Слово любви духовному юношеству

Главная цель высшего духовного просвещения – та, чтобы образовать и воспитать крепкого духом, сильного верою и пламенного благочестием достойного пастыря и служителя Св. Церкви. И как бы угрожающе ни веял всюду проникающей и всеколеблющий дух „миpa» среди и нашего духовного юношества, – нет сомнения – Всевышним Сердцеведцем и теперь, как всегда, предуготовляются среди этого юношества драгоценные сосуды Его спасающей благодати, яркие светильники св. веры, твердые столпы христианского благочестия. Самые отдаленный окраины нашего необъятного Отечества чают для себя будущих провозвестников Св. Христовой Истины из среды духовных питомцев. Благодатный огнь ревности ко спасению неведущих Бога и Спасителя нашего, лишенных всех сладостей и утешения св. Христовой веры, уже и теперь незримо расплавляет юные впечатлительные сердца многих, возгревая Христолюбивое желание и готовность – пренебречь всеми благами житейскими, оставить все, чем привлекателен родной край, и среди чуждых людей идти вещать спасительные глаголы живота вечного. Всемогущая десница Вышнего уже зиждет будущих доблестных Архипастырей, которым со временем суждено будет возвышаться на свещнице Великой Церкви Русской, осиявать и согревать спасительным Христовым светом мрак греховный. Уготовляются и меньшие сих светильники – честные скромные иереи, которые понесут на себе более посильные для них труды, и, одушевляемые тем же всепревозмогающим духом Богоугождения, тою же св. любовью к стаду Христову, украсят собою светлый облик Христовой Церкви, горячо послужив Ея великому делу – спасения, освящения и приведения всех ко Христу... Что может быть выше, святее этого подвига, этого служения, которое «толико вышше есть царствования, елико отстоит дух от плоти!» (Златоуст. Сл. о свящ., 3-е). Что – вожделеннее сего небесного звания, кроме которого ни в чем более – столько не может «насытиться Бога» благочестиво верующая и пламенно-любящая Его душа!

Многие в беспомощном страхе и малодушии пред строго – возвышенными, ангельски – требовательными обязанностями столь святого звания готовы уклоняться от него, ссылаясь на свое недостоинство и малодушие. Надлежит напомнить всем таковым, что «не к извинению в слабостях надлежит прилагать величие чести, а, напротив, к большему лишь преуспеянию в добродетели и тщательнейшему наблюдению за собою» во всем, что может делать нас достойными этой чести. Да и где же те достойные, которых бы ни в чем не упрекала совесть в минуты предстояния у страшного Престола Святейшего и Чистейшего Господа славы?.. Или где те чистые сердца, которые не содрогались бы от благоговейного ужаса, созерцая в действиях человеческих рук таинственное заколение Божественной Жертвы, воспринимая в себя Святейшего всех Святых?.. Где те совершенные, которые были бы «довольны» вместить в себя Превысшего всех небес, Кого не может вместить вся вселенная, Почивающаго на Херувимах и Серафимах Бога, пред Которым и самые чины ангельские «лица закрывающей трепещут, «но смея взирати?..» Хотя все это, конечно, и должно нас ужасать, – однако же, не только не должно расслаблять, а, напротив, тем сильнее должно побуждать нас желать и искать сего чудного служения, превосходящего, как убеждает Божественный Златоуст, и самое даже служение Ангелов...

Итак, отложите излишне-неуместную робость и малодушие, звания небесного причастницы, и, в крепком уповании на вспомоществующую и всевосполняющую благодать Божью, «терпением да течем на предлежащий нам подвиг», который есть прямой долг каждого, ощутившего своим сердцем его неизреченную высоту, святость и сладость, и тем более – уже от младенческих, так сказать, пелен предназначенного к тому Церковью.

Не менее важная священная цель, и, вместе, долг духовного юношества – готовиться быть учителями и просветителями народа. К этому так или иначе призываются и те из духовных юношей, которые не задумаются «пастырства звание небесное» променять на другие, более или менее «земные». В особенности же и прежде всего именно истинному пастырю и служителю Св. Церкви прилично и существенно-необходимо быть в то же самое время и сведущим, достойным просветителем народа. Итак, все духовные юноши, и в особенности, призываются к этому. И уже здесь никто не вправе ни под предлогом непосильности, ни по страху ответственности изменять сему призвании, если только мы не хотим оказать самой черной неблагодарности по отношению к нашему народу, если не хотим забыть, что его трудовые – слезою и потом добытые – гроши дают нам счастливую возможность облагородить свое сердце добрыми чувствами и настроениями, обогатить свой ум глубочайшим проникновением в познание св. истины, воспитать свою волю в правилах истинного христианского благочестия. За все это мы должны и можем взаимно послужить народу, принимая к сердцу неудовлетворенные потребности собственных его – ума, воли и сердца.

Будущие пастыри и учители народа! Оглянитесь кругом себя! Кто, кроме вас, может более всего принести пользы своим служением? Какое другое служение должно быть поставлено высшим и плодотворнейшим, как не то, которое искони веков одно просвещало цепеневшие в невежестве народ, одно рассеивало царящей среди него глубокий духовный мрак, воспитывало в его среде лучших Христолюбивейших людей своего времени? Какое другое звание в этом отношении показало себя наиболее близким к народу, наиболее способным влиять на него, –так же, как наиболее готовы мы делить с ним все – и радости и горе, и нужды и заботы, и счастье и несчастье? Какое, наконец, другое служение и доныне являет чудеса Христовой веры среди народа, доныне не потеряло высокого дара – вдохновлять в него могучие святые порывы, доныне одною из самых священных обязанностей своих именно и поставляет просвещение и воспитание народа? Вот почему ныне более, чем когда-нибудь, дорог и незаменим просвещенный и добрый пастырь-учитель, ибо более, тем когда-либо, необходимость просвещения народного сознается и чувствуется, более чем когда-либо невежество и убожество нашего родного народа – умственное и нравственное – столь резко бьет в глаза, столь глубокою печалью томит душу и сердце всякого истинно-православного Русского человека. Редкий день проходит ныне без того, чтобы не приходилось читать или слышать о самых безотрадных гибельных плодах этого невежества, на каждом шагу о себе заявляющего часто самыми низкими, грубыми и безнравственными поступками, позорящими святое имя христианина и свившими себе столь прочное гнездо особенно в простонародном быту. Редкий день не повергнет нас в тяжелое уныние, показывая все новые и новые, все более и более множащиеся и разнообразящиеся печальные исчадия пьянства, этого непобежденного врага земли Русской. Там нас извещают о безумно-дикой расправе деспота-мужа в крестьянской семье, под пьяную руку с топором набрасывающегося на ни в чем неповинную подругу жизни. Тут рисуют пред нами зверя-женщину, безжалостно истязающую исчадие чрева своего муками невообразимыми. Там нас поражает бесчеловечный самосуд над людьми по одному пустому подозрение или по самым ничтожным поводам. Упомянуть ли о недавнем ужасном случай, когда взбесившийся от винных паров зверь – отец расстреливает четверых невинных своих малюток, при слезно-трогательных, душу раздирающих криках восьмилетнего подростка-девочки: «папа! не убивай нас: мы же тебя очень любим!..»

При таких-то удручающе-темных картинах, возможных в нравственном быте нашего простонародья, не менее безотрадно и печально заявляет себя и умственное убожество простолюдина, его духовный мир. Сколько здесь пагубных суеверий, – сколько таится нелепых предрассудков, заблуждений, – сколько Богомерзких и Богохульных мудрований рассеивает неутомимый враг среди Божьей пшеницы! Кто не болел сердцем, наслышавшись о разъедающем св. Русь богохульном сектантском злочестии, не отступающем пред злоупотреблением самых святых досточестных имен и предметов Христианской веры¹,–отрицающем или грубо опошливающем самые возвышенные и священно-Божественные действия! Кто не ужаснулся душою, слыша, как десятки ослепленных духом тьмы² зарывают себя живыми в землю и с решимостью, лучшего употребления достойною, идут на столь ужасную смерть в пагубном самообольщении – получить венец мученический. Между тем, наряду с такими крайними извращениями силы веры и религиозного чувства, как часто можно натолкнуться на то грустное для нашего просвещенного времени явление, когда православные христиане, особенно среди темного народа, не имеют почти никакого понятия о важнейших догматах своей св. веры, обнаруживают самое жалкое незнакомство с душеусладительными и спасительными ее истинами, питают свое религиозное чувство, столь живое и глубокое от природы своей особенно в душе славянина – разного рода нелепыми, нечестиво-Богохульными и суеверными сказаниями, не находят ничего предосудительного – ревнуя о соблюдении самых мелочных обрядовых постановлений, совмещать с этим самые тяжкие беззакония.

Если обратимся к жизни более высших слоев нашего общества, то нас поразит и здесь не менее безотрадная, на не менее грустные размышления наводящая – картина. То, что в простолюдине есть именно только лишь плод невежества, незнания, недомыслия, – то самое здесь уже чаще всего намеренно-злобное, рассчитанное, обоснованное известными сознательными убеждениями, и потому, конечно, гораздо более представляющее забот для пастыря и учителя, несравненно более трудное и опасное дело. Здесь ему труднее всего внушить к себе все доверие и всю силу священного авторитета, всегда стоять на самой высоте своего звания; если где, то здесь наиболее всего ему надо быть всегда готовым дать ответ всякому вопрошающему. Здесь он встретится с «сознательным» неверием, «убежденным» сомнением и малодушием. Здесь его поразит ожесточеннейшее безразличие, равнодушие и холодность к вере и нравственным предписаниям христианства. Здесь сплошь и рядом царит полнейший упадок религиозного чувства, полное религиозное бесчувствие, не болезнь только, но смерть души, – требующая не излечения, а воскрешения к истинной жизни, – обнаруживающаяся не в непонимании религии, а в нехотении ее, – не в невежественном отношении к святыням веры, а в сознательном издевательстве над ними. Целые семьи встретятся здесь без прочных нравственных устоев, без веры и благочестия христианского, без любви и простоты Евангельской, без всего, чем украшает драгоценное звание христианина. Не отсюда ли все более и более частое ужасающее повторение безумной решимости – поканчивать счеты с жизнью, по самым пустым и ничтожным поводам, по самым безосновательным и несправедливым разочарованиям в жизни, во время не поддержанной искусною рукою и утешительными увещаниями пастыря душ христианских, которому даны для сего все целительные врачевства от самых тяжких печалей и болезней сердечных.

Такое безотрадное нравственное состояние народа вопиет к благородству, к возвышенным стремлениям и впечатлительности нежных душ нашего духовного юношества. От него во многом зависит в будущем облегчить вообще участь страждущего и мятущегося человечества. Наше духовное образование, воспитавшее великого Филарета, бессмертного Иннокентия и множество других, – как нельзя более и лучше приспособлено к столь благому и высокому предназначению. Только в духовной школе предлагается такой удачный подбор всех лучших отраслей истинной науки, такое соединениеe их в стройную систему, отвечающую самым жизненным потребностям души, приспособленную к утолению самой насущной жажды ее, жажды света, вечной истины, правды, любви. Никакое другое научное образование не способно более выработать крепкую духом веры и благочестия натуру, которая бы могла повелевать душами, управлять сердцами и возделывать волю людей. От вас, будущие служители алтаря, общество жаждет услышать удовлетворяющей душу ответ на все ее запросы, получить удовлетворение всех насущных потребностей своего духа. И уже то самое, что оно всегда так строго судит о всех слабостях и недостатках духовного пастыря, показываешь ясно, «кем» и «чем» оно в глубине своей души желает видеть его, при каких условиях оно готово будет беспрекословно и всецело отдаться ему, поверить всю свою душу с ее тайниками и изгибами; – показывает ясно, что не общество заслуживает упрека в невнимательном отношении к духовенству, но что скорее, напротив, само духовенство – в равнодушном отношении к справедливым требованиям общества и в недостаточном внимании к своему высокому достоинству и званию. На самом деле, разве наше время не явило такого Доброго Пастыря, пред Которым с любовью и благоговением преклоняется вся св. Русь, вся изливаясь в единодушном гласе благодарения и хвалы Богу, дивному во Избранных Своих, не престающему и в наш скудный верою век являть новые и новые славные примеры величия, силы и неложности св. Православной веры. От Царя до раба, от вельможи до последнего простолюдина, от богатого до нищего, от верующего христианина и даже до иноверного, и ученые и невежды, и несчастные и так называемые счастливые в миpe сем – не все ли готовы по первому мановению этого живого образа Христа следовать за ним всюду, куда бы он ни повел!

Итак, имея сего ближайшего к нам Доброго Пастыря во главе «облежащего нас облака свидетелей» благодатной веры Христовой, свидетелей неложного обещания нашего Господа – «пребывать с нами во вся дни до скончания века», – одушевитесь, духовные юноши, пламенным желанием священного подвига, вас ожидающего, и всеусиленно возгревая в душах ваших необходимую для сего любовь к Богу и ближнему, потщитесь с терпением и усердием «на предлежащий вам» многотрудный, но и высочайше-славный подвиг.