Беседа игумена Авраама (Рейдмана) о великом событии Воскресения Христова
Беседа у нас будет довольно пространная, и, наверное, значительную ее часть займет не мое объяснение события Воскресения Христова, а чтение Евангелия. Я воспользуюсь книгой под названием «Синопсис». Это свод всех евангельских текстов, которые расположены в хронологическом порядке и напечатаны столбцами (поскольку одно и то же событие евангелисты описывали с разными подробностями). На русском языке «Синопсис», насколько мне известно, издан впервые. Книга эта очень полезна для тех, кто желает ознакомиться с евангельской историей: мы и Евангелие читаем, и получаем некоторое представление о хронологической последовательности событий. Хотя такое расположение евангельских эпизодов – только версия. Едва ли про те или иные события мы можем с уверенностью сказать, что все происходило именно так, как говорит автор «Синопсиса», в этом случае может быть только мнение. И когда я буду комментировать ход этих событий и до некоторой степени их значение, то, очевидно, что и я тоже буду высказывать лишь определенное мнение. Мнение, хотя и основанное на учении святых отцов и соответствующее святоотеческому духу, тем не менее не столь авторитетное, как рассуждение того или иного подвижника, скажем Иоанна Златоустого или какого-либо другого евангельского комментатора. Мне захотелось рассмотреть повествование о Воскресении Христовом именно с точки зрения исторической последовательности, чтобы получить картину сразу всех событий, почему я и решил провести беседу, пользуясь «Синопсисом».
Даже если бы мы просто, без всяких рассуждений и комментариев, прочитали Евангельские тексты о Воскресении, это уже было бы чрезвычайно интересно. Ведь обычно мы читаем четыре Евангелия по очереди: прочитаем, например, Евангелие от Матфея, и в частности повествование о Воскресении Христовом, а потом начинаем читать обо всех событиях сначала, в изложении, скажем, евангелиста Марка, и опять постепенно доходим до рассказа о Воскресении. Получается, что все эти евангельские повествования с различными интересными, дополняющими друг друга, подробностями и, может быть, даже разными взглядами на происходящее оказываются для нас разрозненными, и нам трудно составить цельное представление обо всем описанном. Чтение же «Синопсиса» будет для всех, конечно, интересным и полезным.
В качестве предисловия мне хотелось бы сказать еще и следующее. Событие Воскресения Христова столь необыкновенно, что является для человеческого ума непостижимым. Мы принимаем его, верим, но нельзя сказать, что мы до конца осознали и всем своим существом прочувствовали его, что мы уверены в его реальности так же, как и в реальности какого-либо эпизода из нашей повседневной жизни. Если бы мы приняли событие Воскресения также просто, непредвзято, и оно стало бы для нас реальностью нашей жизни, то, безусловно, оно всю бы ее перевернуло, изменило бы наше внутреннее состояние (я говорю сейчас конкретно о тех, которые пришли в обитель и хотят отречься от мира). Мы честно должны себе признаться, что даже мы, монашествующие, не вполне вмещаем в себя значение этого события, не вполне принимаем его. Если бы нам удалось это сделать, это означало бы, что в нашей душе совершился переворот, что мы стали истинно верующими людьми, живущими согласно своей вере. Глубокое осознание того, что произошло, говорило бы о том, что мы по крайней мере уже приближаемся к совершенству. Мы же принимаем то или иное событие, учение лишь в такой степени, в какой оно не мешает нам спокойно жить. Мы принимаем и в то же время частично отвергаем. Если же говорить о людях, находящихся вне Церкви, то они не принимают Воскресение Христово в полной мере потому, что это их ко многому бы обязывало. И человек это невольно чувствует. Все доводы и доказательства в пользу того, что христианство – религия слишком необыкновенная, предъявляющая к людям неосуществимые требования, привлекаются лишь для оправдания ее неприятия. Какой необыкновенной и требовательной эта религия ни была бы, но если то, о чем повествует Евангелие, и в особенности рассказ о Воскресении Христовом, истинно, мы должны были бы ее принять. Нам нужно было бы согласиться с Евангелием, несмотря на все трудности и даже, может быть, невозможность его исполнения, или уж по крайней мере признать свою несостоятельность. Однако на самом деле люди, как правило, просто не хотят принимать очевидную истину и думают так, как им удобно и выгодно. В подавляющем большинстве случаев, за редким исключением, человеческие убеждения исходят из принципа жизненного удобства. Конечно, не только материального, но даже и душевного, то есть мы думаем так, как нам выгодно. Евангельское же учение, в особенности повествование о Воскресении Христовом, требует от нас совершенного отречения от этого.
Мы принимаем Евангелие несмотря даже на то, что иногда доходим и до отчаяния, видя, как нам кажется, неисполнимость его требований – Господних заповедей. Принимаем потому, что верим в совершенные Господом Иисусом Христом чудеса, причем особенно нас поражает чудо Воскресения. Принимаем потому, что сама наша совесть говорит о соответствии Евангелия тому, что она ищет и к чему понуждает. «Душа человека по природе христианка», – сказал Тертуллиан, имея в виду именно то таинственное явление, что несмотря на всю, казалось бы, невозможность исполнения Евангелия, его непостижимость, даже странность, оно все же находит отклик в нашей душе, которая подтверждает, что его учение есть истина. Поэтому рассказ о Воскресении Христовом нужно принять не как художественное повествование, а как хронику.
Читая книги, мы привыкли доверять им лишь до определенной степени. Пусть даже только в школе мы читали положенную по программе художественную литературу, у всех нас выработался навык к неправильному ее восприятию. Встречая в книге какие-либо очень серьезные, значимые мысли, облеченные, однако, в художественную форму и преподаваемые нам под видом вымысла, мы привыкли отличать вымысел от содержащихся в нем идей (если провести аналогию, то – как бы извлекать пригодное в пищу ядро ореха из скорлупы). Так мы относимся к литературе. И этот порочный подход, выработанный тем, что по большей части мы читали литературу, скажем так, со многими вымыслами (я не буду говорить лживую), мешает нам непредвзято воспринять Евангелие, которое можно сравнить скорее с литературой научно-исторической, чем с привычной для нас.
Обратимся наконец к самому евангельскому повествованию. Составитель «Синопсиса» указывает сначала тему, а потом – место, где происходило событие, и это поможет нам сориентироваться.
Итак, первое событие Воскресения: «Иерусалим и окрестности, воскресение, 9 апреля 30 года». Нужно иметь в виду, что наша официальная хронология отличается от истинной. На самом деле Спаситель родился на четыре года раньше того дня, который считается Рождеством Христовым. Ошибка была допущена неким западным ученым Дионисием Малым, который жил в VI веке. В то время уровень исторической науки был очень скромный, тем паче на Западе, который по культурному своему развитию очень отставал от православного Византийского Востока. Произошла ошибка, и сейчас считается, что Рождество Христово совершилось две тысячи два года тому назад, а на самом деле нужно прибавить еще три или четыре года. Поэтому в «Синопсисе» и говорится: «Воскресенье, 9 апреля, 30 года», хотя из всех преданий о Господе достоверно известно, что Спаситель пострадал в возрасте тридцати трех с половиной лет. Даты страданий Спасителя и Его Воскресения известны абсолютно точно. Мы же вспоминаем эти события не в те числа, когда они на самом деле происходили, а в другие, учитывая кроме дат еще и дни недели. Скажем, Распятие воспоминаем в пятницу, Воскресение Христово – в первый день недели: празднование всегда переносится с конкретных чисел на определенные дни седмицы. Кроме того, есть правило, чтобы Пасха, отмечаемая православными, не совпадала с Пасхой иудейской, она должна быть всегда позже. Иудейская Пасха вычисляется по лунному календарю, а православная – одновременно и по лунному, и по солнечному. Этот сложный расчет, изложенный сейчас мной чрезвычайно схематично и примитивно, и приводит к тому, что мы празднуем Пасху не в те дни, когда это событие на самом деле происходило. Мы отмечаем ее так, чтобы само время ее совершения имело некий пастырский смысл, чтобы иные немощные христиане не соблазнились и не подумали, будто бы у нас, так сказать, одна вера с иудеями. В связи с этим празднование Пасхи и воспоминание всех, связанных с Пасхальными днями, событий бывает каждый год в различные числа.
Вот как повествует о Воскресении Христовом евангелист Матфей: «По прошествии же субботы, на рассвете первого дня недели, пришла Мария Магдалина и другая Мария посмотреть гроб. И вот, сделалось великое землетрясение, ибо Ангел Господень, сошедший с небес, приступив, отвалил камень от двери гроба и сидел на нем; вид его был, как молния, и одежда его бела, как снег» (Мф.28:1–3). По прошествии субботы, когда только еще светало, пришли жены-мироносицы… Мы не можем точно установить, которая из женщин прибыла первой, а которая впоследствии: пришла ли Мария Магдалина раньше других, или вместе со всеми (потом же все ушли, а она осталась). Есть много разных мнений, каждое из которых имеет право на существование. С абсолютной точностью восстановить картину событий мы не можем, но важно, что женщины проявили поистине странное, необыкновенное мужество и даже некоторую нерассудительность, поскольку были влекомы более чувствами сердца, чем разумом. Ведь если они шли ко гробу, они должны были бы заранее подумать, кто поможет им отвалить камень от дверей гроба, но они этого не сделали. Они хотели лишь исполнить свой долг перед Учителем и, конечно, совершенно не помышляли о том, что увидят Его Воскресшим, иначе не несли бы с собой мира.
«Пришла Мария Магдалина и другая Мария посмотреть гроб. И вот, сделалось великое землетрясение, ибо Ангел Господень, сошедший с небес, приступив, отвалил камень от двери гроба» (Мф.28:1–2). Камень – это огромная глыба, которая приваливалась к устью пещеры (или естественного происхождения, лишь несколько, может быть, обработанной, или искусственной, высеченной в скалах, которых чрезвычайно много в Иудее), утверждаясь таким образом, что налегала на него и плотно его закрывала. То есть специально высекали некую нишу так, чтобы привалить камень было можно, а отнять уже нельзя. Вообще, даже для нескольких мужчин привалить его было проще, чем отнять. Поэтому совершенно странно и непонятно, почему женщины шли ко гробу, вовсе не помышляя о том, что им отвалить камень будет невозможно. Кроме того, они должны были бы знать или хотя бы догадываться (а в Иерусалиме слухи распространялись быстро) о том, что у гроба стоит стража, но они и этим пренебрегли. Пренебрегли как здравым смыслом, так и обычным человеческим страхом. Обратите внимание: апостолы сидели в страхе при запертой двери, а женщины, не боясь ничего, когда еще только светало, пошли ко гробу, пренебрегая невозможностью совершить то, что они хотели, даже не предполагая, как они это сделают, и не боясь стражи у гроба. И вот, ангел отвалил камень – и произошло землетрясение. Конечно, не только оттого, что был отвален камень, но и оттого, что само это духовное явление было необычайно великим и славным. Ангел же сидел на камне, и «вид его был, как молния, и одежда его бела, как снег» (Мф.28:3). То есть лик и, может быть, руки были огненными, как сверкающая молния, и уже одно это должно было устрашить. «И одежда его бела, как снег». Для того чтобы представить себе, что могли иметь в виду евангелисты, когда говорили такие слова, нужно помнить, что снег в южных странах выпадает чрезвычайно редко, один раз, я думаю, в десять-пятнадцать лет, как правило, лишь на несколько дней. И обычно иудеи видят снег только на вершине горы Ермон, о которой говорится в псалме: «Фавор и Ермон о имени Твоем радуются» (Пс.88:13). Может быть, мое замечание будет сейчас не совсем уместным, но эта гора – единственное место в Израиле, где возможно заниматься горнолыжным спортом, больше там нигде снега нет. Поэтому в данном случае белый цвет одежды, о котором говорит евангелист Матфей, предполагался совершенно ослепительный, подобный белизне чистейшего снега на вершине горы. То есть надо иметь в виду, что речь идет не о привычном нам снеге, который мы всегда видим и который обычно загрязнен и потому не имеет особой красоты, а о снеге совершенно чистом, ярко сверкающем. При помощи такого сравнения евангелист передает некое неземное ощущение от этого сверхъестественного света – не только лик и, может быть, руки ангела, но и его одежда также имела необычайный вид.
«Устрашившись его, стерегущие пришли в трепет и стали, как мертвые» (Мф.28:4). Эти слова, конечно, не означают, что воины в действительности стали «как мертвые»; понятно, что от этого сверхъестественного видения они просто испытали сильнейшее потрясение. Согласно тому, как изображается иногда это событие на иконах, они или пали ниц, как парализованные, или попросту оцепенели от страха и совсем не реагировали ни на явление ангела, ни на беседу с ним женщин, да и вообще ничего, кроме этого ощущения потрясения, не испытывали, ничего не слышали и не видели. Можно вспомнить, что когда к апостолу Павлу, еще до его обращения, явился Господь Иисус Христос, упрекая его в гонении на Церковь, апостол тоже ослеп и стал совершенно не способен самостоятельно передвигаться. Конечно, одно дело – явление Самого Господа, а другое – только Его ангела, но тем не менее на воинов оно произвело такое впечатление, что они потеряли способность владеть собой.
«Ангел же, обратив речь к женщинам, сказал: не бойтесь, ибо знаю, что вы ищете Иисуса распятого» (Мф.28:5). Ангел успокаивает не воинов, как людей грешных и нераскаянных, а женщин. И они также, конечно, испытали страх, но поскольку были людьми достойными, искренними, то ангел тут же их умиротворяет: «Не бойтесь, ибо знаю, что вы ищете Иисуса распятого». Он говорит им совсем простые слова. Лично меня, когда я читаю евангельское повествование о Воскресении Христовом, всегда поражает то, что ангел обратился к женщинам с очень простыми, краткими словами, но в них заключалась одновременно и возвышенная, жизненно важная истина; какие-либо подробные объяснения и доводы были совершенно неуместны. Самым сильным доказательством явились следующие слова: «Его нет здесь – Он воскрес, как сказал. Подойдите, посмотрите место, где лежал Господь» (Мф.28:6). Большего доказательства, чем это, быть не может. Мария Магдалина, и другая Мария, и еще некоторые женщины, называемые в церковной традиции «мироносицами», стояли у Креста Господня и видели, как Господь умер, как воин прободал Его ребра, как Иосиф Аримафейский и Никодим сняли с Креста Его тело, обвили его плащаницей и понесли во гроб, – они видели Спасителя умершим. И вдруг ангел (не какой-то человек, ведь человеку можно было бы, конечно, и не поверить, а сам ангел) показывает им место, где лежал Господь: «Его нет здесь – Он воскрес, как сказал. Подойдите, посмотрите место, где лежал Господь». То, что они увидели ложе этой гробницы пустым, было и без всяких рассуждений или отвлеченных мыслей самым сильным доказательством Воскресения. «Его нет здесь – Он воскрес». Значение слова «воскрес» сейчас нам полностью понятно, а тогда оно было неясным. Не знаю, какое значение имеет оно в еврейском языке, но по-славянски «воскрес» – значит восстал. Теперь это слово приобрело более узкий смысл, связанный именно с событием Воскресения Спасителя, а раньше оно соотносилось с обрядом крещения: когда говорилось о крещении, имелось в виду погружение, а когда о воскресении, то – восстание. Человек, погрузившись в воду, потом из нее восставал. Поэтому и крещение, которым все мы крестимся и которое по церковным правилам должно совершаться не через обливание, как это, к сожалению, по некоторым объективным и субъективным причинам бывает, а через погружение, является для нас образом Воскресения. То есть предсказание Спасителя о Его Собственном воскресении могло быть неясно апостолам еще и по той причине, что они не совсем понимали, что это значит. Слово «воскрес» не имело тогда такого узкого и точного смысла, как сейчас. И только после благовестия ангела значение этого «воскресения», или «восстания», Спасителя (Он, так сказать, «погрузился» в смерть, в гробницу, а потом восстал), стало понятно женам-мироносицам, а впоследствии и прочим ученикам Господа.
«И пойдите скорее, скажите ученикам Его, что Он воскрес из мертвых», то есть восстал из мертвых, «и предваряет вас в Галилее; там Его увидите. Вот, я сказал вам» (Мф.28:7). Так заканчивается краткое благовестие ангела о Воскресении Христовом. Под Галилеей различные комментаторы подразумевают разные места. Одни считают, что имелась в виду собственно сама Галилея, иные же утверждают, что имелась в виду «Малая Галилея» – местность за Елеонской горой, называвшаяся так потому, что там останавливались паломники из Галилеи, приходившие в Иерусалим на какие-либо праздники. Но это и не принципиально: Спаситель мог являться им и в самой Галилее, как Он явился им на озере Тивериадском, и в Малой Галилее, как это было непосредственно перед Вознесением.
«И, выйдя поспешно из гроба, они со страхом и радостью великою побежали возвестить ученикам Его» (Мф.28:8). Радость переполняла их сердца. Если, несмотря на доводы здравого смысла, они все же не удержались и пришли к пещере, даже не зная, кто отвалит им камень от дверей гроба, то сейчас они тем паче не могли удержаться и не только поспешили выйти из гробницы, но и побежали затем бегом. Это говорит о том, что они даже не могли владеть собой, что они испытывали необыкновенно сильные чувства. И чувства эти евангелистом тоже изображены, хотя и кратко: «Со страхом и радостью великою». Конечно, страха не могло не быть, потому что случилось нечто великое и непостижимое. Только что произошло явление ангела – уже одно это способно человека потрясти, тем паче благовестие о Воскресении не могло оставить мироносиц спокойными. В душах этих благочестивых женщин одновременно действовали два, как будто бы противоречивые и несовместимые, чувства: страх и радость. Замечу, между прочим, что такое состояние является несомненным признаком правильного благодатного ощущения. Когда человек во время молитвы чувствует, что приближается к Господу, что ум его несколько соприкасается с Божеством, тогда он испытывает именно и то, и другое – и страх, и радость (ощущение же одного страха или одной радости было бы подозрительным). Хотя, разумеется, речь идет не о том страхе, какой мы испытываем перед кем-нибудь, кто может причинить нам вред. Страх в смысле благоговейного чувства, ощущения того, что перед человеком нечто совершенно превосходящее его разум, нечто Великое и Непостижимое, Безграничное и Славное, – я имею в виду Божественные свойства.
«Когда же шли они возвестить ученикам Его…» (Мф.28:9). Вполне можно допустить такую обыкновенную человеческую догадку, что они просто были не в силах непрерывно бежать столь большое расстояние. Они могли сколько-то времени пробежать, потом, утомившись, идти, потом опять бежать, как это обычно делают люди в подобных ситуациях.
«…И се Иисус встретил их и сказал: радуйтесь!» «Радуйтесь!» – обычное приветствие в то время. Если сейчас мы желаем друг другу здоровья и говорим: «Здравствуйте!» или «Здравствуй!», то в древности обращение было иное: «Радуйся!». Как будто бы обыкновенное приветствие, но в данном случае оно приобрело, можно сказать, безграничный смысл. Ведь те, которые еще недавно, может быть, полчаса тому назад, шли ко гробу с самыми скорбными, печальными чувствами, увидев Спасителя, не могли не возрадоваться совершенно сверхъестественной великой радостью. У меня даже не хватает эпитетов для изображения того, что они чувствовали. В Пасхальные дни, в особенности в первый день Пасхи, когда мы приветствуем друг друга словами: «Христос воскресе!» и отвечаем: «Воистину воскресе!», мы лишь от одного, может быть, и недостаточно глубокого осознания этого события испытываем сильнейшую радость и как бы душевное облегчение. На нас даже нападает некоторое нерадение и леность, что, вероятно, естественно после утомления от Великого Поста и продолжительных служб Страстной Седмицы и что не имеет никакого значения: Господь все равно снисходит Своей благодатью, и человек ощущает радость, несмотря на то, что мало трудится духовно. Какая же радость должна была быть у тех, кто впервые услышал весть о Воскресении Христовом, кто впервые возвестил о нем людям – какая радость должна была быть у жен-мироносиц?!
«И они, приступив, ухватились за ноги Его и поклонились Ему» (Мф.28:9). Они и раньше относились к своему Учителю с благоговейным уважением, а сейчас, увидев Спасителя воскресшим из мертвых, если ничего и не говорили, то думали, наверное, так же, как апостол Фома, который после уверения сказал Господу: «Господь мой и Бог мой!» (Ин.20:28). Конечно, можно предположить и то, что жены-мироносицы, желая достоверно убедиться в подлинности Воскресения Спасителя, хотели осязать Его тело и потому-то, упав ниц, ухватились за Его ноги. Нам сейчас, как говорится, рассуждать об этом просто; хотя мы и не являемся непосредственными свидетелями Евангельских событий, но в то же время, поскольку все они для нас уже в прошлом, мы рассматриваем их целиком. А жены-мироносицы находились, можно сказать, внутри этого временного движения, и поэтому после глубочайшего разочарования, погружения в страшное неверие и отчаяние вслед за смертью Спасителя и Его погребением, им нужно было самим воскреснуть душевно, восстать из своего внутреннего опустошения. Им не требовалось никаких слов, они нуждались лишь в простых, но в самом точном смысле слова ощутимых доказательствах. Нуждались в том, чтобы осязать Спасителя, видеть, что это не призрак, не только Его явившаяся душа, не видение, хотя бы даже сверхъестественное, а именно Сам Господь. Поэтому они и ухватились за Его ноги, как бы желая удостовериться и через это осязание утвердиться в своей возродившейся вере в Воскресение Христово. Это осязание было действеннее, сильнее любых доводов и рассуждений.
«Тогда говорит им Иисус: не бойтесь» (Мф.28:10). Господь вновь успокаивает их, видимо, потому, что у них все же оставался какой-то страх: они видели Его умершим, видели, как Его погребали, – и вдруг Он стоит перед ними живой. Кроме того, их мог охватить страх и по причине опасения, что это только видение, а не человек, и вообще страх оттого, что они видят такое непостижимое событие: воскресение из мертвых своего Учителя. Поэтому они нуждались в некотором умиротворении, и теперь уже Сам Спаситель вслед за ангелом успокаивает их: «Не бойтесь». Отныне не следует бояться, а нужно радоваться. Конечно, должен быть страх благоговейный, но неуместен уже страх, соединенный с каким-то смущением и неверием, его необходимо отбросить.
«Тогда говорит им Иисус: не бойтесь; пойдите, возвестите братьям Моим, чтобы шли в Галилею, и там они увидят Меня» (Мф.28:10). Вновь, теперь уже Сам, Он повелевает им то, что прежде повелел через ангела. Наверное, было уместно, чтобы сначала женщинам явился ангел, как бы подготавливая их к правильному восприятию явления воскресшего Спасителя, чтобы они не смутились, не были чрезмерно потрясены, а уже затем явился Сам Господь. Здесь Он называет Своих учеников братьями. Может быть, конечно, Он и усыновляет их Богу Отцу, это мнение справедливо, но для нас важно то, что Он их успокаивает, потому что все они, не только Петр, чувствовали себя малодушными, отступниками, ведь все убежали. Петр сначала проявил большее мужество, чем прочие ученики, но потом и более тяжко согрешил, трижды отрекшись; остальные же бежали сразу, еще в Гефсиманском саду. И теперь необыкновенная любовь Спасителя, простираясь к ученикам, этими словами их умиротворяет: «Пойдите, скажите братьям Моим…» Нет никакого упрека, никакого обличения, так как скорбь, испытанная учениками, была столь велика, что обличать их было уже неуместно: совесть достаточно их мучила и они нуждались не в укорении, а в умиротворении.
Составитель «Синопсиса» приводит параллельно описание этих же событий и из Евангелия от Марка. «По прошествии субботы Мария Магдалина и Мария Иаковлева и Саломия купили ароматы, чтобы идти помазать Его. И весьма рано, в первый день недели, приходят ко гробу, при восходе солнца» (Мк.16:1–2). Что значит: «по прошествии субботы»? Видимо, это произошло в субботу вечером, ведь и согласно нашему Богослужебному Уставу сутки оканчиваются вечером (вечерня – это служба, относящаяся уже к следующему дню), и заимствовано это, как я думаю, еще у Ветхозаветной Церкви. Итак, «по прошествии субботы», то есть в субботу вечером, они купили ароматы, – видимо, в то время уже разрешалось нарушать субботний покой, заниматься торговлей и совершать какие-то обычные дела. А уже рано утром «в первый день недели приходят ко гробу, при восходе солнца…» Воскресенье является у иудеев не седьмым днем недели, как мы привыкли, а первым. Седьмым же днем, как в древности почиталась, так и по сей день почитается суббота. «И говорят между собою: кто отвалит нам камень от двери гроба?» (Мк.16:2–3). Движимые своими чувствами, жены-мироносицы пренебрегли здравым смыслом. Все ученики Спасителя, мужчины, которые могли бы отвалить глыбу, боялись, а женщины вовсе не подумали о том, что для них это невозможно. Когда они уже приближались ко гробу, тогда им вдруг пришло в голову: «А кто ж нам отвалит камень? Ведь мы сделать этого не сможем!» – и тем не менее они продолжили свой путь.
«И, взглянув, видят, что камень отвален; а он был весьма велик» (Мк.16:4). Евангелист делает примечание, что это был не просто камень, а огромная глыба.
«И, войдя во гроб, увидели юношу, сидящего на правой стороне, облеченного в белую одежду; и ужаснулись» (Мк.16:5). Евангелист Матфей говорит, что ангел сидел на отваленном камне, а Марк – что внутри гроба, с правой стороны. Однако, сравнив Евангельские повествования, мы можем предположить, что явлений ангелов было несколько. Сначала жены-мироносицы увидели на камне одного ангела, а потом, войдя во гроб, другого. Кроме того, мы знаем, что ангелы имеют возможность передвигаться в пространстве совершенно необычным для нас, людей, способом, и один и тот же ангел мог сначала явиться им на гробовом камне, а потом внутри гроба. «С правой стороны» – я думаю, эти слова означают, что он сидел на ложе Спасителя. Вообще, сейчас от самого гроба кроме каменного ложа почти ничего не осталось, все было разрушено в XI веке фанатичным халифом Хакимом, желавшим уничтожить христианские святыни. Впоследствии на месте гробовой пещеры крестоносцами воздвигнута Кувуклия, однако расположение ложа внутри нее, конечно, сохранилось. Входя в часовню, мы видим, что оно находится как раз с правой стороны. Отсюда можно сделать вывод, что ангел сидел на гробовом ложе, то есть на том каменном уступе, куда было положено тело Спасителя. И это само по себе уже есть некое безгласное доказательство, которое, однако, является более могущественным, чем любые самые убедительные и мудрые слова. Ведь ангел сидел на том месте, где должно было лежать тело Спасителя, и само его присутствие уже являлось доказательством Воскресения Христова.
«И, войдя во гроб, увидели юношу, сидящего на правой стороне, облеченного в белую одежду; и ужаснулись» (Мк.16:5). Под выражением «белая одежда» мы должны понимать нечто относительное, это была не просто обычная белизна, какую может получить любая ткань после обработки. Здесь говорится о чем-то особенном. Можно вспомнить то, что когда евангелист Марк рассказывал о Преображении Спасителя на Фаворе, он сказал, что «одежды Его были белы, как снег, как не может белильник убелить на земле». Вот именно о такой белизне здесь и идет речь. Ее можно было сравнить с обычной, встречающейся в жизни, и в то же самое время евангелист делает примечание, что на самом деле этот белый цвет был не земным, не таким, в какой может окрасить на земле ткань белильщик при помощи обычных средств.
«И ужаснулись. Он же говорит им: не ужасайтесь» (Мк.16:5–6). Ангел успокаивает женщин, видящих такие страшные, необыкновенные видения, следующие, может быть, одно за другим. Мы постоянно должны помнить о том, что и само благовестие исходит не от обыкновенных людей, которые говорят нечто удивительное, а от тех, кто самим своим явлением и видом потрясает человеческое воображение. Страх и трепет от одного видения сменяется у мироносиц ужасом от другого, а потому они и слышат от ангела столь необыкновенные слова.
«Иисуса ищете Назарянина, распятого; Он воскрес, Его нет здесь. Вот место, где Он был положен» (Мк.16:6). Это – самое сильное доказательство и без всяких доводов.
«Но идите, скажите ученикам Его и Петру, что Он предваряет вас в Галилее; там Его увидите, как Он сказал вам» (Мк.16:7). В этой фразе сообщается новая подробность. Еще раз повторю, что мы не знаем, то же самое ли это явление ангела или другое, следующее за предыдущим, так как описание их приблизительно совпадает. Есть здесь некоторые новые слова, может быть, просто опущенные Матфеем, а может быть, дополнительно сказанные ангелом уже при втором видении женам-мироносицам: «Скажите ученикам Его и Петру». О Петре говорится особо потому, что он после своего троекратного отречения от Господа более всех переживал из-за происшедшего. Поэтому Господь и утешает его заранее через ангела, повелевающего: «Скажите ученикам Его и Петру», – то есть скажите ему отдельно. В то же время, несмотря на свое троекратное отречение, апостол Петр и после него проявлял наибольшую твердость, и все ученики, чувствуя этот его внутренний «стержень», группировались именно вокруг него. И Спаситель во время Тайной Вечери, как об этом говорится в Евангелии от Луки, предсказал, что как раз Петр после своего покаяния обратит и всех своих братьев.
«Но идите, скажите ученикам Его и Петру, что Он предваряет вас в Галилее; там Его увидите, как Он сказал вам» (Мк.16:7). Ангел напоминает им о предсказании Спасителя, о том, что Он еще заранее говорил об этом событии.
«И, выйдя, побежали от гроба; их объял трепет и ужас, и никому ничего не сказали, потому что боялись» (Мк.16:8). Из предыдущего и из других Евангелий понятно, что они не сообщили о Воскресении никому постороннему, а только – ближайшим ученикам. Но это не означает, что они не исполнили повеление ангела. Просто они трепетали (а трепет нужно понимать здесь совершенно буквально), прямо-таки тряслись от страха, осознавая, что никто из посторонних поверить этому не может, и потому не могли никому сказать. Да и ученики сначала не поверили, как мы увидим это из повествования евангелиста Луки.
«И никому ничего не сказали, потому что боялись» (Мк.16:8). Ясно, что боялись они не каких-либо гонений, а лишь того, что это невероятное событие просто неприемлемо для человека, тем паче предубежденного.
Вот как евангелист Марк дальше рассказывает о последующих явлениях Господа ученикам. «Воскреснув рано в первый день недели, Иисус явился сперва Марии Магдалине, из которой изгнал семь бесов» (Мк.16:9). Это изгнание произошло не по Воскресении, а, видимо, еще тогда, когда она только пришла к Спасителю, после какого чуда и стала Его ученицей.
«Она пошла и возвестила бывшим с Ним, плачущим и рыдающим; но они, услышав, что Он жив и она видела Его, – не поверили» (Мк.16:10–11). Это повествование соотносится с повествованием Евангелия от Иоанна, к которому мы перейдем несколько позднее и где говорится о том, что сначала, возле самого гроба, Господь явился Марии Магдалине. Место этого явления – в трех-четырех метрах от входа в Кувуклию. Сейчас оно принадлежит католикам и выделено на полу инкрустацией, по-моему, там даже устроен алтарь. Когда встаешь на это место, конечно, испытываешь некоторое волнение, зная, что именно здесь Господь явился Марии Магдалине.
Теперь перейдем к повествованию Луки. Для того чтобы было понятнее, я начну с рассказа о погребении Спасителя. «Последовали также и женщины, пришедшие с Иисусом из Галилеи, и смотрели гроб, и как полагалось Тело Его; возвратившись же, приготовили благовония и масти; и в субботу остались в покое по заповеди. В первый же день недели, очень рано, неся приготовленные ароматы, пришли они ко гробу, и вместе с ними некоторые другие» (Лк.23:55-24:1). Под «некоторыми другими» имеются в виду, видимо, те женщины, которые не присутствовали при распятии. «Но нашли камень отваленным от гроба. И, войдя, не нашли Тела Господа Иисуса. Когда же недоумевали они о сем, вдруг предстали перед ними два мужа в одеждах блистающих» (Лк.24:2–4). Здесь о явлении ангела и дальнейших событиях говорится более кратко, чем в Евангелии от Марка. Однако есть и новая подробность: сказано уже о двух ангелах. Я склонен предполагать, что было все-таки несколько ангельских явлений, хотя и не стану сейчас сравнивать их описания, говорить, где описываются разные эпизоды, а где – только различные подробности одного и того же явления.
Итак, описание видения двух ангелов, сделанное Лукой, совпадает с описанием Евангелиста Иоанна, который также говорит именно о двух ангелах. В Евангелии от Луки есть и подробность, касающаяся их внешнего вида: «в одеждах блистающих». Не только вид ангела, как говорит Матфей, то есть лик его, был подобен молнии, но и одежды блистали, можно предположить, так, как блистает на солнце снег. Знаете, бывает такое: при солнечной погоде человек даже не может смотреть на еще не загрязненный снег – больно глазам.
«И когда они были в страхе и наклонили лица свои к земле…» (Лк.24:5). То, что они наклонились, – неудивительно, ведь и само явление ангелов ужасает, а к тому же этот ослепительный свет, исходивший от лика ангелов и их блистающей одежды, заставлял и поневоле опустить глаза, чтобы уберечь зрение, – это было естественной человеческой реакцией.
«И когда они были в страхе и наклонили лица свои к земле, сказали им: что вы ищете живого между мертвыми? Его нет здесь: Он воскрес; вспомните, как Он говорил вам, когда был еще в Галилее, сказывая, что Сыну Человеческому надлежит быть предану в руки человеков грешников, и быть распяту, и в третий день воскреснуть» (Лк.24:5–7). Здесь речь ангелов тоже краткая, но все же более подробная, чем в Евангелии от Марка, поэтому можно думать, что это было другое явление.
«Что вы ищете живого между мертвыми?» (Лк.24:5). Часто мы только пробегаем Евангельский текст глазами, не осознавая, не до конца понимая его значение. Наши невнимательность и холодность при чтении Евангелия особенно видно из отношения именно к этому повествованию. «Что вы ищете живого между мертвыми?» Пришли женщины. Они были опечалены так, как только можно себе представить. Даже не думали о том, кто отвалит им камень от входа во гроб, о том, что там стража (возможно, им уже было и все равно). Обуреваемые сильнейшими скорбными чувствами. И вдруг ангелы им говорят: «Что вы ищете живого между мертвыми?» Говорят так о Том, про Кого они думали, что Он мертв! Эти слова должны были, конечно, и удивить их, и потрясти, и заставить взглянуть по-новому на все то, что происходило.
«Его нет здесь: Он воскрес; вспомните, как Он говорил вам, когда был еще в Галилее» (Лк.24:6). Несомненно, что, войдя во гроб, увидев там двух ангелов и не найдя тела Воскресшего Спасителя, они благодаря самому явлению ангелов, их словам, виду пустого гроба исполнились верой в действительность ангельского благовестия.
«Его нет здесь: Он воскрес; вспомните, как Он говорил вам, когда был еще в Галилее, сказывая, что Сыну Человеческому надлежит быть предану в руки человеков грешников, и быть распяту, и в третий день воскреснуть. И вспомнили они слова Его; и, возвратившись от гроба, возвестили всё это одиннадцати и всем прочим. То были Магдалина Мария, и Иоанна, и Мария, мать Иакова, и другие с ними, которые сказали о сем апостолам. И показались, – повторяет Евангелист Лука то, что говорил Марк, –им слова их пустыми, и не поверили им» (Лк.24:6–11). Ученики настолько были потрясены скорбными событиями последних дней Страстной Седмицы: предательством Иуды, распятием, смертью и погребением Спасителя, настолько во всем разочаровались и разуверились, что не поверили женам-мироносицам. Им показалось, что те, или поддавшись, как это свойственно женщинам, воображению, или приняв за истину явление призрака, а может быть, и ради их утешения лгут, и ученики пренебрегли их словами. А возможно, никаких доводов или мыслей касательно того, что эти женщины лгут, у них не было, а просто они не могли принять этого события так легко, как воспринимаем его сейчас мы, зная всю евангельскую историю целиком. Говорят, что ученикам поверить было несложно, а нам, не присутствовавшим там в то время, – тяжело. На самом же деле мы видим, что ученики с большим трудом, со страшной борьбой воспринимали весть о Воскресении Спасителя. Да, мы приходим к вере от неверия, мы приобретаем веру в Воскресение Христово, вообще в Господа, отрекаясь от прежних своих безбожных взглядов. Но нужно иметь в виду, что у учеников также были глубочайшие разочарование и неверие, какие только можно себе представить, возникшие в результате именно этой ужасной мировой скорби; и от страшного неверия к радостной вере в Воскресение Христово они переходили с трудом, борьбой и муками. Поэтому не надо себя оправдывать тем, что нам тяжело, а им было легко. На самом деле, я думаю, им было гораздо труднее вновь приобрести веру, утерянную буквально на несколько дней раньше. Нужно иметь в виду, что когда человек всей душой чему-то отдастся, поверит, чем-то вдохновится, а потом вдруг разочаруется, то второй раз приобрести прежнее воодушевление бывает гораздо тяжелее, почти невозможно. Об этом необходимо помнить. К такому психологическому рассуждению касательно душевного состояния учеников приводит нас само Евангельское повествование.
«И показались им слова их пустыми, и не поверили им. Но Петр, встав, побежал ко гробу и, наклонившись, увидел только пелены лежащие, и пошел назад, дивясь сам в себе происшедшему» (Лк.24:11–12). Петр проявил обычную горячность. Если мы внимательно читаем Евангелие, то видим, что Петр и уместно, и неуместно проявлял какую-то поспешность, порывистость. Он первым исповедовал Иисуса Сыном Бога Живаго и он же через несколько минут, проявив неуместную жалость, пытался удержать Его от Крестных Страданий, за что и был обличен Спасителем такими жестокими, страшными словами: «Отойди от Меня, сатана» (Мф.16:23; Мк.8:33). Он по слову Спасителя сначала закинул сеть и получил чудесный улов рыбы, а затем оставил эту полную рыбы сеть и последовал за Господом; за ним же последовали и брат его, и друзья: апостолы Иаков и Иоанн Зеведеевы. Можно было бы привести и другие примеры порывистости апостола Петра. В данном случае он также не мог удержаться и, несмотря на страх, будучи движим каким-то неизъяснимым чувством (наверное, даже не любопытством, а желанием самому удостовериться в том, что произошло), просто побежал. Обратите внимание: не пошел (да и странно было бы, если б человек, устремившийся к тому, чтобы в чем-то убедиться самостоятельно, спокойно пошел бы), а побежал; когда же увидел гроб пустым, то изумился и возвратился назад, еще не понимая того, что произошло. Видимо, требовалось, чтобы прошло некоторое время, прежде чем Воскресший Спаситель явился бы и апостолу Петру, который еще не переменился внутренне и был не в состоянии правильно это воспринять. Так или иначе, Промысел Божий пока еще не явил ему Воскресшего Господа.
Евангелист Иоанн более подробно говорит о том, как Петр и Иоанн побежали ко гробу и как увидели гроб пустым. «В первый же день недели Мария Магдалина приходит ко гробу рано, когда было еще темно, и видит, что камень отвален от гроба. Итак, бежит и приходит к Симону Петру и к другому ученику, которого любил Иисус» (Ин.20:1–2). Видимо, апостол Иоанн, писавший свое Евангелие уже после других учеников, старался рассказать о таких подробностях, которые были упущены прочими Евангелистами. Здесь он более подробно рассказывает о том, что происходило в промежуток времени после того, как женщины увидели гроб пустым и до явления ангелов. А может, Мария Магдалина приходила ко гробу дважды?! Сначала одна, а потом с женами-мироносицами? Еще раз говорю, что точный порядок того, как все происходило, установить практически невозможно. Однако никакого повода для неверия в этом нет, наоборот: ученики Спасителя рассказывали то, что знали о событиях или непосредственно сами, или со слов очевидцев, ничего не искажая, не подтасовывая и не пытаясь свести все к какому-то единообразию. Кто как о происшедшем слышал, кто с какой точки зрения это воспринял, имея свой характер, свой взгляд на вещи, – так и рассказали. И на протяжении двух тысяч лет существования Христианской Церкви никто не смел сводить описания этих событий в какое-то одно сплошное, логически-последовательное повествование. Как раз вот это разногласие в мелочах и единство в главном и являются признаками того, что свидетели были искренними и честными. Представьте себе: если на суде два человека рассказывают все совершенно одинаково, то у судьи это вызовет подозрения, а если говорят в основном похоже, но некоторые второстепенные подробности расходятся, то можно думать, что люди эти заранее не сговорились. Так же нужно относиться и к расхождениям в Евангельских повествованиях.
«Итак, бежит и приходит к Симону Петру и к другому ученику, которого любил Иисус, и говорит им: унесли Господа из гроба, и не знаем, где положили Его. Тотчас вышел Петр и другой ученик, и пошли ко гробу» (Ин.20:2–3). Реакция Марии Магдалины понятна. Она увидела, что Господа нет. Мало того, что Его предали, несправедливо осудили, распяли, что над Ним издевались, – еще и тело Его куда-то унесли! Хотя впоследствии иудеи и распространяли клевету, якобы ученики украли тело Спасителя, но как они могли его украсть, если сами вначале изумлялись тому, что его не нашли? Как они могли украсть тело, оставив пелены и погребальную одежду во гробе, то есть унести, как говорится в церковных песнопениях, «нагого мертвеца»? Кому нужен нагой мертвец? Да если бы кто-то и попытался совершить такое страшное дело, то у кого нашлось бы время снимать погребальные пелены, когда люди были в страхе и боялись преследований? Если бы кто-то и сделал это, то сделал бы очень поспешно. При этом нужно иметь в виду, что при таких жестоких ранах погребальные пелены должны были бы присохнуть к телу умершего человека от запекшейся крови и сукровицы. Об этом мы и сами знаем по собственному опыту: когда мы порежем палец и его перебинтуем, то потом с болью отрываем от раны повязку, на которой всегда остаются следы крови, и пока рана полностью не заживет, перебинтовывать палец бывает довольно мучительно. А здесь рана зажить не могла, да и была она не одна – их было много, огромных и страшных. Поэтому так легко снять пелены и аккуратно их свернуть было просто невозможно.
Итак, они побежали вместе. «Тотчас вышел Петр и другой ученик, и пошли ко гробу» (Ин. 20:3). Петр и Иоанн, как мы можем догадаться, читая Евангельские повествования, были друзьями, и поэтому они поддерживали друг друга, возможно, что Иоанн и утешал Петра, глубоко переживавшего свое троекратное отречение. Ведь из всех учеников Иоанн был единственным, кто, несмотря на свою юность, проявил необыкновенное мужество и остался верным Учителю до конца. И вот, будучи в то время вместе, они вместе же и побежали ко гробу. Но Иоанн, как юноша, бежал, естественно, быстрее. «Они побежали оба вместе; но другой ученик бежал скорее Петра, и пришел ко гробу первый. И, наклонившись, увидел лежащие пелены; но не вошел во гроб» (Ин.20:4–5). От изумления ли или от страха он не посмел войти во гроб, но только посмотрел внутрь него и, удивившись тому, что в нем лежат одни пелены, без тела, остался стоять в оцепенении. Петр же поступил так, как поступал всегда, – порывисто: он, не раздумывая, сразу вошел во гроб. «Вслед за ним приходит Симон Петр, и входит во гроб, и видит одни пелены лежащие» (Ин.20:6). Интересно, что когда Евангелисты повествуют об учениках Спасителя, они говорят о характере тех или иных из них совершенно одинаково. Например, и Евангелист Иоанн, и Евангелист Лука рассказывают о Марфе так, что можно сделать вывод о ее практичности и хозяйственности. Лука сообщает о том, как Марфа упрекала Господа из-за Марии, говоря: «Вот, Господи, Ты оставил меня одну. Почему Ты не скажешь, чтобы она мне помогла?» А Иоанн, сообщая о воскрешении праведного Лазаря, описывает, как после повеления Спасителя отвалить камень Марфа опять-таки сказала: «Господи! Уже он четверодневен и смердит», – то есть и тогда явила свое практическое отношение к жизни. Также и когда повествуют о Петре, то оба – и Евангелист Иоанн, и Евангелист Лука – говорят о его порывистости, о том, что он иногда совершал необдуманные, резкие поступки – таков был его душевный склад. Например, Иоанн рассказывает о том, как на Тайной Вечери апостол Петр не захотел, чтобы Господь умывал его ноги. «Господи! Ты ли умоешь мои ноги? Не будет этого вовек», – воскликнул он. Когда же Спаситель ответил, что если этого не произойдет, Петр не будет иметь с Ним части, тогда апостол говорит уже совершенно противоположное: «Господи! Не только ноги, но и руки и голову!» Да и Матфей также повествует о том, как Петр стал возражать Спасителю: «Господи! Да не будет Тебе этого!», на что Спаситель сказал: «Отойди от Меня, сатана!» Итак, люди, конечно, рассказывали различно, переживали события, как это всем нам свойственно, немного по-разному. Не могут два человека воспринимать один и тот же предмет совершенно идентично – это является научным фактом. Если их описания абсолютно одинаковы, то это или какой-то природный феномен, или, скорее всего, подтасовка. Но в то же самое время мы видим в Евагелиях и удивительные совпадения. Например, и Лука, и Иоанн говорят о том, что Петр побежал посмотреть гроб. Но Иоанн еще добавляет, что он вошел во гроб первым, то есть, не остановившись, сразу вбежал внутрь. Вот какие точные совпадения есть в описании событий, хотя Евангелисты, может быть, специально об этом и не думали. Просто и Иоанн, и Лука, и Матфей лично знали Петра и описывали его так, как помнили и воспринимали. И Петр как у Матфея, так и у Луки, Марка и Иоанна изображен совершенно одинаково: порывистым и простым по характеру, совершающим иногда необдуманные поступки, как добрые, так и опрометчивые. Например, три Евангелиста рассказывают о том, как на Фаворе апостол Петр воскликнул: «Господи! Хорошо нам здесь быть, давай сделаем три сени [то есть три шалаша, как бы мы сказали], – для Тебя, Илии и Моисея». Тоже совершенно странное, необдуманное заявление, может быть, даже кажущееся нам глупым. Какие могут быть шатры?! При чем тут они?! Но он и не помыслил об этом. Эти слова вырвались у него из души: ему хотелось пребывать с Господом и он, не размышляя о том, насколько это возможно, сказал то, что думал. И в случае с посещением гроба Спасителя также проявляется эта черта его характера: в том, как сразу, не раздумывая, вошел он во гроб. Иоанн остановился в нерешительности, а Петр со свойственной ему порывистостью немедленно вошел внутрь и стал рассматривать, что там находится. «Вслед за ним приходит Симон Петр, и входит во гроб, и видит одни пелены лежащие, и плат, который был на главе Его, не с пеленами лежащий, но особо свитый на другом месте» (Ин.20:6–7). Мы видим, что Петр тщательно все осмотрел, ни о чем не думая: нужно это, не нужно, можно это делать или нельзя. Ведь известно, что иудеям прикасаться к умершим было запрещено и человек, погребавший усопшего, считался оскверненным и нуждался в ритуальном очищении. Но Петр ни о чем подобном не размышлял. Может быть, Иоанн как раз подумал об этом, почему и не решился войти во гроб, Петр же сразу сделал то, что хотел. Более того, он еще подробно все внутри гроба осмотрел, так что увидел и аккуратно свернутые пелены.
«Тогда вошел и другой ученик, прежде пришедший ко гробу, и увидел, и уверовал» (Ин.20:8). Я думаю, что уверовал он, конечно, не в Воскресение Спасителя, а в то, что гроб пуст, тела нет. Ведь и это было уже чем-то удивительным. Не нужно недоумевать, почему жены-мироносицы, увидев пустой гроб, поверили в само Воскресение Спасителя, а ученики – только в действительность исчезновения Его тела. Женам-мироносицам о Воскресении сказали ангелы, а Петру и Иоанну о происшедшем сообщила Мария Магдалина, сама еще не знавшая о Воскресении Господа.
Мы видим, что и «пелены были лежащие, и плат, который был на главе Его, не с пеленами лежащий, но особо свитый на другом месте», то есть все было, можно сказать, аккуратно сложено. Кто это сделал? Сам ли Спаситель снял с Себя пелены и сложил их или ангелы? Так или иначе, но было видно, что все делалось без всякой поспешности, и это еще более удивило апостола. Кто будет, как сказано в песнопении, красть «нагого мертвеца»? Если кто-либо и захочет похитить усопшего, то станет делать это быстро. Зачем же тогда аккуратно складывать плат? Когда человека, не имея времени, хоронили поспешно, то погребальные одежды состояли из плата, или сударя, который клался на голову, и плащаницы, то есть ткани, закрывавшей тело спереди и сзади. Гробов у иудеев не было. Человека же, которого погребали спокойно, исполняя весь обряд полностью, обвивали пеленами наподобие того, как пеленают младенца. Так был обвит Лазарь, почему Спаситель и сказал: «Развяжите его, оставьте идти», – после этого его, так сказать, распеленали, и он пошел. Спасителя же, поскольку времени было очень мало, погребли только в плащанице, а лицо Его покрыли особым платом. И вот, этот плат был сложен отдельно: отдельно лежала плащаница и отдельно плат. Что же это за воры, которые взяли тело и аккуратно сложили ткани?! Кто же так «спокойно» крадет, да притом еще и на виду у стражи, находившейся у самого гроба?! Поэтому клевета иудеев относительно кражи тела Спасителя является совершенно абсурдной.
«Ибо они еще не знали из Писания, что Ему надлежало воскреснуть из мертвых. Итак ученики опять возвратились к себе. А Мария стояла у гроба и плакала. И, когда плакала, наклонилась во гроб и видит двух ангелов, в белом одеянии сидящих, одного у главы и другого у ног, где лежало тело Иисуса» (Ин.20:9–12). Было ли это Марии Магдалине отдельное видение или там присутствовали уже и другие жены-мироносицы, мы не знаем. Можно предположить, что сначала Марии явились ангелы, а потом Сам Воскресший Спаситель, но она не смела никому об этом сказать. Когда же и ангелы, и Господь явились и прочим женам-мироносицам, тогда они уже все вместе возвестили об этом ученикам.
«И видит двух ангелов, в белом одеянии сидящих, одного у главы и другого у ног, где лежало тело Иисуса. И они говорят ей: жена! что ты плачешь? Говорит им: унесли Господа моего, и не знаю, где положили Его» (Ин.20:12–13). Тоже необдуманные, исходящие из сердца, слова. Она видит, что Господа нет, и спрашивает просто, может быть, и не понимая, что это ангелы, а принимая их за каких-то людей. Почему они появились в гробнице? Мария об этом не думала, так как была поглощена своим страшным горем, усугубившимся, как ей казалось, от кражи тела Спасителя.
«Сказав сие, обратилась назад и увидела Иисуса стоящего; но не узнала, что это Иисус» (Ин.20:14). Не узнала она Господа то ли потому, что Он после Своего Воскресения преобразился, то ли потому, что вообще человеку, уверившемуся в смерти своего близкого родственника или друга, трудно увидеть его в человеке живом, как бы невозможно его признать, поскольку он считает, что того уже нет и никогда не будет. А может быть, имело место здесь и какое-то чудесное, сверхъестественное действие, то есть глаза ее были удержаны и потому она не сразу узнала Господа.
«Иисус говорит ей: жена! что ты плачешь? кого ищешь? Она, думая, что это садовник, говорит Ему: господин! если ты вынес Его, скажи мне, где ты положил Его, и я возьму Его» (Ин.20:15). Мне кажется, в этих словах видно необыкновенное горе Марии Магдалины. И опять, как это свойственно женщинам, руководствующимся более чувствами, чем разумом, она говорит совершенно странные слова: «Скажи мне, где ты положил Его, и я возьму Его». Как она одна смогла бы взять Его тело? Это немыслимо, так же невозможно, как невозможно было бы женам-мироносицам отвалить камень от входа во гроб, хотя женщины об этом и не думали. И здесь Мария так говорит, будучи влекома чувством сердца, а не руководствуясь разумом. «Если ты вынес Его, скажи мне, где ты положил Его, и я возьму Его». Нет в ней ни страха, ни рассуждения о том, как она это сделает, а есть только одно желание: в последний раз послужить своему Учителю.
«Иисус говорит ей: Мария! Она, обратившись, говорит Ему: Раввуни! – что значит: Учитель!» (Ин.20:16). Господь назвал ее по имени, и возможно, что через это краткое слово Спасителя ее сердца коснулась благодатная сила и она почувствовала, что это – Тот Самый ее Учитель, Господь Иисус Христос, Которого она считала умершим и даже тело Которого боялась никогда больше не увидеть, о Ком думала, что разлучилась с Ним навеки. А может быть, Он обратился к ней с какой-то особой интонацией, хорошо ей знакомой, ведь она несколько лет постоянно с Ним пребывала, служа Ему, как и многие другие благочестивые женщины. Так или иначе, но после одного этого слова «Мария» она узнала Спасителя. «Обратившись» (видимо, то ли обернувшись к Нему, то ли подняв голову и взглянув), она поняла, что перед ней ее любимый Учитель, и воскликнула: «Раввуни!», что значит «Учитель».
«Иисус говорит ей: не прикасайся ко Мне, ибо Я еще не восшел к Отцу Моему» (Ин.20:17). Что это значит? Это вовсе не означает, что Спаситель воспрещает ей прикасаться к Себе, несмотря на то, что разрешил это делать другим женам-мироносицам и апостолу Фоме, которому, как и прочим ученикам, даже повелел: «Осяжите Меня». Но, видимо, в порыве чувств Мария или обняла Господа, или ухватилась за Его ноги и не желала их отпускать. Поэтому Спаситель как бы успокаивает ее: «Не прикасайся ко Мне, ведь это действительно Я, ибо Я еще не восшел к Отцу Моему. Это не привидение, не душа, это – Я Сам, поэтому не нужно с излишней пытливостью удостоверяться в том, что это действительно Моя плоть». «Не прикасайся ко Мне, ибо Я еще не восшел к Отцу Моему» (Ин.20:17). Иными словами, «Я еще здесь, Я подлинно нахожусь с телом на земле».
«А иди к братьям Моим и скажи им: восхожу к Отцу Моему и Отцу вашему, и к Богу Моему и Богу вашему» (Ин.20:17). «Иди к братьям Моим», – опять Спаситель называет Своих учеников братьями, для того чтобы показать им, что Он прощает им малодушное их поведение, все, что произошло совсем недавно, во время Его ареста. «Восхожу к Отцу Моему и Отцу вашему» – то есть вы являетесь Моими братьями, значит, Бог – Отец и Мой, и ваш, Я усыновил вас Богу. «И к Богу Моему, и Богу вашему…» Как Человек Я называю Отца Богом, а как Сын Божий Я усыновляю вас Отцу и делаю Своими братьями.
«Мария Магдалина идет и возвещает ученикам, что видела Господа и что Он это сказал ей» (Ин.20:18). Можно вспомнить о том, что и Марк повествует о явлении Спасителя сначала именно Марии Магдалине: «Иисус явился сперва Марии Магдалине, из которой изгнал семь бесов. Она пошла и возвестила бывшим с Ним, плачущим и рыдающим; но они, услышав, что Он жив и она видела Его, – не поверили» (Мк.16:9–11).
Теперь перейдем опять к повествованию Матфея. «Подкуп стражи. Иерусалим и окрестности. Воскресение, 9 апреля 30 г.». «Когда же они [то есть жены-мироносицы] шли, то некоторые из стражи, войдя в город, объявили первосвященникам о всем бывшем» (Мф.28:11). Конечно, едва ли воины видели Воскресшего Спасителя, но они могли видеть явление ангела и, может быть, слышать его благовестие о Воскресении Господа.
«И сии, собравшись со старейшинами и сделав совещание, довольно денег дали воинам, и сказали: скажите, что ученики Его, придя ночью, украли Его, когда мы спали; и, если слух об этом дойдет до правителя, мы убедим его, и вас от неприятности избавим. Они, взяв деньги, поступили, как научены были; и пронеслось слово сие между иудеями до сего дня» (Мф.28:12–15). Обратите внимание на следующие слова Евангелиста Матфея: «Если слух об этом дойдет до правителя, мы убедим его и вас от неприятности избавим». Нужно иметь в виду, что в римской армии была железная дисциплина. Например, если во время битвы кто-то из десятка воинов бежал с поля сражения, то всех остальных членов этого десятка казнили; если бежал десяток, казнили сотню, а если бежал, проявив во время битвы малодушие, легион, то совершалась казнь по жребию – казнился каждый десятый. Естественно, подобная жесткая дисциплина делала римское войско непобедимым. Если не ошибаюсь, есть даже такое выражение: «римская дисциплина». Как же воины, находясь на посту, могли позволить кому-то тайком украсть тело, почему не воспрепятствовали? Может быть, они сами испугались учеников? Раз произошла кража, значит, они оставили пост, но, учитывая римскую дисциплину, это было немыслимо. Ведь есть мнение, что за оставление поста во время охраны какого-либо объекта стражник наказывался чрезвычайно жестоко: одежду виновного поджигали и его самого живым бросали в этот «костер»! Поэтому воины никак не могли бы проявить легкомыслия, находясь на посту. Если бы весть о похищении усопшего дошла до Понтия Пилата и он поверил бы в кражу, то обязательно должен был бы их казнить. Правда, иудеи пообещали стражам, что все уладят. Будучи людьми хитрыми, они, наверное, предполагали, что или дадут Пилату денег, или сделают ему подарок, или еще как-нибудь на него повлияют: «Вы-де не бойтесь, мы все уладим. Вы только скажите так, как мы просим, а остальное мы возьмем на себя». На самом же деле они могли пообещать, а впоследствии ничего не сделать, ведь для них главным было распространение слухов. А возможно, иудеи действительно были заинтересованы в том, чтобы расследования не проводилось и не было доказано, что воины солгали, а потому они и все уладили.
Насколько невероятно то, что Спасителя украли, мы видим и из предыдущего повествования. Сами ученики недоумевали о том, где могло быть тело Господа. Кроме того, если они в страхе сидели взаперти, то как же могли прийти ко гробу, где находилась стража? Женщины, возможно предполагая, что к ним будут относиться не так жестоко, как к мужчинам, а по обычаю гораздо снисходительнее, осмелились это сделать, мужчины же сидели при закрытых дверях. Если принять во внимание строгую римскую дисциплину и то, что ученики опасались преследования не только от римлян, но и вообще от всех иудеев, то как можно предположить, чтобы они совершили такой дерзкий поступок?! Возможно, их и не трогали только потому, что считали это уже совершенно бессмысленным и думали, что ученики Спасителя сами собой рассеются и все это очень быстро прекратится.
Теперь перейдем к описанию явления Воскресшего Господа двум ученикам на пути в Эммаус, которое произошло в то же воскресенье, девятого апреля (вообще, все эти события совершались в течение одного дня, с утра до позднего вечера). Итак, Марк говорит об этом явлении очень кратко: «После сего явился в ином образе двум из них на дороге, когда они шли в селение» (Мк.16:12). А евангелист Лука рассказывает о том же подробнее: «В тот же день двое из них шли в селение, отстоящее стадий на шестьдесят от Иерусалима, называемое Эммаус; и разговаривали между собою о всех сих событиях. И когда они разговаривали и рассуждали между собою, и Сам Иисус, приблизившись, пошел с ними. Но глаза их были удержаны, так что они не узнали Его» (Лк.24:13–16). Каким образом их глаза «были удержаны»? Мы можем только догадываться, было ли это сверхъестественным действием или, как я говорил относительно Марии Магдалины, они просто не могли предположить, что Человек, Который шел с ними, – это Сам Воскресший из мертвых Спаситель, иначе говоря, оживший мертвец.
«Он же сказал им: о чем это вы, идя, рассуждаете между собою, и отчего вы печальны? Один из них, именем Клеопа, сказал Ему в ответ: неужели Ты один из пришедших в Иерусалим не знаешь о происшедшем в нем в эти дни?» (Лк.24:17–18). По Преданию, вторым путником, хотя имя его здесь и не названо, был сам евангелист Лука. «И сказал им: о чем? Они сказали Ему: что было с Иисусом Назарянином, Который был пророк, сильный в деле и слове пред Богом и всем народом; как предали Его первосвященники и начальники наши для осуждения на смерть и распяли Его. А мы надеялись было, что Он есть Тот, Который должен избавить Израиля; но со всем тем, уже третий день ныне, как это произошло. Но и некоторые женщины из наших изумили нас: они были рано у гроба и не нашли Тела Его и, придя, сказывали, что они видели и явление ангелов, которые говорят, что Он жив. И пошли некоторые из наших ко гробу и нашли так, как и женщины говорили, но Его не видели» (Лк.24:19–24). Посмотрите: за полдня весть о событиях распространилась среди всех учеников, и эти два путника – Клеопа и, предположительно, Лука уже знали обо всем, что произошло. Хотя Самого Господа они еще не видели, но им было известно и о явлении ангелов, и о том, что ученики увидели гроб пустым. Из этого можно понять, как живо ученики на все реагировали, как они всем происходящим интересовались, как сильно переживали. Нельзя сказать, что для них все уже было в прошлом, что их уже ничто особенно не волновало, а если нечто и потрясало, то скорее только воспоминаниями. Нет, они переживали и никак не могли успокоиться. Их душевная борьба имела необыкновенную, непостижимую для нас силу, они испытывали сильнейшие душевные мучения.
«Тогда Он сказал им: о, несмысленные и медлительные сердцем, чтобы веровать всему, что предсказывали пророки! Не так ли надлежало пострадать Христу и войти в славу Свою? И, начав от Моисея, из всех пророков изъяснял им сказанное о Нем во всем Писании. И приблизились они к тому селению, в которое шли; и Он показывал им вид, что хочет идти далее» (Лк.24:25–28). Конечно, Господь делал это для того, чтобы обнаружилось их произволение, чтобы они Его удержали.
«Но они удерживали Его, говоря: останься с нами, потому что день уже склонился к вечеру. И Он вошел и остался с ними. И когда Он возлежал с ними, то, взяв хлеб, благословил, преломил и подал им» (Лк.24:29–30). Вы, конечно, знаете, что в те времена вкушали пищу в полулежачем положении. И вот, Он возлег с ними. Пища же у них была, вероятно, довольно скромная, ведь сбережения, которые ученики Спасителя накопили благодаря пожертвованиям во время Его проповеди, наверное, уже иссякали. (Можно вспомнить, например, повествование евангелиста Иоанна о том, как апостолы были вынуждены сами ловить рыбу, для того чтобы у них была пища.) Поэтому за трапезой был хлеб, может быть, что-либо еще. «И когда Он возлежал с ними, то, взяв хлеб, благословил, преломил и подал им. Тогда открылись у них глаза, и они узнали Его. Но Он стал невидим для них» (Лк.24:30–31). Почему в тот момент они узнали Его? Есть два основных предположения. Во-первых, вероятно, их сердец коснулось сверхъестественное Божественное действие, а во-вторых, преломляя хлеб, Спаситель, возможно, сказал какую-то хорошо знакомую апостолам молитву, которую всегда обычно говорил. По этому обстоятельству, ставшему для них за несколько лет постоянного пребывания с Господом привычным, они и поняли, что перед ними – Воскресший из мертвых Иисус. Но тут же Спаситель стал невидим. Между этими двумя версиями нет больших противоречий, они могут и совмещаться.
«И они сказали друг другу: не горело ли в нас сердце наше, когда Он говорил нам на дороге и когда изъяснял нам Писание?» (Лк.24:32). Удивительная подробность, очень понятная в особенности для тех, кто по крайне мере теоретически знаком с благодатными ощущениями, которые испытываются людьми, занимающимися умным деланием – Иисусовой молитвой. «Не горело ли в нас сердце наше…» Эти слова означают, что в то время, когда ученики беседовали с Господом, благодать так объяла их сердца, что им казалось, будто они горят, – как бы некий невещественный огонь воспламенял их изнутри. Но ведь мы также, когда хотя бы немного углубляемся в молитву (может быть, и не всем знакомо это в полной мере), чувствуем в своем сердце некое тепло. Об этом много пишут различные подвижники благочестия. При молитве же глубокой и чрезвычайно внимательной и мы, действительно, можем испытывать то же, что испытали в то время апостолы – сердце наше будет словно гореть, объятое огнем. Одному подвижнику даже было во сне такое видение: он увидел свое сердце, охваченное пламенем.
Итак, евангелист Марк кратко продолжает: «И те, возвратившись, возвестили прочим; но и им не поверили» (Мк.16:13). А Лука говорит несколько подробнее: «И, встав в тот же час, возвратились в Иерусалим и нашли вместе одиннадцать апостолов и бывших с ними, которые говорили, что Господь истинно воскрес и явился Симону. И они рассказывали о происшедшем на пути, и как Он был узнан ими в преломлении хлеба» (Лк.24:33–35). Может быть, Луке и Клеопе не поверили какие-то другие ученики, а возможно, все они приняли на веру явление Воскресшего Спасителя Петру, но почему-то не захотели поверить тому, что видели эммауские путники (например, им могло показаться сомнительным, что Спаситель вдруг стал невидим). Хотя в повествовании Луки и не говорится о том, что их слова не были приняты на веру, но, исходя из психологических соображений, мы должны понимать, что поверить столь необыкновенным вещам было чрезвычайно трудно, и поэтому ученики Спасителя, конечно, колебались. Чему-то они верили, чему-то нет, или в какой-то момент вера в них появлялась, а в какой-то пропадала, – то есть не в одном человеке, а в целом обществе учеников, хотя и сравнительно небольшом, происходила душевная борьба. Вероятно, были какие-то споры, возражения. Мы видим, что многие из апостолов сначала не имели веры, а Фома вообще категорично сказал, что не поверит до тех пор, пока не вложит своей руки в раны Спасителя. Значит, полного единодушия после Воскресения Господа, и в особенности в самый первый день, среди учеников не было. Сегодня нас иногда обвиняют в том, что мы верим в нечто небывалое, принимаем, как легкомысленные дети, нечто невозможное, сказку, миф. Однако мы видим, как тяжело давалась вера первым ученикам Спасителя, и это должно расположить нас к искреннему, непредвзятому восприятию вести о Воскресении Христовом.
Марк продолжает: «Наконец, явился самим одиннадцати, возлежавшим на вечери, и упрекал их за неверие и жестокосердие, что видевшим Его воскресшего не поверили» (Мк.16:14). Лука же рассказывает, как все произошло, опять подробнее. Если доверять последовательности событий, в которой они описываются в его Евангелии, то это случилось сразу после рассказа эммауских путешественников. В «Синопсисе» эта главка называется: «Явление Воскресшего Господа ученикам без Фомы, Иерусалим, воскресение, 9 апреля 30 г.». «Когда они говорили о сем, Сам Иисус стал посреди них и сказал им: мир вам. Они, смутившись и испугавшись, подумали, что видят духа» (Лк.24:36–37). Смотрите, только что рассказывали о явлении Воскресшего Христа Петру, совсем недавно Лука и Клеопа сами приняли хлеб из рук Спасителя (ведь то, что Он преломил хлеб и дал им, произошло также неслучайно: взяв хлеб и, может быть, прикоснувшись к Его перстам и ладоням, они убедились в том, что это не призрак, не дух, а облеченный в плоть человек), и тут же – опять сомнение, продолжение внутренней борьбы.
«Они, смутившись и испугавшись, подумали, что видят духа. Но Он сказал им: что смущаетесь, и для чего такие мысли входят в сердца ваши?» (Лк.24:37–38). Интересно, что в греческом тексте сказано не «для чего такие мысли входят», а «почему такие мысли восходят в сердцах ваших». Это более соответствует учению Евангелия о том, что «из сердца исходят помышления злая» (Мф.15:19): не входят, а именно исходят.
«Посмотрите на руки Мои и на ноги Мои; это Я Сам; осяжите Меня и рассмотрите; ибо дух плоти и костей не имеет, как видите у Меня» (Лк.24:39). Из повествования остается неясным, осязали ученики Господа или нет. Но судя по тому, что жены-мироносицы это сделали, а Мария Магдалина даже не хотела выпускать Его из своих объятий, нужно думать, что и апостолы, хотя и сдержаннее, тоже проявили вполне объяснимое любопытство и прикоснулись к Телу Спасителя. Но поскольку мужчины – люди более рациональные и сохраняют трезвость ума даже тогда, когда, может быть, это неуместно, Спаситель, желая окончательно их удостоверить, предлагает новое доказательство, уже не просто осязание, а нечто большее. «Посмотрите на руки Мои и на ноги Мои; это Я Сам; осяжите Меня и рассмотрите; ибо дух плоти и костей не имеет, как видите у Меня. И, сказав это, показал им руки и ноги. Когда же они от радости еще не верили и дивились [потому что трудно все это вместить], Он сказал им: есть ли у вас здесь какая пища? Они подали Ему часть печеной рыбы и сотового меда» (Лк.24:39–42). Ученики предложили Спасителю самую простую дешевую пищу, которая, собственно, только и могла у них быть: печеную рыбу (имеется в виду либо обычно испеченную, может быть даже без масла, либо жареную) и сотовый мед. Обратите внимание на такую интересную подробность. Обычно, когда едят мед в сотах, воск остается, и когда человек ест рыбу, то также всегда бывают остатки – косточки. И вот, лежавшие после трапезы Спасителя воск и косточки показывали, что Он действительно ел пищу; осязая ее остатки, можно было убедиться, что Он поистине был облечен плотью, что это был подлинный человек, а не только его душа.
«Они подали Ему часть печеной рыбы и сотового меда. И, взяв, ел пред ними» (Лк.24:42–43). Я думаю, что, когда Спаситель их уже покинул, ученики (хотя им и не верилось), взирая на остатки пищи, вновь и вновь возвращались к мысли о том, что Воскресение все же в действительности произошло, несмотря на всю невероятность этого события.
«И сказал им: вот то, о чем Я вам говорил, еще быв с вами, что надлежит исполниться всему, написанному о Мне в законе Моисеевом и в пророках и псалмах. Тогда отверз им ум к уразумению Писаний» (Лк.24:44–45). Спаситель «отверз им ум к уразумению Писаний» уже только после того, как самим Своим явлением и сопутствующими ему жизненными доказательствами – осязанием Его Тела и вкушением пищи – удостоверяет их в подлинности Своего Воскресения. Ведь что за польза от отвлеченного восприятия чего-либо, если человек сам не был тому свидетелем? Или же Он «отверз им ум к уразумению Писаний» только после их удостоверения в подлинности Его Воскресения потому, что они тогда приобрели некоторую веру? Когда у них появилась вера, тогда уже можно было изъяснять Писания.
«И сказал им: так написано, и так надлежало пострадать Христу, и воскреснуть из мертвых в третий день, и проповедану быть во имя Его покаянию и прощению грехов во всех народах, начиная с Иерусалима. Вы же свидетели сему. И Я пошлю обетование Отца Моего на вас; вы же оставайтесь в городе Иерусалиме, доколе не облечетесь силою свыше» (Лк.24:46–49). Смысл слов Спасителя, видимо, такой: вы свидетели не потому, что понимаете Писание, а потому, что самым грубым образом, при помощи чувства осязания, убедились в подлинности Моего Воскресения.
А вот рассказ о том же событии евангелиста Иоанна: «В тот же первый день недели вечером, когда двери дома, где собирались ученики Его, были заперты из опасения от Иудеев, пришел Иисус, и стал посреди, и говорит им: мир вам! Сказав это, Он показал им руки и ноги и ребра Свои. Ученики обрадовались, увидев Господа» (Ин.20:19–20). Составитель «Синопсиса» предполагает, что это – разные описания одного и того же события. Действительно, они похожи, только евангелист Иоанн добавляет, что это произошло уже вечером. И неудивительно, ведь тогда, когда еще в Эммаусе ученики приглашали Господа вкусить с ними пищу, день уже склонялся к вечеру. Затем они должны были еще вернуться в Иерусалим – значит, вечер был уже сравнительно поздний. Поэтому в нашем православном богослужении это событие, явление Воскресшего Спасителя Своим ученикам, по традиции вспоминается во время Пасхальной вечерни – очень умилительной службы, на которой читается Евангелие от Иоанна.
«Иисус же сказал им вторично: мир вам! как послал Меня Отец, так и Я посылаю вас. Сказав это, дунул, и говорит им: примите Духа Святаго. Кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся» (Ин.20:21–23). Этим дуновением Господь наш Иисус Христос восстанавливает учеников в апостольском служении, возвращает им благодать, утерянную ими по причине их малодушия во время Его страданий. Очевидно, что власть прощать грехи можно было даровать лишь людям снисходительным, сочувствующим человеческим немощам. Ученики, проявив собственную немощь в бегстве и даже в отречении, уже должны были быть способными не злоупотреблять этим даром, то есть должны были иметь ту снисходительность, которая нужна человеку, для того чтобы вести немощных, грешных людей ко спасению. Поэтому Господь и дарует им благодать «вязать и решить» лишь тогда, когда они смирились через собственное падение.
Нужно обратить внимание на слова Спасителя «мир вам». В тот момент они имели особенное значение, потому что в душах учеников была страшная мука, можно сказать, еще продолжалась гефсиманская ночь. Мировая скорбь овладела их сердцами, они переживали такие непостижимые душевные страдания, которых мы не в силах даже представить. Может быть, лишь некоторые подвижники, испытываемые Божиим Промыслом в борьбе с грехом, до какой-то степени ощущают то, что чувствовали тогда апостолы. Поэтому когда Господь, являясь им, говорил: «Мир вам!» или: «Радуйтесь!», то вполне обычные приветствия приобретали особенно глубокий смысл. Хотя, конечно, не только сами слова умиротворяли души учеников, но и та благодать, которая исходила из уст Спасителя.
«Фома же, один из двенадцати, называемый Близнец, не был тут с ними, когда приходил Иисус» (Ин.20:24). Этим заканчивается повествование о событиях первого дня – воскресения, 9 апреля, 30 года.
Сейчас мы переходим к рассказу о явлении Господа ученикам в присутствии Фомы. Это также происходило в Иерусалиме, в воскресенье, 16 апреля 30 года. «Другие ученики сказали ему [то есть Фоме]: мы видели Господа. Но он сказал им: если не увижу на руках Его ран от гвоздей, и не вложу перста моего в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в ребра Его, не поверю» (Ин.20:25). Фома проявил, так сказать, категоричное неверие: «Что бы вы ни рассказывали мне о явлении Воскресшего Спасителя и ангелов, – я, после всего того, что было, этого не приму до тех пор, пока собственными руками ни осяжу Его раны». Иными словами: «Я поверю тогда, когда не только увижу явившегося мне Спасителя, но и сам Его осяжу. Лишь осязание может окончательно меня убедить. А вдруг это просто похожий на Него человек? Или, может быть, это видение?» Конечно, мы можем только догадываться, что думал апостол Фома. Однако он хотел не только увидеть или услышать Господа, но и осязать, причем именно раны Его, чтобы убедиться, что перед ним Тот Самый Иисус, Который был распят и прободен копьем в ребра. Обратите внимание на то, что апостол Фома знал о прободении Спасителя копьем после Его смерти на Кресте, хотя и не присутствовал при Распятии. Значит, ученики общались друг с другом и рассказывали обо всем том, что произошло в последние дни. Как мы видим из рассказа эммауских путников Спасителю и со слов Фомы, вести об этом быстро распространялись и становились всем известны.
«После восьми дней опять были в доме ученики Его, и Фома с ними. Пришел Иисус, когда двери были заперты, стал посреди них и сказал: мир вам!» (Ин.20:26). Когда я говорил о явлении Господа ученикам в первый раз, я упустил одну подробность из Евангелия от Иоанна. Лука этого не указывает, а Иоанн замечает, что Спаситель явился при запертых дверях. Понятно, что это должно было вызвать в апостолах какое-то смущение. Как человек, облеченный в плоть, может проходить через запертую дверь? Поэтому для них было необходимо еще большее удостоверение, через вкушение пищи. И теперь, для уверения Фомы, Спаситель также явился при запертых дверях. Страх учеников еще не прошел, они боялись преследования от иудеев и потому запирались, пуская только тех, кого хорошо знали.
«Пришел Иисус, когда двери были заперты, стал посреди них и сказал: мир вам! Потом говорит Фоме: подай перст твой сюда и посмотри руки Мои; подай руку твою и вложи в ребра Мои; и не будь неверующим, но верующим» (Ин.20:26–27).
«Потом говорит Фоме: подай перст твой сюда и посмотри руки Мои; подай руку твою и вложи в ребра Мои; и не будь неверующим, но верующим» (Ин.20:27). Евангелие не сообщает нам о том, сделал ли это Фома или нет. Впрочем, евангелисты вообще часто не рассказывали о событиях до конца, так как само собой подразумевалось, что все было исполнено, потому что являлось приказанием Самого Спасителя. Например, апостолу Петру было велено поймать удочкой рыбу, найти у нее во рту золотую монету и пожертвовать ее на храм. Не говорится, сделал это Петр или нет, но, конечно, подразумевается, что он это совершил. Так же, я думаю, и здесь. Если сопоставить предыдущее категоричное выражение Фомой своего неверия и теперешнее его восклицание, то станет ясно, что хотя в Евангелии прямо и не говорится о том, что Фома прикоснулся к ранам Спасителя, но все же имеется в виду, что он осмелился совершить этот дерзкий поступок. Обратите внимание: раны от гвоздей были столь большими, что в них можно было вместить палец. Это вполне соответствует тому, что происходило при Распятии. А в ребра Фома мог вложить уже свою руку. Действительно, наконечник копья римских воинов был таким, что в рану от удара им можно было вложить ладонь мужской руки, никак ее не сгибая. Копье в то время было страшным оружием, которым римские воины владели в совершенстве. Из Предания известно, что Спаситель был прободен с правой стороны, но так, что копье, пройдя через внутренности тела, пронзило сердце Господа. У римских воинов этот удар был хорошо натренирован, потому что обычно левая сторона груди у них закрывалась щитом, а правая оставалась более уязвимой, и оттого они учились наносить смертельный удар в сердце врага именно с правой стороны. Как раз это губительное мастерство и было использовано тогда, когда воины удостоверялись в смерти Спасителя: Ему был нанесен, как бы мы сейчас сказали, «контрольный удар». Это было сделано воинами для того, чтобы доложить начальству о подлинности Его смерти и больше никак в ней не удостоверяться. Рана же оказалась столь большой, что Фома смог вложить в нее свою руку. Я думаю, что хотя ему, может быть, и было страшно, но он не мог этого не сделать. Его необыкновенное желание убедиться самому, жажда узнать истину заставили его совершить столь дерзкий поступок.
«Фома сказал Ему в ответ: Господь мой и Бог мой!» (Ин.20:28). Он видит перед собой Человека – и называет Его Богом. Если слова «Сын Божий» в исповедании Нафанаила: «Ты Сын Божий, Ты Царь Израилев» (Ин.1:49), еще и могли предполагать какой-то переносный смысл, то слова Фомы, сказанные в данный момент: «Господь мой и Бог мой», – никакой двусмысленности уже не допускают. То есть Фома, проявив хотя и искреннее, но все же неверие, получил удостоверение столь сильное, что понял: Воскресший из мертвых Иисус – это не просто пророк или усыновленный Богу праведник, а Сам Бог.
«Иисус говорит ему: ты поверил, потому что увидел Меня; блаженны не видевшие и уверовавшие» (Ин.20:29). Господь хвалит тех, кто уверовал, не проявив такого, невероятного теперь, любопытства, хвалит за то, что они, хотя и не видели сами, но приняли истину с чужих слов. Однако мы должны понимать, что вместе с Фомой мы все, так сказать, вложили свою руку в ребра Спасителя. Фома был таким же человеком, как и мы, ему свойственны были те же переживания и сомнения, что и нам, мы ничем от него не отличаемся. Поэтому раз уверовал апостол Фома, то и мы, хотя и не видели, тоже должны уверовать. Если нас сильно одолевают сомнения, вспомним о Фоме, о том, что он дерзнул и саму руку вложить в ребра Господа, в Его страшную рану.
Теперь перейдем к следующему событию. Далее в «Синопсисе» мы читаем: «Явление Господа при море Тивериадском. Восстановление Петра в апостольском достоинстве». Точная дата этого события неизвестна, но, конечно, оно произошло в том же году, в один из сорока дней от Пасхи до Вознесения. «После того опять явился Иисус ученикам Своим при море Тивериадском. Явился же так: были вместе Симон Петр, и Фома, называемый Близнец, и Нафанаил из Каны Галилейской, и сыновья Зеведеевы, и двое других из учеников Его» (Ин.21:1–2). Спаситель сказал ученикам, чтобы они встречали Его в Галилее, и, видимо, апостолы путешествовали там, твердо веря Господу, что в тот или иной момент Он обязательно им явится, хотя и не знали точно, когда это должно произойти. В какой-то момент им понадобилось приобрести себе пищу, а денег у них, наверное, к тому времени уже никаких не было, из ремесел же они знали только одно – рыбную ловлю.
«Симон Петр говорит им: иду ловить рыбу. Говорят ему: идем и мы с тобою. Пошли и тотчас вошли в лодку, и не поймали в ту ночь ничего. [Считается, что ночная ловля должна быть более успешной, чем дневная, по крайней мере некоторые виды рыб ловятся лучше именно ночью.] А когда уже настало утро, Иисус стоял на берегу; но ученики не узнали, что это Иисус. Иисус говорит им: дети! есть ли у вас какая пища? Они отвечали Ему: нет» (Ин.21:3–5). Обратите внимание на необыкновенную, нежную и кроткую любовь Спасителя. Он обращается к ним со столь ласковыми словами: «Дети! Есть ли у вас какая пища?» Они отвечали Ему: «Нет». Господь сделал вид, будто бы нуждается в пище, и ученики, возможно, подумали, что Он просит у них что-нибудь поесть. Конечно, Господь, как Всеведущий, Сам знал обо всем, но Ему было нужно, чтобы апостолы, дав такой ответ, вполне осознали, что ничего не имеют.
«Он же сказал им: закиньте сеть по правую сторону лодки, и поймаете. Они закинули, и уже не могли вытащить сети от множества рыбы» (Ин.21:6). Спаситель повторяет то чудо, которое было совершено Им во время призвания к апостольскому служению Петра, Андрея, Иакова и Иоанна. Повторяет, чтобы напомнить им, что Он есть Тот Самый, Который когда-то их призвал, – Иисус, воскресший из мертвых.
И «тогда ученик, которого любил Иисус [то есть Иоанн Богослов, проявивший проницательность и сердечную чуткость], говорит Петру…». Говорит он именно Петру потому, что тот был его ближайшим другом, с которым, будучи всегда рядом, он всем делился, с которым они постоянно друг о друге заботились. «Говорит Петру: это Господь. Симон же Петр, услышав, что это Господь, опоясался одеждою, – ибо он был наг, – и бросился в море» (Ин.21:7). Ловля рыбы происходила ночью, место было, наверное, пустынное, и для того чтобы во время этого, хотя и безуспешного, лова, ему ничто не мешало, Петр трудился нагим. После слов Иоанна он также не стал одеваться, а только опоясался, чтобы лишь несколько прикрыть свою наготу. Конечно, он не смог утерпеть и, проявив свою обычную порывистость, не дожидаясь, пока остальные ученики приплывут на лодке с сетью, полной рыбы, бросился в озеро и достиг берега. Между прочим, здесь уместно вспомнить эпизод с чудесным шествием Спасителя по воде, когда Петр попросил Господа о том, чтобы к Нему прийти, а потом, убоявшись сильного ветра, стал тонуть. Если сопоставить эти два события, можно сделать вывод, что он стал тонуть не от неискусности в плавании, а оттого, что буря была столь великой и страшной, что даже человек чувствующий себя в водной стихии вполне легко должен был бы погибнуть. Да пожалуй, и странно было бы подумать о том, что рыбаки не умели плавать, ведь они с юности всю свою жизнь проводили на воде.
«А другие ученики приплыли в лодке, – ибо недалеко были от земли, локтей около двухсот, – таща сеть с рыбою. Когда же вышли на землю, видят разложенный огонь и на нем лежащую рыбу и хлеб» (Ин.21:8–9). Получается, что практического значения ловля рыбы не имела, что она служила только для удостоверения учеников. Каким-то непостижимым для нас образом Господь уже приготовил и рыбу, и хлеб для того, чтобы накормить апостолов так, как кормил иудеев манной в пустыне. Может быть, Он чудесно сотворил пищу из ничего, а может быть, перенес ее из другого места, как были перенесены для израильтян перепела, а потом Сам развел огонь и все приготовил, позаботившись об учениках так, как отец или мать заботятся о своих детях.
«Иисус говорит им: принесите рыбы, которую вы теперь поймали» (Ин.21:10). Сказал Он так, конечно, не потому, что рыбы, которая пеклась в то время на огне, было недостаточно (было бы странно, если бы у Спасителя не хватило рыбы для насыщения всех), но для того, чтобы они самим видом этого улова удостоверились в реальности чуда. Тогда Петр также, не пренебрегая возможностью помочь своим товарищам, пошел и стал вытаскивать сеть. «Симон Петр пошел и вытащил на землю сеть, наполненную большими рыбами, которых было сто пятьдесят три; и при таком множестве не прорвалась сеть» (Ин.21:11). Почему число указано столь точно? Некоторые видят в этом какую-то аллегорию, и я не буду категорически отрицать ее возможность. Однако вспомним, что и во время повествования о случаях чудесного умножения Спасителем хлебов и насыщения тысяч людей евангелисты указывают и сколько было алчущих, и сколько было хлебов и рыбы, и сколько набралось от них остатков (укрух, как сказано по-славянски). Все это было подсчитано не ради какой-то аллегории, а для того чтобы ученики, так сказать, ощутили все это своими руками и поняли реальность события, как бы осязали величие чуда. Подобное произошло и сейчас. «Сто пятьдесят три рыбы, и притом не прорвалась сеть», – замечает евангелист Иоанн, который сам был рыбаком и для которого подобное обстоятельство было удивительным. По его мнению, сеть обязательно должна была прорваться, и то, что этого не произошло, также само по себе являлось чудом. «Иисус говорит им: придите, обедайте. Из учеников же никто не смел спросить Его: кто Ты?, зная, что это Господь» (Ин.21:13). Зачем приведена такая подробность? Возможно, во внешности Спасителя произошло какое-то изменение, а может быть, евангелист, делая такое замечание, желает показать нам, что для всех было очевидным, что это Сам Иисус. По причине этого чуда и, может быть, того, что они узнали Его, никто уже не спрашивал, кто это такой, не требовал никакого удостоверения. Здесь, в отличие от случая с явлением Спасителя еммаусским путникам, когда Лука и Клеопа не сразу поняли, что перед ними Сам Господь, Он открылся ученикам тотчас же, как они вытащили рыбу на берег. Никто больше не сомневался и ни о чем не расспрашивал.
«Иисус говорит им: придите, обедайте. Из учеников же никто не смел спросить Его: кто Ты?, зная, что это Господь. Иисус приходит, берет хлеб и дает им, также и рыбу. Это уже в третий раз явился Иисус ученикам Своим по воскресении Своем из мертвых» (Ин.21:12–14). Может быть, Спаситель и Сам разделял с ними трапезу, а если и нет, то все равно она так же, как и рыбная ловля, имела целью удостоверить учеников. Ведь, беря рыбу и хлеб и раздавая их апостолам, Господь мог, как это обычно бывает, нечаянно прикасаться к ним Своими руками, а если этого и не произошло, то все же ученики, получая пищу из Его рук и вкушая ее, чувствовали ее вещественность и потому уже никак не могли сомневаться в подлинности Его воскресения и явления во плоти. «Это уже в третий раз явился Иисус ученикам Своим по воскресении Своем из мертвых. Когда же они обедали, Иисус говорит Симону Петру: Симон Ионин! любишь ли ты Меня больше, нежели они?» (Ин.21:14–15) В этих словах заключался, наверное, и какой-то упрек, ведь раньше Петр думал, что он любит Господа больше, чем прочие апостолы. Кроме того, это было сказано при нескольких учениках и, мне кажется, Петр должен был смутиться от этого намека на то, что нельзя считать себя в чем-либо лучше других. Он полагал, что он лучше, сказал, что если и все отрекутся, то он – никогда, а как раз он и отрекся. Остальные хотя и смалодушествовали, но по крайней мере не отрекались, а он проявил самоуверенность, чувство превосходства и пал ниже других. Господь, не желая в полной мере его обвинять, не желая ранить, лишь делает ему на это намек. «Симон Ионин, любишь ли ты Меня больше, нежели они? Петр говорит Ему: так, Господи! Ты знаешь, что я люблю Тебя» (Ин. 21, 15). Он не говорит уже: «Да, я люблю Тебя, действительно, больше, чем они!» – а лишь подтверждает то, что он Его любит. «Иисус говорит ему: паси агнцев моих. Еще говорит ему в другой раз: Симон Ионин! любишь ли ты Меня? Петр говорит Ему: так, Господи! Ты знаешь, что я люблю Тебя. Иисус говорит ему: паси овец моих. Говорит ему в третий раз: Симон Ионин! любишь ли ты Меня? Петр опечалился, что в третий раз спросил его, любишь ли Меня? и сказал Ему: Господи! Ты все знаешь, Ты знаешь, что я люблю Тебя. Иисус говорит ему: паси овец Моих» (Ин.21:15–17). Таким троекратным вопрошением о любви и повелением «пасти овец» Спаситель без всякого обличения или упрека опять возводит Петра в прежнее апостольское достоинство, утерянное им во время троекратного же отречения. Он не подвергает его наказанию по той причине, что величайшие душевные муки ученика уже являлись самым сильным наказанием, гораздо более страшным, чем какое-либо внешнее. «Петр опечалился, что в третий раз спросил его, любишь ли Меня? и сказал Ему: Господи, Ты все знаешь, Ты знаешь, что я люблю Тебя» (Ин.21:17). Опечалился он потому, что двукратный вопрос еще как-то можно было посчитать за случайность, а в троекратном слышался уже некий невысказанный упрек, призыв к смирению. Однако в ответ Петр говорит слова совсем простые, показывающие (конечно нам, а не Спасителю) все его внутреннее состояние: «Господи, Ты все знаешь [то есть Ты знаешь, что внутри моей души, в моем сердце], Ты знаешь, что я люблю Тебя». Иисус говорит ему: «Паси овец моих». И далее Он предсказывает Петру его страдальческую кончину, то, что впоследствии он проявит твердость, мужество и пострадает за Господа, хотя недавно, пообещав умереть за Спасителя, и проявил малодушие. «Истинно, истинно, говорю тебе: когда ты был молод, то препоясывался сам и ходил, куда хотел, а когда состаришься, то прострешь руки твои, и другой препояшет тебя, и поведет, куда не хочешь. Сказал же это [добавляет евангелист Иоанн], давая разуметь, какою смертью Петр прославит Бога. И сказав сие, говорит ему: иди за Мною» (Ин.21:18–19). Из Предания известно, какой смертью апостол Петр прославил Бога: он был распят вниз головой, потому что сам не захотел быть распятым подобно Спасителю, считая себя недостойным даже в этом сравниться с Ним. Таким образом, он проявил необыкновенное, нечеловеческое мужество, преданность Господу и любовь к Нему. Это стало для него возможным, конечно, потому, что он имел благодать Божию, но не нужно забывать и о том, что благодать приходит и удерживается через смирение. Все то, что с нами происходит в различные периоды нашей жизни, со всеми апостолами произошло единовременно: они сначала смирились, познав свою немощь, а уже затем в день Пятидесятницы на них сошел Святой Дух. Не только благодаря своим добродетелям, но и благодаря смирению они стали способными принять Его в себя.
А мы переживаем то же самое в разное время своей жизни, с нами происходит это в зависимости от наших внутренних обстоятельств. Человек, смирившийся по-настоящему, осознавший свою немощь в высшей степени, способен выдержать любые искушения, хотя спасается он, конечно же, не самим смирением, а благодатью Божией, которую к себе через него привлекает. «И, сказав сие, говорит ему: иди за Мною. Петр же, обратившись, видит идущего за ним ученика, которого любил Иисус и который на вечери, приклонившись к груди Его, сказал: «Господи! кто предаст Тебя? Его увидев, Петр говорит Иисусу: Господи! а он что?» (Ин.21:19–21). Некоторые по неопытности считают, что Петр как бы упрекает Иоанна Богослова в следовании за ними, проявляет что-то вроде зависти, но это немыслимо. Мы видим, что апостолы Петр и Иоанн были дружны, и поэтому Петр, наоборот, желал, чтобы и Иоанн пошел вместе с ним, рядом с Господом. Но Спаситель требует беспрекословного послушания. «Иисус говорит ему: если Я хочу, чтобы он пребыл, пока приду, что тебе до того? ты иди за Мною» (Ин.21:22). Иными словами: «Не думай о нем, в данном случае дружба не должна препятствовать тебе в служении Господу». Действительно, мы видим, что обстоятельства разлучили апостолов Петра и Иоанна. По преданию, Иоанн пребывал с Божией Матерью вплоть до Ее Успения в Иерусалиме и на проповедь не выходил, а Петр, наоборот, много проповедовал сначала в Иерусалиме, а после изгнания из него – уже за пределами Палестины. «И пронеслось это слово между братиями, что ученик тот не умрет, но Иисус не сказал ему, что не умрет, но: если Я хочу, чтобы он пребыл, пока приду, что тебе до того?» (Ин.21:23). Поскольку евангелист Иоанн пережил всех апостолов и достиг глубокой старости, он был вынужден разубеждать своих учеников в том, что никогда не умрет. Его ученикам казалось так, может быть, потому что они считали, будто вот-вот должна наступить кончина мира и апостол будет жить вплоть до второго Христова пришествия. Иоанн, лично слышавший Господа, желал их в этом отношении успокоить, хотел устранить неправильное мнение о кончине мира (будто бы она должна наступить еще при его жизни), а потому он и останавливается на этих словах отдельно, разъясняя, что же означали они на самом деле.
Следующая главка «Синопсиса» называется так: «Благословение апостолов на проповедь по всему миру». Место: гора в Галилее. Дата: 30 г. (точное число неизвестно). Вот как повествует об этом евангелист Матфей: «Одиннадцать же учеников пошли в Галилею на гору, куда повелел им Иисус, и увидев Его, поклонились Ему, а иные усомнились. И приблизившись Иисус сказал им: дана Мне всякая власть на небе и на земле. Итак идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа, уча их соблюдать все, что Я повелел вам, и се, Я с вами во все дни до скончания века. Аминь» (Мф.28:16–20). В «Синопсисе» говорится: «Гора в Галилее», – но есть предположение, что на самом деле речь идет о малой Галилее. Жители Иерусалима называли так Елеонскую гору, потому что именно на ней останавливались галилеяне, когда приходили на поклонение в святой град Иерусалим. Конечно, категорически утверждать это мы не можем, однако очевидно, что такое мнение соответствует повествованию евангелиста Луки в Деяниях апостольских о том, что Господь вознесся именно с Елеонской горы, после произнесения примерно тех же самых слов. Это подтверждает предположение, что имеется в виду не подлинная Галилея, а так называемая малая Галилея на окраине Иерусалима. Мы видим, что даже теперь, перед самым Вознесением Спасителя, некоторые ученики все же сомневались в том, что перед ними Господь Иисус Христос, – так трудно им было вместить эту, казалось бы, простую, но столь невероятную истину! Господь сказал: «И се, Я с вами во все дни до скончания века». Как понимать эти слова? Господь пребывает с нами Своим Божеством, как вездесущий Сын Божий. Он проникает в наши души и сердца Своим Божественным действием, и мы явственно ощущаем Его присутствие. Однако Телом, как Человек, Он уже не с нами, а находится «одесную Отца»; об этом говорит евангелист Марк: «И так Господь, после беседования с ними, вознесся на небо и воссел одесную Бога. А они пошли и проповедовали везде при Господнем содействии и подкреплении слова последующими знамениями. Аминь» (Мк.16:19–20). Таким образом, Телом Господь пребывает одесную Бога, а Своим Божественным действием – с нами. Если мы живем по-евангельски, если, в особенности, правильно молимся, мы явственно и реально ощущаем Его присутствие, иногда, может быть, более близкое, чем присутствие рядом какого-либо человека.
Хотя, может быть, это и не совсем относится к теме нашей беседы, посвященной исключительно самому событию Воскресения Христова, но я думаю, что небесполезно будет рассказать немного и о смысле заповеди Спасителя относительно проповеди. «Итак, идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа…» Сказано «во имя», а не «во имена» и в то же время употреблено три наименования: «Отца, Сына и Святого Духа». Значит, здесь в кратчайшей форме нам открыта тайна единосущия Пресвятой Троицы. «Уча их соблюдать все, что Я повелел вам». Спаситель уже не излагает подробно Своего учения, потому что оно действием Святого Духа должно было быть воскрешено в памяти учеников. Но мы должны обратить внимание на следующее: крещение спасает не само по себе, а лишь при условии соблюдения всего заповеданного. Некоторые же пытаются кого-то крестить любой ценой и считают, что крещение обязательно этого человека спасет, Господь о нем позаботится вне зависимости от его жизни. Мы, к сожалению, неправильно делаем и то, что поминаем на службе людей, которые хотя и крещены, но не живут церковной жизнью. Это крещение не только не даст им никакой пользы, но и будет во осуждение. И святой Симеон Солунский считает, что поминовение на службе, в особенности за литургией, хотя и крещеных, но отпавших от Церкви людей приносит им не пользу, а вред. Так же и причащение человека недостойного служит ему не во спасение, а во осуждение.
Итак, крещение спасает не само по себе, а лишь при условии соблюдения всего того, чему учил Спаситель. Хотя, с другой стороны, без благодати крещения мы, разумеется, и вовсе не способны исполнить заповеди Божии, ведь даже при ее содействии это получается у нас должным образом не всегда, по причине нашей немощи и лукавства. Признаки же истинной веры указывает апостол Марк: «Идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари. Кто будет веровать и креститься, спасен будет, а кто не будет веровать, осужден будет. Уверовавших же будут сопровождать сии знамения: именем Моим будут изгонять бесов, будут говорить новыми языками, будут брать змей, и если что смертоносное выпьют, не повредит им; возложат руки на больных, и они будут здоровы» (Мк.16:17–18). Мы не должны оправдывать себя тем, что это сказано лишь апостолам. Если бы мы были подлинно верующими, то подобные знамения совершались бы и на нас. Мы знаем, что на протяжении многих веков существования Христианской Церкви всегда были люди, которые хотя и жили уже спустя столетия, даже тысячелетия после этого обетования Спасителя и проповеди апостолов, как, например, отец Иоанн Кронштадтский или Серафим Саровский, тем не менее совершали столь же великие знамения. Значит, эти знамения являются лишь признаком истинной веры. Конечно, я говорю это не к тому, чтобы мы сознательно стремились совершать чудеса, чтобы кто-то из нас пытался брать змей. Нет, но мы должны хотя бы только смириться и осознать свою немощь, свое убожество. Ведь и те, которые являли такие великие знамения, тоже не желали именно чудес, а хотели лишь приобрести истинную веру, чудеса же были явлением сопутствующим.
Нужно обратить внимание еще и на то, что слова Спасителя имеют в Евангелии от Марка приблизительно такой же смысл, как и в Евангелии от Матфея. «Кто будет веровать и креститься, спасен будет; а кто не будет веровать, осужден будет» (Мк.16:16). Это означает, что если ты будешь крещен, но не станешь веровать, крещение тебе не поможет (конечно, имеется в виду вера не только умственная, но и живая).
Окончание повествования о Воскресении взято в «Синопсисе» из первого послания апостола Павла к Коринфянам: «Ибо я первоначально преподал вам, что и сам принял, то есть что Христос умер за грехи наши, по Писанию, и что он погребен был, и что воскрес в третий день, по Писанию, что явился Кифе, потом двенадцати; потом явился более нежели пятистам братий в одно время, из которых большая часть доныне в живых, а некоторые и почили; потом явился Иакову, также всем апостолам, а после всех явился и мне, как некоему извергу» (1Кор.15:3–9). Из этого повествования мы видим, что Спаситель являлся, оказывается, многим людям. Про жен-мироносиц здесь не говорится, их было, может быть, около десяти, но сказано, что сначала Господь явился двенадцати апостолам, а потом – более чем пятистам братий «в одно время». Не совсем понятно, что имеется в виду под выражением «в одно время»: либо вообще период от Воскресения до Вознесения, либо то, что все эти люди были в тот момент вместе. «Из которых большая часть доныне в живых». В то время, когда апостол Павел писал это послание, большая часть учеников была еще жива, то есть оставалось очень много непосредственных свидетелей Воскресения. «А некоторые и почили. Потом явился Иакову, также всем апостолам». Что имеется в виду под «всеми апостолами», если только что говорилось о двенадцати? – Речь идет уже о семидесяти. Таким образом, если мы сложим даже лишь приблизительные числа всех тех, кто лично видел Господа, то получим довольно большую цифру: двенадцать и семьдесят апостолов, около десяти жен-мироносиц, пятьсот братий – итого около шестисот человек. Воскресшего Спасителя видели не один, не два человека, а около шестисот! Это очень много. После этого не верить – значит проявить совершенно грубый и ничем не обоснованный произвол: не хочу принимать, и все. Это подобно отречению от свидетельства о воскресении Христовом воинов, которые были подкуплены за какие-то гроши.
Далее в «Синопсисе» читаем: «Вознесение Господне. Гора Елеонская вблизи Вифании. Четверг, 18 мая 30 г.». Обратите внимание: о страдании и воскресении Спасителя все известно абсолютно точно – числа, месяц, связанные с этими событиями исторические лица, – и тем не менее люди не хотят верить. Да, это непостижимо, не вмещается в человеческий разум, но в то же время, раз есть свидетельства очевидцев и доказательства, сам факт нужно признать, хотя бы он был и невероятным. «И так Господь, после беседования с ними, вознесся на небо и воссел одесную Бога. А они пошли и проповедывали везде, при Господнем содействии и подкреплении слова последующими знамениями. Аминь» (Мк.16:19–20), – повествует евангелист Марк. Лука же добавляет: «И вывел их вон из города до Вифании и, подняв руки Свои, благословил их. И когда благословлял их, стал отдаляться от них и возноситься на небо. Они поклонились Ему и возвратились в Иерусалим с великою радостью. И пребывали всегда в храме, прославляя и благословляя Бога. Аминь» (Лк.24:52–53). Господь вознесся на Небо со Своим Телом. Что это значит? Это не проявление гнева и не отказ от спасения мира, нет. Но поскольку мир не принял Его учения, Он вознесся на небо и предоставил возможность – «историческую паузу» – для покаяния тем, кто еще захочет отозваться на проповедь, если не Его Самого, то Его учеников. В Вознесении Спасителя, наоборот, проявляется Его особенная милость к нам, а не отречение от мира, как может представиться кому-либо при поверхностном взгляде. Можно провести аналогию с событием исцеления гадаринского бесноватого. После того, как Господь его излечил, гадаринские жители, то ли боясь лишиться своего имущества, то ли по причине обиды из-за погибели их стада, упрашивали Спасителя от них уйти. Господь от них действительно ушел, однако оставил им исцелившегося бесноватого, который и проповедовал в Десятиградии о совершившемся чуде. Таким образом, вместо справедливого гнева и заслуженного ими наказания Спаситель явил гадаринским жителям лишь Свою любовь. Так же и в этом случае. Спаситель не был принят человечеством как в лице иудейского народа, так и в лице язычников (ведь и Понтий Пилат, и воины отвергли Его и несправедливо казнили), но вместо Самого Себя оставил Своих учеников, чтобы уже они проповедовали отказавшимся от Него людям и призывали их к покаянию.
Теперь перейдем к повествованию Деяний апостольских. «Первую книгу написал я к тебе, Феофил, о всем, что Иисус делал и чему учил от начала до того дня, в который Он вознесся, дав Святым Духом повеление апостолам, которых Он избрал, которым и явил Себя живым, по страдании Своем, со многими верными доказательствами, в продолжении 40 дней являясь им и говоря о Царствии Божием» (Деян.1:1–3). «Со многими верными доказательствами...» Конечно же, речь идет не о логических доказательствах, а, если можно так выразиться, о жизненных, ощутимых. «И, собрав их, Он повелел им: не отлучайтесь из Иерусалима, но ждите обещанного от Отца, о чем вы слышали от Меня, ибо Иоанн крестил водою, а вы, через несколько дней после сего, будете крещены Духом Святым. Посему они, сойдясь, спрашивали Его, говоря: не в сие ли время, Господи, восстановляешь царство Израилю?» (Деян.1:4–6). Ученики, еще не просвещенные Святым Духом, Который сойдет на них только через десять дней после Вознесения, в Пятидесятницу, размышляли по-человечески, думая, что над израильским народом, а может быть и над всем человечеством, будет установлено именно земное господство потомка пророка Давида – вечного Царя, Господа Иисуса Христа. Спаситель же отводит их от этой узкой, неправильной мысли. «Он же сказал им: не ваше дело знать времена или сроки, которые Отец положил в Своей власти [то есть по причине покаяния сроки эти могут быть увеличены, а по причине нерадения и развращенности – сокращены], но вы примете силу, когда сойдет на вас Дух Святый; и будете Мне свидетелями в Иерусалиме и во всей Иудее, Самарии и даже до края земли. Сказав сие, Он поднялся в глазах их, и облако взяло Его из вида их. И когда они смотрели на небо во время восхождения Его, вдруг предстали им два мужа в белой одежде и сказали: мужи Галилейские! что вы стоите и смотрите на небо? Сей Иисус, вознесшийся от вас на небо, придет таким же образом, как Вы видели Его восходящим на небо» (Деян.1:7–11). Это являлось, несомненно, потрясающим зрелищем: вдруг на глазах всех Господь стал подниматься и Его объяло облако. Конечно, это было не обыкновенное облако, а облако благодати, подобное тому, которое осенило на Фаворе апостолов и из которого слышался глас Небесного Бога Отца. Похожее облако и сейчас восхитило Господа Иисуса Христа, а ученики, наверное, долгое время, не один час, стояли на том месте и смотрели на небо. Потрясение всего их существа было столь сильным, что должны были явиться ангелы, чтобы их успокоить и повелеть им оттуда уйти.
Итак, отныне Господь пребывает Своей плотью на небесах, одесную Бога Отца, хотя, конечно, понимать это нужно образно. Бог не имеет никакого вида и является Существом бесконечным, совершенно неописуемым, Которое невозможно вообразить (а само слово «воображение» уже указывает на присутствие какого-то образа). Поэтому выражение «воссел одесную Бога» (наподобие того, как сидят с правой стороны от Царя) является лишь обозначением власти и величия, которые Господь воспринял по человечеству.
Однако же это не означает того, что если Господь наш Иисус Христос находится в непостижимом для нас горнем мире, то человеческая плоть Его каким-то образом изменилась, Он перестал быть в полной мере Человеком. Конечно, место Его пребывания расположено где-то вверху, и не в физическом пространстве. Для нас это является непостижимой тайной, однако она немного приоткрывалась тем, кто достигал столь высокого духовного состояния, что был восхищаем на небо, видел Господа, общался с Ним или даже Его осязал. Хотя это редчайшее явление, которого удостаиваются немногие и из святых, но бывает, что Спаситель является некоторым Своим ученикам и сейчас, как, например, преподобному Серафиму Саровскому. Во время литургии, когда дьякону положено говорить: «И во веки веков…», помавая орарем на народ, подвижник повернулся к народу и вдруг увидел Спасителя, стоящего на воздухе в сонме ангелов. Господь благословил всю находящуюся в храме братию и особо – отца Серафима, и это так потрясло преподобного, что он как бы окаменел и больше не мог продолжать службу. Его ввели в алтарь, где он около двух часов простоял то бледнея, то краснея, весь погруженный в себя, и только затем смог рассказать об этом явлении своим духовным руководителям. Подобное явление было и старцу Силуану Афонскому, который вместо изображения Спасителя на иконе увидел Самого живого Господа. Он говорил, что его исполнила такая благодать, что, если бы это видение продлилось еще мгновение, то он умер бы, человеческое естество этого бы не выдержало. Подобное было и с блаженным Нифонтом. Таким образом, мы должны верить, что Господь поистине пребывает на небесах со Своей пречистой Плотью.
Заключение повествования о Воскресении и Вознесении взято из Евангелия от Иоанна: «Много сотворил Иисус пред учениками Своими и других чудес, о которых не написано в книге сей. Сие же написано, дабы вы уверовали, что Иисус есть Христос, Сын Божий и, веруя, имели жизнь во имя Его» (Ин.20:30–31). Чтобы вы не только уверовали, но и, «веруя, имели жизнь во имя Его». Или, как дословно сказано по-гречески, «имели жизнь в имени Его». Это напоминает нам, а в особенности тем, кто занимается молитвой Иисусовой, о том, как мы должны жить – постоянно пребывая «в имени Его». Когда мы грешим, мы как бы выходим за пределы Его имени, а когда живем праведно, то находимся «в имени Его» – внутри Самого Господа. «Сей ученик и свидетельствует о сем, и написал сие, и знаем, что истинно свидетельство его. Многое и другое сотворил Иисус, но если бы писать о том подробно, то, думаю, и самому миру не вместить бы написанных книг». Действительно, евангелисты писали очень кратко, о каких-то чудесах они только упоминали, говоря лишь, что Господь исцелил множество больных, хромых и слепых. Я думаю, что опущено и много подробностей тех явлений Спасителя, которые были Его ученикам после Его Воскресения. Вот, например, апостол Павел говорит: «Потом явился более нежели пятистам братий в одно время», – и кроме такого краткого упоминания больше об этом явлении ничего не сказано. Если оно было даже однократным, подробности его также были бы интересны. А если здесь подразумеваются отдельные явления пятистам братьям в течение всего периода от Воскресения до Вознесения, то представьте себе, сколько могло бы быть разных интересных повествований, тем паче, если бы эти события описывались подробно!
«Многое и другое сотворил Иисус; но, если бы писать о том подробно, то, думаю, и самому миру не вместить бы написанных книг» (Ин.21:25). Даже если отнести эти слова апостола Иоанна Богослова лишь к событию Воскресения, они и то были бы справедливы. Тем более близки они к истине, если иметь в виду всю жизнь Спасителя, все бесчисленные, непостижимые, но, однако же, реальные чудеса, которые Он сотворил за время Своей проповеди.
Вопрос: Согласно Вашему толкованию слов Спасителя: «Не прикасайся ко Мне, ибо Я не восшел еще к Отцу Моему», получается, что эти слова были сказаны в утешение. Я же слышал такое мнение, что они являлись для Марии Магдалины запрещением, поскольку в ее объятиях было нечто чувственное. Она не понимала, Кто перед ней.
Ответ: Но почему же у Марии Магдалины нечто чувственное было, а у других жен-мироносиц – нет?! Только у нее одной?! И лишь ей было запрещено прикоснуться к Спасителю?! Однако евангелист Иоанн, наоборот, подробно рассказывает о том, что именно она первой или одной из первых увидела воскресшего Господа, и показывает ее трогательные и совершенно чистые чувства. Разве у нее могло быть что-то нечистое? Возможно, у нее было какое-то неверие, но ведь и у прочих апостолов оно тоже было. Для того Спаситель и разрешал прикасаться к Нему, чтобы укрепить в них веру.
Вопрос: Меня Ваше толкование очень удивило, я думала, что эти слова Господа являются порицанием.
Ответ: Почему же они должны быть порицанием? Ты, может быть, думала, что и слова апостола Петра выражают лишь зависть к апостолу Иоанну Богослову: «Зачем он идет за нами, пусть он от нас отойдет?»
Существуют, конечно, и некоторые другие, аллегорические, толкования, которые проводят аналогию между Марией Магдалиной и Евой, но я никаких аллегорических толкований не употреблял потому, что целью моей беседы было рассказать о Воскресении Христовом; это действительное событие я старался истолковывать буквально.
Вопрос: Блаженный Феофилакт говорит, что «другая Мария» или «Мария Иаковлева» – это Сама Богородица.
Ответ: Да, есть такая версия. Имеется в виду Иаков – сын Иосифа Обручника. Но поскольку это мнение основано только на догадке, я считаю, что оно, хотя содержится и в «Синаксаре», все же маловероятно. Можно вспомнить задостойник Пасхи: «Ангел вопияше Благодатней: Чистая Дево, радуйся, и паки реку, радуйся. Твой Сын воскресе тридневен от гроба». Из этих слов следует, что Ангел возвестил Божией Матери о Воскресении отдельно. Хотя, с другой стороны, он мог возвестить, конечно, и тогда же, когда и прочим женам-мироносицам…