Исторический очерк христианской благотворительности

Под именем благотворительности разумеется та свободная, основанная только на чувстве любви к другому деятельность, которая направляется на возвышение его духовного и материального благосостояния. Хотя чувство, лежащее в основе такой деятельности, и есть чувство столько же врожденное нам, как и чувство любви к себе самим, тем не менее до явления христианства оно проявляло себя почти не заметно. Причина тому была та, что мир дохристианский, как не имевший должного понятия об истинном Боге, не имел должного понятия и о личности человека, а, не имея понятия об этой последней, он не мог иметь понятия и об истинных нуждах ее. Они представлялись ему или как дело желанное такое, которое содействует отрешиться от этой телесной составляющей темницу души – оболочки, или же как дело до того ничтожное, что всякая забота о них излишня. Вот почему даже такие высокие умы, как Платон, Аристотель, Цицерон и те не возвышались до истинного понятия о благотворении. Так, Платон хотя и требовал гуманного с рабами обращения, но требовал этого в видах пользы для самого господина² . Также точно смотрели на благотворение и Аристотель с Цицероном. И тот и другой не видели в нем другой пользы, кроме государственной³. Если и были поэтому дела благотворения, то они совершались или в видах политических, или в видах своекорыстных. Значительно лучше понималось благотворение у владевшего божественным откровением народа еврейского, но и он, как совершавший дело благотворения, не столько по влечению сердца, сколько по требованию закона не представил никаких особенно великих образцов его. Только Сын Божий Христос Спаситель, как благоволивший воспринять на себя и самую телесную природу человека, как сделавший и ее храмом Духа Божия (1Кор.6:19) и членом тела Своего (1Кор.6:15), научил человечество и к ее нуждам относиться с тою же любовиею, как и к нуждам духовным. Только Он, как простирающий милосердый взор свой на всякого рода нуждающихся и страждущих, как явивший, что все желающие оказать любовь Ему, должны оказать ее меньшим братьям Его, что в лице алчущего, жаждущего, нагого, больного, странника, в темнице заключенного предстоит Он сам (Мф.25:40), положил начало тем разнообразным делам благотворения, которыми стали заявлять себя Его последователи. Составляя собою единое тело церкви, они имели у себя, по замечанию писателя книги Деяний апостольских, одно сердце и одну душу (Деян.4:32). Страдал ли один член, страдали с ним все; славился ли один член, радовались с ним все (1Кор.12:25–27). Наступившие еще при жизни апостолов, времена гонений как нельзя более способствовали, чтобы показать пред лицом мира на что способна любовь христианская. Она не останавливалась, действительно, ни пред какими жертвами. Нужно ли было проникнуть в темницу, принять в дом больного, похоронить с честию мученика, каждый, не исключая жен и детей, с радостию спешил исполнить святое дело, не обращая внимания ни на какие последствия. «Посмотрите, – говорили с удивлением язычники, – как они любят друг друга, как по-братски они обращаются, как готовы они умереть друг за друга». Будучи любвеобильны во взаимных отношениях, они были столько же любвеобильны и в отношении к другим. По силе этой любви каждый из них, прежде всего, все меры прилагал к тому, чтобы хотя одного из нехристиан обратить на путь истины. Были примеры, что некоторые, желая просветить известный дом, нарочно отдавали себя в рабство ему. Исполнивши эту первую, в отношении к нехристианам обязанность, они не упускали потом ни одного случая, где бы можно было, по примеру самарянина, оказать любовь свою к ним. Особенно блистательно показали себя христиане во время чумы, поразившей Карфаген в половине III столетия. В то время, как язычники побросали свои дома, оставивши в них всех больных и старых, одни христиане остались спокойны. Они с любовию ухаживали за всеми без различия и скоро достигли того, что болезнь ослабила свое действие⁴. Что удивительного, поэтому, если гордый своею образованностию мир языческий не смог устоять против этой новой силы любви и преклонился пред учением Распятого. Также, без сомнения, преклонилось бы пред ним и новое современное нам язычество, если бы сила любви проявляла себя и теперь так же, как тогда. Нельзя, впрочем, сказать, что одной только любви обязана была первая христианская церковь своими, в полном смысле, блистательными успехами в деле благотворения. Нет, она много обязана была той мудрой организации, какая дана была делу благотворения. Самой первой и нижайшей сферой, где проявляло себя дело благотворения, были те общины, которые образовались в различных городах и местечках и которые, нося в себе мысль о единой церкви, воспроизводили ее в жизни своих членов. Здесь центром для него был тот, называвшийся домом Божием или κυριακόν, дом, где собирались верующие для молитвы и где совершалось святейшее таинство тела и крови Христовой. Сюда приносили верующие дары любви своей⁵; сюда давалось знать о всех больных, о всех нуждающихся в помощи и заступлении. Отсюда-то, как бы от самого Бога и шла она. Стоявший во главе общины, епископ или пресвитер, получив дары, возглашал имена, принесших в слух церкви, а самые дары делил на три части, из коих одну оставлял для богослужения, вторую – для служителей церкви, третью – для бедных. Большая часть последних питалась тут же при доме Божием, на так называемых вечерях любви⁶, а остальные, не могшие по болезни или слабости прийти, получали нужное чрез диаконов и диаконисс, еще при жизни апостолов, получивших начало свое⁷. Чрез них же по большей части оказывалась и всякая другая помощь. Это благотворение чрез посредство дома Божия и его служителей сопровождалось чрезвычайно важными для благотворящих и для благотворимых последствиями. Для благотворящих они состояли, в том что благотворение не развивало в них надменности, покровительственности в отношении к бедному, что оно обязывало их быть честным в деле приобретения, ибо в противном случае благотворение не принималось; а для благотворимых – в том, что они могли принимать дар без унижения своего достоинства и что не осмеливались прибегать к так обычному теперь обману. Временем благотворения был по преимуществу день воскресный, как день в особенности дорогой для христианина и как день, когда по преимуществу собирались верующие в дом Божий. Он уже Апостолом Павлом указан был, как наиболее соответствующий такому делу. (1Кор.16.). После, когда появились другие праздники, когда появились посты и они стали подобным временем. Оказывая благотворение, Церковь оказывала, однако, с большим разбором. Она выделяла от себя прежде всего тех, которые доведены были до нищеты своею леностию. Уже Апостол Павел называл таких поступающими бесчинно (2Сол.3:11) и заслуживающими вразумления. «Если кто не хочет трудиться, – говорит он, – тот и не ешь» (2Сол.3:10). Она выделяла затем всех тех, которые могли быть пропитываемы и поддерживаемы своими родственниками. Уже Фпостол Павел установил такую градацию в отношении к содержанию бедных вдовиц. «Если какой верный или верная, – говорит он, – имеет вдов, то должен их довольствовать и не обременять церкви, чтобы она могла довольствовать истинных вдовиц». (1Тим.5:16). С такою же разборчивостию относилась она и к тем, которые признавались ею заслуживающими ее помощи. Особенным предпочтительным пред другими вниманиям ее пользовались в этом случае лица, оказывавшие какие-либо особенные ей заслуги. Таковыми были тогда мученики, исповедники, благовестники Слова Божия, исполнявшие всякого рода поручения странники и, наконец местные ее пастыри⁸. За ними следовали бедные, дряхлые старцы и старицы, беспомощные дети и только после всех этих прочие нуждающиеся. Исполнивши свои обязанности в своем ближайшем кругу – общине, церковь простирала свои взоры на другие христианские общины лишь только узнавала о какой-либо особенной нужде, тотчас собирала экстренные приношения и отсылала чрез особых уполномоченных. «Ныне, – говорит Апостол Павел по этому поводу, – ваш избыток в восполнение их недостатка, после их избыток в восполнение вашего недостатка, чтобы была равномерность» (2Кор.8:14). С каким вниманием, с какою осторожностию относились верующие ко всем собранным подобным образом капиталам, видно из того, что даже такая святейшая безупречная личность как Апостол Павел, и та не хотела принять на себя отправку пожертвований без сопровождения лиц, избранных обществом. «Мы стараемся, – говорил он, – о добром не только перед Господом, но и перед людьми». (2Кор.8:21). Так жила христианская церковь в течение первых трех веков своего существования. Ея благотворительность может быть названа по отношению к органам церковно-общественною, а по отношению к способу – церковно-домашнею.

С прекращением гонений и с провозглашением христианства религией господствующей, начинается новый период в истории благотворения. Он начинается от половины IV века и продолжается до половины VII, когда начали обнаруживаться первые признаки, наступившего потом в церкви разделения. В деле учения о благотворении он характеризуется тем, что к прежним, состоявшим в указании на любовь ко Христу, побуждениям чаще всего присоединяются и другие, состоявшие в указании тех разнообразных плодов, какими сопровождается дело благотворения. «Каковы бы ни были грехи твои, – говорит свят. Иоанн Златоуст, – если ты подаешь милостыню, не бойся, ибо она перетянет на весах Судии»⁹. Они входили при этом в подробный разбор всех таких возражений, как указание на детей, на болезни старости и находили, что все они неосновательны. Причина таких усилений речи заключалась в том, что многие из сделавшихся в то время христианами продолжали относиться с тою же, что и прежде к людям несправедливостию¹⁰. Не мало было характеристичного и в самой практике. Вместо прежнего, более домашнего способа благотворения, выступает на сцену госпитальный, состоявший в том, что бедные, больные и слабые получали помощь для себя не столько на дому, сколько в особо устроенных заведениях. Более обычными из таких заведений были те, которые устраивались епископами. Это потому что на их по-прежнему обязанности лежало как употребление церковной собственности, так и попечение о неимущих. Были, впрочем, и заведения частные, устрояемые то Императорами, то вообще богатыми людьми. Таковыми в Константинополе были ксенодохия Евбула, носокомия Симеона Странноприимца и лоботрофия Зотика Пресвитера. Одни из таких заведений имели общее назначение и потому назывались общим именем Странноприимных или Ксенодохий, a другие частное и потому назывались или птохотрофиями, т.е. богадельнями, или геронтокомиями, т.е. приютами для престарелых, или носокомиями, т.е. больницами, или орфанотрофиями, т.е. приютами для сирот, или бретотрофиями, т.е. воспитательными домами. Самою замечательною из больниц была больница Василия Великого, устроенная им в Кесарии Капподокийской. По образцу ее устроена была Златоустом подобная больница в Константинополе. Что касается заведывания делом благотворения, то оно по-прежнему находилось в руках епископов. Были, впрочем, ему приданы два новых помощника, из коих один назывался эконом, а другой хорепископом. Первый наблюдал за деятельностью диаконов, а второй заботился о бедных по селам¹¹. При помощи их и диаконов епископ знал, кому могла быть оказана помощь на дому и кому в заведении. Таким образом, и в это тяжкое для церкви время, когда ей нужно было справляться с целыми массами, унаследованного от язычества пролетариата, церковь успела выйти победительницею. Как велики были успехи ее в этом деле, это видно из того, что богоотступник Юлиан, приписывая весь успех христианства устройству благотворительных заведений, сделал распоряжение учредить при языческих храмах благотворительные заведения, подобные христианам.

Печальное разделение церквей, начавшее подготовляться с половины VII века, положило начало третьему периоду в истории благотворения. В церкви восточной он характеризуется тем, что в нем стала преобладать благотворительность частная, а в церкви западной – госпитально-корпоративная. Первая совершалась частными лицами на частные средства, а последняя – целыми благотворительными орденами, из коих одни, как Иоанниты, Орден немецкий и Лазаристы бодрствовали у постели больных; другие, как Бегарды, Алексиане принимали на себя не легкие обязанности приготовления умирающих и погребение их; третьи, как Тринитории и Ноляски заботились о выкупе пленных; четвертые, как милосердые братья и сестры, проникали в убогие хижины и спасали от нищеты; пятые, как мостостроители охраняли странников на пути особенно при речных переправах. Сопоставляя эти два вида благотворительности: частную и госпитально-корпоративную можно подумать, как и было в действительности, что последняя или госпитально-корпоративная, значительно превосходит не только благотворительность частную, но даже благотворительность древней христианской церкви. И, действительно, где, по-видимому, как не в госпиталях можно доставить все те удобства, все те приспособления, какие необходимы бедным больным и слабым? Кто, по-видимому, как не эти милосердые братья и сестры, дававшие обеты нестяжательности, послушания и целомудрия, могли лучше всего позаботиться о положении несчастных? Так, действительно, может казаться, но не так бывает на самом деле, не так было, в частности, в церкви западной. Как бы ни был хорош госпиталь, но, если с ним не идет рука об руку благотворительность общецерковная и домашняя, он всегда будет иметь лишь временное и местное значение. Он всегда будет, как и был привилегией городов, a городские населения, как более состоятельные, всегда менее нуждаются в благотворительности общественной, чем население сельское. Он всегда будет требовать для себя смотрителей, экономов, распорядителей, а все такие попечители, даже при честном к делу отношении, требуют немало издержек для себя. Вот те неудобства, какие вытекают из предпочтения системы госпитальной системе домашней, даже при вполне нормальном ее состоянии. Между тем эта нормальность далеко не всегда присуща была госпиталям церкви западной. Что такое были они, в большинстве случаев, по своему происхождению? Они были, по большей части, плодом горделивого желания похвалиться своею о бедных заботливостию. Они устрояемы были, по большей части, или на собиравшиеся под угрозой наказания десятины, или на плату, получаемую за отпущение грехов. Служа, таким образом, бедным одною своею стороною, они разорительно действовали другою и при том так, что ухудшали при этом и нравственное состояние верующих. Правда, было несколько и в полном смысле благотворителей, как св.Бернард, как Гериберт, епископ Кёльнский (999–1021), Бордонис, епископ Майнцкий (1031–1051) и особенно Карл Ворромейский, архиепископ Медиоланский, но их было очень немного. То же самое нужно сказать и относительно орденов и братств. Даже при образцовом своем состоянии, они никогда не могут дать тех благотворных результатов, какие дает благотворительность общецерковная. Они также, как и госпитали селились по преимуществу в больших городах и, следовательно, также мало приносило пользы населению, более всего нуждающемуся, каково население сельское. Они действовали каждый отдельно, а, следовательно, во-первых, расходовали на многое вдвойне и втройне, и во-вторых, размножали тунеядцев, пользовавшихся одновременно помощию нескольких братств. Вот те неудобства, какие вытекали из корпоративного устройства благотворения, даже при самом образцовом его состоянии. Но ордена и братства западной церкви далеко не были, как и госпитали в состоянии образцовом. Что произвело на свет все эти ордена и братства? Что заставляло верующих так охотно вступать во все эти благотворительные общества и нести там такие не легкие, как безбрачие, обеты? Конечно, и здесь бывали личности, в полном смысле самоотверженные, действовавшие только по Евангельским побуждениям, но таких было очень немного. Большинство же и здесь, как и при жертвах материальных, руководились особенными, только с этого времени получившими силу воззрениями. Эти воззрения состояли в том, что дело благотворения не может быть делом всякого, что оно может быть совершаемо только лицами посвященными, такими, которые собственно принадлежат к церкви, а все прочие только могут помогать им своими пожертвованиями. Уже и это выделение дел благотворения и идеализация их, как действовавшее на самолюбие, значительно способствовало к привлечению в корпорации, но при этом употребляемы были и другие побуждения. При этом указывалось еще, что всем, освятившим себя этому делу, будут вменены сверхдолжные или преизбыточествующие заслуги святых, и что им загладятся многие совершенные ими прегрешения. Следствием таких искусственных возбуждений было то, что многие из вступивших в ордена и общества скоро начинали тяготиться данными ими обетами, а вместе с тем и предаваться поведению, несвойственному не только духу ордена, но даже вообще духу христианской церкви. Так было, напр., с орденом св. Духа, Иоаннитов, Немецким, Алексиан и друг. Потому-то одни из них должны сами прекратить существование; другие, как Бегарды, уничтожены церковною властию, а третьи, хотя и остались, но должны были получать преобразование. Напрасно, таким образом, думают некоторые, как напр., Раумер в своей истории Гогенстауфенов (Geschichte der Hohenstaufen VI, 494), что возникновение благотворительных орденов и братств было прогрессом в истории благотворения сравнительно с прежним временем. Нет, как устранявшее два основных принципа благотворения: всеобщность и свободу, оно хотя и было бесспорно полезным, тем не менее односторонним его проявлением. Оно не преимуществовало, даже и пред благотворением восточной церкви. Правда, что последнее, как проявлявшее себя по преимуществу в благотворительности частной тоже было односторонне, тоже имело свои недостатки, но оно было зато тем хорошо, что совершалось всеми без различия, а, следовательно, удерживало существенную черту благотворения, это всеобщность и совершалось только во имя Христа или ради Христа, a следовательно, обладало и другим весьма важным в деле благотворения достоинством свободой. Потому-то и сама латинская церковь, когда сказались недостатки корпоративного устройства благотворения, начала с ХVI-го века возвращаться к этим, всегда удерживаемым восточною церковию принципам, начала допускать больше всеобщности и свободы в деле благотворения. Это сказалось почти на всех, возникавших с XVII столетия орденах и братствах, а главным образом, на братствах, основанных знаменитейшим французским благотворителем XVII в. Викентием Павлом. Устраивая братства по всем городским и сельским приходам и допуская в них всех без различия, он прямо заявил тем, что желает придать делу благотворения возможно большую всеобщность, а допуская в основанном им ордене сестер милосердия давать обеты только на один год и затем, по желанию или возобновлять или оставлять; он признал, очевидно, высокую важность свободы¹². Еще более ратовал за эту всеобщность и свободу реформатор западной церкви Лютер. Как желавший обновления церкви по образцу первых времен Христианства, он и в деле благотворения хотел, чтобы не избранные только, как стало обычно в церкви Римо-католической, a все верующие принимали в нем участие, чтобы церковь была одним благотворительным обществом, и чтобы никаких других побуждений, кроме чувства благодарности к Искупителю и чувства любви к ближнему в нем не было. Жаль только, что, признав высокие принципы всеобщности и свободы, он ослабил при этом значение иерархии и чрез то не дал возможности осуществиться благотворению в строго церковной форме. Так как последователи его особенно на первых порах, не составили из себя отдельной независимости от гражданского общества церкви, то и благотворительность их стала благотворительностью только общегражданскою. Во главе ее стала теперь та же власть, что в гражданском обществе вообще, т. е. правительство. Оно устрояло теперь больницы, богадельни, приюты; оно назначало заведывающих ими; оно заботилось об их обеcпечении. Вот тот вид, который получила благотворительность со времен реформации и особенно в XVIII в. Он тоже был величествен и грандиозен, как и вид благотворительности, данный в средние века церковию римо-католическою, но он носил в себе те же недостатки, что и тот. Как тогда члены церкви, зная, что у церковной власти есть для благотворения и средства лица, перестали быть деятельными, перестали принимать живое участие в деле благотворения, так было и теперь. Каждый знал, что о всех позаботится благопопечительное правительство. И правительство заботилось, но оно не могло вдохнуть в своих исполнителей тот дух любви и самоотвержения, какой необходим в деле благотворения. Следствием всего этого было то, что благотворительные заведения пришли в упадок, что бедные и больные, будучи опекаемы правительственными чиновниками, не всегда находили желаемую помощь, что только те пользовались ею главным образом, у кого ставало смелости достать вид на бедность, a те, которые по разным причинам не могли того сделать, лишались ее.

Как в церкви римо-католической сделан был в свое время поворот от корпоративности к всеобщности и свободе, так и в протестантстве сделан был некоторый поворот к ослабленной церковности. Этот поворот начался здесь с начала настоящего столетия. Главным деятелем в нем был англичанин д-р Чальмерс (†1847), бывший пастором в приходе Св. Иоанна в английском городе Глазгове (Glasgow). Видя, как непроизводительно расходуются общественные суммы на бедных и как ненормальны отношения между благотворящими и благотворимыми, он пожелал соединить тех и других чувством христианской любви, заменить силу денежную силой личности и не употреблять для того никаких других средств, кроме обыкновенных приношений. Много труда ему стоило, чтобы добиться разрешения на те правительства, много насмешек пришлось перенесть ему, тем не менее ему дозволено было произвести опыт в своем приходе, который и совершен был в течение 11 лет от 26 сентября 1819 г. до 30 сентября 1830 г. Результаты опыта были в полном смысле блистательные. Вместо 20,000 ф. стерлингов, издерживавшихся из общественных сумм на приход св. Иоанна, он издержал менее половины и издержал так, что бедные были вполне обеспечены. Средства, при помощи которых достиг он, были чрезвычайно просты. Он разделил свой, состоящий из 10.000 душ, приход на двадцать пять бецирков и поставил в каждом из них по одному диакону. Этим диаконам дана была от него следующая инструкция. Если к какому-либо из диаконов будет обращена просьба о вспоможении из нашего приходского фонда, то первое, что должен он исследовать есть следующее: действительно ли проситель не имеет у себя никакой работы, которой он может содержать себя, и должны ли мы отказать ему или дать некоторое пособие в его нужде? Второе исследование должно состоять в том, что могут сделать для него его друзья и родственники? Если на основании этих предварительных исследований окажется, что проситель действительно нуждается, должны быть произведены исследования о том, с какого времени он в Глазгове и не получает ли пособия или от госпиталя о бедных, или от другого прихода? Как скоро диакон убедится, что проситель ниоткуда ничего не получает, он должен дать мнение, какая помощь должна быть ему оказана: временная или постоянная? Если по его мнению временная, то таковая по сообщению о ней собранию немедленно выдается, а если постоянная, то исследование должно повториться вместе с одним из диаконов другого бецирка. Когда оба диакона заявят собранию, что помощь нужна постоянная, проситель вносится в список постоянных получателей милостыни. Благодаря таким мерам, Чальмерс достиг того, что помощь выдавалась только действительно бедным, и что для нее вполне достаточно было обычных приношений со стороны верующих при посещении ими храма Божия. Успех приходской деятельности Чальмерса не прошел бесследно. Ему много явилось подражателей не только в Англии, но и в других государствах. Из английских подражателей наиболее известен д-р Таскер, еще более усовершенствовавший его систему. Вскоре затем по ней устроены были общества в Марселе, Лионе, Бордо, в Крейценахе, Берлине, Ерберфельде, Лейпциге и друг. местах. Успешная деятельность всех этих обществ привела, наконец, Евангеликов к мысли о необходимости образовать самостоятельную независимую от гражданской церковную благотворительность. На церковном собрании в Виттенберге, осенью 1848 года, решено было образовать центральный комитет для внутренней миссии немецкой Евангелической церкви, который и был основан 4 января 1849 г. С этим центральным комитетом и связывается история благотворительности между немцами до настоящего времени. Местом его пребывания служат два города: Берлин и Гамбург. Главная задача его в том, чтобы пробудить в каждом приходе благотворительную деятельность, поставить ее в связь с деятельностью общецерковной и дать чрез то прочные руководящие начала. Для этой цели он издает журнал «Fliegende Blätter», где и знакомит с деятельностию, стоящих с ним в связи обществ и учреждений. Эти общества делятся на три разряда: на провинциальные, обнимающие собою или целую область, как напр., Вюртембергский благотворительный союз, или известную провинцию, или, наконец, известный бецирк; на городские, составляющиеся из соединения нескольких приходов; и на пасторальные конференции, обнимающие собою деятельность одного прихода. Более обычной организацией их благотворительной деятельности особенно в городах бывает следующая: каждый город, соответственно числу приходов или же, если таковых нет, соответственно разделенным частям, получает по одному попечителю, который называется в одних местах диаконом, в других – миссионером, в третьих – попечителем. Эти попечители собираются раз в неделю под председательством одного из приходских пасторов и обсуждают предстоящую для себя на будущей неделе деятельность. Они посещают больницы, дома заключения, лиц, предающихся порочной нерелигиозной жизни, и всех тех, которые обращаются к комитету общества с просьбами о пособии; они же преподают в воскресных школах и вообще заботятся о религиозно-нравственном воспитании детей. О всей этой деятельности общество извещается на торжественных собраниях, которые бывают в одних местах раз в год, а в других – более. Эти собрания бывают чрезвычайно торжественны. Они начинаются молитвою. Затем бывает проповедь, имеющая особое отношение к делам благотворения, и только после уже всего этого общества приступают к занятиям. Само собою понятно, что эта пробудившаяся в Евангелической церкви деятельность на пользу ближнего потребовала подготовленных для себя деятелей и деятельниц. Действительно, в тех же пятидесятых годах, когда образовалась церковная благотворительность, появились заведения для приготовления к благотворительной деятельности. Самым деятельным лицом к образованию таких заведений был д-р Вихерн. Под его влиянием образовались следующие заведения: 1) Братское заведение Сурового дома (Die Bruderanstalt des Rauhen Hauses 1845). В связи с ним стоит подобное же женское заведение (Sehwesteranstalt). 2) Евангелический Иоанновский штифт в Берлине (Iohannes stift 1858). 3) Братское заведение в Цильхове близ Штетина (Zü Zilchow bei Stettin 1850). Другим замечательным в этом отношении деятелем был пастор Флиднер. Ему обязаны своим происхождением следующие два замечательных учреждения. Учреждение пасторских помощников или диаконов в Дюисбурге (Die Pastoralgehilfen oder Diakonen anstal zu Duisburg 1844) и дом диаконисс Каизверте (Diakonissen haus in Kaiserswerth 1836). Главная задача всех этих учреждений состоит в религиозно-нравственном воспитании лиц, желающих посвятить себя служению ближнего, и приготовлении их к этой деятельности. Вот какие основоположения выставляет в деле воспитания Флидиеровское учреждение диаконов.

1) Обучение должно обнимать Священное Писание во всей его целостности и содействовать более к трезвому пониманию общей связи его, чем одностороннему предпочтению отдельных мест его.

2) Оно должно состоять из исторического раскрытия, на основании Священного Писания, Царства Божия на земле, при пособии всемирной и церковной истории и жизнеописаний замечательных мужей по вере и жизни.

3) Оно должно знакомить с требуемыми в общественной жизни и деятельности познаниями и искусствами, которые делали бы братьев в сношениях с людьми способными к прозорливому и приличному обращению.

4) Кроме того, необходимо твердое практическое упражнение в работе воспитания, уходе за больными, в умении содержать при обыкновенных домашних и других занятиях тело и дух в свежести, чувство – в порядке, дух – в смирении, сердце – преисполненным горячей любви¹³.

В таком же строго религиозном духе дается воспитание и в других приготовительных для служения ближнему учреждениях. Немало за то и досталось почтенным учредителям их со стороны некоторых рационалистических писателей, особенно д-ру Вихерну. Некоторые называли его протестантским папой, а основанные им учреждения – иезуитскими учреждениями¹⁴. Но обвинения эти совершенно несправедливы. Хотя евангелические учреждения и имеют тот же, что и римо-католические корпоративный характер, но эта корпоративность имеет здесь значительно иной, чем там характер. Она не вызывается здесь никакими другими, кроме любви ко Христу Спасителю, побуждениями и, следовательно, удерживает характер свободы. На седьмой генеральной конференции главных домов диаконисс, бывшей 15 сентября 1881 г., страсбургский пастор Гаас так отвечал на этот возбужденный конференцией вопрос: «Католическая церковь учит, – говорил он, – что все те, которые пребывают в безбрачии, безусловном повиновении духовным властям, отказываются от владения собственностию и находятся, таким образом, в монашеском состоянии, достигают здесь той степени святости, а за гробом той степени блаженства, которой верующий вообще не может достигнуть. С католической точки зрения утверждают, что в этом учении и нужно искать основания, почему в католической церкви более милосердых сестер, чем в Евангелической, и дают нам совет подражать римскому учению, чтобы и нам иметь их более. В этом пункте мы не смеем и не хотим учиться у католических женских орденов, и гораздо более несокрушимо настаиваем на евангелическом основоположении, что никакое состояние не может преимуществовать пред Богом, но что все верующие во всех состояниях и родах призвания могут достигать этой святости и этого блаженства»¹⁵.

Не без влияния осталось это пробудившееся в церковно-общественной жизни стремление к благотворению и на самое правительственное к нему отношение. В течение XVII и XVIII век. почти все правительства, не исключая даже Англии, где издавна была в обычае общественная благотворительность, смотрели на благотворение, как на дело исключительно им принадлежащее. Не так стало в XIX веке и в особенности в начале второй половины его, когда появилось пробуждение в церкви Евангелической. Везде правительства передают с этого времени дело благотворения в руки общин, предоставляя себе только известный надзор, в одних государствах больший, в других – меньший. Так было прежде всего в Англии. До двадцатых годов настоящего столетия призрение бедных, хотя и находилось там в ведении общин, но главную роль в нем играли мировые судьи. Они избирали попечителей о бедных, они же давали бедным право на поселение в известной общине. Не так стало после закона, изданного в 1834 г. Дело призрения переходит с этого времени в совершенное ведение приходов, которые должны были составить из себя известные округа или союзы (Unions). Во главе округа должны были стать управы, состоящие из попечителей, избранных по одному из каждого прихода. Что касается правительства, то оно только наблюдает, чрез так называемое центральное главно-управление, что, впрочем, обходится очень недешево¹⁶. То же самое было и в Пруссии. И там дело призрения бедных было до пятидесятых годов исключительно в ведении правительства. Оно строило больницы, богадельни; оно взывало о помощи бедным. Не так стало со времени изданных в 1855 году законов. Дело призрения организуется с этого времени решительно по древнецерковным принципам. Как по этим последним, только тот, как видели мы, признавался заслуживающим общественного попечения, кто впал в бедность не по лености; так и по прусским законам все впадшие в бедность по лености и расточительности, подлежат ведению не столько общества, сколько полиции (Ar-menpolizei). Они хотя и призреваются, но призреваются с целию исправления (hauptsächlich zur Zucht). Как по церковным принципам, далее, первая помощь должна быть оказываема родственниками, так точно и по прусским законам: все родственники в прямой восходящей и нисходящей линии, а равно братья и сестры обязаны призревать малолетних престарелых и больных. Вот после уже них призывается к попечению общество. И здесь в согласии с тем древнецерковным принципом, что в случае недостаточности местной общины, помощь должна подаваться всею церковию, помощь общества также разделяется на местную, оказываемую местною общиною (Gemaiude) и областную, подаваемую целою областию. Первою заведывает местный о бедных приказ (Ortsarmenverbände), а второю – областный приказ (Landarmenverbände). Еще большее значение придается общественной деятельности в деле благотворения французским правительством. Это последнее отказывается даже регулировать общественную помощь, и стеснять ее какими-либо рамками. За исключением заботы о воспитательных домах и домах умалишенных, оно всецело передает ее христианскому братолюбию, добровольным пожертвованиям, внушаемым человеколюбием (inspirés par l'humanité). Соответственно двум главным видам такой помощи, а именно – в госпиталях и на дому, и надзор за нею сосредоточивается в двух учреждениях: в комиссиях (comission administrative) и в благотворительных Бюро (Bureau de bienfaisance). Первые заведывают госпиталями, вторые – помощью, подаваемою благотворительными обществами на дому. На первый взгляд может показаться, как действительно и казалось некоторым, что французская организация благотворительной помощи значительно уступает Английской и Прусской. Действительно, в ней далеко нет такой стройности, какая присуща тем. Но, уступая последним в практическом отношении, она значительно превосходит в принципиальном. Она удерживает в деле благотворения, не только тот древнехристианский принцип, который есть всеобщность, но и тот, который есть свобода. Стоит только раскрыться этим принципам во все своей широте, и французская организация быстро превзойдет те, как не чуждые характера принуждения. А в этом случае, даже и теперь нельзя упрекнуть Францию. Нигде, за исключением разве Лондона, нет столько, как там, благотворительных обществ. Они всецело обнимают здесь нужды человека и при том не только материальные, но и духовные. О некоторых из них, равно как и об обществах Лондона и Берлина, необходимо сказать несколько подробнее.

Париж, как замечено, есть главный центр всех действующих во Франции обществ. В нем сосредоточиваются как главные руководители их, так и материальные средства их. Первое место между ними занимают Викентиевские общины. Они возникли в 1833 году по мысли восьми парижских студентов, пожелавших опытно доказать, что действуя на основании христианских начал, можно несравненно более сделать для народа, чем на основании социалистических учений. Эти общины существуют в настоящее время в количестве более 5000 и действуют во всех частях света. Организация их очень проста. Каждый, желающий быть членом, обязан взять на свое попечение одно или несколько семейств и доставлять им не только материальную, но и духовную помощь. Все члены сходятся раз в неделю в собрание, и здесь после молитвы обсуждают свою недельную деятельность. Наряду с этими мужскими общинами стоят два женских, тоже имеющих центр свой в Париже, и тоже возникших в сороковых годах. Одно из них поставляет задачею посещение больных на дому и называется L'oeuvre des pauvres malades, а другое – посещение бедных в госпиталях и потому называется L'oeuvre de la visite dans les hôpitaux. Эти общества состоят из нескольких тысяч женщин, из коих одни участвуют в нем своими приношениями (24 фран. в год), a другие – деятельно. Члены-посетительницы разделяются по 24 приходам Парижа и действуют в них на основании указаний, даваемых сестрами милосердия. Посещая дома и госпитали, они действуют не только на материальное, но и на религиозно-нравственное благосостояние бедного. Они стараются пробудить в нем дух веры и надежды на Бога, и для этого прибегают то к чтению религиозно нравственных книг, то в раздаче образов, крестов и т. п. Заслуживает также упоминания община, так называемых малых сестер бедных. Она возникла в Бретони, но с недавнего времени получила для себя большее распространение в Париже. Число ее членов тоже определяется тысячами. Деятельность их всегда одинакова. Каждый день с корзинками в руках они отправляются на базар и здесь выспрашивают для своих бедных все, что только попадается. Не было еще примера, чтобы корзины их оставались пустыми. Напротив, чаще всего за ними следуют целые повозки. Благодаря деятельности всех этих и подобных общин, положение бедных в Париже находит для себя весьма удовлетворительное облегчение. Еще большим, чем Париж, разнообразием благотворительных обществ отличается Лондон. Нельзя, впрочем, сказать, чтобы характер их одинаков был с теми. Англичанин и в самом благотворении остается тем же англичанином. Как в других случаях, так и здесь, он хочет служить делу не столько своим трудом, сколько капиталом. На этом основании, здесь преимуществует не столько домашний способ благотворения, сколько госпитальный. Он более, чем тот доставляет возможности действовать чрез лиц сторонних. По исчислению Зегимеля, всех действующих в Лондоне обществ и учреждений 1035¹⁷. Они издерживают более 5 мил. фунт. стерлингов. Что касается предметов благотворения, то они чрезвычайно здесь разнообразны. Помимо общих, каковы: распространение библии и религиозных знаний, воспитание и образование детей, уход за различного рода больными и престарелыми, здесь есть много особенных, таких, которые могут быть названы роскошью в деле благотворения. Сюда относятся общество чтецов Св. Писания и друзей армейских солдат, общество очевидности христианства (1870), общество для устройства специальных богослужений в театрах (1859 г.), общество способствования к должному соблюдению воскресного дня (1832 г.), ассоциация для воскресного отдохновения (1857 г.), благотворительное учреждение для торговцев газет (1839 г.), общество покровительства молодым девушкам (1835 г.), общество для эманципации и защиты женщин (1844 г.), общество для устройства и содержания фонтанов для людей и водопоев для животных (1859 г.), общество мальчиков чистильщиков сапог (1851 г.), миссия на открытом воздухе (1833 г.), столичная ассоциация покровительства молодым служанкам (1874 г.), общество распространения предусмотрительных знаний, общество устройства богослужений для глухонемых посредством знаков, общество снабжения слепых проводниками для хождения в церковь, общество для устройства увеселительных прогулок для бедных и проч. Для доставления возможности ориентироваться в этой тысячной массе обществ и учреждений и быть полезным наибольшему числу их существует общество для организации благотворительности. Оно способствует взаимодействию благотворительных обществ, сообщает сведения о состоянии их, наводит по желанию просителей справки о состоянии нуждающихся, дает советы на какой предмет лучше всего в данный момент направить благотворительную деятельность, раздает, наконец, бесплатно отчеты всех благотворительных обществ. Само собою понятно, что такая обширная и разносторонняя деятельность благотворительных обществ не может оставаться без контроля со стороны правительства. Этот контроль совершается здесь при посредстве комиссии благотворительных учреждений, имеющей в среде себя нескольких попечителей, с 400 фунт. стерлингов жалованья. Сказавши о Париже и Лондоне, нельзя не сказать и о столице Германской империи, Берлине. Благотворительная деятельность его также заслуживает полного с нашей стороны внимания. Он представляет нам новый тип благотворительности, отличающийся не от парижского, а от лондонского. Здесь нет такой массы благотворительных обществ, какая существует в Париже и Лондоне, но за то нет и того равнодушия, какое существует там в лицах, стоящих вне этих обществ. Здесь все по возможности принимают посильное участие в деле благотворения. Благотворения являются здесь и делом правительства, и делом церкви. Со стороны правительства оно совершается при посредстве дирекции (Armendirection) с подчиненными ей комиссиями о бедных (Armencommissionen), число которых соответственно бециркам города простирается до 109, а со стороны церкви: с одной стороны, при помощи приходских комитетов и при содействии центрального комитета для внутренней миссии, имеющего, как выше замечено, в Берлине свою главную резиденцию. Главными органами комитета являются здесь братья Иоанновского учреждения (der Iohannaesstifts). Они посещают больницы, тюрьмы, школы, они же по желанию каждого, кто обратится к ним с большою готовностию, наводят справки о лицах, обращающихся устно и письменно с просьбами. Наряду с комитетом для внутренней миссии действует другое, тоже с подобными задачами, общество, известное под именем Евангелического союза для церковных целей (Evangelische Vereiulür Kirchloché Zwecke). Оно концентрирует свою деятельность в евангелическом союзном доме, где совмещается и ночлежный приют, и больница, и библиотека, и воскресная школа, и огромный зал для публичных чтений о различных предметах религии¹⁸. Нельзя не упомянуть, наконец, об учреждении, основанном в 1863 году двумя шотландскими юношами, имеющем задачею восполнить при помощи издания брошюр тот недостаток в духовном просвещении, какой бывает у кучеров вследствие рода их занятий. Оно называется по национальности учредителей «Schottenstiftung». В настоящее время образовалась уже целая библиотека, заключающая в себе около 500 томов, посвященных простому и ясному изложению христианских истин.

Указавши, насколько это можно было, в нашем кратком очерке на главные проявления христианской благотворительности, нам остается теперь вывести те результаты, к каким привело нас наше исследование.

1. Самою правильною, самою плодотворною нужно считать только ту благотворительность, которая как благотворительность древней церкви, проявляема бывает всеми без различия, которая основывается только на чувстве любви и благодарности ко Христу Спасителю, которая находится под руководством, законно поставленных в церкви пастырей и совершается как госпитальным, так и домашним способом.

2. Ни церковь римо-католическая с ее средневековыми госпиталями и корпорациями, ни лютеранство с его отсутствием церковности не выражают вполне идею благотворительности. Они тогда только стали приближаться к ней, когда первая стала больше допускать свободы и всеобщности, а вторая – больше осуществлять начало церковности.

3. Особенно несостоятельна благотворительность государственная с ее бюрократизмом, с ее только формальными к бедным отношениями.

4. Наш XIX в., несмотря на упреки за холодность и эгоистичность, представляет, тем не менее, замечательные образцы благотворения. Всюду, и в обществе, и в правительстве, заметно стремление основать ее на началах, указанных древнею христианскою церковию. Особенно замечательны общества трех главных городов западной Европы: Парижа, Лондона и Берлина. И у тех, и у других, и у третьих можно поучиться многому: у обществ парижских – религиозности и стойкости, у обществ лондонских – изобретательности и щедрости, у обществ берлинских – искусству организации дела благотворения. Учась всему этому, мы ни на минуту не должны забывать, однако, что мы не французы, не англичане, не немцы, что мы русские, что у нас есть свои национальные особенности, что у нас должна быть и своя национальная благотворительность, благотворительность русская.

Русская благотворительность, как и благотворительность вообще, получила начало свое только с появлением христианства. Только с этого времени народ русский становится гуманнее, честнее, внимательнее к нуждам своего ближнего; только с этого времени присущие ему, по самой природе его, добродушие, общительность начинают принимать формы братского единения. Нельзя, однако, сказать, что начала христианские, на первых же порах всецело проникли все существо его, всецело преобразовали его прежние к людям отношения. Нет, отчасти по состоянию своего умственного развития, и отчасти по особенным условиям принятия христианства, он долгое время и в деле нравственности оставался также двоеверен, как и в деле верований. Как наряду с божеством христианским у него чтились еще божества языческие, так и наряду с христианским братолюбием у него проявлялись иногда и языческая месть, и языческая жестокость. Не нужно забывать при этом и того еще, что христианство воспринято было у нас уже в X веке, а в это время и у самых греков, от которых мы приняли христианство, идея христианского братолюбия выражалась уже далеко не в той совершеннейшей форме, в какой выражалась она в древней христианской церкви. Все это вместе взятое было причиною того, что христианская благотворительность проявлялась у нас отчасти в тех же, что и в Греции, формах, отчасти и своеобразно. Особенно много сходного представляло собою учение о благотворении. Наши архипастыри, как любившие наиболее пользоваться творениями отцев церкви IV и V веков, проводили в своих поучениях те же самые на благотворение взгляды, какие, в виду особого положения христианства, были чаще всего высказываемы там в это время, а именно, что дела благотворения сопровождаются самыми разнообразными плодами для благотворителя и что, напротив, ничто не возбуждает там праведный гнев Божий, как неправильное, несогласное с Его волей пользование своими стяжаниями. Все такие воззрения как нельзя более соответствовали тогдашнему состоянию христианства в России, в котором так же, как и в состоянии христианства на востоке, сильно проявляли себя насилие, притеснение, стремление к обогащению, и которое требовало поэтому такого же грозного, сильного и энергического слова, как и то. И нужно отдать им полную, в этом случае справедливость. Некоторые из них, как митрополит Кирилл 11 (1273–1283), Симеон епископ Тверской (1271–1284), Серапион епископ Владимирский и разные неизвестные по имени проповедники в такой простой, но прекрасной форме излагали свои поучения, что далеко упредили настоящих проповедников, пользующихся всеми плодами просвещения. Какою, например, простотою и вместе силою проникнуто одно, из помещенных в Измарагде поучений, озаглавленное «поучение ленивым иже не делают и похвала делателям»¹⁹. То же сходство, что в поучениях о благотворении замечается и в практическом его применении. По образцу главных городов востока и особенно Константинополя, и у нас также во всех главных городах, где жили епископы заведены были как при домах епископских, так особенно при церквах соборных и монастырских, разные, носившие по большей части название странно-приемных богоугодные учреждения. Конечно, они были в состоянии зачаточном; конечно, они совмещали в себе тогда всех без различия нуждающихся, тем не менее, они были и профессор Голубинский не вполне прав, когда утверждает в своей истории, что в до-монгольский период у нас совершенно не было ни больниц, ни богаделен²⁰. Зато ручаются как сказания летописцев, так в особенности устав св. Владимира, в котором при исчислении предметов, подлежащих ведению и суду церковному, говорится о больницах, о лечце, т. е. лекаре, о странноприимницах, гостиницах, богадельнях, о слепце, хромце, калеке, вдовице, питающейся от церкви Божией. Нельзя, впрочем, не признать, что учреждения эти если и были, то были в очень ограниченном количестве, были только в городах епископских и при монастырях; вообще же практиковался другой способ благотворения, который может быть назван поручным. Сущность его, как и до сих пор можно это видеть, состоит в том, что каждый во Имя Христа дает поручно бедным или хлеб, или мелкую монету, или же ту и другую одежду. Отсюда и самая помощь испрашивалась только во имя Христа. «Подайте, – говорилось, как и теперь говорится, – милостынку Христа ради». Самыми щедрыми в этом случае раздачами были раздачи князей. О редком из них не говорят летописи, как о кормителе убогих, как о зело милостивом к ним, как о раздаятеле (Владимире Мономахе), не щадящем имения своего. А о св. Владимире известно, что он велел даже пристроить кола, т. е. телеги, и развозить брашна с возгласом: «где больний и нищ не могий ходити». Особенно трогательно говорится в завещании Владимира Мономаха своим детям: «Молю вы ся, – говорил добрый князь, – не забывайте трех дел тех (покаяния, слез, милостыни), всего же паче убогих не забывайте, но елико могуще по силе кормите и придавайте сироте, и вдовицю оправдите сами, а не вдавайте сильным погубити человека». По примеру князей и княгинь и прочие сословия, особенно пастыри церкви, были также весьма щедрыми раздаятелями милостыни. Как ни мало совершен этот способ благотворения, но в нем есть, как мы говорили уже, одна в высшей степени хорошая черта – это всеобщность и совершение ради Христа, что очень важно в деле благотворения. Стоит только умело ею воспользоваться и она может дать громадные плоды. Не по одной, впрочем, только этой всеобщности способ этот близок был к первообразу христианского благотворения. В нем были и некоторый другие черты, также указывавшие, что основа его древняя, что он есть только отклонение от древнего христианского обычая. Почему храмы Божии были преимущественным местом, а дни воскресные и праздничные, дни поминовений усопших преимущественным временем этой раздачи? Потому очевидно, что сохранялась еще память о совершавшихся по заповеди апостола ко храму приношениях. Почему далее раздаятели милостыни собирали нередко, особенно в дни воскресные и праздничные, в дни печали и радости нищих к себе в дом и здесь устраивали им трапезы, а иногда и сами принимали в них участие? Потому, очевидно, что сохранилась еще память о древних агапах или вечерях любви, когда богатый и бедный вкупе делили трапезу Господню. От того и назывались они иногда братчинами, от того и было в обычае петь во время их тропари церковные и другие песни во славу Господа. «Трапеза ставится, – начинает один из пастырей слово свое, – Христос Бог славится». Все таким образом, что было в древней церкви, было и здесь, только все получило свой особенный своеобразный характер. Было, впрочем, множество примеров, когда приношения совершались в той же, что и в древней церкви, форме, т. е. посредством приношений ко храму, когда жертвователи не оставляли себе решительно ничего, а все, по примеру иерусалимских христиан, отдавали церкви Божией для пособия нуждающимся. Так, о княгине Василисе в иночестве Феодоре, супруге Андрея Константиновича, князя Нижегородского, известно, что она, раздав все имение церквам и убогим, жила в монастыре трудом²¹. Таков был первый период нашей истории благотворения. Он должен быть, конечно, назван периодом частной благотворительности, тем не менее такой, которая совершалась в духе древней церкви.

С XVI столетия у нас начинается новый период в истории благотворения, который может быть назван переходным периодом. Отличительною чертою его было то, что правительство вместо прежних раздач хочет организовать благотворение на более прочных, чем прежде, началах, но оно хочет сделать это при посредстве церковной власти, при посредстве церковно-благотворительных учреждений. Начало такому периоду положил царь Иоанн Васильевич Грозный. Начертавши пред собором, бывшим в 1551 г., мрачную картину как нищие, клосные и гнилые скитаются по улицам и остаются без призора, как пленные уводятся обратно из городов, не находя себе выкупа, он спрашивает собор: «На ком тот грех взыщется и о тех, что промыслити? Православным царем и князем и святителем достоит о них промыслити». Собору не особенно, как видно, понравилось предложение царское. Он ни слова не говорит, что должны были сделать святители, а напротив, подробно входит в разъяснение, что должен был сделать царь. Он советует сперва сделать всем больным, нищим и престарелым перепись, a затем построить по всем городам богадельни, и приставив к ним добрых священников, целовальников, а также прислугу здоровую, поместить в них действительно нуждающихся. Ни предложение царя, ни ответ собора не прошли, однако, бесследно. Предложение царя имело последствием то, что архипастыри наши вместо прежних, имевших смешанный характер, благотворительных учреждений стали заводить учреждения более организованные, а совет собора имел последствием то, что и цари, помимо раздачи стали заводить отчасти на свои и отчасти на общие средства больницы и богадельни²² и что учрежден был сбор на выкуп пленных, известный под именем сбора полоняночных денег. Эти пробудившиеся в той и другой власти стремления заявили бы себя, по всей вероятности, и другими в пользу благотворения мерами, но среди наступивших вскоре затем смут они были приостановлены до тех пор, пока с воцарением Михаила Федоровича не наступили более спокойные времена для России. С этого времени, особенно в виду чрезвычайного усиления нищенства, как та, та и другая власть еще усиленнее, чем прежде, начинают проявлять свою деятельность. Не было почти патриарха, который не оставил бы по себе одного или нескольких благотворительных заведений. Таковы нищепитательницы патриарха Иова, таковы особенно богадельни патриарха Никона. Особенно много было сделано теперь царскою властью. Царь Федор Алексеевич, сознавая недостаточность для благотворения средств государственных, также обращается, как и царь Иоанн Васильевич за содействием к власти церковной, только он обращается уже не в форме предложения, а чрез прямое, изданное в мае 1674 г., распоряжение, чтобы все богадельни, содержавшиеся на счет казны большого дворца, содержались впредь на средства казны патриаршей. Об этом узнаем мы из письма патриарха Иоакима в 1677 г. к архиепископу Вологодскому, в котором по сообщении предложения царя излагается просьба, чтобы для восполнения его патриаршей казны тот высылал ему по три алтына с каждой церкви. Такая же просьба разослана им была и к другим епископам²³. За этою мерою благочестивого царя последовала другая, состоявшая в том, чтобы и другие епископы, подобно патриарху, завели в своих епархиях пристанища нищим и чтобы запретили им испрашивать подаяние во время богослужения, и чрез то чинить мятеж в церкви. На этот раз царь, в виду всеобщности меры, также как и Иоанн Васильевич, обращается с предложением к собору, бывшему в 1681 г. Собор отвечал теперь значительно иначе. «Сие предложение, – говорит он, – угодное Богу и спасение христианам, соборне утверждаем: да будет тако». Как приведено было в исполнение это соборное определение со стороны епархиальных архиереев неизвестно, но что оно в точности исполнено было патриархом, это видно из следующих распоряжений последнего. Уже до постановления соборного патриарх Иоаким издал в 1678 г. указ, которым повелевалось: все построенные нищими на людных улицах и площадях избушки сломать и впредь ставить, если пожелают, только при церквах, на что ассигновал даже по рублю на человека²⁴. Когда же последовало соборное определение, он основал несколько вполне благоустроенных богаделен, причем некоторые содержались даже из его домашней патриаршей казны и назывались домовыми; такова была Тихоновская при церкви Тихона Амафунтского, у Арбатских ворот. Как ни плодотворна была уже и эта на пользу благотворения деятельность, но патриарх, как видно, не удовлетворялся ею. В его светлом уме зрел план несравненно более грандиозный. Он высказал о нем в знаменитом «слове о приютах», которое, хотя и не было писано самолично патриархом, тем не менее, несомненно, составлено по его мысли. Вот содержание этого в высшей степени замечательного слова. Неизвестный автор (по мнению одних Епифаний Славеницкий, а по мнению других, что вероятнее, монах Евфимий), сказавши о достоинстве милости, как добродетели христианской, что составляет у него первую часть слова, переходит к рассмотрению чрезвычайно интересного вопроса: кто преимущественно заслуживает милость? Имеющие нужду у него делятся на три разряда: на нуждающихся в помощи духовной, на бедствующих в своих домах и на просящих милостыню в чужих домах. Говоря о двух последних разрядах нуждающихся, автор отдает предпочтение второму или тем «иже, – как говорит он, – просити стыдятся или не могут, по улицам не лежат, о них же и о нуждах их малии ведят, или никто же весть, помощи ни единыя же имут точию от Господа Бога, их же нужды паче вящшыя и большия суть, нежели в недужнопиталищах обитающих и по стогнам лежащих и прошением питающихся». Что же касается третьего вида нуждающихся, то проповедник, сделавши различие между бедными порочными и беспорочными и сказавши, что основанием милостыни должна быть правда, предлагает давать им пристанище в недужно-питалищах, под тем, впрочем, условием, если они не в состоянии будут пропитываться своим трудом; здоровых же бедных нужно, по его мнению, обращать к работе. За средствами для этих недужно-питалищ, проповедник обращается к епископам, церквам и монастырям: «понеже многая имения христиане им даша». Не менее интересна та третья часть слова, в котором автор рассматривает вопрос: «о умном намерении и совершении милости». Автор предлагает учредить общества милосердия. Члены этих обществ должны, по его мнению, разделяться на два вида: одни должны посещать бедных в домах и узнавать о их нуждах, а другие должны определять пособия. По воскресным дням после обеда все члены должны собираться в назначенных для того местах и здесь после чтения Священного Писания и поучений о милосердии должны выслушивать донесения членов-посетителей и происходить рассуждения о вспоможении. Здесь же совет десяти должен принимать пожертвования и выдавать пособия нуждающимся единовременные или ежедневные, смотря по надобностям. Эти же общества могли бы, по мнению автора, выдавать и денежные без лихвы ссуды. Что касается помещаемых в недужно-питалищах, то они непременно должны изучить там Символ веры, заповеди и молитву Господню. В заключение слова автор выражает надежду, что задуманный им план придет в исполнение, чем и заставляет узнавать в нем самого патриарха. «Мы надеемся, – говорит он, – извоплетвити у некиих вас, дом милования таковый начати»²⁵. Будь приведен этот замечательный план в исполнение, и мы уже в конце XVII столетия, когда даже в западной Европе еще мало было подобных обществ, имели бы такую церковно-общественную благотворительность, которая обнимала бы даже нищих, стыдившихся выходить на улицу, и которая давала бы возможность посредством ссуд предупреждать нищенство; но, к сожалению, вероятно по причине смерти патриарха, последовавшей 6 марта 1690 года, проект так и остался проектом. Вместо него с еще большею, чем прежде, настойчивостию стали практиковаться прежние правительственные меры, благотворить главным образом при посредстве монастырей и церквей. Самое широкое применение нашли для себя эти меры в царствование императора Петра I. Приведя в известность сколько было всех наиболее нуждающихся и выделив из них всех тех, которые должны были находиться на содержании помещиков и общин, он всех остальных предположил обеспечить при посредстве богаделен, имеющих быть устроенными монастырями, церквами и городскими магистратами. Средствами для монастырей должны были служить доходы с их имений, для церквей, устроенный по церквам кружки и особенно доход с предоставленной церквам продажи восковых свечей, а для магистратов, отчасти неокладные прибылые доходы и отчасти пособия городов. На долю монастырей достались отставные воинские чины с их семействами, а на долю церковных и городских госпиталей – прочие нуждающиеся. Самою неудачнейшею из них было помещение в монастырях отставных воинских чинов. Кому неизвестно, как склонны бывают эти последние кичиться своими бывалыми и небывалыми победами, как любят по привычке к деятельности вмешиваться в свойственные и несвойственные им занятия, как не прочь убить свободное время в кругу веселой компании, за чарой вина. И вот этот-то элемент привит был теперь к монастырям, тоже не всегда чуждым некоторых слабостей. Как проживали воинские чины на монастырских порциях, о том дошло до нас весьма много интересных, сохраненных консисториями документов. Одни из них наполнены жалобами и доносами на неисполнение настоятелями монастырей служб церковных, особенно в дни праздничные и царские, на невыдачу определенных по штату порций, на непроизводительную затрату монастырями сумм монастырских, a другие – донесениями епархиальному начальству о буйствах и неприличиях, учиняемых чинами воинскими в мирных обителях. Трудно, конечно, судить насколько справедливы были все эти жалобы. Очень возможно, что настоятели монастырей, недовольные непрошенными гостями, не были особенно к ним внимательны, но возможно, и даже в большей степени, что отставные воинские чины сами навлекали на себя нерасположение братии монастырей. Как бы то ни было, только несомненно, что придуманная Петром I монастырская благотворительность вредно отозвалась на нравственном состоянии как мирских, так и духовных воинов. Здесь причина, почему она, просуществовавши 35 лет (от 1723 до 1758 г.), сперва ограничена была одною денежною со стороны монастырей повинностию, a затем, по отобрании от монастырей имений и отменена совершенно. Столько же неудачна была и другая мера, состоявшая в устройстве церковных и городских богаделен. Что может быть, конечно, лучше устройства при церквах подобных богаделен? Но когда? Тогда, когда принимает в нем участие вся церковная община, когда оно обеспечено прочными доходами. Не так было в данном случае. Устроенные при церквах богадельни обеспечены были такими средствами, которые не были средствами прочными. Сбор кружечный даже и тогда бывает не особенно велик, когда совершается при посредстве только одной кружки, а когда посылается таковых несколько, то при счете оказываются одни копейки. Правда, на подмогу ему придан был доход от продажи свеч по при твердо установившемся и даже до сих пор не потерявшем еще силу обычае ходить в храм со своими свечами, и этот доход не мог быть значительным. Следствием всего этого было то, что ни о количестве собранных сумм, ни об устройстве богаделен долго, как видно из указа 1739 года, не имелось в синоде никаких сведений, а затем хотя и стали получаться, но не особенно утешительные. Вот что предписывается по их поводу указом 1740 года: «храмы святые и нищепитательные домы, чтобы во всем по учиненным определениям содержимы, и которые иногда от скудости или каким образом опустели, возобновлены и всеми потребностями удовольствованы были»²⁶. Не лучше были, как видно из донесения ревизора казанских богаделен и казенные богадельни. Об них прямо говорилось, что они развалились, и что нищие сами начали строить себе избушки и жить мирским подаянием²⁷. Но что всего было неудачнее, это последовавшее в 1718 и 1720 гг. воспрещение под угрозою штрафа подавать милостыню. Как ни верна была начертанная Императором в духовном регламенте картина нахальства и безнравственности бродячих нищих или, как выражается он, беззаконнейшего чина людей, тем не менее всегда немало было среди них и лиц действительно несчастных, действительных, а не мнимых калек. Можно ли поэтому было, не отделивши хорошо одних от других и не обеспечивши, как должно последних, препятствовать подаче милостыни и тем уничтожать свято сохраненную восточною церковию всеобщность благотворения! Все, чего можно было желать – это убеждения со стороны пастырей церкви, чтобы милостыня подавалась разумно, чтобы она совершалась в духе древней церкви, а никак не уничтожать совершенно. Она не есть дело совершенно вредное. В ней, помимо всеобщности, есть еще одна в высшей степени гуманная черта – это, если можно так выразиться, деликатность в отношении к бедному. В то время как благотворительность общественная всячески копается при помощи своих агентов и в прошедшей и настоящей жизни бедного, что ставит многих из них в очень тяжелое положение, милостыня как подаваемая без всяких таких вторжений, с единственною мыслию, что бывает подаваема Богу и что получающий даст за нее ответ Ему, с несравненно большим, чем та, уважением относится к личности человека. Здесь, очевидно, причина почему и эта придуманная Императором Петром решительная мера не нашла для себя должного применения, почему и доныне милостыня остается одним из главных способов благотворения. Вот как отзывался о ней, по свидетельству Посошкова, крестьянин русский: «Нынешний указ о нищих, – говорит он, – учинен не весьма здраво, потому велено штрафовать тех, кто милостыню подает. И тем никогда не унять, да и невозможно унять, и то положение и Богу не без противности. Бог положил предел, т.е. закон, что давать милостыни, а судьи наши за то штрафуют»²⁸. Te же самые меры, какие практиковались императором Петром I, практиковались и во все последующее до 1775 года время, когда с учреждением приказа общественного призрения бедных порвана была последняя связь благотворительности с церковию и она стала совершенно правительственною. Наряду с этими, практиковавшимися со стороны церковной и государственной власти, мерами, были в рассматриваемом периоде и другие, практиковавшиеся, к сожалению, только в юго-западной церкви. Такими мерами были там братства, получавшие начало для себя в той же, как и госпитали, второй половине XVI ст. Они вызваны были теми преследованиями, которым подвергались там православные со стороны католиков, и которые требовали поэтому самого тесного в среде православных единения. Самым замечательным среди них было братство Львовское, которое, хотя и существовало там издавна, но только с 1586 г., когда дан ему был патриархом Иоакимом новый устав, начало предпринимать самую широкую благотворительную деятельность. Таковы же были три виленских братства, особенно Свято-Троицкое, братство Могилевское и многие другие. Сопоставляя эти братства с существовавшими на западе римско-католическими и лютеранскими братствами, нельзя не видеть, что все они носят свой особый самобытный характер. В них не было, во-первых, и помина о какой-либо замкнутости. Всякий, желавший вписаться в духовное братство, ни к чему иному не обязывался, как только к взносу в братскую кружку (скрынку), сколько хотел и сколько мог, и затем к посильному каждогодно пожертвованию на поддержание братства. В них не было, далее, как в тех и специализации занятий. Каждое из них одинаково заботилось и о бедных, и о больных, и о детях, и о старцах, и о погребении. Они походили скорее на процветавшие в XIII и XIV вв. германские календы и австрийские цехи, которые тоже основаны были на начале самопомощи, только в них более, чем в этих последних, обращаемо было внимание на духовный нужды. У них были свои госпитали, свои школы, свои типографии. Они с полным поэтому правом могут быть сопоставлены с братскими общинами древней христианской церкви. Напрасно, и так думают некоторые, будто мы слишком отстали от запада в деле благотворения. Нет, уже в XVI в. существовали у нас и свои госпитали, и свои братства, и существовали так, что при этом не были ослаблены, как там те существенные черты благотворения, которые суть всеобщность и свобода.

Нельзя было, однако, и нам не пережить того периода, который пережили все государства Европы, и который вполне может быть назван правительственным периодом в истории благотворения. Он начался у нас со времени разделения России на губернии и с устройством в каждой из них по приказу общественного призрения, что было в 1775 году. Главною особенностию его было то, что все находившиеся на попечении церкви, нужды людей перешли теперь в ведение правительства, органом которого и стали Приказы общественного призрения бедных. Они-то, которых было до 55, и устрояли теперь больницы, воспитательные и сиротские дома, богадельни, дома для неизлечимых больных, дома для умалишенных, дома смирительные, работные и даже школы. Они производили кроме того, для увеличения данных им от правительства средств и разного рода финансовые операции, как то: давали денежные ссуды, устрояли аптеки и т. п. Как ни высоки были сами в себе все такие стремления правительства, как ни величественны были воздвигнутые им здания, тем не менее и они, как и меры императора Петра I-го не сопровождались желаемыми последствиями. Первым и наиболее неблагоприятным последствием было то, что с учреждением приказов еще более, чем прежде, стала слабеть деятельность церкви в деле благотворения. Лишь только замечено было, что правительство само принимает на себя все заботы о попечении страждущих, она как в лице пастырей своих, так и в лице прочих членов, сосредоточила свою деятельность исключительно на одном благоустроении храмов Божиих. Конечно, и это было делом вполне хорошим, но оно было делом односторонним. За этим первым последствием следовало другое, состоявшее в том, что правительство, лишившись поддержки церкви, также не в состоянии было обеспечить нуждающихся. Чем более учреждало оно заведений, тем сильнее был прилив к ним нуждающихся. К 1855 г. число этих последних возросло уже до 235,953 человек²⁹. Не будучи в состоянии обеспечить заведения в материальном отношении, правительство не могло установить и вполне правильного надзора за ними. Для избежания излишних расходов, оно вверяло их таким лицам, как губернаторы, заседатели верхнего земского суда, заседатели губернского магистрата и верхней расправы, а эти лица, помимо того, что не бывали к тому подготовлены, заняты были множеством других лежавших на них по прямой их службе обязанностей. При всей добросовестности исполнения возлагавшихся на них задач благотворения, они могли выполнить таковые только формально, а этого, как известно, очень недостаточно для святого дела благотворения. Не без удовольствия можно отметит при этом тот в высшей степени отрадный факт, что нигде не были так скоро замечены недостатки правительственной благотворительности, как у нас в России. И в этом случае, как и прежде, первый и главный пример подали сами Благочестивейшие Государи наши и Августейшие члены семейств их.

В 1775 году введена была у нас правительственная система благотворения, а в следующем же 1776 году прибыла к нам великая княжна Мария Феодоровна, которая, сделавшись супругою сперва наследника, а потом императора Павла Петровича и материю преемственно следовавших за ним двоих императоров – Александра Павловича и Николая Павловича, как нельзя более содействовала тому, чтобы сгладить невыгоды правительственной системы благотворения и противоставить ей другую, основанную на чувстве материнской заботливости о благе ближнего. Получивши в заведывание почти единственное тогда женское учебно-воспитательное учреждение «Попечительное общество благородных девиц с мещанским его отделением», она в течение тридцати одного года своей деятельности покрыла Россию как бы сетью самых разнообразных благотворительных учреждений. Одни из них получали от нее полное для себя содержание, a другие – субсидии. Из более замечательных учреждений, содержавшихся на счет императрицы, были следующие: сиротское училище на 50 беднейших сирот, переименованное потом в Мариинский институт (1797 г.); два училища для девиц обер-офицерского звания, известные под именем Петербургского и Московского училища ордена св. Екатерины (1802–1803), два училища для солдатских детей полков лейб-гвардии, Павловское училище для глухонемых детей обоего пола (1820), два повивальных института, преобразованные потом (в 1835 г.) в настоящие родовспомогательные учреждения при Московском и Петербургском воспитательным домах, сельский воспитательный дом в Гатчине на 600 подрастающих детей обоего пола, училище садоводства и ботаники в Павловске для питомцев воспитательного дома (1816 г.), школа для технического образования питомцев воспитательного дома, известная под именем Александровской мануфактуры (с 1860 г. закрыта). Само собою понятно, что как всеми этими, так и другими получавшими от нее субсидию учреждениями, руководила она сама. Вот как описывает ея деятельность тогдашний президент академии наук и потом министр народного просвещения граф Уваров в слове своем, озаглавленном «Дань памяти императрицы Марии». «Никогда, – говорит он, – ни один общественный человек не прилагал к исполнению своего долга такой трудолюбивой деятельности, такой неусыпной бодрости! Вставая с рассветом, императрица каждому часу дня определяла назначение: или в своем кабинете, откуда вела направление многочисленных своих институтов; или в самых заведениях, где обращала на каждый предмет радетельное внимание. Никакие подробности не казались ей недостойными этого. Доступная для всех, приветливая, снисходительная, она живительно поощряла, порицала кротко. Обширная администрация совершалась под ея надзором, и все, кто имел только счастие видеть императрицу вблизи, стократ поражены были деятельностию, которую ничто не утомляло, великодушной добротой, на которую и неблагодарность не производила неприятного впечатления, заботливостию всегда одинаковою и любовию к человечеству, какая могла производить живейший энтузиазм.... Без преувеличения смело можно сказать, что неизмеримо число воспитанных, покровительственных, поддержанных императрицею. Самая неизвестная хижина в России полна ея благотворений. Никогда апостольство милосердия, – заключает граф Уваров, – не было в более благороднейших руках и благодарное отечество поставит имя императрицы Марии в ряду первых имен, тех избранных земли, которые, не державствовав браздами правления государственного, имели тем не менее самое долговременное, существенно полезное влияние на дела государства³⁰». Но ничто так рельефно не рисует ее, как завещание ее. В нем во всей полноте и широте своей сказалось ее истинно христианское одушевление, ее преисполненная христианскою любовью душа. Никто и ничто не были в нем забыты. Завещав каждому из заведений вполне достаточные для их обеспечения капиталы, она просила Государя императора и в особенности Государыню императрицу принять их в особенное свое ведение. «Я уверена, – пишет она, – что императрица будет проникнута по отношению к этим заведениям искреннею любовию и сердечным вниманием, столь для них необходимым. Да будет, – заключает императрица, – благословение Всевышнего на вас (Государе императоре и императрице), ваших драгоценных детях и на государстве, к которому я привязана всею материнскою любовию. Да будет наш народ всегда счастлив и да сохранит он в себе врожденные ему чувства любви и верности, и да шествует постоянно по пути к нравственному совершенствованию и развитию³¹». И народ любил, в свою очередь, добрую Государыню. И до сих пор она живет в его памяти как «Матушка Марья Феодоровна». Как много преимуществовали все руководимые такою самоотверженною любовию учреждения пред благотворительными учреждениями приказов видно из того, что каждое из этих последних всеми силами старалось стать под покровительство Великой Государыни. Конечно, всем дозволить это было нельзя, ибо это значило бы уничтожить приказы, но нельзя было и отказать совершенно, и вот тогда же, на ряду с учреждениями, ею основанными, стали под ее покровительство и некоторые бывшие до тех пор в ведении приказов. Таковы были, например, воспитательные дома обеих столиц, Обуховская больница с домом умалишенных, градская богадельня, сиротский дом и проч. Так образовалось особое, независимое от приказов общественного призрения управление, которое по смерти Государыни принято было в ведение Собственной Его Величества канцелярии с придачей к ней особого отделения, известного под именем: «IV-го отделения Собственной Его Величества Канцелярии». С течением времени, когда деятельность лиц царствующего дома все более и более расширялась, расширялся вместе с нею и круг ведомства IV-го отделения, так что теперь ему подчинены 573 благотворительных учреждения и около десяти благотворительных обществ. Все лица женского пола, посвящающие свою деятельность на пользу учреждений ведомства императрицы Марии, удостаиваются особенного знака отличия, который учрежден 14 декабря 1828 г. и который в память высокой Покровительницы делу благотворения носит название Мариинского знака отличия беспорочной службы.

Высокий пример благотворения, подававшийся императрицею Мариею Феодоровною, не мог не действовать на русское общество, и вот в то самое время, как та учреждала свои институты и приюты, в нем, не без ее вероятно влияния зарождается мысль образовать благотворительное общество для более домашней на пользу благотворения деятельности. Первый, кто наиболее сочувственно отнесся к этому пробуждению общества, был Сам Государь император Александр Павлович. И это понятно. Он был наиболее любимым сыном Государыни Марьи Феодоровны и более других находился под ее влиянием. Начало такого общества относится еще к 1803 г., но как название, так и более широкое развитие для себя оно получило только с 16 июля 1816 г., когда утвержден был, составленный князем Голицыным, устав для него. С этого времени оно стало именоваться императорским человеколюбивым обществом. Оно составилось первоначально из тех двух комитетов, которым поручалось исследование, подаваемых на имя Государя императора прошений о помощи, из коих один назывался медико-филантропическим и состоял из врачей, а второй – попечительным и состоял из лиц, пользовавшихся особым доверием Государя. Вскоре присоединен был к ним третий комитет, имевший назначением быть посредником между составившимся обществом и публикой чрез издание журнала, исключительно посвященного обсуждению дел благотворения, что и было им некоторое время выполняемо чрез «Журнал императорского человеколюбивого общества». Все эти комитеты подчинены были одному совету, состоявшему из 11 избранных членов, из коих два носят особое название: один главного попечителя, а другой помощника его. Как понимало общество на первых порах задачу свою, особенно в отношении к делу попечения о бедных, о том вот что читаем в Высочайше утвержденном для попечительного комитета уставе: «Главные упражнения сего комитета состоят в отыскании бедных большею частию в отдаленных и не проезжих местах города живущих, в разведывании о состоянии и поведении их и в доставлении не только денежного подаяния, но и других пособий, особенно больным необходимых. При исполнении сих обязанностей относительно милостыни есть еще одна не менее важная, которая должна быть в сердце каждого, о нищем брате своем соболезнующего, та священная обязанность которая состоит не в одном материальном подаянии, но и в том, чтобы дать алчущему хлеб от души своей и душу смиренную насытить (Ис.58:10); сообщать же утешение нельзя иначе как деятельным образом, прилежным посещением страждущих»³². Таким образом, насколько учреждения императрицы Марии должны были удовлетворять нуждам посредством госпиталей, настолько человеколюбивое общество должно было удовлетворять нужды бедных на дому. По образцу медико-филантропического и попечительного комитета в Петербурге стали вскоре образовываться в качестве отделений общества подобные комитеты и в других городах. Таковы были попечительные комитеты Казани, Харькова и Воронежа. С каким сочувствием относилось общество русское к таким благотворительным комитетам, о том свидетельствует следующее замечание современника: «При открытии, – говорит он, – сих благодетельных обществ были братския пиршества, достойныя первых веков христианства, и в священном совершении умилительных обрядов религии призывалась благодать неба на помощь доброму делу»³³. Это человеколюбивое общество действует и до сих пор, но, к сожалению, далеко не в таком широком объеме, как было оно задумано. Так, при нем давно уже нет комитета по ученой части, нет и журнала им издаваемого. В ведении его находится 8 учреждений в Петербурге, 8 – в Москве и 11 – в разных городах России. Наиболее выдающиеся, между ними суть следующая: институт слепых, Maриинский институт слепых девиц, дом призрения малолетних бедных и наша Стурдзовская богадельня сердобольных сестер. Сопоставляя деятельность этого первого русского благотворительного общества с деятельностию многочисленных обществ Запада трудно сказать, какого образа держались по преимуществу его составители. По устройству попечительных комитетов с их действующими в каждом участке города попечителями, оно больше всего примыкает к обществам, возникшим под влиянием лютеранства, а по задачам деятельности, более всего к обществам французским; но есть в них и своя совершенно национальная черта – это согласование самой частной своей деятельности с намерениями и действиями верховной власти.

Одновременно с этим человеколюбивым обществом возникло другое грандиозное общество – общество библейское, которое, хотя и не называлось обществом императорским, тем не менее, также как и то, пользовалось особенным сочувствием императора Александра Павловича. Он принял на себя звание члена общества и пожаловал ему 25 тыс. одновременно и 10 т. ежегодно. Главное участие в деле открытия его принимал тот же князь Александр Николаевич Голицын, который был докладчиком и по делу открытия человеколюбивого общества. По общей задаче своей, оно должно было чрез распространение божественного учения служить восполнением последнего. В частности, по образцу лондонского библейского общества, задачей его было облегчение приобретения Библии простым народом и в особенности бедным классом его, и перевод Библии на русский язык. Оно, также как и человеколюбивое общество, имело свой печатный орган, каковым были «Известия комитета библейского общества». Судьба этого общества была, к сожалению, очень печальна. Вызвавши собою сильное противодействие в лице некоторых усердных, не по разуму ревнителей православия, оно было 12 апреля 1826 г. закрыто.

Как ни широка была задача императорского человеколюбивого общества, тем не менее, она не могла удовлетворять всем пробудившимся в обществе стремлениям к благотворению. Некоторые из таких стремлений направлялись на удовлетворения нужд только своих местных, а поэтому и союза требовали тоже только местного. Другие же, хотя и направлялись на те же задачи, что и общество преследовало, но были смущаемы централизацией общества, его некоторым бюрократизмом и вообще необходимостию подчинения. Так образовался целый ряд обществ самостоятельных, единственно зависимых только от одного министерства внутренних дел. Начало их также как и начало человеколюбивого общества, относится к первому десятилетию настоящая столетия. Прежде всего, они начинают появляться в губерниях западных, в среде римо-католического и протестантского населения, как имевшего образцы для себя в учреждениях запада. Таковы были: Виленское человеколюбивое, Новогрудское общество доброчинности, Ревельское общество благодарности, Дерптское общество помощи, Минское, Якобстадское, Митавское, Либавское, Курляндское, Германское в С.-Петербурге, попечительные комитеты Олонца, Петрозаводска и Повенца и, наконец, Московское и Петербургское попечительство неимущим врачам и Одесское женское благотворительное общество. Вот те шестнадцать обществ, который возникли в первой половине настоящего столетия и послужили образцом для образования последующих обществ. Более всего их возникло в начале 70-х годов, когда последовало полное обновление нашей внутренней народной жизни. В настоящее время их действует уже более ста. Хотя каждое из них вносит свою лепту на улучшение народного благосостояния, тем не менее нельзя не признать, что они действуют изолированно как по отношению к себе, так особенно по отношению к церкви. Не так действуют, как мы видели, общества западные. Оттого-то и находят они повсюду так мало себе сочувствия. Кроме незначительного количества членских взносов, да и то собираемых при посредстве многократных напоминаний, редкое из них имеет у себя что-либо большее. Не будучи богаты материальными средствами, они не особенно сильны и своим на бедных влиянием, особенно религиозно-нравственным. Всюду, где нет при них воспитательных или других учреждений, деятельность их ограничивается простою раздачею и при том не на домах хлеба, топлива и других предметов. Несравненно выше их стоят поэтому те приходские попечительства, которые стали возникать после крестьянской реформы, когда прекратилась обязательная со стороны помещиков помощь крестьянам и когда нужно было им самим подумать об обеспечении своих бедных. Приходское попечительство есть такое в приходе учреждение, на обязанности которого лежит: а) содержание и удовлетворение нужд приходской церкви, б) изыскание способов к содержанию духовенства, в) изыскание средств к учреждению в приходе школы, больницы, богадельни, приюта и вообще к оказанию помощи бедным людям прихода³⁴. Оно состоит из известного числа избранных всеми правоспособными прихожанами членов, в состав которого как непременные члены входят священнослужители, церковный староста и волостной старшина. Средствами для них служат добровольные пожертвования и кружки, обносимые во время богослужения. Всех таких попечительств, по отчету обер-прокурора за 1878 г., было 11.444, что в отношении 28.000 приходов составляет почти половину. Самое большое число попечительств выпадает па епархию Каменец-Подольскую, где при 1390 приходах их 1114, а самое меньшее на епархию Костромскую, где есть только одно. Общая собираемая ими сумма достигает в настоящее время уже 1.677.813 руб. Самая значительная часть ее идет теперь на благоустройство храмов и причта, тем не менее, и на долю бедных выпадает достаточное количество. На них расходуется около 150,060 руб. Вот если бы и общества приняли тот же, что и попечительства, характер, и их деятельность была бы, очевидно, столько же успешна, как и тех. Наряду с попечительствами действуют и другие благотворительные учреждения – это братства. Церковными братствами, как определяют их составленные для них правила, называются общества, составляющиеся из православных лиц разного звания и состояния для служения нуждам и пользам православной церкви, для противодействия посягательствам на ее право со стороны иноверцев и раскольников, для созидания и украшения храмов, для дел христианской благотворительности³⁵. По такой сложности своих задач, требующей для себя и значительного числа членов и способности к их выполнению, преимущественным местом таких братств бывают епархиальные города. Наиболее известные братства суть следующие: Киевское Свято-Владимирское, Виленское-Свято-Духовское, Ковенское Николаевское, Могилевское-Успенское, Замостьевское-Николаевское, Иоанно-Предтеченское в Каменец-Подольске, Казанское св. Гурия, Саратовское св. Креста, Нижегородское св. Креста, Астраханское – Святой Троицы, Рязанское – св. Василия, Московское – св. Петра, Владимирское – св. Александра Невского, Ставропольское и Одесское – св. Апостола Андрея Первозванного. Самое замечательное в отношении к благотворению бедным, есть Саратовское братство св. Креста. В устроенной им бесплатной столовой, оно дает пропитание тысячам бедных. Сюда же должны быть отнесены два общества, из коих одно носит название миссионерского, а другое – любителей духовного просвещения. Первое возникло в 1869 г. по мысли известного своею миссионерскою деятельностию покойного Иннокентия, митрополита московского; а второе – в 1863 г., при содействии покойного митрополита Филарета, для противодействия современным, противным духу христианства учениям. Последнее общество имеет свой печатный орган: «Чтения в обществе любителей духовного просвещения». Есть, наконец, и еще вид церковно-благотворительных учреждений – это приходские благотворительные общества. Они не представляют собою всего прихода, как попечительства, и не имеют таких широких задач, как братства, а состоят из нескольких лиц, посвящающих себя той или другой благотворительной деятельности в пределах прихода. Они встречаются по преимуществу в Москве и С. Петербурге.

Сказавши о возникновении и развитии благотворительных обществ и учреждений, нельзя не сказать, в частности, о городе Одессе, который, будучи последним по времени происхождения в семье городов русских, далеко не последнее место занимает, однако, в деле благотворения. Вопреки установившемуся под влиянием разных корреспонденций на него взгляду, будто город этот, кроме пшеничных интересов, никаких других не знает о нем, смело можно сказать, что как по количеству благотворительных обществ и учреждений, так и по солидности их постановки он занимает первое после Петербурга и Москвы место. Все эти общества и учреждения могут быть разделены на пять разрядов, из коих первый составляют общества и учреждения, состоящие в ведении духовного начальства, второй – учреждения, состоящие в ведомстве IV отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии или в ведомстве императрицы Марии, третий – учреждения, состоящие в ведомстве императорского человеколюбивого общества, четвертый – общества и учреждения, состоящие в ведении министерства внутренних дел, и пятый – учреждения, состоящие в ведении главного управления общества Красного Креста.

Общества и учреждения духовного ведомства. В ведении духовного епархиального начальства находится одно общество и три учреждения. Общество называется братством св. апостола Андрея Первозванного. Оно основано по мысли бывшего архиепископа Херсонского, ныне митрополита Киевского Платона, в память двадцатипятилетия царствования покойного Государя императора. Цель братства религиозно-просветительная. Оно покупает, а иногда и само издает популярные брошюры религиозно-нравственного содержания, и распространяет их посредством приходских священников в народе. Оно устроило в настоящем году воскресные чтения для народа при семинарской церкви, а месяца два тому назад открыло чрез воспитанников семинарии, под руководством ректора, чтения на большом вокзале. Желательно, конечно, было бы, чтобы граждане Одессы отнеслись к нему посочувственнее и поддержали его в его деятельности как своими пожертвованиями, так и участием. Из учреждений духовного ведомства, каковых три: семинария, духовное училище и женское епархиальное училище, наибольшего к себе участия требует последнее, как назначенное главным образом для девочек-сирот и как содержащееся исключительно на средства, доставляемые епархиальным духовенством. Воспитанницы этого заведения становятся потом, как свидетельствует опыт, очень хорошими учительницами в народных школах.

Учреждения ведомства императрицы Марии. Всех учреждений ведомства императрицы Марии в Одессе четыре, а именно: институт благородных девиц и три детских приюта: Александровский, Мариинский и приют Цесаревны, ныне императрицы Марии Федоровны. Первый или институт содержится на средства IV отделения, а три приюта находятся только под покровительством отделения, содержатся же на капиталы, собранные по подписке гражданами города, по поводу некоторых радостных для России событий в царствующем доме. Александровский основан в 1844 г. по случаю бракосочетания покойного Государя императора Александра Николаевича с покойною Государынею императрицею Мариею Александровной. Мариинский основан в 1861 г., a приют Цесаревны, ныне императрицы, в 1867 г. Как важны такие для сирот и бедных детей приюты и как необходима для них и в настоящее время поддержка со стороны граждан, о том едва ли нужно распространяться, каждому известно, как дорожают у нас с каждым годом жизненные припасы, а между тем средства приютов далеко не велики. Нельзя не отнестись поэтому с благодарностию к пожертвованиям, сделанным этим приютам покойным генерал-майором Орлаем и нынешним городским головою Григорием Григорьевичем Маразли, пожертвовавшим в 1870 г. на Мариинский приют 5.000 p. для призрения 30 сирот³⁶.

Учреждения императорского человеколюбивого общества. императорскому человеколюбивому обществу подведомственно в Одессе одно учреждение – это богадельня сердобольных сестер, получившая по имени главного из основателей ее, Александра Скарлатовича Стурдзы, название Стурдзинской богадельни. Она основана была в 1850 г. При ней находится община сердобольных сестер, получившая начало свое вместе с богадельней, a следовательно, первая из существующих теперь в России подобных общин. Рассматривая устав этой общины, нельзя не признать, что составители его находились под значительным влиянием устава, начертанного знаменитым французским благотворителем Викентием Павлом для основанного им в XVII веке общества сестер милосердия. В нем также есть обеты, но только даваемые, как и в том, на несколько лет. В нем также, как и в том, есть время испытания, каковым назначается здесь год. В нем также, как и в том, три разряда сестер, а именно: испытуемые, помощницы сестер и самые сестры. Это влияние Викентиевского устава чрезвычайно благодетельно отозвалось как на жизни и деятельности общины, так и на устроенной при ней богадельне. Строго христианское направление, скромность, усердие, особенно при служении сестер в домах – вот те качества, которые, как известно каждому одесситу, всегда отличали сестер стурдзинских. В каких строгих правилах веры и нравственности воспитываются сестры, о том лучше всего могут свидетельствовать «Наставления сердобольным сестрам», изданные в 1852 г. Как общиной, так и богадельней заведует комитет, состоящий из попечителя, попечительницы, помощника попечителя, старшего врача, священника, настоятельницы, казначея и двух лиц из среды почетных членов по приглашению попечителя. Мы имеем, таким образом, в общине прекрасный образец перенесенного на русскую почву одного из знаменитых учреждений западных.

Общества и учреждения, состоящие в ведении министерства внутренних дел. В ведении министерства внутренних дел находятся следующие общества и учреждения: 1) Одесское женское благотворительное общество; 2) Общество для помощи бедным; 3) Общество для призрения младенцев и родильниц; 4) Комитет Когановских учреждений; 5) Славянское благотворительное общество; 6) Греческое благотворительное общество, 7) Общество ночлежных приютов, 8) Приют для нищих и, наконец, 9) Сиротский детский приют Гладкова.

1) Женское благотворительное общество.

Женское благотворительное общество есть почти первое из православных русских обществ. Оно основано было еще в 1829 году. Самым блистательным годом деятельности его был печальный в истории нашего города 1833 год, когда по случаю неурожая в Новороссийском крае, в Одессе открылся жестокий голод. Покойная княгиня тогда графиня Елисавета Ксавериевна Воронцова с другом своим, графинею Эдлинг, приняли в нем самое деятельное участие: первая в качестве председательницы, а вторая – ее помощница. Оно раздавало нуждающимся по крайне удешевленным ценам хлеб для посева; оно пропитало в течение 5 месяцев 4.300 человек хлебом и супом, оно раздало около 3.000 руб. на лекарства; оно приискивало для бедных всякого рода занятия. По миновании голода деятельность общества сосредоточилась главным образом на устроенном им детском приюте, к которому присоединен был потом другой, учрежденный на личные средства княгини Воронцовой и потому называющийся Михайло-Семеновским сиротским домом. Впрочем, и попечение о бедных не прекращалось им до 1877 года, когда для заведывания этим делом образовалось особое благотворительное общество³⁷.

2) Общество для помощи бедным.

Общество для помощи бедным в том виде, как оно теперь существует, получило начало свое в 1877 г. под руководством супруги тогдашнего градоначальника графини Левашевой. Оно восприняло на себя, как сказано, задачи женского благотворительного общества, только при другой организации. Оно делится на центральный комитет и комитеты приходские. В устройстве этого общества уже ясно проглядывает идея церковности, только в виду разноплеменности нашего города, она боится показаться во всем своем свете. Почему, например, комитеты, на которые подразделяется оно, носят название приходских и при том по имени самых храмов? Очевидно, потому что составителям устава предносилась мысль о благотворении посредством в полном смысле приходских общин и только по нерешительности они не придали ей другого значения, кроме указания на территориальную деятельность. Желательно поэтому, чтобы комитеты стали в собственном смысле приходскими, чтобы общество для оживления своей деятельности ближе примкнуло к искони бывшим центрами благотворения храмам Божиим, а духовенство отозвалось на деятельность обществ своими поучениями, своею готовностию давать сведения о действительных нуждах. Что касается настоящей его деятельности, то она, при всей скудости средств, является, тем не менее, очень почетною. Общество раздает пособия бедным жителям хлебом и топливом, имеет в последнее время дешевую кухню для бедных и даже открыло небольшую рукодельню. В частности, стараниями Михайловского комитета, стремящегося удержать свою самостоятельность, открыт приют для дневного пребывания детей во время отлучек их матерей на заработки.

3) Общество для призрения младенцев и родильниц. Оно основано было в 1863 г. небольшим кружком лиц, пожелавших изыскать меры к облегчению участи подкидышей и родильниц беднейшего класса населения. Кружок задался, было мыслей учредить нечто в роде воспитательного дома, но правительство нашло нужным оставить за устроенным приютом, именуемым Павловским, значение лишь передаточной станции для младенцев. В силу этого, обществом принимаются подкидыши, доставляемые полицией, грудные младенцы, оставшиеся без родителей и, наконец, дети таких родителей, которые находятся в безвыходной нищете. Кормление грудных детей совершается обществом по преимуществу чрез пригородных кормилиц, что повсюду признается теперь более целесообразным. На этом благотворительном учреждении должны, по нашему мнению, сосредоточиться все симпатии общества. Не проценты с продаваемых в клубах карт, а прямые пожертвования каждого гражданина должны его обеспечивать.

4) Комитет Когановских учреждений. Так называется не большое, состоящее под председательством одесских архипастырей, общество для заведывания домами, пожертвованными почетным гражданином Овсеем Коганом, в которых находятся дешевые, а иногда и совершенно даровые квартиры для бедных. Одно из отделений таких квартир занимается самыми недостаточными студентами нашего Университета. Кроме того, там есть еще рукодельня, для доставления за скромную плату заработков бедным трудолюбцам.

5) Славянское благотворительное общество. Хотя главным назначением этого общества и служит поддержка прибывающих к нам для образования западно-южных славян, тем не менее оно принимает на себя и другие задачи в деле благотворения. Так в минувшую войну, оно принимало деятельное участие в облегчении участи страждущих и больных воинов. Оно же устраивает теперь популярные чтения для народа в Массовском ночлежном приюте. Оно имеет на попечении своем одно учреждение, именуемое Питомником славянских девиц, основанное в 1874 г., при участии некоторых проживающих здесь славян. Заведение это чрезвычайно полезное, а юные питомицы его, обучающиеся в Мариинской гимназии, представляют собою образец трудолюбия и благонравия.

6) Общество ночлежных приютов. Оно основано в 1875 году, вследствие ужасного состояния, в каком находились так называемые «дешевки» или приюты для рабочего класса. Мне лично удалось посетить эти приюты и воочию видеть, как развращался там бедный рабочий люд наш, как убийственно по отсутствию в них свежего воздуха они действовали на его здоровье. В настоящее время, помимо двух приютов наемных, на попечении общества находится прекрасный приют, устроенный на пожертвованный покойным Массом капитал и потому называющийся Массовским приютом.

7 и 8. Ни о греческом благотворительном обществе, ни о приюте для нищих говорить не будем, так как первое касается другой национальности, а второй содержится на средства, приобретаемые полицией.

9) Сиротский приют Гладкова. Он устроен на средства, завещанные гражданином г. Одессы Гладковым, который, помимо того, оставил и пятидесятитысячный капитал на его содержание. В нем дается воспитание и обучение 45-м совершенно бесприютным детям. Почтенная супруга покойного, Наталья Ивановна Гладкова, как опытная в ведении хозяйственных дел, отлично его устроила и усердно о нем заботится. Она дала при этом обещание присоединить к 50 тыс. еще 50 тыс., так что впоследствии времени в нем будет воспитываться 50 малолетних мальчиков.

Нельзя не упомянуть, наконец, и об учреждениях, состоящих в ведении главного управления общества Красного Креста. Это общество еще с 1868 г. имеет здесь комитет Красного Креста. В минувшую войну комитет этот, как наиболее близкий к месту военных действий, оказал обществу немаловажные услуги. И в настоящее время, помимо поддержания больных и раненных воинов, он имеет на своем попечении два учреждения, из коих одно находится при одесской городской больнице и носит название: «Рассадника сестер милосердия Красного Креста», а другое находится отдельно и носит название «Касперовской общины сестер Красного Креста». В первом учреждении сестры получают необходимое для себя медицинское образование, а во втором помещаются сестры, уже оказавшие обществу услуги. В последнее время окончившие хорошо трехгодичный курс в рассаднике стали приобретать права фельдшериц.

Вот как значительно заявляет себя город Одесса на поприще благотворения. Недурно было бы ввиду такого обилия обществ и учреждений и здесь открыть по образцу Лондона, небольшой комитет для организации благотворения, куда каждый мог бы обратиться за справками, на что лучше всего направить в известное время свою помощь. А недостатка в жертвователях у нас нет. Немного найдется на западе примеров, чтобы оставляемы были, как покойными Ямчитским и Ивановым, целые капиталы на благотворение, чтобы, как недавно было заявлено, присылаемы были от неизвестного целые тысячи рублей в пособие нуждающимся.

Теперь нам остается вывести результаты на основании сделанного нами сообщения. Результаты эти следующие:

Русский народ имеет более, чем всякий другой народ, задатков на вполне блистательное устройство у себя дел благотворения. У него есть много прекрасных природных качеств, а в особенности добродушие и общительность. Он сохранил унаследованную от древней христианской церкви всеобщность благотворения, выражающуюся в чрезвычайно щедрой частной благотворительности; у него есть уже готовые формы ее в различных обществах, братствах, и по преимуществу в приходских попечительствах и приходских благотворительных комитетах. У него есть нежно любящая его Царская семья, среди которой бывали такие самоотверженные члены, как покойная императрица Мария Феодоровна. Успешно воспользоваться всем этим, собрать, объединить, привести в систему – вот задача нашей будущей благотворительности.