Знаменательные числа

Не только в России, нo, как оказывается, и на западе некоторым чувствуется не по себе, хотя свое смущение они и пытаются скрыть, если им придется сидеть за столом, где число гостей 13; они не проч, а иногда даже стараются, избежать этой перспективы. Судьба 13-го апостола Иуды Искариотского, когда-то вероятно послужившая первою причиною такой опасливости, теперь, конечно, не приходит на мысль никому, кто и сам не хочет быть 13-м, и никого другого не желает ставить в по­ложение 13-го; но некоторая, иногда неясная, тревога и даже боязнь пред 13-ью, как числом, предвещающим и даже причиняющим зло, следовательно, роковым в полном смысле этого слова, составляет явленье нередкое. Что же удивительного, если древние в подобного рода истолковании чисел шли еще дальше, чем люди нового времени, создав целую систему знаменательных чисел? Такой образ действий находился в полном соответствии с их общим взглядом на бытие мира и жизнь человечества. Проникнутые – в большинстве – глубоко религиозным настроением, древние всюду видели действия и предуказания Высшей Силы; по свойству же своих представлений об этой Силе, они особо склонны были ставить ее обнаружения в связь со всем тем, что теперь носит название примет или что называется вещим и знаменательным. Особое значение чисел, в сущности, относится к тому же классу явлений, к которому принадлежат и все вообще божественные (т. е. считавшиеся божественными) предуказания, подлежавшие уяснению средствами дивинаци, столь развитой в древнее время.

На особом значении некоторых чисел у древних останавливались многие и уже с давнего времени¹. Делались и попытки среди исследователей, особенно в ближайшее к нам время, научным путем выяснить, каким образом и почему то или другое число получило смысл особенный и даже священный. Автор настоящей статьи имел в своем распоряжении посвященные этому предмету солидные работы Люттиха², Нейдгардта³, Вёльфлина⁴, Узенера⁵, Рошера⁶. Шюрера⁷, Цöкклера⁸, Гена⁹ и некоторых других ученых, попутно касавшихся этого вопроса¹⁰. Но общее число работ о знаменательных числах приведенными исследованиями, конечно, не исчерпывается¹¹. В предлагаемом изложении относящиеся к культу фактические данные берутся по преимуществу из римской религии с одной стороны, и из христианской – с другой¹². Римская религия принимается при этом за выразительницу и в некоторой мере образчик естественных религий. Редко берутся данные даже из греческой религии, хотя римляне, знакомые с греческими литературными памятниками, должны были, разумеется, находиться под значительным влиянием изложенных тем, религиозных представлений. Такое ограничение делается по необходимости, ради экономии места в журнале.

Рассмотрение относящегося к теме фактического материала естественнее начать с простейших, элементарнейших чисел, переходя от них к более сложным. Уместность и пригодность такого приема, как увидим, отчасти оправдывается и подтверждается и результатами предположенного анализа. Впрочем, замечания о двух первых – в порядке числовой постепенности – числах внесены, по особым побуждениям, в один из дальнейших отделов статьи.

Остановимся на числах наиболее знаменательных¹³. Первое из них есть число 3.

Широкое и священное значение числа 3 бросалось в глаза уже древним. По Аристотелю, например, «три» есть «все» и «трижды» есть то же, что «во всех отношениях». Всё, как говорили и пифагорейцы, ограничивается или определяется тремя; потому что конец, средина и начало заключают в себе число всего, а в нем содержится число три. Посему это число, взятое от природы, как её закон, применяется также и при священных обрядах богопочтения¹⁴. Не так давно германский ученый Узепер, в одной из своих статей по истории религий, детально показал, как широко распространена была в древнее время склонность соединять вместе три божества. Было высказано мнение, что из множества применений числа 3 ни одно не сделалось исторически столь важным, как образование 3-х-членных групп божественных понятий, божеских триединств. «Мне», писал названный исследователь в 1903 г., «хотелось бы попробовать дать более ясное представление о широком распространении и важности этой формы воззрения. Здесь не имеется в виду сказать что-либо новое. Фил. Бутман с совершенной ясностью судил об этом явлении, и Эд. Гергард называл божественную триаду средоточием почти всех религий (Buttmann в Mythologus I, 29, Gerhard в Griechische Mythologie I, 141). Но мне, продолжал Узенер, представляется своевременным – путем собрания рассеянных следов дать доказательство того, что божественная триада была такою формою воззрения древности, которая твердо укоренилась и потому обладает могуществом движущих сил природы»¹⁵. Собранный этим замечательным ученым, а также и Нейдгардтом, материал заслуживает полного внимания. Он положен основание и нижеследующего отдела статьи.

Минуя, согласно принятому порядку, греческие божественные триады¹⁶, а равно триады у кельтов, германцев, индов, иранцев, семитов, особенно у египтян, также у скифов и монголов¹⁷, и лишь мимоходом отметив божественную группу у родственных с римлянами умбров, именно группу Cerfus Martius, Praestola Cerfia, Tursa Cerfia, обратимся к божествам римским. Триады божеств были, по Узенеру, такими же туземными в Риме, как и в других местах¹⁸. Это доказывается примерами так называемых nymphae Querquetulanae, которые были чисто италийскими духами деревьев, Tres Fortunae и Tria Fata, представлявших существенную принадлежность чисто народной, а не отвне занесенной веры ¹⁹. Дальше: от трех flamines maiores, именно Dialis, Martialis, Quirinalis, можно заключать к существовавшему когда-то почитанию до-капитолийской триады: Iuppiter, Mars, Quirinus. Несколько позже выдвинулась группа божественных охранителей Рима, почитавшаяся в Капитолии, потом перешедшая из Рима и во все римские колонии, а в императорское время принятая и греческими городами вместе с культом dea Roma и императора. Кроме капитолийской триады – Юпитера, Юноны и Минервы, существовали, по Узенеру, и другие триады: на Авентине, по календарю Арвальских братьев, 1 сентября приносилась жертва Iovi Libero Iunoni Reginae²⁰; в Пренесте в священном месте, значит – для чествования, была изображена Фортуна с Юпитером и Юноной²¹. Устроенный по обету (258 г. Рима, 496 г. до Р. Хр.) диктатора А. Постумия храм был посвящен трем божествам: Церере, Либеру и Либере²². О том, как охотно соединяли римляне в одну группу 3 божества, выразительно свидетельствует следующий факт из жизни Овидия. Льстя Августу, он благодарит Котту, что тот переслал ему два «божественных» (deos) изображения – Августа и Тиберия, и прибавляет, что он, Овидий, присоединил к ним еще Ливию, «чтобы в подарке было подобающее число. В один дом вошли трое всевышних»²³.

Tpиaды часто встречаются в молитвенных и подобных молитвенным обращениях к божествам. Овидий обращается к Фебу, Бакху и Музам, как покровителям поэтов, представляя эти божественные существа именно как триаду и, очевидно, мысля Музы как нечто единое²⁴. Примеры других божественных триад: Юпитер, Марс, Веста²⁵; нимфы, боги горы и Фемида²⁶; Intercidona, Pilumnus, Deverra²⁷. Во время битв римские воины обыкновенно обращались с молитвами о победе к Марсу, Юпитеру и Квирину. Тройное число божеств является и при разных других священных действиях. При объявлении войны римский pater patratus возглашал: audi, Iuppiter, et tu, Iuno, Quirine, Diique omnes coelestes, vosque, terrestres, vosque inferni audite, и таким образом призывал в свидетели две триады божеств и божественных групп²⁸. В формулах клятв также наблюдалось число 3²⁹. С указанным явлением сближается обычай употреблять число 3 в тех случаях, когда обращались к кому-либо с просьбою исполнить какое-нибудь желание и заклинали это лицо тем, что было для него всего дороже и выше. Так Гораций просит Канидию именем Прозерпины, Дианы и колдовских книг – пощадить его³⁰.

Идея триады нашла свое выражение и в образных представлениях. Такие представления существовали не в одном лишь воображении народа и поэтов, но были, так сказать, воплощены в реальных созданиях художников. Этот факт служит наглядным доказательством действительной жизненности представления. И такое явление наблюдается у разных народов³¹. Самый известный пример трехвидного образования у народов античных есть Геката³². Изображение Гекаты делалось так, что в нем идея триадности соединялась с идеею единства: Геката представлялась в виде трёх, соединенных вместе, фигур, или в виде одного трехголового герма, или так, как представлена она на одной терракотте из Смирны, где на трехстороннем постаменте поставлена на широкой шее одна голова Гекаты с тремя одинаковыми лицами (Геката τριπρόσωπος) ³³. Рядом с трехформенной Гекатой ставил Виргилий tria virginis ora Dianae, «три лика девственной Дианы»³⁴.

Число 3 имело может быть некоторое особое значение в культе родовом. В Риме, до IV столетия города, продолжало держаться в gens Lucretia прозвание Tricipitinus. В период 120 лет носят его шесть членов Лукрециева рода, достигших высшей в государстве должности. Отсюда делается заключение, что родовой культ Лукрециев бросался в глаза принятым в нем трехглавым божеством; отсюда вышло и указанное cognomen ветви этого рода, которой был доверен культ божества. Трехголовый бог Лукрециев должен быть так же признан за факт, как представляет факт cognomen Tricipitinus. С той же – по Узенеру – несомненностью можем мы сделать дальнейшее заключение, что за трехглавым богом стоял первоначально бог трехтелый³⁵. Возможность здесь не исключена, но говорить о несомненности трудно.

Существовали триад и в домашнем культе, в частной жизни. На стене одного дома в Помпеях имеется надпись, в первой половине которой читаем: Invicte Castresit, habeas, propiteos deos tuos tres, ite(m) et qui leges. Calos Edone. Valeat qui legerit... В конце стоит обращение: calos Castresitni ³⁶. На основании этого Castresitni восстановив такое же чтение на месте не полного Castresit в первой строке, хотя и заметив при этом, что для этого дальнейшего образования от castrensis он не знает никакой аналогии, Узенер делает следущие пояснения к тексту надписи. Упоминаемый здесь человек называется invictus в качестве умеющего «хорошо» или «основательно» выпить, которого «победить», т. е. превзойти в выпивке или «перепить», никто не может. Edone (сравн. ήδονή. и Onomasticon Де-Вита), к которой также обращается восклицание καλώς, признается Узенером, как и Бюхелером, за кельнершу. Пo вопросу о триадах из надписи делается такого рода вывод: составитель приведенных строк мог предполагать, что и тот, к кому обращаются эти слова, и всякий другой, прочитавший их, чтит свою частную триаду богов³⁷.

Триадность осталась, по-видимому, довольно обычною формою представления о божестве до самого конца язычества. Мне, писал Узенер, представляется исторически важным то явление, что вплоть до III столетия по Р. Хр. наблюдаются новообразования этого рода. Пример: на эллинистически-римских памятниках часто Озирис или Сарапис и Изида с Анубисом соединены в триаду. Еще в V столетии неоплатоник Прокл соединял божественные понятия в триады ³⁸.

При таких обстоятельствах, естественно, что число 3, которое –заметить нужно – особо выдвигал и осведомленный в религиозной старине Виргилий ³⁹, находит место и получает особое значение при многих религиозных действиях. Оно наблюдается при очищениях, которыми хотели освободиться от виновности или осквернения или отвратить гнев богов. Известно, например, что, по окончании ценза, вокруг граждан, для их очищения, трижды обводились жертвенные животные, именно так называемый suovetaurilia⁴⁰. В праздник Амбарвалий, который служил для освящения полей, около поля также трижды обводились жертвенные животные⁴¹. Проперций в одном своем шутливом стихотворении представляет себя очищаемым посредством троекратного прикосновения горящей серы к его голове⁴². После погребения Мизена присутствовавшие были очищены троекратным окроплением водой⁴³. Если требовалась чрезвычайная люстрация, то в процессы по городу, с торжественными песнопениями, участвовали 3χ9 девиц⁴⁴. Особенно ясный пример знаменательности числа 3 в случаях, близких к рассматриваемой группе явлений, дает Ливий, когда говорит, что после поражения при Тразименском озере были обещаны ludi magni aeris trecentis triginta tribus milibus trecentis triginta tribus triente и сверх того Юпитеру 300 быков ⁴⁵.

Значение, которое придавалось числу 3, отчетливо обнаруживается в его частом употреблении при чарах и колдовстве. Покровительницей колдуний была dea tergemina Геката, живущая на перекрестках трех дорог. Цирцея трижды произносит свои заклинания при метаморфозе Пика, и трижды же касается его своей волшебной палочкой⁴⁶. Тибулл говорит о магической формуле, которая бывает действительна только в том случае, если ее произносят три раза и при этом три же раза плюют на землю⁴⁷. Держалось мнение об особенной силе, которую производили на злых духов три протянутых пальца, и о полезном влиянии триады на течение болезней⁴⁸.

Число 3 имело, разумеется, свое значение и при жертвоприношениях, когда в особо торжественных формах обнаруживалась религозная жизнь древнего человека. При suovetaurilia, как видно из самого этого слова, в жертву приносились три различных животных. При жертвоприношении Термину в праздник Терминалий трижды бросаются в огонь полевые плоды⁴⁹. Жертва Церерt состоит из трех предметов: вина, меда и молока⁵⁰.

Сами боги, давая людям понять свою волю или свои предуказания, также пользуются числом 3. Было сочтено знаком благоволения и помощи Августу от Аполлона, когда в битве при Акциуме на мачте Августова корабля засверкал огонь в виде трех зигзагов⁵¹. Благоприятным знаком считалось также, если при ясном небе трижды прогремит гром ⁵². Иногда число 3 имело другое значение, указывая на божественное недовольство или предупреждение о несчастии⁵³.

Присутствие числа 3 наблюдается в системе хфонических божеств и связанном с нею культе мертвых, с посмертными обрядами. Погребается мертвец в третий день⁵⁴; в подземном царстве встречает покойник 3-х судей мертвых. Сам Тартар, по обычному представлению, окружен тройной стеной⁵⁵.

Коль скоро древний человек привык ставить число 3 в связь с божествами, ему отсюда было уже не далеко до применения этого числа и в тех случаях, когда дело шло о баснословных существах низшего порядка. Таким существам придаются 3 вида ⁵⁶, 3 пасти⁵⁷ и т. п. Гериону усвоялись 3 тела⁵⁸; дракон, оберегавший Кастальский источник, представлялся имеющими 3 языка и 3 ряда зубов⁵⁹; дракон, охранявший золотое руно, имел 3 языка⁶⁰. Цербер, страж подземного мира, являющийся иногда с 50 и со 100 головами, обычно является с 3 головами⁶¹, чем (как и высшими цифрами) выражается чрезвычайная сила и бдительность этого стража. У Овидия сохранился, по-видимому, и след иного, более древнего представления о нем, существовавшего в Греции, где Цербера мыслили с 3 туловищами и 3 головами, как τòν τρισώματον ϰύνα. Овидий, кажется, представляет Цербера подобным же образом, когда называет его terge- minum canem ⁶². Мысль, что Цербер состоит из трех тел, видимо еще не исчезла, когда искусство привыкло уже изображать его в виде одной собаки с тремя головами. И некоторые другие демонические существа представлялись трехглавыми или трехсоставными⁶³.

Тоже число 3 встречается иногда при упоминании мест, в которых божество особенно чтилось, как и атрибутов, придававшихся божеству. Главными местами культа Венеры называет Гораций три места: Книд, Паф и Циклады ⁶⁴.

Одним из атрибутов или символов Аполлона был треножник. на котором восседает Пифия, вдохновлявшаяся божеством⁶⁵; атрибут Юпитера – его молния мыслится состоящею из трех огненных линий⁶⁶; брату Юпитера Нептуну принадлежит сходное с Юпитеровым – по одному из признаков – оружие, именно трезубец, tridens⁶⁷. Соответственно этому, и Геркулесу с Тезеем придавалась палица с тремя узлами или коленами⁶⁸. К тому же кругу представлений относит Узенер и усвоение греками и славянами горам богов трех вершин⁶⁹.

Государственная жизнь римлян, как и греков, находилась в тесной связи и взаимоотношении с религией. Неудивительно поэтому, что число, считавшееся священным в религии, применяется нередко и в государственной жизни древних. По представлению Виргилия, число 3 является числом мистическим и знаменательным уже для доисторического периода, который предшествовал основанию римского государства⁷⁰. При начальной организации Рима число 3, в разных его видах, является основным числом. Народ римский распадался на три части или «колена», называвшийся трибами⁷¹. В соответствие этому 300 всадников и 3000 пехотинцев составили ядро римского войска⁷²; нормальное число колонистов при основании колоний было 300⁷³, нормальное и обычное (хотя не всегда) число сенаторов также 300⁷⁴, первоначальное число авгуров 3 и во главе их царь ⁷⁵. Было несколько групп состоявших на государственной службе лиц, в название должности которых прямо входило число 3. Это – tresviri или triumviri agris dandis adsignandis, также – coloniis deducendis, triumviri или tresviri capitales, tr. mensarii, tr. monetales, tr. aedibus reficiendis и друг.⁷⁶. И римские послы нередко являлись в числе трех⁷⁷. Положение: tres faciunt collegium, как справедливо замечено, имело у римлян большое применение. Влияние этого священного числа на общественную жизнь было заметно и при разных торжествах. Припоминаются XXVII (=3X9) pueri et puellae totidem, которые пели священный гимн в столетнее празднество при Августе⁷⁸. При pompa circensis, в период ludi Romani, к участникам в состязании присоединялись многочисленные танцоры в трех группах, сначала – из мужчин, потом из юношей, наконец из мальчиков⁷⁹.

Рассматриваемое число выдвигается также при сроках, в том числе и имевших государственную важность. Знаменательным представляется число в терминах, назначавшихся при торжественном объявлении «справедливой и благочестивой войны» (iustum piumque duellum). Уже Тулл Гостилий объявил албанцам войну на 30-й день⁸⁰. После упорядочения существовавшей практики, произведенного Анком Марцием, как об этом говорит Ливий в 1, 32, 5, pater patratus предоставлял, иностранному государству 30 дней на размышление, и, если удовлетворения не получалось, на 33-й день объявлял войну⁸¹. Законные 30 дней (iusti triginta dies) наблюдались также при manus iniectio по отношению к должнику⁸². Термин triduum обычный у классиков⁸³. Употреблялся он и в сакральных делах. Так, мы читаем, например, что в виде, особого отличия устроялись ludi funebres per triduum⁸⁴. Три дня продолжались ludi saeculares, при которых число 3 главенствовало в течение всего торжества. И при supplicationes, рядом с однодневным сроком, был в употреблении, и даже преимущественном, срок трехдневный⁸⁵. Значение числа 3 в таких случаях не всегда одно и то же. Там, где (как при ludi saeculares) имела значение религия, число 3 является числом священным; в других случаях частое употребление выражения triduum проще всего объяснить тем, что число 3, как это раскрыто будет в другом месте, употребляется нередко в качестве круглого числа.

Число 3 вообще признавалось обещающим счастье. Отсюда объясняется передаваемый Горацием случай с Меценатом, когда он, после тяжкой болезни, в первый раз явился в театре и здесь был встречен троекратными аплодисментами⁸⁶. У римлян, как и у греков, было в обычае, обращаясь к манам покойника, говорить vale трижды⁸⁷, с указанным выше значением, и совершат другие подобные действия⁸⁸.

То же число является числом законченным. Согласно закону, римлянин, желавший, чтобы его сын перешел под patria potestas другого лица, должен был лишь трижды, для вида, продать его⁸⁹. Человек, имевший трех детей, получал значительные преимущества: ius trium liberorum в позднейшее время давалось, в виде особой привилегии, и тем лицам, которые детей не имели или у которых iustus numerus отсутствовал⁹⁰, и т. д.

В связи с этим находилось и другое значение числа 3. Это число есть первое число в последовательном ряду чисел, которое (если рассматривать его со стороны входящих в него элементов, т. е. единиц) имеет начало, средину и конец; изображение в виде треугольника придает ему значение совершенства в своем роде. Отсюда объясняется нередкое обращение в древности к числу 3 для того, чтобы представить что-либо абсолютным и совершенным. Такой смысл имеют выражения в роде ter felix⁹¹. Слово ter употребляли римские поэты нередко, чтобы наглядно и выразительно представить усиленную (в большинстве случаев впрочем, напрасную) попытку или старание. Так Гиганты трижды пробовали нагромоздить гору Оссу на гору Пелий, и трижды же молния Юпитера обращала их хлопоты в ничто⁹². Довольно часто употребляется выражение terque quaterque, чтобы обозначить явление очень частым или сильным. Встречаем и такие сложные образования, составленные по аналогии с греческими: trifurcifer, terveneficus и под. Чрезвычайно крепкий панцирь обозначается у Горация выражением: aes triplex⁹³. Большое богатство у того же поэта обозначается словами: divitiae tribus amplae regibus⁹⁴, выражение, с которым сравнивают его же фразы: tribus ursis quod satis esset⁹⁵, и tribus Antricyris caput insanabile⁹⁶, а также Ливиево выражение: arma vel tribus tantis exercitibus in armamentaria congessisse⁹⁷. Чтобы напугать Порсенну, Муций выдумывает, будто 300 римских юношей сделали заговор против него⁹⁸. Когда Ливий указывает приблизительное количество павших, добычи и т. д., он особенно охотно приводит числа, которые делятся на 3⁹⁹. С той же точки зрения можно объяснить и троекратное коленопреклонение в позднейшее время – в смысле выражения особого почтения¹⁰⁰, а также троекратное воздевание известной весталкой Квинтой Клавдией рук при её молении, именно – для выражения пламенной молитвы¹⁰¹.

Из того, что число 3 являлось в некоторой мере законченной и абсолютной величиной, объясняется и то, что поэты, желая доказать что-либо, часто берут именно 3 примера, ни больше, ни меньше, или, желая представить что-либо наглядно, берут три подобия, и ими довольствуются. Проперций приводит три примера самой глубокой скорби¹⁰², Гораций тремя примерами доказывает, что именно люди высоко стоящие всего больше подвергаются опасности пасть, и т. д.¹⁰³. То же или сходное наблюдаем и в выборе подобий. Овидий, желая представить количество своих страданий бесконечно большим, говорит, что их столько же, сколько кустов в лесу, песчинок в Тибре, травяных стеблей на Марсовом поле¹⁰⁴, очевидно считая три группы предметов совершенно достаточными для пояснения своей мысли¹⁰⁵. Нередко для обозначения какого-нибудь понятия брали 3 слова, чтобы посредством, их соединения выразить понятие совершенно ясно и всесторонне. Этот прием, имеющий риторическую окраску, был в некоторой мере освящен религиозным преданием, так как мы встречаем его в древних сакральных формулах, сохраненных Ливием. Здесь имеется в виду, например, упоминание Ливия (основанное, вероятно, на довольно точной передаче формулы фециалов при объявлении войны) «о тех предметах, спорных пунктах и делах, относительно которых pater patratus римского народа квиритов предъявил требование к представителю древних латинов, но которых последние не выдали, за которые не удовлетворили, которых не представили, хотя следовало выдать, удовлетворить, выполнить»¹⁰⁶. С этим сравниваются встречающиеся часто выражения благожелания: «да послужит это ко благу, счастию и благополучию»¹⁰⁷. Характерны и сочетания имен существительных группами в три члена¹⁰⁸, подобные же соединения прилагательных или наречий¹⁰⁹ и глаголов ¹¹⁰, в том числе и известное сочетание глаголов в формуле претора: do, dico, addico кратко обозначаемой у Овидия выражением: tria verba ¹¹¹

Отмечается нередкое у римлян применение числа 3, рядом с господствующим числом 5, при делении литературных памятников на книги. К предпочтению цифры 3 могло иногда располагать писателя именно то значение, которое придавалось этому числу в древности. Право для такого предположения дают встречающиеся прямые указания. Кассиодорий разделил свой комментарий к Псалтири на три части и в заключение заметил: explicitus est decorus et mirabilis ordo psalmorum, numero quidem mystico terminatus¹¹². Конечно, к деланию литературных трудов на три части мог иногда располагать и материал, подлежавший изложению; однако этими одними трудно объяснить тяготение авторов к числу 3. Особое пристрастие к числу 3 питает Варрон: и некоторый из его менее значительных сочинений состояли каждое из 3 книг, и в его более обширных трудах, симметрическое расположение которых он не раз сам подчеркивает, число 3 заметно выдвигалось¹¹³. Что для Варрона в этом случае имел значение и особый мистический смысл, который соединялся с числом 3, об этом можно заключать из аналогичного явления, именно из того, что в начале своих Imagines или Hebdomades он обращает внимание на septenarii numeri, quem Graeci έρδομάδα appellant, virtutes potestatesque multas variasque¹¹⁴. Ha 3 книги разделены также некоторые сочинения Цицерона, De bello civili Цезаря, Chronica Непота и сочинения некоторых других. Энний предположил написать свои Анналы в пяти триадах, и лишь впоследствии прибавили 16-ю книгу (с особым предисловием), а затем еще 17 и 18-ю книги, так что составилась новая, шестая триада¹¹⁵. Гораций, по-видимому, рассчитывал первоначально составить только три книги лирических стихотворений и их только и издал сначала особым сборником: 4-я книга од была выпущена особо, уже спустя некоторое время. Было мнение, что и Проперций также намерен был ограничиться тремя книгами элегий¹¹⁶.¹¹⁷

Число 7 выделялось из ряда всех других чисел и считалось по преимуществу священным у многих древних народов¹¹⁸. Относительно греков, в частности, держится мнение, что, при всей неполноте сохранившихся от греческой старины литературных памятников и надписей, еше и теперь есть масса свидетельств о числе 7 в греческом культе и мифе, которая позволяет предполагать, как велико должно было быть когда-то значениe его у греков¹¹⁹. Это значение признается даже близким к значению того же числа у иудеев¹²⁰. Уже в древнейшее время упоминаются 7 врат Фив и поход 7-ми против Фив, 7 дочерей и 7 сыновей Ниобы, 7 юношей и 7 девиц, которых ежегодно приходилось приносить в жертву Минотавру, 7 мудрецов, 7 чудес мира и т. д. Солон делил человеческий век по гебдомадам, а Гиппократ пробовал научно обосновать и развить это учение¹²¹. Число 7 имело большую важность у пифагорейцев, которые видели в нем число ума (νοῦς) и взгляды которых переходили и в общество. Но, как полагает Рошер, мистика чисел и умозрения о числах представляют одно из дальнейших звеньев в развитии мыслей о числах и в значительной мере основываются на исконных народных воззрениях. Подобное же утверждает он относительно учения античной медицины о критических днях, месяцах и годах. Из древних медиков Гален выдвигал число 7 весьма заметно¹²². Вместе с сим у греков выделяется вообще срок или период седмичный, как особо важный, и, в частности, более важный, чем период девятичный. В то время как в эпической поэзии греков преобладают девятичные сроки, в религии греков, наоборот, седмичные периоды и другие применения числа 7 оказываются гораздо более многочисленными, чем девятичные сроки и определения. Это можно объяснить, в виду чрезвычайной устойчивости религиозного культа, только при том предположении, что седмичные сроки и определения, по крайней мере, у греков, в общем, так же гораздо древнее девятичных, как эти последние преобладают над десятичными¹²³. Некоторое подтверждение этих предположений усматривается в том обстоятельстве, что число 7 в отдельных характерных случаях оказывается древнее числа 9. Так, едва ли можно – в виду исторического развития музыкальных инструментов¹²⁴ – сомневаться в том, что семиструнная лира должна быть древнее девятиструнной, и т. д.¹²⁵

Число 7 нередко наблюдается и у римлян, хотя такие случаи не всегда свидетельствуют об исконном его значении у них. 7 мудрецов, 7 струн, 7 планет, как полагает Вёльфлин, вышли не из римского мышления; даже 7 царей римских, Septem aquae вблизи Реате¹²⁶ не суть италийский продукт, в виду несомненных греческих влияний при образовании сказаний о Риме. Хотя Варрон и распространяется о значении числа 7, но некоторые из приводимых им примеров взяты полностью у греков¹²⁷. Может быть, к тому же греческому влиянию сводится, в конце концов, мысль, выраженная Апулеем о связи числа 7 с луной¹²⁸. Распространенность числа 7 на италийской почве была весьма широка. Рошер, приводя собранные им примеры употребления числа 7 в пословицах, народных выражениях, географических обозначениях и т. под., замечает, что отсюда с ясностью видно, как это число, сначала принадлежавшее только религиозному культу и затем проникшее в философские теории, мало по малу стало типическим и вошло в обращение среди народа¹²⁹. В подтверждение приводятся, в числе других, два места из Плавта, именно из комедии Persa¹³⁰ и из Curculio¹³¹, указывается на усвоение большим рекам, напр., Нилу, Истру, По, семи устьев¹³², существование в Риме зданий в роде Septizonium¹³³ и т. под. Вёльфлин, следя за развитием гебдомады на римской почве, указывает, в числе других¹³⁴, на след. факты: однодневные первоначально Сатурналии возросли потом до 7-дневной праздничной недели; существовавшие сначала tresviri epulones увеличены были до семи; позже последовало новое увеличение, но название septemviri осталось, что особенно важно для символики чисел. Относительно числа 7 в некоторых случаях признается невозможным с уверенностью сказать, находится ли пред нами прямое заимствование, или поэты передают собственные домыслы, только сформированные по греческим образцам. Так, например, по шестой книге Энеиды, приносятся в жертву 7 быков¹³⁵, Анхиз провещает, что будущий город охватит стеной 7 arces¹³⁶. Если последнее сообщение, как допускал Вёльфлин, и представляет исходившее очевидно от самого Виргилия обозначение 7 римских холмов¹³⁷, то относительно предшествующего указания сказать этого с уверенностью нельзя. Возможны некоторые колебания и относительно того, выдвигали ли римские врачи число 7 под влиянием греков, или и им самим принадлежит здесь кое-что.

Вообще же в представлениях римлян число 7 выделялось из ряда других весьма заметно. Об этом можно судить уже по относящимся сюда указаниям у Авла Геллия¹³⁸ и Макробия собравших довольно много сведений о явлениях во внешней природе и в жизни людей, где наблюдалось древними число 7, и значение этого числа особо подчеркнувших.

Эти наблюдения, хотя бы и сделанным иногда не римлянами, проходили, конечно, и чрез сознание римлян, по крайней мере некоторых. Указывалось, например, на 7 звезд в Большой и Малой Медведице, семизвездие Вергилия или Плеядъ, фазы луны, значение числа 7 при формировании организма человека после его зачатия и отчасти при рождении, при прорезывании и мене зубов и проч.¹³⁹. Не забудем взглядов, выраженных в Цицероновом Somnium Scipionis¹⁴⁰. Припомним и факты из римской жизни в роде указаннаго Донатом обычая при римском браке¹⁴¹. Заметим и то, что число 7 получило особое значение, подобно другим нечетным числам, именно как нечетное, в противоположность четным¹⁴².

Новую силу получила знаменательность числа 7 под влиянием распространившейся в римском государстве, в позднейшее время, вавилонской планетной недели. По этому предмету были высказаны следующие соображения. В Вавилоне признавалось 7 планет, из которых каждой приписывалось господство над каким-нибудь одним днем; отсюда естественно образовались периоды из 7 дней или недели¹⁴³. Возникшая в Вавилоне, под влиянием астрологической веры, планетная неделя, под действием той же веры, сильно влиявшей на умы с начала времени империи, распространилась и в римской империи, особенно в западной ее половине¹⁴⁴. Древнейшим свидетельством о знакомстве с планетною неделею на западе считается упоминание о «дне Сатурна» у Тибулла в стихотворении, написанном лет за 30 до Р. Хр.¹⁴⁵. В числе предлогов, которые выискивал поэт для того, чтобы остаться в Риме, указывается здесь то, что его, Тибулла, задерживал в Риме день Сатурна¹⁴⁶. Обычно под этим днем разумеют иудейскую субботу, день, путешествовать в который, было евреям запрещено. Допускаемое таким пониманием упоминание о субботе может быть объяснено в устах Тибулла, сторонника старой государственной римской религии, единственно в смысле именно только предлога, однако такого, которым предполагается некоторое внимание римлян к еврейским обычаям¹⁴⁷. Шюрер¹⁴⁸считает едва ли подлежащим спору, что здесь разумеется день Сатурна астрологов, слывший несчастным¹⁴⁹. Но если бы даже и разумелась здесь иудейская суббота, то заявление Тибулла все же служило бы косвенным свидетельством в пользу планетной недели. С этим мнением немецкого ученого, в обеих его частях, необходимо согласиться. В противном случае трудно было бы объяснить, как и почему еврейский праздник мог помешать выезду из Рима не еврея, а римлянина, притом еще веровавшего в римских богов до некоторой степени по старинному; а таким именно и был Тибулл. Затем, если и допустить, что Тибулла задержала еврейская суббота, то все же он назвал ее применительно к планетной системе; значит, эта система, а с нею и планетная неделя, были в силе. Другое, относящееся также к времени Августа, подтверждение распространенности планетной недели заключается в отрывке из календаря, где дни семидневной недели приводятся параллельно с днями восьмидневной римской недели¹⁵⁰. Дальнейшие – в порядке времени – доказательства высказанной мысли суть следующие: открытые в Помпеях и – следовательно – относящиеся ко времени до катастрофы 79 года стенная надпись с именами и стенная картина с изображениями богов недели, в том числе и Сатурна ¹⁵¹; указания у Петрония¹⁵², Тацита и друг.; свидетельство Дио Kaccиa, писавшего около 210–220 года, о том, что отнесение дней к 7 планетам в его время было общераспространено; употребление Тертуллианом обозначений dies Solis и dies Saturni как вполне ходячих¹⁵³; свидетельства в пользу обозначения дней недели по планетам и в северных провинциях римской империи, в том числе древнейшее из таких свидетельств в виде надписи из Apulum в Дакии (ныне Карлсбурге, раньше Вейссенбурге, в Семиградии¹⁵⁴, относящееся к 23 мая 205 г. по Р. Хр.¹⁵⁵, наконец, свидетельства об употреблении планетной недели в христианской церкви, которым будут указаны несколько позже, в иной связи мыслей.

В тесной связи с числом 3, как и с другими происходящими от него числами, находится число 9. Оно мыслится иногда как то же число 3, только в усиленной форме¹⁵⁶. Пo наблюдениям Вёльфлина¹⁵⁷, уже в греческой древности число 9 является как подъем или усиление числа 3: древнейшее предание говорит обычно о трех музах, а более новое преимущественно о девяти¹⁵⁸, и этому последнему указанию последовали уже и древнейшие римские поэты, например Невий, обозначавший муз как novem Jovis concordes filiae sorores¹⁵⁹. Считая число 9 производным из 3, древние естественно разлагали его на составные части, и таким образом число 9 иногда является у них в виде прямого сочетания составляющих его элементов, при том даже в тех случаях, когда рамки метра нисколько не мешали употреблению форм novem и noveni, как мешали они употреблению слов duodecim и quatuordecim, не входивших в рамки гекзаметра, побуждая авторов обращаться к описательным выражениям bis sex (seni) и bis septem (septeni). Отсюда ter trinas у Плавта¹⁶⁰, ternos ter у Горация¹⁶¹, ter tribus у Авзония¹⁶².

Если число 3 есть число священное, то число 9, как утроенная триада, священно в преимущественной мере¹⁶³. У римлян оно было близко связано с люстрацюнными обрядами, с культом мертвых, отчасти же и с самым представлением о мире усопших¹⁶⁴. Существовало мнение, что Стигс обтекает подземное царство 9 раз, чтобы совершенно отрезать души умерших от надземного мира¹⁶⁵, и что загробный мир имеет 9 отделений¹⁶⁶.·У римлян был обычай в 9-й день после рождения совершать люстрационный обряд, а в 9-й день после похорон приносить жертву, совершать sacrum novendiale¹⁶⁷. У них же было в обычае устроять 9-ти-дневное очистительное празднество с священнодействиями, novendiale sacrum, когда хотели примирить разгневанных богов после какого-нибудь чрезвычайного знамения их гнева, особенно после каменного дождя¹⁶⁸. Существовали 9-ти-дневные, по-видимому, пощения или дни воздержания в Бакхических мистериях¹⁶⁹. Известны 9-кратные заклинания теней умерших, с целью отогнать их, во время Лемурий¹⁷⁰, 9-кратное произношение очистительной формулы¹⁷¹ и под. В связь с этим употреблением числа 9 можно поставить применение его в качестве магического числа при колдовстве, ворожбе и чародействе¹⁷². Ворожеи, например, пользовались пеплом (или костями) трупов, которые они похищали спустя 9 дней после смерти и предания земле¹⁷³. Есть и другие свидетельства о магическом действии этого числа¹⁷⁴. В качестве, очевидно, мистического числа и вместе в качестве квадрата священного числа 3 является число 9 и в рассказе о Сибиллиных книгах, которые предложила купить царю Тарквинию какая-то старая женщина. Было предложено купить 9 книг, содержавших изречения оракула. Так как потребованная цена показалась царю слишком высокою и вызвала у него лишь насмешку, то старуха сожгла 3 книги из девяти, а за оставшиеся назначила ту же сумму. После вторичного отказа, женщина сожгла еще 3 книги, а за остальные три опять потребовала первоначально назначенную плату. Тогда царь, одумавшись, согласился на покупку¹⁷⁵.

При делении литературных трудов число 9, подобно числу 3, также полагается в основание. Следуя примеру александрийских ученых, деливших исторический труд Геродота на 9 книг по числу муз, Аврелий Опилий назвал девять книг своего труда, содержавшего объяснение слов, «Музами» (Musae), ex numero divarum et appellatione¹⁷⁶. Л. Аттий писал 9 (по-видимому) книг Didascalicon; Варрон, у которого вообще числа не были чем-либо безразличным, писал de principiis numerorum 9 книг, где излагал пифагорейское учение о числах, и составил epitome из своего труда de lingua latina и энциклопедию так наз. artes liberales, каждый труд в 9 книгах¹⁷⁷. Цицерон свое сочинение de re publica хотел изложить в форме разговора, происходившего в feriae novendiales, и поэтому сначала разделил материал на 9 дней и, соответственно этому, на 9 книг¹⁷⁸, хотя потом этот план изменил. Плиний написал и опубликовал 9 книг писем, к которым была уже потом присоединена переписка с Траяном в качестве 10-й книги. По примеру Плиния, Аполлинарис Сидоний, как он сам говорит¹⁷⁹, округлил свой сборник писем до 9 книг, а по примеру Сидония издал 9 книг писем и Эннодий. Сборник писем Симмаха, если не принимать в расчет его должностную корреспонденцию, состоит также из 9 книг.

Подобно числу 3, и число 9 иногда употребляется для обозначения полноты в качестве круглого числа, особенно при указаниях времени. Старое Албанское вино обозначается у Горация выражением: «Албанское вино, которому больше 9 лет»¹⁸⁰. «Девятый год», встречающийся у Горация в его известном выражении nonum prematur in annum¹⁸¹, по справедливому мнению, принятому и Нейдгардтом, проще всего объяснить в смысле обозначения понятия «продолжительное время», хотя, правда, держится и другое понимание¹⁸². В связи с этим приходит на мысль и раcсказ о Филлиде¹⁸³.

Рассматриваемое число встречает некоторое особое применение в бытовых отношениях. На пиршествах существовало правило – пить или 3 чаши¹⁸⁴, или – если выходили из этой нормы – 9, но не 4, например, или 5. Отсюда выводится Вёльфлином выражение у Авзония:

Ter bibe, vel totiens ternos; sic mystica lex est, etc.¹⁸⁵.

Одинаковую символику чисел, только в другой форме, находим у Горация: tribus aut novem Miscentur cyathis pocula commodis¹⁸⁶. Значит, полагает Вёльфлин, умеренно выпивавшие на 9 частей воды брали 3 части вина, а любившие хорошо выпить, наоборот, с 3 частями воды смешивали 9 частей вина. Быть может в связи с этим употреблением и значением чисел находится и максимальное количество гостей, которых было 9, делившихся на 3 триклиния¹⁸⁷.

От 3X3=9 делается дальнейший шаг к 3χ9=27. И это, сложенное из знаменательных, число само также знаменательно. Двойной хор на Вековом празднике при Августе состоял из 27 отроков и стольких же девиц. Во время Ганнибаловой войны, для умилостивления богов в виду продигий, ходили по городу и пели составленный Ливием Андроником гимн 27 девушек¹⁸⁸. Так бывало при люстрациях по меньшей мере до времени союзнической войны, начавшейся в 663 (91) году¹⁸⁹. Число 27 имело значение в истории превращения волшебницей – богиней Цирцеей нимфы Сциллы в морское чудовище¹⁹⁰; оно же имеет магическую силу при болезнях. По крайней мере, по Варрону, в качестве целебного средства против боли в ногах, советовали 27 раз (ter novies) произносить (cantare), прикасаясь к земле, следующей сатурний: terra pestem teneto, salus hic maneto¹⁹¹, обычай, который должен – уже в виду размера – восходить к древнему времени. Здесь число 27 оказывается полезным. Но оно может быть и вредным: по свидетельствам, упоминаемых у Плиния, 27 ужалений, полученных от ос или шершней (ter novena puncta crabronum), лишают человека жизни¹⁹². Из сопоставления приведенных случаев следует, что число 27 вообще обладает магическою силою; свойство же этой силы определяется обстоятельствами. Цифра 27 попадается во врачебных предписаниях и позже. Среди рецептов Марцелла Эмпирика, жившего при Феодосии, около 400 года по Р. Хр., указывается, например, предписание – повторять магическое изречение 27 раз¹⁹³.

Число 9, входящее, вместе с производными из него, как значительная сила, в крупные и мелкие события человеческой жизни, захватывает, и начало и конец этой жизни: и рождение человека после 9 месяцев утробного существования, и крайний предел человеческой старости с 9X9=81 годами. Так, в согласии со словами Псалмопевца¹⁹⁴, определял продолжительность жизни Платон; и сам он умер в возрасте, 81 года¹⁹⁵.

С течением времени число 9 потеряло в языческом Риме свое значение. Признается вероятным, что всего раньше было поколеблено максимальное, 9–ричное число гостей¹⁹⁶, так как уже при императоре Луции Вере упоминается о пиршестве с 12 гостями и – главное – об обычном, по-видимому, 7–ричном числе гостей за пирами¹⁹⁷. На языческой же почве совершилось, по-видимому, ограничение круга 9-ти энциклопедических наук пределами 7-ми artes liberales, именно в известной сатуре Марциана Капеллы¹⁹⁸.

Из прочих чисел, употреблявшихся у римлян с особою целью и особым смыслом, в предлагаемом кратком обзоре могут быть упомянуты следующие.

Число 10, знаменательность которого запечатлена греческим эпосом о 10-летней осаде Трои, встречается и на римской почве в аналогичном отчасти явлении – 10-летней (по счету седьмой) войне Рима против города Вей¹⁹⁹ и ряде других исторических фактов. Здесь имеются в виду: учреждение и существование коллегий из 10 мужей, как напр., decemviri legibus scribundis, d. agris dandis assignandis, d. sacris faciundis, d. stlitibus judicandis; декады Ливия; десятые волны или десятые валы на море²⁰⁰. Иногда число 10, взятое и в простой и в сложной форме, представляет круглое число, вследствие того, например, что первоначальное 9 округляется до 10, а первоначальное тройное 9 округляется до тройного 10²⁰¹. На суждениях некоторых италийцев относительно числа 10 не могли, конечно, не отразиться и взгляды пифагорейцев на декаду, как число «совершенное», заключающее в себе все числа²⁰².

Рядом с децимальной системой существовала в Риме система чисел дуодецимальная, с находившимся в основе ее числом 12. Это число имеет немалое количество фактических подтверждений в римской жизни и в римской, оригинальной и переводной, литературе. Таковы: цикл 12 богов²⁰³, так называемых Di Consentes, в противоположность 12-ти сельским божествам, о которых упоминает Варрон²⁰⁴; 12 вилл, устроенныхъ Тиберием на острове Капри и названных по именам главных 12 богов²⁰⁵; 12 подвигов Геркулеса²⁰⁶ и 12 дел меньшего значения, совершенных им по своей воле, или так наз. parerga²⁰⁷; 12 детей Ниобы²⁰⁸; 12 созвездий зодиака²⁰⁹; 12 ветров²¹⁰; периоды из 12 дней при перемирии²¹¹ и при других обстоятельствах число 12 в начальной римской истории, именно 12 сыновей Акки Ларенции²¹², 12 коршунов Ромула²¹³, 12 Салиев²¹⁴, 12 ликторов²¹⁵, 12 Братьев Полевых²¹⁶; то же число в эпосе Виргилия, у которого оно является любимым числом, «несомненно извлеченным из древне-италийского предания»²¹⁷, папример 12 лебедей, наблюдавшихся при птицегадании²¹⁸, 12 pueri, следовавшие за каждым предводителем всадников²¹⁹, 12 populi²²⁰; то же число в государственной жизни Рима, для чего достаточно вспомнить о закон XII таблиц, который имел для римлян высший авторитет²²¹. и о коллегиях из 12 сочленов²²²; наконец, число 12 в римской системе дробей²²³ и в распределении наследства по завещаниям, причем единицею деления была 12-я часть всего наследуемаго²²⁴. Варрон не преувеличил, когда заметил, что multa antiqui duodenario numero finierunt²²⁵.

Цикл знаменательных чисел указанными числами далеко не исчерпывается²²⁶, как не исчерпывается приведенными немногими доказательствами и материал, содержащийся в памятниках письменности²²⁷.

Пред нами прошел довольно длинный ряд чисел с особливым значением, не всегда одинаково определенным, но неизменно характерным. Делались и попытки определить генезис числовых явлений и выяснить, как и почему те или другие числа сделались особо знаменательными. Остановимся на этих попытках.

В 1891 г. Люттих, отдавая должное стараниям, которые до него прилагались к тому, чтобы уловить смысл того или другого из знаменательных чисел, вместе с тем говорил, что, насколько ему известно, люди еще не дошли до того, чтобы объяснить главную массу чисел с одной точки зрения. Люттих попробовал восполнить пробел. Собранный им числовой материал он рассматривает с некоторых общих культурно-исторических точек зрения. Начинает он с «3»-х, «самого любимого из всех знаменательных чисел». Значение его выводит он из весьма древних отношений, возникших, по его мнению, вследствие группировки членов семьи около ее первой и естественной основательницы и родоначальницы, именно матери семьи. В образовавшихся таким образом родственных группах были мыслимы только различия по возрасту, и различение по возрасту должно было в древнейшей фамилии быть решающим началом. В семье первобытной матери жило, как и теперь живет, обыкновенно 3 поколения, т. е. представители 3-х поколений. Отсюда господственное значение числа 3. Автор предполагает, что кто-нибудь может возразить: «Я допускаю, что семья матери насчитывала одновременно 3 поколения, и что это деление, бывшее единственным, стало решающим для всех чисто человеческих отношений. Но для религии, которая исходным пунктом имела величественные небесные явления и которая поэтому сообразуется с данными на небе числовыми отношениями, это деление не имеет значения». Такому возражателю можно бы, по Люттиху, указать на соответствующие отделы труда Липперта²²⁸, согласно которому религия возникла из недр первобытной семьи²²⁹. Со временем главенство матери в семье прекратилось, потому что способность к приобретению средств жизни у жены, занятой около семьи и дома, была меньше, чем у мужа, свободно занимавшегося охотою. Муж начинает господствовать над женой, а с тем вместе выдвигается новый принцип, начало дуализма – властвующих и находящихся под властью. Это деление было унаследовано и вышедшими отсюда большими организациями. В государстве деление на обладающих и обладаемых идет так далеко и имеет такое большое значение, что указанная противоположность должна оказаться влиятельной во всех областях жизни. Против указанного вывода из отношений отцовской фамилии сам Люттих считает возможными следующие возражения: «Если неразвитый естественный человек материнской семьи сделал деление на 3 мерою всех вещей, то более культурное время семьи отца должно было уделить надлежащее внимание и предметам вне семьи, прежде всего, высоко важным явлениям на небе. Деление на 2 и 4 вышло из наблюдений над небесными явлениями, при которых это деление выступает явно, и отсюда перешло на явления жизни с принудительною необходимостью». Люттих в дальнейшем изложении старается показать, что приведенные возражения к делу не относятся. Окончательный вывод его следующий. Знаменательные числа создавались сначала под влиянием фамилии, позже – под влиянием разделения времени, которое регулировалось небесными явлениями. Так как понятия фамилии и деления времени по небесным явлениям составляют собственность всего – человечества и, в существенном, развивались всюду одинаково, то ими,– и только ими, – объясняется согласие в области знаменательных чисел у всех народов, которые стоят на одинаковой ступени культуры²³⁰.

Не имея возможности передавать и разбирать всех рассуждений немецкого автора, остановимся не на долго лишь на некоторых. Не решаемся при этом касаться проскальзывающих в изложении автора основных взглядов его на условия развития человека, опирающихся, по-видимому, на данных одного естествоведения, так как эти взгляды им прямо не высказаны, хотя на суждениях его, кажется, и отразились. Берем лишь то, что он прямо говорит.

Допустим, что в первобытной семье, под одним кровом, соединялись представители трех поколений. Но почему же эта трехсоставность семьи дает автору право делать отсюда заключение к господству числа 3 только в той семье, где главенствовала мать, хотя три поколения могли жить (как и сейчас живут) и в семье, где главенствовал и главенствует отец? Далее: по Люттиху, муж начал господствовать в семье в той же мере, в какой стоял он выше жены в приобретении средств к жизни. Допустим, что так было и на самом деле. Но в таком случае период власти материнской мог продолжаться очень не долго, потому что с появлением детей сразу увеличивались заботы матери около семьи и дома, следовательно – не долог был и период, в который могли быть заложены основания системы числа 3. В таком случае могли ли быть прочны основы этой системы? Конечно, нет. Однако, система числа 3-х держалась и держится твердо. Значит, основания ее кроются в чем-либо более существенном, чем предполагаемое Люттихом явление.

Знаменательные числа нередко объяснялись с точки зрения наблюдений над внешнею физическою природою, как делал отчасти и Люттих. Года через четыре после появления брошюры этого автора, Нейдгардт в программе о числах 3 и 9 писал: «значение, которое придавалось числу 3 в древности, нужно выводить из его частого применения в сакральных делах, самое же это применение следует сводить к простому факту: наблюдения над природою невольно наводили человека на это число. Всюду люди встречали, или, по крайней мере, думали, что встречали, деление на 3. Они видели, что вселенная состоит из неба, земли и воды; пред ними сияли небесные светила – солнце, луна и группа звезд» (мыслимая как единое целое; срав. Быт. 1, 16 о творении солнца, луны и «звезд»); «в природе видели они царство животное, растительное и ископаемое; в телах наблюдаются три измерения – в длину, ширину и высоту; при размышлении о жизни человек наталкивается на возникновение, возрастание и исчезновение, на прошлое, настоящее и будущее. А так как религия древних была связана с явлениями в природе, то деление на 3 они положили в основу своих теогонических систем, и это число получило значение до известной степени богоугодного, священного числа»²³¹. О числе 3 говорили, что оно есть первое число (в последовательном ряде чисел), «которое имеет начало, средину и конец, что геометрическое изображение его в вид треугольника приводило к признанию этого числа совершенным, и поэтому в древности им охотно пользовались, чтобы представить что-либо абсолютным и совершенным в своем роде»²³². Нейдгардт, как видим, проще и прямее подходит к занимавшему его вопросу. Объяснение его представляется правдоподобным.

Около года после того известнейший в ученом мире, недавно умерший Вёльфлин, касаясь декад, попутно обратил внимание на то, что не только индоевропейцам, но и всем людям вообще дано в руки счисление по десяткам, дано именно тем, что Творец наделил человека 10-ью пальцами на руках, которым соответствуют 10 пальцев на ногах. В качестве одного из исходных пунктов счета по декадам еще Овидием признаны 10 пальцев на рук²³³. Отсюда у греков слово πεμπάζειν, считать по пальцам (на руке). Протягивают также пальцы вверх, чтобы обозначить соответствующее число. Другое объяснение у того же поэта состоит в указании на 10 месяцев, по истечении которых человек рождается на свет. Это объяснение, как думает немецкий исследователь, предполагает уже деление года, и потому не может быть отнесено к первоначальному времени, – хотя признается (впрочем, не вполне точно) совершенно верным, что римляне не знают 9-месячных детей, но знают 10-месячных²³⁴. Приведенное объяснение Вёльфлина, который опирается притом на древнем свидетеле, хорошо знакомом с римскою стариною, в основной своей части заслуживает – по своей естественности и простоте – полного внимания.

Шире поставил вопрос Узенер, ставший при его разрешении на историко-культурную и естественноисторическую точку зрения. По его мнению, при пересмотре чисел, получивших особое значение, наблюдаются две группы совершенно различного происхождения и свойства. Самая большая охватывает применения понятий времени. Чрезвычайная роль, которую играет число 7, должна быть отнесена на счет влияния планетной недели, шедшего с востока от глубокой древности²³⁵. Из низших чисел выделилось число 3, которое осталось господствующим до времени христианства. Оно является в качестве абсолютного выражения множества. Многочисленные обороты речи и слововыражения, в которых 3 выступает с таким значением, могут быть поняты лишь в том случае, если видеть в них отголоски того времени, когда числовые понятия не были еще развиты дальше 3-х²³⁶. Этнограф Карл фон ден Штейнен (Karl von den Steinen) нашел у Bakairi, племени во внутренней Бразилии, способ счисления, который в сущности не идет дальше 2-х. Они считают, правда, до 3-х, но остановились на той ступени, где 2 было высшим числовым понятием, выраженным посредством языка. На этой или близкой к ней ступени стоят они не одни. Есть другие народы, у которых высшее число есть 3 и у которых оно равнозначаще с понятием «много». Есть, затем, народы, которые возвысились до децимальной или вигезимальной системы и все-таки в выражении для 3-х сохраняют памятный знак того времени, когда они не могли считать дальше 2-х. Неизбежен вывод, что и всем народам, даже достигшим высшего развития, доводилось проходить эти низшие ступени духовного развития. Формулы и выражения, в которых абсолютное множество передается числом 3, и религиозные применения числа 3 должны считаться остатком от первобытного времени, когда искусство счета остановилось на 3-х. Двоицы образуют еще более древний слой. «2» и «3» отлились в форму устойчивого, прочного представления. Для уяснения этой прочности нужно принять во внимание, что как у отдельного человека, так и у целого народа раннейшие впечатления обыкновенно суть самые глубокие. Чем раньше и глубже напечатлевается в сознании известное представление, тем более сохраняет оно способность – стать формою воззрения, чрез посредство которой дух воспринимает новое²³⁷. Заканчивая свой обширный труд, автор выразил радость, что в конечных результатах своих исследований он вполне сошелся с Г. Дильсом, который типическое значение числа 3 выводил из того, что оно было «первоначальным конечным числом примитивного человечества»²³⁸.

Изложенные объяснения видимо находятся в связи с общим взглядом почившего ученого на религиозные вопросы и с некоторыми естественнонаучными предположениями о развитии древнейшего человечества.

Некоторые из основных взглядов, намеченных в предшествующем изложении, встречаем в обширнейших и детальнейших изысканиях мифолога Рошера. Названный ученый, по его собственным словам, еще в своей монографии «Die enneadischen und hebdomadischen Fristen und Wochen»²³⁹, попытался подробно показать, что значение и святость числа 7, как и числа 9, в конце концов и по преимуществу основывается на измерении и разделении времени, определяемого 7-ми и 9-ти-дневными фазами луны, которым приписывали могущественнейшее влияние на возрастание и умаление всего, на всю жизнь всех органических существ²⁴⁰. Этот свой взгляд автор попутно раскрывает и в своих последующих работах. В монографии о числах 7 и 9 в культе и мифе греков он предположил в частности, исследовать дальнейшее развитие чисел 7 и 9 до значения священных и знаменательных чисел, чтобы таким путем получилась, в конце концов, история их у греков. Так как это развитие, несомненно начавшееся уже в очень раннее время, ни в какой области человеческой жизни не открывается в своем первоначальном виде с большею ясностью, как в культе и мифе²⁴¹, то он поставил ближайшею своею задачею – точнее исследовать роль, которую играли изучаемые числа в названной области, полагая, что только в таком случае можно надеяться проследить перенесение их и на другие области жизни. При этом он считает нужным принять во внимание, что уже в том (им раскрытом) значении, которое числа эти имели для определения и разделения времени, т. е. движения луны, заключается существенный религиозный момент, так как луна издавна, даже у примитивнейших народов, считалась за одно из могущественнейших божеств и ее влияние в выдающейся степени считалось священным²⁴². В последовавшей за указанной – новой монографии «Die Hebdomadenlehren der griech. Philosophen und Ärzte», представлявшей прямое продолжение и восполнение названных выше исследований, автор говорит: «Чем полнее и обширнее становилось с течением времени мое собрание свидетельств о значении числа 7 в области всей древней культуры и литературы греков, тем яснее становилось для меня, какую влиятельную роль играло учение о седмицах в философии и медицине греков, народа, больше всех других склонного к теоретическому мышлению, и тем живее чувствовал я желание и потребность собрать по возможности многие, даже все отрывки древнегреческих теорий о гебдомадам, расположить их соответственно историческим точкам зрения и связать пояснительным текстом»²⁴³. Почтенному автору казалось привлекательным – «в громадной, почти бесконечной ткани, представляемой греческой философией и наукой, следить за одной нитью, которая проходит чрез всю ткань от начала до конца, обнажать эту нить, до известной степени изолировать и в изолированном виде наблюдать и изучать, причем неожиданно оказывается возможным проникнут своим взглядом в историческую связь явлений и прежде всего в отношение зависимости, в котором находятся отдельные системы и школы. Не безынтересно также на каком-нибудь особенно ясном примере показать, что иная «теория» греческих философов, еще задолго до ее первого научного формулирования древнейшими философскими школами, в сокрытом виде находилась в народной вере древнейших греков, так что заслуга этих школ состоит не столько в оригинальности мышления, сколько в решении – на основании отдельных мыслей народа создать систему учения»²⁴⁴.

В виду связи римской культуры с греческой, и общий ход исследований Рошера и результаты, им полученные, имеют прямой интерес и для изучающего римское мышление. Вот эти результаты в их главных и – по необходимости – лишь общих очертаниях и в той последовательности, в какой излагает их автор.

Древнейшая и вместе важнейшая ступень в истории греческой теории о седмицах представлена греческим культом и мифом. Уже на этой первой ступени мы встречаем седмицы дней, месяцев, годов, и в то же время можем наблюдать, как число священных периодов переносилось и на многие другие определения. В этом отношении, прежде всего многочисленные указания дает миф об Аполлоне с его культом, так как здесь, кроме седмичных сроков, встречаются также очищения в 7 источниках, храмы с 7 ступенями и многое тому подобное. Седмичные сроки более древни и первоначальны, чем распространенные во времена древнейшего эпоса девятичные²⁴⁵, и они с большою вероятностью могут быть возведены к разделению древнейшего 28-дневного лунного месяца на 4 части, точно так же, как девятичные и десятичные могут быть сведены к разделению позднейшего месяца из 27–30 дней на 3 части²⁴⁶. Гебдомады наблюдаются, далее, в древнейшем эпосе²⁴⁷, учении орфиков и тесно связанном с ним учении пифагорейцев²⁴⁸. Так как в культах и мифах Аполлона и Диониса число 7 имело особенное значение, то, при связи пифагорейцев, как и их учителей орфиков, с Дельфами, можно уже наперед предполагать, что древнейшая пифагорейская школа, все сводившаяся к числу и мере, должна была придать числу 7 выдающуюся важность, тем более, что пифагорейцы, как люди консервативно-аристократического и вместе практико-этического направления, охотно придерживались древнейших культов, мифов и народных воззрений. Критическое рассмотрение свидетельств показывает, что указанное предположение возвышается над простой вероятностью до степени почти абсолютной несомненности²⁴⁹.

Главная и первоначальная основа священного числа 7, именно семидневная неделя, как четверть древнего 28-дневного лунного месяца, была, по-видимому, введена уже древними пифагорейцами в область их философско-математических спекуляций. Есть основания думать, что уже древними пифагорейцами все, по взгляду древности, столь важные для развития организмов всякого рода, особенно человека, седмичные периоды дней, месяцев и годов ставились в связь с 7-дневными четвертями луны и из них объяснялись. Сюда же относится древнепифагорейское учение о двух периодах развития зародыша в утробе матери, именно 7-месячном и 9-месячном. По отрывку из «пифагорейца» Гиппона из Метапонта (в Луканни), число 7, вместе с числом 10, имеет прямо господственное значение в развитии человека и до и после рождения. В этом отрывке, приведенном у Цензорина De die natali 7, 2, читаем: a septimo ad decimum mensem nasci posse..., nam septimo partum iam esse maturum eo quod in omnibus numerus septenarius plurimum possit. Здесь особенно важно общее положение: in omnibus etc., так как оно показывает, как далеко пошли философы 5 столетия в своем взгляде на господство числа 7. Подтверждение этого можно видеть в многочисленных, почерпнутых очевидно из древнейшей научной литературы, местах у разных авторов, в том числе и у Плиния, где трактуется о значении числа 7 в области зоологии, биологии и сельского хозяйства²⁵⁰.

Высокий интерес имеет учение о седмицах в псевдо – гиппократовой книге медицинско-философского содержания περὶ ἑβδομάδων, относящейся ко времени Пифагора или быть может даже до Пифагора. По этому сочинению, мир так устроен, что все должно выразить своим видом и определениями число 7. Так как это число господствует над миром, как целым, то и каждая отдельная часть его обнаруживает в своей форме и расположении влияние того же числа. Семь небесных светил имеют целью условливать следование времен года одного за другим. Времен года сем: время сеяния, зима, время посадок, весна, лето, время плодов, осень. Есть семь направлений ветра. Земля с животными и растениями занимает седьмое место между всеми вещами мирового целого. Земля распадается на семь частей: она имеет а) Пелопоннес в качестве головы, место жительства людей, возвышенно мыслящих, б) Истм, в соответствие спинному мозгу (шее?), и т. д. Число 7 господствует над болезнями и над всем, что в теле поражается разрушением. В человеческой жизни есть семь времен, которые мы называем возрастами. Всякий человек имеет семь частей тела. Голова действует семью способами для поддержания человеческой жизни. Язык имеет семь гласных звуков. И душа (т. е. принцип жизни) делится на семь частей²⁵¹.

В древней медицине первоначально почти исключительно господствовали седмичные сроки, и только с течением времени, отчасти вследствие введения 30-дневного месяца, распадавшегося на три недели по 10 дней в каждой, отчасти вследствие более точного наблюдения, мало по малу выступили десятичные и другие сроки, ограничившие исключительное господство числа 7. Учение о критических днях, игравшее в античной медицине выдающуюся роль, находится в теснейшей связи с теорией седмиц и (что вероятно в высшей степени), имеет такую же древность, как и она. Вера в критическое значение седьмого дня и вместе с тем вообще число 7 опирается на распространенное и древнее представление о сильном влиянии луны и ее четырех фаз на всю жизнь земли и ее обитателей. Так как луна, по верованию всей древности, не только условливает рост и развитие всех живых существ, но и производит могущественное влияние на их умирание и болезнь, то отсюда не далеко было до мысли – для целей прогностики и терапии обращать внимание при болезнях на фазы прибывающей и убывающей луны и допускать, что эти фазы и с ними седьмые дни имеют величайшее значение для течения болезней²⁵².

Великие древние систематики Платон и Аристотель считали себя обязанными серьезно заняться сочинениями илонийских илозоистов, пифагорейцев, врачей и естествоведов, и из этой литературы брать в свои системы то, что казалось подходящим, а другое оспаривать. Оттого и у Платона и у Аристотеля мы также встречаемся со следами древнего учения о гебдомадах. У Платона относится сюда, между прочим, учение о 7 возможных государственных формах (βασιλιϰή, τυραννίς ἀριστοϰρατία, ολιγαρχία, δημοϰρατία, ὀχλοϰρατία и ὀρϑή) и учение о 7 принципах, на которых основывается отношение правителей к управляемым. Гораздо более многочисленные остатки древнего учения о гебдомадах встречаем у Аристотеля, особенно в сочинениях естественнонаучного содержания; притом эти отрывки из древней литературы многократно сопровождает он выражением своего согласия с ними. Аристотель отвергал всеобщее и безусловное господство числа 7, но в то же время, на основании наблюдений, сделанных или им самим, или взятых из казавшихся ему достойными веры источников, во многих отдельных случаях допускал, по крайней мере, частичное или ограниченное влияние этого числа. И последователи философа перипатетики часто придерживались учения о гебдомадахъ²⁵³.

При эклектическом отношении стоиков к раннейшим философским школам легко понятно, что они также вносили в свою философию издавна популярное в Элладе учение о числе 7 и старались применить его к практике жизни. Одному из самых выдающихся стоиков обязаны мы и наиболее значительным рассуждением о числе 7, и связным изложением прежних гебдомадических теорий. Здесь имеется в виду комментарий Посидония к Платонову Тимею, в котором идет речь о семи планетных сферах и семичастной душе мира. Может возникнут вопрос: верил ли сам Посидоний в значение числа 7, или взятые им из прежней философской литературы наблюдения приведены им только из исторического интереса. Для большей части собранных Посидонием из древнейшей литературы примеров нужно, кажется, принять первую альтернативу²⁵⁴.

Наконец, в истории мнений о гебдомадах представляют важность суждения астрологов по этому предмету. Астрологическое учение о гебдомадах в позднейшее время не несущественно влияло не только на философские школы, но и на воззрения всей древности, людей образованных и необразованных. Уже Филон в De mundi opificio, 43, замечает: τιμᾶται δὲ [ἡ ἑβδομάς] ϰαὶ παρὰ τοῖς δοϰιμωτάτοις τῶν ἑλλήνων ϰαὶ βαρβάρων, όὶ τὴν μαϑηματιϰὴν ’επιστήμην διαπονοῦσιν. При этом он очевидно имеет в виду, с одной стороны, пифагорейцев, с другой – знаменитых своими работами в области математики и астрономии вавилонян и халдеев. Действительно, мысль Филона блестяще подтвердилась новейшими открытиями и исследованиями в области ассириологии. Найдены, в отрывках, многочисленные памятники литературы и искусства этого стародавнего культурного народа Месопотамии, из которых можно заключать о настоящем культе числа 7. Спрашивается: в каком отношении и с какого времени находилась астрология вавилонян к учению греков о гебдомадах?

Большинство ученых новейшего времени, занимавшихся вопросом о происхождении священного числа 7, (в том числе все семитисты и ассириологи), доселе склонно было – святость числа 7, семидневную неделю и т. д. выводит и у народов запада из седмеричного числа планет, следовательно – из вавилонской астрологии. Этот взгляд теперь едва ли можно поддерживать, после того, как указано, что учение греков о гебдомадах было уже вполне развито в то время, когда греки еще и не подозревали седмеричного числа планет. В пифагорейском учении о седмеричном числе планет и о тесно связанной с ним гармонии планет должно видеть первые ясные следы влияния вавилонской астрологии на греческую теорию гебдомад. При обозрении частностей астрологического учения о гебдомадах должно констатировать, что оба корня (die beiden Wurzeln), из которых выросло учение о гебдомадах в древнейшей вавилонской школе астрологов, именно соответствующие фазам луны семидневной недели и седмеричное число планет, имели такую силу, что все гебдомады, о которых говорит астрологическая литература греков, с легкостью могут быть произведены от одного из двух названных корней, или от обоих вместе. Второй корень древневавилонского учения о гебдомадах, именно седмеричное число планет, дал многочисленные отпрыски. При обозрении их следует иметь в виду, что астрологи ведут свои предсказания таким образом, что для истолкования будущего придаются каждой из семи планет – со включением солнца и луны – особенные свойства, которые планета сообщает; под властью или влиянием планет мыслятся находящимися определенные металлы, камни, люди, звери, растения и проч. При этом исходили из того воззрения, что из совместного действия различных планет, в зависимости от их положения в круге 12 знаков зодиака, можно вывести, по определенным правилам, заключения о том, как сложится судьба²⁵⁵.

Изложенные соображения также могут объяснить несомненно многое в истории знаменательных чисел²⁵⁶.

В процессе развития человеческого ума есть много ступеней, чрез которые проходит мысль человека. Восхождение с низшей ступени на высшую условливается выработкою и постепенным развитием приемов мышления, параллельно с расширением круга наблюдаемых и мыслимых предметов. Между этими приемами мыслительной деятельности человека, уже с его раннего возраста, приобретает более и более заметную силу, вместе с анализом, являющимся сначала, конечно, в примитивной, очень простой и несложной форме, такой же, сначала элементарный, синтез; одним же из средств синтетической деятельности ума служит суждение по аналогии. Человек наблюдает и рассматривает явления, но он же, так или иначе, и связывает их, если они в каком-либо отношении сходны, и, делает посильные обобщения и выводы.

Таким же путем мог идти и ум коллективного человечества, остановившийся на некоторых числах и начавший вдумываться в значение их частой повторяемости. Можно думать, что признание знаменательности некоторых чисел есть, в большинстве случаев, именно одно из обобщений, человеческого ума. Одинаково со многими другими обобщенными оно есть результат наблюдений, произведенных до известной степени вдумчивою, но иногда еще поверхностно работавшею и младенчески-наивною человеческою мыслию, над явлениями в природе и в окружающей жизни. И в природе и в жизни несомненно весьма многое почти невольно приводило человека, особенно в начальный период его развитая, к предположению, иногда же к решительному заключению, что то или другое число имеет какое-то особенное значение, что с ним связан некоторый таинственный смысл. Рассматриваемые с этой точки зрения, некоторые из приведенных соображений западных исследователей могут быть признаны, кажется, без колебания, за весьма вероятные.

Может быть условно принято и намеченное положение об эволюции в применении к поставленному вопросу. Еще в древнем мире подмеченное, в новое же время обстоятельно разъясненное и введенное в закон, явление изменения и развития может быть усматриваемо и в той группе фактов духовной жизни человечества которая подлежит нашему рассмотрению. Сначала было сознано человеком число «1», самое простое, элементарное число. На христианский взгляд, это число прежде всех других могло прийти первому сотворённому человеку на мысль уже потому, что он из тварей был единственное разумное существо на земле, и что существовал также Единый Всевышний Бог, создавший все. Потом явилось в сознании первозданного число «2». Всякий, кто верит Библии, может признать и это появление естественным не только потому, что человек, кроме себя, знал своего Творца, Которого противополагал себе, как бытию тварному, но и потому, что, с созданием Евы, людей стало двое. Мысль первозданного, как и его жены, естественно могла отметить это явление. К тому же на глазах первых людей были и другие двоицы, которые резко бросались в глаза: были день и ночь, утро и вечер, свет и мрак; тепло и холод и т. д. Несколько аналогичный; соответственно изменившимся потом условиям жизни, процесс мысли мог переживать ум людей и в последующее время. Закрепить в памяти людей позднейшего времени представление об этом числе могли и некоторые из прочих явлений дуализма, о которых говорят исследователи вопроса. Затем выдвинулось число 3, а позже и дальнейшие числа, отчасти может быть под действием тех причин, которые указывают названные раньше авторы. При этом, по отношению к первобытному человеку, едва ли что-нибудь может препятствовать нам допустить, как возможную и в некоторой мере вероятную, и мысль о счете этого человека (может быть по пальцам) до очень небольших сначала чисел. Немногие основные числа могли быть у него в, течении некоторого, хотя и весьма краткого, времени единственными. Бог дал первым людям, вместе с «дыханием жизни», только душу, как начало разумной жизни, только способность мыслить, способность к знанию и к его расширению и углублению, знание же в раскрытом виде, (кроме тех основных представлений, которые могли быть сообщены в первобытном Откровении), не дал²⁵⁷. С развитием и углублением мыслительной силы первых людей постепенно (хотя и необычайно быстро, вследствие совершенно исключительных условий, при которых явилась и жила на земле первая чета) расширялись и числовые представления. То же было и с потомками первых людей; нечто подобное повторяется и доныне с каждым человеком, при его естественном развитии.

Однако, указанные объяснения знаменательности чисел, по крайней мере, некоторых, едва ли могут быть признаны достаточно, сполна уясняющими предмет особенно для христианского сознания. Христианин, нисколько не отрицая действительной силы многих из тех соображений, которые указывались в древнее время и указываются ныне в объяснение знаменательности чисел, мог бы, кажется, для более полного уяснения силы тяготения человеческой мысли к некоторым числам, добавить еще два предположения.

Что у человека есть вообще прирожденные духовные склонности и стремления, этого не станет отвергать никто, за исключением чистых материалистов, т. е. людей с материалистическими предубеждениями или – что то же – предрассудками. Кто научным путем пришел к убеждению, что без признания Бога нельзя понять бытия и жизни мира, а без признания самостоятельного духовного начала, в человеке нельзя объяснить всех явлений в человеческой жизни, и отчасти именно поэтому верует в Откровение, тот может пойти дальше. Он может допустить, что человеку, при самом его появлении в мире (сначала в лице Адама), вместе с духом даны и некоторые, хотя бы неясные, тяготения к сверхчувственному миру²⁵⁸. Если человек на все свои дела налагает печать собственной индивидуальности, то, восходя от создания к Создавшему, мы вправе заключить, что и Творец человека положил на нем печать Своего Божественного Существа в виде стремления к Триединому. Даже Узенер, свободно судивший о религиозных предметах и сущность религиозного процесса видевший, кажется, исключительно в эволюции, Откровение же видимо отвергавший²⁵⁹, признавал, что широко распространенное стремление у людей («у большей части, может быть у всех народов древности») представлять божество в виде триады действовало с силою закона природы²⁶⁰. Нo что такое, в сущности и на христианский взгляд, этот закон природы, как не веление Божие, и что такое это могущественное стремление людей; как не тяготение к Отцу Небесному, изначала вложенное Творцом в духовную природу человека? За сим, если человеческий дух есть дыхание Божие (Быт; 2.7) и в этом смысле свое истинное отечество имеет на небе, то почему не мог он сохранить, хотя бы (вследствие условий исторической жизни человечества на земле) смутно и даже в искаженном виде, и некоторых представлений, получивших характер как бы предчувствий о сверхчувственном тварном мире? Кто верит Библии и без необходимости не оставляет добрых традиций старой экзегезы, тот примет во внимание и предание, хранившее, хотя и не в чистом виде, первоначально более ясную для людей истину²⁶¹. Это предание являлось часто осложненным и видоизмененным вследствие присоединявшихся к нему человеческих измышлений; но существенное в нем, его зерно, сохранилось даже и под оболочкой человеческих наслоений. Образуя, например, неделю из 7 дней, древние люди, помимо других предполагаемых соображений, могли руководиться и преданием о 7 днях или периодах творения мира.

Приведенными соображениями принцип эволюции, бесспорно действующей в жизни человечества, не устраняется, а только ограничивается, и притом, на христианский взгляд, по достаточным основаниям. Этот принцип, вместе с изначальным преданием, обнаруживал свою силу, в частности, и у римлян, даже в историческое время их существования. И у них можно, кажется, видеть следы прогресса в развитии чисел, и именно от единицы. Сатурналии, например, были сначала однодневные, и только позже выросли семидневную праздничную неделю²⁶². Единица и понятие единства могли иметь в глазах древних римлян значение особое. К этому располагали их уже проблески религиозной идеи монотеизма, наблюдаемые и у них²⁶³. При этой точке зрения обращает внимание и идея единства в соединении с идеею триадности, в некоторых изображениях. По Узенеру, мысль о единстве в трех фигурах трехвидной Гекаты должна была повести и к композиции изображения по идее единства, причем в фигуре посредством трех голов выражалась идея триады, единичность же фигуры выражала идею единства²⁶⁴. Самая триадность представляется позднейшим явлением. По мнению даже Узенера, можно признать, что к единому первоначально божеству были присоединены две по бокам расположенные фигуры, чтобы образовать таким образом триаду²⁶⁵.

Приняв в указанных соображениях относительно происхождения знаменательных чисел то, что может быть признано твердо обоснованным и вместе не противоречащим основоположениям христианства, мы, кажется, лучше можем понять и историю знаменательных чисел у христиан.

Некоторые числа, бывшие знаменательными и даже священными в глазах древнего дохристианского мира, были таковыми же и в представлении христиан. Одни из этих чисел и у христиан и у язычников служили для выражения (поскольку это возможно для чисел) одной, и той же, в сущности, истины, христианам известной из Откровения в возможной для человека ясности и точности, сознанию же язычников предносившейся в смутном и даже извращенном виде. Если остановимся на числе 3 в представлениях о Пресвятой Троице; у христиан и о триаде божеств у язычников, то здесь пред нами будет, с числовой стороны, некоторое неоспоримое совпадение христианского учения с языческими верованиями, которые, по указанным выше причинам, могли также отображать, хотя и в тусклых очертаниях, долю или зерно истины²⁶⁶. Некоторые из чисел соединены у христиан с совершенно другим, чем у язычников, содержанием, и однако могли быть прямо взяты у язычников. Приняв эти числа и вложив в них свое содержание, христиане могли противопоставить их языческим числам, имевшим свой конкретный смысл. Тот же в сущности, образ действий обнаруживается в факте сохранения христианами, в качестве праздничных, некоторых дней, считавшихся праздничными у язычников, но, конечно, с изменением значения и цели празднования таких дней христианами²⁶⁷. Аналогичные же отчасти явления представляют литературные факты в роде составления центонов из Виргилиевых стихов для· изложения Евангельского повествования или в род эпических поэм на христианские темы²⁶⁸. Все это – виды борьбы христиан с языческими идеями.

При обозрении знаменательных чисел у христиан необходимо, разумеется, прежде всего, иметь в виду то значение чисел, которое усвоялось им как Церковью, так и видными ее представителями, и которое таким образом получило авторитетность. Но затем, во второй линии, могут быт принимаемы в соображение, как не лишенные интереса с исторической точки зрения, и относящиеся сюда взгляды народной массы, хотя бы и граничившие иногда с суеверием и даже (если говорить строго) с кощунством. Отобраз идеи, тем более искаженный, не выражает идеи в ее чистом виде; но даже в извращенном отображении идеи можно видеть ее проблески.

Число 3 в христианских представлениях, прежде всего, соединяется с Именем Божественной·Троицы. Если читать 1 посл. Иоанн. 5, 7–8 в русском переводе по синодальному изданию 1893 года· («Ибо три свидетельствуют на небе: Отец, Слово и Св. Дух; и Сии Три суть Едино. И три свидетельствуют на земле: дух, вода и кровь; и сии три об одном»), то естественно может явиться предположение, что на высокую знаменательность числа 3 обращал некоторое внимание еще апостол Иоанн Богослов. Это предположение нужно, однако (по крайней мере, до времени), устранить, потому что подлинность слов о Небесных Свидетелях возбуждает большие сомнения, отразившиеся и в синодальном издании и Нового Завета на четырех языках²⁶⁹. Остановимся на фактах бесспорных. Во славу Св. Троицы Церковь ввела и весьма часто возглашает молитву, называемую «Трисвятое», троит выражение «Аллилуйя», установила троекратное пение и чтение «Господи, помилуй»²⁷⁰ и подобное. Св. Троица часто представляется и в изображениях: в виде Старца, Ветхого денми, Сына Человеческого и Голубя над Ними, а также в виде Иисуса Христа в воде, Голубя над Ним и Бога Отца в высоте, – изображение, повод к которому дали события при крещении Господа в Иордане²⁷¹. Существовали и существуют символы, указывающие на Св. Троицу, например – в виде треугольника с Неусыпающим Оком Божества²⁷². Желание представить в изображении, вместе с Троичностью Божественных Ипостасей, и единство их существа повело к дальнейшему. В одной из боковых долин по верховьям реки Аниена (Anio), в диоцезе Ананьи (Anagni), стоит небольшая уединенная церковь, посвященная Св. Троице. Древняя чудотворная икона в этой церкви (исполненная, как думают, по византийскому образцу в начальное время итальянской живописи), представляет Св. Троицу в виде трех, нарисованных рядом, фигур, похожих одна на другую до совершенного тождества; все оне представляют воспроизведение изображения Спасителя²⁷³. Изображения Св. Троицы в виде трех лиц на одной голове были известны и в России (с XVIII, как думают, века), сперва в гравюрах, а потом и в иконах. На подобном изображении, имеющемся в музее спб. духовной академии, представлена голова с тремя лицами, четырьмя глазами, тремя устами и проч. В этом изображении наблюдаются некоторые черты иконографического типа Спасителя²⁷⁴.

Спаситель наш восстал из мертвых в 3-й день. Тридневное воскресение Христово, прообразованное событием в жизни ветхозаветного пророка Ионы и прикровенно предсказанное самим Господом, сообщило числу 3, в представлении христиан, новую знаменательную черту, а его значимости – новую силу. Отсюда –троекратное обхождение и окаждение престола пред началом утрени в Светлый День, троекратное знаменание затворенных церковных врат кадилом крестообразно, троекратное пение «Христос воскресе», троекратное возглашение священником приветствия предстоящим «Христос воскресе» – после отпуста в конце пасхальной утрени. Сошествие Св. Духа на апостолов в день Пятидесятницы совершилось в 3-й час дня (Деян. 2, 15). Отсюда – те сближения, которые сделал Иоанн Дамаскин в нижеследующем песнопении: «В третий час, но в один нынешний день Господень, (Бог) даровал благодать, чтобы внушить – почитать три Лица в единстве существа: благословен Ты, Сын, Отец и Дух»²⁷⁵.

Священное число 3 наблюдается нередко в чинопоследованиях христианских. В одном чине освящения воды, который указывается Узенером, читаем следующую молитву, произносимую священнослужителем²⁷⁶:

ut hanc aquam benedicere digneris te rogamus, audi nos.

ut hanc aquam benedicere et sanctificare digneris, te rogamus, audi nos.

ut hanc aquam benedicere, sanctificare et consecrare digneris, te rogamus, audi nos.

Трижды повторяется моление, говорит немецкий исследователь, и с каждым разом оно усиливается, причем глагольные выражения нарастают. При каждом из инфинитивов делается крестное знамение; следовательно, в третий раз полагаются три крестных знамения.

В другой сходной молитве, приводимой тем же автором, выражено: ...te domine treraentes et supplices deprecamur ac petimus: ut hanc creaturam salis et aquae dignanter aspicias: benignus illustres: pietatis tuae rore sanctifices; ut ubicunque fuerit aspersa, per invocationem sancti tui nominis omnis infestatio immundi spiritus abigatur, terrorque venenosi serpentis procul pellatur, et praesentia Sancti Spiritus nobis misericordiam tuam poscentibus ubique adesse dignetur. И здесь число 3 применяется не раз – при молениях и при указании цели. В православном чине освящения воды в день Богоявления встречаем нечто подобное. Священник трижды произносит молитву, состоящую из трех членов: «Велий еси, Господи, и чудна дела Твоя, и ниединоже слово довольно будет к пению чудес Твоих». Трижды же возглашает он: «Ты убо, Человеколюбче Царю, прииди и ныне наитием Святаго Твоего Духа, и освяти воду сию». Слова: «Сам и ныне, Владыко, освяти воду сию Духом Твоим Святым» опять произносятся трижды²⁷⁷. По замечанию Августина, ternarius numerus in multis sacramentis maxime excellit²⁷⁸.

Выделять это число из ряда прочих располагали христиан и слова ап. Павла о том «человеке во Христе», который «восхищен был до третьего неба»²⁷⁹.

Примечателен древнехристианский взгляд на триадность в вещественном мире, как на некоторый отобраз Божественной Троицы. Мировые триады: небо, земля и моря, солнце, луна и звезды ставились в соотношение с Пресвятой Троицей²⁸⁰.

Имели значение в глазах древних христиан и числа кратные или производные от 3-х. Августин в De civitate Dei XVIII, 23 сообщает известие о написанных акростихами 27 стихах, так наз., Эрифрейской Сибиллы, из начальных букв которых образуются слова: Ἰησοῦς Χρειστòς (=Χριστòς)θεοῦ ὑιòς σωτήρ) (Orac. Sib. 8, 217 слл.), и сам принимает эти 27 стихов, как З3, qui numerus quadratum ternarium solidum reddit.

К признанию за числом 3, а также и за производными от него, особого значения могло располагать частое и уже по одному этому бросавшееся в глаза употребление их в ветхозаветных священных книгах. Здесь эти числа употреблялись иногда с более или менее явственно выраженным особым смыслом; иногда самое соотношение между несколькими приводимыми числами обращало на себя внимание некоторым единством идеи; даже употребление именно таких, а не других чисел, в качестве круглых цифр, могло иногда казаться характерным²⁸¹.

Знаменательность числа 7 также была предуказана христианам уже его особым значением в бытии мира и в жизни избранного народа, как она представлена в священных для христиан книгах Ветхого Завета. Творение мира совершено было к седьмому дню, почему Творец «благословил» и «освятил» этот день, чем уже дан был период недели в 7 дней; отсюда празднование субботы²⁸². Соответственно этому 7 лет образовали у евреев субботний год, как 7 субботних годов составили юбилейный год, который был завершением семи субботних годов и праздновался в каждый 50-й год. Многие праздники, как, например, праздники Пасхи и Кущей, продолжались 7 дней. Жертвы часто приносились в количестве 7; разные священные и вообще особо важные действия совершались по 7 раз; священники являлись при некоторых случаях в числе 7, и т. д.²⁸³. То же число выдвигается и в Моисеевом законодательстве по экономическим делам евреев²⁸⁴. Число 7 в одном иногда библейском стихе повторяется по нескольку раз, притом в разных сочетаниях²⁸⁵. Частым употреблением в библейских книгах число 7 запечатлевалось в сознании и памяти христиан, как число знаменательное.

В священных книгах Нового Завета число 7 также несколько выделяется из ряда других чисел. Апостол Петр спросил Господа: «сколько раз прощать брату моему, согрешающему против меня? до семи ли раз?» (Mф. 18, 21). «Иисус говорит ему: не говорю тебе: до семи, но до седмижды семидесяти раз» (ст. 22). «И если семь раз в день согрешит против тебя, и семь раз в день обратится и скажет: каюсь; прости ему» (Лук. 17, 4). В Апокалипсисе Тайновидца Иоанна Богослова упоминаются 7 церквей в Асии и 7 духов пред престолом Божиим (1, 4), 7 светильников около Господа (1, 12–13), знаменовавших 7 церквей (1, 20), 7 звезд в деснице Господней, т. е. 7 Ангелов 7 церквей (1, 20), книга, запечатанная 7 печатями (5, 1), 7 рогов и 7 очей Агнца (5, 6), 7 труб у 7 Ангелов (8, 2), 7 громов (10, 3) и т. д.²⁸⁶.

У христианских латинских писателей число 7 встречается весьма часто, и именно с особым значением, ему усвояемым. У Тертуллиана упоминаются 7 смертных грехов²⁸⁷, которые, по-видимому, противополагаются 7 христианским добродетелям. Лактанций считал число 7 «законным и полным», и такое свое мнение доказывал²⁸⁸. Амвросий говорил о том, что седмеричное число есть число полное²⁸⁹. Августин признавал это, число совершенным²⁹⁰. Иероним упоминал aeternam requiem, quae in septenario numero demonstratur²⁹¹. Тот же писатель, имея в виду Платонов Тимей и Цицеронов перевод Тимея, писал: sicut septenarius numerus habet sacramentum suum, sic sanctificatus atque perfectus et, ut ita dicam, verus est numerus, qui unione retinetur et unius Dei maiestate concluditur... Prima ergo beatitudo est esse in primo numero (scil. septenario), qui unus et verus est; secunda in secundo, id est in decade; tertia in tertio, id est in hecatontade; quartus numerus de decem constat hecatontadibus²⁹². У Григория Великого читаем: Quid in septenario numero nisi summa perfectionis accipitur?²⁹³. В «Правилах» Бенедикта выражено: septenarius sacratus numerus²⁹⁴. Современник Августина африканец Тихоний называет свои septem regulae, служащие для уяснения Писания, прямо «mysticae»²⁹⁵. У собирателя древних указаний по многим отраслям знания Исидора севильского, в его известных Origines или Etymologiarum libri, изложено: ...numerum septenarium, quo universitatis significatio saepe figuratur, qui etiam ipsi ecclesiae tribuitur propter instar universitatis, unde et Iohannes apostolus in Apocalypsi ad VII scribit ecclesias²⁹⁶. Альдгельм особо выдвинул число 7, коснувшись (в Epistola ad Acircium sive liber de septenario etc.) ero употребления и значения²⁹⁷. Отражение взгляда западной Церкви на число 7, как число священное и вместе выражающее полноту, можно усматривать в признании ею, одинаково с православным Востоком, седмеричного числа таинств²⁹⁸. Следы числа 7 наблюдаются и в средневековом христианском мире²⁹⁹.

Число 7 для христианского сознания было числом знаменательным, но знаменательность его не всегда имела доброе значение. По сделанным наблюдениям, можно проследить до средних веков и нового времени существование худого числа 7. Отмечая это, говорят, что возникновению такого значения нечего удивляться. Уже критические дни, на взгляд древних врачей, не всегда хорошо кончаются. И в Ветхом Завете число 7 иногда употреблялось – как говорится – in malam partem. Левит. 26, 18: «Если и при всем том не послушаете Меня, то Я всемеро увеличу наказание за грехи ваши». К этому можно прибавить повествование о 7 бесах, изгнанных Иисусом Христом из Марии Магдалины (Мрк., 16, 9; Лук. 8, 2: срав. Мо. 12, 40). Срав. также 7 смертных грехов³⁰⁰.

У первых христиан число 7 связывалось и с представлением о неделе. Христиане приняли иудейскую неделю, состоявшую из 7 дней. Когда Евангелие вошло в греко-римский мир, то государственный календарь здесь не знал этой недели. Однако, она не была неизвестна на западе. Вследствие влияния диаспора на языческие круги, иудейская неделя, как разъясняет Шюрер, уже вышла за пределы еврейства. Во всех больших торговых центрах у Средиземного моря были иудейские общины, которые своею пропагандою всюду делали приобретения среди «богобоязненных» язычников. Иосиф утверждает, что нет города – ни у эллинов, ни у варваров, ни где бы то ни было, и нет народа, куда не проникло бы празднование субботы. Он при этом имеет в виду, как показывает контекст, празднование субботы не иудейскими кругами. Иосиф преувеличивает, но в его утверждениях все же, несомненно, заключается значительная доля правды. И Тертуллиан говорит о язычниках, которые по иудейски празднуют день, предшествующий дню солнца, следовательно, субботу³⁰¹. Нечто подобное признает и Сенека³⁰². Празднование субботы и с тем вместе иудейская неделя около этого времени уже в значительной мере вышли из круга иудейского. Усвоение еврейской недели «богобоязненными» язычниками могло содействовать усвоению ее и христианами, потому что некоторые из этих кругов, вероятно, обратились в христианство, и духовная атмосфера, в них господствовавшая, влияла и на древнейшие христианские общины. Но для принятия иудейской недели христианами была более прямая и раньше действовавшая причина, заключавшаяся в исторической связи христианских обычаев с иудейскими. Апостол Павел, например, приучал христианские общины собираться регулярно чрез те же промежутки времени, которые были обычны в еврействе; разница была лишь в том, что богослужебные собрания христиан происходили не в субботу, последний день недели, но в ее первый день, когда Господь воскрес³⁰³. Позже западные христиане приняли 7-дневную планетную неделю астрологов, которая со времени империи захватывала все более широкие круги народа, и соединили эту неделю с иудейскою. До конца III века по Р. Хр. христиане пользовались исключительно иудейскою неделею и иудейским способом обозначения ее дней. Теперь встречаются обозначения дней посредством выражений: dies Solis, dies Lunae, dies Martis и т. д., с которыми – заметим мимоходом – отдельные христиане, не смотря на постоянное опровержение астрологической веры представителями христианской церкви (напр. Тертуллианом, Коммодианом³⁰⁴, могли соединять и астрологические суеверия³⁰⁵.

Число 7 сделалось как бы специфически христианским числом, причем в некоторых случаях стало на место языческого числа 9. Были сделаны попытки проследить, когда именно и почему было отстранено число 9, которое еще Ириней принимал за священное. Было указано, в частности, почему западные христиане ввели поминовение умершего, вместо 9-го дня, как было у древних греков и римлян, в 7-й день³⁰⁶. Побуждением могли служить библейские примеры. В Быт. 50, 10 читаем: «и сделал (Иосиф) плач по отце своем семь дней». В книг сына Сирахова 22, 11 сказано: «плач об умершем – семь дней». На это соображение указывали и Августин, который в толковании на Быт. 50, 10, писал: fecit luctum patri suo septem dies. Nescio utrum inveniatur alicui sanctorum in Scripturis celebratum esse luctum novem dies, quod apud Latinos Novemdial appellant. Unde mihi videntur ab hac consuetudine prohibendi, si qui christianorum istum in mortuis suis numerum servant, qui magis est in gentilium consuetudine. Septimus vero dies auctoritatem in Scripturis habet, unde alio loco scriptum est: Luctus mortui septem dierum (Ecclis. 23, 13). Septenarius autem numerus propter sabbati sacramentum praecipue quietis indicium est, unde merito mortuis tamquam requiescentibus exhibetur. Quem tamen numerum in luctu Iacob decuplaverunt Aegyptii, qni eum septuaginta diebus luxerunt. Было высказано и другое мнение. По нему, к перемене языческого обычая повело не то, что обратили внимание на отдельные места Библии. Эта перемена была вызвана, прежде всего, влиянием христианской недели. Не скажет ли безутешная вдова: «сегодня неделя, как он умер»? Более существенная причина заключалась в борьбе иудейско-христианского числа 7 с языческим 9³⁰⁷. Около 200 года представители христианства еще не высказались против числа 9, так как Ириней в слове Amen нашел число 99 (α = 1, μ – 40, η = 8, ν = 50), т. е. число священное, напоминающее священное событие явления Господа Аврааму, когда последнему было 99 лет от роду (Быт. 17, 1; срав. 17, 24); а число 99 составлено из 9³⁰⁸. Но около времени Константина Великого обнаружился антагонизм христиан против 9, которое весьма часто встречалось в языческой религии и мифах. Это обнаружилось уже в словах Иеронима: noni mensis numerus numquam in bonam partem legitur³⁰⁹, и еще: nonum mensem non in bonum accipi³¹⁰. Если же были объявлены под опалой 9 месяцев, то этим затрагивалось число 9 вообще³¹¹. Одною из замен этого числа и явилось христианское 7³¹².

Будет, кажется, правильнее соединить вместе оба эти объяснения, которые не исключают, а дополняют одно другое, и полагать, что христиане могли принять, вместо 9, число 7 и под влиянием Библии и из желания – в этом пункте – разойтись с язычниками. Право соединить вместе оба мотива дают приведенные выше слова Августина. Следуя второму мотиву, христиане оказывались не вполне верными самим себе: в других случаях они брали нечто и у язычников, влагая лишь во взятое христианский смысл и внося новое содержание. Но полной последовательности в человеческих действиях никогда не бывает.

Другое число, заменившее у христиан языческое 9, есть число 10. Поставив на место 9-ти число 10, христиане округляли эннеаду до декады, т. е. шли по пути, по которому раньше их шли и язычники. Иероним, высказавшийся против числа 9, выразил священное значение системы декад, как читаем у Вёльфлина, в определенной формуле. В своем комментарии на Амос. 5, 3 («urbs, de qua egrediebantur mille, relinquentur in ea centum, et de qua egrediebantur centum, relinquentur in ea decem in domo Israel») он пишет: secunda beatitudo est in decade, tertia in hecatontade; quartus numerus, qui millenario continetur, de decem constat hecatontadibus. Подобным же образом объясняет он место из книги пророка Захарии 5, 2 («longitudo voluminis viginti cubitorum, latitudo eius decem cubitorum»): in vicesimo, qui ex duabus decadibus efficitur, austera et tristia nuntiantur; in decimo, id est una decade, meliora et prospera. Григорий Великий пишет: denarius numerus perfectus est, quia lex in decem praeceptis concluditur; solet in centenario numero plenitudo perfectionis intelligi; per ter ductum centenarium perfecta cognitio Trinitatis designatur. Прилагается здесь к числу 10 (в его простой и – затем – сложной форме) то же самое определение, которое язычники прилагали к числу 9³¹³. Это, по мнению Вёльфлина, доказывает ясно, что именно декада стала на место эннеады ³¹⁴. И африканец Тихоний придавал числу 10 значение «совершенства» (perfectio)³¹⁵. Павел Диакон писал: in novenario numero imperfecti manebunt; unum enim si addatur ad novem, quaedam effigies universitatis impletur.

Из приведенных выше слов Григория Великого видно особое значение, усвоенное числу 100, которое представляло усиление знаменательного числа 10 и уже, поэтому должно было получить знаменательность. По той же отчасти причине придавался особый смысл и числу 1000 (срав. мнения о 1000-летнем царстве Христовом).

Число 12, которое уже в виду 12 колен избранного народа не могло быть безразлично для первых христиан, особенно из иудеев, было освящено числом избранных Господом 12 апостолов. Тихоний усвояет этому numerus duodenarius значение полноты или совершенства одинаково с числами 7 и 10³¹⁶.

Как видим, одни из чисел, бывших знаменательными и священными для дохристианского мира, остались таковыми же и для христиан, хотя христианская символика чисел, в конкретном ее выражении, получила иной вид и характер. Форма осталась; содержание явилось другое. Осталась же старая форма отчасти под действием прежних, живших в народном сознании, традиций. Христианство вошло в мир, который жил уже долгою жизнью и в котором сложились устойчивые предания. В уничтожении этих преданий полностью не было надобности, потому что в них виделись и проблески истины. Другие числа, знаменательные в глазах древних, казались христианскому сознанию сначала безразличными; но потом взгляд многих христиан изменился.

И в постановке и в решении относящихся сюда вопросов наблюдается у древних христиан значительная энергия мысли, отчасти напоминающая ту, которая обнаружилась в суждениях писателей о христианской символике вообще. Этот интерес к предмету, далеко притом не первой важности, есть одно из проявлений бившей ключем жизни древней Церкви.

Суждения представителей христианского мышления о числах, особенно выраженные людьми строго церковного направления и иногда одобренные большими церковными обществами, имеют высокий церковно-исторический интерес. Важны они и в общей истории идей, занимавших мысль культурного человечества.