Литургия и жизнь

Христианское образование через литургический опыт

Лекции, собранные в этой книге, были прочитаны в течение последних двадцати лет для разных групп православных преподавателей. Они представляют собой своего рода введение в изучение православного богослужения и его места в религиозном образовании.

По моему мнению, православная вера лучше всего выражена в богослужении, и истинно христианская жизнь это – исполнение благодати, видения, учения, вдохновения и силы, которые мы получаем в богослужении. Поэтому именно в этой органической связи литургической жизни Церкви и ее учительной функции мы находим принцип религиозного обучения, свойственный лишь Православию. Мы все еще далеки от полного применения и выполнения этого принципа. Но если эта книга напомнит людям, ответственным за религиозное образование наших детей, в чем состоит их самая важная и насущная задача, то свою задачу она выполнила.

Прот. Александр Шмеман

Июнь 1974 года

В первые дни Церкви, когда «христианами не рождались, а становились» (Тертуллиан), оглашаемый до присоединения к Церкви должен был пройти длительный период катехизации, то есть приготовления к таинству Крещения. В начале II века в Риме, например, такой подготовительный период длился два года. В то время казалось очевидным, что человек может стать членом Церкви только тогда, когда узнает и усвоит ее учение, вполне поймет ее законы и жизнь. Во времена миссионерской экспансии христианства крещение взрослых было общим правилом, но по окончании этой эпохи в норму вошло крещение младенцев, и тогда катехизация естественно стала формой послекрещальной подготовки членов Церкви.

В западных церквах катехизация остается необходимым условием для «конфирмации», то есть для таинства Миропомазания, совершаемого в раннем отрочестве. Православная Церковь сохранила традиционную связь между Крещением и Миропомазанием, рассматривая их как двуединое таинство, в котором верующий становится членом Церкви. Хотя Православные Церкви не выработали обязательной формы катехизации после Крещения, везде принято, что дети должны получить христианское воспитание и образование. Это всеобщее убеждение показывает, что преподавание правил христианской веры и жизни членам Церкви органическая – и существенная часть церковной традиции.

Хотя необходимость христианского воспитания признана повсеместно, этого нельзя сказать в отношении форм и методов христианского образования. Мы должныоткровенно признать, что здесь царит путаница. Положение тем более неясно, что трудности его не вполне осознаны, и поэтому не делается усилий их преодолеть. Это относится не только к отдельным деталям, но и к основным проблемам. Хороший пример – широкое распространение воскресных школ в Православной Церкви в Америке. Воскресные школы, конечно, пришли к нам из протестантской системы образования, и, прежде чем вводить их в практику Православной Церкви, следовало бы их критически оценить в свете православной концепции образования, ее целей и принципов. Однако такой вопрос никогда не поднимался, и воскресная школа, где занятия часто проходят во время Божественной литургии, стала общепринятой формой нашего церковного образования. Можно привести и другие подобные примеры.

Я полагаю, что вопрос прежде всего должен быть сформулирован следующим образом: указывает ли нам наша собственная православная традиция пути и методы христианского воспитания? Мы, конечно, имеем в виду не механическое восстановление методов обучения, употреблявшихся в иную историческую эпоху, а попытку понять церковную традицию, открывая ее дух, ее вечное значение. Православный путь жизни состоит в творческой актуализации церковной традиции; отказываясь следовать по этому пути, мы, сознательно или бессознательно, отходим от Православия.

В начале этой статьи я упомянул о катехизации перед Крещением, потому что это – самое раннее свидетельство в церковном предании о том, как Церковь обучала своих членов христианским догматам и христианскому закону жизни. Конечно, для нас важно, что эта катехизация имела литургический характер. Объяснение Священного Писания, раскрытие смысла Символа веры (то есть догматов Церкви) и научение христианской морали, иными словами, все христианское обучение, совершалось в непосредственной связи с литургическим богослужением, даже частично во время этих служб. Мы и сейчас находим следы такого «литургического катехизиса» в наших службах. Так, первая часть Божественной литургии все еще называется Литургией оглашенных, и не только потому, что оглашенным было разрешено на ней присутствовать, но главным образом потому, что это была (и продолжает быть) учительная служба, она дидактична по своему характеру и назначению.

Пост: время наставления

Другой пример – построение и содержание наших великопостных служб; они не могут быть по-настоящему поняты, если мы не знаем, что их назначение главным образом поучительное. В ранней христианской Церкви крещение оглашенных совершалось во время вечерней службы накануне Пасхи; пост, таким образом, был временем интенсивного приготовления к таинству просвещения, как тогда часто называлось Крещение. Лучше всего мы можем это увидеть в порядке чтений постом паремий. Полностью прочитываются книги Бытия, Исайи, Притчей Соломона. Почему? Потому что они содержат верный ключ к пониманию Священного Писания в целом, потому что они верно очерчивают все здание Откровения, исполненного в Иисусе Христе: в книге Бытия – темы творения, падения и завета, в Исайе – тема обетования о Мессии и образ Мессии, Который берет на Себя все наши грехи, в Книге Притчей венчается человеческая мудрость, опыт, знание, содержится Откровение о Божественной Мудрости – Воплощенном Логосе.

На Страстной седмице вместо книги Бытия читается Исход, вместо Книги Притчей – Книга Иова. Исход читается потому, что в нем описывается путь избранного народа в землю Обетованную, «песах», который исполняется, когда Христос Мессия совершает Свой «исход» к Отцу (Ин. 13:1) и становится нашей Пасхой (1Кор. 5:7), вводя нас в Царство обетованное. Книга Иова – это вершина откровения Ветхого Завета о страждущем слуге, который побеждает зло своим совершенным смирением, любовью и послушанием Богу. Таким образом, все основные темы христианской веры и содержание церковной догматики раскрываются в своем внутреннем единстве. Ветхий Завет является здесь в его полной духовной реальности не только как отвлеченная истина, но как основа Нового Завета, как путь, ведущий ко Христу, как обещание и пророчество, в Нем исполненное. Однако – и это очень важно – истина раскрывается не только чтением и толкованием текстов, она литургична: чтения помещены в контекст служб, которые и раскрывают их истинный смысл.

Глубокий вздох покаяния, который постоянно звучит в великопостных службах, призыв к раскаянию, к осознанию своей крайней слабости и глубокой греховности утверждает в нас состояние, помогающее правильно услышать Священное Писание, понять его смысл. С другой стороны, порядок служб, согласованность чтений, обрядов и молитв, все «движение» служб дает жизнь текстам, тот «тон», который заставляет их правильно звучать. Чтение Евангелия и объяснение его в проповеди – не просто «вставки» в Литургию оглашенных: мы подготовлены к ним уже тем, что «собрались в Церковь» (1Кор. 11:18), подготовлены торжественным благословением Царства, с которого начинается евхаристическая служба, псалмами, входом в алтарь, пением Трисвятого и восхождением к горнему месту. Это не просто «символы», но священнодействия, которыми Церковь готовится к таинству Слова Божьего. Во время Литургии Преждеосвященных Даров священник после чтения книги Бытия берет свечу с престола и, благословляя ею верующих, говорит: «Свет Христов просвещает всех». И это – дар разумения того, что верующие вскоре услышат, и в то же время это указывает на высший смысл всего Писания – на Иисуса Христа. И наконец, кульминационный момент в литургической жизни Церкви – службы Страстной пятницы с воспоминанием о погребении Христа и Страстной субботы с чтением пятнадцати паремий, содержащих пророчества и прообразы новозаветной Пасхи, и светлыми облачениями, заменяющими черные при провозглашении Воскресения. Эти службы, правильно понятые, суть полный катехизис Пасхи.

Мы могли бы привести много таких примеров, но и уже сказанного достаточно для понимания того, что оглашение во время богослужения, так называемая литургическая катехизация, – не просто интересный обычай древней Церкви, но традиционный метод религиозного обучения, органическая часть природы Церкви и ее понимания духовного просвещения.

Литургическая катехизация в первую очередь указывает нам на то, что главное назначение, цель религиозного обучения, как его понимает Церковь, – ввести человека в жизнь Церкви. Я подчеркиваю: это не просто передача «религиозного знания», не только воспитание «хорошего человека», но «наставление», «устроение» члена Тела Христова, члена нового «рода избранного» и «народа святого» (1Пет. 2:9), чья мистическая жизнь в этом мире началась в день Пятидесятницы. «И сотвори его (или ее) овча словесное святаго стада Христа Твоего, уд честен Церкве Твоея», – говорится в чине Крещения. Религиозное обучение есть не что иное, как раскрытие всего того, что произошло с человеком, когда он вновь родился от воды и Духа и соделался членом Церкви.

Понятие Церкви как народа Божьего и Тела Христова для современных христиан стало абстрактным, отвлеченным. С одной стороны, Церковь отождествляется с «приходом», зарегистрированной организацией с деловыми встречами, выборами, голосованием, имущественными и финансовыми делами. С другой стороны, мы приходим в храм, чтобы помолиться, «исполнить свою религиозную обязанность», послушать хорошее пение и испытать успокоение и утешение. Церковный приход понимается как средство обеспечения материального благосостояния церковного здания и всего, что в нем находится; назначение храма – дать духовное удовлетворение, которое прихожане получают от красивого богослужения, от сознания исполненного христианского долга. Но современный христианин забыл или, возможно, никогда не знал, что эти цели – второстепенные по сравнению с главной целью, а именно созданием Церкви Христовой, возрастанием всех в новую общность во Христе, что однажды было получено при Крещении и всегда получается нами в таинстве Евхаристии. «Нас же всех, от единаго Хлеба и Чаши причащающихся, соедини друг ко другу во единаго Духа Святаго причастие» (Литургия св. Василия Великого), «ибо все мы одним Духом крестились в одно тело» (1Кор. 12:13). «Ибо где Церковь, там и Дух Божий, и где Дух Божий, там и Церковь и полнота благодати» (св. Ириней Лионский. Против ересей. III, 24, 1).

Церковь: новая жизнь во Христе

Христианство – не философия и не моральная теория, не обрядность, но дар новой жизни во Христе, и эта новая жизнь и есть Церковь. В ней мы, «ныне помилованные» (1Пет. 2:10), образуем народ Божий, который приносит Господу благодарение и приношение, творит дело Божье на земле, свидетельствует о спасении, растет в познании Истины и Благодати. Отсюда особое место и роль литургии в жизни этого народа. Богослужения – не один из «аспектов» церковной жизни. Они выражают самую сущность Церкви, они – ее дыхание и биение ее сердца, ее постоянное самооткровение. В таинствах, и особенно в таинстве Евхаристии, Церковь, по словам одного богослова, «всегда становится тем, что она есть», то есть Телом Христовым, новой общностью в Нем. Богослужение главным образом осуществляет собрание верующих, хотя и самое слово Церковь именно и означает собрание, «где двое или трое собраны». В этом собрании и благодаря ему мы, хотя нас много, – одно тело (ср. 1Кор. 12:12). Литургией мы входим в общение со Словом Божиим, учимся познавать Его волю, вспоминаем смерть и воскресение Христа и получаем дары Святого Духа, необходимые для нашей христианской жизни в этом мире.

Действительно, можно сказать, что в богослужении Церковь становится «союзом веры и любви», как ее определил св. Игнатий Антиохийский. Таинства Крещения и Миропомазания вводят нас в жизнь Церкви. В Крещении мы рождаемся в новую жизнь; Миропомазание посвящает нас на служение Богу вместе со всеми членами Церкви; в таинстве Святой Евхаристии мы восстанавливаем дар единения приношением единой жертвы и причащением от единого Хлеба и единой Чаши. В суточном, недельном и годовом циклах Церковь наполняет время памятованием о Христе. Его присутствие и благодать Святого Духа проникают во всю нашу жизнь. Итак, посредством богослужения человеческое сообщество («приход») являет себя как Церковь, то есть как новая общность, как знание о Боге и соединение с Ним.

Обучение: «вкусите и видите»

Чем же иным должно быть христианское обучение, как не введением в жизнь Церкви, раскрытием ее смысла, ее содержания и ее назначения? И как можно ввести в жизнь Церкви иначе, если не участием в ее богослужениях и объяснением их? «Вкусите и видите, яко благ Господь»: сначала вкусить, потом увидеть, то есть понять. Метод литургической катехизации поистине православный метод религиозного обучения, потому что он исходит из Церкви, и обращен, направлен к ней, и имеет Церковь своей целью. В древности оглашенных сначала приводили в церковное собрание и только после этого им объясняли смысл, радость и назначение этого собрания. И как бы мы преподавали наше христианство теперь, если бы объяснение не предварялось опытом, всем тем, что мы бессознательно воспринимали и усваивали даже раньше‚ чем начали понимать?

Все вышесказанное может показаться утопией в наших современных условиях. Как эти теории применить на практике, как они могут действовать? На эти вопросы легкого и простого ответа нет. Хотим мы того или нет, сегодня мы стоим перед невероятно трудной задачей переосмысления церковной традиции в целом, применения ее к обстоятельствам, резко отличающимся от прошлых. Одному поколению этих проблем не решить, но мы должны по крайней мере видеть их и понимать их смысл. Компромиссы, временные решения, приспособления допустимы только при условии, что мы твердо отказываемся сознательно изменять церковные традиции, снижать их уровень для того, чтобы «приспособить» их к нашим нуждам.

Возрождение концепции Церкви

Прежде всего мы должны признать, что не можем искусственно отделить религиозное воспитание детей от возрождения православной общины в целом. Мы не можем учить тому, чего сами не исполняем. Наши церкви будут иметь те школы, какие они заслуживают. Очевидно, что для возрождения «литургической катехизации» сначала требуется возрождение литургической жизни Церкви, от верующих требуется лучшее понимание этой жизни, более ответственное отношение к ней и живое в ней участие. Пока у нас сохраняются «частные» литургии на Страстной седмице, пока наши церкви почти пустуют в день нашей самой прекрасной (и в духовном, и в богословском смысле) службы Страстной субботы, пока священники в этот день заняты благословением куличей и пасох в частных домах, пока крестины остаются чисто семейным торжеством, а свадьба – светским событием, где фотограф более на виду, чем священник, и пока причастие Тела и Крови Христовых считается церковной «обязанностью», которую следует исполнять один раз в год, – трудно научить наших детей видеть в богослужениях самую сущность Церкви, ее учения и жизни. Нам нужна литургическая катехизация для взрослых и для самого духовенства. Нам необходимы возрождение самого понятия Церкви, одухотворение прихода, обновление нашей молитвенной жизни. Все это – необходимые условия для правильного христианского воспитания наших детей. А до тех пор, пока мы не осознаем этого, все наши рассуждения о «методах» и «принципах» работы в церковных школах будут бесполезны.

Поэтому, говоря о месте, которое должно занимать литургическое богослужение в системе нашего религиозного образования, я выскажу лишь несколько общих соображений. Как уже было сказано, я считаю, что время для подробных практических предписаний еще не пришло: сейчас перед нами стоит трудная и важная задача – согласовать традиционные принципы церковного религиозного образования с ценными и полезными современными методами. Верность традиции ни в коем случае не означает отрицания и осуждения всего нового и современного только потому, что оно ново и современно. От нас требуется лишь приложить усилие к тому, чтобы «испытать духов, от Бога ли они» (1Ин. 4:1). На деле перед нами открывается возможность употребить во славу Божью все достижения человеческого разума, творчества и знания.

Опыт Церкви

Как правило, дети любят находиться а церкви, и это инстинктивное тяготение и интерес к церковным службам есть то основание, на котором мы должны строить наше религиозное образование. Когда родители боятся, что дети устанут от долгих служб, они бессознательно беспокоятся о себе. Дети легче взрослых проникают в мир обрядов и символов Церкви. Они чувствуют и ценят молитвенную атмосферу. Детям более доступно ощущение «святости», того трепета таинственного (mysterium tremendum), который находится в основании всякой религии, чувства встречи с Кем-то, Кто находится вне повседневной жизни. «Если не обратитесь и не будете как дети» (Мф. 18:3) – эти слова применимы к восприимчивости, открытости, естественности, то есть к тем свойствам детства, которые мы, взрослые, теряем. Сколько людей посвятили свою жизнь служению Богу, посвятили себя Церкви, потому что с самого детства имели сокровище любви к дому Божьему и счастливый церковный опыт! Итак, первый долг родителей и воспитателей – «пускать детей и не препятствовать им» (Мф. 19:14) посещать церковь. В первый раз слово «Бог» они должны слышать в церкви. В классе его трудно понять, оно остается абстрактным, но в церкви оно «в своей стихии». В детстве мы способны понять не разумом, но всем своим существом, что нет большей радости на земле, чем быть в церкви, участвовать в церковных службах, дышать благоуханием Царства Небесного, которое есть «мир и радость во Святом Духе» (Рим. 14:17).

Домашняя атмосфера

Посещение церковных служб должно быть с самого раннего детства дополнено домашней атмосферой, которая предваряет и поддерживает церковное настроение. Возьмем, например, воскресное утро. Как ребенок может ощутить святость этого утра и всего того, что увидит в церкви, если дом наполнен шумом радио и телевидения, если родители курят и читают газеты, если царит чисто житейская атмосфера? Перед церковной службой должно быть состояние «собранности», некая тихая серьезность в доме. Лампады зажжены перед иконами, надеты чистые праздничные одежды, комнаты прибраны. Так часто родители не отдают себе отчета в том, что такая обстановка формирует религиозное сознание детей, накладывает отпечаток, который никакие будущие треволнения не изгладят. Накануне и в день церковного праздника, во время поста, когда мы готовимся к исповеди и причастию, дом должен быть отражением Церкви, должен освещаться тем светом, который мы выносим со службы.

Школа: ее значение

Теперь о школе. Мне кажется очевидным, что организация так называемых воскресных школ во время Божественной литургии противоречит духу православия. Воскресная литургия – радостное собрание церковной общины, и ребенок должен знать и испытать это гораздо раньше, чем он способен понять значение литургического собрания. Мне кажется, что выбор воскресенья для церковной школы не очень удачен. Воскресенье прежде всего – литургический день, церковь и литургия должны быть его центром. Гораздо лучше было бы проводить занятия в церковной школе по субботам перед вечерней службой. Возражение, что родители не могут и не будут приводить детей в церковь два раза в неделю, есть не что иное, как признание в лености и греховной небрежности. Вечер субботы – это начало воскресенья, и он должен быть литургически освящен, как и воскресное утро. В субботний вечер в православных церквях во всем мире служат вечерни или всенощные. И нет никаких оснований для того, чтобы по одному этому вопросу православные в Америке нарушали эту древнюю церковную традицию. Церковная школа должна быть для детей естественным началом воскресного цикла: школа – всенощная – литургия. Школа была бы тогда введением их в день Господень, приготовляла бы их к более сознательному участию в нем.

Теперь рассмотрим литургическую катехизацию как таковую, не вдаваясь в проблему распределения программы по возрастным группам. Мы можем указать на следующие общие принципы.

Библия и Литургия

(1) Связь изучения Библии с литургическими службами. Обычно Ветхий и Новый Заветы преподаются у нас без всякой связи с церковной жизнью, как ряд интересных рассказов (потоп, Ноев ковчег, бегство в Египет и т.д.), которые должны произвести впечатление на детское воображение, как сказки, но которые часто так и остаются «рассказами». Вырастая, дети не знают, что делать с этим материалом. Между тем, как уже было сказано, Библия – книга Церкви не только потому, что Церковь подтверждает ее боговдохновенность, но потому, что самая жизнь Церкви – и прежде всего литургическая жизнь – состоит в возобновлении понимания Священного Писания. Язык Церкви, богослужебный язык – это язык Библии не только буквально (больше половины литургических текстов библейские), но также в том смысле, что вся структура служб, обрядов, символов и образов, весь дух служб тесно связаны со Священным Писанием и глубоко укоренены в нем.

Мы не можем понимать наших служб, если не знаем Священного Писания. Верно и обратное: смысл Писания раскрывается в службах. Они дают нам ключ к толкованию Писания. Например, значение воды в Крещении, святого мира в Миропомазании или связь между сошествием Святого Духа и Пятидесятницей (то есть пятьюдесятью днями по Воскресении) нельзя понять, если не проследить темы воды, елея и духа Святого в Ветхом и Новом Заветах. И в обратном порядке: воды потопа, переход через Чермное море в Исходе вполне осмыслены только тогда, когда они отражаются в водах Крещения, которые становятся для нас «гробом и матерью» (св. Кирилл Иерусалимский). Так же и в созерцании тайны Страстной седмицы. То же самое можно сказать и о всех литургических действиях: благословении, благодарении, покаянии, прощении, освящении, входе и других. Их смысл, их духовное значение даны нам в Писании, но только в богослужении они для нас оживают в своем новом, единственном и реальном значении.

Все это указывает на то, что преподавание Священного Писания должно быть тесно связано с богослужением, чтобы они взаимно объясняли, дополняли и «раскрывали» друг друга. Материал, который следует проработать в этой области, весьма обширен, и потребуются громадные усилия для того, чтобы метод Древней Церкви стал нашим методом и вернул нам истинное значение и Священного Писания, и богослужения.

Память о Христе

(2) О жизни и учении Христа также всегда нужно рассказывать в связи с богослужением. Хороший пример – изучение праздников и календаря. Наш церковный год построен на воспоминании о Христе. Церковный календарь наполняет время этой памятью, и таким образом само время становится образом спасения и новой жизни. Для человека, у которого богослужение – живой опыт, частое употребление слова «днесь» («сегодня») (например, в Страстную субботу: «Днесь Он возлежит во гробе») – не просто фигура речи. На деле в богослужении и через богослужение все, сотворенное однажды Иисусом Христом, всегда оживает, становится настоящим, действительным для нас и нашего спасения. Таким образом, праздник – это приближение и приобщение к вечному значению этого события, благодаря чему мы ощущаем Царство Божие. И мы должны признать, что этот удивительный церковный календарь со своим гармоничным крещендо праздников, их постепенным раскрытием и внутренним единством, другими словами, истинная радость церковной жизни, почти не ощущается в нашей школьной программе. Недостаточно заставлять детей запоминать числа праздников и время постов, мы должны помочь им вникнуть в дух и атмосферу праздников так, чтобы библейский текст, литургические песнопения и подробности обрядов стали живым целым в их религиозном опыте.

Вот один из многочисленных примеров. В Новом Завете очень мало сказано о Вознесении Господнем. Однако вечное значение этих немногих слов, невыразимое удивление и радость Вознесения на небо Сына Человеческого ясно выражены в службе праздника Вознесения. Как мало людей, знающих ее тексты, как мало тех, кто ищет их, и поэтому так немногочисленны те, кто воспринимает духовные плоды этого праздника. Нельзя говорить: «Дети не могут этого понять». Дети воспринимают не понимая, чувствуют не анализируя. Разве богослужения Страстной седмицы, радость пасхальной ночи, ясность богородичных праздников не ввели нас в Православие гораздо раньше, чем мы научились понимать их значение? Итак, церковная школа сама должна быть глубоко укоренена в ритме церковной жизни, и те, кто учит, должны сознавать этот ритм и жить им.

Значение таинств

(3) Особенное внимание надо обратить на таинства, и прежде всего на Божественную литургию. Обычно детей в школе учат определению таинств, хотя нужно помочь детям понять их значение, раскрывающееся в их литургической структуре и текстах. Изучение Крещения, например, дает обширный материал для изучения Писания, христианской этики и догматов.

а) Крещение начинается с экзорцизмов, то есть изгнания нечистой силы, вводя христианское понятие о зле и дьяволе, победе Христа над ним (изгнание бесов Христом, воинствующая Церковь, которой Христос дал власть бороться с «князем мира сего», и т.д.). Эта сторона христианской веры просто игнорируется современными христианами.

б) Затем следует отречение от дьявола и соединение со Христом – основное состояние христианина и источник всей христианской этики: «...без Меня не можете делать ничего» (Ин. 15:5).

в) Символ веры: включение себя в веру Церкви и ответственное восприятие ее.

г) Освящение воды: приготовление новой «материи» для новой жизни, крещение нашего Господа во Иордане, место «материи» в жизни, космическое «измерение» Церкви.

д) Помазание: образ елея в Писании, исцеления (добрый самарянин), символ мира (оливковая ветвь после потопа), власти, радости.

е) Погружение: суд, смерть, очищение, возрождение, воскресение и т. д.

И наконец облачение в белую одежду.

Этот очерк – только «намек», но он помогает нам увидеть большое количество возможностей для катехизации в связи с изучением литургики.

Евхаристия как центр

Что касается Евхаристии, она должна быть центром всей системы нашего преподавания Закона Божьего, так как она – центр, сердце жизни Церкви. Обычно ее изучение сводится к поверхностному объяснению символов: свеча изображает то-то, кадило – то-то и т.д. Этого недостаточно. Божественная литургия не символ, а действие Церкви, в котором Церковь реализуется. Евхаристия – все объемлющее таинство спасения, единения, любви, освящения, жертвы, обожения. Все это заставляет нас жить по-христиански. Поэтому все наше религиозное образование должно быть основано на Святой Евхаристии и в ней должно находить свое исполнение.

* * *

В опыте Православной Церкви богослужение – всегда выражение веры, жизни, учения Церкви и потому верный путь к их познанию. Lex orandi lex est credendi (лат.: Правило молитвы есть правило веры). Лишь возвращаясь к этому правилу, мы можем вновь обрести истинное основание христианского преподавания.

Введение

Цель религиозного преподавания в Православной Церкви – введение ребенка (или взрослого) в Церковь, в ее жизнь: жизнь благодати общения с Богом, любви, единения и духовного пути к вечному спасению, ибо таковы основные цели Церкви.

Церковь как жизнь и благодать воплощается в своем богослужении. Греческое слово для обозначения богослужения – λειτουργία (литургия) – означает больше, чем общая молитва. Оно означает общее действие, в котором каждый принимает активное участие, а не только «присутствует». Это действие по сущности одновременно и общее, и личное. Общее оно потому, что единением и верою участников оно реализует и исполняет сущность Церкви, то есть присутствие Христа посреди верующих в Него. А личное потому, что эта реальность каждый раз обращена ко мне, дана мне для моего личного вразумления, для моего возрастания в благодати. Итак, в богослужении я – активный «строитель» Церкви (а быть им мой христианский долг), и меня же Церковь благодетельствует, так как все сокровища Церкви предлагаются мне как Божественный дар.

Следовательно, литургическое обучение и состоит в том, чтобы объяснить, как все в богослужении касается нас как Церкви Божией, делает нас живым Телом Христовым и относится ко мне как к живому члену этого Тела. Основная задача литургического обучения в том, чтобы показать, как, участвуя в Литургии, общей и официальной службе Церкви, мы можем стать свидетелями Христа в нашей частной и общественной жизни, ответственными членами Церкви, христианами в полном смысле этого слова. Понимание богослужения должно привести к усвоению христианских догматов, к христианской жизни.

Богослужение, λειτουργία Церкви состоит из молитв, чтения, обрядов, пения. Другими словами, в ней существует порядок, структура, в которой различные элементы связаны друг с другом, и только в этом соотношении раскрывается их истинное значение. Каждую службу можно сравнить со зданием, в котором все части функциональны. Чтобы понять действие и смысл каждой части, надо сначала понять все в целом. Слишком часто в нашем религиозном преподавании службы не объясняются, а только описываются как ряд обрядов и молитв. Внутренняя необходимость, которая все эти элементы связывает и приводит в порядок, в службу, не объясняется. Есть люди, которые знают службы так хорошо, что могут и служить, и петь их, при этом не понимая их смысла. Литургическое служение становится в таком случае слепым выполнением бессмысленных предписаний, что несовместимо с определением молитвы, данным Самим Иисусом Христом: «поклоняться в духе и истине» (Ин. 4:24). Для понимания богослужения Церкви требуется духовное и интеллектуальное усилие. Изучением различных элементов службы, общего порядка и структуры мы постигаем смысл службы. Правила, предписания, устав надо понимать как врата, ведущие нас в чудесную реальность новой жизни во Христе.

При описании православных служб часто употребляются выражения «торжественные», «красивые» и т.п., но мы должны понимать, что ни торжественность, ни красота сами по себе – не цель службы. И красота, и торжественность могут быть ложными, это случается, когда они становятся самоцелью, теряют связь со смыслом богослужения. Служба по существу является духовной и должна быть таковой на практике. Слишком много наших церквей как будто отражают человеческую гордость и самодовольство сильнее, чем небесную красоту Царства Божия. Нам необходимо вновь обрести истинный дух богослужения, который есть смирение, благоговение, страх Божий, сознание своего недостоинства и предстояния перед Самим Богом. Вот что означают слова «с верой, благоговением и страхом Божиим».

Литургия Церкви может изучаться в следующем порядке:

1. Литургия посвящения: таинства Крещения и Миропомазания, посредством которых мы вступаем в Церковь и становимся ее членами.

2. Божественная литургия, или Евхаристия, – центр всей церковной жизни, таинство присутствия Христа среди нас и Его общения с нами. Это основное таинство Церкви, так как ничто в Церкви не может быть достигнуто без причастия Христу в Евхаристии.

3. Литургия времени, то есть те службы, в которых Церковь освящает время, в котором мы живем и действуем, преображая его во время нашего спасения.

4. Освящение жизни, то есть таинства и службы, относящиеся ко всем подробностям нашей жизни, помогающие нам жить христианской жизнью, причастной ко Христу, полной Его Духом и посвященной Его спасительной цели. Это таинства целительные – Покаяние и Елеосвящение, таинство Брака, различные обряды (молитвы, благословения) и, наконец, богослужение христианской смерти.

Церковь учит нас различать таинства и несакраментальные службы. Таинство (μυστήριον) – богослужение во время которого Дух Святой совершает определенную перемену или преобразование, имеющее значение для всей Церкви и признаваемое и принятое всей Церковью. Таинств семь, и, хотя мы будем каждое из них разбирать в дальнейшем, краткое определение мы дадим здесь:

1. Таинство Евхаристии есть «Таинство таинств», в котором Церковь видимая преображается в Церковь – Тело Христово, новый народ Божий, Храм Духа Святого. Это совершается жертвенной и евхаристической трапезой, установленной Самим Христом, на которой вся Церковь приносит Богу во имя Христа жертву хваления, вспоминая Смерть и Воскресение Господа. И принимая пресуществление хлеба и вина, нашего приношения и воспоминания, в Тело и Кровь Христовы, Церковь причащается ими в совершенном единении с Ним.

2. Таинство Крещения: литургическое действие троекратного погружения в воду, которое преобразует человека в «новое творение», разрешает все грехи его и соединяет в новую жизнь со Христом.

3. Таинство Миропомазания, в котором человек посвящается в христианина. Он получает дар Духа Святого, делающий его членом Церкви, которая есть «род избранный, царственное священство, народ святой» (1Пет. 2:9). Он вводится в жизнь Духа Святого и становится гражданином Царства Небесного.

4. Таинство Рукоположения, в котором Дух Святой изменяет роль христианина в Церкви, сообщая ему дары Духа Святого, необходимые для просвещения Церкви в пастырском служении, власть совершать таинства, способность учительствовать.

5. Таинство Брака, в котором два члена Церкви становятся одним телом, новой «единицей» в Теле Христовом, получают благословение производить потомство и возрастать в совершенном единении любви.

6. Таинство Покаяния: в нем христианин, чьи грехи увели его от жизни во Христе, примиряется с Церковью после покаяния – и снова принимается в полное общение и участие в ее жизни.

7. Таинство Елеосвящения (соборование): в нем болящему члену Церкви подается сила исцеления, духовного или физического.

В несакраментальных богослужениях надо различать службы литургические и нелитургические. Литургическими мы называем те службы, которые совершаются от имени всей Церкви, которые имеют «субъектом» Церковь, даже если присутствуют только два или три человека. Они относятся к официальному культу Церкви, например вечерня, утреня, праздничные службы и т.д. Они «кафоличны» и «универсальны» в своем масштабе и значении, даже если касаются одного члена Церкви (похороны, присоединение к Православию и т.д.).Что касается нелитургических служб, то их главное отличие в том, что их масштабы ограничены, они не относятся ко всей Церкви (например, монастырское повечерие).

Порядок служб указан в церковных богослужебных книгах. Хотя не все в литургической традиции Церкви в одинаковой степени важно, отдельные лица не имеют права изменять порядок служб или вносить изменения в принятые формы богослужения. Сохранять чистоту литургической жизни, охранять ее от всего, что могло бы затемнить ее или что не соответствует ее вечному назначению, – право и долг членов церковной иерархии.

Все литургические службы при различии их специфического содержания и назначения имеют некоторые общие элементы. Краткое изучение этих общих литургических форм должно непременно предшествовать изучению каждой службы или цикла служб.

Язык богослужения: язык Библии

Православная Церковь употребляет много языков в своем богослужении (греческий, церковнославянский, английский и т.д.) и все же имеет основной литургический язык. Это язык Священного Писания, Библии. Чтобы понять службу, недостаточно просто перевести ее на «понятный» язык, надо еще изучить ее библейскую форму и содержание, то есть образы, сравнения, отсылки, вообще всю систему выражений, взятых прямо или косвенно из Библии. Этот библейский характер христианского богослужения объясняется, во-первых, тем фактом, что первые христиане были иудеями и, естественно, употребляли формы и выражения иудейского культа, прямым продолжением которого стало христианское богослужение. Во-вторых, великие христианские писатели, которые писали литургические песнопения и молитвы, были глубоко укоренены в Библии, видели в ней источник всей христианской мысли и учения. Естественно, они писали языком, к которому привыкли. Таким образом, Библия – ключ к пониманию богослужения, точно так же как и богослужение – живое толкование Библии. Вместе они образуют два главных основания церковной жизни.

Мы видим три способа использования Библии в качестве литургического языка Церкви, то есть как выражения ее богослужения, молитвы и поклонения:

1. Во-первых, сами библейские тексты составляют важную часть всех служб: паремии (чтения пророчеств из Ветхого Завета), чтения из Нового Завета, чтение Евангелия и Апостола, песнопения (песни из Ветхого Завета: «Величит душа моя Господа», «Ныне отпущаеши» и другие), наконец, пение псалмов. Псалтирь – поистине литургическая книга. Отдельные стихи, или несколько стихов прокимена, или целые псалмы входят в ткань всех служб и являются важнейшим выражением церковной молитвы. Отцы Церкви и создатели литургических текстов знали Псалтирь наизусть и считали ее боговдохновенным выражением всех форм поклонения Богу.

2. Кроме того, в службах употребляются библейские слова и выражения на еврейском языке или в переводе. Вот самые важные:

Аминь – «да будет так» – торжественное признание и принятие верующими действительности, правды и силы того, что сотворил Бог и «доныне делает». На каждую молитву, каждый возглас, каждое литургическое действие народ отвечает: «Аминь», как бы ставя свою печать; и справедливо будет сказать, что только христианин имеет право говорить «аминь», то есть получать и делать своим то, что Бог дает ему в Церкви.

Аллилуия – в вольном переводе «Здесь Господь, хвалите (славьте) Его» – радостное восклицание тех, кто видит и испытывает присутствие Божие, одно из ключевых слов службы, потому что оно открывает нам самую суть молитвы: поставить нас пред Богом.

«Благословенно» – основная библейская формула поклонения, которая употребляется во всех службах как их начало и открытие. Мы возвещаем, что Бог и торжество Его воли и намерений – предельная цель всех наших желаний, начало нашего богослужения.

К подобным словам принадлежат выражения «Свят, Свят, Свят», «Бог Господь и явися нам» и многие другие, которые в Ветхом Завете выражали ожидание Израилем искупления, а теперь выражают веру Церкви, что во Христе все надежды и пророчества исполнились.

3. Наконец, все песнопения и молитвы в богослужении полны образами, символами и выражениями, взятыми из Библии, которые для своего понимания требуют знания Священного Писания. Матерь Божию, например, сравнивают с Купиной Неопалимой или с кадилом, храмом, горой и т.д., и эти сравнения требуют не только фактического знания Писания, но и символического и богословского понимания их значений. Такие слова или понятия, как «свет», «тьма», «утро», «день Господень», или символы воды, елея, вина и т.д. должны восприниматься в их библейском значении, если мы хотим понять их литургическое употребление.

Основные обряды

Литургия – священное действие, то есть ряд движений или ритуалов, не только чтений и молитв. Община, как и отдельные люди, молится и поклоняется Богу не только словами, но и в некоторых ритуальных движениях: коленопреклонения, воздеяния рук, поклоны, земные поклоны, прикладывание к иконам и т.д. – религиозные ритуалы, старые, как само человечество. Они были приняты в христианское богослужение как прямые и естественные выражения разнообразных религиозных состояний человека. К этому надо прибавить еще несколько основных обрядов, которые встречаются во всех богослужениях:

1. Каждение, то есть возжигание ладана. Сначала христиане протестовали против этого обряда, который существовал еще в Иерусалимском храме, из-за его связи с язычеством. В Римской империи христиане преследовались за отказ возжигать ладан перед изображением императора (они таким образом отрицали его божественность), но позже каждение было принято Церковью. Это естественный символ религии, ее преображающей силы (ладан становится благовонием) и поклонения (дым восходит вверх). В христианском богослужении каждение предписывается или как приготовление и освящение (каждение алтаря перед приношением), или как выражение благоговения (каждение икон и молящихся, так как каждый человек носит образ Божий и высокое призвание к святости).

2. Процессии и входы. Все литургические службы построены по образу процессии, то есть движения вперед, указывая таким образом на динамическую сущность христианского богослужения. Процессия символизирует и являет движение человека к Богу и Бога к человеку, движение всей истории спасения, которая оканчивается в Царстве Небесном. Например, в Литургии: вхождение священника в алтарь (движение человека), его приношение даров для Евхаристии (приношение жертвы), затем выход с Чашей (Бог приближается к людям, приходит к нам) и т. д.

3. Свет и тьма. Кроме обычая зажигать свечу перед иконами, существуют литургические обряды, связанные со светом. Свеча дается новокрещеным, новобрачным, священнослужители держат свечи в руках в определенные торжественные моменты службы, также и все собравшиеся во время отпевания. Литургические правила предписывают в некоторые моменты полное освещение Церкви, в другие – затемнение Все это – выражение в обрядах важнейшего христианского противопоставления света и тьмы, святости и греховности, радости и горя, смерти и воскресения. Свет всегда олицетворяет Христа («Я Свет миру»), просвещение, которое Он нам принес, познание истинного Бога, возможность достичь Его, дар общения с Ним.

4. Крестное знамение. Это простое действие – главный знак христианского благословения, выражающий веру Церкви в спасительную силу Креста Господня.

5. Стояние, сидение, коленопреклонение, земной поклон. Весь человек, то есть и душа и тело, принимает участие в молитве, потому что весь человек был воспринят Сыном Божиим в Его Воплощении и должен быть искуплен для Бога и Его Царствия. Поэтому различные положения тела в молитве имеют литургическое значение, являются выражением нашего поклонения. Стояние – это основное положение во время службы («станем добре»), так как во Христе мы были искуплены и возвращены к своему истинному состоянию, восстановлены из греховной смерти и избавлены от подчинения животной, греховной части нашей природы. Потому Церковь запрещает всякие другие положения (коленопреклонения, поклоны) в день Господень, когда мы вспоминаем Христово Воскресение и созерцаем славу нового творения. Коленопреклонения и поклоны принадлежат покаянным дням литургического года (пост), но также предписываются в некоторых случаях как обряды поклонения (перед Крестом, в алтаре и т.д.). Сидеть полагается только во время поучительных частей службы (чтение паремий, проповедь), но Евангелие всегда слушают стоя.

Литургические формулы

Есть несколько литургических формул, которые встречаются во всех службах и выражают несколько основных реалий христианского богослужения. Самые важные следующие:

1. «Мир всем. – И духови твоему». Этот короткий диалог между священнослужителем и молящимися всегда предшествует главным действиям в каждой службе (чтению Евангелия, Евхаристическому канону, причастию и т.д.). Все, что мы получаем в Церкви, стало возможным благодаря миру между Богом и людьми, который Христос установил и исполнил. В Нем мы в мире с Богом, поэтому это провозглашение и дарование мира составляет важную часть христианской литургии.

2. «Главы ваша Господеви преклоните» – призыв к подчинению Богу, к приятию Его как Бога и Господа.

3. Ектении и прошения. Ектения – это определенный ряд прошений или призываний к молитве, возглашаемых диаконом (или священником). Ектения – одна из основных форм литургической молитвы, свойственная почти всем службам. В Православной Церкви употребляются четыре типа ектений.

(1) Великая ектения, с которой обычно начинается богослужение. Ее прошения говорят о всех нуждах Церкви, мира, общины и каждого отдельного человека и составляют, таким образом, молитву Церкви. Она начинается словами «миром Господу помолимся».

(2) Малая ектения – сокращенная великая ектения.

(3) Сугубая ектения: молящиеся на каждое прошение отвечают троекратно: «Господи, помилуй!» – ее прошения касаются более подробно нужд прихода.

(4) Просительная ектения, в которой мы просим («Господа просим» – «Подай Господи») исполнить наши основные нужды. Эта ектения обычно бывает в конце службы.

К этим ектениям надо добавить те, которые употребляются в особых службах или в особые моменты службы, например об оглашенных, при освящении воды, заупокойные и т.д. Литургический смысл и важность ектений состоит в том, что благодаря им поддерживается совместный характер молитв, богослужение приобретает диалогическую структуру.

4. «Премудрость» – этот возглас обычно подчеркивает важный момент службы, всегда предшествует чтению Священного Писания.

5. «Вонмем» – призыв быть особенно внимательными и сосредоточенными перед чтением Священного Писания.

Богослужебные тексты

Кроме текстов, взятых непосредственно из Библии (паремии, псалмы, песни и т.д.), мы находим в богослужениях два основных типа текстов: молитвы и песнопения. Молитвы обычно читаются или возглашаются епископом или священником и являются центром или вершиной каждого литургического действия. Они выражают смысл всей службы (молитвы на вечерне и утрене) или, когда речь идет о таинствах, совершают и выполняют тайнодействие (великая евхаристическая молитва Божественной литургии, разрешительная молитва таинства Покаяния и т.д.). Песнопения составляют музыкальную часть богослужения. Церковь считает пение важным выражением нашего поклонения («Пою Богу моему, дóндеже есмь») и предписывает большое разнообразие песен для каждой службы.

Основные гимнографические типы или формы:

1. Тропарь – краткое песнопение, выражающее главную тему празднуемого события (праздник, день святого и т.д.) и прославляющее его. Например, пасхальный тропарь «Христос воскресе из мертвых...» или тропарь Воздвижения Креста «Спаси, Господи, люди Твоя...».

2. Кондак – то же, что тропарь, разница лишь в их историческом развитии. Кондак был прежде длинной литургической поэмой из двадцати четырех икосов; постепенно он вышел из богослужебного употребления, сохранившись только в виде короткого песнопения, исполняемого на утрене (после шестой песни канона), за литургией и на часах. У каждого праздника есть свои тропарь и кондак.

3. Стихира принадлежит к разряду песнопений, которые поются в определенные моменты службы, например стихиры после псалма «Господи, воззвах» на вечерне, стихиры на «Хвалите» на утрене и т. д.

4. Канон – большая гимнографическая форма; состоит из девяти песней, включающих по несколько тропарей. Существуют каноны на каждый день года, которые поются на утрене, например пасхальный канон «Воскресения день...», рождественский «Христос раждается, славите...».

Всего существует восемь основных мелодий, или гласов, для богослужебного пения так что каждое песнопение исполняется на определенный глас (например, «Царю Небесный...» – на 6-й глас, рождественский тропарь «Рождество Твое, Христе Боже...» – на 4-й, пасхальный канон – на 1-й и т. д.). Указание гласа всегда стоит перед текстом. Кроме того, каждая неделя имеет свой глас, так что восемь недель образуют «гимнографический» цикл. В структуре богослужебного года отсчет циклов начинается со дня Пятидесятницы.

Святой храм

Место богослужения называется церковью. Двойное значение слова «церковь», означающее и христианскую общину, и дом, в котором она поклоняется Богу, уже само указывает на функцию и природу православного храма – быть местом литургии, местом, где община верующих являет себя Церковью Божией, духовным Храмом. Православная архитектура имеет поэтому литургический смысл, свою символику, которая дополняет символику богослужения. У нее была длинная история развития, и она существует у различных народов в большом разнообразии форм. Но общая и центральная идея та, что храм – это небо на земле, место, где нашим участием в литургии Церкви мы входим в общение с грядущим веком, с Царствием Божиим.

Храм обыкновенно разделен на три части:

1. Притвор, передняя часть, теоретически в центре него должна стоять крещальная купель. Таинство Крещения открывает новокрещеному двери в Церковь, вводит его в полноту Церкви. Поэтому Крещение прежде происходило в притворе, и затем новые члены Церкви торжественной процессией вводились в Церковь.

2. Средняя часть храма – это место собрания всех верующих, сама церковь. Церковь здесь собирается в единении веры, надежды и любви, чтобы прославлять Господа, слушать Его поучения, принимать Его дары, чтобы вразумляться, освящаться и обновляться в благодати Духа Святого. Иконы святых на стенах, свечи и все остальные украшения имеют одно значение: единение Церкви земной с Церковью Небесной, или, вернее, их тождество. Собранные в храме, мы – видимая часть, видимое выражение всей Церкви, глава которой – Христос, а Матерь Божия, пророки, апостолы, мученики и святые – члены как и мы. Мы вместе с ними образуем одно Тело, мы подняты на новую высоту, на высоту Церкви в славе, высоту Тела Христова. Вот почему Церковь приглашает нас войти в храм «с верой, благоговением и страхом Божиим». По той же причине древняя Церковь не позволяла присутствовать на службах никому, кроме верных, то есть тех, кто уже верой и крещением включен в небесную реальность Церкви (ср. на литургии: «Оглашенные, изыдите»). Войти в Церковь, быть вместе со святыми – самый великий дар и честь, поэтому храм – это место, где мы поистине приняты в Царствие Божие.

3. Алтарь – место престола. Престол – мистический центр церкви. Он изображает (являет, реализует, раскрывает нам – таково действительное значение литургического изображения): а) Престол Божий, к которому Христос вознес нас Своим славным Вознесением, которому мы вместе с Ним предстоим в вечном поклонении; б) Божественную трапезу, к которой нас призвал Христос и где Он вечно раздает пищу бессмертия и жизни вечной; в) Его Жертвенник, где совершается Его полное приношение Богу и нам.

Все три части храма украшены иконами (изображениями Христа и святых). Слово «украшение» не вполне подходит, так как иконы больше, чем «украшение» или «искусство». Они имеют священное и литургическое назначение, они свидетельствуют о нашем реальном общении, единении с «небом» – духовным и прославленным состоянием Церкви. Поэтому иконы больше, чем образы. По учению Православной Церкви, те, кого они изображают, действительно духовно присутствуют, они – духовная реальность, а не просто символ. Иконография – искусство сакраментальное, в котором видимое открывает невидимое. Это искусство имеет свои правила, или канон, особый метод и технику письма, которые вырабатывались веками для выражения преображенной действительности. Сегодня люди вновь стремятся открыть истинное значение икон, постичь настоящее иконографическое искусство. Но еще много надо сделать, чтобы убрать из наших церквей слащавые и сентиментальные изображения, которые ничего не имеют общего с православным пониманием иконы.

Православный храм по своей форме, структуре и украшениям предназначен для литургии. «Материальный» храм должен помогать в построении духовного храма – Церкви Божией. Но, как и все другое, он никогда не может стать самоцелью.

Священник и приход

В православном учении о Церкви (и, следовательно, богослужении, которое есть священнодействие и выражение Церкви) духовенство и миряне не могут быть противопоставлены друг другу, но не могут и смешиваться. Вся Церковь – это миряне, народ Божий, каждый в ней прежде всего член церковного тела, активный участник в общей жизни. Но внутри церковного народа существует порядок служений, Богом установленный для правильной жизни Церкви, для сохранения единства, для верности ее Божественному назначению. Основное служение – священство, которое продолжает в Церкви священническое служение Самого Христа в трех его аспектах: священства (Христос – Первосвященник, Который принес Себя в жертву Отцу за спасение всех), учительства (Христос – Учитель, учащий нас заповедям новой жизни) и пастырства (Христос – Добрый Пастырь, знающий Своих овец и называющий каждую по имени). Единственное в своем роде священство Христа продолжено в Церкви священной иерархией, которая существует в трех служениях: епископа, священника и дьякона. Полнота священства принадлежит епископу, который есть глава Церкви. Он разделяет свои священнические обязанности с пресвитерами, которых он посвящает, чтобы они были его помощниками в управлении Церковью и возглавляли отдельные приходы. Епископу и священникам помогают дьяконы, которые не могут совершать таинств, но их назначение – поддерживать связь между иерархией и народом.

Эта иерархическая структура, или порядок, в Церкви выражается в ее богослужении, каждый член участвует в нем согласно своему призванию. Вся Церковь совершает литургию, и в этом общем деле каждый имеет свое назначение. Епископу (или священнику) подобает возглавлять народ, приносить Богу молитву Церкви и преподавать народу Божественную благодать, учение и дары Божии. При совершении Литургии он являет видимую икону Иисуса Христа, Который как Человек стоит перед Богом, объединяя и представляя Собой всех нас, и Который как Бог дает нам Божественные дары прощения, благодать Духа Святого и пищу бессмертия. Поэтому не может быть Литургии и никакой службы Церкви без священника, так как это именно его обязанность изменять или преображать земное и человеческое собрание в Церковь Божию, продолжая в ней посредническое служение Христа. И не может быть Литургии без народа, общины, так как это их молитвы и приношения священник приносит Богу и для того он получил благодать Христова священства, чтобы преображать общину в Тело Христово.

Таким образом, молящаяся Церковь действительно представляет (являет, актуализирует) Христа: Главу и Тело, Божество и Человечество, Дар и Принятие. Православная Церковь в своем богослужении и не клерикальна (то есть духовенство – не единственный активный элемент при пассивном народе), и не эгалитарна (что означало бы смешение священства и народа при их равноправии). По учению Церкви, гармония всех служений при их единстве и различии, их активное содействие под руководством и при поддержке иерархии – по образу богослужения – необходимы для благосостояния Церкви, для ее «полноты во Христе».

Функция священника по отношению к церковному народу выражена в его церковном облачении. Совершая главное богослужение – Божественную литургию, священник надевает следующие одежды:

1. Стихарь – белое одеяние, которое делает его представителем каждого верующего, так как при крещении каждый был облачен в белую одежду нового творения и новой жизни «Елицы во Христа крестистеся, во Христа облекостеся».

2. Епитрахиль – длинная широкая лента, огибающая шею и обоими концами спускающаяся на грудь как знак священнического и пастырского служения. Христос, Пастырь Добрый, принял на Себя нашу человеческую природу, принял заботу о каждой отдельной овце, принес Себя за грехи всего мира.

3. Епиманикии, или поручи – знак того, что руки священника не ему принадлежат, но Христу. Он будет благословлять, а мы будем принимать благословение Христово, он будет приносить наши хлеб и вино, но это будет Христос, Единый Приносящий; он будет раздавать Дары, но это Христос будет питать нас Своим Телом и Своей Кровью.

4. Пояс – знак послушания, готовности, подчинения. Не он избрал Христа, а Христос избрал его и доверил ему Свое Собственное служение. У священника нет ни собственного авторитета, ни собственной власти, он все делает именем Христа.

5. Фелонь – облачение покрывающее всего человека, как поток благодати, радости, мира и красоты, нового космоса, Царства Божьего, дарованного нам Христом, которым Он нас облек – нагих в наших грехах и болезнях.

К этим облачениям у епископа прибавляется омофор – широкая длинная лента, символ высшей власти в Церкви. У диакона облачение то же: стихарь, поручи и узкая длинная лента (орарь), которую он поднимает при возглашении ектений, приглашая всех возводить взор ввысь, чтобы молиться Богу в вышних.

Божественная литургия

Святые отцы называли Божественную Евхаристию «Таинством Таинств» и «Таинством Церкви». Она – поистине сердцевина всей жизни Церкви, средство и выражение ее сущности как Тела Христова. Христос Сам учредил ее на Тайной Вечере, сказав: «Сие творите в Мое воспоминание». Так что Евхаристия есть память о Христе. Но только изучая отдельные части службы Евхаристии, мы можем понять неисчерпаемую глубину и значение этого «воспоминания».

В Православной Церкви совершается два чина литургии: Божественная литургия св. Иоанна Златоуста и Божественная литургия св. Василия Великого. Последняя служится только десять раз в году: в сочельники Рождества Христова и Крещения, в пять воскресений Великого поста, в четверг и субботу Страстной седмицы и в день памяти Василия Великого 1 (14) января. В древности существовало много чинов литургии (св. Иакова Иерусалимского, св. Марка Александрийского и др.). У всех в основном та же структура, та же форма, которая восходит к временам апостольским и к самой Тайной Вечере. Различие, в сущности, только в тексте молитв. Божественная литургия состоит из трех основных частей: проскомидии (приготовления), Литургии оглашенных и Литургии верных.

Проскомидия

Чин проскомидии в его современной форме не входит в состав самой Литургии, так как совершается до службы и одними священнослужителями. В древней Церкви, однако, этот чин совершался непосредственно перед Великим входом, что сохранилось при архиерейском служении. Проскомидия состоит в расположении евхаристического хлеба в символическом порядке на дискосе, вливании вина в чашу и поминовении всех чинов святых вместе с живыми и умершими членами Церкви. Смысл чина – показать, что вся Церковь представлена со Христом на дискосе, в центре которого Агнец Божий.

Литургия оглашенных

Божественная литургия начинается с так называемой Литургии оглашенных, потому что в древности на ней разрешалось присутствовать оглашенным, то есть готовящимся к Крещению. Ее можно также назвать Литургией Евангелия или Литургией Слова, так как она главным образом состоит из чтения Священного Писания –апостольских посланий, Евангелия – и его объяснения в проповеди. По слову святых Отцов, причастие Слову Божию предшествует причастию Святых Тела и Крови Христовых, и то и другое – это наше приобщение ко Христу.

Ранние христиане обычно называли первую часть Литургии собранием. Важно осознать, что это собрание, схождение верующих, составляющих одно Тело, – действительно начало или даже необходимое условие для литургии, общего служения Церкви. Самое слово «церковь» означает «собрание», λειτουργία, и Православная Церковь всегда подчеркивала в своих канонах и литургических правилах этот соборный и общий характер Литургии как священнодействия всего Тела, требующего присутствия и активного участия всех членов. Так называемые частные литургии чужды духу Православия, потому что Литургия всегда λειτουργία, общая служба Церкви. Частные литургии были введены в практику под западным и униатским влиянием и не имеют оправдания в нашей традиции. Когда каноны запрещают служение больше одной литургии одним священником на одном престоле, они подчеркивают именно назначение Евхаристии как Таинства единения, истинного выражения и устроения Церкви. «Ибо как тело одно, но имеет многие члены, и все члены одного тела, хотя их и много, составляют одно тело, – так и Христос» (1Кор. 12:12). Таким образом, приход христиан в церковь является первым и необходимым литургическим действием, началом движения, которое приведет нас к Трапезе Господней, в Святая Святых. Собранные вместе, мы больше, чем группа слабых грешных христиан, ибо таково первое чудо литургии, что этой группе дана власть быть Церковью, в полноте представлять ее на этом месте и в это время, являть ее истинную жизнь как жизнь Христа.

«Благословенно Царство»

Когда Церковь собралась, священник начинает службу торжественным возгласом: «Благословенно Царство Отца и Сына и Святаго Духа». Царство Божие – истинная «тема» Евхаристии, потому что в ней – реальность этого Царства, которое будет явлено и сообщено нам в совершении таинства Евхаристии. И благословение указывает и провозглашает направление и конечную цель движения, которое теперь начинается, той мистической процессии, которая уже в пути. Мы уже оставили мир со всеми его земными заботами и поднимаемся, следуя за Христом в Его вечном движении из этого мира к своему Отцу. «Аминь», – отвечает собрание, выражая свое приятие этой цели, свое участие в этом шествии.

Великая ектения

Начинается Великая ектения. Как было выше сказано, она – начало общей молитвы Церкви. В ее прошениях мы находим порядок молитвы, истинно христианскую «иерархию ценностей»:

«Миром Господу помолимся...» Молитва Церкви – новая молитва, ставшая возможной благодаря тому миру, которого Христос достиг в Своем созерцании. Он – наш мир (Еф. 2:14), и мы молимся в Нем в чудесной уверенности, что наша молитва благодаря Ему принята Богом.

«О свышнем мире и спасении душ наших…» Этот мир не может дать того мира; он – дар свыше. Получить мир – первая и самая значительная цель вместе со спасением наших душ. Прежде чем молиться о чем-либо другом, мы должны молиться о самом главном для каждого христианина – о вечном спасении.

«О мире всего мира, благосостоянии святых Божиих Церквей и соединении всех...» Мы просим, чтобы мир Христов был везде, чтобы Церкви были верны своей миссии – проповедовать Христа и осуществлять Его присутствие в мире – и чтобы плодом этой миссии было бы единение всех в Истине и Любви.

«О святем храме сем и с верою, благоговением и страхом Божиим входящих в онъ...» Мы молимся за эту общину, которая здесь, на этом месте должна явить Христа и Его благодать, быть свидетелем Его Царствия, и о том, чтобы членам ее был дан правильный дух молитвы.

«...И о господине нашем, Преосвященнейшем... честнем пресвитерстве, во Христе диаконстве и людех...» Мы молимся о тех, кого Бог поставил вести и наставлять Церковь, и о гармонии всего Тела.

«О богохранимей стране нашей, властех и воинстве ея...» Христиане – и граждане неба, и ответственные члены человеческого общества. Они законопослушны по отношению к властям, но лишь постольку, поскольку эта лояльность совместима с их главным послушанием Христу. Они должны свидетельствовать в любом обществе и молиться, чтобы руководил ими Христос – Единый Господь неба и земли.

«О граде сем...» «Вы – соль земли» (Мф. 5:13), – сказал Христос Своим ученикам. Христианство налагает ответственность на человека. Живя в этом городе, мы духовно ответственны за него.

«О благорастворении воздухов и изобилии плодов земных...» Молитва Церкви обнимает весь мир, включая всю природу: «Господня земля, и исполнение ея, вселенная и вси живущии на ней» (Пс.23:1).

«О плавающих, путешествующих... плененных и о спасении их…» Церковь вспоминает всех, кто в затруднениях, больных и плененных. Она должна явить и исполнить Христову любовь и Его заповедь: «Я был голоден, и вы накормили Меня, Я был болен и в темнице, и вы посетили Меня» (Мф. 25:35–36). Христос отождествляет Себя со всяким, кто страдает, и «проверка» христианской общины заключается в том, ставит она или нет помощь ближнему в центр своей жизни.

«О избавитися нам от всякия скорби, гнева и нужды...» Мы молимся о нашей собственной спокойной жизни в этом мире и о Божественной помощи во всех наших делах.

«Заступи, спаси, помилуй и сохрани нас, Боже, Твоею благодатию». Последнее прошение помогает осознать, что «без Меня не можете делать ничего» (Ин. 15:5). Вера открывает нам, как мы полностью зависим от благодати Божией, от Его помощи и милосердия.

«Пресвятую, Пречистую, Преблагословенную, Славную Владычицу нашу Богородицу и Приснодеву Марию со всеми святыми помянувше, сами себе, и друг друга, и весь живот ниш Христу Богу предадим». Замечательное заключение нашей молитвы – подтверждение нашего единства в Церкви с Церковью Небесной, чудесная возможность отдать Христу себя, друг друга и всю нашу жизнь.

С помощью Великой ектении мы научаемся молиться вместе с Церковью, ее молитву воспринимать как свою, молиться с ней как одно целое. Каждому христианину необходимо понять, что он приходит в церковь не для индивидуальной, частной, отдельной молитвы, но чтобы быть поистине включенным в молитву Христа.

Антифоны и вход

За Великой ектенией следуют три антифона и три молитвы. Антифон – это псалом или песнь, которая поется поочередно двумя хорами, или двумя частями верующих. Особые антифоны исполняются в специальные дни, времена года, праздники. Их общий смысл – радостная хвала. Первый эмоциональный порыв Церкви, собранной для встречи с Господом, – радость, и радость выражена в хвале. После каждого антифона священник читает молитву. В первой молитве он исповедует непостижимую славу и могущество Бога, Который дал нам возможность знать Его и служить Ему. Во второй молитве он свидетельствует, что это собрание Его людей, Его достояние. В третьей молитве он просит Бога даровать нам в этом веке, то есть в этой жизни, познание Истины, а в грядущем веке – жизнь вечную.

После молитвы и хвалы – вход В общем движении службы мы теперь делаем решительный шаг вперед: собранные на земле, как человеческая община, мы теперь приближаемся к Престолу Божию, в Его непостижимое присутствие. В современном богослужении мистическое значение входа затемнено, так как священнослужитель уже стоял перед престолом и вход – только круговая процессия из алтаря и обратно в алтарь. Только при архиерейском служении вход сохраняет свое первоначальное значение, так как архиерей, который до сих пор стоял среди молящихся, в первый раз приближается теперь к престолу. Таким и был первоначальный обряд, потому что он означает именно движение вперед и вверх. Вся Литургия – шествие Церкви вслед за Вознесением Христа (ср. Евр. 9). Христос возносит нас в Своем славном Вознесении к Своему Отцу; Он входит в Небесное Святилище, и мы входим с Ним и стоим перед славой Престола Божия. Священнослужители одни совершают вход, но так как священник возглавляет собрание молящихся, то духовно все собрание входит с ним и в нем стоит перед престолом.

Мы вошли в святилище, мы стоим перед Богом, мы готовимся слышать Его Слово (Евангелие несут в процессии), принести в жертву нашу жизнь и принять пищу нового бытия. И подтверждая восхождение Церкви к Богу, хор поет гимн «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный...», который ангелы вечно воспевают у Престола Небесного. Священнослужитель, прочитав Трисвятое, проходит к горнему месту и оттуда обращается лицом к народу, указывая этим, что теперь Бог смотрит на нас, предстоит нам, а мы находимся в Его «высоком и святом» месте.

Литургия Слова

Теперь вершина службы достигнута. Бог будет говорить с нами, нам вновь будет дано Его вечное Слово, и мы воспримем Его. Литургия Слова, которая начинается после входа, включает в себя:

1. Возглас «Мир всем».

2. Пение прокимена – стихов из псалма, заключающих в себе общую тему чтений из Священного Писания.

3. Чтение Апостола.

4. Пение «Аллилуйя» и каждение.

5. Чтение Евангелия диаконом.

6. Проповедь священника.

Таким образом, все члены Церкви принимают участие в Литургии Слова (миряне, диаконы, священники). Текст Священного Писания дается всей Церкви, но его толкование – особый «дар поучения» – принадлежит священнику. Литургическая проповедь, которую отцы Церкви считали важной и неотъемлемой частью Евхаристии, – главное выражение учительной миссии в Церкви. Ею нельзя пренебрегать (потому что, повторяем, проповедь – органическая часть приготовления к сакраментальной части Евхаристии), нельзя отклониться от ее единственной цели: донести народу Слово Божие, которым Церковь живет и растет. Также ошибочно говорить проповедь после Евхаристии, она по существу принадлежит к первой, поучительной части службы и дополняет чтение Священного Писания.

Литургия оглашенных оканчивается сугубой ектенией, молитвой «прилежного моления», молитвами об оглашенных и возгласом «Оглашенные, изыдите».

Сугубая ектения

Сугубая ектения и ее заключительная молитва («сугубое прошение») отличается от Великой ектении; ее назначение – молиться о фактических и непосредственных нуждах общины. В Великой ектении молящийся призван молиться с Церковью, сочетая свои нужды с нуждами Церкви. Здесь же Церковь молится с каждым в отдельности, упоминая различные нужды каждого и предлагая свою материнскую заботу. Любая человеческая нужда может быть здесь высказана: в конце проповеди священник может объявить об этих особых нуждах (болезнь члена прихода, или серебряная свадьба, или выпускной акт в школе и т.д.) и попросить принять участие в молитвах о них. Эта ектения должна выражать единение, солидарность и взаимную заботу всех членов прихода.

Молитвы об оглашенных

Молитвы об оглашенных напоминают нам золотое время в истории Церкви, когда миссия, то есть обращение ко Христу неверующих, считалась необходимой задачей Церкви. «Итак, идите, научите все народы» (Мф. 28:19). Эти молитвы – упрек нашим приходам, неподвижным, закрытым и «эгоцентричным» общинам, равнодушным не только к общей миссии Церкви в мире, но даже к общим интересам Церкви, ко всему, что не относится к прямым интересам прихода. Православные христиане слишком много думают о «делах» (постройка, вложение капиталов и т.д.) и недостаточно о миссии (об участии каждой общины в общем деле Церкви).

Изгнание оглашенных (последнее действие) – торжественное напоминание о высоком призвании, огромной привилегии быть в числе верных, тех, кто благодатью Крещения и Миропомазания запечатлены как члены Тела Христова и как таковые допущены к участию в великом таинстве Тела и Крови Христовых.

Литургия верных

Литургия верных начинается непосредственно после удаления оглашенных (в древности вслед за этим следовало удаление отлученных, которые временно не были допущены до Св. Причастия) с двух молитв верных, в которых священник просит Бога сделать общину достойной приносить Святую Жертву: «Сотвори ны достойны быти». В это время он раскрывает антиминс на престоле, означая приготовление к Тайной Вечере. Антиминс («вместо стола») – знак единения каждой общины со своим епископом. На нем стоит подпись епископа, который дает его священнику и приходу как разрешение совершать таинство. Церковь – не сеть свободно объединенных приходов, она – органическая общность жизни, веры и любви. А епископ – основа и блюститель этого единства. По словам св. Игнатия Антиохийского, ничто в Церкви не должно совершаться без епископа, без его разрешения и благословения. «Без епископа никто не делай ничего, относящегося до Церкви. Только та Евхаристия должна почитаться истинною, которая совершается епископом или тем, кому он сам предоставит это. Где будет епископ, там должен быть и народ, так же, как где Иисус Христос, там и кафолическая Церковь» (Послание к смирнянам, гл. 8). Имея священный сан, священник также является представителем епископа в приходе, а антиминс – знак того, что и священник, и приход находятся под юрисдикцией епископа и через него – в живой апостольской преемственности и единстве Церкви.

Приношение

Херувимская песнь, каждение престола и молящихся, перенос евхаристических даров на престол (Великий вход) составляют первое основное движение Евхаристии – анафору, которая есть жертвенный акт Церкви, приносящей Богу в жертву нашу жизнь. Мы часто говорим о жертве Христа, но так легко забываем, что жертва Христа требует и предполагает нашу собственную жертву или, вернее, наше приобщение к жертве Христа, так как мы – Его Тело и причастники Его Жизни. Жертва есть естественное движение любви, которая есть дар отдачи себя, отречения от себя ради другого. Когда я кого-нибудь люблю, моя жизнь в том, кого я люблю. Я отдаю мою жизнь ему – свободно, радостно, и эта отдача становится смыслом моей жизни.

Тайна Святой Троицы – тайна совершенной и абсолютной жертвы, потому что это тайна Абсолютной Любви. Бог есть Троица, потому что Бог есть Любовь. Вся Сущность Отца предвечно сообщается Сыну, и вся Жизнь Сына – в обладании Сущностью Отца как Своей Собственной, как Совершенного Образа Отца. И наконец, это взаимная жертва совершенной любви, это вечный Дар Отца Сыну, истинный Дух Божий, Дух Жизни, Любви, Совершенства, Красоты, всей неистощимой глубины Божественной Сущности. Тайна Святой Троицы необходима для правильного понимания Евхаристии, и в первую очередь ее жертвенного свойства. Бог так возлюбил мир, что отдал (пожертвовал) Своего Сына нам, чтобы привести нас снова к Себе. Сын Божий так возлюбил Своего Отца, что отдал Ему Себя. Вся Его жизнь была совершенным, абсолютным, жертвенным движением. Он совершил его как Богочеловек, не только по Своему Божеству, но и по Своему Человечеству, Которое Он воспринял по Своей Божественной любви к нам. В Себе Он восстановил человеческую жизнь в ее совершенстве как жертву любви к Богу, жертву не из-за страха, не из-за какой-либо «выгоды», но по любви. И наконец, эту совершенную жизнь как любовь и поэтому как жертву Он дал всем, кто принимает Его и верит в Него, восстанавливая в них изначальные взаимоотношения с Богом. Поэтому жизнь Церкви, будучи Его жизнью в нас и нашей жизнью в Нем, всегда жертвенна, она – вечное движение любви к Богу. И основное состояние, и основное действие Церкви, которая есть восстановленное Христом новое человечество, – это Евхаристия, акт любви, благодарности и жертвы.

Теперь мы можем понять на этой первой стадии евхаристического движения, что хлеб и вино в анафоре обозначают нас, то есть всю нашу жизнь, все наше существование, весь мир, сотворенный Богом для нас.

Они – наша пища, но пища, которая дает нам жизнь, становится нашим телом. Принося его в жертву Богу, мы указываем, что наша жизнь «отдана» Ему, что мы следуем за Христом, нашим Главой, по Его пути абсолютной любви и жертвы. Еще раз подчеркиваем: наша жертва в Евхаристии не отлична от жертвы Христовой, это не новая жертва. Христос пожертвовал Собой, и Его жертва – полная и совершенная – не требует новой жертвы. Но в том именно значение нашего евхаристического приношения, что в нем нам дана бесценная возможность «вхождения» в жертву Христову, причащение Его единственной Жертве Себя Богу. Другими словами, Его единственная и совершенная Жертва сделала возможным для нас – Церкви Его Тела – быть восстановленными и вновь принятыми в полноту истинной человечности, в жертву хвалы и любви. Тот, кто не понял жертвенного характера Евхаристии, кто пришел получить, а не дать, не воспринял самого духа Церкви, которая прежде всего есть приятие Христовой жертвы и участие в ней.

Таким образом, в процессии приношения сама наша жизнь приносится к престолу, предложенная Богу в действии любви и поклонения. Поистине «Царь царствующих и Господь господствующих приходит заклатися и датися в снедь верным» (песнопение Великой субботы). Это Его Вход как Священника и Жертвы; и в Нем и с Ним мы тоже на дискосе как члены Его Тела, причастники Его Человечества. «Всякое ныне житейское отложим попечение», – поет хор, и, действительно, разве не все наши попечения и заботы восприняты в этой единственной и предельной заботе, которая преображает всю нашу жизнь, в этом пути любви, который приводит нас к Источнику, Подателю и Содержанию Жизни?

«Да помянет Господь Бог всех вас во Царствии Своем...» – говорит священник, подходя к престолу с Дарами. Любовь, которую Христос излил «в сердца наши» (Рим. 5:5), естественно выражается в обоюдной любви между христианами. Царствие Божие в совершенном единении, «чтобы они были едино, как и мы» (Ин. 17:11). Итак, нет другого пути приближения к Богу, чем любовь. Он помнит нас, если мы помним друг друга. Сколько бы ни было верующих, приносящих эту Евхаристию, это всегда – вся Церковь в единстве веры и любви, которая приносит и приносима, и это органическое единение Церкви выражается в поминании при Великом входе.

Священник ставит Дары на престол, читает молитву приношения, прося Бога принять эту жертву, и покрывает дискос и чашу воздухом. Как значение жизни и жертвы Христа были сокрыты от сил и властей мира сего, так и наша истинная жизнь – та, которую мы приняли от Христа, – остается скрытой, явной только для верных, до пришествия Христа в Его славе. Так как молитва приношения, как и все другие молитвы священнослужителя, теперь читается «тайно» (в прошлом они читались громко), за Великим входом следует просительная ектения.

Исповедание веры и любви

Поскольку жертва Церкви – жертва любви, путь анафоры закончен и «запечатлен» целованием мира: «Возлюбим друг друга, да единомыслием исповемы: Отца и Сына и Святаго Духа, Троицу Единосущную и Нераздельную»‚ В древности поцелуй мира передавался от предстоятеля каждому члену собрания, который передавал его следующему. Теперь только священники, когда они сослужают, целуются с приветствием: «Христос посреди нас. – И есть, и будет!».

Выразив наше единение в любви, мы провозглашаем наше единение в вере в Символе веры. Единение Церкви – не частичное, ограниченное, человеческое единение (национальное, социальное, эмоциональное и т.д.). Это единство истины, свыше явленной, полной, абсолютной Истины. Тот, кто ее не признает, не принадлежит Церкви, потому что он предпочел истине что-то другое. Он ослепил себя и остается рабом «старой жизни» с ее ошибками, мраком и грехами. Символ веры – исповедание этой истины и ее критерий.

Благодарение

Теперь движение, которое началось с начального «Благословенно Царство», привело нас к высшей точке, к самой Евхаристии, в которой земное будет воспринято Божественным, преображено в Божественное и возвращено нам для нашего причастия к Божественному, для участия в Царствии Божием. «Станем добре, станем со страхом...»

Сначала происходит диалог между священником и народом: «Благодать Господа нашего Иисуса Христа и любы Бога и Отца и причастие Святаго Духа будет со всеми вами. – И со Духом Твоим». Весь путь спасения есть благодать Христова, соединяющая нас с любовью Отца, это любовь Отца, изливающая на нас Духа Святого – новую обильную, вечную жизнь.

«Горе имеем сердца. – Имамы ко Господу». Мы непрерывно следовали вверх по пути Вознесения. И теперь мы здесь: вне времени, вне мира, во славе нового «эона» в непостижимом присутствии Бога. Мы можем совершить теперь только одно, единственное и последнее действие: «Благодарим Господа. – Евхаристисомен!»

Когда человек стоит перед Богом, когда он принят Им, когда его грехи прощены и к нему возвратилась его первоначальная красота, Евхаристия – благодарение, поклонение, молитва – поистине предельное и полное выражение всего его существа. Человек был создан для Евхаристии – для чистой любви к Богу, ради Бога, для признания Бога как содержания всей его жизни, как Цель его целей, как Ответ на все вопросы, Смысл всех его желаний, Объект всего его знания, Исполнение его силы и его жажды любви. Евхаристия – явление небес, образ Божий в нас. Но в грехе человек потерял эту чистую Евхаристию. Он направил свою жизнь, свою любовь, свои заботы к другому, он стал неспособен к Евхаристии, то есть благодарению, ибо таково состояние человека в раю.

Но Евхаристия была восстановлена Христом. Вся Его жизнь была евхаристичной, состоящей из любви и поклонения, полностью посвященной Богу. Он принес Себя Отцу – полную совершенную и чистую Евхаристию, единственную достойную Бога. Нет другой Евхаристии, кроме Христовой, и нет другой Евхаристии, чем Христос. Она дана нам, мы соединены с ней, она стала нашей Евхаристией, потому что мы – Его Тело, мы «от Его костей и плоти». Он воспринял наше человеческое естество и принес Свою Евхаристию за всех и для всех, делая нас – грешных и недостойных – ее причастниками.

Поэтому, когда вся Церковь отвечает «Достойно и праведно есть...», когда священник начинает великую евхаристическую молитву словами всеобщего и всеобъемлющего благодарения «Достойно и праведно Тя пети, Тя благословити, Тя хвалити, Тя благодарити, Тебе поклонятися на всяком месте владычествия Твоего», – это Евхаристия Христа, и это Христос – Евхаристия которую мы приносим Богу, потому что только в Нем это действие непорочности и причастия Богу становится нашим. И мы можем соединиться с Ним в Его Евхаристию, принести Его как нашу Евхаристию, потому что в Своей любви к нам Он отождествил Себя с нами, с Церковью. «Ты бо еси Бог неизречен, недоведом». Бог есть абсолютное существо, и «религия» начинается с того, чтобы безусловно предаться Ему, то есть принять, воспринять Его как Сущего, Единого, от Которого все происходит и Который, однако, остается непостижимым, вне рационального понимания, всецело Другим. Мы можем рациональным путем вывести необходимость существования Бога, мы можем создать философскую идею Бога, но все это еще не «религия». Только когда мы таинственным образом постигаем в глубине своего сознания непонятным, но действительным чувством некую Реальность, Которая наполняет нас страхом, радостью и трепетом, и мы тотчас понимаем это как Священное и имеющее Власть (то есть совершенное, прекрасное и доброе), не понимая и не определяя, что это, только тогда начинается наше «религиозное сознание». Это главное в религиозном опыте, это источник и основание веры, которую мы исповедуем в начале евхаристической молитвы – «Яко Ты еси Бог».

«Ты от небытия в бытие нас привел еси». Следующий непосредственный религиозный опыт: мы сотворены, мы чувствуем и ощущаем свою полную зависимость от Бога. Творение не только Божественный акт в прошлом, но догмат, которому мы должны верить. Наша постоянная связь с Богом – это тоже состояние. Быть сотворенным значит, что мы получаем наше бытие от Бога каждое мгновение всей нашей жизни. Бог Сущий, но мы сотворены «из ничего», мы не имеем иного права на существование, кроме свободной воли Божьей и Его Любви. Потому творение – вторая причина нашего благодарения. Мы благодарим Его за Его любовь, которая нас создала, дала нам жизнь, сделала нас способными наслаждаться ею. Одной фразой мы охватываем целую жизнь, со всеми ее бесконечными возможностями, мы смотрим на мир глазами Адама, созданного из земли и поставленного в рай Царем Творения. Одной фразой вся тварь благодарит Единого, Который пожелал, чтобы она существовала.

«И отпадшия возставил еси паки». Трагедия человека, сказавшего «нет» своему Создателю, скорбь греха, отвергнутой любви, мрака, страдания и ненависти, наполняющие удивительное творение Божие, оскорбление Жизни Подателя – это все заключено в слове «отпадшие». Мы отпали от Бога и посему от истинной жизни, от радости и общения в ад смерти, извращения, разлуки, в войну всех против всех. Но Бог поднял нас вновь и восстановил нас. И это единое слово охватывает всю историю спасения, медленного, терпеливого действия Божественной Любви, готовящей возвращение блудного сына к его отцу. Избрание Авраама, обещание спасения, египетское рабство, исход, завет, закон, пророки, болезненное и бесконечное просветление сознания и его воспитание приготовляют к последнему событию – вторжению в историю Царствия Божия в Лице Христа, Сына Божия, Который «нас ради и нашего ради спасения» становится Сыном Человеческим, восстановлению человека в его первоначальной красоте и свободе, победе над грехом и смертью и прощению.

«И не отступил еси, вся творя, дóндеже нас на Небо возвел еси и Царство Твое даровал еси будущее». Это восстановление больше, чем прощение. Христос, Новый Адам, не только восстановил в нас первого Адама, но соединил нашу человеческую природу со Своей Божественной и, преобразив и прославив ее, вознес ее на Небо. И в день Пятидесятницы Он даровал людям новую жизнь Царства Божьего, то есть познание Бога, общение с Богом, участие в новом эоне. То, что для этого мира является только еще будущим, грядущим Царствием, дано Церкви как самая сущность ее жизни: παρουσια, присутствие Бога.

«О сих всех благодарим Тя... о всех, ихже вемы и ихже не вемы, явленных и неявленных благодеяниях, бывших на нас. Благодарим Тя и о службе сей, юже от рук наших прияти изволил еси...» Другими словами, мы благодарим Бога за все, за всю жизнь, которую мы теперь понимаем как милость: дар любви, дар Спасения. Особенно благодарим за эту Литургию, благодаря которой все это – Царство, Вознесение, Причастие – снова и снова осуществляется и дается нам.

«Аще и предстоят Тебе тысящи Архангелов и тмы Ангелов... победную песнь поюще, вопиюще, взывающе и глаголюще: Свят, Свят, Свят…» Это гимн, который ангелы вечно воспевают перед престолом Бога (Ис. 6:3). Это пение во время евхаристической молитвы означает небесный характер Евхаристии и то, что Церковь вознеслась со Христом и приносит Его Евхаристию в вечности Его Царствия. Мы поем ангельскую песнь, потому что мы стоим с ангелами, а ангелы знаменуют небо, присутствие Бога и Его неизреченной славы. Теперь служба достигла своей предельно высокой точки: всеобщего Вознесения, полноты принятия Церкви в небесное Святилище. Путь приношения и поклонения совершен.

Евхаристия Христа привела нас на небо, так как мы следовали за Ним в Его совершенной любви, в Его восхождении к Своему Отцу. Но теперь, когда мы стоим в радостном присутствии Бога, мы ничего не можем Ему принести – только Христа, Приношение всех приношений и Евхаристию всех благодарений. Он дал нам возможность вновь получить Евхаристию как самое важное в наших отношениях с Богом и наполнил ее совершенным содержанием – Самим Собой, Совершенным Богочеловеком, Совершенной и Абсолютной Жертвой. Евхаристия Христа таким образом исполняется во Христе как Евхаристия. Он – Тот Кто приносит и Кого приносят... Евхаристическая молитва после торжественного воспевания «Свят, Свят, Свят...» становится теперь воспоминанием о Христе, о Его пришествии (Иже пришед...) и исполнении в Нем всего назначения Спасения (и все еже о нас смотрение исполнив). Его Жизнь, его Смерть, Его Воскресение – один жертвенный путь любви, посвящения Себя Отцу и людям, и в этом неисчерпаемое содержание нашего воспоминания. Все это наша Евхаристия, которую мы являем Богу, вспоминаем перед Ним.

Далее мы подходим к последней ночи, к последней вечере Христа «с теми, кого Он возлюбил до конца». В ту ночь, когда Он был предан или, вернее, предал Себя для жизни мира¹. Он установил акт, обряд, знамение, в котором Его единственная и всеобъемлющая Евхаристия – Его Собственная совершенная жизнь, Его совершенная победа – будет вечно дана нам, станет нашей, как наша жизнь в Нем. На торжественной пасхальной вечере, которая по ветхозаветной традиции уже была поминовением – Божественного Агнца, символа чистой, невинной жертвы, Он взял хлеб и дал Своим ученикам со словами: «Сие есть Тело Мое», и чашу: «Пейте от нея вси, сия есть Кровь Моя…», и наконец: «Сие творите в Мое воспоминание». И это означает: «То, что Я совершил один, теперь отдаю вам – совершенную Евхаристию Моей жизни, Мою человеческую природу, обоженую до конца. Пища, которую мы сейчас вместе вкушаем в единении любви, пусть станет вашей частью в Моем Теле и в Моей Крови, в Моей Жертве, в Моей Победе». Пища – всегда дар, потому что это дар жизни, а любая жизнь от Бога. Пища всегда особенно сакраментальна, так как нашим причастием ей она превращается в наше тело и кровь, в жизнь. Теперь, когда это таинство исполнено, оно приобретает новый, высший смысл. Оно становится даром Новой Жизни, той жизни, которой Христос достиг лично и которую в Своей любви к нам Он дает нам. Не может быть жизни без пищи, и не может быть новой жизни без новой пищи, и эта новая жизнь – жизнь Христа – и есть Сам Христос, Который становится Даром – даром пищи. «Если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни» (Ин. 6:53).

До сих пор движение Евхаристии было направлено от нас к Богу. Это было движение нашего жертвоприношения. В материи хлеба и вина мы приносили себя Богу, жертвуя свою жизнь Ему. Но с самого начала это приношение было Евхаристией Христа, Иерея и Главы нового человечества; таким образом, Христос – наше приношение. Хлеб и вино – символы нашей жизни и, следовательно, нашего духовного жертвоприношения самих себя Богу – были также символами Его Приношения, Его Евхаристии Богу. Мы соединились со Христом в Его единственном Вознесении на Небо, мы были причастниками Его Евхаристии, будучи Его Церковью, Его Телом и Его народом. Теперь благодаря Ему и в Нем наше приношение принято. Того, Кого мы принесли в жертву (Христа), мы теперь получаем (Христа). Мы отдали свою жизнь Ему и теперь получаем Его жизнь как дар. Мы себя соединили со Христом, а теперь Он соединяет Себя с нами. Евхаристия теперь движется в новом направлении: знак нашей любви к Богу становится реальностью Его любви к нам. Бог во Христе отдает Себя нам, делая нас участниками Его Царствия.

Освящение

Знак этого принятия и совершения – освящение. Путь евхаристического восхождения заканчивается возношением Св. Даров священником: «Твоя от Твоих Тебя приносяще...» – и молитвой эпиклезы (призывания Святого Духа), в которой мы молим Бога ниспослать Духа Своего Святого и сотворить «хлеб сей честным Телом Христа Твоего» и вино в Чаше «честною Кровью Христа Твоего», пресуществляя их: «Преложив Духом Твоим Святым».

Дух Святой исполняет действие Божие, вернее, Он воплощает это действие. Он – Любовь, Жизнь, Полнота. Его сошествие в Пятидесятницу означает исполнение, окончание и достижение всей истории спасения, ее совершение. В Его пришествии спасительное дело Христа сообщается нам как Божественный Дар. Пятидесятница – начало в этом мире Царствия Божия, нового века. Церковь живет Духом Святым, в ее жизни все достигается даром Духа Святого, Который исходит от Отца, пребывает в Сыне, от Которого мы получаем откровение о Сыне как о нашем Спасителе и об Отце как о нашем Отце. Его совершительное действие в Евхаристии, в пре- существлении нашей Евхаристии в дар Христа нам (отсюда в православии особое отношение к эпиклезе, к призыванию Святого Духа) означает, что Евхаристия принята в Царствии Божием, в новом веке Духа Святого.

Пресуществление хлеба и вина в Тело и Кровь Христовы происходит на небесном Престоле в Царстве Божьем, которое вне времени и «законов» мира сего. Само пресуществление – плод Вознесения Христова и участия Церкви в Его Вознесении, в Его новой жизни. Все попытки «объяснить», что происходит в Евхаристии, в терминах материи и «превращений» (западная доктрина транссубстанции – преложения, к сожалению, иногда выдаваемая за православную) или в категориях времени («точный момент пресуществления») недостаточны, тщетны именно потому, что применяют к Евхаристии категории «мира сего», между тем как самая сущность Евхаристии вне этих категорий, но вводит нас в измерения и понятия нового века. Пресуществление происходит не по некоей чудотворной власти, оставленной Христом некоторым людям (священникам), которые поэтому могут совершать чудо, а потому, что мы, Церковь, находимся во Христе, то есть в Его Жертве Любви, Вознесении, на всем Его пути к обожествлению и пресуществлению Своей Человечности Своей Божественной природой. Другими словами, потому что мы – в Его Евхаристии и приносим Его как нашу Евхаристию Богу. И когда мы так поступаем, как Он нам повелел, мы, Церковь, приняты там, куда Он вошел: «…Да ядите и пиете за трапезою Моею в Царстве Моем...» (Лк. 22:30). Так как Царство Небесное – Он Сам, Божественная Жизнь, дарованная нам за этой небесной трапезой, мы принимаем Его как новую пищу нашей новой жизни. Поэтому тайна евхаристического пресуществления – это тайна самой Церкви, принадлежащей новой жизни и новому веку в Духе Святом. Для мира сего, для которого Царство Божие еще должно прийти, для его «объективных категорий» хлеб остается хлебом и вино – вином Но в чудесной, преображенной реальности Царства – открытой и явленной в Церкви – они поистине и абсолютно истинное Тело и истинная Кровь Христовы.

Ходатайственные молитвы

Теперь мы стоим перед Дарами в совершенной радости Божьего присутствия и готовимся к последнему действию Божественной литургии – принятию Даров в причастии. Тем не менее остается последнее и необходимое – ходатайство. Христос вечно ходатайствует за весь мир. Он Сам Заступничество и Ходатайство. Причащаясь Ему, мы, следовательно, полны той же любовью и как Его Церковь принимаем Его служение – ходатайство. Оно обнимает все творение. Стоя перед Агнцем Божьим, Который берет на Себя грехи всего мира, мы прежде всего вспоминаем Матерь Божью, св. Иоанна Крестителя, апостолов, мучеников и святых бесчисленных свидетелей новой жизни во Христе. Мы ходатайствуем за них не потому, что они в этом нуждаются, но потому, что Христос, Которому мы молимся, – их Жизнь, их Священник и их Слава. Церковь не разделена на земную и небесную, она одно Тело, и все, что она делает, она делает от имени всей Церкви и для всей Церкви. Так что молитва – акт не только искупления, но и прославления Бога, «Дивного во святых Своих», и общения со святыми. Мы начинаем свою молитву поминанием Божьей Матери и святых, потому что присутствие Христа – также их присутствие и Евхаристия – высшее откровение об общении со святыми, о единстве и взаимной зависимости всех членов Тела Христова.

Затем мы молимся об усопших членах Церкви, «о всякой праведной душе, скончавшейся в вере»². Как далеки от истинного православного духа те, кто считает необходимым как можно чаще служить «частные заупокойные литургии» об упокоении отдельных лиц, как будто может быть что-нибудь частное во всеобъемлющей Евхаристии! Нам пора понять, что молитва за усопших включает их в Евхаристию Церкви, а не подчиняет Евхаристию личным потребностям отдельных людей. Мы хотим свою литургию для своих нужд… Какое глубокое и трагическое непонимание Литургии, а также настоящих нужд тех, за кого хотим молиться! Ему или ей в их нынешнем состоянии смерти, разлуки и грусти особенно нужно вновь и вновь быть принятыми в ту единственную Евхаристию Церкви, в единение любви, которое и есть основа их участия, их принадлежности к истинной жизни Церкви. И это достижимо в Евхаристии, которая являет Церковь в новом веке, в новой жизни. Евхаристия переходит безнадежную грань между живыми и мертвыми, потому что она выше грани между настоящим веком и веком грядущим. Ибо все «умерли, и жизнь ваша сокрыта со Христом в Боге» (Кол. 3:3); с другой стороны, мы все живем, потому что жизнь Христа нам дарована в Церкви. Усопшие члены Церкви – не только «объекты» наших молитв, но и по своей принадлежности к Церкви они живут в Евхаристии, они молятся, они участвуют в литургии. Наконец, никто не может «заказать» (или купить!) литургию, так как Единый, Кто повелевает, – Христос, и Он приказал Церкви приносить Евхаристию как приношение Всего Тела и всегда «за всех и за вся». Итак, хотя мы и нуждаемся в литургии для поминовения «всех и вся», но единственная действительная цель ее – объединение «всех и вся» в любви Божией.

«О Святей, Соборней и Апостольстей Церкви... о Богохранимей стране нашей, властех и воинстве ея...»: за всех людей, обо всех нуждах и во всех обстоятельствах. Прочтите в Литургии св. Василия Великого просительную молитву, и вы поймете значение ходатайства: дар Божественной любви, которая дает нам понять, хотя бы на несколько минут, молитву Христову, любовь Христову. Мы понимаем, что настоящий грех и корень всякого греха – в эгоизме, и литургия, захватывая нас в своем движении жертвенной любви, открывает нам, что истинная религия кроме всего дает эту новую удивительную возможность заступаться и молиться за других, за всех. В этом смысле Евхаристия поистине жертва, приносимая за всех и за вся, и молитва заступления – ее логическое и необходимое заключение.

«Во первых помяни, Господи, великаго Господина… право правящих слово Твоея истины». «Церковь в епископе и епископ в Церкви», по слову св. Киприана Карфагенского, и когда мы молимся за епископа, то молимся о благосостоянии Церкви, о ее стоянии в Божественной истине, о том, чтобы Церковь была Церковью присутствия Божия, Его исцеляющей Силы, Его Любви, Его Правды. И не была бы, как это часто бывает, эгоистической, эгоцентричной общиной, защищающей свои человеческие интересы вместо Божественного назначения, для которого она существует. Церковь так легко становится учреждением, бюрократией, фондом для сбора денег, национальностью, общественным объединением, и это все искушения, уклонения, извращения той Истины, которая одна должна быть критерием, мерой, авторитетом для Церкви. Как часто люди, «алчущие и жаждущие правды», не видят Христа в Церкви, а видят в ней только человеческую гордыню, заносчивость, самолюбие и «духа мира сего». Все это Евхаристия судит и осуждает. Мы не можем быть причастниками Трапезы Господней, мы не можем предстоять пред Престолом Его присутствия, приносить Богу в жертву нашу жизнь, похвалу и поклонение, мы не можем быть Церковью, если мы не осудили в себе духа «князя мира сего». Иначе то, что мы принимаем, послужит не к нашему спасению, но к осуждению. В христианстве нет волшебства, и спасает не принадлежность к Церкви, но принятие Духа Христова, и этот Дух осудит не только отдельных лиц, но и собрания, приходы, епархии. Приход как человеческое учреждение легко может заместить Христа чем-нибудь другим – духом мирского успеха, человеческой гордостью и «достижениями» человеческого разума. Искушение всегда рядом, оно искушает. И тогда тот, чей священный долг всегда проповедовать Слово Истины, обязан напомнить приходу об искушениях, должен осудить во имя Христа все, что несовместимо с Духом Христовым. Именно о даровании духовенству смелости, мудрости, любви и верности мы молимся в этой молитве.

«И даждь ним едиными усты и единем сердцем славити и воспевати пречестное и великолепое Имя Твое...» Единые уста, единое сердце, одно искупленное человечество, восстановленное в любви и познании Бога, – такова конечная цель Литургии, плод Евхаристии: «И да будут милости Великаго Бога и Спаса нашего Иисуса Христа со всеми вами...» Этим заканчивается «второе движение», когда Бог отдает Себя нам в Своем непостижимом милосердии. Евхаристическая молитва закончена, и мы подходим теперь к исполнению всего, что Евхаристия явила нам, к Причащению, то есть к нашему причастию в реальности.

Причащение

Собственно, причащение включает в себя (1) приготовительную молитву, (2) молитву Господню, (3) возношение Св. Даров, (4) раздробление Св. Хлеба, (5) вливание «теплоты» (то есть горячей воды) в Чашу, (6) причащение духовенства, (7) причащение мирян.

(1) Приготовительная молитва: «Тебе предлагаем живот наш весь и надежду». В обеих Литургиях – св Иоанна Златоуста и св. Василия Великого – эта молитва подчеркивает, что причастие Тела и Крови Христовых – цель нашей жизни и надежда; с другой стороны, в ней выражается страх, что мы можем причаститься недостойно, причастие будет нам «во осуждение». Мы молимся о том, чтобы причастием «имамы Христа живуща в сердцах наших, и будем Храм Святаго Твоего Духа». Эта молитва выражает главную мысль всей Литургии, вновь ставит нас перед значением этого таинства, на этот раз обращая особое внимание на личный характер восприятия его, на ответственность, которую оно накладывает на причащающихся.

Нам как Церкви Божией было дано и велено «творить» все это, совершать таинство Христова Присутствия и Царства Божьего. Хотя как люди, образующие Церковь, как личности и как человеческая община мы – грешные, земные, ограниченные, недостойные люди. Мы знали это до Евхаристии (см. молитвы собрания и молитвы верных), и мы вспоминаем это теперь, когда стоим перед Агнцем Божиим, Который берет на Себя грехи мира. Более чем когда-либо мы сознаем необхоцимость нашего искупления, исцеления, очищения, будучи во славе Христова присутствия.

Церковь всегда подчеркивала важность личного приготовления к причастию (см. молитвы перед причастием), так как каждому причастнику необходимо увидеть и оценить себя, всю свою жизнь, подходя к таинству. Этим приготовлением не следует пренебрегать: об этом нам напоминает молитва перед причастием: «Да не в суд или во осуждение будет мне причащение Святых Твоих Таин, но во исцеление души и тела».

(2) Молитва Господня «Отче наш» является приготовлением к причастию в самом глубоком смысле этого слова. Какие бы человеческие усилия мы ни делали, какова бы ни была степень нашей личной подготовленности и очищения, ничто, абсолютно ничто не может нас сделать достойными причастия, то есть действительно готовыми к приятию Св. Даров. Тот, кто подходит к Причастию с сознанием своей правоты, не понимает духа Литургии и всей церковной жизни. Никто не может уничтожить пропасть между Творцом и творением, между абсолютным совершенством Бога и тварной жизнью человека, ничто и никто, кроме Того, Кто, будучи Богом, стал Человеком и в Самом Себе соединил две природы. Молитва, которую Он дал Своим ученикам, – одновременно выражение и плод этого единственного и спасительного действия Христа. Это Его молитва, ибо Он – Единородный Сын Отца. И Он дал нам ее, потому что Он Себя Самого отдал нам. И в Нем Его Отец стал нашим Отцом, и мы можем обращаться к Нему словами Его Сына. Поэтому мы молимся: «И сподоби нас, Владыко, со дерзновением неосужденно смети призывати Тебе, Небеснаго Бога Отца и глаголати...» Молитва Господня – молитва Церкви и народа Божьего, Им искупленного. В ранней Церкви она никогда не сообщалась некрещеным, и даже текст ее сохранялся в тайне. Эта молитва – дар новой молитвы во Христе, выражение наших собственных отношений с Богом. Этот дар – наша единственная дверь к причастию, единственная основа для нашего участия в нем и поэтому наше главное приготовление к нему. В той мере, в какой мы восприняли эту молитву, сделали ее своей, мы готовы к причащению. Это мера нашего единения со Христом, нашего бытия в Нем.

«Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя...» Осмыслить все, что утверждается в этих торжественных словах, осознать абсолютную сосредоточенность всей нашей жизни в Боге, высказанную в них, принять волю Христа как свою – такова цель нашей жизни во Христе и жизни Христа в нас, условие нашего участия в Его Чаше. Личная подготовка ведет нас к пониманию этого последнего приготовления, и молитва Господня завершает евхаристическую молитву, преображая нас в причастников Насущного хлеба.

(3) «Мир всем, –- говорит священник и затем: – Главы ваша Господеви приклоните». Причастие, как и вся жизнь Церкви, – плод мира, достигнутого Христом. Преклонение главы – самый простой, хотя и значительный акт поклонения, выражение самого послушания. Мы причащаемся в послушании и по послушанию. Мы не имеем права на причастие. Оно превышает все наши желания и возможности. Это свободный дар Господа, и мы должны получить повеление принять его. Очень распространено ложное благочестие, из-за которого люди отказываются от причастия по причине своего недостоинства. Встречаются священники, которые открыто учат, что миряне не должны «слишком часто» причащаться, что причащаться следует минимум «раз в год». Это даже иногда считается православной традицией. Но это ложное благочестие и ложное смирение. В действительности это – человеческая гордыня. Ибо когда человек решает, как часто он должен причащаться Тела и Крови Христовых, он ставит себя как бы мерой и Божественных Даров, и своего достоинства. Это лукавое толкование слов апостола Павла «Да испытывает же себя человек» (1Кор. 11:28). Апостол Павел не сказал: «Да испытывает себя и, если он недоволен собой, пусть воздержится от причастия». Он имел в виду как раз обратное: причастие стало нашей пищей, и мы должны жить достойно его, чтобы оно не стало нам в осуждение. Но мы не свободны от этого осуждения, поэтому единственный правильный, традиционный и действительно православный подход к причастию – это послушание, и это так хорошо и просто выражено в наших приготовительных молитвах: «Несмь достоин, Владыко Господи, да внидеши под кров души моея, но понеже хощеши Ты, яко Человеколюбец, жити во мне, дерзая, приступаю: Ты повелеваеши...» Здесь послушание Богу в Церкви, а Церковь повелевает совершать Евхаристию, и будет большим шагом вперед в нашем понимании Церкви, когда мы поймем, что «евхаристический индивидуализм», который превратил девяносто процентов наших литургий в Евхаристию без причащающихся, – результат извращенного благочестия и ложного смирения.

Когда мы стоим с преклоненными головами, священник читает молитву, в которой он просит Бога даровать плоды причастия каждому по его нужде (Литургия св. Иоанна Златоуста). «Преклоньшия Тебе своя главы благослови, освяти, соблюди, утверди» (Литургия св. Василия Великого). Каждое причащение – и конец нашего движения к Богу, и начало нашей обновленной жизни, начало нового пути во времени, в котором мы нуждаемся в Христовом присутствии для руководства и освящения этого пути. В другой молитве священник просит Христа: «Вонми, Господи Иисусе Христе... зде нам невидимо пребываяй. И сподоби державною Твоею рукою преподати нам Пречистое Тело Твое и честную Кровь, и нами – всем людем...» Священник берет в свои руки Божественный Хлеб и, поднимая Его, говорит: «Святая Святым». Этот древний обряд – первоначальная форма призыва к причастию, она точно и кратко выражает антиномию, сверхъестественную природу причастия. Она запрещает всякому, кто не свят, приобщаться Божественной Святости. Но никто не свят, кроме Святого, и хор отвечает: «Един Свят, Един Господь, Иисус Христос». И все же «приидите и приимите», потому что Он нас освятил Своей святостъю, сделал нас Своим святым народом. Снова и снова тайна Евхаристии открывается как тайна Церкви – тайна Тела Христова, в котором мы вечно становимся тем, чем призваны быть.

(4) В первые века Церковь называла всю евхаристическую службу «преломлением хлеба», потому что этот обряд был центральным в литургической службе. Значение понятно: один и тот же хлеб, который дается многим, – это Единый Христос, ставший жизнью многих, соединяя их в Себе Самом. «Нас же всех, от единаго Хлеба и Чаши причащающихся, соедини друг ко другу во единаго Духа Святаго причастие» (Литургия св. Василия Великого, молитва по пресуществлении Св. Даров). Затем священник, преломляя хлеб, говорит: «Раздробляется и разделяется Агнец Божий, раздробляемый и неразделяемый, всегда ядомый и никогда же иждиваемый, но причащающияся освящаяй». Это единственный источник жизни, который всех приводит к ней и возвещает единство всех людей с одним Главой – Христом.

(5) Взяв одну частицу Св. Хлеба, священник опускает Ее в Св. Чашу, что означает наше причастие Тела и Крови Воскресшего Христа, и вливает в Чашу «теплоту», то есть горячую воду. Этот обряд византийской литургии является тем же символом жизни.

(6) Теперь все готово для последнего акта Евхаристии – причащения. Подчеркнем снова, что в ранней Церкви этот акт поистине был исполнением всей службы, запечатлением Евхаристии, нашим приношением, жертвою и благодарением через участие в ней общины. Поэтому только отлученные не причащались и должны были оставлять евхаристическое собрание вместе с оглашенными. Святые Дары получала вся Церковь, они преображали ее в Тело Христово. Мы здесь не можем входить в объяснение того, почему и когда общецерковное литургическое понимание причастия было заменено индивидуалистическим, как и когда община верующих стала «непричащающейся» общиной и почему идея участия, центральная в учении отцов Церкви, была заменена идеей присутствия. Это потребовало бы отдельного исследования. Но одно ясно: где бы и когда бы ни возникало духовное возрождение, оно всегда рождалось и вело к «жажде и голоду» реального участия в Таинстве Христова Присутствия. Мы можем только молиться о том, чтобы в теперешнем кризисе, глубоко поразившем и Церковь, и мир, православные христиане увидели в этом истинный центр всей христианской жизни, источник и условие возрождения Церкви.

«Во оставление грехов и в жизнь вечную», – говорит священник, преподавая Св. Дары себе и верующим. Здесь мы находим два главных аспекта, два действия этого причастия: прощение, принятие вновь в общение с Богом, допущение падшего человека в Божественную любовь – и затем дар вечной жизни, Царствия, полноты «нового века». Эти две основные нужды человека исполнены без меры, удовлетворены Богом. Христос вводит мою жизнь в Свою и Свою жизнь в мою, наполняя меня Своей любовью к Отцу и ко всем Своим братьям.

В этом кратком очерке невозможно даже суммировать то, что говорили отцы Церкви и святые про свой опыт причастия, невозможно даже упомянуть все чудесные плоды этого причастия Христу. По крайней мере, укажем на наиболее важные направления размышлений о причастии и усилий следовать учению Церкви. Причастие дается, во-первых, во оставление грехов, и поэтому оно таинство примирения, осуществленного Христом Своей Жертвой и навеки дарованного верующим в Него. Таким образом, причастие – основная пища христианина, укрепляющая его духовную жизнь, исцеляющая его болезни, утверждающая веру, делающая его способным вести истинную христианскую жизнь в этом мире. Наконец, причастие – «знак жизни вечной», ожидание радости, мира и полноты Царствия, предвкушение его Света. Причастие одновременно и участие в страданиях Христа, выражение нашей готовности воспринять Его «путь жизни», и участие в Его победе и торжестве. Оно – жертвенная трапеза и радостный пир. Его Тело сломано и Кровь пролита, и, причащаясь Ими, мы принимаем Его Крест. Но «Крестом радость вошла в мир», и эта радость – наша, когда мы присутствуем за Его трапезой. Причастие дается мне лично для того, чтобы сделать меня «членом Христа», чтобы соединить меня со всеми, кто принимает Его, чтобы раскрыть мне Церковь как единение любви. Оно соединяет меня со Христом, и через Него я нахожусь в общении со всей Церковью. Это таинство прощения, единения и любви, таинство Царства.

Сначала причащается духовенство, потом миряне. В современной практике духовенство – епископы, священники и диаконы – причащаются в алтаре отдельно Тела и Крови. Миряне получают Св. Дары у царских врат из лжицы после того, как священник вложил частицы Агнца в Чашу. Священник призывает верующих, говоря: «Со страхом Божиим и верою приступите», и причастники подходят к Божественной трапезе один за другим, скрестив руки на груди. И вновь шествие – ответ на Божественное веление и приглашение.

После причастия начинается последняя часть литургии, значение которой можно определить как возвращение Церкви с небес на землю, из Царства Божьего во время, пространство и историю. Но возвращаемся мы совершенно иными, чем были, когда начинали путь к Евхаристии. Мы изменились: «Видехом Свет истинный, прияхом Духа Небеснаго, обретохом веру истинную...» Это песнопение мы поем после того, как священник поставит Чашу на престол и благословит нас: «Спаси люди Твоя и благослови достояние Твое». Мы пришли в Церковь как его народ, но мы были раненые, усталые, земные, грешные. За прошедшую неделю мы испытали тяготы искушения, мы узнали, как мы слабы, как безнадежно привязаны к жизни «мира сего». Но мы пришли с любовью, и надеждой, и верой в милосердие Божье. Мы пришли жаждущие и голодные, бедные и несчастные, и Христос принял нас, принял приношение нашей несчастной жизни, и ввел нас в Свою Божественную Славу, и сделал нас участниками Своей Божественной Жизни. «Видехом Свет истинный...» На время мы отложили «всякое житейское попечение» и дали Христу ввести нас в Его Вознесении к Своему Царству в Своей Евхаристии. От нас ничего не требовалось, кроме желания присоединиться к Нему в Его Вознесении и смиренного принятия Его искупающей любви. И Он ободрил и утешил нас, Он сделал нас свидетелями того, что Он приготовил для нас, Он изменил наше зрение, так что мы увидели небо и землю полными Его Славы. Он насытил нас пищей бессмертия, мы были на вечном пиру Его Царствия, мы вкусили радости и покоя в Духе Святом: «Мы приняли Духа Небеснаго». А теперь время возвращается. Время мира сего еще не окончилось. Час нашего перехода к Отцу всей жизни еще не настал. И Христос посылает нас обратно как свидетелей того, что мы видели, чтобы возвещать Его Царство и продолжать Его дело. Мы не должны бояться: мы – Его народ и Его наследие; Он в нас, и мы в Нем. Мы вернемся в мир, зная, что Он рядом.

Священник поднимает Чашу и возглашает: «Благословен Бог наш всегда, ныне и присно и во веки веков». Он благословляет нас Чашей, знаменуя и уверяя в том, что воскресший Господь с нами ныне, всегда и навечно.

«Да исполнятся уста наша хваления Твоего, Господи, – отвечает Церковь, – соблюди нас во Твоей Святыне». Сохрани нас в грядущие дни в этом чудесном состоянии святости и освящения. Теперь, когда мы возвращаемся в ежедневную жизнь, даруй нам силу изменить ее.

Следует короткая ектения и молитва благодарности за полученные Дары: «Исправи наш живот, утверди наша стопы...» Возвращение совершилось, когда священник выходит из алтаря со словами «С миром изыдем!»‚ присоединяется к молящимся и читает заамвонную молитву. Как в начале литургии вход священника в алтарь и восхождение к святому престолу (горнему месту) выражали евхаристическое движение вверх, так и теперь возвращение к верующим выражает уход, возвращение Церкви в мир. Это также означает, что евхаристическое движение священника окончено. Исполняя священство Христово, священник вел нас к небесному Престолу, и с этого Престола он сделал нас причастниками Царствия. Он должен был исполнить и осуществить вечное посредничество Христа.

Благодаря Его Человечеству мы поднимаемся до небес, а по Божеству Его Бог приходит к нам. Теперь все это совершено. Приняв Тело и Кровь Христовы, увидев Свет Истины и став причастниками Святого Духа, мы действительно Его люди и Его достояние. Священнику у Престола больше нечего делать, потому что Церковь сама стала Престолом Бога и Ковчегом Его Славы. Поэтому священник присоединяется к народу и ведет его как пастырь и учитель обратно в мир для исполнения христианской миссии.

Когда мы готовы с миром изыти, то есть во Христе и со Христом, мы просим в последней молитве о том, чтобы сохранилась полнота Церкви, чтобы Евхаристия, принесенная нами, которой мы причащались и которая снова явила полноту Христова присутствия и жизни в Церкви, была соблюдена и сохранена неповрежденной до тех пор, пока мы вместе вновь не придем как Церковь и в послушании Господу Церкви вновь не начнем восхождения в Его Царство, которое достигнет своего свершения в Пришествии Христа во Славе.

Нет лучшего заключения для этого краткого изучения Божественной литургии, чем молитва св. Василия Великого, читаемая священником при потреблении Св. Даров: «Исполнися и совершися, елико по нашей силе, Христе, Боже наш, Твоего смотрения таинство; имеем бо смерти Твоея память, видехом Воскресения Твоего образ, наполнихомся безконечныя Твоея жизни, насладихомся неистощаемыя Твоея пищи, еяже и в будущем веце сподобитися благоволи, благодатию безначальнаго Твоего Отца, и Святаго, и Благаго, и Животворящаго Твоего Духа, ныне и присно и во веки веков. Аминь».

И когда мы выходим из церкви и вновь вступаем в нашу повседневную жизнь, Евхаристия остается с нами как наша тайная радость и уверенность, источник вдохновения и возрастания, победы, преодолевающей зло, Присутствие, которое делает всю нашу жизнь жизнью во Христе.

Здесь речь пойдет об освящении времени в богослужебном годовом цикле. Должен подчеркнуть, что мы будем говорить об освящении именно времени, а не об отдельных праздниках и святых днях. Было бы очень просто дать список церковных праздников с их датами и с некоторыми указаниями, как они справляются, и сказать: «Вот это запомните и соблюдайте». Но одно дело – запомнить названия и дни праздников, а совсем другое – их понимать. Не для того Христос вочеловечился и умер на кресте, чтобы мы только соблюдали некоторые обычаи и утверждали: «Мы православные, потому что справляем Благовещение 25 марта (7 апреля по н.ст.) и Рождество Христово 25 декабря (7 января по н.ст.)». Что-то происходит в эти праздники. Что-то не только в Церкви, но и в моей жизни: в моей жизни как личности, как члена семьи, как члена общества. Это «что-то» мы называем «освящением времени и жизни». Поэтому подходить к литургической жизни Церкви только с описательной точки зрения нельзя. Надо начинать с вопроса: почему мы все это делаем?

Учить – значит объяснять, учиться – значит понимать, не только описывать. «Почему?» – наш главный, истинный вопрос. Конечно, я не смогу дать на него исчерпывающий ответ в одной короткой главе, но я надеюсь вызвать у вас желание изучить этот вопрос глубже. Я могу дать понятие о чем-то таком прекрасном, небесном, таком значительном для Православия, с потерей чего мы перестаем быть православными, пусть бы мы и продолжали строить великолепные храмы с золотыми куполами и восьмиконечными крестами и даже знали бы православные напевы.

Что такое время? Почему и как оно должно быть освящаемо? Время, несомненно, – всеобъемлющая форма нашей жизни. Мы всегда живем во времени. Когда мы просыпаемся утром, это утро или понедельника, или вторника, или другого дня, это или зима, или весна, или лето. Мы не можем этого избежать. Следовательно, время – первое и важнейшее условие нашей жизни. Но наше время – надо ли это доказывать? – идет к концу. Для каждого человека оно идет к его смерти. Психологи всегда знали, что человек устраивает свою жизнь так, чтобы уйти от сознания неизбежности своей смерти. Он старается забыть, что день за днем, месяц за месяцем, год за годом время ведет его к концу. Итак, жить во времени – значит знать о конечности, смертности жизни в этом мире. Вы молоды, но вы стареете. Вы знаете кого-то, но этот кто-то умирает или исчезает. Время – изображение, икона нашего падшего мира. Если вы подумаете о множестве поколений, прошедших до вас, и о краткости собственной жизни, вы поймете, почему в духовном смысле время – самая значительная и очевидная тема в религии.

Мы живем во времени, и это значит, что с минуты рождения мы неотвратимо движемся к смерти. Конечно, большинство людей не думают о смерти постоянно: они заняты, они чего-то ожидают от времени. Тот, кто ухаживает за девушкой, рассчитывает, что в следующую субботу он увидится с ней. Тот, кто берет отпуск на следующей неделе, думает о предстоящем понедельнике, когда он сможет уехать. У нас всегда есть такие маленькие сроки, которые заставляют забывать о последнем конце. Мы наполняем время мелочами, которые постоянно отвлекают наше внимание от неизбежного конца. Но вот что открывают философы и великие люди всех времен, те, кто исследует глубины человеческого опыта вплоть до последнего вопроса о самом существовании человека. Они открывают, что жизнь бессмысленна. Умру ли я завтра или через тридцать лет, все, что я стараюсь сделать, все, чем я стараюсь быть, не имеет смысла, потому что я исчезну. Итак, время человеческого существования само по себе не имеет смысла, если что-то где-то не преодолевает эту бессмыслицу.

Праздник Воскресения

Это – отправной пункт нашего понимания освящения времени. В православном опыте, восходящем к апостолам, Воскресение стоит в центре литургической жизни; в самом центре того времени, которое мы считаем годом, мы находим праздник Воскресения Христова. Что такое Воскресение? Воскресение являет жизнь бесконечную в этом мире, полностью подчиненном времени и, следовательно, смерти. Тот, кто воскрес из мертвых, больше не умирает. Именно в нашем мире и в нашем времени, а не где-то еще, не в «ином» мире явился однажды утром Некто, Кто выше смерти. Таково значение Христова Воскресения, а его великая радость – центральная тема христианства, и она полностью сохранена в Литургии Православной Церкви. Правы те люди, которые утверждают, что центральная тема христианства, средоточие его опыта, главное его свидетельство – Воскресение Христово.

Здесь мне бы хотелось сказать, что мы, православные, живущие на Западе, по моему глубокому убеждению, рискуем утратить этот христианский дух Воскресения. Мы сильнее чувствуем смерть, чем Воскресение, и иногда в церковной жизни «похоронное благочестие» сильнее благочестия Воскресения. А между тем нельзя понять строения литургического годового круга, если упустить из виду, что его центр, придающий смысл всем остальным дням, то есть всему времени, – это день ежегодного воспоминания Воскресения Христа на Пасху. Пасха – всегда конец и всегда начало. Мы всегда живем после Пасхи и всегда приближаемся к Пасхе. Весь дух и смысл литургической жизни заключается в Пасхе вместе с последующим периодом в пятьдесят дней, который завершается праздником Пятидесятницы, Сошествием Святого Духа на апостолов. Это пасхальное торжество вспоминается еженедельно в службе христианского воскресенья. Может показаться странным, но важно всегда понимать, что каждый воскресный день – это маленькая Пасха. Я сказал «маленькая Пасха», но по существу это всегда Великая Пасха. Каждую неделю Церковь вновь переживает то же центральное событие: «Воскресение Христово видевше...» И каждую субботу вечером священник выносит из алтаря Евангелие на середину церкви, и по прочтении воскресного Евангелия возвещается тот же основной факт нашей веры: «ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ!» Апостол Павел говорит: «Если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера наша» (1Кор. 15:14). Вот, собственно, и вся наша вера; и только в связи с Пасхой как с концом естественного и началом нового времени можно понять весь литургический год.

Пятидесятница и Пасха

Пятидесятница – исполнение Пасхи. Если открыть церковный календарь, то вы найдете, что все воскресные дни обозначены: «воскресенье или неделя, по Пятидесятнице», а Пятидесятница сама празднуется на пятидесятый день после Пасхи. Христос вознесся на небо и ниспослал Духа Своего Святого. И когда Он послал Духа Святого в мир, была установлена новая общность, объединяющая людей, жизнь которых получила новый смысл. Этот новый смысл исходит непосредственно от Воскресения Христова. Мы уже больше не живем в бессмысленном времени, ведущем нас к бессмысленному концу. И мы не только получили новый смысл жизни, но и смерть обрела новое значение. В пасхальном тропаре мы говорим о Христе: «...смертию смерть поправ...». Мы не говорим, что Он попрал смерть Воскресением, мы говорим, что Он попрал ее именно смертью. Хотя христианин все еще ожидает смерти, как и всякий человек, сама смерть имеет для него новое значение. Она означает вхождение в Пасху Господню, в Его переход из ветхой в новую жизнь. Здесь ключ к литургическому году Церкви. Христианство, прежде всего, – возвещение миру Воскресения Христова. Православная духовность пасхальна по своему внутреннему содержанию, и истинное содержание христианской жизни – радость.

Мы говорим о праздниках, поскольку праздник выражает христианскую радость. Когда вы учите детей, вы даете им не просто знание, но самый дух, который в этом знании. Дети всегда легко воспринимают именно радость. Но мы сделали наше христианство таким взрослым, серьезным, грустным и торжественным, что оно почти утратило эту радость. Хотя Христос сказал: «Кто не примет Царствия Божия как дитя, тот не войдет в него» (Мк. 10:15; Лк. 18:17). Это не значит, что мы должны забыть математику и географию и т. д.; «стать как дитя», по слову Христа, означает быть способным радоваться той радостью, на которую взрослые уже не способны, то есть входить в общение с вещами, природой, людьми без подозрения, страха и смущения. Мы часто употребляем слово «благодать», но что такое благодать? Греческое χάριζ – это не только благодать, но и радость. Я заостряю внимание на этом вопросе, так как глубоко убежден в том, что наша первая весть должна быть именно о пасхальной радости. Когда мы стоим у церковных дверей и священник говорит: «Христос воскресе!» – по слову св. Григория Нисского, ночь становится светлее дня. В этом сила, здесь истинный корень христианского опыта. И только на фоне этой радости мы можем понять все остальное.

Позже я еще вернусь к пасхальной теме, но будем помнить, что Пасха – истинное начало нашего литургического года. «Официально» церковный год начинается 1 сентября (14 сентября по н. ст.), но я говорю здесь о его духовном начале и основании, потому что Пасха действительно открывает нам понимание времени. Мир был мрачен, и Кто-то принес свет и тепло. Мир был печален, он стал кладбищем, но Кто-то сказал: «Смерти больше нет». Вот что Христос сотворил в этом мире. Мир был холоден, грешен и жесток, но Христос пришел и сказал: «Радуйтесь!» так Он обращался к Своим ученикам: «Радуйтесь! Мир вам!» Поэтому пасхальная радость и стала началом христианской жизни.

Что такое год? Несомненно, это период в 365 дней, но также и естественный цикл природы, полное изменение природы: весна, лето, осень, зима. Другими словами, это изображение в природе всей истории мироздания. У этого цикла есть начало и конец, а затем все начинается и кончается снова. Нам важно знать, что литургический год развивался в связи с природным циклом. Не случайно, например, Рождество празднуется 7 января (по н. ст.). Мы ничего не знаем о точной дате рождения Христа, но у язычников, которых христианство пришло обратить ко Христу, 7 января было праздником победы света над тьмой в природе. В этот день языческий мир праздновал конец тьмы и начало света, так как дни становятся длиннее и светлее. Когда природа кажется совершенно мертвой, ледяной и холодной, когда ничего, кроме тьмы, нет, свет начинает расти, что знаменует приближение весны. Поистине начинается воскресение природы. И в тесной внутренней связи с природным временем образовался литургический церковный год. Чтобы понять связь между временем и праздниками, надо прежде всего понять их связь с природным циклом.

Пришествие Христа

Церковь в свете непрерывной радости Пасхи и последующих пятидесяти двух воскресений – пятидесяти двух Пасх – наполняет природное время года специальными воспоминаниями, цикл которых начинается осенью. Первая великая тема года – пришествие Иисуса Христа в мир. Мы назовем это время циклом Рождества и Богоявления. Он начинается за сорок дней до Рождества Филипповым, или Рождественским, постом. Пришествие Христа – начало христианства. Кто такие христиане? Это те, кто знает, что Христос пришел на землю, и ожидает Его Второе Пришествие. В чем же тогда смысл именно сегодняшнего дня: не один ли это из длинной вереницы дней, которые каждый из нас должен прожить? Но для меня как христианина его новое и глубокое значение приходит из прошлого. Это день, связанный с пришествием Христа, один из дней после Его пришествия. Итак, христианин – тот кто прежде всего помнит. Он может забыть Христа, может проснуться утром и думать только о житейских мелочах предстоящего дня. И все же на глубинном уровне эти мелочные заботы обретают совершенно новую окраску, если он помнит, что он не просто Иван Иванович, который должен сделать то или другое, но он тот, к кому пришел Христос, чью жизнь Христос принял, дав ей новый смысл. Сегодня имеет и другой смысл, потому что это день перед возвращением Христа. Поэтому я живу между двумя пришествиями Христа: одним – в прошлом и другим – в будущем. Наконец, значение сегодня является мне в словах Христа, Который говорит, что Он всегда со мной: «...и се, Я с вами во все дни до скончания века» (Мф. 28:20). Прошедшее, настоящее, будущее: мы видим, что время, в котором мы живем, не только календарное, но и образующееся изнутри и преображающееся верой и христианским опытом. Оно связано с пришествием Христа в прошлом, с Его пришествием в будущем и с Его присутствием в настоящем Это время решительно отличается от личного времени человека, у которого заботы сводятся к тому, чтобы нарубить дрова, иметь деньги в банке, купить машину получше и наконец, умирая, сказать: «Вот я имел все это, и ничто не имеет смысла». Печально, трагично не знать, что прошлому, настоящему и будущему Христос дал новый радостный смысл.

Теперь мы видим, почему первая тема литургического года – пришествие Иисуса Христа. Но Рождество не может быть сведено, как это происходит в наше время, к сентиментальному рассказу о Младенце в яслях, к маленькому, миленькому Иисусу. В Вифлееме случилось другое: Сам Бог пришел к человеку. И человек участвовал в этом пришествии. Христа встречают Мария, Иосиф, пастухи, волхвы, поистине представляющие весь мир. В этой встрече участвовала вся природа. Свершилась и всегда пребудет огромная и славная тайна: в этот мир (и в этом особое содержание христианской веры) вошел Сам Бог. Бог, в Которого мы верим, – не божество, обитающее где-то вне мира, неизвестно где, но Бог, Который благоволил войти в наше время и стать одним из нас, чтобы быть Эммануилом («С нами Бог»). Отсюда второй праздник цикла – Богоявление: Христос явился человеку, миру, всему мирозданию. Когда Он вошел в воды Иордана, Он воду и всю природу соделал частью Своего Воплощения. В то же время Он принимает крещение покаяния, тем самым причисляя Себя к нам, грешным людям, так как Он приходит не только для того, чтобы явить нам Бога. Он приходит к нам, чтобы взять на Себя все грехи и трагедии мира, чтобы стать не только Богом для нас, но и человеком для Бога. Это значит быть тем, кто страдает, кто узнает все разочарования и трагедии человеческого существования и изнутри преображает их в радость. В Богоявлении – второй теме литургического года – мы видим Христа как Агнца Божия и Иоанна Крестителя, указывающего на Него со словами: «Вот Агнец Божий, Который берет на Себя грехи мира» (Ин. 1:29).

Праздники Рождества Христова и Богоявления являют нам космическое измерение христианской веры. В них внимание сосредоточено не только на человеке и его личных отношениях с Богом. Это особенно важно осознать в наше время острого индивидуализма и эгоизма даже в религии. Мы уже не понимаем, что, прежде чем спасать лично нас, Бог восстанавливает мироздание, все творение. Нам было сказано: «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего...» (Ин. 3:16). Мир есть Κόσμοζ‚ космос (греческое слово, обозначающее мир, порядок, гармонию), прекрасная цельность, полнота, которую Он создал и которая возвещает Его славу и являет Его человеку. Рождество и Богоявление открывают не только взаимоотношения между Господом и мной, но и весь мир открывается в них как мир Божий. Христос сходит в воду, Он являет Себя всей твари, и это значит, что наше призвание как людей и как членов Церкви – не просто проповедовать личное спасение: «Исповедуйся, причащайся, будь хорошей девочкой, хорошим мальчиком, и ты спасешься». Христиане должны помнить, что на каждой Божественной литургии они от имени всего творения приносят всё его Богу. Они свидетельствуют, что Бог возлюбил мир и хочет, чтобы мир снова стал средством общения человека с Богом. Такова истинная тема Рождества и Богоявления.

Преображение

Почти в конце церковного года, в августе, мы празднуем Преображение Господне. Это тоже одно из главных воспоминаний, но поскольку оно почти всегда приходится на будний день, то празднуют его немногие. Однако для понимания православной веры этот праздник имеет исключительное значение. Христос со Своими учениками взошел на гору Фавор, и там лик Его стал сияющим, одежды Его сделались белыми как снег. Один из учеников сказал: «Господи, хорошо нам здесь быть». Исполнились все человеческие желания, наступил момент высшего счастья. Ибо ничто на свете не может нас удовлетворить, кроме Бога, Его славы, Его света, Его истины и Его Царства. И вновь повторю: христианство – это радость, и таково значение Преображения. Христианство – не книга предписаний: в понедельник сделай то-то, во вторник – то-то. Бог даровал нам не собрание правил и предписаний, но Себя Самого, и это значит: Жизнь, Любовь и Преображение. Он дал нам силу подняться с Ним на Фавор и там вкусить то, что Он нам приготовил.

Что такое Церковь? Церковь есть отражение в мире того света, который ученики видели на Фаворе. Спросите у наших стариков, и они не поймут, что значит «надо» идти в церковь, так как пойти в церковь для них радость, а когда они не могут пойти, они несчастны. Мы спрашиваем: «сколько», «как долго», а они все бы отдали, чтобы побыть в церкви. Церковь для них – не место исполнения религиозного долга, но то место, где мы находим наш настоящий дом, где нам даны радость и свет. Таким образом, в литургическом году все аспекты христианской жизни нам открыты и даны: личный, общественный и космический. Наша христианская жизнь открывается как восхождение на гору, следование за Христом. Иногда очень жарко, иногда очень холодно. Иногда мы устаем от усилий, откладываем их и как будто забываем о них. А между тем весь смысл христианской жизни состоит в постоянном следовании за Христом на Фавор, чтобы в конце пути мы могли сказать: «Господи, хорошо нам здесь быть». Тогда Христос, по слову апостола Павла, откроет нам то, «что не видел глаз, не слышало ухо и не приходило на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его» (1Кор. 2:9). Заметьте: не просто тем, кто следует Его заповедям но тем, кто любит Его. А любить Его – значит иметь желание следовать за Ним, несмотря на все трудности, стремиться к радости быть во Христе.

Память Божией Матери

То, что я до сих пор описывал, не исчерпывает содержания литургического года. Он включает в себя второй цикл, посвященный воспоминанию Божией Матери: Рождество Божией Матери 21 сентября (н. ст.), Введение во храм 4 декабря (н. ст.), Благовещение 7 апреля (н. ст.), Сретение 15 февраля (н. ст.) и наконец Успение Божией Матери 28 августа (н. ст.). Эти праздники напоминают нам отдельные важные моменты жизни Божией Матери. Но это не только воспоминания: они показывают, какова должна быть христианская жизнь в своем идеале. Мария для нас – Матерь Бога и лучшее, самое совершенное создание человечества. В Ней мы видим, чего Бог желал, когда создавал людей. Когда мы созерцаем Ее чистоту, Ее любовь к Богу, Ее совершенство, мы сознаем, что наши мысли: «Я хороший, я плохой, я лучше, я хуже» – не имеют смысла. Когда мы думаем о Ее небесной любви, о всей Ее жизни, мы сознаем: вот настоящая человеческая жизнь, и понимаем, как сами мы далеки от этого.

Праздник Рождества Богородицы – не только воспоминание о Ее рождении, но откровение об истинном значении рождения каждого человека в мир. Уже с момента рождения мы начинаем исполнять свое человеческое предназначение. А это значит – исполнять в нашем положении, в наших условиях то, что сделала Мария. Что же Она сделала? Прежде всего Она была введена в храм; то же происходит с нами, мы также вводимся в храм через Крещение и Миропомазание. Это значит, что мы извлечены из этого мира и вступаем в истинную жизнь, которая в Боге, наша жизнь посвящена и обещана Богу. Праздник Введения во храм объясняет нам значение нашего личного посвящения Богу.

Затем в празднике Благовещения вспоминается единственное Благовестие Марии, но в то же время благовествуется и нам, что мы должны делать в этом мире. Ибо каждый из нас имеет свое призвание, которое заключается не в том, чтобы просто преуспеть в жизни, но в том, чтобы исполнить волю Божию, Его замысел о каждом из нас. На благовестие Мария ответила: «Да». Благодаря Ее ответу и наши «да» стали возможными, поскольку стало возможным пришествие к нам Христа. В Ней радость послушания Богу не только явлена («да будет воля Твоя!»), но поистине нам дарована.

Следующий праздник – Сретение когда Она приносит Своего Младенца Богу. Этот праздник имеет значение не только для матерей, но и для всех людей, так как настоящий смысл нашей жизни состоит в нашем приношении всего в ней Богу. Иногда, говоря о том, что мы любим, о чем заботимся, мы говорим: «Это мое детище». Но всякое свое дитя мы должны принести Богу. Истинная жизнь человека состоит в осознании того, что все в ней принадлежит Богу и нет большей радости, как принести Богу то, что Ему принадлежит. Мы говорим за литургией: «Твоя от Твоих Тебе приносяще...» – так как именно в приношении Богу с радостью, благодарностью и любовью все обретает свой настоящий смысл и мы становимся действительными владельцами приносимого.

Наконец, последний праздник этого цикла – Успение Божией Матери, праздник Ее смерти. Лето подошло к концу, цветы и фрукты великолепны, листья постепенно становятся красными и золотыми, они еще не облетели. Природа все исполнила, и все как будто достигло своего совершенства. И в этом прекрасном мире мы радостно празднуем смерть Марии и утверждаем в наших песнопениях, что Она в смерти не оставлена. Так велика была Ее любовь, так велика сила внутреннего света в Ней, в Ее жизни с Богом, что Христос избавил Ее от смерти, и в Ее Успении началось наше воскресение. Этот праздник являет Ее как первый плод обетования Христова Воскресения. Но то, что происходило с Ней, происходит и с нами, Ее путь – наш путь. Созерцание богородичных праздников в совокупности – это созерцание нашей жизни в Ней, в совершенном человеке.

То же относится к созерцанию и воспоминанию каждого дня года как дня памяти святых, св. Иоанна Крестителя, апостолов, преподобных, каждого святого в отдельности и всего сонма их. Итак, мы живем не только во времени, о котором мы читаем в газетах, времени политических событий, небольших преходящих радостей, страданий и трагедий, но также во времени, которое из рода в род создавало тех, кого мы называем святыми. Они живы, они с нами, и за каждой Божественной литургией мы вспоминаем их всех. Это живое присутствие Христа и вокруг Него Девы Марии, св. Иоанна Крестителя и всех святых, чудесное единение всех во Христе – основной опыт Церкви. Мы видим теперь, что литургический годовой цикл не просто ряд дней, из которых некоторые надо «соблюдать» как церковные, а остальные – мирские простые дни. Литургический годовой цикл – это прежде всего опыт «нового времени», освоение нами Божественного дара: Бог дал нам все эти праздники и в каждом из них – чудесный дар Своей радости.

Празднование: приготовление и исполнение

Что такое празднование? Это освоение нами, Церковью, радости, данной Богом. С одной стороны, вся жизнь Церкви – один бесконечный праздник, с другой – это приготовление к единственному, высшему празднику: исполнению всех вещей, самого мира в Боге. Вот почему каждый праздник, каждое торжество Церкви является в Церкви дважды: как приготовление и как исполнение. Мы достигаем Пасхи не потому, что, заглянув в календарь, узнали, что Пасха – 3 мая. Мы должны прежде прожить Великий пост. Перед Рожцеством мы должны пройти через Рождественский пост. Перед каждым праздником всегда есть приготовление, очищение, пост. Когда мы идем к Святому Причастию, высшей радости, доступной человеку, мы должны прежде поститься. Все это учит нас истинному смыслу празднования. Легко ходить в церковь, но трудно праздновать. Посещения церкви, простого присутствия недостаточно. Истинное празднование – всегда живое участие, но нельзя участвовать, постигая значение, глубину и радость праздника, без должного приготовления к нему. Мы не можем одним прыжком перенестись от ссоры в христианскую радость. Мы не можем после сытного обеда с водкой и хорошей сигарой вдруг стать «духовными». Мы – падшие люди. Наша жадность, наша плоть – все тянет нас вниз. Нам легче сидеть, чем стоять, спать, чем бодрствовать, читать газету, чем хорошую книгу и читать хорошую книгу, чем Евангелие. Радость и все то чудесное, что Бог дает нам, кажутся нам сначала чем-то тяжелым, трудным, даже невозможным. Мы их не принимаем, мы даже их отвергаем. Мы должны прилагать усилия, и жизнь, прежде чем стать радостью и праздником, есть усилие. Поэтому мы не можем войти в праздник без усилия приготовления к нему. В этом главное назначение такого христианского установления, как пост. В христианском смысле слова пост – не только смена пищи и воздержание. Настоящий пост, телесный и духовный, – всегда усилие всего человека. Почему? Потому что это единственный способ снова стать легким, открытым для Бога и Его радости. Невозможно войти в Царство Божие, не избавившись от духовного «жира», от всего того, что зло, поверхностно, мелочно и смертно в нашей жизни. Вот почему ритм церковной жизни всегда связан с приготовлением и исполнением.

Итак, освящение времени есть преображение естественного времени, в котором мы живем. Следовательно, как все остальное в этом падшем мире, это падшее время также нуждается в искуплении. Освятить время – значит превратить его в осмысленное, во время, которое, как я уже сказал, всегда связано – через Церковь и ее литургическую жизнь – с тремя основными аспектами христианской веры. Христос пришел, и в Его первом пришествии мы познаем смысл нашей жизни, ибо Он пришел, чтобы преложить нашу жизнь из тьмы в свет, дать ей направление, открыть нам наше истинное предназначение – Царствие Божие. Однако все это невозможно без Его присутствия. А присутствие Христа в нашей жизни есть Церковь, где Христос всегда стоит рядом, помогая, направляя и наполняя нас Своею благодатью. Наконец, преображение времени есть ожидание будущего исполнения, окончательного соединения с Богом, и в этом смысл всего сущего: Воспоминание – Присутствие – Ожидание.

Истина христианской жизни замечательно выражает себя в Страстную субботу, когда Плащаница еще посреди церкви: Христос еще зрится мертвым, но уже видны лучи света. Гроб уже не означает смерть, около него мы уже не плачем и не рыдаем. Гроб посреди церкви, окруженный цветами, уже стал животворящим гробом. Христос спит, и мы с Ним проводим этот длинный день, который приведет нас к пасхальной радости. Человеческая жизнь – ожидание конца, а в конце – радость «чертога брачного», радость Воскресения. В конце – Дева Мария, Иоанн и все святые, в конце – чудесная полнота жизни. Когда я вижу этот конец, мне хочется достичь его, двигаться в направлении его. Я должен сделать усилие, а когда я делаю усилие, вся моя жизнь становится упражнением. Я встречаю человека, который мне не интересен, но я понимаю, что он мне послан Богом, и встреча становится значительной. У меня неинтересная работа, но это та работа, которая всю мою жизнь, весь мой дух и мое тело превратит в упование. Все приобретает значение, все освящается, потому что все становится шагом на пути к вершине горы Фавор. Так весь литургический цикл имеет лишь одно значение: сделать так, чтобы мы, уподобившись Петру на Фаворе, могли сказать: «Господи, хорошо нам здесь быть», – и сказать это от всего сердца.

Восстановление годовой литургической жизни – не только одна из задач религиозного обучения, но основная цель нашей современной церковной жизни. Мы очень плохие православные, если думаем, что можем втиснуть наше Православие в промежуток времени с 10 до 12 утра по воскресеньям. Если жизнь всей недели (от понедельника до воскресенья включительно), всего месяца, всего года не имеет отношения к Фавору, Пасхе, Пятидесятнице, тогда и воскресные утра лишаются смысла. Нашему поколению выпала огромная задача по восстановлению не только внешних обстоятельств, дней и названий праздников, но также и чудесного понимания того, как следует их праздновать, как посещать церковь и как находить ту радость, которую никто не может отнять у нас.

Мы обсудили освящение времени, теперь же поговорим об освящении жизни Церковью. Освящение жизни – основной смысл и цель таинств, поэтому следует сказать несколько слов о самом понятии «таинство».

Хотя мы ограничиваем число таинств семью литургическими действиями, мы можем сказать, что весь подход к жизни в Православной Церкви сакраментален. Что это значит? Таинство – действие которое преображает, так как преображение, изменение – истинная цель Божественного домостроительства. Бог не только спасает нас во Христе, не только прощает наши грехи, Он также изменяет нашу жизнь. Мы находим в празднике Преображения предельный смысл православной идеи спасения. Часто мы пользуемся словом «спасение» в смысле спасения от чего-либо. И таково первое значение этого слова – это спасение от греха, от смерти, от рабства миру сему. Но во Христе открывается второе значение слова «спасение»: преображение и изменение самой природы чего-либо.

Христос пришел дать новый смысл, новое назначение нашей жизни. Один из отцов Церкви сказал: «Бог стал человеком, чтобы человек стал Богом». Это – православное учение об обожении, учение об уподоблении Богу по благодати. И опыт святости в Церкви тех людей, которых мы называем святыми, – это путь именно такого внутреннего превращения. Конечное назначение всего существующего выражено словами Василия Великого: «Имамы Христа живуща в сердцах наших, и будем храм Святаго Твоего Духа». Эти слова – отправная точка для правильного понимания таинств. Таинства – это действия Церкви, которыми она преображает нашу жизнь. В этом смысле мы и будем говорить о каждом из них.

Мы разделим таинства на следующие группы: во-первых, два таинства, которые могут быть названы таинствами посвящения, так как ими начинается христианская жизнь: Крещение и Миропомазание. Затем таинство, которое, по словам св. отцов, определяется как Таинство всех Таинств, в котором вся христианская жизнь находит свое исполнение: Божественная литургия, или Таинство Святой Евхаристии. Эти три таинства определяют нашу жизнь в Церкви. Крещение нас вводит в Церковь, Миропомазание дает нам дары, необходимые для жизни в Церкви, а Евхаристия делает нас членами народа Божьего.

Следующие два таинства – таинства исцеления. К сожалению, человек не сохраняет в полной чистоте новую жизнь, полученную в Крещении. Он постоянно отпадает от нее, остается открытым греху и после того, как получил белую одежду непорочности, поэтому надо вновь и вновь восстанавливать его в том состоянии, которое он обрел во Христе.

Первое таинство – Елеосвящение

связано с физическими немощами человека, второе, таинство раскаяния и прощения, – таинство Покаяния. Духовное возрождение и физическое исцеление – таков смысл этих двух таинств. В следующем таинстве – Брака – Церковь уделяет особое внимание семье, тайне человеческой любви и деторождения, союзу людей в земном обществе. И наконец, седьмое таинство – Рукоположение – дает Церкви епископов, священников и диаконов. Без их Богом установленного служения Церковь не могла бы исполнять себя как Тело Христово.

Дух и материя

Теперь постараемся понять, почему мы говорим о таинствах как об освящении жизни. По-гречески «крещение» означает погружение в воду, и вода с самого начала была материальным компонентом этого таинства. Христос сказал: «Если кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царствие Божие» (Ин. 3:5), поэтому мы прежде всего должны ответить на вопрос: почему вода? Иными словами, почему христианская жизнь и Церковь в этом случае зависят от материи? Но материя участвует почти во всех таинствах: вода в Крещении, миро в Миропомазании, елей в Елеосвящении. Христос исцелил слепого посредством материи, и, когда мы читаем Евангелие и всю Библию открытыми глазами и осознаем отношение к материи, открывающееся в них, мы понимаем, что резкое противопоставление духовного материальному, как это принято в современном христианстве, несвойственно Священному Писанию. Бог сотворил и дух, и материю, Бог сотворил весь мир, и вся материя принадлежит Ему. И мы знаем из Библии, что все, что Он создал, «весьма хорошо» (Быт. 1:31). Поэтому некоторая тенденция «презирать» все материальное, сводя религию только к духовному, есть тенденция ложная и не христианская. Многих трагедий нашей христианской жизни, общественной и личной, можно было бы избежать, если бы мы помнили, что Бог сотворил не только дух, но именно то поистине удивительное сочетание духа и материи, которое и есть наш мир. Настоящая перспектива, настоящая цель мира в том, чтобы все материальное одухотворялось, то есть приобретало духовное измерение, а все духовное воплощалось. Именно так осуществилось Божественное спасение в Боге, ставшем Человеком: «И Слово стало плотию, и обитало с нами...» (Ин. 1:14). Бог Сам воспринял материальную жизнь, чтобы привести материю к Богу. Таким образом, действительный грех не в том, что человек стал «материальным», так как он от начала создан из духа и плоти, но грех в том, что он забыл истинную связь между духом и материей и изменил ей. Разделяя их, человек стал рабом материи, вместо того чтобы быть ее хозяином и, одухотворив, привести ее к Богу. Вот почему наши таинства и духовны, и материальны, с елеем и водой, хлебом и вином как их «веществом». Вот почему таинства являют нам, как мы должны жить в этом мире и в чем наша христианская жизнь.

Крещение и миропомазание

«Кто будет веровать и креститься, спасен будет» (Мк. 16:16). Крещение – таинство нашего нового рождения во Христе, нашего включения в новое человечество. Естественный человек, хотя и создан Богом, согрешил, потерял свое сыновство, непосредственное знание Бога и отпал от общения с Ним. Во Христе человек восстановлен в своей «первоначальной красоте». Христос жил совершенной человеческой жизнью – при полном посвящении Богу в совершенном смирении и абсолютной любви. Он принял смерть, но на третий день воскрес из мертвых, ибо Его жизнь была сильнее смерти. В Нем Бог соединил Себя с человеком и со всеми, кто верит в Него как Сына Божия, как Путь, Истину и Жизнь. Он дарует эту новую жизнь, благодать возрождения. Как видимый знак и средство преображения Он установил таинство Крещения, чтобы основать новое общество, новый народ – Церковь. Таким образом, в Крещении мы получаем власть новой жизни, которая нас делает членами Церкви. Все это выражено в литургии посвящения, состоящей из трех частей: приготовления (катехизации), Крещения и Миропомазания.

Приготовление

В ранней Церкви человек, который исповедовал свою веру во Христа и выражал желание присоединиться к Церкви, становился сначала оглашенным (тем, кто слушает, кого учат). Его наставляли в учении Церкви (учили Библии и Символу веры), в смысле ее богослужения, в законах ее жизни (этика). Он присутствовал на учительной части Литургии (Литургия оглашенных), но к сакраментальной части ее не допускался («Оглашеннии, изыдите...»). Тем временем вся Церковь за него молилась (молитвы и ектении об оглашенных). В наше время, когда большинство крестин совершается над младенцами, приготовление к крещению сохранилось только в форме предкрещальной службы. Она включает:

1) Три молитвы заклинания, то есть изгнания злых духов. Церковь учит, что человек стал рабом сатаны и его ангелов, которые духовно осквернили весь мир. Христос пришел, чтобы уничтожить их власть, и первым Его действием всегда было изгнание злых духов. Церковь имеет Христову власть избавлять людей от этого рабства, потому ее первое дело – освободить новое чадо Христово от сатанинской тирании.

2) Отрицание и осуждение сатаны новым христианином. За ребенка это теперь делают восприемники. Они обращаются лицом к западу (запад, в противоположность востоку, – символ тьмы) и трижды торжественно отрицаются от сатаны, всех его ангелов и его дел. Между Богом и Его врагами идет постоянная духовная борьба, и христианин свободно выбирает свою сторону.

3) Сочетание Христу. Восприемники поворачиваются к востоку (символу света) и трижды за младенца возглашают приятие (признание) Христа как Царя (то есть Господина всей жизни) и Бога.

4) Чтение Символа веры (восприемники также читают его за младенца), что означает принятие всей веры, догматов и жизни Церкви, это – присяга на верность Церкви.

5) Краткая молитва священника, в которой он просит Бога допустить оглашенного к святому просвещению Крещения.

Крещение

Таинство самого Крещения начинается с освящения воды. В Библии вода – символ суда (потоп), очищения, то есть прощения, и жизни. В широком смысле вода – «первичная материя», корень и основа мира. Употребляя воду при крещении, Церковь как бы приготовляет новый мир для нового человека или, скорее, новое отношение между материей и человеком. В грехе человек стал абсолютно зависеть от материи (пищи, воздуха), стал более материальным, чем духовным.

Таинство возрождения начинается с «очищения» материи, чтобы вновь сделать ее путем к Богу. Это общее значение употребления элементов материи в таинствах (вода, елей, хлеб, вино). Христианство имеет космическое измерение, потому что Божественным назначением человека, созданного Богом, было царствование над всем творением, подчинение всего космоса Богу. Освященная вода становится вновь инструментом Бога для спасения и искупления человека. Погружение крещаемого в воду означает осуждение на смерть ветхого в нем человека, суд над древним Адамом, а затем смывание его грехов, Божественное прощение и, наконец, новое рождение, дар ему христианской жизни.

Чин службы включает в себя:

1) торжественное начальное благословение: «Благословенно Царство Отца, Сына и Святаго Духа». Таинство Крещения – действительно таинство Царства, потому что в нем человек становится жителем небес, другом святых, участником новой и бессмертной жизни в Духе Святом;

2) Великую ектению с прошениями об освящении воды и преображении оглашенного, который будет в нее погружен;

3) молитву освящения воды, провозглашающую истинную природу космоса как единого храма Божьего с одним конечным назначением – отражать Его славу и поклоняться Ему;

4) помазание елеем радости и воды, и тела оглашенного. Елей – библейский символ исцеления (притча о добром самарянине), мира (оливковая ветвь после потопа) и радости (в древности елей был источником света). Христос исцеляет болезнь человека, примиряет его с Богом и наполняет его миром, «который превыше всякого ума» (Флп.4:7);

5) троекратное погружение с сакраментальной формулой «Во Имя Отца. Аминь. Сына. Аминь. Святаго Духи. Аминь». Православная Церковь настаивает на погружении, потому что греческое слово βάπτισμοс означает погружение, и погружение правильно выражает литургическое значение крещения – возрождение всего человека;

6) 31-й псалом, радостную песнь прощения и возобновления жизни («Блажени, ихже оставишася беззакония...»);

7) облечение новокрещеного в белую одежду – символ новизны и чистоты жизни, которую он получил в крещальной купели.

Миропомазание

Затем совершается таинство Миропомазания. Оно состоит в помазании новопросвещенного (неофита) драгоценным миром, освященным патриархом и сохраняемым в каждой церкви на престоле. Это миро означает постоянное присутствие Святого Духа в Церкви. Он сошел на каждого апостола в день Пятидесятницы, и с тех пор Он приходит и пребывает на каждом человеке, который принимает Христа и становится членом Церкви. Священник помазует миром крестообразно лоб, глаза, ноздри, рот, грудь, руки и ноги новокрещеного, говоря каждый раз: «Печать Духа Святаго». На Западе это таинство называется конфирмацией. Можно было бы его назвать посвящением человека в члены Церкви. В Крещении он получил новую жизнь и был введен в область Воплощения, новой природы. Теперь он получил свою собственную личность, личную жизнь, чтобы лично быть живым членом Тела, свидетелем Христа, сыном Бога, причастником «царского священства» Церкви.

Таинство Посвящения заканчивается торжественным крестным ходом вокруг купели. Священник держит крест, неофит в своем белом одеянии и его восприемники со свечами в руках обходят купель, и в это время хор поет: «Елицы во Христа крестистеся, во Христа облекостеся. Аллилуия». Круг – символ вечности, верности, полноты. То, что совершено здесь, никогда не кончится, начинается жизнь вечная, приобщение, дружба с Богом дана навсегда.

В древней Церкви таинство Посвящения совершалось в пасхальную ночь. Тотчас по окончании таинства новопосвященных вводили в храм, соединяли со всеми собравшимися, и в первый раз они получали Святое Причастие в полноту их вхождения в Тело Христово. Таинства Крещения и Миропомазания понимались как ведущие к Евхаристии и причащению. Еще и теперь службы Страстной субботы и Пасхи сохранили отзвук крестин (например, поется «Елицы во Христа...»). Хорошо было бы восстановить эту органическую литургическую связь между просвещением и причастием, совершать Крещение перед Литургией, так чтобы новокрещеные получали свое первое причастие в присутствии всей Церкви в тот же день.

В настоящее время служба кончается чтением Апостола (Рим. 6:3–11), где содержится объяснение Крещения как участия в смерти и Воскресении Христа, и Евангелия (Мф. 28:16–20), в котором – повеление Христа крестить все народы и Его обетование пребывать вечно с верующими в Него. Три последних обряда – смывание святого мира, преклонение головы и пострижение волос – прежде совершались на восьмой день после крещения, после того как неофит провел целую неделю в храме, ежедневно причащаясь и слушая особое наставление, полагающееся после Крещения. Смывание мира означает, что внешние знаки должны теперь стать самой сущностью жизни, исчезнуть как символ и стать реальностью. Наклонение головы выражает готовность новокрещеного следовать дисциплине Церкви, послушание не властям мира сего, а Единому Господу Иисусу Христу; пострижение волос указывает на жертвенный характер христианской жизни, требующей послушания, самоотвержения и готовности всегда служить Богу.

Вторая группа таинств – таинства Покаяния и Елеосвящения – касается исцеления. Мы знаем и испытываем ежедневно, что, несмотря на то что мы введены в радость и мир Царства, наша жизнь большей частью остается темной и грешной. Мы постоянно отпадаем от той целостности, которая была нам дана в таинстве Крещения. Поэтому мы должны быть вновь и вновь исцелены, примирены с Богом, и Бог по милосердию Своему оставил Своей Церкви сакраментальные средства для такого исцеления.

Таинство Покаяния

Назначение таинства Покаяния – примирение человека с Богом в Церкви. Каждый грех действительно отделяет или отлучает нас от новой жизни. Каждый раз, когда мы грешим, мы уже не во Христе. Каждый раз, когда мы грешим, мы изменяем своей природе, восстановленной Крещением и Миропомазанием. И только покаяние может нас вернуть в то состояние, которое мы потеряли. Таинство Покаяния никогда нельзя понимать как «магию», как разрешение, то есть отпущение грехов, действительное само по себе, независимо от того, покаялся я или нет. Напротив, это таинство зависит от моего раскаяния. Покаяние – не простое перечисление грехов, «юридическая» операция, это прежде всего настоящий внутренний кризис совести. Образ истинного покаяния мы видим в Евангелии в притче о блудном сыне. Блудный сын вспомнил все, что он имел в отчем доме и что он потерял, и тогда он всем своим существом захотел вернуться. Поэтому не правы те, кто объясняет таинство Покаяния как некую объективную силу. «Разрешение от грехов», произносимое священником, конечно, действительно, но если грешник не кается искренне, то оно к нему не относится. Что Бог хочет от нас – это сокрушенное сердце человека, который бы сказал: «Я получил так много, помню ту белую Одежду, которую получил в Крещении, и осознаю, как она теперь грязна».

Только когда нам грех по-настоящему отвратителен, только когда мы каемся, то есть по-настоящему хотим измениться, разрешение действительно так, как это именно объявлено священником, что Бог принял кающегося, примирил его с Собой и Церковью, что блудный сын вернулся и принят Отцом. Таково православное понимание таинства Покаяния в отличие от католического юридического понимания. Во Христе Бог простил все грехи раз и навсегда, но это прощение относится ко мне, только если я всем сердцем желаю общения с Богом, жизни с Ним, жажду восстановления во мне той радости и того мира, без которых для христианина ничто не имеет значения и интереса.

Таинство Елеосвящения

Как нам понимать это странное таинство? Человек – страдающее существо. Каждый из нас бывал в больнице. Каждый из нас, особенно священник, знает, когда он входит в больницу, что наш мир под личиной оптимизма – мир болезней и страданий. Мы часто стараемся забыть об этом, жить, как будто бы в мире нет ни страданий, ни смерти. На страницах наших журналов мы видим изображения великолепных мужчин и женщин, их красивые тела, всю картину мира, рисующую полное благоденствие. Но всякий знает, что реальная жизнь лучше видна в больнице и что страдания – ее неизбежное выражение. Тот самый человек, который был молодым, здоровым и счастливым и чья красота на фотографии нас поразила, теперь борется со страданием, отчаянием и смертью. Журнал лжет, а больница правдива и реальна. Страдание рано или поздно ожидает каждого из нас и объединяет всех в определении человека как страдающего существа. Потому таинство Исцеления, Божественный ответ на человеческие страдания, должно быть заботой не только священника, но и основным делом всей Церкви. Христос провел столько времени со страдающими, больными, искалеченными, которых приводили и приносили к Нему! Ибо Христос пришел, чтобы исцелить человека, освободить его от рабства греху и страданию.

Но было бы ошибкой понимать таинство Исцеления как совершение чудес. Мы, конечно, отнюдь не отрицаем возможности чуда. Когда Богу угодно совершить чудо, Он его совершает. Но даже Христос, когда к Нему приносили больного, часто говорил: «Прощаются тебе грехи твои» – и только тогда исцелял его. Почему? Потому что одно физическое исцеление может быть только временным. На этом свете не может быть полного и постоянного исцеления. Поэтому, чтобы понять христианскую идею исцеления, надо опять мыслить в понятиях «преображения». Возьмем для примера двух людей, умирающих в одной больничной палате от одной и той же болезни. Для одного из них это страшное мучение, и это умирание может быть – и часто есть – последним поражением и последней уступкой тьме. С другим человеком может произойти как раз обратное. Те же боль и страдания могут стать для него началом постижения смысла жизни. Пока он был счастливым, катался на своей машине, курил сигары, вкусно ел, приобретал все больше денег и т.д., он никогда не думал о Боге. Никогда. Жизнь была забавой, весельем. А теперь Бог посетил его. Так в древности христиане называли болезнь: посещение. Иными словами, мы должны понять, что духовно мы так слабы, так материалистически настроены, так далеки от духовной жизни, что у Бога нет другого способа открыть нам, в чем истинная жизнь, как отняв эту поверхностную, бессмысленную, веселую жизнь. Итак, страдание может быть победой, настоящим преображением человека; и, как всякий священник может засвидетельствовать, именно в страданиях можно видеть красоту духовного рождения, возвращения человека к духовной действительности, в которой он был создан. Такова цель таинства Елеосвящения.

Прочтите молитвы и чтения, из которых оно состоит. Мы молимся о настоящем исцелении, полном выздоровлении человека, которого Бог посетил и который поэтому выздоровел, потому что он в общении с Богом. Это настоящая победа и настоящее преображение. Мы знаем, что этот мир никогда не будет миром без страданий, без болезней и больниц, но мы также знаем, что Христос говорит нам, что даже страдания могут стать победой Бога.

Христос умер, и поэтому смерть преображена. Христос страдал, и поэтому страдания преображены. Христос живет, и поэтому жизнь преображена. Таким образом, в таинстве Елеосвящения человеку дарована возможность победы во Христе, Который любит нас больше, чем кто-либо другой может любить, Который в Своей любви состраждет с нами, чтобы преодолеть власть страдания.

Наша христианская жизнь должна быть непрерывным преображением поражения в победу; и коли так, то, конечно, Елеосвящение – одно из великих Таинств Церкви.

Мы можем начать с вопроса: почему из многих состояний человеческой жизни Церковь избрала лишь одно – брак – и дала ему сакраментальное значение? Ответ на этот вопрос дается в самой службе бракосочетания. Во-первых, в ней мы находим двойной чин: первый мы называем обручением (обычно совершается в притворе и состоит из обмена кольцами), затем все идут в церковь, и происходит венчание. Краткий анализ соотношения этих двух чинов объяснит нам сакраментальное значение брака.

Обручение

Первая часть – обручение – соответствует браку, установленному Богом при сотворении мира. Брак существовал до Христа и существует вне Церкви. Он был установлен в раю и поэтому является частью структуры человеческой жизни. Не обязательно верить в Бога и быть христианином, чтобы понимать, что брак должен быть основан на любви, что он соединяет двух людей, которые вступают в единую жизнь любви, взаимной поддержки и т. д. Другими словами, существует учение о естественном браке, и во время гражданской регистрации брака то, что говорит судья, почти не отличается от того, что говорит Церковь. Муж будет поддерживать жену, жена будет поддерживать мужа, вы обещаете вести общую жизнь, вы будете вместе воспитывать ваших детей. Все это Церковь всегда принимала, и обручение является христианским выражением того же самого. Кольца тоже существовали как символ брака до Христа. Кольцо – символ вечности, верности, чего-то драгоценного и не имеющего конца. И Церковь принимает и утверждает брак как нечто естественное. Когда мужчина встречает женщину и любит ее и женщина любит его, эта «любовная история» может иметь новые формы, но суть та же, потому что происходит то чудо, которое Бог поставил в центре мира от начала, – чудо любви. Когда среди стольких людей одно лицо становится единственным для меня и я становлюсь единственным для него, эта единственная любовь и есть та сущность, которая нас соединяет.

Но брак, как все остальное,принадлежит падшему миру, и вот здесь второй чин приобретает свое значение. Брак тоже поврежден грехом. Следовательно, как человек, его тело, вся материя и все в мире было отравлено и изменено, отошло от своего первоначального смысла, так все должно быть искуплено и преображено.

Венчание

По окончании обручения священник ведет жениха и невесту в церковь. Эта процессия, этот вход в храм очень значителен в богослужебном смысле, так как он открывает превращение брака из естественного в брак во Христе. Брак приобретает новый смысл, новое измерение. Это новое измерение есть Христос. Христос становится центром этого единения. В Нем брак приобретает вечное значение, становится путем к христианскому достижению Царства Божьего. Когда священник венчает их и обводит трижды вокруг аналоя, поются три песнопения, объясняющие тройной символизм венчания.

Прежде всего, венцы указывают на царственную сущность брака. Браком человек восстанавливается как царь мира, он действительно становится царем, хотя и очень малого царства. У него будут дети, по милости Божией он будет иметь дом – центр истинной жизни любви, мира и радости. Вот почему Церковь называет семью малой Церковью. Семья отражает небесное Отцовство Самого Бога. Этот мир был создан как семья Господня, и таинство Брака восстанавливает чистоту любви. Что мы помним из своего детства? Было ли оно хорошим или плохим, но мы всегда помним его, а это значит – помним дом, семью, родителей. Потом мы потеряли этот рай, и мир стал мрачным и холодным. В браке, дарованном Церковью, мы призваны создать христианскую семью, и это первое значение венцов.

Второе значение – венец мучеников. Падение семьи в наше время, рост числа разводов все это происходит оттого, что человек не принимает брак как мученичество, которое требует терпения, выдержки, продвижения вместе по трудному, но в конце славному пути. Мы испорчены вульгарным мгновенным удовольствием, развлечениями. Но брак, как и сама жизнь, – путешествие, и его цель, как и цель всей жизни, – Царство Божие. Это требует роста, страдания, усилия и любви в самом глубоком смысле слова, а любовь неотделима от креста. Брак нельзя свести к физической любви, потому что наступит день, когда физическая красота увянет. Много из того, что мы считаем частью брачной жизни, исчезает. Остается настоящая любовь, та, которая преодолевает смерть и дает нам предвкушение Царства Небесного. В этом смысле брак – мученичество. Только в Царстве Небесном брак будет совершенным. Поэтому третий смысл венцов – венцы Царства Божьего. Когда священник по окончании службы снимает венцы с мужа и жены, он молит Бога принять эти венцы Его Царствия. То, что на земле было лишь частичным, там будет совершенным.

В ранней Церкви последним актом в венчании было причащение мужа и жены Тела и Крови Христовых в Святой Евхаристии. Общая чаша, из которой новобрачные теперь пьют, была тогда евхаристической Чашей. Это был тот единственный дар, который мог сохранить их в христианской реальности и значении брака. То, что нас действительно соединяет, – это не страсть, не привязанность или какие-то привычки. Нас соединяет мистический брак Христа с Церковью. Это Тело и Кровь Христовы. Таково было христианское завершение брака в древности. Процессия, о которой я говорил, провожала жениха и невесту в церковь, и там, в Евхаристии, они получали завершительную печать, и, выходя из храма, они знали, что должны свидетельствовать о Христе в своем браке, детях, в их воспитании. Всем этим они должны исполнить то, что им дано в начале, – вечное единение Христа и Церкви, Христа и человека. Христос – муж новой Церкви. Он любит ее, даже несмотря на то, что Церковь часто предает Его. И каждый из нас предает Его, и все же Он всех нас любит. Это та любовь, которая, прощая, преображает. Так и в браке мы, как мученики, то есть свидетели Христа, растем вместе, чтобы создать в конце образ Божественной любви между Богом и человеком.

Рукоположение

Наконец мы приходим к таинству Рукоположения, таинству, о котором некоторые люди думают, что оно касается только отдельных лиц. В действительности рукоположение – это событие Церкви и для Церкви, то есть для всех.

Что такое священство? Мы Часто думаем о нем в категориях власти, авторитета, поучений, уважения. Но в чем именно сущность священства? Авторитет? Привилегии? Возможность стоять на несколько ступеней выше других? Нет. Настоящая сущность пастырства такова: если каждый человек должен найти Христа в своей жизни, если инженеры-христиане узнают в Церкви, что значит быть христианином-инженером, если христианин-писатель находит в Церкви понятие о христианском искусстве, если христианин-отец и христианка-мать находят в Церкви понимание родительских чувств, то в центре общины должен быть кто-то, кто, как Христос, не имеет ничего своего, но в котором и через которого каждый может найти свой путь. Суть священства, по словам апостола Павла, – для всех сделаться всем (1Кор. 9:22), то есть быть Христом для всех. У Христа не было частной жизни. У Него не было времени для Себя. Он совершенно отдал Себя людям, и в этом самопожертвовании спас нас и стал нашим Господом, Учителем и Господином.

Конечно, на такое мы не способны! Но это тот идеал, который делает человека священником. Человек, который любит обсуждать службы, облачения, – еще не священник. Настоящий священник тот, кто хотя бы раз в жизни почувствовал истинный смысл слов Христа: «Огонь пришел Я низвести на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся!» (Лк. 12:49). Священник, рукоположенный посреди церкви за Божественной Литургией, – это тот, кто делает Христа присутствующим, кто «представляет» в самом реальном смысле Христову заботу, Христову любовь, Христово учение. Он тот, кто стоит среди всех и говорит: «Будем все во Христе». Священник сам составляет центр Церкви как единства и имеет власть преображать группу людей в Церковь, трапезу – в Таинство, обряд или символ – в реальность. Поэтому таинство Рукоположения касается не только посвящаемого, но всей Церкви.

Инициатива тут не человеческая, но Божья. Если мы верим в Святую Церковь, мы должны верить в священника. Его внешность, его поступки иногда такие человеческие, но все мы должны верить, что даже в его слабом голосе, в его человеческих слабостях проявляется сила Божья.

Все это лишь вступление к изучению таинств. Единственной целью было показать, что таинство – это преображающее действие, оно превращает меня, простого человека, в христианина. Христианин тот, кто получил дар Духа Святого и поэтому способен сообщать новый смысл всему – событиям, отношениям, каждой минуте времени. Таинство превращает меня в апостола Христа. Мой мир может быть очень ограниченным, всего несколько человек, которых я ежедневно встречаю. Но в любых условиях Бот желает торжествовать, присутствовать. Мы выходим из церкви, услышав последние слова: «С миром изыдем». Эти слова могут для нас звучать как «Все кончилось, мы исполнили свой христианский долг». Хотя в действительности они должны звучать, когда мы выходим из храма и поем: «Видехом свет Истины, прияхом Духа Небеснаго», – как призыв к началу: «Мы видели свет Истины, получили Духа Небесного». Мы видели и получили это для того, чтобы мы могли поступать как апостолы. Христос сказал им: «Вы же свидетели сему» (ЛК. 24:48). Чему я свидетель? Я свидетель всего, что я видел, получил, что со мной произошло в Крещении. Я свидетель того, что Бог возлюбил меня и, значит, любит каждого, что Бог создал этот мир и, когда мир забыл Его, Он не забыл Свое творение. Он сошел на землю, Он страдал на Кресте, Он умер, Он воскрес из мертвых. Он возлюбил нас так, что даровал Духа Своего Святого. Все это Он дал нам как возможность, как обещание, как свободный дар. Всего этого я стал свидетелем в таинствах. Итак, когда я иду к людям, к тем, кто счастлив и кто страдает, к молодым и старым, я приношу не свои планы или мысли, но Самого Христа. Это и есть освящение жизни.

Приложение

Прежде чем приступить к моей теме, мне хотелось бы обратить ваше внимание на три вопроса.

Во-первых, когда мы говорим о преподавании вероучения подросткам (а это самый трудный возраст для обучения любому предмету), мы обнаруживаем отсутствие каких-либо прецедентов в области методов обучения. Думаю, вы согласитесь со мной в том, что в религиозном образовании в традиционном православном обществе преподавание вероучения всегда было самым слабым местом. Вероучение как таковое не имело никакого отношения к жизни и означало лишь заучивание катехизиса. Думаю, это относится к России, Греции, да и к любой православной стране. У нас нет традиции преподавания, на которую можно было бы опереться. Такое положение вещей привело к тому, что появилось целое поколение православных, испытывающих к вероучительным вопросам нечто вроде настоящей аллергии. В разговоре они могут задать вам много вопросов, но ни один из них не будет иметь отношения к вероучению. Оно просто не интересует громадное большинство православных – ведь это что-то слишком «техническое», слишком философское, слишком метафизическое. И первая наша трудность – это то, что ни в одном учебнике, ни в одном руководстве мы не найдем ничего, что помогло бы изменить такое отношение.

Во-вторых, я хочу обратить внимание на то, что работать с возрастной группой, о которой мы говорим сегодня, – необычайно трудно. В придачу ко всем сложностям религиозного образования эта группа детей (от 14 до 18 лет) испытывает реальный разрыв между эмоциональной и рациональной сторонами жизни. К вам может прийти мальчик с вполне рациональными сомнениями в христианстве, но если вы в ответ рационально представите ему вероучение, то он сочтет ваш ответ очень скучным, так как его эмоциональная жизнь еще не связана с рациональной. Если же вы прибегнете к эмоциональному подходу, он тут же начнет задавать вопросы чисто рационального порядка. Поэтому необходимо всегда помнить об этом разрыве, и это еще больше усложняет задачу преподавателя.

Третье замечание, точнее – третья трудность, с которой мы сталкиваемся, – это антидоктринальная, антидогматическая тенденция, превалирующая сегодня в американском обществе. Быть «догматичным» – плохо. Сказать, что кто-то «догматичен»‚ – значит высказать критику, обвинить его в том, что он «против академической свободы». С самого начала современного образования в нем царит культ антидогматизма, и считается, что вероучение, доктрина ограничивает свободу и самоопределение человека. Единственная Церковь, которой удалось обойти это затруднение, – Католическая. И делает она это посредством такой «индоктринации», в которой нет места даже простому интересу к доктрине. Вы должны принять католическое вероучение, а после того, как вы его приняли, – можете свободно думать все что угодно. Но это не православный подход.

Таким образом, перед нами стоят три проблемы: отсутствие традиции преподнесения вероучения, сложный возраст учащихся и, наконец, весь культурный контекст, в котором очень трудно преподнести учение так, как Православная Церковь его понимает, – как абсолютную истину, которую следует принять и понять, причем сначала принять, а потом понять. И в свете этих трудностей я поделюсь с вами своими мыслями на эту тему. Заранее хочу сказать, что я просто попытаюсь вслух размышлять об этой проблеме, высказать некоторые соображения, которые можно потом развивать, изменять и исправлять.

Первое, что приходит мне в голову (и мои студенты прекрасно об этом знают), – это то, что существует вечная разница между знанием о Боге и знанием Бога. Гораздо легче преподавать о Боге, чем преподавать Бога. И здесь мы сталкиваемся с первой специфически православной трудностью. Мне кажется, что Православие всегда подчеркивало знание Бога, в то время как о западной традиции можно, несколько упрощая, сказать, что она обращена в основном к знанию о Боге. Никогда не забуду свой разговор с одним католическим богословом. Он так упирал на объективную, рациональную, структурированную доктрину, что я подумал, что и убежденный атеист смог бы превратиться в замечательного богослова, если бы богословие ограничивалось такой логичной структурой. Сказав «а», можно дойти до «я» без какого-либо участия собственной души.

Такое знание о Боге я называю «числовым богословием»: три Лица Троицы, семь таинств, двенадцать апостолов, семь Вселенских соборов и т.д. Все это можно запомнить. Мы можем научить детей очень многому о христианской вере, но действительно ли мы преподнесем им таким образом учение?

Еще одна опасность просто знания о Боге – то, что оно всегда имеет прагматический аспект. Даже сегодня некоторые наши православные лидеры и учителя постоянно говорят, что нужно знать о Православии как можно больше, «потому что люди будут задавать вам вопросы, а вы должны уметь на них отвечать» Это практично – знать так, как если вы не знаете, то не сможете отвечать на вопросы. Вы должны уметь защищать Православие, уметь объяснить его другим... Но я еще ни разу ни от кого не слышал, что само знание Бога есть единственная, истинная цель христианской жизни.

Первая цель преподавания вероучения – понять, что оно ведет к знанию Бога, а не только и не просто к знанию о Боге, каким бы сложным это ни показалось. А это означает, что мы должны обращаться не только к разуму, но ко всей личности, мы должны стремиться представить вероучение так, чтобы это знание не было просто объяснением фактов, событий, чисел, а было самой жизнью и могло преобразовывать жизнь. Экзистенциальная ценность вероучения – это нечто такое, что ты получаешь не только как разумное знание, но как факт, который сразу же заставляет пересмотреть твою жизнь во всей ее полноте.

Это знание Бога дается в Церкви. Церковь – главная и основная школа вероучения. И метод Церкви – следовать от опыта к объяснению, а не наоборот. «Вкусите и видите, яко благ Господь». Нельзя сказать, что в Церкви вероучение, духовность, богослужение – разные области. Нельзя сказать, что ты – специалист по духовности, но не интересуешься Святой Троицей, или что ты знаешь все о каждении во время девятого песнопения, но что это действие никак не связано с духовностью. Западная традиция, в которой есть святые-«мистики» и святые-«богословы», чужда Православию. Для нас –- lex orandi est lex credendi, закон молитвы есть закон веры. Более того, весь закон жизни Церкви – источник вероучения.

Вторым пунктом в преподавании вероучения, преподавания знания Бога, можно считать то, что все откровение, все знание, передаваемое Богом Церкви, как-то связано с жаждой Бога, которую испытывает человек. Человеку нужен Бог, и Бог отвечает ему. Человек по определению – существо жаждущее. Хотя после падения Адама и Евы мы можем думать, что для жизни нам необходимы еда и питье, но даже этот аппетит, этот голод, эта жажда в основе своей, в конечном счете – жажда Самого Бога. И поэтому Христос приходит к нам в виде пищи, как Тело и Кровь Христовы. Все наши физические аппетиты и желания суть не что иное, как падший образ нашей жажды Самого Бога. Богословие – не как академическая наука, но как Слово Божие, как знание Бога – всегда приходит как ответ на жажду человека, на нужду человека. И этот ответ может изменить природу вопроса, и обычно это и делает, оставаясь все же ответом на поставленный вопрос. Это ответ на жажду Бога и знание Бога, которую мы видим в человеке.

Переходя к практическому аспекту того, что я пытаюсь сказать, мне думается, что нам следует принять или хотя бы обсудить два направления, два метода в подходе к преподаванию православного вероучения. Эти два метода связаны между собой и должны дополнять друг друга. Первый – раскрытие вероучения через жизнь Церкви как некое объяснение самой Церкви, как дар жизни Церкви, в которой ясно открывается вероучение. Второй метод, дополняющий первый, – раскрытие вероучения как ответа на вопросы тех, кого мы учим. Именно такой подход использовала всегда Православная Церковь. Если вы рассмотрите сложную историю православного вероучения, то везде заметите этот метод: с одной стороны, Церковь как дар Божий и объяснение того, что открывается в этом даре, с другой – вопрошание человека и ответ Бога на него.

Мы должны избегать излишней систематичности при обоих методах. Попытки представить Православие на сорока страницах, в тридцати двух строках всегда чреваты опасностями. Один из основных принципов Православия заключается в том, что невозможно исчерпать всего, что можно сказать, как бы мы ни старались. Идея о том, что определение соответствует определяемому, – это еще одна западная ересь. Системы и объяснения лишь знаки, и постольку, поскольку они знаки, они могут оказаться достаточными, оставаясь знаками. Другими словами, богословие не должно удовлетворять нашу жажду, оно должно увеличивать ее. Если студент в конце курса скажет: «Я ничего не знаю, но я знаю, что это интересно», мы можем считать, что достигли большего, чем в том случае, если бы он мог сказать, сколько Отцов участвовали в десяти местных синодах, назвать точные даты тех или других событий и привести главные аргументы за и против Filioque. Главной ошибкой всего христианского обучения можно считать ложное чувство свершения: «Я окончил школу, я научился, я знаю...» Настоящим результатом обучения должно быть: «Я не знаю, но это то, что я должен знать, и если я не буду этого знать, то не смогу идти дальше». Другими словами, студент должен прийти к мысли, что даже вечная жизнь – это вечное «я не знаю», но при постоянном сообщении знания. В том, что касается вообще детей и нашей молодежи в частности, обнадеживает то, что все они любят задавать вопросы. Если нам удастся пробудить их любопытство, это станет нашим лучшим достижением.

Рассмотрим теперь первый аспект преподавания вероучения – знание Бога, данное в жизни Церкви. Можно взять за основу курса, к примеру, Никейский Символ веры и объяснить его в контексте жизни Церкви. Обычно Символ веры преподается так: «В первом члене мы говорим, что верим в Бога. Бог – Творец мира. Творение означает то-то и то-то...» Уже принято обходить стороной понятие «Верую...» и сразу же приступать к обсуждению объекта веры: «Верую во единого Бога, Отца, Вседержителя...» Но ведь именно это первое слово, «верую», должно в первую очередь потрясти слушателя! Именно здесь мы сталкиваемся с верой! Что это значит – верить? Можно объяснить веру рационально, говоря, что верить – значит считать истинным что-то, что нельзя доказать. Но как только вы начнете урок в этом ключе, как сразу же потеряете внимание половины класса.

Как можем мы донести истинный смысл слова «верую»? Я убежден, что этот смысл должен проистекать из замечательного, богатого мира веры, уже существующего здесь, в Церкви. Возьмите, к примеру, текст некоторых псалмов. Для многих из нас псалмы – это то, что очень быстро читает регент на всенощной, они составляют наименее важную часть церковной службы. Но давайте прочитаем нашей молодежи слова: «Жаждет душа моя к Богу живому» (ср.: Пс. 41:3). Жаждет, как в пустыне! Тысячи лет назад человек, знавший, что такое пустыня, знавший, что значит жаждать в пустыне, сказал: «Жаждет душа моя к Богу живому». С этого и можно начинать рассказ о том, что для этих людей вера была странным явлением, очень новым и в то же время очень человечным. В опыте веры люди так жаждали Бога, что могли сравнить эту жажду с жаждой физической. Давайте выберем и другие тексты, показывающие значение веры для других людей, которые, открыв для себя мир веры, отвергли все иное; проиллюстрируем примерами, что значит – жить верой, потому что вера не может быть объяснена рационально и необходимо показать, что она значит в жизни людей, ею обладающих.

Если мы начинаем с веры, то должны явить ее нашим молодым людям как реальность, оживающую на примерах из нашей истории. Только в этом случае она станет чем-то большим, чем абстрактное определение, и сохранится живой в их воображении. Подросток может забыть все определения, но он запомнит странный мир людей, совершивших этот прыжок в веру. Он может не принять веру сразу же, может продолжать верить в безопасность обычной мирской жизни, построение планов на будущее, стабильность, но он будет знать, что некоторые поставили на карту всю свою жизнь ради веры и что это преобразило все их существование. Как мы будем отбирать материал – вопрос дальнейших исследований, но я считаю, что мы должны принять такой метод преподавания веры: в первую очередь через жизни тех, кто веровал.

Потом мы подходим к понятию Бога. Главный объект научения вере – существование Бога. Мы знаем, что существует много рациональных доводов в пользу существования Бога, но они не могут до конца убедить человека. И вновь говорю, что наиболее надежное доказательство Его существования – жизни тех, кто верит в Бога, и жизнь Церкви, вся реальность этого мира, которая происходит от веры, от уверенности в том, что Бог существует. Занимаясь с подростками, я бы отказался от любых попыток доказать бытие Божие логически, с помощью доказательств. Я бы скорее выбрал примеры того, как Бог переживался на опыте – во встрече, в принятии, в поклонении, в жизни Церкви. У нас, православных, есть удивительная возможность ввести нашу молодежь в опыт жизни Церкви до того, как мы начнем им что-либо объяснять. Человек входит в церковь и сразу сталкивается с неким «присутствием». Наша иконография, наши литургические молитвы, наши традиции, примеры из прошлого, – все это может проиллюстрировать две тысячи лет этой жажды присутствия Бога и будет влиять на ум и воображение подростков больше любых возможных объяснений.

Продолжая занятия в контексте Символа веры, мы подходим к учению о творении. По какой-то причине творение обычно рассматривается только в смысле начала, происхождения. Сотворил ли Бог наш мир? Как появился наш мир? Однако учение о творении – не философское объяснение происхождения мира, а опыт веры в то, что мир зависит от Бога. Учение о творении пронизывает всю жизнь Церкви. В начале вечерни в 103-м псалме («Благослови, душе моя, Господа...») я всегда слышу ежедневное утверждение и исповедание того, что творение – хорошо, это как бы ежедневный ответ Церкви Богу. В библейском рассказе о творении «увидел Бог, что это хорошо». И каждый вечер Церковь собирается и говорит: «Это действительно хорошо», несмотря на все страдания, все зло жизни этого мира. Учение о творении – это прежде всего чувство зависимости.

Я не верю, что учитель приходской школы должен пытаться показать, что знает ответы на все вопросы³. Было бы только честно сказать, что мы не понимаем и не можем понять, что это такое – создать из ничего. Какой бы довод ни привел священник или учитель для того, чтобы «доказать» создание Богом мира, в котором мы живем, наши подростки все равно подумают: «Ну, это ты так говоришь, а профессор такой-то где-то пишет, что Бог мира не создавал, а он знает больше тебя. Ты ведь сам-то кто?» Делать вид, что мы все знаем, все понимаем, с самого начала заставит нас основывать все на авторитете, а если вы учите людей искать авторитеты в этом мире, то доктора наук, профессора, ученые более или менее обязательно будут вызывать больше доверия у наших подростков. Но мы, безусловно, можем и должны передать ученикам, что значит для меня как верующего верить в Бога Творца, что это дает мне в повседневной жизни, в отношении к человеку, истории, миру, природе и т.д. Опять же, нетрудно будет найти иллюстрации и примеры этому в нашем православном предании. Что же касается православного вероучения, то Символ веры содержит учение Церкви по мариологии, христологии и экклесиологии, но это не тот язык, который сделает это вероучение понятным нашим подросткам. Мы должны перевести все это на их язык, объяснить в понятиях, знакомым им по их жизни, и так говорить о Марии как человеческом существе, о том, что с ней случилось, о Христе, Который за нас, людей, и ради нашего спасения умер на кресте и на третий день восстал из мертвых, и о Духе Святом в Церкви. Мы должны показать все это через иконографию, литургическую музыку, богослужения, а не просто объяснять рационально. Мы не должны представлять искупление в понятиях удовлетворения справедливости, юридического процесса между Богом и человеком. Мы должны показать, что Христос был распят главным образом потому, что жертвоприношение – это единственный человеческий и Божественный способ любить. Жертвоприношение не началось тогда, когда Христос решил умереть за нас. Все Его воплощение уже было жертвоприношением. Может кто-либо любить, не принося себя в жертву? И с этого мы можем начать выстраивать учение об искуплении. Это не будет целостное учение, но все самое главное будет уже здесь присутствовать.

Я совершенно сознательно применил более или менее «импрессионистический» подход к преподанию вероучения, но я не вижу, как мы по-другому можем подходить к преподнесению вероучения подросткам без того, чтобы не превратить такие уроки в нечто мертвое и скучное и абсолютно интеллектуальное. Конечно, это не исключает более интеллектуального подхода при втором методе – в ответах на вопросы и сомнения. Одной из наших задач в будущем будет серьезно обдумать вопросы, которые задает нам молодое поколение. Я думаю, этому поколению присущ особый тип сомнений, вопросов и интересов. Учитель должен знать эти вопросы и быть готовым на них отвечать. Приведу пример. Мы говорим о Боге Творце. Бог пожелал, чтобы все было хорошо. Однако наш непосредственный опыт говорит нам, что все – не хорошо. Как раз этим утром девочка или мальчик прочитали в газете, что при пожаре сгорел ребенок. Если Бог хороший, то как Он может допускать такое? Учитель должен показать, что, когда он описывал положительный, мистический, литургический смысл жизни в понятиях церковного предания и учения, он ясно сознавал все несовершенства, страдания и трудности человеческой жизни. Он не должен ждать, чтобы ученик дошел до разрушительной критики, а должен показать, что, несмотря на все кажущиеся противоречия между миром газет, войн, революций, преступности и т. д. и прекрасным миром Церкви, реальность Церкви соответствует реальности мира и есть ответ на него.

Я попытаюсь проиллюстрировать такой способ преподавания вероучения. Учение о Святой Троице можно рассматривать как раз на этом уровне, в понятиях единственного, чего человек не может вынести, – одиночества, изоляции. Большой город с его переполненными автобусами, троллейбусами, метро, где все вместе и в то же время никто никого не знает и никому не принадлежит, – хороший пример одиночества. И с этого можно начать объяснение Святой Троицы, говоря, что Бог – Троица, потому что быть – значит всегда быть вместе, а не оставаться в тюрьме Одиночества и эгоизма. Отсюда уже можно подвести подростков к тому, чтобы на следующем этапе своей жизни они смогли понять, что учение о Троице не есть что-то поддающееся описанию. Это таинство, которое мы должны принять, но это таинство имеет содержание, которое заставляет нас хотеть узнать об этом как можно больше.

Другой пример – вопрос свободы и предопределения. «Бог создал все, и потому Он отвечает за все, в том числе и за зло». И тут как раз можно объяснить диалектику свободы. Идея вины человека, вины Адама, сказавшего «нет» Богу, – это не человеческое несовершенство, как думают на Западе. Сама возможность грехопадения свидетельствует о совершенстве природы человека Это еще одно доказательство того, что мы действительно свободны и что Бог от вечности определил нас быть свободными. И именно это делает нашу связь с Богом реальной.

Ученики задают и вопросы нравственного характера, в которых отражается отчаяние и уныние, часто присущие подросткам. Каждый мальчик (или девочка) в этом возрасте хорошо знает трудность нравственной борьбы, трудность попыток стать лучше. На любой идеал трудно равняться. Подростки к этому времени уже отказались от некоторых нравственных правил, которые у них были в детстве, и обнаружили, что бороться почти невозможно и что окружающая жизнь захватывает их и вовлекает в себя. Учитель должен помнить об этой проблеме, даже если она вслух не высказывается.

Все эти основные типы проблем и вопросов следует рассматривать в контексте нашей веры. Как на это смотрит Церковь? Хороший пример мы находим в христианском понимании страдания. Христос не дает никакого рационального объяснения страдания, не указывает путей борьбы с ним. Он просто принял участие в наших страданиях. Другими словами, когда кто-то страдает, мы не подходим к нему со словами, что его муки имеют рациональный смысл, что они ничего не значат, что они только сделают его лучше. Единственный способ, которым мы можем помочь страдающему человеку, – это каким-нибудь образом передать ему участие Христа в его страдании. Христос страдал вместе с нами, и это – единственный ответ.

Я не знаю, помогли ли мои слова как-то прояснить очень трудный вопрос о преподавании вероучения нашим подросткам. Мои мысли можно кратко подытожить следующим образом. Во-первых, мы должны отказаться от преподнесения вероучения как чего-то целостного, полного, систематического, обязательного для православного образования, в результате которого ученик скажет: «Я все знаю. И мне это больше не нужно учить». Нам следует понять, что цель преподавания вероучения – не столько научить ему, как сделать его объектом любви и интереса, поместить его в центр всей нашей религиозной жизни. Поэтому мы должны соединить объективный порядок учения Церкви, Символ веры например, с примерами из предивного опыта Церкви, его живого, практического значения и смысла. Наше учение о благодати, к примеру, должно вдохновляться библейским образом благодати как ветра. Мы так часто говорим о Духе как о чем-то очень правильном, упорядоченном, что можно измерить и классифицировать: диакон имеет немного меньше благодати, священник – не много больше. Нам нужно вернуться к тому пониманию Духа, какое дается в Писании: «носился над водами», «дышит где хочет». Бог дает Духа без меры. Однако же две тысячи лет мы только и делали, что измеряли благодать. Мы должны оживить, пробудить образ Духа Святого, должны передать нашей молодежи опыт того, что происходит в Церкви накануне Пятидесятницы, когда спустя пятьдесят дней после Пасхи мы вновь поем: «Царю Небесный, Утешителю... прииди и вселися в ны...» Возвращается друг; земля высохла – и вот на нее льется дождь. Этот язык, эти символы – действительное богословие Церкви, а не сухие рациональные определения наших учебников.

Этим я и закончу свое выступление. Нам предстоит нелегкий труд. От нас потребуется огромная работа, воображение и видение, и нам придется, возможно, начинать с самого малого. Мы не должны пытаться преподать вероучение сразу и полностью. Давайте выберем один аспект и попытаемся его раскрыть. Если у нас не получится – поправим себя и попытаемся еще раз. Поверьте, таким образом впервые вероучение будет преподаваемо в истинном значении этого слова, потому что до сих пор наши учебники предоставляют ученикам только знание о Боге, а не знание Бога.