Священник Михаил Желтов
- Канон — центральное песнопение одной из главных церковных служб
- О пасхальных ирмосах
- Богословское содержание канона
Канон — центральное песнопение одной из главных церковных служб
Канон — центральное песнопение одной из главных церковных служб, утрени1. А на пасхальной утрене, на которой нет ни большинства обычных псалмов, ни чтения Евангелия, канон однозначно оказывается в центре внимания. Если служить строго по уставу, львиная доля времени на пасхальной утрене будет отведена именно пению канона (и так не маленький, он еще и должен исполняться с многочисленными повторами), а также чтению 45-го Слова святителя Григория Богослова, на Святую Пасху2, — достаточно пространного текста.
Слово святителя Григория, написанное в IV веке, и пасхальный канон преподобного Иоанна Дамаскина, созданный примерно через три с половиной столетия, тесно связаны между собой. Канон содержит несколько буквальных цитат из святителя Григория, так что подлинное осмысление канона невозможно без знакомства с пасхальными словами Великого Каппадокийца.
Пасхальный канон имеет традиционную структуру: в нем 8 песней3, пронумерованных с 1‑й по 9‑ю (2‑я песнь отсутствует); каждая песнь открывается ирмосом4, который должен задавать мелодию для тропарей5. В 1‑й, 3‑й, 5‑й, 6‑й и 9‑й песнях по два тропаря, в 4‑й, 7‑й и 8‑й — по три. Богородичны6 в каноне отсутствуют, но более поздние гимнографы — Феофан и Иосиф — дописали по комплекту богородичнов к пасхальному канону; согласно современному уставу, в первый день Пасхи они не поются, а в следующие дни исполняются оба (таким образом, после каждой песни прибавляются по два богородична).
О пасхальных ирмосах
Ирмосы канонов обычно содержат пересказ или отсылки к библейским песням — поэтическим отрывкам из Ветхого и Нового Заветов, лежащим в основе структуры канона7. Пасхальный канон не является исключением, однако здесь каждая из тем библейских песней увязана с Воскресением Христовым:
Ирмос 1‑й песни: “… от смерти бо к жизни, и от земли к Небеси, Христос Бог нас преведе, победную поющия” — как израильтяне были выведены из Египта и воспели победную песнь после перехода через Красное море (= 1‑я библейская песнь, Исх.15:1-19), так и мы переведены Христом от смерти к жизни.
Ирмос 3‑й песни: “Приидите, пиво [то есть питье] пием новое, не от камене неплодна чудодеемое, но нетления источник, из гроба одождивша Христа…” — здесь древнее чудо, когда во время странствия израильтян по пустыне Бог по молитве Моисея извел воду из скалы — “неплодна камене” (Исх.17:1–7), — сравнивается с тем, как из каменного гроба Христа истекает, словно дождь, источник нетления. Стоит отметить, что темам дождя и странствия по пустыне соответствует, вообще говоря, не 3‑я, а 2‑я библейская песнь (Втор.32:1-43)8.
Ирмос 4‑й песни: “На божественней стражи, богоглаголивый Аввакум да станет с нами и покажет светоносна ангела, ясно глаголюща: Днесь… воскресе Христос…”, прямо отсылает к пророку Аввакуму, автору 4‑й библейской песни (Авв.3:2–19). Ср. Авв.2:1: “На стражу мою стал я и, стоя на башне, наблюдал, что скажет Он во мне…” Пророческое видение Аввакума отнесено в ирмосе к ангелу, возвещающему весть о Воскресении Христовом.
Ирмос 5‑й песни: “Утренюем утреннюю глубоку, и вместо мира песнь принесем Владыце, и Христа узрим, Правды Солнце…”, содержит парафраз 5‑й библейской песни, пророка Исаии (Ис.26:9-19): “От нощи утренюет дух мой к Тебе, Боже…” Славянское слово “утреневати” буквально означает “пристально вглядываться [во время предрассветных сумерек]”. Тем самым ночное исполнение пасхального канона (по строгому уставу, утреня всегда должна служиться еще ночью, до рассвета) соотносится с тем, как мироносицы рано-рано утром спешили ко гробу Христа: “вместо мира песнь принесем”.
Ирмос 6‑й песни: “Снизшел еси в преисподняя земли… и тридневен, яко от кита Иона, воскресл еси…” — упоминает пророка Иону, поскольку именно ему принадлежит 6‑я библейская песнь (Ион.2:3-10). Согласно Священному Писанию, Иона воспел ее, находясь глубоко под водой во чреве кита. Пасхальный канон соотносит погружение Ионы на дно моря с сошествием Христа во ад, а освобождение из чрева кита спустя три дня — с тридневным Воскресением Христовым.
Ирмос 7‑й песни: “Отроки от пещи избавивый, быв человек, страждет яко смертен, и страстию смертное в нетления облачит благолепие…” — ссылается на историю о трех еврейских отроках, которые были брошены вавилонским царем Навуходоносором в раскаленную печь, но были спасены Богом. Рассказ об этом событии, молитва и песнь отроков составляют 7‑ю библейскую песнь (Дан.3:26-56). В ирмосе подчеркивается, что Тот, Кто некогда спас отроков от неминуемой гибели, Сам принял страдания, чтобы облечь смертную природу красотой нетления (“в нетления облачит благолепие”).
Ирмос 8‑й песни: “Сей нареченный и святый день, един суббот Царь и Господь, праздников праздник, и торжество есть торжеств…”, обращаясь к теме 8‑й библейской песни (Дан.3:57-88) лишь в самом конце: “…в оньже благословим Христа во веки”, — в остальном построен вокруг цитаты из святителя Григория Богослова: “Пасха! Она у нас праздников праздник и торжество торжеств” (Or. 45. 2).
Ирмос 9‑й песни: “Светися, светися, новый Иерусалиме: слава бо Господня на тебе возсия, ликуй ныне, и веселися, Сионе! Ты же, Чистая, красуйся, Богородице, о востании Рождества Твоего”, прославляя Матерь Божию, тем самым отсылает к Песни Богородицы (Лк.1:46-55), которая является первой частью 9‑й библейской песни.
Богословское содержание канона
Тропари канона, вместе с ирмосами, раскрывают несколько самостоятельных богословских тем. Одни очевидным образом связаны с празднованием христианской Пасхи:
- ликование всего творения во время Воскресения Христова (2‑й тропарь 1‑й песни: “Небеса убо достойно да веселятся, земля же да радуется…”; 1‑й тропарь 3‑й песни: “…да празднует убо вся тварь…”);
- спешка мироносиц ко гробу Спасителя (ирмос 5‑й песни; 1‑й тропарь 7‑й песни: “Жены с миры богомудрыя в след Тебе течаху…”) и явление им ангела, провозглашающего Воскресение Христово (ирмос 4‑й песни);
- сошествие Христа во ад (ирмос 6‑й песни), последовавшее за этим разрушение ада (2‑й тропарь 7‑й песни:“Смерти празднуем умерщвление, адово разрушение, иного жития вечнаго начало…”) и освобождение находившихся там узников — душ умерших людей (1‑й тропарь 5‑й песни: “…адовыми узами содержимии… к свету идяху, Христе, веселыми ногами”).
Другие соотносят христианскую Пасху с ветхозаветными прообразами:
- различными пророчествами (ср. сказанное выше о соотнесении ирмосов с библейскими песнями);
- ликованием царя и пророка Давида при перенесении Ковчега Завета в Иерусалим (3‑й тропарь 4‑й песни: “Богоотец убо Давид, пред сенным ковчегом скакаше играя, людие же Божии святии, образов сбытие зряще, веселимся…”, ср. 2Цар.6:3-14: “И поставили ковчег Божий на новую колесницу… А Давид и все сыны Израилевы играли перед Господом на всяких музыкальных орудиях… Давид скакал из всей силы перед Господом”);
- главным прообразом Жертвы Христовой — пасхальным агнцем: “[Христос] — мужеский убо пол… Агнец наречеся, непорочен же… наша Пасха…”, “Яко единолетный агнец… Христос волею за всех заклан бысть, Пасха чистительная…” (1‑й и 2‑й тропари 4‑й песни; ср. Исх.12:5: “Агнец у вас должен быть без порока, мужеского пола, однолетний”).
Особо прописана в каноне тема света Воскресения Христова, который стал предвозвещением блистательного дня всеобщего воскресения из мертвых (3‑й тропарь 7‑й песни: “…сия спасительная нощь и светозарная, светоноснаго дне востания сущи провозвестница…”). Можно сказать, что свет пронизывает собой весь канон и так или иначе упоминается во всех его песнях, кроме 6‑й: “Ныне вся исполнишася света…” (1‑й тропарь 3‑й песни), “Светися, светися…” (ирмос 9‑й песни), и т. д. Но для созерцания этого света необходимо сделать над собой усилие: “Очистим чувствия, и узрим Христа, блистающася неприступным светом воскресения…” (1‑й тропарь 1‑й песни, порядок слов изменен). Таким образом, подлинное празднование Пасхи возможно лишь через “очищение чувств”, то есть покаяние, добродетельную жизнь и аскетический подвиг. На это же намекает и образ несущих светильники навстречу Жениху: “Приступим, свещеноснии, исходящу Христу из гроба яко Жениху…” (2‑й тропарь 5‑ой песни), отсылающий к евангельской притче о десяти девах (Мф.25:1–13).
Дважды упоминается тема таинства Крещения: во 2‑м тропаре 3‑й песни (“Вчера спогребохся Тебе, Христе, совостаю днесь воскресшу Тебе…”) и в троичне 8‑й песни (“Отче Вседержителю, и Слове, и Душе… в Тя крестихомся”). В древности старались приурочить Крещение оглашаемых к вечеру накануне Пасхи, чтобы их церковная жизнь началась на главный праздник года. Поэтому слова “вчера спогребохся” могут быть поняты или как отсылка к совершению таинства Крещения в Великую субботу (ср. Рим.6:4: “мы погреблись с Ним крещением”), или просто как указание на предшествующие Пасхе службы Страстной седмицы.
Некоторое внимание уделено теме Иерусалима, как средоточия пасхального ликования: “Возведи окрест очи твои, Сионе, и виждь: се бо приидоша к тебе… от запада, и севера, и моря, и востока…” (2‑й тропарь 8‑й песни, цитата содержит парафразы Ис.49:12, 60:4), “… ликуй ныне и веселися, Сионе…” (ирмос 9‑й песни). Интерес палестинского автора — преподобного Иоанна Дамаскина — к этой теме вполне понятен. Но одновременно речь идет не только и не столько о земном Иерусалиме, сколько о Небесном Иерусалиме — Церкви Христовой: “Светися, светися, новый Иерусалиме!..” (ирмос 9‑й песни).
Тема Церкви сокровенно присутствует во многих тропарях канона — уже просто потому, что он изложен от первого лица множественного числа. В 3‑м тропаре 4‑й песни Церковь названа “святым народом Божиим” (“… людие же Божии святии…”). Но мистической кульминацией этой темы можно назвать 1‑й тропарь 9‑й песни канона, где использована образность из Книги Песни Песней (“О, божественнаго! О, любезнаго! О, сладчайшаго Твоего гласа!..”, (ср. Песн.2:8, 14): “Голос возлюбленного моего!.. дай мне услышать голос твой, потому что голос твой сладок”), которая на первый взгляд описывает земную любовь юноши и девушки, однако традиционно понимается как иносказание о Боге и Церкви. В данном случае такая интерпретация очевидна из следующих слов того же тропаря: “…С нами бо неложно обещался еси быти, до скончания века, Христе…”, отсылающих к финалу Евангелия от Матфея, где Христос говорит: “Се, Я с вами во все дни до скончания века” (Мф.28:19).
Автору канона удалось вплести в него отсылки и к другим ключевым христианским богословским темам: о Триединстве Божества (троичен 8‑й песни), о непорочном рождении Господа Иисуса Христа (1‑й тропарь 6‑й песни: “…ключи Девы невредивый в рождестве Твоем…”), об универсальном характере христианского благовестия (2‑й тропарь 6‑й песни: “…совоскресил еси всероднаго Адама…”), об эсхатологическом ожидании прихода Царствия Божия (1‑й тропарь 8‑й песни: “Приидите, новаго винограда рождения, божественнаго веселия, в нарочитом дни воскресения, Царствия Христова приобщимся…”, ср. Мф.26:29: “Сказываю же вам, что отныне не буду пить от плода сего виноградного до того дня, когда буду пить с вами новое [вино] в Царстве Отца Моего”).
В припевах на 9‑й песни канона (при исполнении ирмос и тропари этой песни чередуются с ними) также содержатся и просто общие отсылки к Воскресению Христову (“Величит душа моя воскресшаго тридневно от гроба Христа Жизнодавца”, “Христос воскресе, смерть поправый…”), и описание всеобщего ликования (“Днесь всяка тварь веселится и радуется, яко Христос воскресе”), и упоминания жен-мироносиц (“Магдалина Мария притече ко гробу и, Христа видевши, яко вертоградаря (садовника) вопрошаше», «Ангел облистаяй женам вопияше: престаните от слез, яко Христос воскресе”), и мысль о сошествии Христа во ад (“Возбудил еси, уснув, мертвыя от века…”, “Христос воскресе… мертвыя воздвигнувый…”, “Днесь Владыка плени ада, воздвигнувый юзники, яже от века имяше люте одержимыя”), и сопоставление с прообразами из Ветхого Завета (“Христос — новая Пасха, Жертва живая, Агнец Божий, вземляй грехи мира”: ср. Ис.53:7, Ин.1:29; “Возбудил еси, уснув, мертвыя от века, царски рыкавый, яко от Иуды лев”: ср. Быт.49:9), и другие богословские темы (о Троице: “Величит душа моя Триипостаснаго и нераздельнаго Божества державу”; о Благовещении, то есть Боговоплощении: “Радуйся, Дево, радуйся…”; в самом известном из припевов: “Ангел вопияше Благодатней: Чистая Дево, радуйся! И паки реку: радуйся! Твой Сын воскресе тридневен…”, образность Благовещения — ангел, приветствующий Божию Матерь словом “Радуйся”, — перенесена на Воскресение Христово9).
* * *
Преподобному автору канона удалось удивительным образом соединить все перечисленные выше темы в одно достаточно компактное целое, пользуясь очень ярким и емким поэтическим языком. Но это вовсе не означает, что он полагает достаточным ограничиться созерцанием, которое он предложил своим слушателям. Напротив, парафразируя святителя Григория Богослова (Or. 45. 30 и 23: “Великая и священная Пасха, и очищение всего мира! — буду беседовать с тобою, как с чем-то одушевленным. Слово Божие, и свет, и жизнь, и мудрость, и сила! — все твои наименования меня радуют”; “Причастимся Пасхи, ныне пока прообразовательно, хотя и откровеннее, нежели в Ветхом Завете… а впоследствии и скоро причастимся совершеннее и чище, когда Слово будет пить с нами сие “ново во Царствии Отца”), он молит Христа о более полном богообщении: “О, Пасха велия и священнейшая, Христе! О мудросте, и Слове Божий, и Cило! Подавай нам истее Тебе причащатися, в невечернем дни Царствия Твоего” (последний тропарь).
1 Название этого песнопения, которое буквально переводится как “правило”, восходит к древнему названию круга ежедневных служб — “канона молитвы”. Заголовок “канон” сначала перешел на первую службу дня, то есть утреню, а затем и на важнейший гимнографический текст последней.
2 В наши дни это Слово в большинстве храмов, к сожалению, опускается. Интересно отметить, что при совпадении Пасхи с днем Благовещения (25 марта, в византийской традиции этот день считался календарной датой исторического Воскресения Христова), то есть на Кириопасху (буквально “истинная Пасха”, в смысле совпадения подвижного праздника с датой 25 марта), устав предписывает читать даже сразу два пасхальных Слова святителя Григория — не только Сорок пятое, но еще и Первое.
3 Песнь канона — это цикл из нескольких строф, первая из которых называется ирмосом (см. следующее примечание), а остальные — тропарями.
4 Ирмос (греч. heirmos, “соединение”, “сцепление”, “последовательность”) — начальная строфа каждой песни канона, задающая поэтическую метрику для остальных строф этой песни (тропарей). Метрическое единство позволяло петь тропари на мелодию ирмоса; таким образом, он служил образцом для них и объединял их в одно целое. Это, а также содержательное единство ирмоса и соответствующей библейской песни (см. ниже) и дало ему его название.
5 См. предыдущее примечание.
6 Специальный тропарь, посвященный Божией Матери. В большинстве канонов каждая песнь завершается богородичном.
7 Ирмос (греч. heirmos, “соединение”, “сцепление”, “последовательность”) — начальная строфа каждой песни канона, задающая поэтическую метрику для остальных строф этой песни (тропарей). Метрическое единство позволяло петь тропари на мелодию ирмоса; таким образом, он служил образцом для них и объединял их в одно целое. Это, а также содержательное единство ирмоса и соответствующей библейской песни (см. ниже) и дало ему его название.
8 Использование в ирмосе 3‑й песни канона тематики 2‑й библейской песни заставляет задуматься: а не могла ли в каноне первоначально иметься также еще одна песнь? Вопрос требует исследования (в том числе, с учетом отсутствия вторых песней в других канонах преподобного Иоанна Дамаскина).
9 Существует церковное предание о том, что “другая Мария”, которая, согласно Евангелию от Матфея, отправилась ко гробу вместе с Марией Магдалиной (Мф.28:1) — это Божия Матерь, и именно Она первой получила от ангела весть о Воскресении Ее Сына (Синаксарь в Неделю Пасхи).
Комментировать