спасителя они были ¹³³. Но они ничего общего не имеют с Божественным Учителем. Напротив, решительно во всём, даже в способах изгнания бесов, существует между ними громаднейшая разность. Так, экзорцисты, как мы видели, и как свидетельствует Иосиф Флавий ¹³⁴, исцеляли бесноватых „корешками и курениями”, а Иисус Христос никаких искусственных приёмов не употреблял и бесов изгонял только словом. Затем, как справедливо заметил Неандер ¹³⁵, экзорцисты исцеляли болезнь не навсегда, а только на известное время, с возможностью рецидива. Между тем Спаситель изгонял бесов навсегда.

„Дух немый и глухий! – говорил Он, – я повелеваю тебе, выйди из него и впредь не входи в него” ¹³⁶. Вот почему исцеления Иисуса Христа всегда вызывали в очевидцах чрезвычайное изумление.

Далее. Бесоодержимость ставят в связь с суевериями. Говорят ¹³⁷, там, где больше всего суеверий, там больше всего и бесноватых. Значит, демономания имеет, несомненно, субъективный источник, ибо ей подвергаются только те, кто верует в злых духов и в их воздействие на людей.

Другими словами, к демоно-мании более склонны простые, необразованные, некультурные люди. Что же касается интеллигентных лиц, то так как они не верят в бесов, то посему никогда и не бывают одержимы ими.

Посмотрим, насколько удовлетворительно приведённое соображение.

Говорят, где больше всего суеверий, – там больше всего бесноватых. Но вот маленькая историческая справка. Спрашивается, какой век более тёмный, некультурный – 11-й или же 16-й? Когда было больше суеверий – в первом случае или во втором? Конечно в первом. Это всякий скажет, и этого никто не станет отрицать. Хорошо. А когда было больше бесноватых? По теории наших религиозных противников выходит, что одиннадцатый век должен был изобиловать этого рода больными, потому что в нём было больше суеверий, чем в шестнадцатом веке. Между тем, на поверку выходит совсем обратное. Именно, бесноватых было больше не в одиннадцатом веке, а в шестнадцатом. В одиннадцатом веке, пишет в „Вопросах Философии и Психологии” Лахтин, бесоодержимость представляла собою явление редкое, если не прямо исключительное” ¹³⁸. „На Стоглавом же соборе 1551 года беснование обсуждалось, как явление широко распространённое и общеизвестное” ¹³⁹. Таким образом, ставить беснование в непосредственную связь с суевериями невозможно. Такая попытка не может быть оправдана фактическими данными.

Кроме всего этого, должно сказать ещё вот что.

Описание болезни бесноватых, сделанное евангелистами и многими опытными психиатрами, не позволяет нам считать эту болезнь обыкновенной истерией.

1) Прежде всего, следует обратить внимание на величайшую ненависть бесноватых к святыне. Мы уже из евангелия знаем, что как только бесноватые встречались с Иисусом Христом, как с ними начинались жестокие припадки. „Как скоро бесноватый, – повествует ев. Марк ¹⁴⁰, – увидел Христа, дух сотряс его; он упал на землю и валялся, испуская пену”.

Мы сами наблюдали, как бесноватые ведут себя неспокойно вблизи какой-нибудь святыни. Так, во время открытия мощей св. Феодосия Углицкого, в г. Чернигов привезли великое множество больных, в том числе и несколько бесноватых. Они лежали на полу, вблизи раки со святыми мощами, и находились всё время под присмотром четырёх довольно сильных и крепких человек, которые держали их за обе руки в ноги. Лежали они большею частью тихо, спокойно, как бы во сне. Но как только их захотят приложить к святым мощам, они начинают биться, кричать, хулить св. угодника, упираться и т. д. Но, замечательно, после того, как бесноватых, вопреки их воле и желанию, приложат к святителю Феодосию, они сразу приходят в себя и припадок прекращается. Затем, когда по окончании церковной службы их выносили из храма, они не оказывали никакого сопротивления и противодействия. Факт весьма замечательный. С точки зрения точной науки он совершенно необъясним. Для нас же, верующих христиан, он вполне понятен и возможен.

Особенное беспокойство испытывают бесноватые во время литургии верных, когда совершается евхаристия.

М. Лахтин, производивший наблюдения над интересующими нас больными, так описывает поведение бесноватых в великие моменты св. литургии.

„Яков велел ей чаще причащаться и она (больная) это исполняла. Но всякий раз её при этом „ломает”. Во время „Иже херувимы” ей корчит руки, она вся синеет – „людям видно”. За выносом её трясёт; потом, когда дети причащаются, она терпит, а как сама станет подходить к чаше, так ударяет ей в голову – ото лба к затылку – что она начинает плакать, рыдать, и, наконец, „ничего не помнит”. Её к чаше подводят насильно” ¹⁴¹.

Даже в самых незначительных случаях, и то даёт о себе знать болезнь. Например, об этой же самой больной Лахтин рассказывает, что „как только в монастыре начинают звонить, то у неё отнимается нога” ¹⁴².

Больше же всего бесноватые боятся имени Христа Спасителя. Были многочисленные случаи, когда одним этим именем изгоняли бесов из тех или иных больных людей. Св. Иустин Философ пишет, например, по данному вопросу вот что: „Вы можете убедиться в этом (т. е. в том, что Сын Божий сделался человеком для уничтожения демонов), наблюдая за тем, что происходит на ваших глазах; потому что многие из христиан исцелили большое число одержимых во всём мире и в вашем городе (Риме) чрез заклятие именем Иисуса Христа, тогда как их не могли исцелить все другие заклинатели, чародеи и враги. Они продолжают исцелять их и теперь, уничтожая в изгоняя демонов из одержимых ими людей” ¹⁴³. В диалоге с Иудеем Трифоном тот же св. Иустин сообщает: „всякий демон, заклинаемый именем Сына Божия, родившегося от Девы, ставшего человеком, и распятого вашим народом при Понтии Пилате, и умершего, и восставшего из мёртвых, и восшедшего на небеса, этим именем всякий демон побеждается и преодолевается. Если вы сделаете заклинание всеми царями, праведными, пророками и патриархами, какие были у вас, то и тогда демон не подчинится вам” ¹⁴⁴.

То же самое пишет и Тертуллиан. Вот его слова: „Так как они боятся Христа в Боге, и Бога во Христе, то подчиняются служителям Бога и Христа ¹⁴⁵.

Ориген утверждает, что только имя Иисуса Христа и свидетельство Его истории имеет силу отогнать демонов, и настолько могущественную, что она действует даже в том случае, если это имя произносят безнравственные люди ¹⁴⁶. И в другом месте: „сила экзорцизма заключается в произносимом имени Иисуса Христа с возвещением истории о Нём” ¹⁴⁷.

Подводя итог всему вышесказанному по этому отдельному вопросу, мы должны заметить, что если бы беснование было простой нервной болезнью, истерией, то больные никогда бы не боялись ни имени Христа, ни св. чудотворных икон и мощей, ни Пречистых Таин, ничего другого священного, христианского. Между тем мы видим, что так называемые бесноватые ничем другим не смущаются, а вот христианской-то святыни они боятся, как говорится, „пуще дурного глаза”. Чем это объяснить? Конечно, ни чем другим, как страхом злых духов пред Спасителем мира.

2) Достойно замечания ещё то обстоятельство, что бесноватые отличаются поразительной чуткостью ко всему священному, божественному.

Вот примеры.

„Муж, – пишет А. Лахтин, – послал Клавдии из Москвы от брата Якова образ Феодоровской Божией Матери, но она (бесноватая) „зачуяла” ещё, когда образ был в дороге, начала кричать, что не хочет его, и стала страшно богохульствовать. „Что Тебе надо”, кричала она, пересыпая речь ругательствами, „каку таку ещё беспаспортную везут. Не хочу я Тебя. Сюда по машине приедешь, а отсюда назад по шпалам пойдёшь”, и т. д. ¹⁴⁸.

Другой пример. „Стоило только старухе взять масло рядом в комнате, которое она привезла от Серафима Саровского, как больная начинала кричать” ¹⁴⁹.

Да зачем так далеко ходить за примерами, когда в евангелии дан замечательный пример того, что мы собственно доказываем. Именно, бесноватые раньше всех исповедали Иисуса Христа Сыном Божьим. Ещё апостолы ничего не знали о Божестве своего учителя; ещё тайные и явные ученики Его были в неведении обо всём случившемся, а бесноватые уже чувствовали во Христе Божественную силу, боялись, страшились Его и исповедовали Его, не обинуясь, „Сыном Божьим”. Факт весьма замечательный.

Кроме того, бесноватые обнаруживают удивительную прозорливость и ясновидение. От них ничего нельзя скрыть. Они всё знают, всё видят.

Мы были свидетелем такого примера. В Елецком монастыре, Черниговской губернии, в котором находится чудотворная икона Божьей Матери, однажды лежало четыре бесноватых женщины. Около них суетились монахи, держали их за руки и за ноги, служили молебны, пели „Да воскреснет Бог”. Одна из больных женщин, которая вела себя беспокойнее других, во всех мелочах и подробностях рассказывала жизнь окружавших её монахов. Говорила об их тайных помыслах и желаниях, открывала их проступки, их грехи, их беззакония. Словом, вскрывала их жизнь до подробностей. И монахи, столпившись около колонны, поражались таким обстоятельным знанием их закулисной жизни. Когда же она пришла в себя, когда окончился её припадок, она всё мгновенно забыла, и ни одного слова не могла повторить из сказанного ранее.

А вот наблюдения А. Лахтина.

Больная всё „узнавала”. В деревне, когда кто придёт, она прямо кричала: „зачем украл”? Вследствие чего выходили большие неприятности. Она „знала”, кто украл, и где. Украдут за 10 вёрст, а она и знает. К ней по этому поводу обращались за расспросами и советами. Знала она в особенности, где бывала „церковная служба”. „Батюшка идёт за 10 вёрст, а уж она знает. Народ и в этом случае обращался к ней за советами” ¹⁵⁰.

Затем, бесноватые весьма часто понимают беседу, ведущуюся вблизи их на иностранном, им непонятном языке. Простые, необразованные русские крестьяне понимают то, что говорится около них на французском, английском или же немецком языке.

Далее, говорят о предметах, которыми они никогда не занимались, и которые превышают их ум ¹⁵¹.

И так далее.

Конечно, всё это может быть до некоторой степени объяснено путём аналогии с такими патологическими состояниями, как лунатизм, сомнамбулизм, гипнотизм и пр. Но вот что совершенно необъяснимо в бесноватых – ненависть к истинному Богу, ко всему святому „христианскому”.

Пусть бесноватые – нервно больные люди. Но, спрашивается, зачем им ненавидеть Бога? Зачем бояться религиозного действия?

С точки зрения науки – это непостижимо, необъяснимо. Для нас же – это вполне понятно, объяснимо.

Справедливо, что многое в бесновании близко к симптомам некоторых нервных заболеваний.

Что же из этого?

Возможно и то, что на больной почве легче прививается влияние злого духа. Возможно и обратное: что к подчинению злой воле духа ведут и естественные, физиологически-психические расстройства.

„Разве нельзя допустить, – пишет Целлер, – что некоторые болезни, именно душевные, при которых, по-видимому, проникает в самое существо больного нечто ему чуждое, действующее в нём с неодолимою силою, стоят в связи с царством тьмы, царством демонов? Такие болезни, с одной стороны рассматриваемые, естественны и подлежат в своём развитии и существовании известным законам природы; но при этом остаётся некоторый тёмный осадок, который нельзя мыслить иначе, как действие вечно враждебной человеку злобной дьявольской силы. Ежечасно и ежедневно действует на наше тело и на нашу душу бесчисленное множество сил, и при всём том мы не замечаем их действия, и самого существования сил не подозреваем; разве нельзя допустить, что в числе их действуют на нас, в разных формах и степенях, силы из мрачного демонского царства” ¹⁵².

Подводя итог всему вышесказанному в пятой главе, мы должны сказать, что естественными средствами науки не могут быть объяснимы все феномены демономании. А если так, то значит, демономания остаётся пока загадкой для науки. В таком случае для науки не будет противоречием допускать в бесноватых наряду с естественным элементом демономании, т. е. разного рода психическими и телесными расстройствами в организме, и элемент или влияния сверхъестественные (одержимость).

В предшествующей главе мы говорили о несостоятельности тех возражений, какие делают противники христианской веры всем вообще мыслящим и рассуждающим по Закону Божьему.

Теперь скажем несколько слов о тех соображениях, какие побуждают нас признать основательность и справедливость христианского учения по затронутому нами вопросу.

Отчасти мы уже касались этих соображений, когда разбирали рационалистические воззрения. Теперь же несколько дополним их.

Что такое гипнотизм, это, я думаю, в достаточной степени известно каждому, и потому нет нужды входить здесь в подробные объяснения этого психологического явления. Скажем только, что суть его заключается в том, что гипнотизёр может подчинить себе чужую душу, совсем подавить её, заменяя её мысли своими, её чувства своими, её хотения своими. Если такого рода явления могут быть проделаны человеком, то не тем ли более возможно это вытеснение души для существа более сильного, более могучего, чем гипнотизёр, каким, без всякого сомнения, является враг человеческого рода – дьявол и его вечные спутники – злые духи, т. е. бесы?

Это не только возможно, но даже необходимо признать. А если так, то, значит, и в бесновании нет ничего невозможного и противоестественного. Ведь беснование есть не что иное, как подчинение человеческой души злому духу, – до потери воли и до порабощения души. Душою владеет злой дух, как хозяин.

Но вот вопрос – бывают ли такие состояния души у кого-нибудь другого, разумеется, помимо бесноватых?

Конечно, бывают. Довольно часто. У многих лиц. Что как нельзя лучше говорит о возможности вообще беснования.

Мы приведём несколько таких иллюстраций, чтобы прочнее установить и яснее формулировать нашу мысль.

Наблюдение врачей-психиатров говорят нам о том, что некоторые преступники руководились в своих действиях явно чужой волей. Их воля была вытеснена иной. Они пробовали сопротивляться, но ничего из этого не выходило. Были случаи, когда преступник наперёд заявлял о том, что его тянет к преступлению, что он не может совладать с собою и потому просил спасти его.

Профессор психиатрии Корсаков в курсе своей науки приводит следующий случай такого непреодолимого влечения к совершению убийства:

„Ещё в феврале (говорит больной) у меня явилась мысль убить детей. Месяцев пять преследовала она меня; меня что-то толкало; я не мог от неё отделаться ни днём, ни ночью, ни за работой. В течение трёх ночей я вставал с постели, чтобы убить детей: В первую ночь я выбежал на двор, чтобы выгнать эту мысль: через полчаса я успокоился и лёг спать. На другую ночь я также вышел и, вернувшись, зажёг свечу, взял бритву и, расхаживая взад и вперёд по комнате, с кровожадностью смотрел на детей; наконец, я положил бритву на место и пошёл на скотный двор... На третью ночь я несколько раз входил и снова выходил, чтобы покончить: я был совсем готов... я вошёл в комнату детей, держа в одной руке свечу, а в другой заступ... Я посмотрел, в кровати ли сын; его не было. Занавески кроватей моих дочерей были откинуты, и я видел, что они в постели. Я подошёл, поставил левую ногу на стул, чтобы иметь опору, и начал наносить один удар за другим по их головам... Они спали, не сделали ни одного движения... Я не знаю, сколько ударов я нанёс... Перед убийством я ни о чём не думал, как только о том, чтобы убить и убежать; после я не посмотрел даже на трупы, но почувствовал очень большое облегчение, которое продолжалось до тех пор, пока я не пришёл в лес. Тогда я почувствовал упадок сил и закричал: „я погибший человек!”. Позднее больной говорил: „это должно было случиться; я не мог помешать себе сделать это дело, убийство” ¹⁵³.

Называя такие влечения насильственными или навязчивыми, профессор Корсаков говорит:

„Больной сознаёт, что его влечение совершенно безумно, но не может с ним бороться. Он предвидит все его последствия, но не может преодолеть того мучения, которое испытывает до удовлетворения своего безрассудного, вредного для него самого и для окружающих влечения” ¹⁵⁴.

Спрашивается, чья же воля управляет здесь убийцей? В сущности, если признано существование злого духа, то признать беснование даже необходимо.

Другой пример.

Одна больная Paul Garnier’a, дававшая на суде ложные показания, впоследствии говорила ему: „погружаясь с каждым днём всё более и более в своё страшное дело лжи, я испытывала чувство, как будто кто-то другой действует во мне, а не я сама” ¹⁵⁵.

Один мой прихожанин в минуты полной откровенности высказывал такие мысли. Он говорил:

„Батюшка, кажись бес во мне сидит. Не иначе. Потому чувствую, что-то тянет меня кого-нибудь убить. Кого – не знаю. Для меня безразлично. Кажись, если бы вышел вот с этим ножом, то так первого, попавшего мне навстречу, и заколол бы. Раньше сего не было. А вот, как померла жена, да загрустил, да перестал молиться Богу и в церковь ходить, так и начало меня подмывать. Что будет – не знаю, только сохрани меня Бог от сего греха.

Эти случаи как нельзя лучше говорят нам о том, что есть какая-то злая, разумная сила, которая по временам оказывает на нас такое сильное, неотразимое влияние, что мы совершенно не можем с ним совладать. И потому нередко действуем под его властью вопреки всяким законам правды, совести и добра.

Если есть такое постороннее, злое влияние, то откуда оно может быть, как не от дьявола? Как не от того, кто „ложь есть и отец лжи”, кто „ищет кого-нибудь поглотити”?

Признав же его влияние на человека, мы тем самым вынуждаемся признать и существование бесноватых, потому что беснование, в сущности, есть не что иное, как воздействие злого духа на человека.

Р. S. От бесноватых нужно отличать так называемых кликуш, т. е. таких нервных и впечатлительных женщин, которые, под влиянием обострившегося сознания своей греховности, начинают выть, кричать и издавать нечленораздельные звуки в самые торжественные минуты христианского богослужения, как-то: во время чтения евангелия, во время великого входа, в момент пресуществления св. Даров и т. д.

Эти кликуши ничего общего с бесноватыми не имеют, и потому не об них шла здесь речь.