В. Фундушевая запись Анны Гойской на устройство монастыря Почаевского 1597 года

Выпись из книг городских Кременецких. (в русском переводе)

Тысяча шестьсот шестьдесят второго года, месяца февраля первого дня.

Во время судебных городских Кременецких сроков, которые последовали и начались судебным производством месяца января девятнадцатого дня, в нынешнем, выше сего на акте означенном году, пред нами городскими Кременецкими урядниками: Александром Хриницким – подстаростем, Александром Фрикасом – судьей, и Андреем Поморским писарем, явившись лично велебный в Бозе отец Софроний Подгаецкий, инок монастыря Почаевского, от своего имени, и от имени всех иноков того же Почаевского монастыря представил явочным порядком, для вписания в нынешние городские старостинские Кременецкие книги выпись, на русском языке законно выданную из книг земских Кременецких, заключающую в себе личное сознание вечной фундушевой записи, касательно предмета, ясно в ней выраженного, учиненное умершей урожденной Анной Козинской Ерофеевой Гойской, судиной земской Луцкой, в пользу вышеименовавшегося монастыря Почаевского и находящихся в нем иноков. Таковая выпись фундушевой записи, представленной в свое время в вышесказанные городские книги и принятой, писанной по-русски, заключается в следующих словах:

«Выпись из книг земских Кременецких. Лета от Рождества Христова тысяча пятьсот девяносто седьмого, месяца ноября четырнадцатого дня, во время судебных земских Кременецких сроков, которые в вышеписанном году последовали и начались судебным производством спустя шесть недель после Римского праздника св. Михаила, пред нами земскими Кременецкими урядниками Янушем Жабокритским – судьей и Михаилом Краевским – подсудком, явившись лично ее милость, пани Ерофеева Гойского, судина земская Луцкая, Анна Тихоновна Козинского, по листу добровольной фундушевой записи, представленной для вписания в книги, сознала надание, в пользу Почаевского монастыря и при нем каменной церкви Успения святой Пречистой Богоматери, шести человек своих крестьян, со всеми       землями и повинностями их в селе Почаеве, также десяти волок пахатной земли и сенокосов и леса, находящегося подле монастыря Почаевского, – как это обширнее в том фундушевым листе описано и пояснено. Положивши пред нами в суде таковой лист за печатью и собственноручной подписью, также за печатями и собственноручными подписями людей, достойных веры, она просила, дабы, при том устном создании ее милости и этот лист был вписан в земские Кременецкие книги. Мы, приняв его в свое урядное ведение для вписания в книги, велели читать пред собой, вот его слова:

Во имя Бога, Отца Вседержителя, сотворившего небо и землю, Единородного Его Сына, Бога и Искупителя нашего Иисуса Христа, и Духа Святого, да будет к чести и хвале Его Святой никем и ни в чем никогда не нарушимо в вечные веки. Аминь.

Я, Анна Тихоновна Козинского Ерофеева Гойская, судина земская Луцкая, сознаю и объявляю сим моим листом всякому, кому нужно о том ведать, или читаемое слышать, людям нынешним и потом будущим, что, имея постоянно пред моими очами свою христианскую обязанность, по которой – если всяк человек обязан воздавать должное своему ближнему, тем паче он обязан, по крайней возможности своей, воздавать должное Богу, Творцу своему, к чести и умножению святой Его славы, – а, по здравом и решительном размышлении, не будучи ни от кого ничем к тому побуждаема, не принужденно, по доброй воли, единственно для умножения славы Божией, делаю следующее распоряжение относительно той моей местности, которую Господь Бог благоволил наделит меня, и которой я по праву общественному, вольна распоряжаться, как своей собственностью. Именно: так как в моей местности, при селе Почаеве, с давних времен существует каменная церковь в честь Успения Пречистой Богоматери: то, чтобы при той церкви было постоянно славословие Божией, я решилась построить и основать при ней монастырь, для жительства в нем восьми червцов, людей добрых, набожной жизни, не иного исповедания, как только греческого, подчиненных Восточной церкви, и двух дьячков. На содержание их в том монастыре я надаю в пользу той святой Успенской церкви и будущего в ней монастыря, и надала на вечные времена так, что это не должно быть никогда нарушено ни мной, ни потомками моими, которые после меня будут владеть тем моим имением Почаевом, ни их потомством, – шесть человек крестьян, в том моем имении Почаеве, поселенных на горе против моего двора Почаевского, то есть Калька, Антона Бирличи, Васька Бирличи, Игната Даечина, Лукаша, Гриценя Саножника, с их дворищами; к тому же пахотного и непахотного поля с дубравой десять волок на три руки, в каждой руке по десяти резов; сверх того лес, находящийся возле той церкви, с полем и сенокосами, что все отмечено знаками; именно: начиная от большой дороги, которая идет с Почаева мимо дворового моего плеса к Дунаеву, с одной стороны села Почаева долиной, поставлены знаки и насыпи: таковых насыпей семь: от тех насыпей прямо по дороге, которая идет чрез лес, сделано насыпей девять: по выезде из леса, полем к той же большой дороге, которая из Почаева к Дунаеву, и той большой дорогой к той же долине, устроено шестнадцать насыпей; всех насыпей возле монастыря, леса, поля и сенокоса тридцать две. Кроме этих десяти волок поля и прочих угодий, для поддержания той церкви, монастыря и червцов должна быть особо даваема ежегодно денежная сумма, по тридцать кон грошей литовских, со всех моих имений, принадлежащих к Орле: да сверх того на вечные времена должна быть ежегодно даваема тем чернцам десятина со всякого зернового хлеба, принадлежащего двору Почаевскому. А тех шестерых человек и десять волок и лес с сенокосами, как выше упомянуто, отдала я на вечные времена в пользу наименованной церкви и монастыря, со всеми их повинностями, работами, платежами, доходами, ничего не оставляя в мою или моих потомков пользу, и из всего того, что выше упомянуто, ничего не отнимая и не уменьшая: та церковь и монастырь, состоящие в моем имении Почаеве, и все те наименованные доходы, наданные в пользу его на вечные времена, должны навсегда не нарушимо оставаться в таком порядке, какой определен мной в сей записи за печатью и собственноручной моей подписью, без всякого кем–либо в чем–нибудь изменения. А приятели мои, которые после меня будут владеть той моей местностью, и их потомство, также и свойственники мои, как близкие, так и дальние и кто бы то ни был, ни в какое время не будут в праве и не должны опустошать той церкви и монастыря, изменять и разрушать порядок и надание, мной поставленные, а особенно делать что–либо к обиде и утеснению старшего и начальника–игумена того монастыря и всех червцов в монастыре живущих: они никогда не в праве, и не должны, как всего вообще, что выше наименовано, так и какой–либо части отнимать от церкви и монастыря, ни стеснять приписанных к нему крестьян, вступаясь в большие ли то или малые доходы, ни вынуждать для себя работ, подвод, платежей и доходов, ни судить, и рядить, ни брать штрафов и пересудов, ни причислять тех крестьян монастырских к своим имениям: но на церковь и монастырь те все крестьяне, грунт и все доходы должны быть всегда отдаваемы и вручаемы в заведывание и владение игумену, человеку веры христианской, подчиненному Восточной церкви и святым правилам нашего греческого исповедования, в набожной жизни, и во всех добрых делах испытанному, тихому, скромному, почтительному, трезвому, излишнего имущества, кроме пищи и одежды не требующему, лет зрелых достигшему. В предотвращение же на будущее время того, чтобы, по известным мне причинам, не произошло от какого–либо несогласия затруднение касательно права на эту церковь, монастырь и крестьян, приписанных к церковному грунту, и чтобы не последовало, храни Бог, разорение и уничтожение того убогого дома церковного и всего благочестивого и столь святого дела, я объявляю следующую волю на случай моей смерти: поручаю и предоставляю приятелю моему, который после меня будет владеть той местностью и его потомкам, чтобы он будучи один распорядителем, по взаимному соглашению с червцами того монастыря, ту церковь и монастырь со всеми угодиями и крестьянами всегда в вечные времена вручал не иному кому, как только черицу–игумену греческого вероисповедания, подчиненному восточной церкви, как выше упомянуто, чтобы наблюдать за всяким благочестивым христианским порядком, защищал игумена и всех черницов, живущих в том монастыре, также и крестьян пришедших к земли от всяких обид и притеснений; в если бы между игуменом и черицами произошло какое–либо несогласие по их монашеским делам; то в таком случае, тот мой приятель, который будет владеть той моей местностью, должен отослать их на суд к владыке, который был бы не иного исповедания, как только греческого восточной церкви. Братья же, сестры, близкие родные, также свойственники мои их потомки и урядники никогда не должны и не будут иметь права, в противность моей воли, ни вступаться в тот монастырь и во все вообще доходы, наданные в пользу вышеписанных лиц, принадлежащих к монастырю, ни отнимать крестьян и угодий, ни присвоить себе управу, разбирательство или какую–либо власть или право на тот монастырь, по каким бы то ни было законным, или незаконным, как ни есть выисканным причинам, ни причинять обид и убытков; потому что все это учинено мной согласно Божиему и всякому христианскому государственному праву, и мне вольно распоряжаться моей благоприобретенной собственностью. А игумен, которому вместе с чернцами, будет вручен и передан тот монастырь, и самые чернцы не должны быть под властью и в послушании владетеля Почаевского имения: но сам игумен, которому будет то вверено, сохранить все это целостно, верно, благочестиво и в порядке он будет пещись о монастыре и церкви и снабжать чернцов одеждой. Но если бы, в противность сего моего добровольного надания и постановления от крестьян ли то, или приятелей моих и их потомков, или от кого бы–то ни было, причиняемы были обиды и убытки чрез вмешательство в дела, касающиеся того монастыря, тех крестьян, грунта и доходов, вечно наданных мной в пользу монастыря и лиц к монастырю принадлежащих, или относительно права на тот монастырь, или по другим каким–либо предметам; если бы кто–либо из крестьян, приятелей моих и их потомства учинил что–нибудь ко вреду: то в том случае, укрепляя тем вернее и основательнее волю мою и сие постановление, так, чтобы никогда в вечные времена ни малейше ни в чем, и ни от кого не было оно изменено, – приятелей, родственников моих и их потомство или тех, кому я передала право на тот монастырь и кто между тем, в противность моей воли и постановления, учинил бы что–либо ко вреду того монастыря, нарушив хотя малейшее в чем–нибудь сей добровольный мой лист, и это христианское благочестивое распоряжение, – всякого такового и позываю на страшный справедливый и нелицемерный суд пред престол Божий, к Его святому решению; там то всякий таковой имеет и обязан будет рассудиться со мной в этом; на всяком таковом, кто только нарушил бы в чем–либо волю мою к вреду того монастыря, да пребывает анафема и всякое не благословение с проклятием. На это я и дала сей мой добровольный фундушевой лист за моей печатью и собственноручной подписью. При этом были, хорошо это знают и по устной и личной моей просьбе печати свои приложить здесь и собственноручно подписаться благоволили их милость, паны приятели: его милость пан Макар Ледуховской – земский Кременецкий писарь, пан Василий Малинский, пан Кондрат Хорошко и пан Григорий Баковецкий. Писан в Почаеве в лето от Рождества Сына Божия тысяча пятьсот девяносто седьмое, месяца ноября четырнадцатого дня. У этого листа печатей пять и следующие собственноручные подписи: Анны Козинского рука собственная; Макар Ледуховской, писарь земский Кременецкий собственной рукой; Василий Елович Малинский собственная рука; Кондрат Хорошко собственной рукой; Григорий Макосевич Баковецкий собственной рукой. Этот то лист в пользу монастыря Почаевского, устным и личным сознанием ее милости пани Ерофеевой Гойской во всем утвержденный мы велели вписать в земские Кременецкие книги, из которых за печатями нашими, Яна Горална судьи, Михаила с Козельска Пузыны подсудка и с подписью руки Яна Болбаса Ростоцкого писаря, – судовых земских Кременецких урядников, в нынешнем тысяча шестьсот сорок первом году, во время срочных заседаний, спустя шесть недель по святом Михаиле, и сия выпись выдана. Писана в Кременце. У этой земской Кременецкой выписи две печати их милости панов–судьи и подсудка земских Кременецких, и собственноручные подписи, следующие: Ян Балбас Ростоцкий писарь земский Кременецкий. Сверял Романкевич. Эта фундушевая выпись за подачей и просьбой вышепоименованного предъявителя и за нашим судебным принятием вся, слово в слово, вписана в нынешние градские Кременецкие книги²¹¹.

Из каковых книг и сию выпись под печатью земской Кременецкого выдаем.

(М. П.) Регент земского повета Кременецкого Свентоянский, – читал Ковалинский²¹².